Ставка на счастье

      — Ты не обязан этого делать, если не хочешь, — в сотый раз повторяет отец, пока Чонгук терпеливо ждёт окончания работ портного.       Ни один из костюмов, представленных в его каталоге, которыми этот немного чопорный мужчина явно гордился, омеге не понравился — слишком вычурно и бездушно, будто главной их задачей было пустить пыль в глаза своей стоимостью. Поэтому, поворчав себе в усы, седовласый омега милостиво разрешил ему самому решить, в каком костюме он пойдёт под венец — под чутким присмотром портного, разумеется. Поэтому теперь Чонгуку почти ежедневно приходилось вытягиваться по струнке и терпеливо ждать, пока тот снимет мерки, выберет ткань и покройку и по сотому кругу попытается уломать его хотя бы на манишку или жабо, но Гук остался непреклонен, остановив свой выбор на классическом костюме-тройке. Он знал, что Тэхён уже несколько раз пытался проникнуть в его импровизированную примерочную, которая была устроена в ванной комнате отеля, где они с отцом живут уже три недели, но омега пригрозил портному, что вместо его творения на свадьбу наденет картофельный мешок, если тот будет потворствовать желаниям его будущего мужа. Ужаснувшись альтернативному варианту, господин Чхве стал выпроваживать Кима из номера поактивнее самого Чонгука, так что он хотя бы во время выматывающих примерок мог побыть в относительном спокойствии.       — Ты же знаешь, что обязан, — не соглашается с тяжёлым вздохом: ноги устали от долгого стояния, пока портной булавками намечал низ брюк. — Это не самое страшное, отец. Куда бы мы оба пошли, если бы Тэхён отобрал дом? У нас нет родственников, готовых принять нас — с тех пор, как твой бизнес прогорел, они вообще забыли, что мы существуем.       Отец удручённо кивает и прячет глаза; первым порывом оказывается желание утешить родителя, но Чонгук неудачно дёргается, из-за чего одна из булавок, которыми орудует господин Чхве, впивается в лодыжку, заставив омегу взвизгнуть.       — О, мой Бог! — тут же досадливо морщится портной. — Ты чуть не угробил весь мой тяжкий труд! Знаешь, как тяжело отмывается кровь с атласа?       Чонгук закатывает глаза к потолку.       — Я в порядке, спасибо, что спросили, — бурчит недовольно. Чхве что-то ворчит себе под нос и возвращается к работе. — Всё наладится, пап, вот увидишь.       — Чонгук? — раздаётся голос Тэхёна, и в двери ванной начинает дёргаться ручка из-за его бессмысленных попыток попасть внутрь. — Долго ещё будет продолжаться этот детский сад? Впусти меня!       — Ну, уж нет, милый! — с довольной улыбкой пропел младший омега. — Ты же знаешь, что жених не должен видеть жениха в костюме до свадьбы!       — Что ещё за суеверные бредни? — гремит голос будущего мужа, и на ручку в очередной раз обрушиваются бесплодные нажимы. — Мы с тобой оба знаем, почему ты так себя ведёшь, так может перестанешь прикрываться пустыми отговорками? Открой дверь! Я должен убедиться, что ты выбрал приличный костюм!       Чонгук задумчиво нахмурился.       — Ты полагаешь, что господин Чхве позволит мне появиться на церемонии абы в чём? — равнодушно бросил. — Я так не думаю. Скорее всего, меня просто запрут в комнате и заставят надеть один из тех жутких вариантов из каталога — я прав, Виён-щи?       — Совершенно верно, — усмехается в усы мужчина и добавляет уже громче: — Не беспокойтесь, господин Ким, я всё держу под контролем!       Чон явственно воображает, как у Тэхёна сводит скулы от гнева, когда тот понимает, что ситуация вновь идёт не так, как хотелось бы ему; таких, как он, подобное выводит из себя похлеще, чем некоторых — кровь на атласной ткани. Но учитывая, что Чонгук тоже не собирался сдаваться, его жениху придётся привыкать к тому, что далеко не всё будет идти так, как тот планирует.       Ещё пару секунд за дверью слышится неразборчивый бубнёж, а после раздаются удаляющиеся шаги, и омега позволяет себе облегчённо выдохнуть — этот раунд снова остался за ним. Осматривает ещё неполную конструкцию костюма, который надет на нём, и удовлетворённо улыбается; вопреки любым ожиданиям со стороны Тэхёна, Чонгук вовсе не гнался за тем, чтобы выглядеть богато, с лоском или соответствующе его статусу. Конечно, он бы не появился на собственной свадьбе как оборванец, но ему хотелось показать будущему мужу — да и всем, кого тот пригласил, — что, несмотря на своё новое амплуа и навалившиеся обязанности, Гук не собирается прогибаться под обстоятельства. Его костюм будет таким же простым, как и дорогим, и этим омега убьёт двух зайцев — будет соответствовать ожиданиям Кима и не подведёт собственные принципы.       Он не обезьянка, которую можно купить и заставить делать всё, что хочется — по-прежнему верен самому себе.       Костюм Чонгуку нравился; шёлковая белая рубашка приятно холодила кожу и за счёт своей лёгкости скрывала немного болезненную худобу. Прямые брюки визуально делали ноги длиннее, жилет и пиджак дополняли картину, скульптурно вырисовывая талию и придавая груди и плечам чуть более крепкий вид, которого так не хватало. Воротник и лацкан были расшиты белыми шёлковыми нитями и украшены мелким жемчугом, однако, несмотря на всю эту красоту, Чонгук был уверен, что от пиджака и жилета избавится едва ли не сразу после регистрации, поскольку в такую жару ходить в подобной экипировке долго попросту не сможет. Выбор украшений для его туалета Тэхён взял на себя, но омега ни капельки не возражал — в них он тоже мало разбирается. Да и пусть Ким хоть чем-то себя займёт — так альфа ещё меньше времени сможет уделить ему.       От того и так хоть на стену лезь, какая-то ненормальная мания тотального контроля...       — Ну, всё, здесь я закончил, — вмешивается в мысли голос портного, который для Чонгука звучит как гонг к окончанию пыток. — Сейчас мы аккуратно вытряхнем тебя из костюма, и можешь быть до завтра свободен.       — А когда всё это закончится? — интересуется Чонгук, со стоном удовольствия скидывая с ног опостылевшие белые туфли. — Я в самом деле нужен на каждой примерке?       — Ну, если вместо тебя за Тэхёна выйдет замуж какой-нибудь другой омега, ты можешь привести его, а сам отдыхай, — саркастично усмехается, и Гук закатывает глаза. — Это ведь тебе нужно в первую очередь, дорогуша, так что ты будешь здесь всякий раз, как я скажу, понятно?       — Так точно, — по-военному отвечает омега и послушно разводит руки в стороны.       Портной осторожно снимает с него пиджак, жилет и брюки, чтобы не задеть булавками, и накидывает те на портновский манекен, чтобы ничего не помялось и не потеряло форму. Манекен оказывается ниже Чонгука, так что его приходится подгонять под его рост, чтобы штанины брюк не лежали на полу. Омега остаётся в одном белье и рубашке, но его это уже ни капли не смущает, хотя поначалу он и чувствовал себя некомфортно — до тех пор, пока господин Чхве не убедил его в том, что к портным нужно относиться, как к врачам — словно к бесполому существу.       Пока портной прячет чонгуков костюм за ширмой — на случай неожиданного визита Тэхёна, — младший омега стягивает с плеч рубашку и накидывает на себя шёлковый тёмно-синий халат, отделанный кружевами: с недавних пор шёлка и кружев в его жизни стало как-то многовато, но возражать Чонгук даже не думал. Проворачивает ключ в замке, открывает дверь и тут же попадает прямо в руки альфы, который обманом заставил его поверить в свой уход. Тёплые ладони мёртвой хваткой застывают на омежьих предплечьях, стягивая ткань, отчего халат на груди немного расползается в стороны, открывая взору Тэхёна бусинки сосков. Под прожигающим рентгеновским взглядом мужчины Чонгуку становится трудно дышать, так что он вырывается и запахивает халат потуже.       — Тебе надо хорошо питаться, чтобы фигура не была такой костлявой, — его низкий голос проникает под кожу, заставляя дрожать и крепко держать края халата.       Чонгук проглатывает шпильку по поводу того, что он мог бы найти себе кого-то другого, но ответить ему в любом случае не даёт господин Чхве.       — С этим пока придётся повременить, — качает головой. — Костюм подогнан под нынешнюю фигуру господина Чона, и любое изменение отправит насмарку весь мой труд. Я потратил на него три недели; до вашей свадьбы остаётся неделя — я при всём желании не успею его перешить.       Тэхён кивает.       — Никто не собирается откармливать его, как поросёнка на убой, господин Чхве. После свадьбы им основательно займутся диетологи — подберут правильный режим питания и так далее.       — Снова будешь подгонять меня под рамки своих идеалов? — недовольно хмурится Чонгук, складывая на груди руки. — Тебе проще найти готовое изделие, а не тратить ресурсы на того, кто всё равно не оценит твоих трудов.       — Я никого ни подо что не подгоняю, — снова начинает злиться альфа. — Это нужно для твоего же блага, потому что твоя худоба ненормальна. И если ты, наконец, закончил препираться, то одевайся: в доме уже отреставрирован первый этаж, хочу показать тебе результат. Собирайся, я подожду внизу.       Мужчина уходит, не дав Чонгуку возможности ответить, но его это не сильно расстраивает: омега порой удивляется, как легко ему удаётся ломать отношения с людьми — пусть даже с не вызывающими симпатии.       Очередной тяжёлый вздох, и Гук всё же решает прислушаться к голосу разума: поскандалить и сделать что-то наперекор он всегда успеет, а пока что лучше побыть паинькой. Меняет дорогое белое бельё — выбранное Тэхёном специально для первой брачной ночи — на обычные боксеры: все его старые вещи Ким попросту выбросил, аргументировав это тем, что так у омеги будет больше мотивации обновить гардероб. Однако вопреки ожиданиям альфы, у Чонгука пока что только прибавилось мотивации придушить этого самоуверенного высокомерного павлина, который возомнил себя царём...       Омега выбирает самые простые вещи, которые буквально с боем выбил себе в магазине — светлые, почти белые, джинсы и белую футболку. Правда, джинсы были тёртые, дизайнерские, и футболка модная, с россыпью настоящего жемчуга, но это всё же не вычурный костюм, в котором даже с его костлявой фигурой было трудно дышать. Чонгук пытался убедить Тэхёна в том, что ему не нужно столько баснословно дорогущей одежды, которую завтра придётся выбросить, если он вдруг немного поправится и не сможет в неё влезть. Ответ альфы Гука не сильно удивил — небрежная отмашка и снисходительная улыбка: кажется, это его любимая реакция на всё, что происходит вокруг — особенно, если дело касается омеги. Ну и плюс у богатых свои причуды.       Сжечь на свечке миллион пятёрками? Пфф, да не проблема!       Господи, угораздило же Чонгука вляпаться...       Согнувшись в три погибели, что в джинсах, сидящих в обтяжку, сделать было не так-то просто, Чонгук выудил из-под кровати обувную коробку, оттуда извлёк свои мокасины — те хоть и старенькие, но выглядят ещё вполне себе ничего. К тому же, они гораздо удобнее этих дурацких новых туфель, которыми омега, скорее, натрёт себе всё что можно, чем плавной походкой порадует хоть чей-нибудь глаз. Вешает на плечо сумку, которая больше была похожа на баул, но «так сейчас модно». Та очень походила на сумочку Гермионы, в которую влезала даже палатка, но у той она хотя бы выглядела компактно, а в эту при желании можно было бы втиснуть весь чонгуков гардероб, если бы он вдруг решился на побег. Напоследок омега бросает беглый взгляд в зеркало: сегодня приходил стилист, который сделал пробный макияж, чтобы знать, что ему подойдёт, и уложил волосы, так что Чонгук выглядел гораздо красивее, чем обычно.       Тэхён обнаружился в холле отеля; в идеально сидящем на его фигуре деловом костюме без единой складочки, с непроницаемым выражением лица, альфа выглядел весьма мужественно и даже устрашающе. Пару дней назад омега подслушал разговор своего жениха с помощником о том, что «нужно обходить конкурентов», и никак не мог взять в толк, каким надо быть идиотом, чтобы даже помыслить о конкуренции с ним. У Чонгука от одного только вида мужчины иногда поджилки тряслись и слова застревали в горле, а уж переходить ему дорогу... Да ни в жизнь.       Не обращая внимания на снующих туда-сюда работников отеля — включая её омежью составляющую, которая из кожи вон лезла, чтобы привлечь внимание альфы, — Ким листал какой-то журнал; причём не просто перелистывал страницы от нечего делать, а читал внимательно и вдумчиво — иногда хмурясь и стискивая зубы. Чонгук прищурился, чтобы лучше видеть, и фыркнул, когда разглядел название делового журнала: даже на отдыхе Тэхён думает о работе. Вот мужчина бросает нетерпеливый взгляд на наручные часы и замечает омегу; глаза-сканеры альфы проходятся по нему с головы до ног, отмечают не вписывающиеся в образ жениха миллионера ветхие мокасины, но вместо того, чтобы разозлиться, усмехается — должно быть, чего-то такого и ждал с его стороны.       Кажется, Чонгук потихоньку становится предсказуемым.       Тэхён откладывает журнал в сторону, поднимается на ноги, застёгивая при этом пиджак на своей мощной фигуре, и Гук закатывает глаза, потому что все собравшиеся в холле омеги по виду готовы грохнуться в обморок. Ким приподнимает одну бровь и предлагает омеге руку; мимопроходящие работники от удивления едва не спотыкаются, но Чонгук их не винил: со стороны они с Тэхёном, должно быть, действительно смотрятся нелепо. Но кто Чон такой, чтобы противиться?       Дорога до его — то есть, теперь уже их — дома заняла чуть больше пятнадцати минут на машине в обход пробок; однако уже на подъезде к нему Чонгук понимает, что Тэхён явно приуменьшил, когда назвал проводимые здесь работы «косметическим ремонтом».       Старенький скособоченный забор заменил высокий каменный с коваными воротами — такой красоты омега в жизни не видел. Он эмоционально прикрывает рот руками, чтобы спрятать свой шок, но его не спрячешь даже за новым забором, который теперь окружал двор. Альфа жмёт на кнопочку на брелоке, и створки ворот распахиваются, пропуская хозяев внутрь, пока Чонгук изумлённо выдыхает. Вместо вытоптанных тропинок — красивая серая брусчатка с маленьким фонтаном посреди дворика; под окнами благоухали розовые кусты с бутонами персикового цвета — будто росли здесь не неделю, а, по меньшей мере, всё лето; фасад дома теперь утеплён и облицован серым искусственным камнем. Сначала омеге показалось, что вставили пластиковые окна, но нет: рамы были по-прежнему деревянными, чтобы не нарушать общей атмосферы, просто заменены на новые и выкрашены в белоснежный цвет. А вот дверь действительно стояла современная — тяжёлая дубовая и достаточно надёжная, только тёмная.       «Если здесь такая красота — что внутри?» — мелькнула мысль в голове.       Тэхён, не произнёсший ни слова с тех пор, как они приехали, весело улыбнулся.       — Идём, сам увидишь, — роняет тот, давая Чонгуку понять, что свои мысли он произнёс вслух.       Омега практически вывалился из машины, поскольку ноги плохо держали, и в нос тут же ударил запах непросохшей краски; в фонтане весело журчала вода, а розы колыхались от лёгкого ветерка. Альфа по-хозяйски взял его за руку, на этот раз не предоставив выбора, и Чонгук подумал, что внутри, должно быть, есть кто-то из его знакомых, раз мужчина ведёт себя с ним как собственник.       Обычно такое поведение, если рядом нет свидетелей, для того не свойственно.       Если бы Чонгука не поддерживала твёрдая тэхёнова рука, он точно упал бы, потому что ноги стали ватными от увиденного: на полу — паркет цвета тёмного дерева, который когда-то давно действительно был во всём доме; стены обшиты деревянными панелями тёплого оттенка кофе с молоком; люстры отполированы и блестели так, что слезились глаза; на стенах висели отреставрированные картины — включая те, что отец семейства за несколько лет сдал в ломбарды. Чонгук представления не имел, как его жениху удалось их все найти и вернуть — должно быть, обошлось в кругленькую сумму. Мебель заново оббита и перетянута новой дорогой тканью, а старые ковры на полах сменили новыми, с толстым ворсом: в детстве омега любил лежать на таких, уткнувшись носом в мягкую поверхность, за что отец частенько ругал его — не хотел, чтобы сын дышал пылью.       Последняя мысль заставила Чонгука нахмуриться — теперь у него вряд ли будет возможность беззаботно проводить здесь время.       — Добрый день, господин Ким, — с кокетливой улыбкой здоровается подошедший к паре омега.       Чонгуку весьма не понравился тот тон, с которым было произнесено обычное приветствие — как-то слишком уж фамильярно и соблазнительно; да и смотрел этот омега на его будущего супруга так, будто неоднократно спал с тем, хотя, наверное, так и было. От внимания Гука не укрылось так же и то, что омега обратился исключительно к альфе, начисто проигнорировав его присутствие.       Но да ничего, Чонгук тоже не лыком шит.       — Милый, ты нас не познакомишь? — Чон с очаровательной улыбкой перевёл взгляд на Тэхёна, уложив правую ладонь на плечо Кима, намеренно выставляя напоказ своё помолвочное кольцо, которое не заметит разве что слепой.       Его Чонгуку вернули ещё две недели назад — сразу после подгонки.       Тэхён поджимает губы, чтобы скрыть улыбку, и обнимает своего омегу за талию.       — Туан, познакомься — это Чонгук, мой будущий муж; Чонгук~и — это Туан, мой знакомый дизайнер.       Чонгуку показалось, или Ким только что прикрылся им, как щитом?       — Приятно познакомиться, — лучезарно улыбаясь, протягивает Гук руку омеге, который жмёт её, скорее, на автомате.       Потому что на лице у того — чистой воды шок и непонимание, как кто-то, вроде Тэхёна, мог выбрать в качестве жениха кого-то, вроде Чона.       Туан окидывает взглядом незамысловатый наряд омеги, пока сам Чонгук рассматривает его костюм из сатина нежно-розового цвета; тонкая талия — наверняка для такого эффекта омега убрал нижнюю пару рёбер — окольцована тонким кожаным ремешком белого цвета и в тон ему — белоснежные сандалии. Светлые, почти пепельные волосы завиты в локоны, давая понять, что перед этой встречей кое-кто конкретно так заморочился со своим внешним видом.       Будто только что позировал для обложки «Playboy»...       — Не знал, что ты женишься, — с плохо скрываемой досадой отзывается Туан, явно не впечатлённый выбором своего бывшего любовника.       Хотя, возможно, альфе придётся ещё не раз обратиться к тому за услугами, когда получит от Чонгука от ворот поворот; ну, или найдёт себе новую пассию, чтобы не позориться перед этим... Туаном.       — Так вас это вроде и не касается, — всё с той же улыбкой ответил Гук, опередив Тэхёна. — Вы ведь не член семьи, чтобы вас об этом оповещали в индивидуальном порядке. А сейчас, если вы не против, я бы хотел взглянуть на второй этаж — очень интересно, как продвигаются работы.       Альфа кашляет в кулак, пряча за ним не то улыбку, не то смех — конечно, его ведь всё это забавляет... — а Туан хмыкает с плохо скрываемым презрением и, резко развернувшись, поднимается по лестнице наверх.       — А что я такого сказал? — состроив невинное лицо, интересуется Чонгук у Тэхёна.       — Не думал, что ты будешь ревновать, — довольно фыркает Ким.       — Дело вовсе не в ревности, мой дорогой, — качают ему головой. — Просто терпеть не могу, когда эмалированный горшок корчит из себя хрустальную вазу.       Выпутавшись из рук альфы, омега с важным видом потопал вслед за Туаном, который уже рассматривал чертёж, развёрнутый на поверхности комода омеги, вытащенного в коридор. Чонгуку неприятно общество омеги — слишком напыщенный, — но в мастерстве тому не откажешь, дело своё он явно знает.       — Честно говоря, я поражён тем, насколько вам удалось сохранить здесь старинный дух, — сменив гнев на милость, Гук щедро умасливает того комплиментами. — Большинство нынешних дизайнеров стараются напичкать дом всевозможными современными технологиями, сделав из него какое-то извращённое подобие магазина электроники. Может, по их мнению, это и выглядит... хм... круто, но как по мне — это полнейшая безвкусица.       — Спасибо, — недоверчиво роняет Туан и возвращается к рассматриванию чертежей.       К ним присоединяется Тэхён, и ещё на протяжении почти часа они втроём обсуждали, какие изменения необходимо внести, а что наоборот стоит оставить или улучшить. Время пролетает совсем незаметно, и когда Чонгук приходит в себя, за окном уже вечереет.       — Мне нужно возвращаться, — оповещает присутствующих. — Я обещал отцу, что поужинаю с ним — не хочу опоздать.       Выражение лица альфы говорит о том, что его не проведёшь, тот раскусил коварный чонгуков план сбежать от него, вот только сам мужчина отпускать его даже не собирался.       — Быть может, мы поужинаем втроём? — обаятельно улыбаясь, отрезает путь к отступлению. — Из-за всей этой предсвадебной суеты мы с тобой почти не видимся, а мне бы хотелось больше времени проводить со своим будущим мужем.       При этом альфа вновь распускает руки, пользуясь тем, что на людях Чонгук вынужден играть счастливого влюблённого жениха — укладывает их на его поясницу, остановившись в опасной близости от пятой точки. И хотя врать самому себе выходило гораздо сложнее, чем окружающим, Чонгук ни за что не признается, насколько в действительности ему тяжело контролировать и свои мысли, и тело рядом с Тэхёном. Тот невероятно упорно пробивал себе путь к чересчур чувствительному омежьему сердцу, даже если вёл себя иногда словно заледеневший холодильник. Чонгук подсознательно чувствовал альфью силу, чувствовал надёжное плечо рядом, которого не было в его жизни уже довольно давно — то исчезло с первым проигрышем отца. Вопреки всему хотелось просто прыгнуть в омут с головой, позволить себе отдаться чувствам и, возможно, влюбиться в Ким Тэхёна, этого невыносимого самоуверенного альфу, бизнесмена до мозга костей, вот только страх останавливал. Чонгук не перенёс бы чужой холодности в ответ на свои вспыхнувшие чувства и уязвлённой гордости, поэтому старался гасить в себе всё на корню — жаль получалось через раз.       — Конечно, почему нет, — улыбается омега, слегка приобняв Тэхёна за плечи. — Отец будет очень рад тебя видеть.       — Вот и славно, — целомудренно целует Чонгука в лоб тот, а Гук уже готов рычать.       И слова бы не сказал, если бы все действия альфы шли от сердца, а вот театральщины с него на сегодня достаточно.       Ненавязчиво выпутывается из цепких пальцев, которые отпускают с явной неохотой — второй раз за день, — и поспешно спускается вниз, сразу на улицу, потому что из-за пыли становится сложно дышать. Тэхён следует за ним по пятам, односложно отвечая на все вопросы Туана о своих делах — очевидно, тот действительно ему надоел, раз мужчина так отмахивается. Возле двери омега пытается его поцеловать на прощание в щёку, но Ким перехватывает наманикюренные руки — Чонгук автоматически обращает внимание на свои коротко остриженные ногти и прячет те в карманах джинсов, — и уворачивается от губ, кивнув в сторону Чонгука.       Снова будущим супругом прикрылся.       На лице блондина огненным бутоном расцветает досада: Гук готов руку отдать на отсечение, что, надевая сегодня этот костюм, Туан надеялся соблазнить Тэхёна, но даже помыслить не мог, что тот приедет не один.       Самоуверенность — плохое качество, может очень легко подвести в самый ответственный момент.       Пока машина плавно движется по улице, Чонгук прокручивает в голове возможные варианты отмазок: ну, не хочется ему ещё целый час, а то и два провести в компании альфы. Но сделать это так, чтобы тот уехал, а омега всё же мог поужинать с отцом, никак не получалось — Тэхён своей возможности явно не собирался упускать. Жаль, что папа не успел обучить Гука нужным омежьим хитростям — например, говорить «нет» большим самоуверенным альфам, или одним взмахом ресниц заставить тех делать так, как нужно ему...       Но попытка не пытка.       — Может, тебе было бы безопасней не появляться со мной в ресторане? — Чонгук прикусывает от волнения указательный палец и отворачивается к окну.       — Это ещё почему? — непонимающе интересуется Тэхён.       — Ну, знаешь, боюсь не справиться со своей ролью, — фыркает. — Изыскам французским не обучен, да и послушанием особым не грешу...       Слева раздаётся смех, который омега слышит от Кима впервые за всё время их знакомства, и это заставляет его повернуться.       — Хорошая попытка, куколка, — сверкает своей белозубой улыбкой. — А какие увёртки ты будешь использовать после свадьбы? Боязнь открытого пространства? К тому же, появление в свете станет неотъемлемой частью твоей жизни, раз уж твой будущий муж — известный человек. По долгу службы мне приходится очень часто заключать контракты, а подписание договоров и встречи с потенциальными клиентами я предпочитаю проводить в комфортабельных ресторанах, а не в душном офисе — особенно если контракт выгодный. Очень часто попадаются клиенты, которые предпочитают вначале узнать человека, с которым будут сотрудничать.       — А как в эту формулу вписываюсь я? — хмурится Чонгук.       — Элементарно — достаточно увидеть, как я обращаюсь с собственным мужем, чтобы понять, что я собой представляю.       — То есть, — делано задумывается омега, — если я буду вести себя так, словно ты — тиран и деспот, твоя фирма потеряет потенциального клиента?       — В общем и целом, да, — кивнул Тэхён, бросив мимолётный взгляд в зеркало заднего вида. — Но к счастью, это не главный показатель, так что манипулировать мной у тебя не получится.       — Вот же... — Чонгук ворчит под нос и тут же не сдерживается от смеха. — А я только размечтался!       Остаток пути до отеля проходит в гробовом молчании; ну, то есть, молчит Чонгук, а Тэхён решает по телефону рабочие вопросы — тот уже три недели толком в своей компании не появлялся, а его подчинённые не привыкли к такому долгому отсутствию своего босса. Вообще было интересно наблюдать за ним со стороны: с омегой он вёл себя совсем по-другому — не так сухо и непримиримо, хотя обходительности ему всё же не хватало. Не то чтобы Гук этого ждал, просто ему казалось, что это естественное поведение альфы, который пытается подчинить себе омегу. Разве не нужно отвлекать внимание Чонгука сладким пряником, чтобы он стал покладистей и вёл себя так, как ему хочется?       В холле отеля Тэхён неожиданно разворачивает омегу от входа в ресторан на сто восемьдесят градусов, заставив идти переодеваться. Он непонимающе рассматривает свои джинсы и рубашку: а что в них плохого? Из-за этого приходится выслушать ещё одну лекцию на тему того, как именно должен выглядеть жених миллионера, и Чон сбегает выполнять его просьбу только потому, что устал всё это слушать.       В номере отец удивлённо наблюдает за тем, как он старательно копошится в шкафу в поисках подходящего костюма, и пытается выведать, что происходит. И вот Чона-старшего, в отличие от омеги, очень даже взбадривает новость о грядущем ужине в компании сына и будущего зятя.       — Ты вообще на чьей стороне?! — возмущённо стонет Чонгук, пытаясь втиснуться в бордовые жаккардовые брюки.       Те выглядели довольно консервативно, однако у шёлковой рубашки в тон Чонгук предусмотрительно расстегнул пару пуговиц, чтобы его вечно всем недовольный альфа не хмурился слишком сильно. Не мешало бы подправить немного макияж, однако пользоваться косметикой Чонгук так толком и не научился, поэтому прикасаться к лицу не решился, дабы ничего не испортить. На раздумья особо времени больше не оставалось — Тэхён может запросто потерять терпение и подняться в номер, а отец из лучших побуждений додумается оставить их с альфой наедине, и тогда Чонгук Тэхёна отсюда вообще не выпроводит. Поэтому омега оперативно обувает белые туфли из натуральной кожи и с удивлением рассматривает надевшего костюм отца. В таком виде тот был очень похож на прежнего себя и даже помолодел лет на десять.       Вниз они оба спускаются на лифте, потому что лестница хоть и полезна в качестве разминки, но после целого дня, проведённого на ногах, Чонгук не рискнул бы спуститься даже с первого этажа, не то что с пятого.       Тэхён от ожидания уже явно медленно начал сходить с ума, поскольку нарезал круги по холлу, словно тигр в клетке. Странно, Чонгуку казалось, он быстро управился...       Альфа в очередной раз окидывает его оценивающим взглядом — но не так, как обычно смотрят на любимого омегу, а будто размышлял, правильно ли вложил средства. В итоге его лицо становится совершенно непроницаемым — каким оно бывает, когда мужчина не хочет, чтобы окружающие знали, что он чувствует и о чём думает, — но Чонгуку кажется, что от Кима веет холодом. Впрочем, в кругу семьи омегу всегда считали тем ещё фантазёром, и, может быть, не зря.       Пока Гук на автомате принимает руку Тэхёна и старается сконцентрироваться на том, чтобы не упасть, отец плетётся где-то позади, явно не зная, как себя вести. За столом тот оказывается неожиданно молчалив, хотя в основном любит поговорить, и Чонгук начинает подозревать, что родитель просто не хочет мешать их паре.       Сводничает, одним словом.       — Между прочим, я хочу кое о чём тебя попросить, — осторожно заводит разговор омега, обращаясь к Тэхёну, пока они дружно изучают меню.       — И о чём же? — не отрываясь от дела, равнодушно интересуется тот.       — Когда буду работать в твоей фирме — если ты меня наймёшь, конечно, — я бы хотел оставить в тайне тот факт, что мы с тобой женаты. Не хочу, чтобы все думали, что эта должность досталась мне лишь потому, что я — твой муж. И чтобы при обращении ко мне ты вёл бы себя так же, как и со всеми — словно я всего лишь один из твоих подчинённых.       — Что за очередная ересь? — кипятится альфа. — Тебе так противна мысль о том, что мы с тобой женаты, что ты хочешь это скрыть? Мои работники достаточно хорошо меня знают, чтобы понимать, что я не нанимаю на работу кого попало и не делаю исключений даже для родственников. К тому же, тебе придётся там работать, а не красить ногти за рабочим столом, так что у тебя будет предостаточное количество возможностей доказать свой профессионализм. И будет лучше, если мы больше не станем поднимать эту тему.       Тэхён закрывается от Чонгука меню, наглядно давая понять, что разговор окончен.       За всё это время старший Чон не проронил ни слова и вообще делал вид, что его здесь нет — в общем, в чонгуковой войне с будущим мужем тот предпочитает отсидеться в окопе и быть нейтральной Швейцарией.       Тихо вздохнув, Чонгук откладывает меню в сторону и отворачивается к окну. В это время суток, когда улицы устланы полумраком, царила какая-то особенная атмосфера — таинственная, загадочная, располагающая к романтике и мечтанию, но только не тогда, когда ты выходишь замуж по контракту за напыщенного павлина, что сейчас сидит напротив, очень смахивая на кусок льда. Чонгук в детстве частенько лазил на крышу по чердачной лестнице, чтобы понаблюдать за тем, как солнце медленно тонет на горизонте, раскидывая по небу кровавое зарево. А теперь, когда омега со всех сторон окружён заботами и проблемами, у него совсем не осталось времени на такие приятные мелочи — будто кто-то взял ножницы и просто отрезал часть времени его персональных суток.       Внезапное прикосновение чьей-то горячей ладони, которая обжигает чонгуково бедро даже сквозь плотную ткань жаккарда, вынуждает повернуться к её обладателю. Чонгука встречает пара тёмных глаз, в которых мерцают отблески ламп в люстрах, из-за чего омега на некоторое мгновение замирает, ощущая в животе пресловутых бабочек, но быстро берёт себя в руки и вопросительно приподнимает бровь.       В ответ на это глаза Тэхёна обещают ему всё, и даже больше.       Вот только знать бы, что именно.       Чонгук старается не зацикливаться на том, что его щёки под таким взглядом предательски заливаются алой краской, и трусливо прячет пылающее лицо за меню. С каждой секундой он всё больше ощущает своё смущение и недвусмысленное желание Тэхёна, и ему начинает казаться, что, подбрось в воздух топор, тот так и будет висеть — настолько наэлектризована атмосфера.       Обстановку разряжает подошедший официант, который сначала принимает заказ омеги в виде салата из рукколы и шпината с тремя видами сыра, а после Чонгук слушает заказ будущего мужа, удивляясь, насколько вместителен мужской желудок. Оно и понятно: когда привыкаешь круглые сутки работать — причём почти всегда в напряжении — вырабатывается зверский аппетит; ну и плюс Тэхён был здоровым мужчиной, а они в принципе склонны потреблять много пищи.       Тем более с такими габаритами.       После того, как приносят заказ, отец решает отвлечь всё внимание Кима на себя и целый час старательно интересуется делами его фирмы. Чонгук в это время старается во всё это не вникать, потому что уже достаточно поздно, а он в последнее время слишком устаёт из-за всей этой суеты, к которой совершенно не привык.       Для него вообще характерен спокойный ритм жизни.       Иногда, когда вечерами из-за волнения омега подолгу не может заснуть, то с ужасом представляет, во что превратится его жизнь после замужества. Конечно, он не утверждает, что Тэхён каждый день будет его куда-то брать с собой, но все эти светские разговоры и изысканные манеры не для него. Чонгук не привык к тому, чтобы на него обращали внимание и снимали на камеру. А тут вдруг предстояло стать центром внимания прессы, конкурентов Тэхёна, его потенциальных клиентов — Чон уже молчит про подчинённых, которые ежесекундно будут оценивать омегу и пытаться понять, почему самый завидный холостяк Кореи взял в мужья его, — всё это, Чонгук боялся, будет ему не по плечу.       Когда время приближается к полуночи, он всё же не выдерживает и поднимается на ноги, которые оказываются очень неустойчивой конструкцией.       — Прошу меня извинить, но я слишком устал, чтобы и дальше наслаждаться вечером.       Жених и отец тоже поднимаются на ноги — по правилам этикета.       — Позволь, я провожу тебя, — ожидаемо предлагает Тэхён.       Чонгук позволяет, дав это понять кивком головы, и переводит взгляд на отца.       — О, нет, я ещё немного посижу, пожалуй — давненько не бывал в ресторане, — с милой улыбочкой отмахивается тот.       Омега чувствует себя слишком уставшим, чтобы спорить или возмущаться, поэтому просто двигается к выходу; уже у самой двери левая нога подворачивается не то от усталости, не то от неуклюжести, но Тэхён подхватывает его прежде, чем он успевает опозориться. Альфа уверенно берёт Чонгука на руки, а он снова молчаливо принимает происходящее как данность. Затуманенный дрёмой мозг отмечает уголком сознания, что находиться в руках мужчины очень и очень комфортно, и когда тот вносит его в нужный номер, ловко захлопнув за собой входную дверь ногой, омега всё же признаётся сам себе, пусть и с неохотой, что ему не хочется менять тёплые объятия на холодную постель.       Ким вносит его в одну из спален, в которой бывал уже бессчётное количество раз, как-то умудряется одной рукой скинуть шёлковое покрывало и осторожно укладывает омегу на прохладный белый хлопок. Проворные пальцы альфы стаскивают с чонгуковых ног туфли, вынудив того почти застонать в голос от удовольствия — Господи, как же мало человеку нужно для счастья.       Чонгук приоткрывает глаза — на большее не хватает сил, — и наблюдает за стоящим в шаге от него альфой, что, спрятав руки в карманах, просто смотрит — будто оценивает, изучает и запоминает каждый изгиб.       — Что, даже не воспользуешься моей усталостью? — вяло язвит Гук, но альфу это задевает за живое, потому что выражение его лица снова меняется и становится колючим.       — Вот кем ты меня считаешь… Уродом, пользующимся беспомощностью омеги…       — Прости, неудачная шутка, — трёт руками лицо, забыв про косметику.       Но это неосознанное действие разряжает обстановку, потому что выглядит Чонгук, вероятно, весьма комично, раз Тэхёна от смеха не спасает даже его хвалёный самоконтроль.       — Тебе нужно умыться, — прыскает со смеху.       — Я слишком устал, чтобы переживать о том, как выгляжу, — отмахиваются в ответ.       Альфа фыркает и скрывается за дверью ванной комнаты; через секунду Чонгук слышит журчание воды, и вот жених возвращается, неся в руках влажное полотенце.       — Ты позволишь? — приподняв одну бровь, лукаво спрашивает.       Омега кивает, удивлённый неожиданной заботой, и наблюдает за тем, как Тэхён садится на край кровати, наматывает на палец кончик полотенца и принимается аккуратно стирать косметику с лица. При этом его собственное лицо выглядит таким сосредоточенным, будто он изучает очередной выгодный контракт, а не возится со своим непутёвым супругом.       После того, как косметика стёрта, мужчина меняет влажную часть полотенца на сухую и мягкими массирующими движениями убирает лишнюю влагу. Чонгуку бы сморозить какую-нибудь колкость в адрес того, чтобы альфа перестал так к нему прикасаться и быть таким милым, но язык совершенно не ворочается.       — Побудешь со мной немного? — срывается с губ вместо привычного сарказма. — Я не очень люблю оставаться один.       Кажется, ему удаётся удивить Тэхёна, но тот всё же кивает; убирает грязное полотенце в корзину для белья, скидывает пиджак и туфли, избавляется от галстука, расстёгивает пару верхних пуговиц на рубашке и закатывает рукава — лишь после этих ритуалов ложится рядом на вторую половину кровати. Между ними остаётся достаточное расстояние, чтобы Чонгук чувствовал себя в безопасности и вместе с тем остро ощущал чужое присутствие рядом. Повернув голову в сторону альфы, натыкается на внимательный взгляд.       — Что?       — Скажи мне честно, почему ты не хочешь, чтобы кто-то в компании знал, что ты мой?       Чонгук неровно вдыхает от того, каким теплом отозвалось в нём это присваивающее слово, и облизывает губы.       — А моя официальная версия тебя не устраивает?       — Не очень.       — Ну и зря. Я никогда не вру и всегда говорю то, что думаю; когда отец ещё был состоятельным, мне в школе часто доставалось от одноклассников — мол, у меня отличная учёба лишь потому, что мой папочка покупает мои идеальные оценки. Никому из них даже в голову не приходило, что отец никогда не поощрял подобное, даже если бы я попросил. Он наоборот заставлял меня каждый день усердно заниматься, чтобы с возрастом я смог чего-то в этой жизни добиться. Но другие предпочитают думать, что таким, как я, всё падает с неба — просто потому, что ты родился в богатой семье или удачно вышел замуж. Я не хочу, чтобы на мои достижения падала тень чьих-то денег и связей. Отец сказал бы, что это оттого, что я слишком гордый, и, наверное, он прав, но я всё же хочу сам добиваться поставленных целей.       Слева слышится тяжёлый вздох.       — Это всё равно не получится держать в тайне вечно. Кто-то рано или поздно узнает, что мы женаты; или хуже того — решит, что ты мой любовник, и итог будет вполне предсказуем.       — И как же тогда поступить?       — По-взрослому, — отвечает Тэхён. — Не создавать секретов, и будь что будет.       — Тебе легко говорить — ты-то большой и страшный серый босс, — бурчит омега под нос.       — Большинство омег мечтают оказаться на твоём месте, а ты вечно чем-то недоволен...       — Хорошо, тогда встречный вопрос: почему ты предпочёл жениться на Золушке, вместо того, чтобы взять весь долг деньгами?       — Всё это касается только меня и твоего отца, mi querido, — уклоняется от ответа, нежно проведя костяшками пальцев по чонгуковой щеке, чем вызывает очередной прилив смущения и беснование бабочек. — Но мне приятно, что ты считаешь меня принцем. А теперь спи.       Недовольство всё ещё окутывает Чонгука одеялом, когда он послушно закрывает глаза; уже сквозь сон чувствует, как ко лбу прикасаются горячие губы Тэхёна, после чего альфа не отодвигается, оставшись рядом: омега ощущает его размеренное дыхание на своей щеке. Однако греться чужим теплом оказывается слишком приятно, чтобы начать возмущаться, и Гук, прильнув к сильному телу поближе, позволяет себе одну ночь побыть безрассудным, проваливаясь в расслабляющий сон в надёжных руках.