Ставка на счастье

      Это без сомнений было самое тяжёлое утро в жизни Чонгука.       В желудке была такая тяжесть, будто его нашпиговали свинцовыми шариками, которые отравляли весь организм. В голове шумело, как на море во время прибоя, омега даже собственные мысли слышал с трудом. Не думал, что будет так плохо всего от одного бокала шампанского, но, во-первых, он выпил его залпом, а во-вторых — на голодный желудок, потому что от волнения за день так и не смог в себя впихнуть ни кусочка.       Не нужно было вообще его трогать, алкоголь явно не его.       Чонгук разлепляет веки, и в глаза ударяет яркий солнечный свет, проникающий сквозь огромное окно; на шее по-прежнему серебряное колье, подаренное Тэхёном на свадьбу, из одежды на нём только лишь бельё, которое муж...       Сознание ошпаривает как кипятком, омега поворачивает голову влево, чтобы увидеть альфу, мирно спящего на соседней подушке. Прошедшая ночь почему-то словно окутана туманной дымкой, Чонгук вспоминает лишь обрывки: как Тэхён несёт его в спальню, как Гук виснет у него на шее — Господи, какой стыд... — а что было после, не помнит, но догадаться не трудно.       Хотя почему он в таком случае всё ещё... хм... одет?       Сглотнув, омега выбирается из-под одеяла осторожно, чтобы не разбудить Тэхёна — ему не хочется сейчас смотреть тому в глаза — и юркает за ставшую едва заметной дверь ванной комнаты. Первым делом бросает взгляд в зеркало и испуганно шарахается в сторону: водостойкая тушь и помада не подвели, а вот на голове был тотальный ужас, щедро приправленный лаком для волос, понадобится большое количество воды и терпения, чтобы привести голову в приличный вид…       Он на инстинктах отвинчивает кран и щедро умывает лицо тёплой водой до тех пор, пока не становится похожим на человека, хотя воронье гнездо на голове вместо причёски портит весь вид. Кое-как пытается распутать колтуны и с тяжёлым вздохом лезет в душевую, чтобы смыть дурацкий лак для волос и весь свой вчерашний позор и прислушаться к себе. Вроде бы всё в порядке, никакой боли или неприятных ощущений омега не чувствовал — кроме разве что уязвлённого самолюбия. Чонгук даёт себе обещание больше никогда не прикасаться к спиртному и принимается лихорадочно вытираться; с облегчением замечает на крючке махровый короткий халат и запахивает тот чуть не под самое горло. Фена здесь нет, да и шуметь не хочется, иначе Тэхён сразу проснётся, поэтому Гук лишь подсушивает те полотенцем и возвращается в комнату. На его счастье, альфа ещё спит — ну, или искусно притворяется, — так что Чонгук пользуется возможностью сбежать на кухню. Сейчас, когда шок и напряжение прошли, он почувствовал зверский голод и готов был съесть слона.       Если тот, конечно, найдётся в холодильнике.       Ещё на подходе к столовой омега улавливает такие умопомрачительные запахи, на которые желудок отзывается громким воплем; хихикает, как школьник, и с любопытством осторожно заглядывает в кухню.       Возле плиты, напевая какой-то весёлый мотивчик, хозяйничал дородный омега; небольшой островок, которого здесь раньше и в помине не было, ломился от — это что, всё на завтрак?! — блюд: был и воздушный омлет на три персоны, и поджаренные тосты, и розеточки с вишнёвым джемом, сливочным маслом и мёдом, лёгкий зелёный салат из рукколы, овсяная каша, стейки хорошей прожарки, свежевыжатый апельсиновый сок, зелёный чай и крепкий кофе, к которому прилагалась вазочка со сливками. От подобного шведского стола у Чонгука потекли слюнки, он поплыл на ароматы, даже не заметив, что кухня отнюдь не пуста, помимо него присутствует ещё кое-кто.       — Доброе утро, сын мой, — от неожиданности Гук едва не подпрыгивает на месте; его отец лучезарно улыбается и складывает в четыре ряда газету, которую только что читал. — Как спалось?       Он не знает, что ответить на этот вопрос, поскольку событий прошлой ночи попросту не помнит — быть может, омега вообще заснул под утро, — но отцу об этом знать не обязательно. И, судя по сияющему лицу того, ему-то как раз спалось отлично.       — Хорошо спал, — Чонгук врёт и краснеет, потому что всем прекрасно известно, что в эту ночь он вообще не должен был заснуть. — Доброе утро.       — Здравствуй, ягодка, — дружелюбно улыбается… повар, судя по всему, вытирая руки о фартук. — Поздравляю со свадьбой!       — Спасибо...       — «Ягодка»? — одновременно с чонгуковым раздаётся насмешливый голос Тэхёна за спиной, вынудив омегу обернуться. — Тебе подходит. Так и буду тебя называть. Всем доброе утро!       К слову сказать, альфа тоже выглядит до невозможного довольным, когда вплотную подходит к своему теперь уже мужу и оставляет совсем не шуточный поцелуй на губах; это наталкивает его на мысль о том, что их брачная ночь всё же состоялась, но в голове — один большой ватный ком.       Тэхён, собственнически приобняв Чонгука за талию, подводит его к большому круглому столу, плюхается на стул и усаживает омегу к себе на колени. Пока новый хозяин кухни накрывает на стол, а отец снова утыкается в газету, он решает воспользоваться ситуацией и наклоняется к уху альфы.       — Что случилось вчера ночью? — интересуется так тихо, как только может, при этом невыносимо ярко алея щеками. — Между нами что-то было?       На лице Тэхёна расцветает вальяжная улыбка, пока тот без стеснения запускает пальцы во влажные чонгуковы волосы, мягко массируя затылок, и омеге стоит немалых усилий сдержать довольное урчание.       — Наша первая брачная ночь — ты что, не помнишь? — копируя его шёпот, отвечает, и в его глазах Чонгук видит пляшущих чертей.       Нервно сглотнув, Гук мысленно обзывает себя последним идиотом, так как вовсе не собирался спать со своим мужем. И пока он пытается всё это переварить — при этом не теряя аппетит, что важно, — Тэхён пересаживает его на соседний стул и принимается уплетать завтрак за обе щеки, будто только что с голодного края приехал. Решив оставить мозговой штурм на потом, омега берёт пример с альфы и сметает со своих тарелок всё подчистую — даже стейк, — хотя после омлета тот явно был перебором.       Нельзя садиться за стол с голодными глазами, они хотят съесть больше, чем в действительности нужно организму.       Пользуясь тем, что Тэхён отвлёкся на разговор с отцом — смотреть на это Чонгуку, честно говоря, было странно, поскольку мужчины абсолютно не выглядели как враги, один из которых проиграл всё, что у него было, а второй этим нагло воспользовался… — он выскальзывает из-за стола, благодарит повара за вкусный завтрак и возвращается в комнату, чтобы переодеться, не чувствуя на себе при этом проницательного чёрного взгляда. Кое-как подсушивает волосы феном и практически ныряет в шкаф, чтобы выудить оттуда хоть что-то мало-мальски комфортное. Повертев кучу неприлично дорогих костюмов от известных дизайнеров в защитных чехлах, морщится досадливо и в итоге останавливает свой выбор на белоснежных прямых брюках и лёгкой персиковой рубашке из натурального шёлка, который в такую жару прекрасно холодил кожу. Тэхён появляется в комнате как раз в тот момент, когда Чонгук успевает всего лишь натянуть боксеры.       — Стучаться не учили? — ворчит, как можно оперативнее втискиваясь в брюки, и на таких же скоростях застёгивая пуговицы на рубашке.       — Есть много вещей, которым меня не научили, — мурлычет этот наглый альфа Чонгуку на ухо, явно издеваясь, и сметает его заметно подрагивающие руки в сторону, самостоятельно, но крайне неспешно застёгивая рубашку. — Но вообще-то было бы странно, если бы я стучал в нашу общую спальню перед тем, как увидеть мужа.       — До или после того, как воспользовался моим невменяемым состоянием? — всё-таки не сдерживается омега.       — Я должен был сделать это до или после того, как ты накинулся на меня с поцелуями? — отзеркаливает Ким, и Чонгук заслуженно краснеет. — А ведь я предупреждал, что утром именно так всё и будет.       Чонгук чувствует, как начинают мелко дрожать губы из-за подкатывающей истерики, он тихо всхлипывает, упав в мягкое кресло в углу комнаты. То ли потому, что весь месяц отшивал Тэхёна, а в итоге сам же и бросился тому на шею, то ли потому, что всё изначально пошло не так, как должно было. Он бы не был против близости, если бы Тэхён в итоге хотя бы немного вёл себя с ним по-человечески, был ласков и нежен и позволил узнать себя, но точно не в таких обстоятельствах.       Игривое настроение альфы, к слову, сметает с лица, словно лавиной; тот сдёргивает с вешалки первый попавшийся костюм, в его движениях проступает резкость.       — Ты всю ночь спал, как убитый, я к тебе и пальцем не притронулся, — глухо роняет, и Чонгук удивлённо распахивает глаза. — Я уложил тебя и пел колыбельные до тех пор, пока ты не уснул, забыв о своём плане меня соблазнить. Но тебе, конечно, проще поверить в отсутствие у меня совести, чем в мою порядочность, не так ли? Я еду в «Меркурий» и пробуду там весь день; у тебя будет двенадцать часов на то, чтобы собрать свои вещи и подготовиться — вечером я забираю тебя в свою квартиру.       Не проронив больше ни слова, Тэхён выходит в коридор, напоследок хлопнув дверью, а омега от стыда даже с места двинуться не в состоянии.       Вот и начало медового месяца.       Он снова всё испортил.

***

      После ухода альфы Чонгуку в голову не приходит ничего лучше, кроме как заняться единственным делом, которое способно его успокоить — садом. И хотя Тэхён нанял целый штат прислуги, который включал в себя и садовника, это нисколько не мешало омеге попросить последнего заниматься сегодня исключительно декоративными кустами и клумбами роз, а остальное предоставить ему. Старичок-альфа покряхтел, но спорить с «избалованным мальчишкой» не стал и, вооружившись секатором, ретировался в противоположный конец двора. Чонгук же, откопав в кладовке миниатюрную тяпку, опустился на колени прямо в своих дизайнерских брюках и принялся воевать с сорняками, вымещая на них всю свою злость на свою же глупость и гордость Тэхёна.       Они же оба слишком вспыльчивые, не умеют уступать и признавать свои ошибки — это главный камень преткновений в их отношениях, из-за которого оба ещё не раз расшибут себе лбы.       К обеду примерно треть всех грядок и клумб сверкали чистотой, потому что чонгукова злость переросла в глухое раздражение, но отступать окончательно не спешила; даже садовник начал смотреть на омегу не так косо и решил поделиться секретами ухода за тепличными и комнатными растениями. Он внимательно слушал мужчину и даже задавал вопросы, но информация была для него абсолютно бесполезна: вряд ли господин Ким одобрит, чтобы его муж занимался садоводством и вечно ходил с руками по локоть в земле.       Это ведь не по статусу...       Ближе к пяти часам вечера Гук всё же вспоминает, что ему нужно собрать вещи, поэтому он спешно приводит себя в порядок и распихивает по двум чемоданам то, что может ему пригодиться. Одежды оказывается не так уж много, поскольку большинство из того, что висело в шкафу, омега не надел бы даже под дулом пистолета — слишком пошло и вычурно, — так что большее количество места занимают такие вещи как фен, косметика, новенький ноутбук и прочая ерунда.       Когда вещи почти собраны, телефон пиликает, оповещая о сообщении, Чонгук рефлекторно тяжело вздыхает: писать на этот номер может только Тэхён.       «Освобожусь в восемь. Будь готов к половине девятого».       Больше в сообщении не было ни слова, да и за весь день он не удостоился ни одного звонка, хотя обычно от них отбоя не было, из-за чего омега чувствовал себя под постоянным наблюдением. И после месяца такого контроля подобное поведение со стороны альфы очень напрягало.       Видимо, утром Чонгук задел того сильнее, чем думал.       Застегнув чемоданы, наскоро принимает душ, переодевается, закидывая грязные вещи в стирку, и вновь выходит во двор — на этот раз проветрить голову и подумать над тем, как быть дальше. Вообще-то, он не собирался намеренно обвинять альфу во всех смертных грехах, но ведь тот сам дал для этого повод. Зачем было подыгрывать ему и убеждать в том, что между ними что-то было, если Тэхён так печётся о своей порядочности? Почему сразу было не сказать, что они оба просто всю ночь проспали в одной кровати, и не заставлять Чонгука нервничать, думая невесть что?       А теперь выставил омегу злодеем и сбежал в свою компанию.       На дворе стояла середина сентября — первого месяца любимого времени года Гука; любимого и вместе с тем самого грустного, потому что оно каждый раз напоминало ему о том, что впереди — холодная зима, от которой не спасали ни тёплые свитера, ни тем более тонкое осеннее пальто. По крайней мере, так было прежде; но зато он узнал цену всему — от вещей до отношений.       Несмотря на то, что сентябрь в принципе выдался тёплым — в отличие от прошлого года, — по вечерам всё равно становилось зябко; но вместо того, чтобы вернуться в дом за тёплой кофтой, омега просто обнимает себя за плечи и засматривается на водную гладь пруда, покрытую мелкой рябью из-за ветерка. Понятия не имеет, как долго продолжалась его «прогулка» — наверно, пару часов, — но продрогнуть Чонгук успел настолько, что даже не замечал своей дрожи.       Зато прикосновение горячих ладоней к плечам почувствовал сразу.       Омега вздрагивает от простого, но мягкого прикосновения, и поворачивает голову к обладателю рук; натыкается глазами на неодобрительный тэхёнов взгляд, говорящий о том, что альфа ещё и близко не остыл, но всё же обеспокоен тем, что его супруг стоит на улице практически раздетый. Не отдавая себе отчёта в действиях, Чонгук льнёт к теплу чужого сильного тела, стуча зубами, и прячет холодные ладони под полами пиджака альфы.       — Сумасшедший мальчишка, — ворчит тот, подхватывая омегу на руки. — Мало мне с тобой проблем — решил ещё немного подкинуть, чтобы не расслаблялся?!       Чонгук виновато и немного обиженно сопит, по-прежнему отбивая зубами чечётку, и вцепляется пальцами в отвороты тэхёновой рубашки, расстёгнутой на три верхние пуговицы.       — А я з-за мной с-сюда т-тащиться и н-не прос-сил, — копирует ворчание мужа, но неумело — лязг зубов портит весь эффект. — М-мог бы с-сидеть в т-тёплом доме у к-камина и в ус не д-дуть.       — Неблагодарное дитя, — бубнит альфа себе под нос, но омега всё равно слышит. — В следующий раз я так и сделаю.       По тону его голоса Чон понимает, что Ким не шутит, и что он снова ходит по краю, но рядом с ним в омеге почему-то просыпается всё самое плохое, что есть. И всё же Чонгук автоматически крепче хватается за шею альфы, на что тот только фыркает, но продолжает нести супруга дальше, чтобы спасти от вечерней прохлады в тёплом нутре дома.       Тут уж Чонгуку приходится признать, что альфа джентльмен.       Не подкопаешься.       В доме его опускают в мягкое кресло прямо возле камина; прожигают очередным недовольным взглядом и усаживаются напротив.       — Что ты делал на улице совсем один? — не прекращается поток недовольства со стороны Тэхёна. — Я ведь велел тебе собрать свои вещи к моему приезду.       — Я не собачка, чтобы выполнять твои к-команды, — бурчит Чонгук. — Но вообще-то я уже всё давно собрал.       Тэхён хмыкает с таким видом, будто адекватного ответа от своего омеги и не ожидал; отворачивается к камину и смотрит на пламя — должно быть, оно, в отличие от Гука, его успокаивало, — а он тем временем изучает профиль мужа, на котором плясали огненные отблески, делая тот слишком резким. Образ вполне себе вязался с чонгуковыми представлениями о характере Тэхёна, но всё равно казался довольно-таки пугающим и непреклонным.       — Нам нужно ехать, — роняет тихо, и Чонгук безропотно поднимается на ноги, не желая больше проверять выдержку мужчины.       Два тяжёлых чемодана Тэхён подхватывает, словно пушинки, и уносит вниз, пока Гук натягивает поверх рубашки тёплый вязаный кардиган; омега спускается в гостиную, где застаёт отца и обнимает того на прощание, не переживая, что родитель уморит себя голодом: благодаря мужу за отцом теперь есть кому присматривать.       — Будь осторожен, сынок, — гладит по голове, как маленького. — Я знаю, ты у меня сильный и достаточно мудрый, чтобы поступать правильно.       — И ты береги себя, отец, — целует его Чонгук в морщинистую щёку. — А я буду звонить.       Окинув взглядом гостиную напоследок, он выходит к машине и вопросительно выгибает бровь, когда вместо пассажирской Тэхён с непроницаемым лицом открывает для него заднюю дверь.       — Садись.       Чонгук покорно вздыхает, смиряясь со своим наказанием — наверняка ведь альфа не хочет ехать с ним рядом, — и юркает в салон. Устроиться поудобнее однако не успевает, поскольку замечает за рулём незнакомого мужчину, а сам Тэхён садится на заднее сиденье рядом с ним.       — Добрый вечер, господин Ким, — вежливо здоровается водитель, и Чонгук сглатывает, когда осознаёт, что обращаются к нему.       Забыл совсем, что отныне он больше не Чон.       — Здравствуйте, — растерянно выдавливает омега и поворачивает голову в сторону Тэхёна, но тот отрешённо смотрит в окно.       И какие ещё сюрпризы его ждут?       Центр города Чонгуку никогда не нравился; да, здесь по большему счёту был элитный район с дорогостоящими квартирами, но они навевали своим бездушным видом такую тоску, что их стоимость не оправдывала себя ни на грамм. Такое ощущение, что дизайнеры просто пичкали их самыми дорогими вещами, особо не парясь по поводу того, как это смотрится со стороны.       Машина тормозит у двадцатиэтажной высотки, которая в свете ночных фонарей поблёскивала темнеющими окнами — видимо, «сливки общества» предпочитают проводить время на светских раутах, а не дома. Тэхён отказывается от помощи водителя и снова самостоятельно тащит чемоданы в подъезд, в котором мужчину встречает зоркий консьерж; альфа представляет Чонгука как своего мужа и шагает в сторону лифтов.       — Какой этаж? — спрашивает омега, подавляя зевок: спать хотелось страшно.       — Последний, — фыркает Тэхён, будто он спросил глупость, но Гук и впрямь мог бы сам догадаться.       Вот лифт доползает до самого верха, распахивается, и Чонгук застывает, как вкопанный, так как прямо перед ним вместо коридора с набором квартир одна-единственная дверь. Не говоря ни слова, Тэхён достаёт ключ, отпирает преграду и жестом приглашает его войти в кромешную тьму. Омега делает пару неуверенных шагов, но альфа добирается рукой до выключателя, разгоняя неуютную темноту по углам. Холостяцкое логово мужчины отличалось простотой, свободой и функциональностью — не было всех этих дурацких примочек вроде бильярдного стола, курительной комнаты или кучи антиквариата, который богатеи обычно скупают лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза.       — Это гостиная, — озвучивает муж очевидную истину, обводя рукой пространство; помещение наполняли лишь широкий диван с парой кресел, небольшой книжный шкаф, тёмный рояль и настенная плазма. — Справа кухня, а слева коридор, через который можно попасть в три комнаты и ванную с уборной.       Чонгук механически кивает, мечтая лишь о душе и тёплой постели, и очевидно, это отражается на его лице, потому что Тэхён подхватывает чемоданы и несёт их в сторону коридора. Омега плетётся за ним по пятам и останавливается в небольшой уютной спальне, выполненной в серо-голубых тонах. Альфа ставит его пожитки возле платяного шкафа и отходит к двери, пряча руки в карманах брюк.       Знакомый жест.       И обычно он не предвещает ничего хорошего.       — Это твоя спальня. Сегодня можешь отдыхать, а завтра будешь разбирать свои вещи; делай здесь всё так, как тебе удобно, если захочешь сделать перестановку или что-то поменять — дай знать, — напутствует Тэхён, но Чонгук с трудом соображает. — Моя комната через стенку, если что-то будет нужно — зови.       С этими словами альфа разворачивается и просто выходит, а с омеги слетает весь сон: тот ведь говорил, что их брак будет настоящим, так почему выделил ему отдельную спальню? Неужели утренние слова задели самолюбие настолько сильно?       В коридоре Тэхёна не оказывается, и потому омега без раздумий вламывается в соседнюю спальню как раз в тот момент, когда альфа избавлялся от пиджака и галстука.       — Мы будем спать раздельно? — спрашивает, недоверчиво округлив глаза.       — Ты как будто удивлён, — хмыкает мужчина. — Видишь ли, я решил, что так будет лучше для нас обоих: ты будешь спокоен за сохранность своей чести, а я не буду ждать очередного скандала по поводу своей непорядочности.       Точно обиделся...       Не то чтобы Чонгуку были нужны эти ночи в одной постели… Это замечательно, что альфа не принуждает его к близости, но причина, по которой Тэхён это делает, удручала: так у них совершенно не будет шанса получше узнать друг друга, попробовать наладить отношения и, быть может, со временем действительно стать семьёй, — и всё из-за того, что омега показал характер.       Так они точно ни к чему не придут.       И всё же Гук послушно кивает, поскольку такие вещи лучше обсуждать на свежую голову, а потому поворачивается к двери.       — Однако чтобы ты знал, — напоследок привлекает его внимание Тэхён, вынудив обернуться на пороге. — Я не вижу ничего плохого в том, чтобы делить одну постель — ты мой муж, и я имею право к тебе прикасаться. Ни у кого нет оснований осуждать нас за это, и я не понимаю, почему ты упрямишься.       Омега горько усмехается.       — Потому что отношения строятся не на одном лишь сексе, а для чувств у тебя слишком много гордости — замкнутый круг.       Прежде чем альфа успевает вставить ещё хоть слово, Чонгук прикрывает за собой дверь и уже у себя скрывается в ванной. Там наскоро принимает душ с обычным мылом и обматывается полотенцем; застывает напротив зеркала, чтобы удостовериться, что это всё ещё он — тот же омега, каким был сегодня утром, вчера и месяц назад, — и возвращается в комнату, в которой, очевидно, ему предстоит провести всю оставшуюся жизнь.       Разбирать чемоданы действительно нет сил, так что Чонгук просто выкапывает из нутра чистые боксеры и хлопковые шорты с футболкой и ныряет под одеяло, которое пахнет кондиционером, словно его только что постирали — хотя, может так оно и было. В желудке зарождается неприятное ощущение из-за лёгкого голода, но сейчас омега не готов покидать своё безопасное убежище, поэтому просто игнорирует тихое урчание желудка и, закрыв глаза, моментально проваливается в сон.

***

      Сонно перевернувшись на левый бок, Чонгук отворачивается от окна, за которым ярко сияет солнце, и созерцает пустую соседнюю подушку. В памяти всплывает вчерашний вечер и то, что они с альфой спят в разных комнатах, но где-то глубоко внутри омега надеялся, что тот придёт к нему ночью, и утром они проснутся вместе. Гук согласен, что желание это глупое, но почему-то пустая половина кровати навевает тоску и заставляет тяжело вздохнуть.       Он нехотя выбирается из-под одеяла и выглядывает в коридор, прислушиваясь: во всём доме полнейшая тишина, даже не слышно тиканья часов. Чонгук решает наведаться в ванную перед тем, как предстать перед мужем, и приводит себя в божеский вид. Ещё через минуту решает вернуться в спальню и надеть что-то поприличнее, чем короткие шорты, чтобы лишний раз не провоцировать Тэхёна: они к этому ещё не готовы. Омега дома, а потому не видит смысла наряжаться и надевает тёмно-синие спортивные штаны и футболку, которые меньше всего по расчётам должны зацикливать альфу на его фигуре, так что вполне подходит.       Гостиная — а так же кухня, небольшая столовая и две другие спальни — встречает Чонгука тишиной и пустотой. Он с удивлением озирается вокруг и возвращается на кухню, где на холодильнике под магнитиком находит записку от Тэхёна.       «Уехал на работу, не стал тебя будить. Позвони, как проснёшься. Т.»       Омега бросает взгляд на настенные часы — половина восьмого утра; это значит, что мужчина как минимум час назад уехал в свою проклятую компанию, даже не посчитав нужным увидеться с ним перед уходом. Чонгуку даже представлять не хочется, что подумают его сотрудники, увидев босса на работе с утра пораньше на второй же день медового месяца. Он раздражённо комкает лист блокнота, вышвыривает его в урну и бредёт в комнату за телефоном.       Ну что за детский сад!       Трубку Тэхён снимает после первого же гудка.       — Проснулся? — произносит вместо приветствия.       Чонгук хмыкает про себя и кивает, а потом вспоминает, что он его не видит.       — Да. Почему так рано уехал?       — Много работы.       Это привычная отмазка альфы, видимо, но с ним такой номер не прокатит.       — Твоя работа могла бы и подождать. Я думал, мы поедем туда вместе, чтобы ты провёл со мной собеседование...       — Ты всё ещё хочешь работать в моей компании? — спрашивает Тэхён, и в его голосе омега как будто улавливает толику удивления.       Он что-то пропустил?       — А почему я должен передумать? Мы ведь не раз это обсуждали.       — Давай сделаем это завтра? Сегодня не очень удачный день. — На том конце провода слышен какой-то скрип, и Чонгук воображает, как альфа откидывается на кожаном кресле. — Ты ведь только переехал — лучше разбери свои чемоданы и устройся дома удобнее. Если тебе не понравится эта спальня, можешь выбрать себе другую.       — Как насчёт твоей? — ляпает, запоздало зажав рот рукой, и на всякий случай ещё и зажмуривается.       В трубке воцаряется такая тишина, и Гук решает, что его муж скончался от шока; но нет — через секунду слышит, как мужчина что-то невнятно бормочет себе под нос.       — Ты ведь не собирался спать со мной! — насмешливо роняет альфа, и чонгуково воображение подкидывает очередную картинку, как Тэхён щурит глаза. — И как же ты представляешь себе деление комнаты на двоих? Думаешь, что я просто буду спать рядом, как невинный младенец?       — Конечно, ты прав, — идёт омега на попятную, представив, как альфьи руки ночью шарят по его телу, отчего то моментально загорается. — Лучше оставим всё, как есть.       В трубке раздаётся фырканье.       — Мне нужно идти, — вздохнув, сообщает Тэхён, и Чонгук снова кивает, забывшись. — До вечера.       — До вечера, — отвечает, хотя его уже никто не слышит.       Конечно, он ведь всего лишь муж, зачем с ним быть вежливым...       Посидев пару минут в тишине и погипнотизировав экран телефона, Чонгук заглядывает в холодильник, который ломится от продуктов, соображая, что бы такого приготовить себе на завтрак, а после ещё и на ужин им с Тэхёном. В итоге сам довольствуется большой кружкой вкусного кофе со сливками и тостами с маслом и сыром, а на ужин решает приготовить тушёное мясо с картофелем. Перед этим, конечно, разбирает свои вещи по полочкам и устраивает всё так, как было бы удобно для него, а после примерно пару часов тратит на готовку, заодно запоминая, что где находится. Когда дел не остаётся, омега принимается бродить по квартире, осматривая редкие картины на стенах, причудливые статуэтки на полках, явно привезённые из разных поездок, и проходится кончиками пальцев по корешкам книг в книжном шкафу, который занимал целую стену в третьей комнате, которая на самом деле больше была похожа на кабинет, чем на спальню. И как, интересно, Тэхён собирался отдать эту комнату ему, если здесь его рабочее место?..       Изучив всё вдоль и поперёк, Чонгук возвращается обратно в коридор и замечает слева от кабинета небольшой закуток, на который прежде не обратил внимания. Закуток на самом деле оказывается небольшим коридорчиком с ещё одной дверью, открыв которую, омега оказывается перед узкой лестницей, ведущей куда-то наверх. На секунду он воображает себя Алисой и представляет, что перед ним вот-вот появится говорящий кролик; в итоге любопытство пересиливает, вынудив его подняться по ступенькам.       Лестница выводит его к крытому бассейну прямо на крыше двадцатиэтажного здания.       Вот это да.       Чон присаживается на корточки и опускает ладонь в воду, которая оказывается вполне себе тёплой; омега испытывает шок вперемешку с детским восторгом, но решается только на то, чтобы сесть на бортик и спустить в воду ноги, закатав штанины выше колен. Вода успокаивала растрёпанные нервы и вызывала умиротворение, а вид на город, открывающийся из больших панорамных окон, которые сейчас не были прикрыты ставнями, завораживал и переключал мысли.       Это то, что ему сейчас надо.       На бортике он просидел практически весь вечер — до тех пор, пока кожа на кончиках пальцев ног не размякла, став похожей на мочалку. Спустившись вниз, Чонгук взглянул на часы, показывающие уже половину девятого вечера, однако в квартире было по-прежнему тихо. Он понимал, что у важных боссов может быть много работы, но раньше у Тэхёна не возникало проблем с тем, чтобы вернуться пораньше или вовсе обменивать свои рабочие дни на чонгукову компанию. Весь месяц до свадьбы он не знал, как избавиться от общества альфы, а теперь, когда «крепость завоёвана», выходит, можно больше не стараться казаться милым, внимательным и обходительным. Гук, конечно, переживёт, но это всё же давало неслабый удар под дых.       На все его восемь звонков Тэхён так и не ответил, это дало лёгкую почву для волнения, однако омега понимал, что за все пропущенные дни у его мужа действительно могло поднасобираться работы. По этой причине в начале десятого он всё же решил ужинать без хозяина дома — в квартире по-прежнему чувствовал себя чужим даже в окружении привычных личных вещей. Ну и раз уж его сегодня решили не удостаивать вниманием, вернулся в свою комнату, плотно притворив за собой двери, и с вящим неудовольствием отметил отсутствие замка на двери с внутренней стороны.       Спать ложился по-прежнему в полном одиночестве, так и не дождавшись возвращения альфы.       Утро следующего дня оказалось таким же, как и предыдущее: тишина, пустота и небольшой клочок бумаги на холодильнике — как будто он здесь пленник, которому запрещено покидать пределы квартиры... Словно Тэхён продолжал его наказывать за те необдуманные слова таким образом. Честное слово, если бы не эта ежедневная записка, омега бы решил, что тот вообще не ночевал дома, но предыдущую Чонгук собственноручно выбросил в мусор. Ну и плюсом ко всему его снова не взяли в компанию для проведения собеседования.       — Видимо, снова неудачное время... — ворчит парень в пустоту, откусывая кусочек тоста с малиновым джемом, который отыскался на верхней полке холодильника, хотя ещё вчера его там точно не было.       Чтобы как-то разнообразить повседневность, берёт телефон и набирает заученный наизусть номер отца — Тэхён и родителю купил новый аппарат взамен старого, который нередко отключался посреди разговора. Конечно, это было очень щедро со стороны альфы, как и всё остальное, однако все свои достоинства Ким предпочитал перечёркивать огромным количеством недостатков, которые словно создавались из воздуха. Если это такой его способ держать Чонгука на расстоянии, то у него чертовски хорошо получается.       Отец уверяет, что у него всё в порядке, и что он уже здорово поправился на стряпне Чихёна — омеги-повара, которого нанял Тэхён. Это очень успокаивает, родитель и кухня — несовместимые вещи, и максимум, что тот смог бы там сделать — это вскипятить воду. Но, поговорив с ним всего минут десять, отец торопится отключиться, потому что, цитата, «Чихён-и приготовил чудесную яблочную шарлотку», которую Чонгуку непременно нужно будет попробовать. Омега вздыхает в пустоту и прощается с отцом, уязвлённый: очевидно, того не слишком-то беспокоило постоянное отсутствие сына и его свадьба с тираном.       Как будто отдал ребёнка в надёжные руки хорошего друга.       Весь день Чонгук слоняется по дому, а ужин вновь проводит в одиночестве, без конца вздыхая и злясь на то, что Тэхён даже не соизволил ни разу ему позвонить, банально предупредить о том, чтобы его не ждали — хотя бы. В прошлом, когда омега ещё работал уборщиком в музее, его угораздило заболеть: проклятый бронхит свалил на три недели на больничную койку под капельницы и антибиотики. Ничем не занятый, он в тот период буквально сходил с ума и практически лез на стену от скуки, и в будущем старался больше не болеть. И вот этот кошмар снова повторяется, только теперь не имеет временных рамок — видимо, его муж задался целью сделать из него домохозяйку, которая со временем превратится в незаметное привидение, а может, и вовсе исчезнет из его жизни к чёртовой бабушке. Поэтому, когда на третий день Чонгук проснулся в пустой квартире, записка на холодильнике вывела его из себя окончательно: если Тэхён думает, что сможет запереть его здесь навечно, то омеге придётся его разочаровать.       Основательно порывшись в шкафу, Чонгук выуживает белые прямые брюки и лёгкую персиковую рубашку; к ней в тон бежевые мокасины — не надевать же старые сандалии... — и белую сумку. Из украшений — обручальное кольцо, которое омега не снимает даже в душе, не то что перед сном, золотой браслет — один из подарков Тэхёна — и серьги-гвоздики в уши. Волосы укладывает в небрежную причёску, на лице из косметики только карандаш для век и чуть подведённые брови, на губах бесцветный блеск, но Чонгук не собирался выставлять себя напоказ — всего лишь хотел узнать, что происходит, и при этом не опозорить мужа. Перед самым выходом бросает на себя взгляд в зеркало — не сказать, что за эти три дня он пришёл в норму по фигуре, хотя вся подобранная одежда уже начинала немного давить, но в целом ему нравилось то, что он видел.       Кивнув себе для пущей убедительности и поднятия духа, омега прихватывает ключи от дома, которые обнаружил вчера утром на столике под зеркалом в коридоре, и выходит к лифту. Уже внизу понимает, что у него нет наличных — только кредитная карта золотого цвета, выданная для того, чтобы соответствовать статусу мужа, но ею в такси не расплатишься. Чонгук в замешательстве выходит на улицу — не возвращаться же обратно… — и вспоминает, что в памяти телефона должен быть номер личного водителя Тэхёна. В динамике раздаются гудки, но совсем недолго: на его звонок отвечают почти сразу, как будто ждали.       — Доброе утро, господин Ким, — раздаётся уже знакомый жизнерадостный голос, и на душе как-то теплеет. — Чем могу помочь?       — Здравствуйте, Ильсон. Я собирался навестить мужа, но у меня совсем нет наличных... — Чонгук краснеет со стыда. — Вы не могли бы забрать меня у дома и отвезти в «Меркурий», если это возможно?       — Что за вопрос! — тут же отзывается он. — Ваш муж дал чёткие указания на ваш счёт, так что я буду там, где скажете, когда нужно.       — Большое спасибо! — с лёгким сердцем благодарит мужчину омега и отключается.       Пока он ждёт машину, развлекает себя тем, что изучает редких прохожих, мелькающих во дворе; за те два дня, что Чонгук провёл взаперти, ему начало казаться, что наступил апокалипсис, и на планете не осталось никого, кроме него — из-за того, что провёл двое суток в одиночестве. Было немного странно осознавать, что у каждого из них есть, возможно, свои проблемы, и отсутствия Чонгука никто из них не заметил, земля не сошла с оси. Мир жил в штатном режиме.       Буквально через десять минут возле омеги затормозила знакомая машина, которая домчала его до компании Тэхёна за считанные минуты; всю дорогу Ильсон развлекал его смешными случаями из своих трудовых будней, и Чонгук не мог вспомнить, когда вот так смеялся последний раз.       Точно не в день обручения и свадьбы.       Едва шагнув на брусчатку перед входом в «Меркурий», сразу почувствовал себя не в своей тарелке: так бывает, когда оказываешься там, где тебя быть не должно. Но отступать было поздно, и, раз уж Гук собирался здесь работать, эти неприятные ощущения придётся проглотить, как горькую пилюлю. В главном холле туда-сюда сновали работники компании — кто-то поодиночке, просматривая что-то на планшетах, кто-то переговаривался по телефону. Его внимание привлёк омега в сером костюме, эффектно подчёркивающем фигуру парня, который сидел за регистраторской стойкой и усердно стучал пальцами по клавишам компьютера. На вид он выглядел одногодкой Чонгука, плюс-минус пару лет, хотя в Корее на глаз точный возраст в принципе определить сложно.       — Я могу вам чем-нибудь помочь? — интересуется тот с дежурной улыбкой, ненавязчиво оценивая внешний вид Гука.       Никак снимал мерки для того, чтобы узнать, насколько дорогую услугу можно ему втюхать...       Чонгук не хотел выдавать себя с головой, делясь своим нынешним статусом; вместо этого он, не краснея, наврал о том, что у него важная встреча с самим господином Кимом, и что альфа, несомненно, захочет принять Чонгука. По взгляду регистратора было понятно, что тот догадывался, о какой именно встрече идёт речь.       Непристойно личной, если быть точным.       Ну и плевать.       Омегу провожают до лифта и дают указания, кнопку какого этажа нажать и куда повернуть, когда он окажется там, где нужно. Чонгук поднимается на последний — десятый — этаж и поворачивает налево; проходит весь коридор до небольшого холла, где его встречает очередной омега — альф, что ли, на эту должность не нашлось! — который уже в курсе, что к Киму пришли «на личную встречу». Тот снисходительно кивает и связывается со своим боссом, чтобы предупредить, но у Чонгука уже на зубах хрустит вся эта напускная любезность и на исходе все запасы терпения, которые сначала медленно подточил Тэхён своей холодностью, а потом добили регистратор и секретарь своими оценками — дескать, тебе тут ничего не светит, детка.       Он фыркает и просто вламывается в кабинет альфы, наплевав на правила приличия и на ходу слушая причитания секретаря, который хвостиком семенит за ним следом и убеждает, что «господин Ким никого не принимает».       Чонгука такие тонкости мало волнуют.       Тэхён стоит у окна и смотрит на город, спрятав руки в карманах брюк; его задумчивое лицо выглядит каким-то грустным, и от этого кредо тирана и деспота немного меркнет в чонгуковых глазах, что последнего немного смущает. Мужчина оборачивается на шум и выглядит слегка удивлённым — правда, недолго: совсем скоро на губах альфы расцветает довольная ухмылка. Чонгук прикидывает в уме, как это всё выглядит в контексте с тем, что о нём уже думают некоторые из кимовых подчинённых, и его щёки начинают полыхать.       — Простите, господин Ким, я пытался его остановить, но... — начал секретарь, но Тэхён прерывает того взмахом руки.       — Всё в порядке, Хёнджин, ты можешь идти, — включает режим строгого босса, и секретарь послушно скрывается за дверью.       Теперь, когда в помещении остались только Чонгук и его муж, места стало как-то маловато. Омега чувствует, что начинает терять весь свой пыл, но не признаваться же в этом…       — Что всё это значит? — недовольно спрашивает он, решив, что лучшая защита — это нападение. — Я третий день подряд просыпаюсь один в пустой квартире, и единственное доказательство того, что ты вообще присутствуешь в моей жизни — несчастный клочок бумаги на холодильнике! По-твоему, этого достаточно для того, чтобы я чувствовал себя замужем?!       В глазах Тэхёна загораются озорные огоньки — как в то самое утро после брачной ночи, которая у них так и не случилась; лукавая улыбка расплывается на мужских губах, из-за чего Чонгук теряет нить своего же монолога.       — То есть, ты признаёшь, что скучал по мне? — вкрадчивым голосом спрашивает, омега теряется окончательно.       — Что…       — Ну, ты ведёшь себя так, будто тебе не хватало моего общества эти два дня, и на третий ты не выдержал. — Альфа, словно камышовый кот, медленно подкрадывается к супругу, чтобы обойти по кругу и застыть за спиной. — Ты ведь так рьяно отстаивал свою свободу и независимость… Я дал тебе их, и что в итоге? Ты и трёх дней не продержался в своём гордом одиночестве.       Последнее предложение — шёпотом на ухо, от которого по всему телу разбегаются мурашки, застывая комком напряжения в основании черепа; Тэхён не дотрагивается до Чонгука даже кончиками пальцев, и всё же он чувствует мужчину каждой клеточкой тела.       — Я не скучал, — почему-то шёпотом отвечает омега.       Костяшки пальцев Тэхёна прокладывают дорожку вдоль всего чонгукова позвоночника, и Гук дёргается, подавляя безотчётное желание выгнуться дугой.       — А вот я скучал, — продолжает шептать Тэхён куда-то ему в затылок и тут же слегка касается губами шеи.       Пальцы Чонгука с силой стискивают ремешок сумки, которую он теперь держит двумя руками.       — Неправда, — не соглашается, хотя понятия не имеет, как вообще может что-то соображать. Быть может, вообще лучше расслабиться и позволить себе просто побыть мужем Тэхёна? — Если бы ты скучал, то не оставлял бы меня одного три дня подряд!       — Твоё недовольство лишь подтверждает моё предположение, любовь моя, — улыбается тот, становясь перед Чонгуком. — Но у меня ещё будет возможность заставить пылать твои щёки — и не только их. Всё же хорошо, что ты решил сегодня приехать: у меня есть к тебе просьба, и я надеюсь, что ты поможешь мне.       — Помогу с чем? — непонимающе хмурится.       — Помнишь, я говорил, что по долгу службы мне приходится часто встречаться с клиентами в общественных местах? Сегодня вечером как раз будет одна из таких встреч, и я бы хотел, чтобы ты был рядом со мной в это время.       — Ты заедешь за мной, или мне привыкать к тому, что теперь я со всем должен буду разбираться сам? — снисходительно фыркает.       — Осторожнее со словами, милый, — весело улыбается альфа. — А то решу, что я тебе небезразличен.       Глаза Чонгука удивлённо распахиваются, он уже открывает рот, чтобы сказать, куда Тэхёну пойти, как дверь его офиса снова распахивается, и на пороге появляется Хёнджин.       — Прошу прощения, босс, не хотел вам мешать, — роняет тот, но в его словах ни капли искренности: этот несносный омега рад был воспользоваться ситуацией и испортить их единение. — К вам господин Лим — по личному вопросу.       Чонгук поворачивается обратно к Тэхёну и понимает, что это, очевидно, и есть тот самый клиент, с которым мужчина собирается обсуждать детали сделки за ужином, на котором он должен будет присутствовать тоже. Тэхён кивает секретарю и переводит на мужа подозрительно хитрый взгляд; омега успевает лишь нахмуриться, но не сориентироваться, как губы альфы касаются омежьих — не мягко и невинно, а жадно, властно и настолько откровенно, что у Чонгука голова идёт кругом. Ему приходится ухватиться за тэхёнову шею, чтобы удержаться на собственных ногах и не свалиться на пол, словно куль с мукой. Каким-то шестым чувством он осознает, что секретарь только сейчас захлопнул дверь, но не соображает ничего из-за нахлынувших эмоций. Альфа буквально вжимает его в себя, ему не хватает кислорода, но Гук впервые со дня их с Тэхёном знакомства не может найти в себе сил оттолкнуть мужа.       — Как жаль, что у меня встреча, — отстранившись, тяжело дышит тот. — Иначе я запер бы дверь и...       — Мне нужно возвращаться домой, — испуганно перебивает Чонгук.       Он знает, что собирался сказать ему Тэхён, и злится на своё тело за то, что оно так яро откликается на все прикосновения, будто с удовольствием признаёт в альфе хозяина. И Киму не обязательно даже дотрагиваться — достаточно лишь посмотреть на него тем взглядом, который говорит, что он хочет его, и чонгуково тело уже полыхает.       Мужчина понимающе хмыкает и выпускает его из кольца своих рук — но не из поля зрения.       — Дома тебе не найти причин, чтобы увернуться от меня снова, — лукаво щурится. — Я приеду в семь — будь готов к тому времени.       Чонгук кивает и собирается уйти, чтобы перевести дух за пределами офиса, подальше от этих цепких тёмных глаз, однако сделать этого ему не дают — вновь притягивают к себе, но теперь просто обнимают, уткнувшись лицом омеге в макушку. Чонгуку бы возмутиться, но он окончательно перестает понимать, что происходит, да и в объятиях этих крепких оказывается слишком хорошо и надёжно.       Омега приехал сюда за ответами, но в итоге появилось лишь ещё больше вопросов.       Из офиса Тэхёна он выходит, должно быть, с диким видом — мягко говоря — и косится в сторону секретаря, который явно удивлён таким выбором своего босса. Наверняка надеялся заполучить его для себя — вон, рубашка расстёгнута больше положенного, да и брюки слишком уж вызывающе обтягивают задницу. Конечно, Тэхён не принадлежит Чонгуку, но было бы обидно узнать, что за его спиной тот спит со своими подчинёнными, да и внутренний голос гаденько науськивал, что такого горячего альфу неплохо было бы и прикарманить для себя. Омеге приходится встряхнуть головой, чтобы такие неожиданные мысли её не заполоняли с утра пораньше.       Вначале нужно узнать друг друга получше, а уж после и планы наполеоновские строить.       Если строить вообще.