Слово за последним

Родные стены теперь не кажутся безопасными. Более неприятными и доставляющими ощутимый дискомфорт. Тарталья кукожится, ощущая неприятную зябкость и холод квартиры, впивающийся в кожу. Босые ноги оставляют мокрые следы на паркете и невольно думается случайно поскользнуться, удариться затылком и отключиться. Постель мягкая родная. Единственный островок тепла, который не стал чем-то отталкивающим и мерзким. Одеяло большое. Оно приятно согревает остывшую кожу и расшатанную душу. В голове ничего. Пустота опять застелила собой все думательное пространство, крепко вцепилось в мозг, не давая выбраться. Наверное, не стоит себя так вести. Но ничего не остается кроме этого варианта. Думать не хочется. Хочется, только, лечь, прижать коленки к груди и обнять ноги руками, забросив на себя одеяло с головой. Хочется быть в анабиозе. Лежать в жидком вакууме и пустым взглядом сверлить впереди дырку. Рядом приземляется что-то небольшое, но весомое. Парень медленно переводит взгляд, оттягивая одеяло от подбородка. Мертвая туша достаточно крупной крысы уткнулась мордой в соседнюю подушку. Местами шерсть склеилась из-за непонятной слизи, а хвост выглядел располосованным убожеством, а не частью анатомии грызуна. Не пожалев подушку, он скинул животного со всей скоростью, что у него была. Крыс не было никогда и подавно не водилось. От увиденной картинки пришлось хлопнуть себя по лицу, сминая пальцами глаза, нос и рот, как какой-то новомодный слайм. Чайльд не считал себя брезгливым, но видеть такую чертовщину все же не хотел. — В следующий раз, блять, будешь сам приносить себе мазь, — пассивно-агрессивно информировала парня личность, развалившись в кресле у стола. Тому явно было по барабану на мертвого грызуна в комнате, потому, что, то как тот жадно вдыхал сигаретный дым не могло натолкнуть о заинтересованности в этой теме. Тарталья мнет одеяло и прикусывает нижнюю губу в смятении. Голова начинает кружиться, картинка перед глазами мылиться, поэтому он длинно выдыхает, плавно опускаясь головой на подушку. — Это была крыса. — Какая еще крыса, ты, бестолочь, — упрекнуло его второе «я», располагая длинные ноги на столе. — Привыкай, — отозвался тот, кидай коробочку на место, где покоилась вторая подушка. — Или ты думал, что я единственная побочка от вещества? — Чайльд почувствовал, как тот усмехнулся и не мог с ним не согласиться. Глупо было отрицать, что отделение части его характера будет завершающим этапом в этой ситуации. На ряду с этим было не ясно грустить от этого или все-таки радоваться. Видеть подобное, которое произошло минутой раннее не так приятно, но, наверное, более безопасно, чем общение с ним. — Почему ты не хочешь дать мне волю? — спокойно поинтересовалась личность, отводя голову к окну. — Потому что это не безопасно. Я не хочу так рисковать. Ты чертов псих, который не видит ничего…нормального. Если тебе дать волю, ты никого не пощадишь. Я это прекрасно чувствую. — Да, я последний из всех твоих знакомых, который пойдет на такие овечьи поблажки, но и первый среди других, — чужой голос фонит, неприятно дергает за нервы, теребя чувствительную кожу. — Тогда как с тобой общаться? — спросил Тарталья, сверля пустым взглядом белый потолок, лежа солдатиком. Никогда он не чувствовал себя столь забытым и столь переполненным информацией. — Желательно не на отъебись. — Нет, я имею в виду, — когда муть более-менее прошла, Чайльд приподнялся на локтях, всматриваясь в себя же напротив. — Как мне тебя уж тогда звать? — тот лишь недоуменно поднял брови, делая последнюю затяжку. — Вопрос немного глуповат, знаю. Но видеть свою точную копию не в зеркало странно. А называть тебя же моим именем… это путает, — личность ухмыльнулась, туша бычок об руку. Вопрос действительно странный, а рассуждать об этом с собой же еще страннее. Но Тарталья лишь отмахивает это подальше, стараясь не думать об этом лишний раз. — А какое бы имя ты бы дал сам себе? — парень сглатывает чешущееся «хозяин» на языке и устраивается на постели более удобно. Холод после ванны исчез, оставив лишь теплоту мягкого одеяла и чувство невесомого комфорта. — Я не думал никогда об этом. Необходимости не было. В детстве родители называли Аяксом, братишки с сестренкой по-разному обращались. Для них более уменьшительно-ласкательное, чем что-то такое. — Мне нравится Аякс, — помедлив, ответила личность, но Тарталья тут же замотал головой и руками. — Нет, нет, нет, даже мечтать не смей. Слишком опошлять такое имя я не могу. В детстве я был ласковым любознательным и открытым ребенком. Ты точно не вяжешься с этими понятиями, — тот не выглядел оскорбленным, но заметная тень пролегла меж бровей. — Поэтому надо думать еще, а то обращаться в третьем лице вообще кошмар будет, — хмыкнув, личность откатилась на кресле, ставя локти на расставленные колени. Чайльд отвел взгляд на коробочку мази, пытаясь сконцентрироваться на нужном. Наверное, если хорошенько прислушаться, то звук работающих шестеренок будет хорошо слышен. Чуть нахмурив брови, он с озарением озвучил, слегка сомневаясь. — Тень, — закивав своей же фразе, соглашаясь, он озвучил мысль еще раз. Второе «я» обреченно вздохнуло, уныло опустив голову. — Глупее я ничего не слышал. — Тогда придумай сам, что меня устроит. — Тебе не понравилось. — То-то же, — послышался недовольный возглас, а после небольшая тяжесть в ногах. Тень, уменьшившись не только в размерах, но и в форме оказалась в ногах, придавливая своим весом больное тело. — Ты страшный, — кот фыркнул. — Заметь, не я это сказал, — подметил тот, деловито облизывая лапу. Тарталья поморщился, но говорить ничего не стал. Если бы дело было в личностных качествах, то спорить не надо, но грязная рыжая шерсть смахивала на противную ржавчину, которая нарушала эстетическую красоту животного. Слова излишни. — Что же делать? — Чайльд запустил в растрепанные рыжие волосы пятерню, оттягивая за корни. Сосуд спокойствия давным-давно опустошился, треснул, располагая внутрь тяжелый зловонный смрад. Хочется крикнуть, выдохнуть тяжелой грудью, ощущая как легкие раздираются на куски. Парень сжимает нижнюю губу сильно, не церемонясь на нежность. Ощутить. Ощутить кровь. Если рациональные методы не решают проблему, стоит ли идти миром? — Что мне делать? — вопрос звенит в голове неприятным повторяющимся эхом. Голова начинает кружиться, и он падает на подушку пытаясь ногтями скрести по налитому синяке на руке. В груди скрючивается вязкое давящее ощущение тревожности. Ему бы застрелиться, но патронов нет. Ему бы решиться, но смелости не хватит. На грудь физически давят. Шерсть отдает еле ощутимым теплом, от которого хочется сбежать. Оттолкнуть, бросить, отойти подальше, не чувствовать лишние прикосновения. Голубые глаза напротив яркие. Светятся нереальным цветом, всматриваясь куда-то туда. Туда, где хочется укрыться. Голубой должен олицетворять водную гладь, шумящие волны или глубину океана, но почему сейчас он так прожигает? Тарталья смотрит в ответ молчаливо, когда грудь внутри мечется в агонии в клетке из ребер, цепляясь, дергаясь и толкаясь. — А ты что думаешь? — шепчет существо, склоняясь ближе, мурлыкая громче. Металлический запах приятно оседает на легких. — Останавливаться на достигнутом не стоит. Терпеть времени нет, стоит приступать к… — К своей смерти, — прошипела Тень, выпуская острые клыки. — Может просто выпилишься и дело с концом? — когти легко врезаются в нежную кожу — по груди стекают небольшие капли крови. — Ты же не на что больше не способен, м-м? — кот слегка склонил голову, заметно ухмыляясь. — Уверен, что тебе по силам выполнить то, от чего тебя отстранили? — тот хрипло смеется, пылью отстраняясь назад, переходя обратно в человека. — Ты слабак, понимаешь? — улыбка устрашающая. От уха до уха. — Ты ни на что не способен, Аякс. Так почему же ты стараешься стать светом там, где свет давным-давно погас? — приближаясь лицом к парню, улыбчиво поинтересовалась Тень. — Потому что я решаю когда наступит завтра, — Чайльд резко поддается вперед, притягивая того силой. Сжимает руку на чужой шее сильнее, всматриваясь в исчезающую улыбку. В его глазах сейчас плещется шторм, надвигается огромной смертоносной волной цунами, смывая все страхи и предрассудки с пути. Он понимает, что сейчас делает и от этого становится до одури приятно. Хочется сжать сильнее, сдавить до боли, до хруста, увидеть подчинение, ощутить власть, которая хочет выйти с каждой секундой все сильнее и сильнее. Тарталья улыбается безумно, оголяя белые клыки, и всматриваясь в лицо напротив. Такое растерянное и ничтожно жалкое. Хочется смеяться до потери пульса, до отключки от этого. Он похож на безумца. Безумца ощутившего себя королем его ебаного мира. — Не забывай, что я имею здесь власть, а ты лишь жалкая часть, не имеющая оболочку в этом прогнившем мире. В безбликих глазах напротив скользнул страх. Если рациональные методы не решают проблему, стоит ли идти миром?

❈ ═══════❖═══════ ❈

Звенящую тишину разрезают шпильки черных лаковых туфель. Звук неприятно давит на уши, заставляя вздрагивать от монотонных отточенных шагов. В помещениях темно настолько, что привыкшие к черноте глаза не могут сориентироваться здесь. Пахнет спиртом и порохом. Прекрасно сочетание двух не совместимых вещей пробуждает внутри то самое животное желание возбуждения. Хочется облизнуться от дурманящего душу запаха и упиваться им до самого конца. — Ладья на Е2, — расчетливый и спокойный голос девушки раздался где-то неподалеку. Молчание сдерживает, успокаивает. Фигуры на шахматной доске двигаются плавно. Вокруг темно и единственным освященным участком в помещении, является небольшой прожектор на потолке, освещая небольшой квадратный стол и двух людей, непринужденно сидящих в больших кожаных креслах. — Конь на F4, — прозвучало в ответ более сдержанно. — Ну-ну-ну, братик, — усмехнулась блондинка. — ты же у нас белоцветчик, так почему же сегодня ты сдаешь позиции? — Исключительно в личных целях, Люмин. — Хм, либо рыба, либо шах, — она лукаво подмигнула, растягивая губы в довольной улыбке. — Я не поддаюсь, в особенности тебе, — неожиданно электронный голос раздался в помещении. — Добрый вечер, вас беспокоит П.А.Й.М.О.Н. — ваш личный электронный помощник во всех электронных и не только сферах. На вашу почту доставлено письмо срочной правки. Просьба познакомиться с данной информацией немедленно и сразу же дать обратный отклик. Сообщение не терпит отлагательств и других причин, связанных с замедлением ответа. Так же отправитель указал в порядке вещей прибыть на место постоянной встречи не менее чем через час. Люмин выпрямляется в кресле, скребя ногтями черные подлокотники. Сообщение в столь позднее время не могло не натолкнуть на мысль о его важности. Тем более, что понимать того кто его отправитель заставляет слегка съежиться. Она закусывает розовую губу и переводит взгляд на сосредоточенное лицо брата. Итэр лишь распрямляет плечи, слегка хмуря светлые брови, и вкрадчиво командует: — П.А.Й.М.О.Н., озвучь письмо, — он откланяется на спинке, выжидающее сверля взглядом пространство перед собой. — Извините, ознакомиться с письмом можно исключительно после активации пароля. Ошибка доступа. Введите пароль. — Я не помню, Люмин, ты же вроде пом… — Ошибка доступа. Введите пароль. — Да сука, — прорычал парень, опуская голову и сжимая руки в кулаки. Блондника хмыкнула, поднимаясь с кресла и в пару шагов достигла устройства, ловко подключаясь к сети. — Идем, у нас чуть меньше часа к нему добраться, — Итэр поднял голову, встречаясь с светлыми глазами сестры и еле заметно кивнул, рывком поднимаясь с кресла. — С инфой познакомимся по дороге, не думаю, что это как-то повлияет, — он кивнул, поправляя ленты кобуры на груди, когда Люмин протянула к нему руки, распрямляя опустившийся ворот черной водолазки.

Шаг. Шаг.

Ни одна из партий не окончена. Игроки не выполнили условия до конца. Стоит подойти к решению более основательно.