Ставка на счастье

      Две следующих недели Чонгук бы приравнял к нахождению в Эдемском саду, не меньше.       До своего замужества он и представить себе не мог, что альфа способен заботиться об омеге вот так — ставя его выше всех прочих и порой даже забивая на работу. Именно после того, как они совместными усилиями сломали стену, что разделяла их, Чонгук увидел, насколько Тэхёну небезразличен. Лишь перестав брыкаться и приняв решение не сопротивляться, плыть по течению, понял, с какой нежностью к нему относятся, и что ту, кажется, по отношению к омеге проявляли всегда, начиная с первых дней подготовки к свадьбе.       Теперь утро не обходилось без ласки и поцелуев, а ночи были наполнены обжигающими прикосновениями и близостью, после которых Чонгук каждый раз рассыпался на простынях.       Было странно осознавать, что ему удалось найти свою судьбу вот так — выйдя замуж не по любви, а по договору, ведь в самом начале он не был уверен даже в том, что им удастся хотя бы просто разговаривать, не сыпля друг в друга оскорблениями. Но вот они где оба: делят одну постель, целуются как сумасшедшие и занимаются любовью — именно так, Тэхён был согласен лишь на такое определение.       Однако такое идеальное затишье Чонгука пугало, и не зря.       К ноябрю у компании альфы появилось больше работы, поскольку перед концом текущего года всем захотелось разрешить свои дела, чтобы встретить праздники свободными и уделить время семье. Тэхёну этого тоже хотелось, так что мужчина принимал непосредственное участие не только в заключении новых контрактов и разрешении спорных и конфликтных моментов, но и предоставляя свои услуги как переводчика, чтобы быстрее разгрести свалившийся на компанию аврал. Чонгуку присутствия альфы с каждым днём не хватало всё больше, ещё и настроение по этому поводу начало внезапно скакать. Но больше всего напрягла невесть откуда взявшаяся ревность и мнительность: омегу всё чаще посещали мысли, что муж вовсе не в компании, впахивает, разгружая время, а проводит то с другими. Так некстати на автоответчике обнаружилось сообщение от Джихо, который уточнял, всё ли у них в силе.       И вот вроде бы ничего такого, мало ли, о чём шла речь, но сообщение оставлено на домашнем телефоне, а не отправлено на личный смартфон Тэхёна.       Это сделано специально, чтобы Чонгук тоже был в курсе и терзался сомнениями?       Если так, то у Джихо получилось.       Тэхён возвращался домой поздно и весьма напряжённый, Чонгук лишь поджимал губы, чтобы не сорвались с тех вопросы, которые заведомо приведут к ссоре, но и молчать не мог. Он в этом доме не приложение к мебели, а живой человек, ему не хватает общения и внимания мужа, который на любой вопрос о делах компании почему-то огрызался или отвечал односложно, явно не настроенный на продолжительную беседу. Масла в огонь омега подлил ещё и тем, что начал звонить альфе по несколько раз в день, чтобы хоть так восполнять недостаток внимания, однако Тэхён воспринял его звонки по-другому и во время одного из них неслабо вспылил, прорычав что-то о чрезмерном контроле со стороны супруга.       — У меня хватает проблем, чтобы ещё и твои завуалированные попытки меня контролировать терпеть, — рыкнул мужчина в трубку. — Уйми свою паранойю и займись чем-нибудь. Похоже, у тебя слишком много свободного времени.       Омега сглотнул, когда в динамике вместо голоса любимого повисла тишина после сброшенного звонка, в горле встал ком размером с Каннам-гу, и вдруг стало так обидно. Да, в нём плескались какие-то подозрения, ведь Тэхён без малого к нему охладел, однако звонил Чонгук мужу вовсе не за тем, чтобы проследить, где тот, с кем и чем занимается. Он по супругу тоскует ужасно, без его запаха свет белый не мил, но объяснить это ему не дали, обвинив в том, о чём Гук даже не помышлял.       Боль, полоснувшую по сердцу, внезапно сменила злость: что этот альфа вообще о себе возомнил?! Чонгук тут переживает за их отношения и скучает, как ненормальный, а на него рычат в ответ… Раздражённо вытерев рукавом свитера скатившиеся из уголков глаз солёные капли, омега вытащил из-под кровати один из своих чемоданов, решительно распахнул шкаф и принялся срывать с вешалок первые попавшиеся вещи. Раз Тэхёну так осточертел этот «контроль», альфа точно вздохнёт свободнее, если омеги по его возвращении в квартире не окажется. Никто не будет его «пилить» и задавать вопросов, на которые тому всё равно не хочется отвечать; исчезнет раздражитель, в собственном доме у альфы получится, наконец, расслабиться.       А может, тот и вовсе не заметит отсутствия Чонгука.       Чонгук впервые вызывает такси, а не звонит тэхёнову водителю, чтобы тот раньше времени не узнал о его решении уехать, сам спускает лёгкий чемодан вниз и уверенно садится в машину, сразу же отворачиваясь в противоположную от многоэтажки сторону. Водитель-альфа, заметив удручённое выражение чужого лица, лишь уточнил адрес и молча повёл автомобиль, не пытаясь влезть в душу, и омега был ему за это благодарен.       Родной дом, который таковым больше почему-то не ощущался, встретил его приветливо распахнутыми воротами и вкусными запахами, долетевшими до чувствительного носа из открытого окна кухни. Живот разразился голодными воплями, заставив водителя понимающе улыбнуться, и буркнув тихую благодарность, Чонгук рассчитался и направился к дому.       Но даже до крыльца дойти не успел, как ему навстречу вышел отец, очевидно, заметивший из окна подъехавшую машину.       — Сынок! — Сухён удивлён и насторожен внезапным приездом Гука, но обнимает его, ведь счастлив видеть. — Что-то случилось? Как Тэхён?       Разговор о муже — это последнее, что было Чонгуку сейчас нужно, и отец видит это по выражению дрогнувшего от обиды лица сына; ему настолько надоело прятать и держать всё в себе, что он даже не пытался скрыть от родителя своего состояния.       — Не волнуйся, с твоим зятем всё в порядке, — глухо роняет омега, теребя ручку чемодана.       — А с тобой? — осторожно уточняет альфа.       Чонгук качает головой вместо ответа и старается не смотреть в родное лицо — родительская жалость только усугубит положение, плакать и без той хотелось крокодилом. Всё, чего он хотел — это укрыться в родных стенах от всего, что могло лишить его душевного равновесия. Очевидно, родитель улавливает эти душевные флюиды, потому что больше не задаёт ни одного вопроса; вместо этого бодро подхватывает чемодан и несёт тот в дом, где вкусно пахнет жасминовым чаем и оладушками с корицей. Только учуяв эти запахи, Чонгук понимает, насколько голоден, и все остальные мысли временно покидают его, омега сосредоточивается лишь на пустом желудке.       Лиён, омега-повар встречает Чона такой радостной улыбкой, будто после долгой разлуки увидел единственного сына; тот долго цокал языком оттого, что Чонгук слишком похудел за эти несколько недель отсутствия, и, удостоверившись в том, что омега приехал надолго, заверил, что сумеет вернуть его к жизни. От искренней улыбки этого мужчины невозможно было не улыбнуться в ответ и вместе с тем не заметить немного хмурое лицо отца — реакция на внезапный приезд сына и его решение задержаться здесь подольше.       Чонгук за обе щеки уплетает грибной крем-суп и запечённые овощи и даже умудряется впихнуть в себя парочку оладьев со сметаной, а после, превратившись в тюленя, ретируется в гостиную, чтобы немного отлежаться. Вещи омеги отец понёс было в их с Тэхёном спальню, но Гук тут же среагировал и попросил того сменить дислокацию: о том, чтобы спать в этой комнате, не могло быть и речи. Родитель в очередной раз хмурится, почуяв неладное, но возражать не стал и отнёс чемодан в комнату для гостей — ту самую, в которой Чонгук провёл ночь перед свадьбой.       Здесь, в этом доме — хоть тот и сменил имидж и мало походил на себя прежнего, — омега, наконец, почувствовал какой-никакой покой и умиротворение: всё-таки, поговорка про родные стены не такая уж и глупость. С удобством устроившись на диване, он залип на потрескивающем пламени в камине и изо всех сил старался ни о чём не думать, но у отца явно было другое мнение на этот счёт.       — Может, ты всё же расскажешь, что происходит? — садится в кресло почти напротив сына.       — Ты не рад меня видеть? — пытается съехать с темы, но Сухёна так просто не проведёшь — сказывается хватка бизнесмена.       — Ты же знаешь, что рад, — качает головой. — Но ты вышел замуж — хоть и не по любви — и переехал жить к мужу, а теперь возвращаешься домой с чемоданом и молчаливой просьбой ни о чём тебя не расспрашивать.       — Так может, ты просто порадуешься за мой приезд и не будешь забивать себе этим голову?       — Не могу. Я обещал твоему папе, Чонгук, что буду заботиться о тебе; а если тебе плохо или больно, значит, я не справился с этим обещанием.       Омега переводит на родителя удивлённый взгляд. И дело не в том, что до этого дня они никогда не говорили о старшем омеге: Гук молчал, потому что прежде, садясь за карточный стол и влезая в бесконечные долги, пуская по миру их как семью и проматывая то немногое, что у них было, отец думал о чём угодно, но точно не о своём обещании, данном покойному мужу. Иначе тысячу раз бы подумал перед тем, как вынудить единственного сына повзрослеть раньше времени и волноваться о том, что будет завтра.       — Тебе нужно было подумать об этом прежде, чем ставить на кон всё, что у тебя было, — Чонгук даже не скрывает досады в голосе, роняя упрёк, и снова отворачивается.       Знает, что это нечестно — давить на больное и пытаться выставить отца злодеем, — но ему просто не хотелось говорить о том, что его мечты хотя бы о приблизительно нормальной семейной жизни развалились на куски.       — Ты ведь многого не знаешь, мой мальчик, — невесело усмехается мужчина. — Есть огромное количество переменных в этой формуле, в результате которых ты оказался частью семьи Тэхёна — единственным родным человеком, если быть точным, — но я не верю в случайности.       Омега вновь смотрит на отца и по глазам понимает, что он ему что-то не договаривает. Он копается в памяти и вспоминает, что даже тогда, после своего проигрыша и визита Тэхёна, отец совсем не выглядел виноватым и не особо выказывал раскаяние. Чонгук подозрительно щурится, на что родитель лишь улыбается.       — Поверить не могу, что ты его защищаешь, — омега озадаченно переводит взгляд на огонь в камине.       Как они дошли до этого — Гук вышел замуж за незнакомого и нелюбимого человека, чтобы спасти то, что осталось от его семьи и её наследия, а отец встал на тёмную сторону?       — Когда-нибудь ты поймёшь, почему в твоей жизни всё сложилось так, а не иначе, и многое обретёт смысл.       — Как насчёт объяснить мне всё сейчас? — Чонгук, досыта накормленный недомолвками, резко садится и повышает голос, требуя ответа. — У меня такое ощущение, что вы оба просто играете со мной в игру, правил которой я не знаю, потому что вам стало скучно! Я всегда доверял тебе и даже умудрился влюбиться в Тэхёна, но уже не уверен, что он эти чувства заслуживает, а теперь и ты делаешь всё, чтобы повторить его судьбу.       — Не уверен, что я тот, кто должен рассказать тебе о том, что происходит, — улыбается Сухён, и омега вообще перестает что-либо понимать. — Думаю, вам с Тэхёном стоит перестать вести себя подобно детям и просто по-человечески поговорить.       Чонгук хмурится, поскольку он-то как раз был бы рад поговорить с мужем — вот только тому это явно не нужно.       Пусть со своим Джихо беседы ведёт, им явно есть что обсуждать.       В доме отца омега просидел до самого вечера, словно на иголках: постоянно оглядывался на входную дверь, ожидая, что вот-вот ворвётся Тэхён и в ярости накинется на него за то, что посмел сбежать. Любой, даже самый несущественный шум за окном казался ему гневным рыком двигателя автомобиля альфы, Чонгук каждый раз вздрагивал, словно трусливый заяц. Но к его удивлению, Тэхён так и не приехал и даже более того — Гук не дождался от мужа ни одного звонка: ни с угрозами, ни для выяснения отношений, ни с извинениями.       Альфе словно было всё равно, где его омега и что с ним.       Впрочем, если это так, то Чонгук правильно сделал, что уехал. А сомнения в чужих чувствах подтачивали изнутри, вынуждая думать, что через пару дней Тэхён осознает, какую совершил ошибку, женившись на нём, и сам подаст на развод. Такой расклад принёс бы немало боли, ведь омега уже успел привязаться, однако лучше разойтись сейчас, переболеть и двигаться дальше, чем продолжать жить вместе ради того, что им никогда не построить.       Отец даже не пытался скрыть своё недовольство по этому поводу; тот не выговаривал сыну, что он ведёт себя как ребёнок, и не давал советов, но его глаза говорили Чонгуку больше, чем любые слова. Чонгуку же только и оставалось, что поджимать губы и убирать руки от телефона подальше, ведь те так и тянулись убедиться в отсутствии сообщений и пропущенных звонков от абонента, который уже достаточно глубоко пробрался в сердце. Он чувствовал обиду, ведь его отсутствие альфа не мог не заметить, однако вернуть попыток не предпринял; злился, потому что эти мелочи вообще волновали его тогда, когда он получил долгожданную свободу, за которую так отчаянно боролся…       Так отчего же вместо радости он ощущал привкус пепла во рту?       Самое банальное — обида и злость совершенно не мешали омеге скучать по мужу, запах которого вдруг стал таким необходимым, как и сон — организму ночью. В него хотелось укутаться, словно в одеяло, хотелось почувствовать на себе сильные руки, что спрячут в надёжных объятиях, но вместо желаемого Чонгук получал лишь пустоту и холод.       Так прошли почти сутки. За это время Тэхён ни разу не сделал ни одной попытки вернуть Чонгука или просто попытаться поговорить. Не было ни одного телефонного звонка, ни одного сообщения с извинениями или с просьбами вернуться и расставить все точки над «i». Ближе к ночи омега сам почти поддался импульсу позвонить мужу, но быстро взял себя в руки: будет очень глупо предлагать перемирие после собственного ухода.       Ещё меньше хотелось вновь услышать обвинения в чрезмерном контроле…       Но и откреститься от мыслей об альфе у него не получалось — слишком привязался несмотря ни на что. Оставаться в неведении было выше его сил, и он не придумал ничего лучше, как утром следующего дня позвонить Ильсону и через него выяснить о Тэхёне хоть что-то. Альфа ничем не порадовал, лишь ещё больше укрепил в нём сомнения и взрастил чувство вины: Тэхён сегодня был сам не свой. Дёрганный, раздражённый сильнее, чем обычно, на подчинённых рычать начал ещё в машине по телефону практически без причины.       Вывод напрашивался один: уход Чонгука — совершенно не то, чего хотел его муж. Ещё долгое время после разговора омега сидел у окна в их с Тэхёном спальне, пытаясь найти ответы на вопросы. Почему Тэхён не позвонил? Почему не приехал? Почему предпочитает вымещать злость на подчинённых вместо того, чтобы приехать и поговорить? Подобными мыслями Чонгук доводит себя до того, что его начинает подташнивать, а потребность в запахе мужа взлетает просто до небес. Не в силах остановить себя, Гук тянется к шкафу и перебирает вещи альфы, которые лишь едва удержали в себе альфьи феромоны, но это всё же лучше, чем совсем ничего. Небрежно сорвав вещи с вешалок, вместе с этой кучей завалился на постель и уткнулся в мягкую ткань костюмов лицом, ощущая, как душат непрошенные слёзы.       Это дурацкое пляшущее настроение однажды точно его доканает…       Вечером. Он позвонит Тэхёну вечером.

***

      Середина декабря выдалась достаточно солнечной и сухой, хотя прохладный ветер и тяжёлые свинцовые тучи несколько омрачали общую картину. Конечно, теперь Чонгуку не приходилось надевать кучу свитеров и кутаться в обветшалые лохмотья, но было бы лучше, если бы начало зимы выдалось ещё и тёплым, как было в прошлом году. И всё же Чонгук решается на пешую прогулку, намереваясь набраться храбрости перед тем, как набрать номер Тэхёна и наконец-то сдвинуть с мёртвой точки это бесконечное молчание. Сейчас, по прошествии недели вдали от мужа Чонгук начал сомневаться, что правильно вёл себя по отношению к нему изначально.       Альфу тоже можно было понять, если рассуждать логически. Конец года на носу, у того невероятный завал на работе, наверняка горящие сроки и клиенты, которые, опомнившись, захотели поскорее уладить свои дела, воспользовавшись услугами его фирмы. А Чонгук вместо того чтобы отнестись к состоянию Тэхёна с пониманием тоже сорвался, подлил масла в огонь: всё же, у обоих характер не сахар, но кто-то же должен быть мягче и находить компромисс?       И всё же… Чонгук не виноват, что так тоскует по вниманию и запаху мужа, за что же из него сделали козла отпущения?       Омега неторопливо сворачивает в сквер неподалёку, чтобы подольше побыть в относительном одиночестве без неодобрительного взгляда отца, и медленно бредёт по тропинке, изредка пиная опавшие листья носками сапог.       По сотому кругу прокручивает в голове всю эту ситуацию, в которой они оказались вместе с Тэхёном — уже не важно, по чьей вине, — и чувствует, как к горлу вновь подкатывает тошнота. В последнее время его постоянно тошнит, чем бы Чонгук ни занимался; просто во рту вдруг явственно ощущается привкус металла и горечи. Сегодня омега даже пытался с утра немного отвлечься работой в саду: помогает садовнику сгребать листья или укутывает недавно посаженные плодовые деревья на зиму.       Что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о муже.       — Чонгук? — раздаётся за спиной до дрожи в лопатках бесящий голос. Его догоняет омега, чьё лицо сейчас является последней вещью, которую Чонгуку хотелось бы видеть. — Вот уж не думал вас здесь встретить!       Ха! И это говорит человек, который живёт в совершенно противоположной части города и, насколько Гук знает, не имеет родственников в этом районе, а, следовательно, и делать ему здесь абсолютно нечего.       — Джихо. — Чужое имя срывается с губ как ругательство, но он даже не старается казаться дружелюбным или банально вежливым — не с этим омегой. — Что вам нужно?       Тот как-то сразу осекается — удивлён подобной реакцией? — и всё же выглядит весьма довольным.       Только вот Чонгуку совсем не хочется знать причину.       — Мы с Тэхёном завтра плывём на его личной яхте, чтобы немного развеяться, и я просто хотел выразить своё сожаление о том, что вы не сможете составить нам компанию.       Чонгуку лишь чудом удаётся сохранить на лице маску равнодушия.       Вот как… Он тут сходит с ума от тоски, как идиот, и чувствует себя виноватым, а этот змей, именуемый мужем...       — Увы, из-за беременности я себя неважно чувствую, — притворно-сочувственно качает головой: даже если бы он был в отличном расположении духа, у него нет никакого желания делить общие квадратные метры с такими лицемерами. — Тэхён так заботится обо мне и ребёнке, что даже в машине меня возит с осторожностью — какое уж тут плавание.       О том, что у Тэхёна есть яхта, Гук, разумеется, ни сном, ни духом, но не признаваться же в этом... Победная улыбка на мгновение меркнет на лице соперника, но этого мгновения хватает, чтобы омега заметил чужую досаду.       — Что ж, поправляйтесь скорее, — улыбается тот сквозь зубы.       — Через восемь месяцев обязательно буду чувствовать себя легче, — мило улыбается в ответ Чонгук, даже не скрывая своего откровенного глумления.       С лица Джихо моментально слетает маска напускного дружелюбия; вместо неё Чонгук видит лицо змеи, которая готова перегрызть ему глотку. Омега презрительно фыркает и уходит в сторону тёмного автомобиля — «Мерседеса», если он не ошибся с маркой. Это лишь ещё больше убеждает его в своей правоте относительно причины появления здесь Джихо, и Чонгук с улыбкой машет тому на прощание, даже не сомневаясь, что омега наблюдает.       Нет лучшего способа вывести противника из себя.       Спустить с поводка слёзы он позволяет себе лишь, когда автомобиль скрывается за поворотом. Джихо не должен был видеть, что сумел его задеть, но без свидетелей никто не может запретить Чонгуку плакать. Он не знает, что делать, и как относиться к этому всему; чувствует себя преданным и разбитым и понятия не имеет, где взять сил жить дальше. Возможно, случись это немногим раньше, Чонгук был бы рад: у Тэхёна была бы игрушка, которая перетягивала бы внимание альфы на себя, и омега мог бы жить спокойно. Но спокойная жизнь, видимо, не для него, раз Чонгук решил влюбиться в этого эгоиста. А злился тот теперь, скорее всего, оттого, что не получилось делать из него дурачка и спать одновременно и с ним, и с этим... Джихо.       Надо же, какой жадный… Целый гарем вокруг себя собрал…       К горлу вместе с комком снова подступает тошнота. Та буквально душит омегу, и Чонгук останавливается, привалившись к дереву, чтобы немного отдышаться. Делает несколько глубоких вдохов и выдохов и старается не думать о плохом: пусть ему и было больно, но эту боль можно пережить — в конце концов, он не первый обманутый омега и вряд ли станет последним.       Лишь когда тошнота отпускает — не уходит совсем, а лишь слегка ослабляет свою хватку, — у Чонгука получается более-менее прийти в себя. Редкие прохожие косятся в его сторону — должно быть, видок у омеги ещё тот, — кто-то любезно интересуется, не нужна ли помощь, но Гук лишь отрицательно машет головой, вымучивая из себя благодарную улыбку. Проходит весь сквер насквозь, замечая неподалёку палатку с овощами и фруктами, бегло просматривает ассортимент, который никак не цепляет, а потом его глаза натыкаются на лимоны — такие ровные и жёлтые, что Чонгук просто не может пройти мимо.       В голове настойчиво бьётся мысль, что лимоны точно спасут этот день.       Омега покупает целый килограмм и теперь уже целенаправленно топает домой — хочется скрыться ото всех и просто побыть в одиночестве.       Отец встречает сына задумчивым взглядом, но, рассмотрев выражение лица, его собственное принимает озабоченный вид.       — Чонгук, сынок, ты в порядке? — подходит к омеге, складывая газету и роняя её на пуф. — Выглядишь бледным. И глаза красные.       — Всё нормально, — отвечает Чонгук, старательно давя из себя улыбку.       Не собирается он здесь убиваться горем, пока некоторые намереваются путешествовать на яхте со всем комфортом.       Нет уж, не дождётесь!       Чонгук относит лимоны на кухню, на ходу скидывая пальто, и высыпает весь килограмм в раковину. Старательно перемывает каждый фрукт с мылом, потому что именно так сейчас нужно, и складывает на широкое блюдо, стоящее здесь же, на тумбе. Когда все лимоны перемыты и вытерты вафельным полотенцем насухо, до лёгкого скрипа и блеска, омега берёт в руки нож, но чья-то настойчивая ладонь его останавливает.       — Что это ты удумал, ягодка? — слышит притворно возмущённый голос старшего омеги. — Работаешь на моей кухне? Отбираешь у меня единственную работу?       — Да мне просто захотелось лимонов, — на этот раз Чонгук улыбается искренне и даже немного смущённо.       Этому мужчине очень нравится чувствовать себя нужным — вон, и отца откормил так, что тот уже во все брюки влезает с трудом.       — Что за беда? Сказал бы мне, я бы мигом всё сделал!       Тот берётся за нож и ловко нарезает лимоны кружочками; под удивлённым взглядом омеги Чонгук хватает первое колечко и с упоением кусает так, будто это не лимон, а стакан чистой воды после долгого блуждания по пустыне. Не замечает, как уминает целых два лимона, даже не поморщившись, и с умоляющим видом снова смотрит на повара. Тот как-то подозрительно щурится, но просьбу омеги исполняет, а потом манит к себе пальцем стоявшего за его спиной отца. Они пару минут о чём-то возбуждённо перешёптываются, а после у чонгукова родителя глаза делаются размером с тарелку под второе.       Интересно, что такого сказал ему старший омега?       Чуть позже вечером, когда весь килограмм лимонов перекочевал Чонгуку в желудок, он блаженно заваливается на диван перед камином — теперь это его любимое место во всём доме. Поленья весело потрескивают, отгоняя мрачные мысли, и омега просто сосредотачивается на трепещущем пламени.       — Могу я поговорить с тобой? — разрушает тишину голос отца, который усаживается в кресло напротив.       Чонгук кивает, заинтригованный, и усаживается поудобнее: судя по выражению лица родителя, разговор предстоит серьёзный.       — О чём?       — Как ты себя чувствуешь? — как-то осторожно интересуется, и омега хмурится.       — Немного расстроен, но в целом в порядке.       — А лимоны килограммами с каких пор ешь?       — Мне уже нельзя просто захотеть лимонов? — на ровном месте начал раздражаться Гук.       — Я просто хотел узнать, не связано ли это с тем, что ты беременный? — задаёт шокирующий вопрос и немного укоризненно улыбается. — Ну, то есть, я почти в этом уверен, но хочется знать, почему ты сразу мне не рассказал?       Хотел бы Чонгук что-то на это ответить, но слова буквально застряли в горле: что, если их с Тэхёном ложь о беременности перестала быть ложью?       Омега сегодня обманул Джихо, сказав правду?       В голове моментально проясняется; самое главное, что до сегодняшнего дня Чонгук даже не подумал связать свою постоянную тошноту с этим событием — лишь после вопроса отца всё встало на свои места. Но самый страшный вопрос был в другом — что теперь с этим делать? Сможет ли омега поставить ребёнка на ноги один, если Тэхён решит остаться со своим Джихо? Нет, аборт однозначно отменяется, но как быть с мужем? Поделиться радостной вестью или пусть и дальше живёт для себя любимого?       — Если честно, я об этом даже не думал, — отвечает растерянно, и отец понимает, что для его сына это такая же новость, как и для него. — Наверное, стоит съездить в аптеку за тестом, чтобы знать наверняка.       — Я завтра планирую выбраться в город — могу заехать, — кивает родитель.       — Не знаю только, говорить ли Тэхёну...       — О, позволь, я избавлю тебя от сложных решений на сегодня, — счастливо улыбается мужчина. — Я уже позвонил ему и поздравил папашу с этим счастливым событием.       Рот Чонгука распахивается в немом возмущении, но обвинить отца в предательстве он не успевает: как раз в этот момент, словно в подтверждение его слов, в кармане белых брюк омеги из креп-марокена вибрирует телефон.       Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто звонит.       Почти полминуты омега борется сам с собой, не зная, что делать: поднять трубку и выслушать или игнорировать его до конца жизни. В конце концов, здравый смысл побеждает, и Чонгук тянет зелёную трубочку, пока отец, одобрительно хмыкнув, покидает помещение.       — Это правда? — омега слышит знакомый хрипловатый голос, и его сердце болезненно сжимается.       — Я пока не могу сказать наверняка, — дает сухой невнятный ответ, пока самому хочется разреветься в трубку и попросить приехать.       — Жаль, что я узнаю об этом по телефону, а не из твоих уст, и жаль, что узнаю не первым, — говорит альфа на удивление тихим голосом, в котором Чонгук слышит открытую печаль. — Я бы очень хотел приехать, но у меня через час деловая поездка… Пожалуйста, пообещай мне, что мы спокойно поговорим, когда я вернусь?       Лучше бы он не произносил последних слов, ей Богу, потому что Чонгук сразу вспомнил «случайную» встречу с Джихо; «сожаления» того по поводу его отсутствия, и чонгуковы представления о том, сколько времени они с его мужем проведут наедине где-то в открытом море.       — Да, я слышал — Джихо поделился со мной вашими планами на выходные, — уязвлённо огрызается омега в трубку. — Понятия не имею, с чего он взял, что меня это интересует...       — Ты виделся с Джихо? — напрягается муж. — Что ему было от тебя нужно?       — Полагаю, что... ничего нового, — подводит итог скорее для себя, чем для мужа. — В любом случае, меня не касается, где и с кем ты проводишь своё свободное время — у нас ведь не настоящий брак, а значит, и отчитываться мне ты не должен.       А ведь омега был готов пойти дальше и стать настоящей семьёй для альфы.       — Чонгук...       Голос Тэхёна звучит устало, будто ему на плечи давит невыносимо тяжёлый груз, но тот свою участь не сам ли выбрал? Чонгук устал понимать его каждый раз, как альфе захочется «свернуть налево», и сидеть в итоге у разбитого корыта. Он не запретит мужу принимать участие в воспитании их общего ребёнка и проводить с ним сколько угодно времени, но сам Гук не останется в его жизни — даже если альфа не даст ему развода.       — Не думаю, что сейчас мы сможем нормально общаться, — перебивает мужчину. — Плыви со своим Джихо хоть на край света, мне всё равно. Благословляю вас обоих.       Чонгук разрывает связь раньше, чем Тэхён начнёт возражать или давить на его жалость — знает, что альфы могут всё на свете, когда им это нужно, — и отключает телефон. Чего доброго, тот начнёт настойчиво названивать, и в итоге получится лишь новая ссора вместо адекватного разговора. Чонгуку не хочется видеть его ни до, ни после круиза, но альфа прав — им нужно всё обсудить, поскольку их жизни теперь неразрывно связаны.       И почему с каждым днём всё становится только сложнее?

***

      Всю ночь он ворочался с боку на бок и не мог заснуть, то и дело прикладывая руку к пока ещё плоскому животу и ощущая лёгкие изменения в собственном запахе: и как раньше не заметил? Омега мысленно произносит «мой сын», и вдоль позвоночника ползут мурашки: каким папой он станет для своего ребёнка? Сможет ли стать для него опорой? Сможет ли давать дельные советы, когда ему это будет нужно? Сможет ли поддержать в трудную минуту и придать сил двигаться дальше? Чонгук очень надеется, что родится альфа, который характером будет похож на своего отца — вырастет таким же волевым и целеустремлённым и не станет распускать нюни, как его папа.       А если омега? Что, если родится омега, который будет обречён на страдания — как Чонгук слышал, омеги часто повторяют судьбу своих пап — что тогда? А если у него при этом будет ещё и чонгуков характер — вообще убийственная комбинация...       От противоречивых мыслей у омеги начинает раскалываться голова, он укоряет себя, потому что всё это может не очень хорошо сказаться на ребёнке; вместо этого старается думать о том, как будет учить сына ходить или кататься на велосипеде — что угодно, лишь бы ребёнок был счастлив. Не замечает, как тело расслабляется — наконец-то, — и Чонгук проваливается в спасительный сон.       На него смотрят злые глаза Тэхёна — точнее, не на него, а на его живот; рядом с альфой стоит Джихо и злорадно ухмыляется, всем своим видом показывая, что Чонгук проиграл эту схватку.       — Ты должен избавиться от него, — колет сотней иголок голос человека, которого Гук продолжает любить, несмотря ни на что. — Ребёнок не должен расти без отца.       — Что это значит?! — требует ответа омега, но его не слышат.       Тэхён разворачивается к нему спиной и берёт Джихо за руку; Чонгук всё ещё видит ехидную улыбку последнего, когда его муж уводит омегу за собой в темноту.       «Сегодня загублены жизни сразу троих человек», — с горечью осознает.       Джихо ведь замужем, и, хотя Чонгук не знаком с двоюродным братом Тэхёна, он уверен, что тот не заслуживает такого отношения.       Чонгук распахивает глаза и резко садится на кровати; сбитые во сне простыни комком лежали в ногах, пижама прилипла к влажному телу, подушка была сырой от слёз. Сердце колотится как сумасшедшее, в голове звенит так, что закладывает уши, и от резко упавшего давления на мгновение проясняется зрение.       Это всего лишь сон.       Ему требуется несколько минут, чтобы отдышаться и прийти в себя. Чонгук неосознанно кладёт ладонь на живот, пытаясь удостовериться, что малыш всё ещё внутри него, и облегчённо выдыхает: нельзя забивать голову столькими мыслями, да ещё на ночь глядя. Насколько ему известно, переживания вредны для развития плода, а омега только и делает, что нервничает и надумывает то, чего нет. Тэхён не мог намекать именно на такую сторону разговора; а даже если и мог, Гук ни за что не избавится от своего ребёнка.       Пусть альфа только заикнётся про аборт — эти последние слова будут выгравированы на его надгробии.       Омега бросает взгляд на часы — половина пятого утра — и понимает, что заснуть уже не получится; но вместо того, чтобы улечься обратно, меняет постельное и бредёт в ванную, чтобы освежиться. Тёплые струи приятно расслабляют и, как ни странно, отгоняют плохие мысли, что окончательно успокаивает. После душа Чонгук на цыпочках спускается на кухню, чтобы выудить из недр морозилки контейнер с мороженым; находит в кладовой связку чеснока и отрывает пару зубчиков, которые крошит в мороженое: в любой другой день его бы стошнило от одного только вида такой мешанины, а сейчас очень захотелось.       Тут и тест никакой не нужен. Странно, что он раньше не понял, что в положении.       Возвращается в комнату и включает небольшой телевизор, стоявший на полке; по «tvN» идут мультфильмы, и омега решает, что это будет неплохой способ отвлечься от тревожных мыслей. Примерно через полтора часа упорных попыток сосредоточиться на мультике Чонгук всё же тянется к телефону, включая его, и буквально через пару минут тот вибрирует из-за входящего сообщения.       «Через полчаса отплываю на яхте, сеть, скорее всего, будет недоступна. Как ты себя чувствуешь?»       Чонгук на самом деле подумывает над тем, чтобы проигнорировать альфу, но муж словно чувствует, что его омега не спит, потому что он буквально тут же получает ещё одно:       «Пожалуйста, не молчи, я действительно хочу знать».       Ну что ж, пожалуй, это не совсем похоже на начало разговора о том, что Чонгук должен избавиться от ребёнка.       «Мы оба в порядке», — отвечает и укладывает телефон экраном вниз на плед, расстеленный на кровати.       Пусть Ким будет благодарен и за это.       Чонгук всё ещё злится — до скрежета зубов и болезненной пульсации в висках. Как альфе хватает наглости так в открытую говорить о том, что он будет недоступен? Как будто омега и так не знает, что ему будет не до них с малышом, когда рядом есть эта белобрысая выдра! На секунду отвлекается на свою реакцию на ребёнка: никогда не задумывался всерьёз над тем, захочется ли ему их заводить, но едва узнав о своём положении, принял всё так, как будто это случилось с его искреннего согласия. Отец рассказывал, что папа был в растерянности, когда узнал про свою беременность, и несколько дней банально не мог понять, что с ним происходит. Не удивится, если Джихо сумеет усыпить бдительность Тэхёна и тоже забеременеет от него — всё, лишь бы оставить мужчину рядом с собой, не понимая, что без любви к омеге альфу нельзя удержать ничем: ни детьми, ни кулинарными способностями, ни исключительными навыками в постели.       Даже думать не хочется о том, чем они там будут заниматься.       После завтрака омега выходит на задний двор. Но так как ему запретили поднимать что-либо тяжелее бутерброда или тарелки с печёным картофелем, он даже не суётся к садовнику с вопросом, нужна ли ему помощь. А тот только и рад: наконец-то сумасбродный омега перестал отбирать у него обязанности. Чонгук немного наблюдает за работой и перебрасывается с альфой парочкой фраз, а после оставляет в покое и топает в сторону небольшого прудика, искусственно созданного по просьбе Тэхёна.       На улице Гук сидит до тех пор, пока не стемнело, и тело не продрогло до самых костей; знает, что это не самая лучшая мысль за весь день, но сидеть в четырёх стенах он попросту не мог. По возвращении принимает душ; сначала тело словно колет сотней иголок, а после Чонгуку наконец-то удаётся согреться. Омега заходит в свою бывшую комнату, где они последний раз были с Тэхёном, и осматривается: кровать аккуратно заправлена и пахнет чистым бельём; на диване в хаотичном порядке разложены разноцветные подушки. В шкафу, ровно распределённые по вешалкам, висят костюмы Тэхёна. Чонгук проводит рукой по мягкой ткани одного из них и подносит рукав к носу — тот всё ещё пахнет своим хозяином. Не замечает слёзы по щекам от того, как сильно соскучился по двусмысленным фразам и недовольным взглядам своего альфы, и пулей вылетает из комнаты вниз.       Ближе к шести часам Чонгук с отцом располагаются в гостиной — альфа включает телевизор, чтобы посмотреть по региональному каналу передачу про охоту, а Чонгук берёт в руки первую попавшуюся потрёпанную книгу, чтобы просто расслабиться и думать о судьбе героев книги, а не о своей собственной.       — Господи Боже... — слышит отцовский голос.       Переводит на родителя взгляд и замечает его резко побледневшее лицо; Чонгуку становится не по себе от того, как тот выглядит, он переводит взгляд на экран, чтобы понять, что же его так напугало.       У них Третья мировая на пороге?       Но нет — вместо этого омега видит фотографию красивой яхты в правом верхнем углу, а после картинку заменяет видео, как эту самую яхту вытаскивают на берег; та выглядит не так красиво, как на фотографии — вся покорёженная, со сломанной мачтой и оборванными парусами, однако Чонгук никак не может понять, почему отец так расстроился из-за её внешнего вида.       Пока не сосредоточил внимание на голосе ведущего программы новостей.       — ...тела пятерых человек, включая двоих членов экипажа, находившихся в это время на судне, до сих пор не найдены. Напомним, что среди них был и Ким Тэхён — известный бизнесмен Сеула, предположительно вышедший в море на отдых.       Сознание омеги сужается до одного-единственного слова из множества, высветившихся в ленте внизу экрана. Зрение как будто село, допуская в поле своей видимости только пять букв имени альфы и ничего больше. Чонгук не чувствовал пальцев отца, сжимающих его плечи, не слышал его крика, когда тот звал кого-то на помощь — только отчаянное шевеление губ как в замедленной съёмке, когда родитель рывком развернул сына к себе лицом. Уши омеги будто заложило плотным слоем ваты; тело сделалось лёгким и каким-то чужим, будто больше ему не принадлежало. Гук даже собственных слёз не чувствовал, пока отец не начал утирать их с побледневшего лица. Старший альфа наверняка упрашивал Чонгука взять себя в руки и не спешить верить новостям, ведь тела так и не нашли — быть может, Тэхён ещё жив! — но мозг словно отключился, оставив омегу разбираться со всем этим в одиночку. И сознание нашло только один выход — провалиться в тёмное небытие, где нет ни боли, ни шока, ни чувства потери.       Лишь пустота.

***

      Чонгуку снится сон — очень реалистичный и от этого пугающий.       Омега лежит на кровати и пытается заснуть — или не проснуться… Суть в том, что ему до дрожи не хочется открывать глаза, поскольку реальность снова горой обрушится на его плечи, в которой его альфы больше нет, а последние слова, сказанные тому Чонгуком, были далеки от слов о любви.       Но внезапно что-то меняется. Боль Чонгука становится меньше и не выжигает грудь калёным железом — и всё потому, что кто-то мягко касается его плеча, а до носа доходит такой знакомый и такой необходимый запах. Он осторожно открывает глаза и глотает вопль, который застревает в горле комком и мешает дышать: перед ним сидит Тэхён и с беспокойством во взгляде растирает плечо ладонью.       — Не плачь, любовь моя, — просит альфа, и Чонгук лишь сейчас осознает, что действительно плачет. — Я здесь, рядом с тобой. Всё позади.       Тело словно деревенеет, хотя больше всего на свете омеге хочется броситься мужу на шею. Гук пытается совладать с собой, но у него получается только лежать и пытаться рассмотреть каждую чёрточку любимого лица сквозь призму солёной влаги. Тэхён приходит на помощь — сам наклоняется и осторожно обнимает его за талию, пряча лицо в изгибе шеи, и от его размеренного дыхания Чонгуку наконец-то становится спокойно.       — Ты... — Пытается спросить, как муж мог умереть и оставить его одного, но Тэхён перебивает.       — Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через всё это. Проклятые журналисты со своими репортажами... Головы бы им поотрывать. Какого чёрта вообще открывают рот, если не могут вначале банально проверить достоверность своих данных?!       Услышанная информация лишена для Чонгука всякой логики, и это позволяет ему вернуть контроль над телом. Он отстраняется от мужа и смотрит в его лицо, непонимающе хмурясь.       — Какой ещё репортаж? Откуда ты про него знаешь? Я, конечно, слышал, что после смерти души умерших блуждают по земле, но никогда не думал...       — Погоди-ка, после какой ещё смерти?       Теперь омега окончательно запутался.       — Разве мёртвые смотрят телевизор? У вас что, на той стороне тоже есть кабельное?       Несколько бесконечно долгих секунд альфа вглядывается в лицо своего омеги, а после по комнате проносится его громогласный хохот.       — Скажи мне: где, по-твоему, ты находишься? — выдавливает из себя между приступами смеха. Ну, хоть во сне пусть будет весело. — Решил, что я умер?       Резко сев на кровати, Чонгук прислушался к ощущениям и с удивлением осознал, что не спит.       — Что…       Тэхён замирает и, кажется, не собирается шевелиться — боится реакции мужа; Чонгук прижимает ладонь к его щеке с лёгкой небритостью и облегчённо выдыхает, хотя в горле застревает ком. Омега не может понять, что чувствует, но от лица резко отливает вся кровь.       — Чонгук?       Перед глазами всё снова темнеет под аккомпанемент омежьего имени, но он не может это остановить.       — Какой же ты балбес! — как сквозь вату слышит Чонгук рассерженный голос Вонхи. — Разве можно появляться вот так, не подготовив его? Бедный мальчик едва твою смерть пережил, а ты взял и без предупреждений воскрес!       — И как я должен был его к такому подготовить? — рычит муж в ответ. — Я не виноват, что у нас в СМИ работают деградирующие идиоты. Их счастье, что мой омега ребёнка не потерял — я бы от их канала камня на камне не оставил!       — Ну-ну, довольно, — ворчит повар. — После разберёшься со всем этим — сейчас главное здоровье и спокойствие твоей семьи. Послал же Бог Чонгуку такого горе-мужа, Господи помилуй!..       Судя по тому, что ворчания Вонхи звучали всё глуше, тот покидал комнату, и Чонгук сосредоточился на голосе мужа.       — Как же так вышло, сынок? — раздался голос отца.       — Видимо, перепутали названия яхт — в тот день в море вышел не я один. А может, им просто был нужен сюжет: у какой-нибудь лодки заглох мотор, а они раздули из мухи слона и приплели моё имя — прессе ведь наплевать на чужую личную жизнь... К тому же, мало кто знает о том, что я замужем — очевидно, решили, что такие новости никому не навредят. В любом случае, я это так не оставлю.       — Да, в море ты и впрямь был не один, — тихо вздохнув, Чонгук открыл глаза.       И, хотя ему хотелось обидеться, никак не получалось: он слишком сильно рад тому, что муж жив. Отец, порадовавшись, что с сыном всё в порядке, понимающе оставил пару в одиночестве.       — Со мной был не только Джихо, Чонгук, — устало вздыхает Тэхён. — С нами был и мой брат — его муж, — и Хан с Хёнуком.       А, то есть, альфа всех своих бывших собрал... Интересно, как друг к другу отнеслись омеги?       Чонгук невольно улыбается.       — Наверно, был тот ещё отдых.       — Это была деловая поездка, — качает головой. — И ты был бы в курсе, если бы не вёл себя, как ребёнок.       — Правильно, давай обвиним меня во всём, что происходит! — Омега повышает голос. Он здесь за мужа переживал — чуть не умер от горя! — а у альфы хватает наглости упрекать его в чём-то! — Сам гарем развёл и делает вид, что всё в порядке! Да если б не ты, я бы и не ушёл никогда!       Обнимает руками свой живот — его малыш успокаивает лучше любых седативных средств, — и взгляд Тэхёна смягчается.       — Ну почему ты такой... упрямый? — Мужчина на секунду зажмуривается, а потом укладывает ладонь поверх его рук. — Даже мой маленький альфа скажет, что ты ведёшь себя глупо.       Предположение мужчины снова вызывает у Чонгука улыбку.       — А если это омега, то он из омежьей солидарности поддержит папочку.       Тэхён улыбается и резко наклоняется, запечатлевая на губах мужа поцелуй. Чонгук настолько не готов к этому, что застывает, широко распахнув глаза, а после приходит в себя и отстраняется.       — Не смей целовать меня, пока не разберёшься с тем, кто из омег останется в твоей жизни.       — Если бы ты умел слушать, то давно понял бы, что в моей жизни есть только ты — упрямый, дерзкий, своевольный, глупый мальчишка.       Чонгук прокручивает в голове все те моменты, когда рядом с Тэхёном оказывались другие омеги: он приревновал его к Хёнуку, хотя альфа даже не смотрел в его сторону, а после — к Джихо, хотя с ним мужчина тоже не флиртовал — просто улыбался.       Но ведь Гук хотел, чтобы тот смотрел и улыбался только ему.       Мало того, что он собственник, так ещё и ревнивый.       Самому противно.       — И чтобы ты почувствовал себя совсем уже глупо, я скажу, что ни с Джихо, ни тем более с Хёнуком никогда не встречался. — Губы мужа растягиваются в мягкой-ласковой улыбке, а тёплая ладонь ложится на щёку омеги. — Я познакомился с первым незадолго до их с братом свадьбы, а со вторым — когда они с Ханом уже были женаты. Но я не встречаюсь с замужними омегами: в мире достаточно свободных, чтобы я пятнал свою репутацию такими грязными «знакомствами».       Вот теперь Чонгуку действительно стыдно.       — Знаешь, а ведь Хёнук сказал мне совершенно противоположное, — вспоминает Гук их с омегой беседу в туалете ресторана.       — Ну, Хёнук, может, и был мной увлечён, но безответно: меня никогда не привлекали омеги постарше, — фыркает Тэхён, и Чонгук окончательно выдыхает.       Всё-таки у него какая-то нездоровая страсть делать поспешные выводы.       Лицо Тэхёна внезапно освещает лукавая усмешка.       — Ты волновался, когда услышал о катастрофе.       — Конечно, волновался! Ты ведь отец моего ребёнка.       На лице альфы мелькает разочарование — ждал другого ответа?       — И ничего больше? — допытывается тот. — Ты больше никем меня в своей жизни не видишь?       — Это ты мне ответь, — тихо роняет омега. — Разве не помнишь, при каких обстоятельствах мы с тобой поженились? Я был всего лишь средством погашения долга.       — Это лишь та часть истории, которая тебе известна.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Только то, что я влюблён в тебя уже очень давно — но в ту пору ты был ещё совсем юным и вряд ли согласился бы встречаться с человеком, который на одиннадцать лет старше тебя. Я в то время проходил стажировку в компании твоего отца, а ты частенько заходил к нему на работу — такой до безумия маленький, беззащитный и красивый, что я попросту не мог в тебя не влюбиться. Я не хотел портить тебе жизнь — вокруг тебя всегда было много парней твоего возраста, — но время шло, а ты по-прежнему ни с кем не встречался. А потом твой отец подкинул мне идею, и я решил — почему бы и нет?       Чонгук растерянно всматривается в его лицо.       — Что? Отец придумал всё это? Хочешь сказать, что он не проигрывал наш дом в карты? — Омега чувствовал, как в груди закипает раздражение. — Вы — два самоуверенных эгоиста! Зачем было разыгрывать весь этот спектакль, когда можно было просто познакомиться?!       — Тогда ответь мне честно: ты стал бы встречаться со мной, если бы я сделал всё, как ты говоришь?       Чонгук прокручивает в голове их первую встречу — этот человек не понравился ему с первого взгляда: слишком властный, слишком мрачный, слишком самоуверенный — он уже не говорит про подавляющую волю ауру альфы. Хотя, если бы тот пришёл с чистыми намерениями, вряд ли вёл бы себя точно так же, как тогда — всё-таки, у него были бы другие планы. Правда, тут Гук не мог сказать наверняка: даже после свадьбы их совместная жизнь напоминала чёрте что.       — По глазам вижу, что нет, — фыркает Тэхён. — А я не хотел рисковать — в тот вечер я должен был выйти из твоего дома, уже зная, что ты станешь моим, потому что ждать дольше уже попросту не мог.       Голова начинает идти кругом — слишком быстро переписывается сценарий событий.       — Ты прав только наполовину: если бы ты дал мне возможность узнать тебя и не вёл бы себя, как последний придурок, то всё сложилось бы по-другому.       — Может быть. Но сейчас ты мой, у нас будет ребёнок, и я счастлив, чёрт возьми, — даже зная, что ты меня ненавидишь.       — Это не так, — исправляет омега тихо, укладывая свою ладонь поверх его руки на своём животе. — Всё поменялось в тот вечер, когда мы впервые встретились с Хёнуком. Я чувствовал такую сильную ревность и злость, но не мог понять, почему. А потом ты напился, и эта наша совместная ночь в одной постели, после которой ты был таким нежным, что я попросту не сумел тебе сопротивляться. А потом, когда я окончательно убедился, что влюбился в тебя, ты танцевал с этим мудаком и так ему улыбался, что мне хотелось убить вас обоих.       Тэхён смеётся. Вот теперь, когда между ними больше не осталось недопонимания, омега даже не пытается сдержать свой порыв и кидается обнимать мужа. Если бы все семейные пары умели слушать друг друга, а не упрямиться и делать собственные неправильные выводы, сколько браков удалось бы спасти. Тэхён прижимает его к себе так сильно, будто и не надеялся, что это когда-то случится, а Чонгук хоть и улыбается, всё равно не может сдержать слёзы.       — Надеюсь, ты не собрался разводиться со мной? — со смешком интересуется Тэхён.       Теперь, когда они оба были уверены в чувствах друг друга, можно было позволить себе легкомысленные шутки.       — Вообще-то, собрался, — признаётся Чонгук. — Даже хотел поговорить с тобой после возвращения, но эта… катастрофа спутала все карты.       — Я ведь говорил, что развода не дам — помнишь?       — Да-да, один брак на всю жизнь, — кивает Чонгук, закатив глаза. — Но я не думал, что на одном упрямстве можно далеко уехать — тем более в нашем положении.       — Теперь эта тема закрыта? — спрашивает как будто безразлично, но на самом деле следит за лицом мужа. Омега кивает, и мужчина слишком заметно расслабляется. — Отлично. Тогда у меня остался только один вопрос — ты был у врача по поводу своей беременности?       — Вообще-то, завтра мне как раз нужно на приём, — хмурится, обнимая живот. — Ты заставил меня понервничать — надеюсь, это не скажется на его развитии.       — Я же не знал, что наша ложь о твоём положении станет реальностью, — словно извиняется альфа. — К тому же, я не в ответе за безголовых журналистов, но с этим я ещё разберусь.       — А можем мы просто начать всё сначала? — робко интересуется Чонгук. — Без всех этих тяжб и недовольств? Просто перевернуть страницу и забыть про весь этот кошмар?       — Это то, чего ты действительно хочешь?       Омега кивает со всей серьёзностью и гладит кончиками пальцев лицо, которое ещё вчера вечером не надеялся больше увидеть, а теперь не может насмотреться. Казалось, Тэхён страдает от того же: жадно ловит взглядом каждый взмах ресниц и блеск глаз, ладонями поглаживая поясницу и живот, в котором уже развивается его кроха-сын.       — Я уже говорил, что люблю тебя? — Чонгук с неприкрытым обожанием смотрит на мужа, у которого от простой фразы замирает сердце.       — Даже если и да, то я не прочь услышать это снова, — с такой же нежностью во взгляде отвечает Тэхён.       — Я люблю тебя, — шепчет Чонгук прямо в губы тому и незамедлительно целует, чувствуя острую потребность в этом прикосновении.       В его глазах сосредотачивается вся нежность мира, когда Тэхён говорит то, о чём омега и так знает, и в чём теперь нисколько не сомневается:       — Люблю тебя, — улыбается прямо в поцелуй альфа, крепче прижимая мужа к себе.       Господи, разве можно быть счастливее?..