Хот-Спрингс

      Авто резко останавливается на поляне, едва подсвеченной луной. Энтони останавливается чуть раньше, выключает мотор и бесшумно выходит, оставляя дверь приоткрытой на случай, если придётся трусливо удирать ноги. Он наблюдает, как Алекс выходит из машины, его силуэт очерчен слепым лунным светом — напряжённый, сосредоточенный, как будто наделённый какой-то безмолвной, зловещей силой. Следом за ним выбирается отец Пол, его походка шаткая и тревожная, будто он ступает на путь, ведущий прямиком в ад.       Энтони осторожно крадётся поближе, прячась за деревьями. Сердце гулко стучит в груди, но он заставляет себя двигаться медленно, стараясь не издавать ни звука. У него нет чёткого плана — только пьянящий азарт, желание узнать правду, которое отбивает остатки страха и сомнений.       — C'est amusant qu'un lapin ait un petit lapin dans le ventre, — говорит Алекс, и его голос звучит гулко в тишине леса, как будто слова многократно переотражаются от всего вокруг, проникая вглубь самой души.       Энтони видит, как отец Пол, спотыкаясь, идёт вперёд, бормоча молитву, а Алекс следит за ним, не торопясь, с ружьём, перекинутым через плечо.        — Господи, Спаситель мой, услышь мой крик, в этот час тьмы, когда я стою перед лицом смерти, когда зло ходит рядом со мной, покрой меня Твоим Небесным щитом…       Отец Пол падает на колени, его слова становятся громче, но обретают прерывистость и отчаяние. Алекс приближается, и внезапно звук выстрела разрывает тишину. Энтони ощущает, как его парализует ужас: отец Пол оседает на землю, а Алекс опускается к его неподвижному телу и, не торопясь, вынимает амулет, который ещё в ту их прогулку показался Энтони обычной безделушкой, уродливой и совершенно неприметной.       Энтони хочет отвернуться, но его взгляд прикован к тому, что происходит. Алекс кладёт амулет в рот священника, затем делает надрез на своей руке, неглубокий, не чтобы окропить, но что бы оставить шрам. В тусклом свете луны весь ритуал превращается в абсолютно театральное действо, чуждое и отталкивающе спокойное. Наконец Алекс достаёт длинный нож и, проворачивая, пронзает сердце отца Пола.       Лес наполняется белым шумом — таким громким, что Энтони невольно закрывает уши руками. Он готов закричать, но, к своему удивлению, чувствует лишь нарастающее оцепенение и странный, гулкий шепот, доносящийся отовсюду. Ему кажется, что слова Алекса, прозвучавшие следом, расходятся эхом:        — C'est la fin. La dernière sacrifice.       Теперь Энтони по-настоящему дурно, он готов бежать, но его мысли рвутся в хаосе — как будто вокруг него сомкнулись стены, из которых не выбраться.        — Спасибо за внимание, дорогой зритель       Он вдруг понимает, что Алекс всё это время знал о его присутствии, что Энтони — тоже часть этого ужасающего спектакля. Алекс медленно разворачивается к нему с бесстрастным выражением на лице, а после заговорщицки улыбается. Кожа покрывается холодным потом. Он понимает, что весь этот ужас — отчасти и для него. Алекс играл не только со своей добычей, но и с ним, затягивая в порочный круг. Голос с трудом собирается где-то в горле:       — Зачем всё это?       Нет ответа. Энтони чувствует, как злость пополам со смятением кипит внутри.       — Старик тоже твоих рук дело?       Алекс только лишь смотрит на него, словно размышляя, сколько ещё можно выжать из этого молчаливого напряжения. Затем в привычной манере отвечает тоном, полным скрытой насмешки:       — Допустим, — уклончиво бросает он, будто обсуждает какую-то мелочь.       Энтони, стиснув зубы, старается сохранить самообладание, но его злоба постепенно набирает обороты и всё больше граничит со страхом, как будто он стоит на краю, где грань между жизнью и смертью совсем истончается.       — Что случилось вчера? — наконец спрашивает Энтони, надеясь услышать что-то, что разом развеет эту мрачную завесу.       — Ты умер, — просто отвечает Алекс.       Энтони моргает, не веря услышанному, пытаясь уловить скрытый смысл, найти в этом какую-то игру слов, жестокую шутку. И не находит.       — А потом?       — Они не смогли договориться насчёт тебя и отправили в лимб, — говорит Алекс, и в его голосе слышится что-то, что Энтони очень не хочет принимать за проблеск сочувствия.— Я тебя вытащил.       — Кто они?       Энтони ещё раз пробует задать тот же вопрос, который так игнорирует Алекс. Но вместо ответа тот лишь усмехается. И в этой усмешке столько садизма и превосходства.       — Кто они? — в голосе Энтони поднимается истерика. Он бесится, потому что Алекс отвечает так, как ему вздумается, издевается, продолжая оставлять собеседника в неведении. Что за идиотская манера?       За спиной Алекса вырастает то, что лишь при беглом взгляде напоминает отца Пола. Те же очертания, та же белая колоратка и смуглая кожа, всё то же самое, вот только  в глазах вместо бесконечного принятия — бесконечная пустота. Энтони не знает названия этому чувству. Это нечто подобное, что испытываешь, когда смотришь на фотографии мёртвых людей, усаженных в естественные позы, чтобы в последний раз поприсутствовать на семейном фотопортрете. То, что мгновения назад было отцом, скрипит, будто примеряясь к голосовым связкам и человеческой речи:       — Votre sacrifice, Alastor, n'a pas été vain. Après la mort, vous recevrez tout ce qui est dû selon l'accord.       — À bientôt en enfer.       Алекс кладёт ладонь на сердце и кивает. Энтони различает созвучные с итальянским слова. Речь идёт о какой-то жертве, сделке, смерти, аду. Это всё что-то должно значить, но он не понимает. Двое продолжают вести между собой какой-то уже беззвучный диалог. У Энтони шумит кровь в ушах. Это какой-то бред, собрание больных.        Гул внезапно стихает. То, что было священником, смотрит на Энтони поверх плеча Алекса и скалится.       — Приходите на утреннюю службу, Энтони.        И всё погружается в тишину. Они стоят вдвоём, наблюдая за удаляющимся куда-то в глубины леса пастором. Его крупная фигура становится всё меньше и меньше в пейзаже мрачно изогнутых деревьев, пока не исчезает совсем. Энтони чувствует, что увидел уже намного больше, чем мог сам представить. Сжатая пружина в нём медленно распрямляется, больше нет никакой злости, только растерянность и судорожные попытки мозга, опирающегося на логику, собрать пазл в картинку. И они собираются. И пересобираются, каждый раз ялвяя новый сюжет.       — Узнал, что хотел?       — Не совсем.       Алекс улыбается. И Энтони испытывает то же чувство, что испытал в первый день их знакомства, когда нечто опасное в одночасье теряет свой зловещий флёр и становится не более, чем человеком.       — Почему ты вытащил меня оттуда, если я и вправду умер?       — Ты хочешь получить честный ответ?       — Cazzo, если не сложно.       — Я был должен, — после некоторой заминки, видимо, подбирая слова, отвечает Алекс, — но из всех, кого я мог бы спасти в тот вечер, захотел именно тебя.        — Это какой-то странный флирт?        — Возможно.       Энтони вытаскивает пачку из внутреннего кармана, цепляет губами сигарету и ищет зажигалку. Видимо, оставил в другом пиджаке. Алекс подносит огонь к сигарете и смотрит на него поверх пламени. Так они и стоят. Энтони вперемешку с дымом чувствует острый металлический запах, и его начинает накрывать осознанием, с кем он связался. Страх парализует. Или даёт сигнал “бежать”. Энтони бьёт. Он толкает Алекса на землю и кидается сверху, колотит руками, кричит и, проще говоря, банально впадает в истерику, не выдерживая всего, что свалилось на него за два дня. Алекс не отбивается, лишь расплывается в кровавой улыбке. Энтони жмурится. Это бесит ещё больше. Ещё одна насмешка над ним, над его хрупким сознанием, которое не выдерживает таких резких перемен в реальности.        Когда Энтони открывает глаза, лицо Алекса уже всё покрыто красным. Белки застелены кровавой пеленой, и он неотрывно смотрит. Безумно, с насмешкой, вызывающе. Больной. Энтони уверен, вот его уж точно часто роняли в детстве. Больше всего на свете он очень хочет об этом сказать, но не может выдавить и слова. Язык будто онемел и прилип к нёбу. А там временем лицо перед ним меняется, приобретая те самые черты чудовища из кошмара. Нечеловеческий оскал, бешеные глаза. Энтони, как и во сне, закрывает лицо руками и через гул крови в ушах слышит выстрел. Под пиджаком в районе живота расплывается тёплое.