Ставка на счастье

      Неделю спустя...       Объём работ, выполненных в доме за прошедший месяц, поражал до глубины души; и Чонгуку было странно оттого, что всё это сделано человеком, которому он никто — пока что, — но дело даже не в этом. С одной стороны понятно, что всё имущество Тэхёна должно соответствовать его статусу, но всё же омеге было отчётливо видно, что этот дом его совершенно не интересует. Вложение средств в недвижимость — это, конечно, разумно, но не в таких же количествах... За ту сумму, что была вложена в дом семьи Чон, можно было запросто отгрохать новый с нуля где-нибудь в элитном районе города.       Иногда поступки людей не поддаются никакой логике.       — Ну и как? — раздался за спиной голос альфы, который уже через пару дней станет Чонгуку мужем. — Что думаешь?       — Думаю, что я сплю, — глухо бормочет в ответ.       Нет, он вовсе не был разочарован обстановкой; несмотря на то, что здесь многое изменено до неузнаваемости — например, всю старую мебель второго этажа просто заменили на новую, — всё же дух остался прежним. Это всё ещё был чонгуков дом, просто... теперь он чувствовал себя здесь лишним.       — Что-то не так?       Тэхён обходит омегу по кругу и становится прямо перед ним, закрыв своей широкой спиной оригинал «Мишек в сосновом лесу», и пред взором Чонгука предстаёт хмурое лицо мужчины.       — Не пойми меня неправильно, — вздыхает, потирая глаза пальцами. — Здесь стало даже лучше, чем было, но я как будто не в своей тарелке. Такое ощущение, что мне здесь не место.       Чонгук обнимает себя руками, как никогда чувствуя себя беззащитным; альфа прячет руки в карманах брюк, и сквозь ткань омега замечает, как его пальцы сжимаются в кулаки.       Он злится?       — Ты снова говоришь какие-то глупости, — сквозит в его голосе раздражение. — Как можно чувствовать себя лишним в собственном доме?       — У дорогих вещей редко бывает душа, — роняет Гук с горечью.       На том маленьком диванчике, что стоял в спальне омеги, он рисовал, когда был маленьким; отец утешал его, сидя на том диване и держа на коленях, когда Чонгук плакал из-за очередной разодранной коленки; там бабушка читала ему сказки — столько воспоминаний отправлено на свалку... Да, сейчас на его месте стоит практически такой же по стилю диванчик, но с ним не связано абсолютно ничего — сплошная пустота.       И прежде, чем это изменится, пройдёт не один год.       — В предметах и не должно быть души, — не соглашается Тэхён. — Душа — привилегия живых существ, а не искусственно созданных предметов.       Покачав головой с полугрустной улыбкой, Чонгук решил промолчать: нет смысла спорить с теми, кто не желает слышать...       — У меня завтра последняя примерка, — намеренно переводит тему, и альфа мгновенно расслабляется. — Господин Чхве сегодня к обеду должен закончить с костюмом, и вечером я буду примерять окончательный вариант.       — Да, я знаю, — кивает Тэхён, чем вынуждает омегу фыркнуть: кто бы сомневался в том, что тот в курсе всего, что с ним происходит. — Когда я его увижу?       — Ты же знаешь ответ, — весело улыбается Гук. — Свадьба состоится уже через два дня, так что тебе осталось подождать всего ничего.       — Это традиция прошлого века, — недовольно ворчит альфа.       — Стало быть, я старомоден, — хмыкнув, Чонгук поднимается в свою комнату. Однако жизнь не готовила его к тому, что предстало перед ним, стоило открыть дверь спальни: вместо старенькой полуторки стояла огромная двуспальная кровать королевских размеров, которая занимала примерно половину свободного пространства; напротив в стену был аккуратно вмурован шкаф — единственная современная вещь во всём доме. Чисто из любопытства омега отодвигает одну створку и с удивлением натыкается на висящий на плечиках костюм альфы тёмно-серого цвета.       — Я решил, что логичнее будет, если первая брачная ночь пройдёт в знакомом для тебя месте, — слышит горячий шёпот на ухо, пока руки Тэхёна капканом сходятся на его животе. — А учитывая, что это теперь не твоя, а наша спальня, я перевёз сюда часть своих вещей.       От растерянности и удивления Чонгук даже не пытается вырваться из этих собственнических объятий, выразить протест или хотя бы сказать, что мужчине с ним ничего не светит. Он просто стоит, пришпиленный к полу и прижатый к крепкой мужской груди, от которой веет жаром даже сквозь одежду, уже как-то привычно ощущая в животе туго сворачивающийся узел. Омега после каждый раз злится, что совершенно не может сопротивляться этому притяжению, особенно когда альфа — его альфа — так близко, тело предаёт, само в чужие руки отдаётся добровольно. Руки безжизненно висят по бокам, словно плети, зато дыхание учащается, что явно не ускользает от тэхёнова внимания, пока его губы исследуют омежье ухо. Вот мужчина добирается до мочки, прикусывает ту, и по телу Чонгука разбегаются приятные мурашки, заставляющие его зажмуриться и облизать губы. После очередного прикусывания он слышит свой собственный глухой стон, и это действует не хуже ушата ледяной воды; омега вырывается из объятий и выскакивает в коридор, который выводит его к лестнице, а оттуда — на улицу.       Но перед этим успевает заметить самодовольное выражение лица Тэхёна, который явно доволен тем, что нашёл его слабое место.       Чонгуковы пальцы заходятся мелкой дрожью от осознания того, что могло бы произойти, позволь он ситуации развиваться дальше без его протеста; от этого вдоль позвоночника снова пробежала волна, от которой ноги стали ватными, и омега приваливается бедром к боку автомобиля мужчины. И глупо было бы отрицать, что ему не понравилось то, что тот с ним делал.       Необходимость делить с Тэхёном постель пугала Чонгука, но при этом он понимал, что причин не выполнять свой супружеский долг просто нет — это нормально? И станет ли он дешёвкой в глазах Тэхёна, если разделит с ним постель — пусть тот и станет его мужем? Брак-то фиктивный…       Хотя альфа как раз таки отрицает его фиктивность.       Голова идёт кругом от противоречивых мыслей, поэтому омега просто старается ни о чём не думать, пока Ким разговаривает со своим дизайнером, который в этот раз был одет в безупречного вида белый брючный костюм. Ну, хоть все стратегически важные места закрыты...       Вот Чонгук видит, как Тэхён выписывает ему чек, который Туан принимает с довольным видом, и направляется к машине, помогая жениху забраться в салон и садясь следом.       — Наверняка он уже думает о том, как спустит всё на дизайнерские шмотки или закачает в задницу ещё больше силикона... — ворчит в пустоту, рассматривая фасад дома, получившего новую жизнь. — На неё скоро ни одни брюки не налезут ...       Чонгук достаёт из сумки маленькую бутылочку воды — день сегодня выдался жарким, да и поведение Тэхёна тоже не сказать, чтобы охлаждает, — и делает глоток.       — Ай-яй-яй, Ким Чонгук, нехорошо завидовать, — смеётся Тэхён.       От неожиданности омега едва не выплёвывает воду на лобовое стекло.       — Ха-ха, очень смешно, — недовольно ворчит. — И вообще-то, я ещё не Ким.       — Скоро мы исправим это упущение.       Омега вытирает ладонью капельку воды с подбородка и собирается отвернуться, но ему не позволяют, успев прихватить за подбородок. Светофоры сегодня, похоже, и вовсе на стороне альфы, ведь как раз загорается красный, что позволяет Тэхёну повернуться к Чонгуку корпусом и притянуть его ближе к себе. Гук смотрит на мужчину растерянно, как случается всякий раз, стоит тому оказаться слишком близко, но заставить себя отпрянуть просто не в силах: тянет. Даже когда чужие губы мягко примыкают к уголку его рта, чтобы сцеловать пропущенную капельку воды, он лишь зажмуривается, в то время как губы наоборот приоткрываются, тело словно против его воли требует продолжения. Между ними всё ещё не случилось ничего серьёзнее сна в обнимку в одной постели неделю назад, и каждое новое прикосновение напрочь лишало Чонгука сил сопротивляться.       Замужняя жизнь обещала быть очень сложной.       Тэхён привозит омегу в отель, в котором они с отцом решили остаться до завтрашнего дня, и в очередной раз пытается настоять на своём присутствии при последней примерке, однако Чонгук разворачивает того за плечи на девяносто градусов, просит хотя бы ради приличия появиться в своей собственной фирме — это будет в разы полезнее, — и разве что пинка не даёт. Альфа явно не привык, чтобы им кто-то командовал — тем более, если этот кто-то омега, — и его глаза, мечущие молнии, обещают Чонгуку ад, но сегодня он его почему-то совершенно не боится.       Привыкает, видимо.       Его отвлекают устрашающие мысли о том, что через два дня Гук выйдет замуж и останется мужем тирана и деспота до конца жизни — своей или его. Парня до чёртиков пугает мысль, что придётся предстать перед сотней — а то и больше — гостей, которых он до этого дня не то что не знал — в глаза не видел; что ему придётся всем улыбаться и притворяться, что жениха счастливее во всём свете не найти, а на самом деле будет прятать внутри грусть по поводу того, что выходит замуж по контракту.       Чонгук всю жизнь был плохим актёром.       Пусть Тэхён богат и влиятелен и, быть может, не будет запирать омегу на ночь в подвале, но деньги и власть — это ещё не всё; любой брак, основанный на материальных ценностях, разваливается вдребезги, стоит только чему-то пойти не так. Один камушек, о который споткнётся кто-то из них — и отношения будут разбиты, словно чашка, которую ничем не склеить. Необязательно быть разводу — Тэхён же сразу дал понять, что хочет выйти замуж лишь единожды, — но в таком случае этот брак будет хуже, чем смерть.       Мало того, что живёшь без любви, так ещё и ненависть воздвигнет между парой Великую Китайскую стену...       В общем, на свой этаж Чонгук поднялся едва ли не в состоянии панической атаки: сердце колотилось, как сумасшедшее, ноги еле передвигались, голова ушла в отключку... Для полной картины только в обморок хлопнуться не хватало. Хотя, собственно, с чего распереживался, спрашивается: Тэхён-то относится ко всему этому с пугающим спокойствием — будто в магазин за хлебом собирается, а не связывает свою судьбу с чонгуковой до конца жизни. Хотя, справедливости ради стоит отметить, что омега и сам до этого момента не особо задумывался о том, что делает.       Господин Чхве уже ждал Чонгука в импровизированной примерочной, когда он вошёл в их с отцом номер. Недовольно покачав головой на получасовую задержку, портной цокнул языком на его внешний вид — наверно, Гук слишком безумно выглядел, погрузившись в размышления о своей судьбе. Поэтому, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он, как смог, сосредоточился на примерке и послушно выполнял просьбы «покружиться» и «пройтись», поступающие от портного.       Вообще у него уже в печёнках сидят все эти подготовки; хочется просто перешагнуть финишную черту и наконец-то отдышаться.       Весь следующий день перед свадьбой Чонгук провёл в отреставрированном доме, чтобы привести мысли в порядок и вспомнить, ради чего всё это делал; почему дом снова был похож на начищенный до блеска бриллиант, а он выходит замуж за человека, которого едва знает. А всё потому, что за прошедший месяц омега, похоже, начал забывать, что не Золушка, которую прекрасный Принц спас от злой мачехи; Тэхён не герой его сказки, и их свадьба — не результат чистой и светлой любви, но за четыре недели Чонгук всё меньше придавал этому значения.       Как-то слишком быстро и незаметно начал поддаваться чарам альфы.       Иногда ему казалось, что Тэхён тоже забывает о том, каким именно образом сделал предложение; изредка омеге удавалось перехватить такое странное выражение его лица — заботливое, что ли, — которое растворялось тут же, потому что его заметили. Альфа меняет тему разговора или оставляет Чонгука наедине с его растерянностью, когда понимает, что ведёт себя с ним слишком мягко — будто выбивается из графика, в котором по расписанию лишь апатия и чувство собственного превосходства над остальными.       И над Гуком в частности.       После свадьбы у него не будет возможности заново узнать этот дом, в котором прошла вся его жизнь, потому что Тэхён планирует забрать омегу в свои городские апартаменты, что, в общем-то, было довольно логичным и ожидаемым. У них даже толком медового месяца не будет, поскольку Кима ждёт много работы, но это к лучшему: мужчина не горел желанием узнать Чонгука, а ему тем более не нужно таких проблем.       Было бы лучше, если бы они были просто друзьями, но такой вариант вряд ли возможен.       Чонгук подходит к большому окну во всю стену, которого раньше не было в комнате — зато теперь виден небольшой пруд на заднем дворе; осторожно прислоняется лбом к прохладному стеклу, которое слегка остужает его полыхающее лицо, а тишина успокаивает разбушевавшиеся нервы. Омеге очень хочется отмотать время назад и удержать отца от того похода в карточный клуб, чтобы они с Тэхёном никогда не встретились, но теперь уже ничего не поделаешь.       Однажды ты просто смиряешься с настоящим, принимаешь решения, а затем живёшь с их последствиями.       Почти весь день Чонгук провёл на втором этаже, потому что на первом царили шум и суета: флористы и декораторы украшали комнаты к торжеству, повара колдовали над блюдами и закусками, музыканты утверждали окончательный вариант рассадки и репетировали. Но в доме теперь безукоризненная звукоизоляция: всю симфонию посторонних звуков он слышал лишь при выходе в коридор.       Так что обстановка вполне благоприятствовала одиночеству.       К вечеру господин Чхве привёз чонгуков костюм, и омега, поблагодарив портного, ушёл спать в комнату для гостей, ибо в его собственной спальне ему теперь было некомфортно: едва взгляд падал на двуспальную кровать, как мысли сразу сворачивали не в то русло, омеге приходилось прощаться с покоем, который в последние сутки и так был в дефиците. Чонгук не знал, что придумать, чтобы избежать первой брачной ночи, которая с каждой минутой пугала его всё больше — он попросту не мог предстать перед малознакомым человеком в чём мать родила.       Постель кажется ему жёсткой, холодной и неуютной; полночи он вертится, чувствуя себя принцессой на горошине, но ближе к утру приходит осознание, что спать уже нет смысла, и завтра Гук, скорее всего, будет жалеть о том, что не использовал свою последнюю свободную ночь, чтобы как следует выспаться.       Похоже, теперь долго не придётся.       А вот ко времени подъёма его внезапно накрывает апатия — должно быть, нервная система перегорела; он спокойно позволяет визажисту наложить макияж, в котором не видит смысла, а парикмахеру — красивыми лёгкими кудрями уложить волосы. Причёска придаёт всему образу нужную лёгкость, складывалось впечатление, словно весь омега воздушен и не обременён даже мыслями, не то что какими-то проблемами. Чонгуку очень нравилось то, что он видел в зеркале, на мгновение в груди даже шевельнулось что-то похожее на нервное возбуждение с лёгкой примесью предвкушения, но стоило вспомнить, что его ждёт, как запал ушёл, зато вернулось волнение. Брачная ночь в списке его кошмаров на данный момент занимала лидирующую позицию, однако он со скрипом признавал, что губы вовсе не от страха сохли, стоило только представить их с Тэхёном в одной комнате. В памяти сразу же так некстати проносились воспоминания о тех объятиях и поцелуях в мочку уха, от которых напрочь отключалась голова, из-за чего дыхание сбивалось к чёртовой бабушке, а тело вновь начинало предавать. Чонгук не станет врать, ему хотелось чувств, не хватало страсти, а сердце готово было принять альфу, полюбить искренне, но чувствовать всё это в одиночку совершенно не хотелось.       Любить, когда не любят тебя… Омеге претило становиться настолько жалким.       — Это очень хорошая водостойкая тушь, если вздумаете плакать, — с улыбкой и гордостью информирует его визажист, ворвавшись в мысли. — И очень качественная помада — она не сотрётся даже после сотого поцелуя.       Чонгук на подобное заявление краснеет, понимая, что, очевидно, именно это и ждёт его на сегодняшней церемонии: сотня поцелуев, чтобы доказать всем, насколько «настоящие» и «искренние» у них с Тэхёном чувства друг к другу. А учитывая, как именно альфа на него смотрит, тот совершенно точно не станет себе отказывать в прикосновениях, в том числе и губами к губам, пользуясь возможностью. Иногда Чонгук начинал сомневаться в том, что для мужчины изначально предметом интереса был именно дом, а не он сам, но тот слишком резко переключался с эмоции на эмоцию, чтобы можно было понять наверняка.       В костюм омега втискивается сам, хмуро отметив, что тот за ночь стал свободнее — или ему просто показалось? — отказавшись от помощи: он ещё в состоянии одеться самостоятельно. Обувает безупречно-белые туфли и всматривается в зеркало, где перед ним предстаёт омега, в котором Чонгук с ужасом не может отыскать ни единой знакомой чёрточки — будто смотрит на свою жутковатую бездушную копию. Да, он стал красивее, утончённее и, возможно, статуснее, но это и приблизительно не было тем, к чему омега стремился. Ему нужны были свобода и независимость — и именно этого Гук лишался, выходя замуж за Тэхёна.       К слову сказать, стоило ему подумать об альфе, как дверь без стука распахнулась, и в комнате появился Ким; Чонгуку сразу стало как-то тяжело дышать, поскольку до воспалённого мозга наконец дошло, что всё происходит взаправду, и омега действительно выходит замуж. Интуитивно чувствует, как кровь отхлынула от лица и устремилась куда-то поближе к сердцу; наверное, этого не мог скрыть даже искусный макияж, потому что Тэхён в мгновение ока оказался рядом и крепко обвил омежью талию руками.       — Оставьте нас, — резко командует мужчина, и через секунду две омеги, что помогали Чону подготовиться, просто испаряются.       — Кажется, я сейчас упаду в обморок, — вяло выдавливает он, покрепче цепляясь пальцами за рукава свадебного пиджака альфы.       — Ну вот, опять говоришь какую-то ерунду, — закатывает глаза тот. — Все омеги в день свадьбы волнуются, это нормально.       — А как насчёт тебя? — Чонгук отчаянно пытается остаться в сознании и опереться на какую-нибудь сильную эмоцию. Гнев бы сейчас был очень кстати, но Тэхён, как специально, не даёт ни единого повода. — Не похоже, чтобы ты волновался, а ведь для тебя это тоже важный день.       — Ну, я ведь альфа, — самодовольно фыркает. — Не в моём стиле поддаваться минутным слабостям; к тому же, я наконец-то увидел твой костюм, и он мне очень нравится — сразу тянет помечтать.       — И о чём же? — часто дышит омега, чтобы отгородиться от накатившей слабости.       Тэхён наклоняется поближе к омежьему ушку, чтобы опалить то горячим дыханием, пока шепчет откровенное:       — О том, как сниму его с тебя через несколько часов.       Подобное признание заставляет Чонгука покраснеть с головы до ног; кровообращение моментально восстанавливается, и он чувствует себя лучше, однако в памяти картинка цепляется, переворачивая всё с ног на голову и лишая здравого смысла. Вероятно, ему стоило с кем-то повстречаться раньше: тогда бы сейчас его мысли не заполоняли эти пошлые картинки, от которых сбивалось дыхание и, к стыду омеги, хотелось воплотить в жизнь.       — Вот видишь, всё не так страшно, — ухмыляется альфа, пока Чонгук смотрит на будущего мужа с благодарностью: пусть и в своей откровенной манере, но тот всё же помог ему вернуть самообладание. — Тебе очень идёт такой смущённый румянец. И знаешь, я думаю, будет лучше, если мы закрепим полученный результат.       Омега не успевает спросить, что мужчина имеет в виду, но Тэхён вместо слов использует действие: резко наклоняется и впивается в его губы поцелуем. От такого сумасшедшего напора Гук начисто забывает, как дышать, а в голове образуется стерильная пустота, которую вскоре заменяют электрические всполохи. Поцелуй кажется одновременно жадным и трепетным, и хотя Чонгук полный профан в плане того, что касается отношений, ему хватает полученного из дорам опыта понять, что вот так не целуют тех, кто нужен рядом всего лишь приложением к мебели. Даже если Тэхён его всего лишь хочет, то должен испытывать как минимум влечение, а это уже далеко не безразличие или холодный расчёт.       Хуже всего то, что Чонгук понятия не имеет, где взять сил оттолкнуть от себя этого наглого, самоуверенного альфу, который на него действует так обезоруживающе. Внутренняя омега чувствует исходящую от мужчины силу, чувствует, что тот способен её защитить, и потому вынуждает Чона подчиниться, признать альфу и покорно склонить голову.       Не сдаться, но принять.       А когда Чонгук всё-таки приходит в себя и решает возмутиться поведением Тэхёна, тот так же неожиданно отстраняется.       — Будем считать, что это была генеральная репетиция, — тяжело дыша, отбивает омежье немое возмущение. — Там, внизу, тебе нельзя будет увернуться от меня или как-то показать, что тебе это всё не по душе, и я не хочу, чтобы поцелуи стали для тебя испытанием. Я же вижу, что тебе нравится, так зачем пытаться это отрицать? Я ведь не иголки тебе под ногти собираюсь загонять — просто расслабься и получай удовольствие. Я ведь не требую от тебя ничего взамен — всего лишь не отталкивай.       Вредная сторона характера Чонгука велит ему вновь съязвить, но вот чувствительная умоляет прислушаться. Тэхён действительно за эти несколько дней не предъявил ему ни одного требования, не попросил сделать ничего, что вызвало бы возмущение или как-то оскорбило бы его чувства; не вёл себя с ним высокомерно — может, немного самодовольно и властно, но не жестоко, хотя мог бы, — а омега продолжал вести себя как Карфаген под осадой Римской империи, и даже не знает, почему.       Так подростки-максималисты обычно противостоят родителям, чьи наставления идут вразрез с их собственными желаниями.       Быть может, если бы Тэхён любил его, он бы по-другому реагировал на все знаки внимания мужчины и попытки соблазнения, а пока что всё, чего ему хотелось — выпускать иголки каждый раз, как тот к нему прикасается.       — Вся проблема в том, что мы с тобой по-разному относимся к семейной жизни в целом и к свадьбе в частности, — вздыхает Чонгук. — Я ведь хочу домашний уют и хоть какое-то подобие семьи, но это всё не имеет смысла, потому что для тебя семья — это твоя корпорация. Ты даже к свадьбе относишься так, будто это всего лишь формальность, хотя перед этим ты утверждал, что это серьёзно — потому и женишься один раз.       Тэхён деревенеет, как всегда бывает, когда Чонгук в очередной раз ляпает первое, что приходит в голову, даже как следует не подумав.       — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, конфетка, — холодно роняет, но прозвище всё равно цепляется за сердце. — Если бы это была чистая формальность, я бы составил брачный договор сразу после того, как сделал тебе предложение. А раз ты за последний месяц не подписывал ничего серьёзнее приказа о своём увольнении — неужели это для тебя пустой звук?       Омега уже и так понимает, что снова накосячил, особо не стараясь; в его же интересах было установить с альфой нормальные отношения, попробовать хотя бы общаться спокойно, а не цапаться, как кошка с собакой, но Чон каждый раз делал всё с точностью до «наоборот».       — Это не совсем то, что я хотел сказать, — пытается оправдаться.       Он всего лишь хотел услышать, что Тэхён не пользуется им, словно вещью, нуждался в словесном подтверждении того, что и у альфы к нему есть какие-то чувства, и тот будет, по меньшей мере, стараться вести себя как муж, а не партнёр выгодного контракта.       — То есть, дело не в том, что ты не доверяешь мне? — прищуривается мужчина. — За те четыре недели, что мы знакомы, я только и слышу о том, какая я бездушная сволочь. Разве я угрожал тебе, приставив дуло пистолета к виску? Или обещал уничтожить твоего отца — хотя ему ниже падать просто некуда? Мне казалось, что я был с тобой максимально вежлив, честен и открыт, но ты всё равно ведёшь себя как типичный избалованный сын богача: капризничаешь и показываешь характер всякий раз, когда с тобой пытаются наладить контакт. И кто из нас бездушный?       Глаза Чонгука широко распахиваются, когда до него доходит, какое мнение Тэхён составил о нём; вдоль позвоночника прокатывается валун из ледяных мурашек, и даже в эту удушающую жару омеге становится холодно до мороза по коже. А Ким, выговорившись, наконец, вылетает в коридор, даже не удосужившись прикрыть дверь, дав Чонгуку возможность слышать его тяжёлые шаги по дубовой лестнице. Хуже всего было то, что он признавал правоту альфы, и теперь его грызло чувство вины.       Меньше всего хотелось ссориться в первый же день супружеской жизни.       В подростковом возрасте, когда Чонгук начал показывать характер, и отец впервые столкнулся с термином «переходного периода», тот очень часто пытался втолковать в его голову одну простую истину: никогда нельзя высказывать своё мнение под действием эмоций. Даже если очень хочется выговориться — возьми пару минут тайм-аута, выдохни и сорок раз подумай о том, действительно ли ты готов сказать то, что хочешь? Готов ли после принять на себя все последствия сказанного? Потому что эмоции угаснут, словно потухший вулкан, и ты осознаешь, что наговорил лишнего, но будет слишком поздно: отношения загублены, впечатление испорчено, и мнение о тебе у людей кардинально меняется.       Нельзя давать волю языку, ибо тот без костей, и однажды подведёт тебя под монастырь.       Чонгук чувствует на ресницах капельки влаги и мысленно благодарит визажиста за водостойкую тушь: тот как в воду глядел, используя ту.       Вот только причина этих слёз совсем не радостная.       Аккуратно, чтобы не испортить макияж, избавляется от слёз и пытается сделать такой взгляд, чтобы всем казалось, что он действительно счастлив стать мужем Ким Тэхёна. Получается немного скверно, но у него в запасе есть ещё примерно десять минут, чтобы совладать с эмоциями и не ударить в грязь лицом. Конечно, браки по контракту не новость в современном мире, но Чонгуку не хотелось, чтобы все думали, будто он позарился на деньги мужчины. А потому омеге, как и альфе, весь день придётся разыгрывать влюблённого жениха, а после и мужа, который души не чает в своей половинке.       А в голове идей ноль целых, ноль десятых как это сделать.       Бросив последний взгляд в зеркало, Чонгук поправляет в нагрудном кармане платок цвета шампанского, а в руки берёт свой свадебный букет из белых полураспустившихся пионов и нежно-персиковых эустом, перевязанных бледно-розовой атласной лентой. Делает несколько глубоких вдохов для успокоения и выходит в коридор; на него моментально обрушивается шквал звуков, которые не проникали в его изолированный мирок, и омега на мгновение теряется, пока не замечает фигуру Тэхёна у самого основания лестницы. Он наблюдает, как альфа медленно поворачивает голову в его сторону, при этом явно пытаясь проглотить горечь их недавнего разговора, и улыбается так, как если бы действительно был счастлив сделать Чонгука своим мужем. На мгновение чувство вины вновь захлёстывает с головой, но омега не позволяет тому возобладать над собой — вместо этого пытается представить, что Тэхён — именно тот, кого он хотел бы видеть своим мужем; альфа, за чьей спиной Гук мог бы спрятаться от любых проблем и знать, что тот всегда поддержит и защитит.       Пытается представить, что действительно мог бы любить этого мужчину.       В конце концов, Тэхён был совершенно прав: альфа мог бы выставить их с отцом на улицу и совершенно не терзаться муками совести, но всё же решил поступить по-другому, и Чонгук должен постараться если не влюбляться, то как минимум испытывать благодарность и уважать человека, с которым связывает свою судьбу. Это даёт ему сил искренне улыбнуться мужчине, что приводит того в замешательство; Чонгук осторожно спускается по коварной лестнице, стараясь не наступить мимо ступенек, и застывает на самой нижней, чтобы хоть немножечко доставать до уровня глаз альфы. Перекладывает свадебный букет в левую руку, а правой сжимает тэхёновы чуть прохладные пальцы, которыми тот вцепился в перила.       — Не знаю, что заставило тебя передумать, но у тебя очень хорошо получается, — шепчет тихо, чтобы слышал один лишь омега, и сжимает в ответ его пальцы. — Ты гораздо красивее, когда улыбаешься, а не показываешь оскал разъярённой кошки.       — С кошкой меня ещё не сравнивали, — копирует его шёпот Чонгук, всё так же улыбаясь.       — Готов? — спрашивает альфа напоследок.       Вопрос формальный, однако важности момента не отменяет. Омега старается сосредоточиться только на лице Тэхёна и тембре его голоса, не оглядываясь по сторонам, потому что стоит ему наткнуться хоть на один любопытный или недоумевающий взгляд, как он тут же растеряет всю свою храбрость.       — Готов, — кивает, беря альфу под руку.       Весь короткий путь до регистратора они проделывают в полном молчании; Чонгук внимательно — даже слишком — смотрит под ноги, чтобы не споткнуться и не опозориться, но при этом краем глаза замечает, как улыбается гостям Ким и изредка бросает на него косые взгляды.       Боится, что омега выкинет что-нибудь эдакое?       Всю церемонию Гук смотрит лишь на вишнёвую папку, которую регистратор — омега средних лет — держит в руках; пересчитывает лепестки на девственно-белых пионах своего букета и напевает в голове мотив из золотых хитов восьмидесятых. В себя Чонгук приходит лишь на вопросе о том, согласен ли он «быть рядом со своим мужем в богатстве и бедности, любить и почитать его до конца дней своих», и чудом сдерживает истеричный смех. Позволяет себе лишь улыбнуться и произнести тихое, но максимально уверенное «да» в ответ, чем вызывает вздох облегчения у Тэхёна.       Неужели альфа в самом деле думал, что он мог сказать «нет»?       У Кима тоже не возникает проблем с утвердительным ответом; пара обменивается кольцами, и Тэхён разворачивает Чонгука за плечи к себе лицом, чтобы можно было без помех дотянуться до его губ, на ходу глазами предупреждая об осторожности. Но, к удивлению мужчины, омега сам сокращает те десять сантиметров, что разделяли их, успев заметить удивление на дне чёрных, словно бездна, глаз.       Поцелуй выходит жарким, страстным и немного агрессивным, потому что каждый из них вкладывает в него разные эмоции: Чонгук — отстаивает свою независимость, доказывает, что он не ветреная пустышка, которую в нём видят, и выказывает надежду однажды стать хотя бы друзьями, если не настоящими мужьями, а Тэхён — власть, которую имеет над омегой, и силу, что не оставляет сомнений в том, кто именно из них главный в семье.       Чонгук не решается судить, кто в итоге победил — он или альфа, потому что свадьба с кучей гостей — не лучшее место для выяснения отношений; омега мягко отстраняется от Тэхёна, стараясь сохранить при этом лицо, и впервые осматривается по сторонам.       Хорошо, что он не поднимал головы до того, как согласился стать мужем Кима. Чонгук был готов к недоумению, удивлению и снисхождению, но никак не к насмешке и презрению, которые жалили душу, словно пчёлы. Он неосознанно делает шаг, прижимаясь к теперь уже мужу, и Тэхён прячет его в надёжном коконе своих сильных рук.       — Не обращай внимания, — слышит омега шёпот у самого уха. — Они просто пытаются тебя запугать — не поддавайся. Ты ничем не хуже любого из них.       — Но они так не думают, — роняет в ответ.       — Это недостаток элиты — считать себя лучшими из лучших.       — Тогда почему ты не такой? — снова вырывается прежде, чем Гук успевает подумать.       Альфа моментально оживляется.       — О, так ты не считаешь меня заевшимся снобом?       Чонгук прикидывает в голове варианты ответов. Если скажет «да», это может сыграть против него, поскольку Тэхён будет знать, что он обращает на него слишком много внимания; если скажет «нет», то снова может задеть его чувства, и Ким вновь будет плеваться кислотой.       — Мне кажется, что бы я сейчас ни ответил, у меня всё равно будут проблемы, — с кривоватой улыбкой отвечает в итоге.       — У тебя проблемы будут в любом случае — даже если ты промолчишь.       Омега немного раздражённо закатывает глаза, но тут же улыбается, запоздало вспомнив о своей роли.       — Знаешь, из тебя вышел бы хреновый актёр, — смеётся на ухо Тэхён.       — Тоже мне новость, — веселится Чонгук.       Остаток дня и вечера ему приходится выдавливать из себя радость, любовь и счастье, хотя омеге просто хочется спрятаться в самый дальний угол дома и больше не видеть этих искажённых гримасой презрения лиц. К концу дня от эмоциональных качелей парень устаёт настолько, что ему уже всё равно, кто и как на него смотрит. Чонгук сбрасывает под столом туфли, от которых ноги за весь день будто закованы в цемент, а заодно скидывает, как и предполагал, жилет вместе с пиджаком, не забыв также расстегнуть пару пуговиц на рубашке. Внутри печёт от всей этой ситуации, и омега берёт в руки бокал шампанского, к которому так и не притронулся, осушив тот залпом, хотя за всю жизнь ни разу не прикасался к алкоголю.       — Эй-эй, притормози-ка, — отбирает альфа опустевший бокал из омежьих рук и прячет на другом конце стола.       — Зачем ты позвал сюда всех этих людей? — интересуется Чонгук, слизывая капельки шампанского с губ кончиком языка; огонёк, блеснувший в чужих глазах, предпочитает проигнорировать, однако сердце всё равно на мгновение сладко замирает. — Им ведь плевать на тебя и твою свадьбу, они пришли сюда позубоскалить и собрать материал для будущих сплетен, которые уже наверняка распространят по всем своим каналам! Обычно на такие мероприятия зовут только родных, близких и тесный круг друзей, которым доверяешь, а здесь собрались одни стервятники!       — Среди этих стервятников есть и мои конкуренты, которые должны были убедиться, что моя свадьба — не фикция, — хмурится Тэхён. — К тому же, если бы я их не позвал, в будущем это негативно сказалось бы на моей компании, потому что многие из присутствующих — мои инвесторы и компаньоны.       — И ты хочешь, чтобы я жил с тобой в этом осином гнезде?! — роняет омега истеричный смешок. — Очень по-рыцарски.       — Ну, ты ведь не допустишь, чтобы я в этом, как ты выразился, «гнезде» выживал в одиночку? — с хитрой улыбкой спрашивает.       И Чонгук глупо улыбается в ответ, потому что бокал шампанского успешно сделал своё дело, затуманив голову и поселив в груди желание залюбить весь мир.       — А что мне за это будет?       О Боже, омега что, заигрывает со своим мужем?!       — Ага, я понял, — кивает альфа. — Кому-то пора попрощаться с гостями.       Мужчина поднимается на ноги и ловко подхватывает Чонгука на руки, заставив тихонько взвизгнуть от неожиданности и вцепиться руками в его шею.       — Мои туфли, — указывает глазами под стол, однако в голосе не слышно ни капли недовольства.       В руках альфы ему более чем удобно и хорошо.       — С ними ничего не случится, — фыркает муж.       Тот прощается с гостями, пока Гук смотрит на его лицо и пытается бороться с навалившейся усталостью и невесть откуда взявшимся желанием поцеловать эти мягкие манящие губы, а после несёт омегу куда-то наверх, но он совершенно не способен соображать из-за алкогольной дымки. Лишь укладывает голову на крепкое плечо альфы и блаженно урчит, прикрыв глаза и пытаясь отгородиться от шума, а после его наконец-то окутывает спасительная тишина.       — Тебя нужно раздеть, — глухо бормочет Тэхён, осторожно опуская Чонгука на ноги. — То есть, тебе нужно переодеться.       Вместо ответа омега по привычке поднимает руки вверх, а Ким приподнимает бровь, но всё же расстёгивает несколько пуговиц на рубашке и тянет ту вверх, после чего аккуратно стягивает брюки с носками; его горячие пальцы касаются обнажённой кожи груди и бёдер, обжигая, отчего Чонгук непроизвольно вздрагивает, едва сумев подавить стон. Шампанское заставляет под другим углом смотреть на происходящее, омега уже не видит ничего плохого в том, чтобы разделить со своим мужем постель. С ясной головой он бы наверняка нашёл с десяток аргументов против этого, но сейчас в голову лезли, прямо скажем, противоположные мысли.       — И чего же ты ждёшь? — лукаво улыбается Гук, спиной пятясь в сторону постели и игриво маня Тэхёна за собой пальцем.       Завтра ему наверняка будет стыдно, но сейчас... гори оно всё синим пламенем.       Альфа фыркает, подходит ближе и укладывает омегу на кровать, укрыв одеялом.       — Ну уж нет, любовь моя, — качает головой, присев на краешек постели. — Я не дам тебе повода завтра утром наброситься на меня с обвинениями в том, что я воспользовался твоим состоянием. Перенесём нашу брачную ночь на тот вечер, когда ты будешь в здравом уме и твёрдой памяти, а сейчас спи.       Пользуясь тем, что муж отвлёкся на свои нравоучения, Чонгук притягивает того к себе за галстук.       — Может, ты всё же замолчишь? — спрашивает и впивается в его губы одним из тех поцелуев, которыми альфа терзал омегу весь вечер.       Ещё секунду Тэхён раздумывает, как быть: поддаться искушению или послушать голос разума, — но бастионы мужчины рушатся перед напором Чонгука.       Ох, как же он будет жалеть об этом завтра...