Багерлее

Комната с синими обоями, неяркий старинный ночник с шелковым абажуром и бахромой, под рукой ощущается плюшевый Моро, мягкий, пушистый, с ним так сладко засыпать в обнимку! Легкий ночной бриз сыплет в распахнутое окно нежные алые лепестки благоухающих цветов граната, ласково шумит море… Как же хочется немного посидеть на подоконнике, любуясь россыпью звезд на бархатном черном небе и загадочной, манящей полной Луной, но… но почему… почему не выходит даже пошевелить рукой?! Карлос! Что со мной?! Вместо слов с губ срывается едва слышный стон. Карлос! Папа! Шаги… Тяжелые, совсем не как у отца, а брат и вовсе тише кошки! Нужно повернуть голову — не получается, тело не слушается, а он уже близко, у самой кровати! — Ну шо, фраер, — довольный бас, от которого внутри все сжалось в ледяной ком, — Вот мы и свиделись, вафлер вертухайский! — Каррьяра!.. — захлебнулся криком Рокэ, вскочил с жестких нар, прикрытых весьма условным матрасом и огляделся, рвано дыша — Вам нехорошее приснилось? — участливо поинтересовался сокамерник, благообразный худощавый мужчина лет шестидесяти, что лежал на нарах у противоположной стены — Да… — едва слышно отозвался Алва, забрался обратно на вонючий матрас и уселся, скрестив ноги. Оперся было о стену, но тут же отстранился, едва слышно зашипев от холода и боли в ушибленной лопатке В той камере, где держали вчера, была железная дверь, а тут — решетка, как в каком-то безумном зоопарке, от одного взгляда на нее накатывало липкое отчаяние, отравляющее горечью осознания своей абсолютной беспомощности. В этом тесном, тускло освещенном застенке даже не было окна, выкрашенные серым облупленные стены давили, вгоняя в безнадежное уныние. Но зато сокамерник всего один, пусть от него и разило за версту этим особенным старческим запахом, он интеллигентный, тихий, безобидный, такой точно не станет… Продолжать совершенно не хотелось, но перед глазами яркой картиной вспыхнул вчерашний вечер, как трое прижимали к грязному полу, азартно крича: «Давай, Шиш, вздрючь этого мажорчика, зря он, что ли, весь день тут своей тугой варзухой вилял?!» А четвертый… закатные твари, как же вовремя появился этот надзиратель, Окделл! Опоздай он всего на пару минут, и Ворон уже был бы «опущенным», как здесь говорят… — Позвольте угостить Вас шоколадным кексом, — заботливо предложил сокамерник, как его там, Вальтер, кажется, — Сладкое помогает снять стресс, а Вам сейчас это определенно необходимо, полагаю, Вы оказались тут совсем недавно. — Три дня, — вздохнул Рокэ, на душе стало до слез тоскливо. Квентин Дорак, лучший адвокат Олларии, сказал, нужно перетерпеть не больше месяца, но, как, закатные твари, как?! Три кажущихся бредом дня без сна, попытка изнасилования. Первая драка случилась внизу, в общем зале, где зэки коротали время за нехитрыми развлечениями — карты, телевизор, кроссворды, кто-то даже читал книги. В зале было душно, от тяжелого смрадного запаха пота едва не слезились глаза, Рокэ затравленно озирался, решительно не понимая, что ему делать, как вдруг кто-то звучно хлопнул его пониже спины, раздался хохот… Развернулся машинально, инстинктивно, ладонь привычно сжалась в кулак, ударил в скулу. Драться умел, да, но честно, один на один, а не так. Не продержался и пары минут, от подлого удара под дых упал на колени, судорожно хватая ртом воздух. «Завафли его, Ломбах!» — смутно услышал Рокэ, в голове шумело, перед глазами плыло. Тут-то он и увидел впервые этого Окделла, высокий, широкоплечий надзиратель угомонил Ломбаха всего парой выверенных ударов резиновой дубинкой, помог Ворону встать и повел в камеру. «Еще свидимся, фраер! Вафлер вертухайский!» — прокричал зэк, которого другой надсмотрщик тащил в карцер. — Вы кушайте, дорогой мой, кушайте! — ласково произнес пожилой сокамерник, — Мне поклонники каждую неделю присылают кексы, знают, как я их люблю. — Поклонники? — вскинул черную бровь Рокэ, с любопытством оглядев собеседника, и кто же он, кинозвезда ушедших лет, или, может, известный писатель? — Многим, знаете ли, весьма импонирует моя философия: содержание непременно соответствует форме. Вот взять, к примеру, Вас: изящный, изысканно-бледный, на ощупь нежный, шелковый. Поверьте моему опыту, на вкус Вы будете воистину прекраснейшим деликатесом, кулинарным шедевром, лакомством, достойным анакса! — Ч-что? — Рокэ едва не выронил надкусанный кекс из внезапно похолодевших рук, — Вы сказали, на вкус?.. — Именно так, эр Алва, — доверительно улыбнулся пожилой мужчина, — Имя мне Уолтер Айнсмеллер. Неужто не слышали? Про меня, знаете ли, написали книги и даже сняли несколько кинолент, документальных и художественных, среди последних имеется одна весьма удачная: «Серебряная ложка». Знаете, мои единомышленники обычно орудуют скальпелем, или того хуже, ножом. А я скажу Вам, ложка была вовсе даже самая обыкновенная, наверное, мельхиор, я случайно украл ее в школьной столовой, вот просто сунул в карман. Судьба! Рокэ не слушал, застыл гальтарской стауей, в ужасе распахнув синие глаза, прямо как в своем недавнем кошмарном сне. Тихий, интеллигентный сокамерник — убийца, маньяк, каннибал, что вырезал своим жертвам глаза заточенной ложкой, а потом лакомился их плотью, отрезал по кусочку, не давая терять сознание. А он, Рокэ, заперт в тесной клетке вместе с этим чудовищем, срок Айнсмеллеру дали пожизненный, еще одно обвинение в зверском убийстве ровным счетом ничего не изменит! — …Так вот, мне дел на несколько минут всего, а для нее целая вечность, представляете? — увлеченно рассказывал Айнсмеллер, — Одного глаза уж нет, а из второго слезы, слезы… А глаза у нее были голубые, не чета Вашим, конечно, но, все же, красивые, а в моем деле, знаете те ли, форма имеет первостепенное значение, ведь содержание непременно будет столь же прекрасным! Маньяк еще добрую четверть часа предавался воспоминаниям, но потом его сморило, все же, была глубокая ночь, Айнсмеллер пообещал продолжить рассказ утром, удобно устроился под засаленным серым одеялом, от одного взгляда на которое подступала тошнота, и вскоре захрапел. Рокэ метнулся к ненавистной решетке, впился в нее дрожащими руками, прислонился к обдавшим холодом прутьям вспотевшим лбом. Спать в одной камере с каннибалом, что считал Ворона деликатесом, чистой воды самоубийство! Но выход есть, за обедом Джастин Придд, осужденный за мошенничество, шепотом рассказал, что Окделл — племянник «хозяина», главного надзирателя Багерлее, если удастся с ним договориться, никто не тронет. Оставалось только дождаться, когда он появится! — Эр Алва, неужто у Вас снова неприятности? — насмешливо поинтересовался Ричард, что в этот час привычно обходил этаж, — Сколько служу здесь, впервые вижу кого-то столь… столь неудачливого. — Помогите… — сбивчиво прошептал Рокэ, впившись тонкими пальцами в холодную решетку так, что побелели костяшки, — Он же тот самый маньяк, Ложечник… Убьет меня… У него же очки! Разломает оправу, достанет линзу, пусть она и пластиковая, но все же! И вместо ложки ею… Окделл, прошу, мне нужно поговорить с Вами, поговорить так, чтобы никто не слышал! — Хм-м… — надзиратель чуть склонил голову набок и ухмыльнулся, окинув Ворона странным взглядом, — Отчего бы и нет. Лицом к стене! Руки за спину, выйти, когда я позволю! Рокэ стиснул зубы, изо всех сил стараясь не выказать охватившего раздражения. Ему, эру Алве, что-то «позволяют», и кто?! Надзиратель, парень явно не большого ума, раз пошел на эту отвратительную работу, обычный неудачник, серый мышонок, которому в школе не давали одноклассницы! Зато теперь уж можно всласть разгуляться и сполна удовлетворить «синдром вахтера», благо дядюшка-”хозяин» прикроет, что бы не случилось! Окделл долго вел по однообразными серыми коридорами, казалось, этот вгоняющий в глухую тревогу мрачный лабиринт никогда не кончится, вот так и будут они бродить здесь, будто застряв во времени… Но вот Окделл остановился у одной из бесчисленных дверей и отпер замок. — Прошу, эр Рокэ, — любезным тоном пригласил надзиратель, указав на дверь, светский тон его звучал издевкой, — Это комната для семейных свиданий. — Благодарю, — в той же манере отозвался Алва, и тут же прикусил язык, дерзить Окделлу никоим образом нельзя, не то взбрыкнет и отведет обратно к Ложечнику! Нужно срочно спасать положение! — Я весьма признателен Вам за то, что согласились на беседу. Обстановка, как в провинциальной гостинице на Королевской трассе, незатейливо, но чисто, мягкий, такой приятный после жестких нар гостиный уголок, широкая кровать, окно с решеткой, за которым непроглядная тьма, да это и лучше, чем неизбежный забор с колючей проволокой. Окделл сел в кресло с темно-зеленой обивкой у небольшого столика, Рокэ изящным движением скользнул в такое же напротив, отметив, что после жестких нар кресло это невероятно уютное. Попытался взять себя в руки — не особо получилось, это не азартная деловая перепалка в роскошном кабинете, — это… закатные твари, это просьба, и совершенно неясно, что еще из этого выйдет! Алва попытался как можно подробнее объяснить, чего хотел, и что за это мог предложить. Да, счета арестованы, но ведь никто не отменял наличные или подарки родственникам, к примеру, некий «богатый любовник» может «подарить» матушке, сестре, да хоть бабке Окделла роскошную машину или лофт в элитном жилом комплексе. Ну, если уж надо, и то, и другое, да еще и алатские часы в придачу. — Значит, Вам необходима защита, — подытожил надзиратель, с хозяйским видом откинувшись в кресле — Да, Вы же сами сказали, я рекордсмен по неприятностям, — печально усмехнулся Алва — И Вы самым бесцеремонным образом предлагаете мне взятку, — продолжил Ричард, хищно улыбнувшись — Помилуйте… Я лишь хочу сделать Вам приятно, а Вы сделаете не менее приятно в ответ! — отозвался Рокэ, отчаянно пытаясь скрыть волнение, неужели надзиратель не купился на столь многообещающее предложение?! — А вот эта мысль мне определенно нравится! — снова улыбнулся Окделл, опалив Ворона страстным взглядом, — Но, полагаю опыта с мужчинами у Вас нет, верно? — Что… Какого еще опыта?.. — вскинул точеную бровь Рокэ, едва дыша от навалившегося липкого ужаса, — Я не… Я не то вовсе… Я не гей, я никогда… — Я хочу Вас, — хищно улыбнулся Окделл, разглядывая Ворона так откровенно и бесцеремонно, что тот снова замер гальтарской статуей, распахнув потемневшие от изумления и страха синие глаза