Слово за последним

Иногда Тарталье кажется, что все в этом мире имеют что-то против него. Причем что-то весомое, которое так неприятно давит где-то изнутри. От этого начинает накатывать тупая злость и волнующее бездействие, потому что, понятное дело, что ничего он сделать с этим не сможет и, если бы хотел, то и не делал. Кэйа рядом молчит, одновременно делая только хуже, потому что оставляет наедине с мыслями и лучше — Чайльд опять погружается в любимое самокопание. Парень бы с радостью взял в руки предложенную несколько минутами раннее сигарету, но представлять после этого свои черные изнеможденные легкие себе дороже. Ситуация, конечно, вышла не из самых приятных, если быть честным. Тарталья немного и сам не понимал почему был таким грубым, но в тот момент и не хотел действовать по-другому. Ощущать себя ведущим ситуации гораздо приятней. Что там говорят про сублимацию? Перенаправление энергии? Вот и он направляет свои мысли в другое физическое русло. Наверное, в Википедии немного по-другому об этом пишут. — Выглядишь нервным, может все-таки возьмешь одну? — Чайльд дернулся, не ожидая, что Альберих первым начнет беседу. Тяжко вздохнув, Тарталья мотнул головой и опустил ее. Кэйа лишь пожал плечами, убирая предложенное. Ему то все равно: принял или не принял — по боку. — Впервые вижу тебя таким, — не сдержавшись, Аякс тихо хмыкнул. Уголок бледных губ тоже тронулся — сказанное показалось донельзя смешным. «И возможно последним, потому что если он слышал все, то ему ничего не помешает после разговора с тобой побежать в полицию.» — И много ли ты услышал? — Кэйа фыркнул, делая небольшую затяжку, и перевел взгляд на угрюмого друга. Альберих медленно прикрыл веки и улыбнулся, наблюдая как лицо Тартальи становится еще больше угрюмее. «Находится рядом, чтобы убрать подозрения о том, что может всем распиздеть. Умный.» — Не ссыкуй, — синеволосый стряхнул пепел, и потушил сигарету о стену. — Никому я докладывать не собираюсь. Смысл? Во-первых, докладывать нечего. Факт. Во-вторых, — оттолкнувшись, он встал в наиболее расслабленную позу и слегка отвел в руки в сторону. — разве я похож на человека, который может сдать? — Ты похож на человека, который может сделать это в крысу, — протараторил Чайльд, спешно закрывая рот. Потому что еще одно слово и он хлопнет себя по лбу с такой силой, что рассчитывает получить затылком о бетон. Кэйа, оставаясь на своей позитивной волне, начинает посмеиваться или считая сказанное в шутку. Осознавать, что слова тот оставил незначительным, для него странно и немного удивительно. Может тот не посчитал это слишком серьезным, чтобы задумываться. — Возьму на себя этот тяжкий комплимент, потому что он донельзя как мне подходит, — драматично приложив тыльную сторону пальцев ко лбу, Кэйа подмигнул, позабавив, что и так один глаз только и видно, и, качнув бедром, махнул рукой, зазывая за собой. Кивнув, Тарталья отлип от неприятной штукатурки, которая, дай бог, не осталась на спине, последовал за Альберихом. Желание сказать смутившиеся «прости» прошло в тот момент, когда на столе оказался крепкий кофе и тарелка небольшого, но хорошего стейка с салатом. Признавать свое поражение или правоту не принцип и не мнение Чайльда. Потому что он обуславливает это тем, что раз Кэйе было норм на его слова в купе с язвительной интонацией, то и ему должно быть норм. Смысла париться из-за чувств других нет, ибо ну… зачем? Зачем себе усложнять жизнь такими мыслями, погружая в прошедшую ситуацию еще больше? Тарталья не такой человек. А еще помимо самокопаний, Тарталья любит напездывать самому себе, что на самом деле все хорошо, виня себя, и тем самым закапывая себя и больше. Но на самом деле какой-либо вины по отношению к его коллеге он не ощущает. Даже если брать обоих в счет. При общении Кэйа располагает к себе, хоть и выглядит достаточно высокомерно. Возможно это связано еще с тем фактом, что они вместе пили, а по конечному итогу он ночевал у него дома. Чайльд не хотел заниматься панибратством, но Альберих слишком уверенно отводит его от этой дороги. Если брать примером Скарамуччу и анализировать свои же действия на этот счет. То действительно: Тарталье все равно. Да, они общались, немного разговаривали, но их уровень отношений не мог зайти дальше хороших коллег. И, кажется, это было видно обоим. Но, в принципе, как-то не грустно даже. Говорят, что чем дальше держишь человека от себя, тем легче прощаться. Вот и тут так же. Чайльд прекрасно видел, как к нему относится Скара. Отношение к его персоне не из самых приятных, ну а что тут еще думать, если человек такой на самом деле. Менять смысла нет. Свои действия Тарталья принимает с ладонью на сердце, потому что отрицать свои поступки — из ряда вон. Это прошло, ничего не изменить. Переживать можно, даже нужно, занять ведь нечем. Его праведный на тот момент гнев, скорее всего, появился смесью не понимая всего: других, задания, отношений. А информация от прекраснейшей Лиза поставила не просто красный крест, она нажала огромную кнопку на платформе, включая активацию «ОПАСЕН» в его маленьком мозге. Чайльд может оправдывать сколько угодно себя, незнакомцев, какие-то сверхъестественные вещи, но поведение Скарамуччи оправдать он не может никак. Наверное потому, что тот вроде как был близок к нему в отличии от тех же самых незнакомцев, на то они и незнакомцы, и сверхъестественных вещей. Обычно поведение человека складывается за счет его жизненного опыта и примерного ориентира на жизнь. Ни того ни другого Тарталья, естественно не знал, что логично. Скарамучча просто так от балды не рассказывал, а парень не интересовался, потому что, ну, нет времени? Чайльд бы не обращал внимания и дальше, если бы тот так неожиданно не изменился с приходом на новую работу. В принципе, его манера общения оставалась константой, но информация про него от той же самой Лизы, с которой, скорее всего, даже не знаком, давала понять, что с этим маленьким пиздюком что-то не так. Да и Тарталья нередко отмечал для себя, что этот низкий человечек ведет себя подозрительно неправильно. А что стоит вспомнить как тот повел себя, когда его буквально вдавливали в стену. Да, сказал вещи на эмоциях, открывая глаза на новые не открытые горизонты, о которых гипотетически Чайльд мог заниматься на своем полюбившимся процессе. В его голове сценарий должен идти по-другому: как минимум после своей холодной речи, Скарамучча с гордым видом его осаживает и, поправив и так ровно сидящую шляпу, плавно уходит восвояси. Но этого не произошло. Баланс вселенной был прерван громким оповещением пришедшего сообщения. Скорее всего оно и стало причиной резко изменившегося Скарамуччи, но твёрдо утверждать об этом не стоит. Может там было оповещение о погоде и скором дожде. Или что-то серьезно. Но опять же. Утверждать в одном все равно бараном в ворота — смысла нет. — Считай, у меня сегодня хорошее настроение, — подмигнув, Кэйа отсалютовал ему стаканом, в котором по определению должен быть вишневый сок, и сделал большой глоток, приятно куксясь. Хмыкнув, Чайльд поднял свой стакан, с интересом заглядывая в дно стакана. — Или просто кое-кто отплачивает должок с бара, — Альберих улыбнулся, нанизывая на вилку спагетти. — Или, как я уже говорил раннее, ты мне нравишься, Торт, поэтому мне не сложно делать такие вещи для тебя, — не зная, что можно сказать в ответ, чтобы не показаться дурачком, парень лишь дружески похлопал по плечу в знак уважения. Можно надеяться, что Кэйа поймет его посыл, что они чисто коллеги или… Может вообще тот имел в виду, что они братаны и все такое. Об этом так не хочется задумывать, если честно. — А вот Скарамучча, например, мне и не нравится, поэтому вот такая интересная ситуасьон вышла. — Твое лицо прекрасно бы вписалось в рекламу французских духов. — А твое в полотенце, потому что у тебя на этот самом лице сок от стейка. Рассмеявшись вдвоем от столь прекрасного разговора, Тарталья почувствовал, что внутри от него что-то отпало и стало легче. Намного. Все-таки Кэйа хороший друг и собутыльник. «И пиздун, если тот все-таки побежит в полицию.» Боже, успокойте его.

❈ ═══════❖═══════ ❈

Разморенный собственными мыслями Тарталья плелся по дорожке среди высоток, мимолетно думая о погоде и какой сегодня замечательный был обед. «Какие у нас планы?» Чайльд хмыкнул. Вопрос слишком неуместен в данный момент. В данный момент он хочет побыстрее завалиться домой в кровать. Ради этого придется пожертвовать порцией вечернего приема пищи. Но, если честно, то не особо хочется есть. Стейк оказался весьма плотным и питательным, что запасов всех веществ ему хватит до утра. Разморить себя всякими вкусностями не охота. Скорее дачный сезон, потому что Тарталья здесь единственный овощ. — Не у «нас», а у меня, — сознательно вслух отвечать на свои же вопросы кажется весьма странным со стороны. Но парень настолько заебан, что единственное, что его волнует: не заправил ли он с утра кровать? Раскладывать постель, ощущая себя массой, а не человеком, не в его желании. «Мы не обсудили.» Издав мученический вопль, Тарталья прибавляет скорость шага. Если тот так думает дать драпу от его самого, то это работает не так. Чем ближе к его подъезду, тем быстрее уменьшается его настроение и вообще все. КПД уходит в ноль, оставляя раздраженность, припорошённую гадким снобством и отчаянием. Ему не хватает гадкого чертенка на плече, умастившегося прям над ухом, который ехидно будет зарывать его в грязь еще больше. Ах, да, точно, он и сам выполняет все за него. Какое открытие. Рывком открывая подъездную дверь, которая чудом не улетает из-за своей хлипкости, Чайльда невольно вспоминает о Скарамучче, который после их инцидента исчез без следа. На вопрос о причине и местонахождении, Ху Тао похуистично пожала плечами и вкинула что-то про больницу. Что-то около этого. Не только ему одному этот тип кажется странным. Тарталье бы пожалеть того за непринятие чужими Скарамуччу, но такие дивергентные рвения он отметает за порог чердачка мозга. Не хватало его еще жалеть. Ручка наружной двери поддается подозрительно легко, впуская уставшее тело домой. Чайльд бы порадовался, что все стремится отправить его в сон и не тревожить, как понимает, что ключ до сих пор лежит в его кармане. Осознание приходит медленно, но сковывает внутренности так, что тот и остается стоять в прихожей, боясь лишний раз издать звук. Замерев, Тарталья начинает усиленно прислушиваться, распознать среди вечерний какофонии проезжающих машин и птичий трели иной, чужой звук, непривычный для этого места. Все тихо. Мерзко приходится мысль, что это еще один следящий за ним, может тот, которого он так приветливо встретил в магазе, потому что на ум, кроме страшных картинок будущего, ничего не приходит. Или простой грабитель, который взломал замок и выпрыгнул в окно. На кухне находится острозаточенный нож, помимо него кроме гуппиков живности не наблюдается. Сердце неприятно заходится в грудной клетке, отдаваясь глухими ударами по ушам. Думать, что каждая секунда на счету — глупо. Но мысленно пошел счетчик его конца, поэтому Тарталья пытается утихомирить беснующийся пульс и ватное тело, которое наравится вот-вот распластаться плашмя. Шаг. Шаг. Дверь в спальню закрыта. Стук в голове. Трясущиеся руки. Ручку поворачивают. Сердце замирает. Церемонно устроившись на его подоконнике чужой непонятный ему человек, насмехательски крутит пистолет, глядя прямо в глаза. — Господин Дотторе крайне недоволен твоей работой, — черная маска слегка двигается от грубого хриплого голоса. Мужчина, провернув оружие вокруг, ловко спрыгивает, медленно наползая ближе. — Как думаешь, что мне нужно сделать, чтобы заставить тебя работать быстрее? Шаг назад. Два шага назад. Чайльд сжимает черную ручку ножа сильнее.