Багерлее

Два унылых, неимоверно долгих серых дня в одиночестве за малым не свели Рокэ с ума. Окделл не появлялся, приходил только дежурный, приносил поднос с отвратительного вида пищей, форма которой более чем соответствовала содержанию, ну хоть бы морисского перца дали, не говоря уже о других специях, которые так любил кэнналиец! Да, хоть как-то спасали книги, но валяться на кровати в глухой безразличной тишине было уже ну решительно невыносимо, каррьяра, как же хотелось ну хоть с кем-то пообщаться, хотелось, чтобы происходило ну хоть что-нибудь, невозможно же все время маяться тут, уподобившись самому мирному созданию под звездами — морскому огурцу, что только и делает, что лежит себе на морском же дне, и до него ровным счетом никому нет дела! А еще ну очень уж хотелось избавиться от назойливых мыслей об Окделле, нет, ну до чего же странный этот северянин! То, значит, «сокровище мое», смотрит так страстно, что чуть ли жар на коже ощущается, в общем, за малым только разве что в любви не признается, а потом… Лед, полное равнодушие, никакого внимания, будто Рокэ ну вот ровным счетом для этого Окделла ничего не значит. Закатные твари, что не так с этим Диконом, Леворукий его побери?! Да впрочем, шел бы вот он в Закат… Нужно просто отвлечься, переключится на кого-то другого, а для этого ну уж точно придется покинуть пределы камеры, иначе ведь ни кошки не выйдет отделаться от этих совершенно ненужных неприятных размышлений. Обеспокоенный положением Рокэ, Дорак заранее предупредил, на прогулку во двор лучше вовсе ни разу не соваться, там всегда непременно случается самое наихудшее, а вот в общий зал очень даже можно, да, там и лихого народу много, но и надзирателей хватает, бдят, чтобы ничего эдакого не происходило. Ну, и, опять же, Окделл. Да, он ничего конкретного не обещал, но перевел ведь в эту весьма сносную камеру, никого отвратительного не подсаживает, по идее, и защитит же, если вдруг что… Проверять это не внушающее особого доверия предположение на собственной шкуре ну совершенно не хотелось, но, с другой стороны, сколько же можно одному торчать в скучных четырех стенах, будто в каком-нибудь карцере?! Несколько безнадежно долгих, томительных часов ожидания, в камеру, наконец-то, вошел дежурный и равнодушным тоном сообщил, что можно отправиться в общий зал. Рокэ лениво, будто делая одолжение, ответил, что вовсе даже именно туда и желает наведаться. Немолодой дежурный удивленно приподнял косматые брови, но повел Ворона по лабиринту унылых серых коридоров, а тот понял: сейчас ведь непременно побежит докладывать обо всем Окделлу, тут уж к кошкам не ходи! Весьма и весьма интересно, что из всей этой затеи выйдет! Липкий страх перед зэками неведомым образом улетучился, осталась только азартная жажда новых впечатлений, ну, ведь живут же здесь как-то люди, в конце концов. На «вылазку» в общий зал Рокэ отправился, будто осторожный кот, не тот вальяжный домашний любимец, что сам ластится к руке, но недоверчивый дичок, на котором стоит лишь подольше задержать заинтересованный взгляд, и вот он уже весь подобрался пружиной в готовности при любом неосторожном движении броситься наутек. Замер в проходе — оставалось только как можно быстрее выяснять, куда бросаться в случае опасности, и Рокэ окинул зал внимательным взглядом охотника — ага, вон он, Окделл! Замечательно, что ж, можно и войти, а не топтаться у двери в сомнениях. — Ну? Идете уже, или, все-таки, обратно в камеру желаете? — нетерпеливо поинтересовался дежурный, сдвинув косматые брови, — У меня, знаете ли, и без Вас дел за гланды! — Благодарю, любезный, — отозвался Рокэ, улыбнувшись одними кончиками губ, — Пожалуй, да, пойду, развлекусь… В шахматы вот сыграю, к примеру. Дежурный всем своим видом дал понять, что ему ровным счетом нет никакого дела до того, чем собирается заниматься Алва, и куда-то заторопился, а Рокэ прошел в зал и снова огляделся — кругом пестрело от этих оранжевых роб, стоял гомон, за прикрученными к полу холодными стальными столами занято, впрочем, Дорак предупреждал, что нельзя вот просто так подсесть к кому-нибудь, спервоначала нужно выяснить, что тут вообще к чему. — Леворукий и все его кошки… — едва слышно пробормотал совершенно растерявшийся Рокэ. Каррьяра, ну надо ведь было хотя бы у Джастина Придда поинтересоваться, как тут себя вести, чтобы не нарваться на неприятности, он-то уж точно знал. А теперь как быть? Не Окделла же расспрашивать, да впрочем, тот и не приходит почему-то! — Любезный… — робко раздалось сбоку, Рокэ обернулся, и увидел приятного седого старика, низенького, благообразного, с лучистыми зеленоватыми глазами, таких обычно называют «рассветный одуванчик», — Сдается мне, у Вас в кармане обретается ни что иное, как папиросы, а они являются валютой наиболее ценной в этих стенах. — Мало ли, что может привидеться, — недоверчиво отозвался Ворон, ведь Ложечник тоже был пожилым и крайне интеллигентным, как знать, за что этот дедуля тут сидит! — Так ведь тут Вы совершеннейшим образом правы, да, — согласился «рассветный одуванчик», — Совсем недавно, представьте, явились мне закатные коты, один черный, а другой урчал многоужасно. Но все же, если папиросы у Вас каким-нибудь случайным образом имеются, я бы Вас ангажировал сменять одну на на что-нибудь Вам весьма полезное, хотите? Рокэ оглядел седого, как лунь, старика с добрыми глазами, отчего-то он вызывал доверие, а папиросы — именно они, не сигареты, у Ворона как раз имелись, ведь неугомонный Марсель отправил ему издевательскую посылку с сахаром, чаем, вязаными носками 45 размера отвратительного желтого цвета, и вот этими самыми дешевыми папиросами, хоть Рокэ и не курил. Валме всеми силами пытался развеселить друга, отвлечь от происходящего ужаса, Алва вспомнил строки прилагающегося к посылке письма, и искренне улыбнулся. — Что ж, будет Вам папироса, а взамен я желаю получить информацию, — привычным деловым тоном сообщил старику Рокэ, — Будьте любезны поведать мне, как тут все устроено! Старик быстрым кошачьим движением спрятал полученную папиросу, довольно сощурился, от чего еще больше стал похож на зеленоглазого кота, и кратко, но толково разъяснил Рокэ, как происходило общение заключенных в общем зале. Наука, в общем-то, нехитрая: зал условно поделен на зоны, есть те, в которые лучше не соваться, например туда, где обретаются беспредельщики, прибившиеся к Килеану ур-Ломбаху, что бы полным психом, а вот на «территорию» гоганов и тех, что к ним приближены, очень даже можно, вот как раз поиграть в шахматы, ну или раздобыть что-нибудь нужное в обмен на те же папиросы, хоть даже морисский порошок. С ворами же обстояло сложно: к ним стоило соваться лишь уже если заработал некий авторитет, иначе жди беды. — Уж не представляю, как Вас и благодарить, — отозвался Ворон, ведь старик, и правда, сообщил бесценные сведения, — Возьмите вот еще папиросу. — Шарберюжела, — задумчиво ответил старик, — Вот я что-то в толк не возьму, что же пошло не так, ведь и ветер был северный, и дорога налево вела… Не должно Вас быть в «Багерлее»… — Я здесь ненадолго, уверяю Вас, — заверил Алва, с сожалением оглядев старика, который начал нести какую-то закатную чушь, сумасшедший он. что ли, — С Вашего позволения, пойду-ка я к этим самым гоганам! Гоганы приняли Рокэ благосклонно, правда, за нахождение в их «вотчине» пришлось отдать ни много, ни мало, целых пять папирос. Еще за три Рокэ раздобыл крохотный пакетик морисского перца, а то ведь пока Марсель получит ответное письмо, пока проверят его новую посылку, отвратительная тюремная баланда напрочь сведет с ума. Интересно, можно ли у этих пронырливых гоганов раздобыть вина, ну, или, хотя бы, той же кассеры?.. А вот в шахматы поиграть не случилось. Только было Рокэ свел знакомство с на вид вполне безопасным фальшивомонетчиком по кличке Печатник, что очень даже был заинтересован в игре, как к Ворону подошли двое, невысокий парень лет лет двадцати пяти с холодными глазами и хищной улыбкой, и его покрытый татуировками молчаливый спутник поистине исполинского росту. — Слыш, фраер! — обратился к Рокэ тот, что с хищной улыбкой, — Люди говорят, ты тут знатный шахер-махер наводишь… — Я… Я вовсе даже ничего такого… — отозвался Рокэ, скользнув тревожным взглядом по залу, так, где Окделл?! — Да ты не боись, оно же дело известное. За шо интерес имеешь? Если на понюхать марафету, ходи до меня, — доверительно сообщил незванный собеседник — А марафет, это… — вскинул точеную бровь ничего не понимающий и крайне взволнованный происходящим Алва — Самое оно, шо ты подумал, фраер, — подмигнул барыга, — Ну так шо, ты кайфануть хочешь, чи как? Если да, не стой, как засватанный, тудой пошли… Рокэ с осторожностью задал еще пару вопросов и понял: речь о морисском порошке, а он сейчас был бы ну так кстати, гораздо лучше вина и кассеры, да и плата вполне себе разумная, надо всего-то отдать папиросы и остальное содержимое посылки, особенно барыгу почему-то заинтересовали вязаные носки, видимо, как раз для его молчаливого спутника с татуировкой дракона на руке, смотреть на которого вовсе даже не хотелось — такой ведь одним ударом хребет переломает! Соблазн понюхать «марафета» был ну очень уж велик, и Ворон решительно пошел за парнем. Тут-то и случилось непредвиденное… — Анатоль! — крикнул вдруг Килеан ур-Ломбах и расхохотался, — Ты шо, с этим вафлером вертухайским хороводишься? — Имеешь шо-то предъявить? — ощетинился барыга, покрытый татуировками спутник его грозно двинулся вперед «Беспредельщики», что окружали Килеана ур-Ломбаха, повскакивали со своих мест, угрожающе сжав кулаки, а в руке предводителя, которого седой старик обозначил полным психом, сверкнуло нечто стальное, видимо, «фельпка», нож, что так популярен у преступников. Нервы не выдержали, Ворон рванулся к Окделлу, убьет если не Ломбах, так вот тот самый татуированный, что и медведя голыми руками завалит, потому что из-за него, Рокэ, у этого Анатоля неприятности, и, судя по всему, крупные! — Дикон!.. — в отчаянии позвал Алва, по воплям и матам за спиной было понятно, драка нешуточная Надзиратели привычно разняли дерущихся, получивший дубинкой Килеана ур-Ломбах, которого тащили в карцер, все кричал: «Подстилка вертухайская!». Ричард больно схватил Рокэ за руку и потащил в камеру, не проронив ни слова. — Окделл, ну мне же больно! — не выдержал Рокэ, но скорее, тягостного молчания, а не ощущения от железной хватки надзирателя — Вы не должны были демонстрировать, что я Вас защищаю! — гневно выпалил Ричард, таща Рокэ по коридору, — Теперь на Вас клеймо, Вы что, не понимаете?! Называть Вас будут не иначе, как «подстилка вертухайская», и относиться соответственно!