Ставка на счастье

      Пробуждение выдаётся нелёгким — хотя бы по тому, что подушка была нереально твёрдая, будто за ночь в камень превратилась; да ещё как-то странно двигалась — может, это его так расшатало? Надышался за ночь перегара от Кима и теперь страдает от похмелья? Чонгук пытается приподняться, но «подушка» не даёт: её крепкие руки надёжно держат его в кольце, прижимая к себе. Разлепляет глаза и подтверждает свои опасения: он спит на груди мужа — очень горячей и мощной, между прочим! — закинув на него левую ногу, да ещё обнимает его к тому же! Шевельнуться омега боится: не дай Бог разбудит, и альфа увидит всю эту картину — это ж до конца жизни потом отнекиваться будешь.       Сглатывает и чувствует неприятное ощущение в горле — пересохло, что ли? — но больше всего его озадачивает не это: как так вышло, что Гук оказался так близко к Тэхёну? Вряд ли он, даже сонный, полез бы к нему обниматься — омега всё ещё в своём уме, чтобы не делать глупости; муж тоже не стал бы притягивать его к себе — удивительно, но насчёт его слов о неприкосновенности Чонгук тому верил безоговорочно.       Ну и как тогда они оказались в обнимку?       В носу отчаянно щекочет, Чонгук понимает, что у него не осталось выбора: уберёт руку, чтобы зажать нос, и наверняка разбудит мужа, но если чихнёт — Тэхён проснётся сто процентов. Из двух зол омега выбирает меньшее и отдёргивает руку — очень вовремя, кстати, — но мужчина всё равно начинает копошиться и прижимает его к себе ещё крепче, обнимая двумя руками и сонно бормоча под нос что-то ему одному понятное. Вот дыхание альфы снова становится размеренным, и Чонгук позволяет себе выдохнуть — правда, теперь выбраться из капкана шансов нет вовсе.       В этих объятиях жарко почти до испарины, хочется сбросить с себя лёгкое одеяло и отодвинуться подальше, но одновременно с этим и шевелиться не хочется. Чонгук, тихо сглотнув, прикрывает на мгновение глаза и представляет себя в объятиях человека, который ему небезразличен; что их с Тэхёном связывает между собой не брак по договору, а сильные чувства, на которых этот брак крепко держится. И внезапно становится так хорошо, безопасно и комфортно, что глаза колет от подкативших хрусталин — так расчувствовался омега. Из горла так и норовило сорваться утробное мурчание, которое с потрохами выдало бы все его эмоции, так что Чонгуку приходится через силу то проглотить, чтобы не разбудить альфу, а заодно не поставить себя в неловкое положение. А ещё с толикой паники осознаёт, что, даже несмотря на обстоятельства, поспособствовавшие их нынешнему положению, начинает к Тэхёну чувствовать что-то. И это не ненависть или привычная злость — это то, отчего подростки не спят по ночам, отчего сердце в груди стучит, словно ополоумевшее, отчего всё остальное уже не кажется таким важным, когда он рядом.       Влюбляться в своего мужа Чонгук не планировал, собираясь через год подать на развод, но боялся, что именно это и происходит.       Противостоять чужим чарам ему оказалось не под силу.       Пользуясь тем, что Тэхён продолжает спать, а омега к нему впервые настолько близко, он разглядывает лицо мужа; когда все мышцы на том расслаблены, мужчина выглядит гораздо моложе своих лет — почти чонгуковым ровесником. Не удерживается и проводит кончиком пальца по линии носа, неотрывно следя за своими движениями, потом по лбу, разглаживая несуществующие складки между бровями, и, наконец, несмело прикасается подушечками к губам.       — Наигрался? — слышит омега тихий шёпот и вздрагивает от неожиданности.       Заигрался, он бы сказал.       Чонгук поднимает взгляд и наталкивается на открытые глаза Тэхёна, что внимательно за ним наблюдали — ночь не такая чёрная, какими они казались в эту секунду. И зачарованно следит за альфой, пока тот стремительно сокращает расстояние меж их губами. Это было словно неизбежное столкновение двух автомобилей, один из которых вылетел на встречку, и настолько же мощное; Тэхён целовал так, будто без этого дышать не сможет — впитывая омегу в себя каждой клеточкой. Небольшая щетина нещадно впивается в нежную кожу, царапая, но Чонгук пытается не сопротивляться; руки сами тянутся к лицу Тэхёна, и теперь жёсткие волоски он ощущает ещё и ладонями. Ладони плавно скользят на шею, а оттуда — на затылок, омега путается пальцами в ворохе густых волос, и чувствует, как альфа обнимает его ещё крепче — если такое возможно. Переплетаются даже их ноги — настолько близость пьянит обоих. Чонгук понятия не имеет, сколько сможет выдержать этот эмоциональный вулкан, который жжёт изнутри, но отпускать — и тем паче отталкивать — мужа у него и в мыслях нет.       Однако зазвонивший внезапно телефон нарушает любые сценарии дальнейшего развития событий.       Тэхён нехотя, с протестующим стоном, отлепляется от Чонгука и с ругательствами тянется к гаджету, пока он пытается отойти от только что пережитого. Это просто какой-то совершенно новый уровень чувственности, который был не доступен для омеги раньше — а ведь это даже не первый их поцелуй.       Отчего же теперь всё по-другому?       В голове стерильный вакуум, из-за которого Чонгук совсем не улавливает нить разговора; только по недовольному лицу мужчины понимает, что в королевстве Датском не всё ладно.       — Что-то случилось? — хмурится, пока тот снова берёт его в кольцо рук и утыкается носом в изгиб шеи.       — Работа, — ворчит.       — Сегодня же суббота, — удивляется омега, покашливая — что-то в горле совсем пустыня. — У тебя не бывает выходных?       По дрожи, которой заходится тело Тэхёна, понимает, что тот смеётся.       — Я ведь босс, что такое «выходной»?       Чонгук против воли чувствует небывалое умиротворение, которое дарят руки мужа на его спине и талии. Гордость внушает ему спуститься с небес на землю и оттолкнуть, показать характер, но внутренняя омега с ним в корне не согласна — наоборот нашёптывает перестать думать так много, отпустить ситуацию и просто плыть по течению, наслаждаясь чужим вниманием. Чонгук ведь не глупый, понимает, что Тэхён его хочет, да и сам всё ещё не оказался под альфой из-за одного лишь упрямства; глазами тоже не слепой и видит, как в чужих иногда проскальзывает эта непонятная секундная нежность. И хотя все их разговоры обычно заканчиваются ссорами, омега не может не думать о том, что даже при таком раскладе муж обращается с ним уважительно, если не бережно.       Тут сердце заходится уже по другой причине: стал бы Тэхён так с его чувствами возиться, если бы ему самому было на Гука наплевать?       Так какого же хрена Чонгук продолжает строить из себя неприступную крепость?       Вздохнув, чтобы успокоиться, он вновь зарывается пальцами альфе в волосы и поглаживает, чувствуя, как тот расслабляется, получив ответную реакцию, и тихо урчит.       — Что мешает нам каждый день просыпаться вот так? — спрашивает.       Его голос вибрацией проходится по чонгуковой коже, заставляя омегу дрожать, и это не ускользает от внимания: Тэхён слегка прикусывает кожу на шее, вынудив Чонгука резко вдохнуть от неожиданности. Внезапный вопрос тоже вызывает сбой в системе, поскольку у омеги не было внятного ответа на него. Да, альфа буквально вынудил его заключить этот брак, пригрозив отобрать всё до последней нитки, но это было его единственным преступлением. К Чонгуку не относились, словно к вещи, уважали его личное пространство, пусть и хотели нарушить то, на него не поднимали руку, чувствуя вседозволенность лишь от того, что омега теперь зависел от своего мужа во всём. В конце концов, Тэхён ещё ни разу не попытался затащить его в постель ни силой, ни шантажом, ни серьёзным обманом: вчерашний вечер Гук в расчёт не брал, поскольку поползновения альфы были вполне безобидными по своей сути.       А это значит, что…       — Ничего, — признаёт поражение. — Кроме того, что я совсем тебя не знаю.       Тэхён поднимает лицо и внимательно смотрит на парня.       — Будь честен со мной, — серьёзным тоном просит омегу. — Есть ли шанс, что мы с тобой сможем стать настоящей семьёй и научимся нормально разговаривать?       Казалось, они оба думали об одном и том же в эту минуту, Чонгука поразило уже то, что именно эти вопросы стали такими важными для альфы. Если посмотреть на их союз под извращённым углом, то Тэхён вообще оказался принцем на белом коне: замуж позвал, фамильный дом в порядок привёл, вернул все семейные ценности, вынесенные за несколько лет в ломбарды, дал Чонгуку возможность жить свою жизнь, не считая копейки в кармане… Для полного комплекта лишь признаний в любви не хватало, но то, как альфа сейчас вёл себя с ним, говорило о том, что и до этого недолго осталось.       Может, только расцветающие чувства омеги взаимны?       — Думаю, у нас правда есть все шансы стать настоящей семьёй и научиться разговаривать нормально, — отвечает так, как чувствует. — Честно говоря, я устал каждый раз собачиться с тобой, когда можно просто спокойно решать все конфликты. Мне не нравится жить в напряжении, его за последние пять лет жизни с отцом с головой хватило. Хочу в кои-то веки ни о чём не беспокоиться и знать, что в этом мире есть кто-то, кому я могу доверять.       — Тогда перестань сопротивляться, — Тэхён легонько целует омегу в шею и довольно наблюдает, как кожа покрывается мурашками от его действий. — Просто не отбирай у меня мои права как мужа, позволь заботиться о тебе и не закрывайся от меня.       Чонгуку жарко и нечем дышать, но вовсе не от близости чужого сильного тела, а от слов, которые без труда отыскивают себе путь к слабому омежьему сердцу.       — Хорошо, — робко соглашается, с удивлением наблюдая, как загораются глаза альфы.       Разительные перемены.       Омега ни разу не видел мужчину в таком хорошем расположении духа; его дедуля правильно говорил: всё, что ни делается — всё к лучшему. Быть может, если бы он вчера не довёл мужа, и тот бы не напился, то сегодня утром они не пришли бы к компромиссу, который способен дать почву для нормальных отношений.       По крайней мере, Чонгук на это надеется.       Пока Тэхён принимает душ, омега готовит на завтрак омлет и делает в голове пометку о том, что на будущее надо запастись боксами для еды — не хватало ещё, чтобы на работе поползли слухи, будто муж морит господина Кима голодом.       А ведь альфа не забудет при удобном случае использовать это себе во благо!       К моменту, как Гук накрывает стол, Тэхён уже полностью собран: свежая выглаженная рубашка и безукоризненно идеальный костюм. Чонгук подозрительно прищуривается, пока муж вешает пиджак на спинку стула и подворачивает рукава, чтоб не испачкать.       — Кто гладит твои вещи?       Тэхён бросает на него косой взгляд.       — Ревнуешь? Это хорошо — значит, ещё не всё потеряно. — Омега закатывает глаза, но мужчина в его сторону не смотрит — уплетает завтрак за обе щеки. Куда только помещается? — Все свои вещи я обычно отвожу в химчистку, но если хочешь лично заниматься моим гардеробом, только скажи.       — Не обольщайся, — Чонгук фыркает по привычке и поворачивается, чтобы щёлкнуть электрический чайник: он вовсе не ревнует, просто было бы стыдно, если бы гардеробом альфы занимался секретарь или помощник — при живом-то муже.       После завтрака альфа снова пытается повторить свой утренний фокус с поцелуем, но Чонгук мягко уворачивается, подставляя щёку: прежде, чем бегать, нужно научиться ходить — и он совсем не о физкультуре. Тэхён роняет усмешку, но послушно прикасается губами к коже, задерживаясь в таком положении дольше нужного, чмокает несколько раз, пока его со смехом не начинают от себя отпихивать, и сбегает на работу, пообещав устроить Чонгуку собеседование в понедельник утром — на этот раз точно. Омеге очень хочется попросить его не говорить никому о том, что он его муж, но боязно нарушать шаткий мир, построенный с таким трудом, так что Чон держит язык за зубами.       К обеду у него начинает болеть голова, он досадливо хмурится: уверен, что всё дело в нервах. Тем временем пустыня в горле всё усиливается, омега выпивает, наверно, целую цистерну жидкости, но та не приносит никакого облегчения. Настроение с завидной скоростью начинает стремиться к нулю, Чонгук укладывается на диван с пультом от телевизора в руке, чтобы отвлечься. Через несколько минут безрезультатного переключения каналов проваливается в дрёму; пульт выскальзывает из рук на пол, но ему слишком лень двигаться. Омега не знает, сколько времени так прошло — он то засыпал, то снова просыпался, через раз видя полнометражные сны, которые выматывали похлеще физических нагрузок. В какой-то момент Чонгук просто заставляет себя распахнуть глаза и бросает взгляд на настенные часы, которые показывают половину шестого вечера.       Вот это прилёг отдохнуть...       Между тем, прислушавшись к ощущениям, замечает, что пустыня в горле превратилась в наждачку и стало больновато глотать. Чонгук прекрасно понимает, что это значит, но отказывается принимать действительность: только болезни ему сейчас не хватало. Голова всё так же немилосердно болит, зажатая в тиски, а скелету становится неуютно в собственном теле. Омега пытается уговорить себя встать и приготовить ужин, но не может банально отскрести себя от дивана.       Ещё и жарко стало, будто возле печки лежит.       В общем, пока он воевал с собственной слабостью, у Тэхёна закончился рабочий день: Чонгук слышит, как в замке поворачивается ключ, и, свернувшись в клубочек, «встречает» мужа взглядом побитой собаки. Тот щёлкает выключателем, поворачивается в сторону омеги и притворно хмурится.       — У тебя взгляд провинившегося школьника — признавайся, что натворил, пока меня не было? — весело интересуется.       Похоже, альфа сегодня в отличном настроении — чего не скажешь о Чонгуке. Он молчит, поскольку пересохшие губы склеились намертво, а горло как будто напичкано гвоздями, и в итоге всё, на что омега способен — это выдать жалобный скулёж. Тэхён растерянно вскидывает брови и стремительно сокращает расстояние между ними.       — Эй, ты в порядке? — присаживается рядом на корточки и прикладывает ладонь ко лбу. От прохлады его руки Чонгук блаженно жмурится. — Да ты весь горишь! По шкале от одного до десяти насколько плохо себя чувствуешь? И почему мне не позвонил?       Вопросы сыплются из мужчины, словно мука из жерновов на мельнице, но говорить Чонгук по-прежнему не способен.       — Пить, — проталкивает хриплый шёпот сквозь разомкнутые губы.       Тэхён несётся на кухню, на ходу скидывая пиджак, и возвращается с большим стаканом тёплой воды; помогает Чонгуку сесть, поддерживая за спину, и подносит стакан к губам. После пары глотков ему становится чуть-чуть лучше — по крайней мере, возвращается способность внятно разговаривать.       — Я уснул, а когда проснулся, уже не смог встать за телефоном, — хнычет омега, вновь чувствуя себя беспомощным пятилетним ребёнком.       — Лежи здесь, я вызову скорую, — Тэхён осторожно укладывает его обратно и достаёт из кармана телефон.       По его движениям Чонгук понимает, что альфа собирается выйти в другую комнату, но омега хватает того за руку, не позволяя и на метр от себя отойти; Тэхён без слов всё понимает и усаживается на край дивана, продолжая поглаживать чужую горячую ладонь. Омега прикрывает глаза — те слезятся от света — и слушает успокаивающий тембр мужа, который называет адрес дома и его личные данные. Голос альфы заполнял неуютную тишину и пустоту квартиры, облегчая страдания омеги: когда знаешь, что ты не один, всегда легче переносить любые проблемы.       Приехавший на скорой врач-омега ставит Чонгуку болючий укол антибиотиков и выписывает кучу химии, из которой он узнаёт разве что жаропонижающее, и оставляет его на попечение мужа. Проводив омегу, Тэхён тут же набирает Ильсона и диктует тому список лекарств, а сам уходит на кухню — греть молоко с малиной. Чонгук послушно выпивает содержимое стакана и позволяет мужу перенести себя в спальню; там его раздевают до белья, наплевав на вялые протесты омеги, и переодевают в пижаму. Тэхён заворачивает Чонгука в толстое тёплое одеяло, чтоб хорошенько пропотел, но по просьбе омеги прикладывает ко лбу влажное полотенце, смоченное в холодной воде. Через полчаса альфа уходит встречать Ильсона, который привозит Чонгуку лекарства и куриный бульон, который передал его муж — омега с ним даже не знаком, но тот уже заочно вызывает симпатию.       Разве плохой человек станет проявлять доброту к незнакомцу?       После ухода водителя Тэхён заставляет омегу через силу съесть пару ложек подогретого бульона, но всё осилить у него всё равно не получается. А после альфа и вовсе доводит его до состояния шока: нацепив на лицо медицинскую маску, Ким раздевается, заявляя, что одного его не оставит.       — Совсем сбрендил, — ворчит на такое заявление Чонгук — температура вроде начала спадать после укола, и, в общем и целом, ему стало немного легче.       — Ты ведь хочешь, чтобы я спал спокойно? — Мужчине кивают, нахмурившись, потому что затемпературенный мозг не видит закономерности. — А для этого я должен быть рядом.       Пользуется ситуацией, не иначе.       Заметив, что Чонгук дрожит от отголосков озноба, Тэхён заползает под одеяло и обнимает его, прижав к сильной груди; в такой близости от него омега вновь чувствует себя неловко, но парня радует то, что, если он и совершит под действием этой близости какую-нибудь глупость, её запросто можно будет списать на температуру.       — З-значит, устроиться на р-работу в твою фирму мне н-не светит, — постукивая зубами, вздыхает.       Грудь Тэхёна сотрясается от смеха.       — Мне кажется, это Вселенная намекает на то, что тебе нужно не это.       — И что т-ты мне предлагаешь? С-сидеть дома?       — Я предлагаю тебе то же, о чём мы разговаривали утром: перестань сопротивляться и просто будь моим мужем и папой наших детей.       От неожиданности Чонгук даже зубами стучать перестаёт, потому что снова поднимается температура — только на этот раз не из-за болезни.       — Мы ведь уже говорили об этом, — неуверенно отвечает.       Собачиться и в самом деле надоело, просто... Как Тэхён себе это представляет?       — Не нужно торопиться, любовь моя, — альфа вновь мочит нагревшуюся повязку, не забыв стянуть маску и коснуться губами влажного лба. — Мы с тобой обязательно всё успеем.       Тэхён умудряется впихнуть в Чонгука ещё пару ложек бульона, а после заставляет снова померить температуру, пичкает его таблетками, и всё это время омега наблюдает за ним с полной растерянностью, вспоминая день их первой встречи. Тогда альфа вёл себя совершенно иначе: показывал своё превосходство, был холоден и отстранён и всем видом давал понять, что Чонгук для него — всего лишь предмет сделки. Но вот прошло всего несколько недель, а мужчина готов буквально на руках его носить.       Либо омега чего-то в этой жизни не понимает, либо Тэхён поменял к нему своё отношение.       Целую неделю тот исправно ухаживает за мужем, сидя с ним и работая из дома, и изредка нанимает сиделку — если у него нет возможности остаться; и за эту неделю Чонгук понимает, что, кажется, начинает влюбляться в собственного мужа. Перед ним словно был другой человек — не холодный и собранный, а внимательный и заботливый. Может, у Тэхёна есть брат-близнец, о котором Чонгук ничего не знает, и они просто поменялись местами?       Чонгук без конца ворчит, что альфа подхватит от него заразу, если будет так халатно относиться к своему здоровью, а тот и бровью не ведёт — то и дело целует то в лоб, то в щёки, то в кончик покрасневшего от постоянных трений носа. На каждое такое касание омега выдыхает тихо, потому что приятно очень, хоть вслух он в этом и не признаётся, но Тэхён всё видит по его глазам, в которых помимо нежности горела ещё и благодарность.       В один из таких дней, когда омега уже не чувствовал себя старой развалиной, а почти вернувшимся в прежнее состояние человеком, что-то изменилось. Эта перемена казалась совсем незаметной и, скорее, была эмоционального характера, чем видна глазам — Чонгук просто вдруг осознал, что Тэхён относится к нему совсем не как к человеку, которого взяли замуж в качестве залога нерушимости договора.       Они смотрели на ноутбуке какую-то фантастику, которую Чонгук у Тэхёна буквально выклянчил всеми неправдами, ведь альфе такой жанр не по душе, и со стороны наверняка походили на обычную семейную пару, совместно проводящую спокойный вечер. У омеги под спину подсунуты подушки, чтобы было удобно полусидеть-полулежать впритык к плечу альфы, который, пользуясь чужой податливостью, играл с его пальцами. В какой-то момент широкая ладонь перебралась Чонгуку на колено и ненавязчиво, но вполне ощутимо поползла вверх по бедру, затрагивая внутреннюю сторону.       — Ч-что ты делаешь?       Голос сразу охрип и понизился, поскольку прикосновение для чувствительного омеги оказалось слишком интимным, а выражение лица Тэхёна говорило о том, что то совершенно точно не было случайным.       — Ласкаю мужа, — как ни в чём не бывало, альфа пожал плечами, не сводя взора с омеги, глаза которого уже начало затягивать поволокой. — На это я имею право.       — Ты говорил, мы не будем торопиться, — выдохнул Чонгук, растёкшись по подушкам.       Он мог оттолкнуть настойчивую руку и попросить не прикасаться; мог одним взглядом высказать свой протест такому стремительному течению событий; мог ударить и запретить даже смотреть в свою сторону… Но в действительности всё, о чём сумел подумать — это тепло, которого ему так в его жизни не хватало. Чонгук уже не мог вспомнить, когда в последний раз просто жил, не нагружая голову тяжёлыми мыслями о том, что он будет кушать завтра и как пережить очередную зиму, не имея тёплых вещей; смутно помнит время, когда отец лучился силой и ответственностью, а не синяками под глазами, серостью кожи и опухшим из-за алкоголя лицом. Омега не шибко обрадовался тому, что пришлось повзрослеть гораздо раньше положенного, и вместо прогулок со сверстниками он был вынужден искать подработку, обивая все пороги, ведь кому нужны неопытные желторотые птенцы… И вот ему словно бы дали шанс получить всё то, чего так бесцеремонно лишили, однако этой возможности он продолжал всеми частичками души сопротивляться, сам не зная, почему.       — Сложно держать обещание, когда ты рядом — такой тёплый и без своих колючек.       Альфе, казалось, совершенно сорвало тормоза, если судить по этим лихорадочным касаниям. Мужчина словно стремился прикоснуться сразу везде, не мог выбрать, какую часть чонгукова, внезапно податливого, тела заласкать в первую очередь. То от него так долго защищали и прятали, выпуская острые шипы, не давали подступиться и хотя бы взглядом занежить: омегу хотелось до сорванных связок и алой пелены перед глазами.       И вот дорвался, что называется.       — Я же болею, — Чонгук со свистом втягивает воздух, когда чужие губы перемещаются на шею и слегка прикусывают кожу.       От болезни остались лишь воспоминания, но рациональная часть омеги противилась изо всех сил.       — Угу, — мычат ему вместо ответа, не отрываясь от медового бархата.       — Ты тоже заболеешь, — пытается воззвать к голосу разума, только чьего именно — не понятно.       — Как скажешь, — выдыхает Тэхён уже куда-то в область левой ключицы.       — Мне казалось, мы решили подождать...       — Это ты решил, — мурлычет альфа прямо ему в ухо, прикусывая мочку.       — Я исчерпал все аргументы против, — сдаётся омега.       — Наконец-то, — облегчённо выдыхает Тэхён и снова целует его — на этот раз так, будто он уже принадлежит ему.       А, может, это действительно так.       Чонгук лишь на мгновение паникует, чувствуя небывалый напор, с которым на него буквально набрасываются, но голову получается отключить уже после первого затяжного поцелуя. Недосмотренный фильм оказывается забыт и совершенно не помогает отвлечься, поскольку все органы чувств сосредотачиваются на жадных прикосновениях чужих сильных и настойчивых ладоней. Омега безропотно позволяет избавить себя от одежды, ощущая жар там, где никогда не ожидал ощутить его прежде, и тихо, но искренне стонет, отзываясь на щедрые ласки.       Тэхён вопреки своему совершенно первобытному желанию перевернуть мужа на живот и трахнуть действует сдержанно и нежно; его цель — приручить, успокоить и убедить в том, что Чонгук может ему довериться, что у них действительно есть шанс на нормальную семью, которую хотят оба. Поэтому альфа раскрепощает, раскрывая запертые на сто замков створки постепенно, пусть и с твёрдой решимостью, не позволяет от себя закрываться, настойчиво разводя колени в стороны и устраиваясь между. Чонгук чертовски смущён, лежать в такой раскрытой позе перед мужчиной, с которым они ещё пять дней назад даже поговорить не могли без того, чтобы не поцапаться, стыдно и дико сковывает. Огонь, горящий в глазах напротив, тоже не добавляет уверенности, скорее, пугает до чёртиков — его будто съесть планируют, искусав всё тело и не оставив ни единого нетронутого участка.       Тэхён это и делает — лижет кожу на левой груди, подготавливая, а после погружает клыки в плоть, сжимая челюсти вокруг соска. Омега шипит и совершает попытку вырваться, уйти от болезненного укуса, но выпущенный в кровь феромон действует на него, словно наркотик: заставляет его обмякнуть и расслабиться, делает податливым. Тэхён, более чем удовлетворённый полученной реакцией, издаёт грудное урчание и ранки зализывать принимается, намеренно задевая шершавым языком чувствительную бусину соска и наслаждаясь скулежом разморенного одной-единственной меткой мужа.       Чонгук тихо и недовольно сопит, стоит тому от его груди оторваться и отстраниться, перенося вес на локти. Моргает медленно и раздражённо щурится из-за яркого верхнего света, который — внезапно — как-то резко бьёт по глазам, а потому пытается под сильным телом мужа спрятаться, сползая ниже по подушкам и елозя в поисках удобного положения. Крепкие грудные мышцы альфы оказываются прямо перед его лицом, и это смущает неслабо, омега ведь не привык к таким откровенным видам.       Альфу такая реакция забавляет: Чонгуку некомфортно, и он пытается это исправить, укрываясь под ним, словно… в гнезде. Эта мысль немного ошарашивает, но в приятном смысле, Тэхён рокочет успокаивающе, сущность омеги перестаёт волноваться, успокаивается, откликаясь.       — Ты чувствуешь себя в безопасности со мной? — мягко интересуются у Чонгука.       Для Тэхёна это важно.       Омега робеет под внимательным взглядом, растеряв всю свою дерзость, и потому лишь несмело кивает, пальчиками обхватывая чужие бока. Неосознанно цепляется за своего мужа, словно утопающий — за спасательный круг и неуверенно на себя его тянет, чтобы снова ближе. Тэхён не смеет ему в этой просьбе отказать, опускается ниже и первым делом метку свою зализывает, слыша тихий блаженный выдох. Мечтает это тело пометить целиком и полностью, чтобы ни одна живая душа к омеге даже на пушечный выстрел подойти не посмела, чувствуя на нём его запах, зная, кому Чонгук принадлежит.       Лишь рядом с ним его первобытные инстинкты работали на полную мощность. Клыки чешутся от желания вновь погрузиться в плоть. Тэхён подтягивается чуть выше и горящим взглядом сумасшедше колотящуюся жилку на шее гипнотизирует, его глаза переливаются красным и с чуть напрягшимся взором Чонгука сталкиваются, прося разрешения: эту метку без согласия альфа не поставит. Чонгук сглатывает шумно и кивает, не смея и не желая противиться мужу, который сразу к нежной коже на сгибе припадает, ведёт носом почти до самого уха, нежно целует и вылизывает железу перед укусом.       Омега, обласканный и успокоенный, на второй укус отзывается ленивым тихим писком, боль от этой метки почти не ощущается, а вот лёгкая эйфория — очень даже. Она голову кружит, путает мысли и мешает задумываться о целесообразности и правильности его поведения, приносит удовольствие и баюкающее ощущение принадлежности, которого так отчаянно не хватало. Сердцем и сущностью чувствовать, что за спиной отныне стоит кто-то сильный — тот, кто готов взять на себя любую проблему Чонгука и решить её по щелчку пальцев, защитить и окружить заботой, по которой душа столько лет тосковала, — попаданию в рай эквивалентно.       Тэхён носом в свою же метку утыкается и дышит сочетанием их запахов, которые наконец-то в единый коктейль смешаны. Не может отстать от той, лижет и целует, тесно грудью к омежьей прижавшись, благодаря чему Чонгук телом чувствует вибрацию от чужого довольного урчания. Омега хихикает тихо, но голову отклоняет, давая больше пространства, и пальцы в копну волос запускает, прижимая того лицом ближе к своей шее.       Близости добившись, Тэхён для себя открытие сделал: его Чонгук до ласки и внимания капризен и жаден. После второй метки покорно открывается, не прячется, поддаётся чужим желаниям и прикосновениям не препятствует — наоборот хочет теснее и ближе. А у альфы клыки ноют немилосердно, даже лёгкая паника накрывает: действительно омегу целиком искусать хочется.       — Что ты со мной делаешь… — уткнувшись лицом Чонгуку в грудь, вопрошает, изо всех сил свои желания сдерживая.       Поднимает голову, демонстрируя горящие глаза, и Чонгук как будто понимает, после меток не способный сопротивляться.       — Только не делай мне больно.       Тэхён знает, эта просьба не только о теле — о душе по большей части.       — Никогда.       И снова губами к коже прикасается, ведёт ниже, потирается щекой о живот, оставляя на омеге больше своего запаха. У Чонгука от его касаний всё тело полыхает огнём, но самый сильный жар скапливается внизу — там, где альфа сейчас так нежно трогает и гладит, целует и лижет, задевая губами головку. Ему стыдно немного, но он стонет чуть громче, не может сдержаться, ведь так хорошо ему никогда прежде не было.       Вновь паникует немного, когда чувствует, как в него проникают пальцы, преодолевая сопротивление, растягивают неспешно, пока губы без поцелуев не оставляют в покое, зубы терзают нежную кожу до лёгких покраснений. Чонгук лишь вдыхает неровно, стоит Тэхёну вновь всадить клыки в чувствительную плоть внутренней стороны бедра. Он откидывает голову на подушки, и мычит от удовольствия, когда горячий язык вновь зализывает очередную метку, на которой Тэхён явно не остановится, омега к утру будет весь искусан с головы до ног. Чонгук даже представления не имел, что его муж окажется таким кусачим, захочет пометить его не только в шею, но и везде, где вздумается, чтобы на нём осталось больше чужого феромона и запаха.       Такого уровня собственничества он даже в фильмах не видел.       Омега стесняется жутко, однако не может удержаться от того, чтобы скользнуть взором вниз и оценить чужое возбуждение с набухшими венками. Размер откровенно пугает, но Чонгук доверяет Тэхёну, верит — тот знает, что делает. Тэхён за ним наблюдает, щурит глаза хитро и набирает на пальцы вязкую омежью смазку, размазывая ту по члену, на что Чонгук краснеет, пищит и отворачивается, пряча лицо, чем вызывает довольную улыбку. Напрягается немного, чувствуя, как в его дырочку упирается горячая головка, но расслабляется, стоит Тэхёну погладить его живот ладонью и чмокнуть в метку у соска.       Боли от проникновения не ощущает совсем, Тэхён хорошо его растянул, однако чувствовать себя таким наполненным всё равно было непривычно. Чонгук дышал часто, пытаясь хоть как-то справиться с наплывом эмоций, накрывших его впервые в жизни, и за мужа цеплялся, сминая мышцы пальцами. В нём тоже первобытные инстинкты проснулись, стоило Тэхёну начать осторожно делать первые толчки, поэтому он впился ногтями в кожу спины и со стоном от особенно глубокого проникновения провёл ими до самой поясницы. Тэхён ощущал горящие полосы на спине, но не злился, а лишь заводился сильнее.       Его омеге хорошо. Его омега тоже хочет пометить своего альфу.       Чонгук переводит на него поплывший взор, подёрнутый мутной плёнкой возбуждения, и жадно глазами на его шею смотрит, молчаливо давая понять, чего хочет. Тэхён не противится, подставляет ту и наслаждается, когда шершавый влажный язык несколько раз проходится по коже, вылизывая железу. Омежьи клыки погружаются глубоко в кожу, ответная метка чуть щиплет, но Чонгук зализывает укус, залечивает слюной, и Тэхён одобрительно рокочет, толкаясь чуть грубее и вызывая с чужих уст очаровательный писк.       Оба слишком быстро чувствуют подступающий оргазм. Тэхёна слишком долго держали на расстоянии: он здоровый альфа с потребностями, а под боком такой прекрасный и желанный омега, — а Чонгук просто оказался слишком чувствительным и заведённым чужими действиями. Поэтому он громко выстанывает имя мужа, пачкая их животы спермой, и задыхается, ощущая, как Тэхён кончает в него, а его член внезапно начинает увеличиваться.       — Что?..       — Тише, любовь моя, — хрипит ему в шею мужчина. — Это узел.       Чонгук по-прежнему плохо соображает, но достаточно, чтобы понять смысл сказанных слов.       — Я же забеременею.       — Очень на это рассчитываю, — Тэхён мурлычет и переворачивается, укладывая ослабшего омегу на себя. — Ты станешь самым прекрасным папочкой.       Слабая улыбка растягивает его губы, ведь Гук всегда любил детей, правда, никогда не думал, что собственным обзаведётся так рано.       — Мы справимся? — устало спрашивает, выпячивая нижнюю губу.       Он разнежен и залюблен, после поцелуев, меток и секса совершенно по-другому себя ведёт и чувствует, что сопротивляться совершенно не хочется.       Они ведь решили попробовать, верно?       — Справимся, mi querido, — Тэхёна умиляет эта перемена в поведении, а желание искусать и перецеловать с макушки до самых пяточек никуда не делось, так что он чмокает сначала выпяченную губу несколько раз, а после зацеловывает лицо. — Я ведь рядом.       Чонгук мурлычет, укладывая голову на грудь мужа, и тычется носом тому под челюсть, вдыхая их смешанный аромат и проваливаясь в сон.

***

      Чонгук просыпается после обеда совершенно разбитым, но почему-то с улыбкой на пол-лица. Тело приятно ломит в тех местах, о которых даже думать стыдно, он блаженно потягивается, зарываясь лицом в подушку, и поворачивает голову в сторону второй половины кровати, где должен был спать Тэхён, однако видит лишь смятую подушку. Должно быть, альфа снова с утра пораньше уехал на работу, но омеге всё равно становится немного обидно, и в груди неприятно колет. Настроение меняется как по щелчку пальцев, но Чонгук всеми силами гонит от себя дурные мысли, ведь они решили идти по другому пути.       Тучи над головой рассеивает приоткрывшаяся дверь.       — Доброе утро, — весело здоровается Тэхён, входя в комнату с тарелкой бульона на подносе.       Чонгук почти злится на себя за то, каким сильным облегчением его накрывает, стоит увидеть мужа, однако он с тихим писком под чужой смех зарывается лицом в подушку, поскольку из одежды на альфе — лишь чёрные боксеры. Мог бы и догадаться, что после совместной ночи тот начнёт на полную катушку использовать свои права как мужа.       — Я думал, ты уехал, — бубнит смущённо, когда его выкапывают из убежища, и пытается усесться поудобнее.       — Хорошего же ты обо мне мнения, — демонстративно хмурятся ему в ответ.       Чонгук не может вспомнить, чтобы когда-то ещё видел мужчину таким сияющим — начищенное до блеска золото не так сильно сверкает. Но по его губам тоже расползается улыбка, когда он понимает, что в этот раз сам стал причиной чужого хорошего настроения.       — Ну, ты ведь босс, у тебя же нет выходных.       Сейчас, когда Тэхён дома и никуда не денется, Чонгук мог позволить себе сарказм.       — Если тебе хочется, чтобы я ушёл — только скажи. — Альфа нарочито медленно поднимается на ноги, но даже отойти от кровати не успевает: омега хватает его за руку прежде, чем проанализировать ситуацию. Тэхён, довольно сверкнув глазами, усаживается на постель — доказал себе и мужу, что нужен ему. — Тогда не выёживаемся.       Чонгук заливается очаровательным румянцем и покорно принимает из рук мужа тарелку. Он уже не чувствует себя больным, однако бульон послушно выпивает и принимает лекарства, чтобы допить прописанный курс, за этим Тэхён следит чётко и поблажек не даёт, но от этого только хочется к тому прижаться и благодарно помурлыкать, поскольку он альфе небезразличен. Что он, собственно, и делает, отставив тарелку на прикроватную тумбу и подлезая мужу под бок, прямо в распахнутые объятия. Прячет малиновые щёки у того на груди и теплом чужим греется, ощущая поцелуи на своей макушке, висках и скулах.       Они проводят вместе весь день, убирая оставленный после себя бардак и готовя ужин, и омега не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким счастливым и беспечным. Тэхён то и дело распускает руки, шаря по телу Чонгука под своей же футболкой, ворует поцелуи и оставляет те на плечах и шее, что покрываются миллионом мурашек от его касаний. Ладонь мужа, недвусмысленно поглаживающая живот, заставляет слегка порозоветь и представлять, как в недалёком будущем тот может красиво округлиться, если Чонгуку удалось забеременеть.       — Я сегодня должен присутствовать на скучном вечере одного из моих клиентов, — вспоминает Тэхён, когда они заканчивают с готовкой. — И мне бы хотелось, чтобы ты сопровождал меня — ты как, выдержишь?       Чонгук немного устало выдыхает, перекладывая запечённую курицу на блюдо: благотворительный вечер — это куча народа, которая будет разглядывать его как диковинный экспонат в коллекции богатого бизнесмена, а омеге не хочется чувствовать себя беззащитной мухой, нанизанной на булавку.       — Наверно, в этот раз мне лучше остаться дома, — неуверенно качает головой.       — Как скажешь, — с готовностью соглашается альфа. — Но на всякий случай я оставлю тебе адрес — если вдруг станет скучно, и ты передумаешь, идёт?       Он кивает и прикрывает глаза, когда Тэхён протяжно целует его в лоб.       — Хорошо проведи там время, — невесело улыбается, на что мужчина усмехается и уходит в спальню.       Омега, прибираясь на кухне, изредка слышит, как альфа бродит по дому, приводя себя в порядок и готовясь к поездке, но вот ему дарят ещё один крепкий, но быстрый поцелуй в губы, и входная дверь захлопывается с глухим звуком, после чего в квартире повисает мёртвая тишина. Это угнетает его, так что, закончив приводить кухню в порядок, Чонгук выбирается в гостиную к телевизору, чтобы было не так тоскливо — привыкнув к тому, что рядом постоянно кто-то есть, после начинаешь чувствовать себя одиноким и никому не нужным. Он щёлкает пультом и бездумно переключает каналы, не задерживаясь нигде дольше пары минут, потому что мысли сконцентрированы совсем на другом.       Может, Гук зря отказался?       Конечно, он терпеть не может подобные сборища, но это лучше, чем сидеть здесь в одиночестве; к тому же, вдруг и Тэхён звал его не столько потому, что Чонгук — его муж, а чтобы рядом был тот, кому нужен он сам, а не его банковский счёт или влияние. Омега со вздохом выключает телевизор, топает в ванную, где наскоро принимает душ, и возвращается в комнату — выбирать наряд; сегодня на улице достаточно тепло, поэтому он останавливает выбор на лёгком костюме нежно-персикового цвета, состоящем из хлопковых брюк и приталенного пиджака, под который отлично подошла белая рубашка из чистого шёлка. Высушивает волосы феном и подкручивает лёгкими волнами; с макияжем приходится повозиться, потому что это явно не его стихия, но видеоролики с Ютуба оказываются очень полезными. Напоследок омега обувает белые кожаные туфли, бросает взгляд в зеркало и с удовлетворённой улыбкой кивает сам себе, после чего достаёт телефон и набирает водителя.       Тэхёну определённо понравится его внешний вид.       Прибывшая через пятнадцать минут машина быстро отвозит его туда же, куда ещё недавно доставила альфу, останавливается возле входа в здание в форме полумесяца; омега быстро отметает возникшее желание вернуться обратно домой и выходит на улицу под слегка прохладный ветер. Внутри Чонгука встречает приятной наружности омега, который, к удивлению, отыскивает его фамилию в списке приглашённых и с улыбкой вручает небольшой буклет. Оказывается, здесь проводится благотворительный приём по сбору средств, и все собранные деньги отправят в фонд детского дома.       Только для этого нужно приобрести одну из картин неизвестного художника стоимостью не ниже полутора миллионов вон.       Зато Чонгук сразу прикидывает размах мероприятия и получает представление о том, какой здесь собрался контингент.       Он поднимается на четвёртый этаж на лифте: хоть и чувствует себя лучше, но не настолько, чтобы покорять ступеньки. У выхода в небольшой коридор его встречает портье и с улыбкой открывает нужную дверь, пропуская в мир денег, власти и амбиций. В глаза тут же ударяет яркий свет от двух больших люстр, а слух режет классическая музыка и, наверное, с полсотни разговоров. Здесь все разбились на небольшие группки — по интересам, состоянию и комфорту, как полагает омега; из-за этого он немного теряется, потому что понятия не имеет, как найти в этом бедламе Тэхёна.       Но вселенная подкидывает ему спасательный круг.       — Чонгук-щи? — слышится знакомый голос, вынудивший обернуться. Перед омегой стоит улыбающийся клиент Тэхёна и, кажется, тот искренне рад его видеть — чего не скажешь про его супруга. — Тэхён сказал, что вы не сможете приехать.       — Добрый вечер, господин Хан, — улыбается Чонгук в ответ — ему нравится этот человек. — Мне слегка нездоровится, но я не хотел, чтобы муж был здесь один.       — Кто сказал, что он один? — елейно улыбается встрявший в их беседу Хёнук и указывает куда-то Чонгуку за спину.       Омега разворачивается корпусом, нахмурившись, потому что не понимает, что тот имел в виду, и в самой середине зала среди танцующих пар замечает Тэхёна в компании стройного высокого брюнета. Они оба друг другу улыбаются и о чём-то разговаривают, и при этом их лица находятся достаточно близко, чтобы предположить, что разговор весьма интимный.       С простыми знакомыми так себя не ведут.       Горло перехватывает обручем, а в сердце словно проворачивается тупой проржавевший нож, поскольку танцующий с его мужем омега необычайно красив и утончён. Тот двигается с невероятной грацией, улыбается мягко и ласково и вообще ведёт себя так, что Чонгук понимает: пожелай этот омега его Тэхёна соблазнить, и Гук никак не смог бы этому помешать. Таких отрывают с руками и ногами, за таких в прежние времена альфы стрелялись на дуэлях, не жалея жизней, таким готовы бросить весь мир к ногам…       Чонгук проигрывает ему по всем фронтам и признаёт это скрепя сердце.       Неделя в обществе обходительного Тэхёна встаёт комом где-то в глотке: очевидно, вся напускная забота альфы была лишь для того, чтобы уложить омегу в постель и доказать, что даже такой недотрога перед ним не устоит. Пусть Чонгук и согласился на это добровольно, сейчас всё равно внутри стало как-то пусто и больно.       Музыка меняется, и Тэхён отпускает талию брюнета, но руку продолжает держать в своей и ведёт того из круга танцующих прямо в чонгукову сторону; белоснежный костюм омеги сочетается с классическим чёрным тэхёновым, но навевает неприятные ассоциации, и Чонгук чувствует, как его начинает мутить. И всё же гордо приподнимает подбородок и придает лицу равнодушный вид, чтобы никто не догадался о том, как это всё на самом деле его задевает. Тэхён замечает его на полпути, и улыбка на лице альфы блёкнет. Чонгук тоже понимает — понимает, что расплачется, если муж начнёт объяснять, откуда знает эту сияющую и лучезарно улыбающуюся стерву, крепко вцепившуюся в руку мужчины мёртвой хваткой, — и поворачивается обратно к господину Хану, нацепив на губы улыбку, хотя внутри всё клокочет.       Это его мужчина! Его альфа! Его муж! Какого чёрта этот омега смеет за него цепляться?!       — Прошу прощения, где здесь уборная? У беременных, сами понимаете, режим совсем не тот, — извиняющимся тоном интересуется.       Хан нисколько не смущается — просто понимающе улыбается, а Хёнук хмурится, вспомнив о чонгуковом «положении». Мужчина жестом указывает ему направление, и Гук покидает пару прежде, чем до них успевает добраться Тэхён. Да, позорно сбегает, но ему нужна эта минутка, чтобы справиться с эмоциями: не хочется видеть жалость в чужих глазах. Уборная оказывается абсолютно пустой, так что омега совершенно не сдерживает ядовитых слёз обиды. Господи, и зачем он только сюда приехал! Лучше бы и дальше жил в неведении, считая, что у них с Тэхёном есть шанс на нормальную семью...       Это второй их совместный выход в свет, и каждый раз Чонгук наталкивается на каких-то омег, без встреч с которыми легко бы обходился и дальше. Нужно было позволить альфе вышвырнуть их с отцом за дверь теперь уже кимовского дома — уверен, что они нашли бы выход из ситуации. А теперь Чон обречён до конца жизни жить под одной крышей с человеком, который за его спиной развлекается с другими. Знал бы, где упасть — соломки подстелил бы, вот только теперь поздно что-то делать.       Омега вспоминает свою фразу, которую сказал Тэхёну перед уходом того, и горько усмехается: мужчина сполна воспользовался его советом.       Интересно только, на что Тэхён рассчитывал, когда звал его сюда? Что Чонгук решит остаться дома и никогда не узнает, что в его жизни есть кто-то кроме него? Хотя Чонгук на его месте и вовсе не предлагал бы мужу появляться там, где он может застукать его с другим. Как у него вообще хватило ума или, на худой конец, наглости на то, чтобы так вести себя — да ещё в присутствии стольких свидетелей?!       Несколько глубоких вдохов помогают омеге прийти в себя: не стоит терять самообладания и надумывать себе невесть что. Он вытирает потёки туши под глазами: сидеть здесь дольше нельзя, да и в любом случае они с Тэхёном живут под одной крышей, когда-то им всё равно придётся поговорить. К счастью, из-под слоя тонального крема и пудры, которыми Чонгук тоже воспользовался перед выходом, не было видно красных пятен на лице — они всегда проступают, когда он плачет. Омега обновляет косметику, немного освежает помаду — на всякий случай — и покидает своё убежище.       Тэхён по-прежнему стоит рядом с Ханом, только на этот раз не прикасается к своему спутнику, хотя тот, судя по взглядам, явно был бы не против стоять поближе. Чонгук старается не пускать на лицо горечь или отголоски боли, но и выглядеть весёлым сил тоже нет, поэтому он решает придерживаться нейтральной отстранённости и радуется, что Тэхён в тот день так и не развенчал ложь о его беременности — теперь это можно использовать как прикрытие в любой неприятной для него ситуации.       В конце концов, омега может просто уйти, и никто его за это не осудит.       Первое, что бросается в глаза в поведении Тэхёна — взор, то и дело устремляющийся на часы, и немного дёрганные движения рук.       Альфа... нервничает?       Первым омегу замечает Хан; в его глазах загорается искреннее волнение — так обычно на своих сыновей смотрят отцы, которых заботит состояние их детей.       — Выглядите осунувшимся — с вами всё в порядке?       Тэхён моментально переключает своё внимание на мужа, и в его глазах Чонгук тоже видит искреннее беспокойство вперемешку с растерянностью и чем-то ещё.       Неуверенностью?       Гук слабо улыбается перед тем, как ответить, и старается не встречаться взглядом с Кимом — боится, что приобретённое самообладание снова развалится как карточный домик.       — Должно быть, ещё не совсем отошёл от болезни, — обращается к господину Хану. — Это пройдёт.       Ему не видно лица Тэхёна, но он чувствует кожей прожигающий взгляд мужчины. Супруг смотрел на него настолько внимательно, что щёки начинают полыхать не то от страха за собственное будущее, не то от стыда за то, что муж «крутит» роман прямо у него под носом. Никогда в своей жизни Чонгук не чувствовал себя настолько незащищённым и уязвимым, как сегодня, омега жалел о том, что не способен отключать чувства.       Щёлкнул пальцами, и ничто не волнует.       — Мы можем поговорить? — тихо просит его подошедший Тэхён, Чонгук невольно поджимает губы.       — Тэхён, не хочешь нас познакомить? — слышится незнакомый мелодичный голос.       Внутри всё холодеет и автоматически напрягается. Каким-то шестым чувством Чонгук понимает, что это именно его голос, но он будет не он, если позволит хоть капле обиды или ревности проявиться на лице.       — Да, милый, — Чонгук улыбается с намёком на превосходство и берёт мужа под руку, чуть сильнее положенного сомкнув пальцы вокруг мышц: ему нужна опора. Он поворачивается лицом к омеге, стоявшему за спиной Тэхёна, и всеми силами пытается оставаться спокойным. — Представь нас.       Вышеупомянутый переводит озадаченный взгляд с Чонгука на Тэхёна и обратно и явно недоумевает, почему Гук позволяет себе такие вольности с Кимом. Альфа вздыхает — кажется, рассчитывал по-другому провести этот вечер — и кивает.       — Чонгук, это Джихо — муж моего двоюродного брата Донхёна; Джихо, это Чонгук — мой омега и законный супруг.       То, как Тэхён интонационно выделил слово «мой», Чонгука немного удивило, но в груди всё равно разлилось тепло, однако реакция Джихо позабавила его ещё больше.       — Надо же, — задумчиво роняет себе под нос. — А я думал, это слухи.       — Индюк тоже думал — и в суп попал, — не сдерживается Чонгук, нервно поправляя идеально сидящий пиджак.       На лице Тэхёна мелькает что-то напоминающее усмешку, но исчезает так же быстро, как и появляется.       Вероятно, чего-то подобного он от своего омеги и ожидал.       Да, комментарий получается немного агрессивным, но разговаривать как-то иначе с омегой, который мало того, что сам замужем, так ещё и виснет на замужнем мужчине — это кое о чём говорит. Джихо изображает на лице что-то отдалённо похожее на улыбку и протягивает Чонгуку руку.       — Приятно познакомиться и добро пожаловать в семью.       Чужую протянутую руку Гук оставляет без внимания: для него этот безнравственный омега членом семьи совсем не является, — вцепившись обеими ладонями в предплечье Тэхёна, ненавидит себя за собственнический инстинкт, который выжигает грудь калёным железом, заставляя ощериться и защищать свою территорию. У них с Тэхёном только-только начали налаживаться отношения и здравствуйте! — этому бессовестному нахалу надо было влезть и всё испортить. Хотя в любом случае хороши были оба: без ответного интереса со стороны Тэхёна тот вряд ли стал бы вести себя так фривольно.       — Благодарю, — отвечает равнодушно и чувствует, как напрягается Тэхён.       — Потанцуем? — Альфа перетягивает на себя внимание.       Тэхён старается выглядеть непринуждённо, но Чонгук видит, как тот в действительности напряжён. Омега осторожно кивает и позволяет увлечь себя в сторону танцующих пар, хотя и понимает, что это приглашение — всего лишь предлог, чтобы вытащить его на разговор. Дает себе обещание не срываться на слёзы, что бы ни случилось, и старается особо не думать о том, что увидел здесь каких-то двадцать минут назад.       — Говори уже, что хотел, — Чонгук начинает первым, чтобы не оказаться застигнутым врасплох какой-нибудь правдоподобной ложью, и Тэхён хмурится.       — Мне не нравится твой тон.       — А мне не нравится твоё поведение.       — Я не сделал ничего, чтобы заслужить твоё разочарование.       Брови Чонгука самовольно взлетают вверх.       — Вот как? То есть, лапать чужих мужей — уже правила хорошего тона, да?       — Не неси ерунды, любовь моя, — голос альфы звучит мягко, терпеливо, Чонгука пытаются успокоить, но у него что-то слишком скачет настроение в последнее время. — Джихо для меня всего лишь муж брата, я никогда не смотрел на него по-другому и смотреть не собираюсь. Зачем мне он, когда у меня есть ты?       Чонгуку льстит, что его предпочли другому, и всё же услышанное для него звучит неправдоподобно.       — Ну конечно… — плаксиво бубнит, чувствуя, как его прижимают к себе сильнее. — Такой красивый омега и какой-то Чон Чонгук, у которого кроме высшего образования нет ничего — естественно, я вне конкуренции…       — Во-первых, ты давно уже Ким, а не Чон, mi querido, — словно по секрету шепчет Чонгуку на ухо. — Во-вторых, если бы дело было только во внешности, я уже был бы женат на ком-то другом. В-третьих, мне нравится, что ты меня ревнуешь, это даёт надежду, что у тебя ко мне есть что-то посерьёзнее простой симпатии, однако я ничем не заслужил твоих упрёков и обиженных взглядов, Чонгук. Джихо тоже часть моей семьи, я не мог отказать ему в простом танце, за такое не обвиняют в измене и не подают на развод.       — Мне не нравится, как он на тебя смотрит, — бурчит омега и придвигается ближе, уже самостоятельно прижимаясь к мужу и обнимая за шею. — Он ещё хуже, чем Хёнук.       Тэхён позволяет себе расслабиться и отпускает тихий смешок, беззастенчиво целуя своего взбунтовавшегося омегу в щёку.       — Тебе нечего бояться, любовь моя. Я своё солнце ни на кого не променяю.       Лишь после этих слов Чонгук окончательно успокаивается и обмякает в руках мужа, тихонечко мурча что-то ему в шею, чем вызывает тёплую улыбку на его губах. Приятно знать, что он всё себе напридумывал, хотя с этим, конечно, тоже нужно что-то делать. Омега дарит ему ещё один танец, а после оба решают, что пробыли здесь достаточно, да и впечатлений на обоих с лихвой хватило.       — Уже покидаете нас? — словно прочитав желание в чонгуковых глазах, интересуется Хан, стоит паре подойти чуть ближе.       — Я немного устал, — виновато улыбается Гук и складывает руки на животе, переведя выразительный взгляд на Джихо. — В моём положении вообще нежелательно долго находиться на подобных мероприятиях, я просто хотел составить компанию мужу.       На лице родственника Тэхёна отражается удивление пополам с недоумением, тот вперивает взгляд в живот Чонгука, и в них омега видит зависть, разочарование и злость. Они прощаются со всеми — Чонгук даже пожал руку Хёнука, который на фоне Джихо теряет всю свою конкурентоспособность в его глазах — и покидают зал, пока Гук всем телом чувствует на себе прожигающий взгляд Джихо.       Дай Бог, чтобы тот так и остался всего лишь мужем брата.