Слово за последним

Возможно, его сейчас убьют. Возможно, сейчас он доживает последние минуты своей жизни, отчаянно пытаясь выбраться. Возможно, не стоит так стараться спастись, а спокойно смириться с уготованной судьбой. Но Тарталья так не может. Тело больно заламывают. Гематомы отдают не только болью, но и тупым раздражением. Приходится сцепить крепко зубы и пытаться не обращать внимание, на столь мешающую проблему. Наверное, будь он здоровее и крепче, то ему было бы намного проще расправиться с его так называемыми похитителями. Но что он может сделать против двух, держащих его, широких бугаев? Чайльд бы посмеялся, услышав хоть какое-то предположение уже заведомо неверное. Его усадили в кресло. Захлопнулась дверь и машина тут же тронулась, выруливая на большую дорогу. По бокам расположились мужчины, сдавив тело. Плечи поежились и пришлось неудобно сгорбиться, опуская взгляд в пол. Парень чувствовал себя настолько загнанным, что внутри становилось противно. Противно от своей же беспомощности и бездействия. Он никогда не скажет себе, что он проиграл. Но где-то глубоко в себе осознает, что самую малость так и есть. — Из меня бы вышел отличный художник — разукрасил я тебя знатно, — напротив послышалось чей-то знакомый бас. Нахмурившись, Тарталья медленно поднял голову, осматривая неожиданно разместившуюся фигуру напротив. Носки черных ботинок, штаны, куртка. Вальяжно усевший мужчина свойски обнял верхушки черных автомобильных кресел. Смотрел он на Чайльда с издевкой и не скрываемым удовольствием. — Ты… — парень с рыком ринулся вперед, но его тут же вернули обратно, почти не дав изменить положения, грубо держа за плечи. Человек напротив звонко и отвратительно рассмеялся, склоняя голову набок. — Я тоже рад нашей встречи, но, если честно, не настолько, как хотелось бы, — по мимо черной маски на лице, Чайльд отметил повязку на глазу, который еще вчера не наблюдалось. — Понимаешь, иногда от Дотторе страдают не только некоторые, но и все. А знаешь благодаря кому? — Тарталья рыкнул, пытаясь вырваться снова. — Благодаря тебе, — направленный на него нож смотрел четко в яремную впадину. Чайльду не нужно было переводить на оружие взглядом, потому что он и так видел все действия мужчины напротив. Единственное, что оставалось — ждать. Ждать и думать над происходящем. В голове неприятно пульсирует, отдавая барабанной дробью в виски. «Возможно, тебя сейчас убьют, поэтому расслабься и получай удовольствие.» Парень нервно хихикнул, не выдерживая. Эмоциональный фон уже не стабилен много лет, а сейчас вообще ушел в минус. Ему бы побольше мозгов и пошел бы к психологу. Но не психолог, не мозги ему уже не понадобятся, когда вторые будут красиво размазываться по асфальту из-раскроенного черепа. В голову лезут неприятные картинки, от чего Чайльда ненадолго зависает, пялясь в одну точку. По щеке прилетает звонкая тяжелая пощечина, насильно вырывая из рефлексии и переживаемых чувств. Кожа горит от хлесткого грубого удара, и он недовольно шипит, косясь на похитителя. Тот самодовольно скалится, чувствуя кайф от такой нескрываемой реакции. — Представляешь, — тот крутанул нож, безразлично вонзая в обивку черного кресла, — у меня для тебя есть очень хорошая новость, которая тебя, несомненно, порадует, — Тарталья внутренне напрягся. Слова от человека избившего его до состояния отключки не кажутся правдивыми. Мужчина сложил ногу на ногу, заводя руку куда-то за голову, и продолжил елейным издевательским голосом. — Аякс, ваше задание аннулируется, поэтому теперь, вы в праве наслаждаться спокойной размеренной человеческой жизнью, не боясь трудностей и невзгод. Что? — Да, милый мой, — напущено жалостливо согласился мужчина, утирая невидимую слезу. — Ты теперь свободен. Теперь можешь работать спокойно и не париться по этому поводу, — крылья носа вздулись как и вена на виске. Теплящееся равнодушие быстро сменяется на жаркий необузданный гнев. — Просто забудь, — флегматично протянул тот, ухмыляясь под маской. — Забыть?! — взревел Чайльд, пытаясь ударить мужчину. — Если бы я отказался от этого гребанного задания, то меня бы убили на месте. Ты ебаная бесчеловечная тварь, — продолжая реветь и вырываться из крепкого хвата, Тарталья успел съездить локтем в лицо одного из бугаев. — Ну-ну-ну, — засюсюкал мужчина, наклоняясь ближе. — не я, — он аккуратно перешел на шепот, обозначая важность сказанных слов. — а ты, — увидев промелькнувшее то самое нужное не понимание в голубых глазах, тот продолжил: — Не я планирую убийства, не я кричу сумасшедшим в припадке, не я выгляжу полнейшим идиот как ты сейчас. А ты, все ты. Только ты. Именно ты, — речь похитителя вцепилось в уши мертвой хваткой, невольно прокручивая слова эхом, угнетая еще больше. — Вы следили за мной, — неизвестный рассмеялся в немом смехе. Глубоко вздохнув, он посмотрел на парня еще раз. Но сейчас вопрошающе и будто бы игриво. — Ну а кто ж не следит, — в миг и Тарталью резко тянут вперед. Ощущается тугая боль в шее, сдавливая глотку, и он осознает, что даже не заметил в какой момент его шарф превратился в наподобие удавки. — все за тобой следят, ты просто этого не замечаешь, — прошептал тот почти прямо в губы. Интимность момента не вызывает ничего, кроме как отвращения, сопровождаемое спазмом в районе желудка. По глазам можно заметить, что тот скалится, чувствуя полное превосходство над другим. — Уж поверь, я бы придушил тебя собственными руками. Я бы многое отдал, чтобы увидеть твою смерть. Но мне дорога своя жизнь. Дороже, чем твоя, — он отпустил шарф и Чайльд тут же отпрянул, глубоко дыша, пытаясь умерить дыхание. — Доктор бы с радостью прострелил тебе бошку, но, видимо, совсем с катушек слетел, раз дает такие указания, — ураган, буйствовавший внутри Тартальи медленно, но все-таки успокаивался. Небольшая радость о том, что его не тронут сменилась на странное недоумение. «Дотторе не тот человек, который будет просто так отпускать. Этот тип… может врать. Слишком подозрительно обрывать задание, которое почти готово. Это нелогично. Если им были нужны бумаги, то его не стали бы отстранять. Боже, ты вечно вляпываешься в дерьмо.» Поток нескончаемых вопросов прерывается громким щелчком. Осмысленным взглядом Тарталья смотрит на источник звука, утыкаясь в небольшой серебряный кейс открытый крышкой к нему. Мужчина, завидев заинтересованное лицо, ухмыляется. — Хочешь узнать что здесь? — Чайльд переводит на него внимание, подозрительно щурит глаза и медленно мотает головой, поджав губы. — Ну, смотри, — в движение кейс разверчивается, сверкая содержимым. Колбы. Колбы с разноцветными жидкостями. — Знаешь, что это? — парень слегка мотает головой, заставляя мужчину весело фыркнуть себе под нос. — Жаль. Ну ничего, скоро узнаешь, — Тарталья пропускает слова мимо ушей, собирая себя в кучу. Видимо, отпустить его просто так никто не намерен. Но есть же какой-нибудь другой выход из этой ситуации? — Может, уже отпустите меня? Домой как-то хочется, — голос уверенный, но смирившийся. Работник Доктора лишь хмыкнул, ласково гладя округленную боковину кейса. — Мы и так дома, — Чайльд повернул голову, щуря глаза, чтобы хоть что-то развидеть сквозь темное стекло. Действительно, его подъезд, лавка, цветы даже. Все на своих местах, кроме самого Тартальи, который хочет как можно быстрее переступить порог собственной квартиры и уложиться носом в подушку. Если честно, атмосфера подступающе накалялась. Причем не просто обычной сковородкой, а какой-нибудь пароваркой или печкой. Парень не понимал от слова совсем, что сейчас происходит и что будет происходит дальше. Голова неприятно ныла, а все остальное тело в поддержку к этому саднило. Он сидит на заднице уже какое количество времени, стараясь оттянуть срок своей жизни как можно подольше и получше, но почему-то у него это получается не слишком профессионально, от чего хочется просто расслабиться и куда-нибудь упасть. Тарталья сглатывает, наблюдая за мужчиной. Тот опять молчит, оставляя тишину на замен разговора, и предоставляя рой гудящего шума в голове. Кажется, от событий, произошедших по ощущениям минут тридцать назад, его начинает уже штормить. Возможно, это усталость, но парень предпочел свести это к ситуации в целом, надеясь на пряник с стороны похитителей, а не кнут, как это было раннее. От этого становится не легче, а только хуже. Нужно собраться. — Так, так, так, что тут у нас, — пальцы в перчатках начали «ходить» от одной колбы к другой. Тарталья напрягся, наблюдая за сосредоточенным и заинтересованным мужчиной. Тот, будто в полнейшей прострации, разглядывает стеклянное оборудование, что-то ища. Хмыкнув, он снова потянул Тарталью на себя с силой, что парень чуть ли не падает на пол, кряхтя от нехватки воздуха. — Что тебе нравится, м? — промурлыкал тот на ухо, сильнее тяня на себя Чайльда. Жмурясь, он лишь сжимает крепче зубы, стараясь на разглядывать странные не вызывающее ничего хорошего вещества. — Отвечай, — хладнокровно приказывает тот, стягивая удавку сильнее, и вырывает из Чайльда задыхающийся хрип. — С-сука, отъебись, — лицо багровело, глаза напрягались, словно выпучивались наружу, шее больно. Ее словно режут. — А нехуй было отпор давать, падаль, — прошипел человек в маске. Из-за твоих брыканий я остался без глаза, сукин ты сын, — мужчина дернул шарф сильнее, заставляя Тарталью все-таки упасть на колени перед ним, слегка ослабевая хватку на шее. Тут же послышался громкий вдох воздуха. До неприличия жадный, но такой нужный. — Да, иногда Дотторе бывает сумасшедшим психом, — мужчина лениво оттолкнул Чайльда ногой, задерживая ступню на плече. — но иногда его сумасброд приносит такие замечательные и захватывающие идеи, что даже можно позавидовать, — он перевел взгляд с парня на бугаев сзади и слегка кивнул. Один из амбалов перехватывает Тарталью поперек груди, прижимая к себе и фиксируя бедрам верхнюю часть тела. Брыкающиеся ноги останавливает второй, крепко ухватывая руками. Его держат крепко, не давая двинуться. Парень попыток не оставляет — дергается, что есть сил — но напрасно. — Господин хоть и отбитый, но не стал бы оставлять свежий кусок мяса просто так, — бандит выуживает из кармана что-то небольшое в белой упаковке, тут же распечатывая. Шприц. Глаза тут же забегали, а вырываемый вопль остановила грубая шершавая ладонь. Его руку насильно вытягивают, задирая белую рубаху по локоть. Пуговица отлетает, падая куда-то за пределы видимости. — J06, HK9021, WO098, что-нибудь нравится? — Тарталья замычал в ладонь. Сердце ускорилось, тарабаня в голове и груди. Кажется, что он сейчас скончается от сердечного приступа. Выброшенный в кровь адреналин ударил в виски. Дышать стало тяжелее. Он понимает, что сейчас случится. Понимает, что хотят и сделают с ним. От этого хочется сбежать. Сбежать и прятаться, но в голову яркой надписью всплывает слово «не получится». Ничего не получится. Не сбежать. Не сказать. Не шевельнуться. Только ждать. Только смириться. Поэтому Чайльд тут же прикрывает глаза, не желая видеть перед собой столь ужасную картину. — Поэтому, было решено немного тебя проучить, — слега посмеялся тот, распаковывая шприц. Дышать стало еще тяжелее. По салону начали слышать громкий глубокие вдохи и выдохи. — Ты немного ненадежный сотрудник, понимаешь? Бумажная упаковка отбрасывается на сидение рядом. — Все, что сейчас происходит… В этом виноват лишь ты сам, — он вбирает шприцом обычную воду, слегка постукивает и выдавливает обратно. Капли попадают на тело, заставляя от неожиданности дернуться в сторону. — Ну-ну-ну, это не страшно. Дальше будет пострашнее и получше. Кому как. Ну так, что? Есть предпочтения, м? — протянул тут, изгибая бровь. Тарталья открыл глаза, стараясь передать всю ненависть в них, смотря в ответ. Мужчина лишь дьявольски усмехнулся, протягивая руку к колбам. — Знаю, что тебе понравится, — он достал небольшой бутылек с белесой полупрозрачной жидкостью. Не густой, жидкой-жидкой, как вода. — Представляешь, даже название еще не дали. Можешь гордиться собой, что первый попробуешь столь замечательное вещество на своей шкуре. Хоть какое-то достижение будет в твоей жизни, — мужчина вытянул пробку, вставляя иглу. Жидкость медленно набиралась по пластиковым стенкам — дыхание замедлялось. — Протирать место не буду. Зараза к заразе не липнет, — руку резко дергают вперед. Холод острой игры чувствуется кожей. Веной. Звонкий смех начинает теряться где-то за нарастающим белым шумом. Веки становятся непривычно тяжелыми. Парень чувствует как его отпускают, но не делает попытку встать. Тело слабеет, наливаясь раскаленным свинцом. Конечности немеют, кроме руки. Ее жжет, словно прижигают раскаленным клеймом. Не взвыть, не сказать не получается. Язык не слушается. Ничего не слушается. — Добро пожаловать в новую жизнь ~ Темно.

❈ ═══════❖═══════ ❈

Время тянется бесконечно медленно. Коридоры здания кажутся настолько замудренными, что голова начинает потихоньку кружиться, заставляя делать шаг еще меньше. Опасность, грозившая ему пару минут назад спокойно миновала, оставляя после себе своеобразное облегчение. Вздохнуть полной грудью все же не получается — атмосфера сковывает липкими лапами грудь. Скарамучча уныло бредет вперед, предаваясь своим глубинным мыслями и не обращает не на что снаружи. Гулко вдалеке слышатся гудящие звонки, телефонные разговоры, даже может послышатся шум проходящей рядом автострады. Но такую мелочь легко смещает грузный сдавленный воздух. Наверное, переживать второй раз и обдумывать повторно одни и те же мысли идея хреновая. Но заняться и хоть как-то отвлечь себя надо. Рассматривать попутно картины художников или офисные цветы, стоящие у каждой кабинетной двери, нет желания. Поэтому легче заняться перемоткой событий в голове, чем лишний раз обращать внимания на то, чего оно по своей натуре и не стоит. Господин… Он… Непредсказуемый. Очень даже непредсказуемый. Скарамучча никогда не имел хоть одной мысли по значению человека выше его. Даже неважно какую социальную роль тот играет. Начальник, друг, близкий, прохожий, да любой, кто бы это ни был. Скарамучча не может представить кого-то сильнее него. Если не физически, что здесь он и не спорит, то умственно точно. Люди по своей натуре глупые существа. Они хотят быть счастливыми и стараются делать все, чтобы этого достичь. Но, увы, погоней за недостижимым они теряют моменты, которые могли бы стать чем-то важным для них. Скарамучче терять нечего. Никогда не было терять хоть что-то, о чем он может пожалеть. Но мечтать, вроде как, никто не запретил? Единственный человек, про которого тяжелее всего думать — он. Человек, имеющий безграничные возможности, деньги, связи, ум. Это, наверное, единственное от чего Скарамучча тушуется и сразу же замолкает. Человек с силой, человек со знаниями. От понимания своей крошечности и беспомощности хочется взять и броситься как фарфоровая вазу об пол. Потому что трудно. Потому что справляться с осознанием того, что есть кто-то важнее и властей ужасно. И начинает невольно злиться от этого. От незнания, от понимая своего серого присутствия. Мерзко. Скарамучча невольно оглядывается по сторонам, замечая абсолютно другой интерьер здания. Находясь в своих мыслях, он и не заметил, как сменилась обстановка, став более мрачной и давящей. Солнечный свет пропал, оставаясь на противоположной стороне, оставляя глухой пустой коридор. Монолитные стены вкупе с деловой и строгой мебелью выглядят, как графика какой-то инди-игры. Но, к сожалению, в отличии от такого хоррора выход вряд ли будет. Как и положительный конец истории. — Ты здорово нас подводишь, — вдруг сообщила девушка, остановившись в паре метров у одной из дверей в конце коридора. — Ну, конечно, один же я виноват, — в сердцах ответил Скарамучча, закатывая глаза, и тут же запнулся, понимая, что забыл кто перед ним стоит. Е Лань лишь кротко ухмыльнулась, слегка щуря глаза. Будто сказанное не вызвало у нее какого-либо дискофорта. Она сложила руки под грудью, выжидающе буравя взглядом черную шляпу. Скарамучча хмыкнул, зеркаля жест, и посмотрел в окно, за которым на небе медленно наползал закат. — Что вы хотите от меня? — та фыркнула, опуская голову. — Лично я — ничего, но, поверь, — девушка слегка нагнулась, заглядывая прямо в глаза. Ее взгляд стало тверже и холоднее, от чего спина невольно напряглась. — Если все рухнет из-за тебя, то отсчитывай секунды до смерти, — прошептав, она отпрянула. Один из доберманов гавкнул, привлекая к себе внимание. Если все рухнет из-за тебя, то отсчитывай секунды до смерти. Скарамучча напрягся, стараясь выбросить слова из головы. Внутри неприятно сжалось, туго обхватывая живот и останавливаясь около шеи. Внутри пустота словно вибрирует, нервируя еще больше и Скарамучча сжимает и разжимает кулаки, стараясь держать лицо при приближающейся паники. — Он крайне недоволен тобой, — добавила Е Лань, делая единственный стук в массивную дверь. Собаки тут же окружили девушку, ожидая. Парень, оставшись в стороне, сжал зубы и тут же закусил внутреннюю сторону щеки, стараясь утихомирить разгневанную бурю в себе. Нечитаемый взгляд в никуда прервал звук опуская ручки. Шаг. Второй. Третий. Он остановился в дверях, опустив голову. Девушка легонька толкнула того в плечо, насильно двигая ближе, как куклу. — Можешь идти, дорогая, — ласково оповестил мужчина, смотря на Скарамуччу сквозь сощуренные глаза. Е Лань услужливо опустила голову, делая подобие поклона, и тут же скрылась из виду. Доберманы, в свою очередь, грациозно отправились прямиком к хозяину, лениво разваливаясь вокруг стола. Рухнув на колени, опустив лицо в пол, Скарамучча прикрыл глаза, понимая, что это наиболее правильный выбор его поведения из всех возможных. — Молодец, — промурлыкал тот, получая удовольствие от подчиненного. — А теперь ползи сюда, ко мне, — парень гулко выдохнул, начиная медленно ползти к господину. Настолько одновременно стыдно и отвратительно он не чувствовал себя никогда. Таким жалким. Хочется раздеться догола и зайти в ледяную воду. Перед глазами мягкий светлый ковер и носки черных лакированных туфель. Мужчина аккуратно поднял его голову, слегка поправляя шляпу, и снисходительно улыбнулся. Скарамучча не мог заставить отвести взгляд. Не могу посмотреть куда-то в сторону, понимая, что вести так нельзя. Это опасно и страшно. Щеки робко коснулась чужая ладонь, ненавязчиво оглаживая. — И что же нового расскажет мне мой мальчик? — голос такой мягкий, обволакивающий, что на первых секундах хочется полностью расслабиться, ощущая тепло и защиту. Но он не глуп. Все прекрасно знают какую власть этот человек имеет перед другими. — Вы и так все знаете, — проглотив горькую слюну, ответил парень, начиная легко дрожать. Тот усмехнулся, склоняя голову. Пальцы на щеке остановились, легонько сжимая. — Я бы хотел все услышать от тебя, дорогой, — прошептал тот, дергая на себя голову. Скарамучча, теряя равновесие, зацепился ладонь за колено, тут же отстраняясь. За пеленой широко распахнутых светлых глаз читалось жадность, власть и бушующий раздирающий на куски гнев. — Я испугался, — начал парень, понимая, что соврать перед таким цепким взглядом у него никак не получится. — Все время был на стороже, чтобы он ничего не заметил. Боялся, что не получится его выловить. Если что-то произойдет, а меня рядом не будет. Переживал, что Торт все узнает и отдалится от меня. Я…правда делал все, что было в моих силах. Но в какой-то момент все пошло не так. Я сорвался и разнервничался. Даже не заметил как начал кричать. Я…я… — господин аккуратно провел большим пальцем около глаза, внимательно слушая подчиненного. — Ты славный мальчик, Скарамучча… — улыбнулся мужчина, вглядываясь в такие кристально чистые покрасневшие глаза. — но такой смешной и от этого так… интересно, — он притянул его еще ближе, заставляя встать с пяток, находясь на коленях. Парень ощутил, что что-то с ним не так, когда глаза неприятно защипали. Он волнительно покусывал губы, неповоротное смотря на господина. Все мысли потихоньку куда-то уходят, оставляя почти не заметный след в голове. — То, что произошло это нормально, но ты рассказал мне не все, понимаешь? — Понимаю. — Почему смел не забрать жучок тогда, м? Ты же понимаешь, что это плохо. Очень плохо, мой маленький. — Я…вы написали… Я был в растерянности. Не знал, что делать, — картинка становится нечеткой, взгляд потихоньку пустеет. — Надо наказать? — спросил парень то ли у себя, то ли у мужчины. — Надо наказать. Послышался лязг металла.