Что случилось с секретарём Чон?

Flashback       Со дня юбилейной вечеринки Джи Сона и скандала, который там устроил Юн Чхве, спокойная и размеренная жизнь Кимов больше никогда не будет прежней. Глава семьи день и ночь напролет непрерывно думает о своем младшем сыне.       Узнав чудовищную ложь, в которой родители растили его и старшего брата, Сокджин пришел в неистовый гнев. Леденящая душу тайна рождения Юна, тщательно скрываемая отцом и матерью всю жизнь, едва не разрушила его психику.       Охваченный чувством глубокого потрясения, обманутый и потерянный, Сокджин выскочил из особняка Ким, больше не зная, во что и кому верить. Мало того, что человек, к которому он постепенно начал привязываться и испытывать сильные чувства, оказался обманщиком и вором, самые близкие люди совсем не те, за кого он их принимал. Вся жизнь кажется сплошным кошмаром. Такой низкий поступок самых родных людей — словно удар ножом в спину. Весь мир прежних убеждений разрушается, словно карточный домик. Совершенно все, что он представлял о себе и своей семье оказалось иллюзией.       Резкие слова, брошенные в момент прозрения, не помогли освободиться от глубокого разочарования. Не спроста Сокджин во всем сомневался и всех подозревал. Как может человек, от которого всю жизнь утаивали такую важную правду вообще быть способным выстраивать доверительные отношения с другими? Ведь он с самых юных лет ощущал это костями. На интуитивном уровне Сокджин всегда чувствовал присутствующую где-то несостыковку.       Он больше не хочет иметь ничего общего с таким человеком как Ким Джи Сон. Этот мнимый праведник, всю жизнь клеймивший его за малейшее проявление слабости, на деле оказался настоящим трусом, не сумевшим взять на себя ответственность и по чьей вине погибла женщина, давшая жизнь его сыну. Сокджина больше нисколько не заботит карьера, которой он посвятил не один год, выстраивая ее в компании отца, чтобы добиться его уважения и убедить в том, что он сильная личность, способная во всем достигать наилучших результатов. Теперь эти глупые амбиции не имеют совершенно никакого значения. На следующий же день он подает заявление об увольнении с поста вице-президента и бесследно пропадает в провинции, где ни единая душа не может его найти.       Это исчезновение лишает сна не только Джи Сона.       Руководство «Ким Энтерпрайз» начинает бить тревогу: дела у компании идут не самым лучшим образом. Громкий скандал и разоблачение сексуальной жизни вице-президента, последующие появления Сокджина на передних полосах газет, уничтожившие его репутацию, не самым лучшим образом сказывается на имидже корпорации. Стоимость акций резко падает и достигает исторического минимума.       Ситуация немного улучшилась в пользу Кимов после раскрытия и обнародования коварных планов господина Чхве. Доказательства того, что ни в чем не виноватого сотрудника фирмы секретаря вице-президента Чон Чонгука подставили одновременно с самим Сокджином несколько улучшили положение дел.       Однако стабильность компании, балансирующей на краю обрыва, восстановить крайне сложно. С увольнением вице-президента «Ким Энтерпрайз» лишается надежного руководства, и некогда идеально отлаженный механизм, в который было вложено множество труда и усилий, из последних сил работая в автономном режиме, начинает ломаться.       Джи Сон горько сожалеет о решении скрыть правду от сыновей. Груз вины, который он нес на себе долгие годы, пожирает теперь заживо. Все это время его страшила возможная реакция Юна. Мужчина понятия не имел, как рассказать ребенку, что его родная мать ушла из жизни, покончив с собой. Чувство вины и ответственности за ее смерть давило камнем на душу, не давая найти храбрости для такого важного разговора. Эта непоправимая ошибка превратилась в опасное оружие мести в руках господина Чхве. И сейчас Джи Сон отдал бы многое, чтобы в прошлом поступить иначе. В сущности, ни он, ни Исыль никогда не имели права утаивать происхождение Юна и трагические обстоятельства, при которых ушла из жизни его биологическая мать. Всего этого кошмара можно было избежать, если бы они рискнули открыться перед Юном раньше. По крайней мере, дети не росли бы, ощущая, что родители скрывают от них что-то важное.       На удивление, Юн оправился от шока и смог все принять достаточно быстро. Собственная семья очень поддержала его эмоционально, в чем он сильно нуждался, и это помогло молодому человеку справиться с потрясением и принять действительность достаточно легко.       Каждый раз, глядя на старшего сына, Джи Сону становилось одновременно горько и легко. Помимо едва уловимых черт лица его биологической матери, мальчик унаследовал ее меланхоличный и покладистый характер. Своим поведением он никогда не доставлял родителям проблем и беспокойств. Живя в теплом и уютном мирке, он защищался от всех баталий и невзгод, намеренно обходя острые углы.       Что же касается Сокджина… С самого рождения с ним всё было иначе. Даже будучи младенцем, казалось, он видит мир насквозь, пронзая окружающих острым взглядом миндалевидных глаз. По мере того, как он рос и взрослел, упрямство и желание делать вещи по-своему становились всё более очевидными. Думая о младшем сыне, Джи Сон хорошо понимал, что перед ним человек, представляющий собой огненную смесь характеров обоих родителей: его собственной воли, упрямства и эмоциональной сложности Исыль.       Вспоминая свое детство и воспитание, Джи Сон зарекся допускать с сыновьями такую же жестокость, какую проявили его собственные родители. Он бы никогда не опустился до того, чтобы принуждать их делать выбор ради семейного статуса и благополучия, лишив их счастья в личной жизни и заставлять жениться по расчету.       Понимая, что младший сын не станет жить по написанным правилам и не будет соответствовать возложенным на него ожиданиям, отец все же не оставлял надежды наставить парня на верный путь. До определенной степени Джи Сон часто ловил себя на мысли, что готов был многим пожертвовать ради возможности проникнуть в сложный внутренний мир сына. Сколько бы он ни делал попыток обуздать нрав Сокджина и наставить на путь истинный, последнему всегда удавалось вывернуться и поступить так, как ему вздумается. Казалось, он готов нарочно из кожи вон лезть, лишь бы доказать, что никто не имеет власти над его волей. Это одновременно разочаровывало, но и до некоторой степени восхищало.       После того, как Сокджин пережил свое первое романтическое фиаско и уничтожающую боль предательства, Сокджин погрузился в абсолютный перфекционизм, пытаясь во всем добиться идеальности. Он обходил стороной сверстников, перестал общаться и ушел в себя. Именно тогда Джи Сон искренне надеялся, что странные и неестественные, на его взгляд, увлечения Сокджина представителями своего пола — стадия подросткового бунтарства, которая вскоре останется позади.       Когда Сокджина избрали на пост вице-президента, молодой человек впервые стал объектом пристального внимания. Им восхищались и ему льстили. Попытки знакомства Сокджина с дочерьми бизнес-партнеров не принесли никакого результата: он всегда себя вел крайне вежливо и обходительно с дамами, но Джи Сон знал, что в то же время у его сына были мелкие интрижки интимного характера с мужчинами. Предпочтения Сокджина остались прежними. Изменилось только то, что он стал более замкнутым и осторожным в отношениях с окружающими.       И вот, на этом фоне, в его жизни появился Чонгук, молодой и очаровательный секретарь из Пусана. Сначала их связь была сугубо профессиональной, но с течением времени что-то изменилось. Искренняя симпатия между ними углубились, заложив основу чего-то нового. Чонгук заполнил пробел в душе Сокджина, и с каждым днем это становилось все более заметно. Тонкие изменения в поведении Сокджина, едва уловимый блеск в глазах, внезапная мягкость в голосе, которая появлялась, когда тот упоминал о своем секретаре, красноречиво говорили о зарождающихся чувствах. Проницательная Исыль заподозрила, что их связывает что-то более глубокое и серьезное, чем коллегиальные отношения или простая дружба — ее сын относится к этому мальчику по-особенному.       А потом случилось невообразимое. Внезапно вышедшая газетная статья с откровенным фото на титульной странице не только подтвердила все догадки о характере их отношений, но и опорочила искреннюю связь вульгарными сплетнями и беспочвенными обвинениями. Без малейшего сожаления Джи Сон собственными руками безжалостно расправился со всеми журналистами, причастными к этому скандалу. Благодаря своему влиянию он лишил рабочего места каждого, кто посмел оклеветать его сына.       Разумеется, не только Сокджин пострадал от действий господина Чхве. Вся жизнь и карьера абсолютно невиновного Чонгука были безжалостно разрушены. Ведь безумный старик целился не только в компанию Джи Сона. Во время совещания, на котором Сокджин дал достойный отпор и отразил все провокации, а молодой и гордый секретарь дерзко унизил настырного старика, демонстрируя безусловную преданность боссу. Чхве был вне себя от ярости. Приказав избить наглеца до полусмерти, он не нашел никакого успокоения в такой мести. Он задался целью полностью растоптать и уничтожить этого человека. И при помощи манипуляций Ендже он ловко провернул все так, чтобы всплывшие лживые сведения выглядели словно неопровержимые доказательства вины Чонгука. Так, избрав своей жертвой молодого человека, господин Чхве попал в самое уязвимое место — в сердце Сокджина.       Но истина все равно вышла наружу и стала настоящим землетрясением. Публично извинившись и признав свою ответственность в этом громком деле, а также рассказав все подробности и обстоятельства шантажа, которые заставили его поступать именно таким образом, Ким Тэхен помог снять все обвинения и оправдать Чонгука.       Известие о невиновности Чонгука и вовлеченности в конфликт господина Чхве и Ендже имело эффект разорвавшейся бомбы, но больше всего это потрясло Сокджина. Не имея возможности найти и попросить прощения у ставшего для него так важным человека, он медленно чах и угасал, утопая в раскаянии и сожалении. Джи Сон тоже буквально рвал на себе волосы от безысходности, прекрасно осознавая, как себя чувствует его сын. К этому моменту он уже смирился с тем, что сердце Джина принадлежит мужчине, и был бы рад хоть как-нибудь помочь сыну в сложившейся ситуации. Попытки разыскать Чонгука не давали результатов. Потеря возможности общаться с Сокджином ощущалась в разы хуже и опаснее, чем когда он был подростком. Молодой человек не отвечал на телефонные звонки и не открывал дверь. Его поведение стало неоправданно рискованным. Злоупотребление алкоголем чуть не спровоцировало очередной скандал — драку в баре.       Джи Сон догадался, что Сокджин вышел на след Чонгука, как только тот уехал в Пусан.       Узнав подробности о трагедии, случившейся в коттедже семьи Мин, мужчина задался целью отыскать Сокджина и наконец наладить их отношения.       Удручающее известие о том, что в руинах сожженного здания обнаружили человеческие останки, согласно результатам экспертизы ДНК принадлежавшие Чхве Ендже, потрясло Джи Сон до глубины души. Тревожные мысли метались в голове, словно испуганные птицы, и никакими рациональными доводами их не обуздать. Бесконечные «Что, если?» и как бы он чувствовал себя, если бы на месте Ендже оказался Юн? Или Сокджин? Холодный пот выступает на спине при одной мысли об этом. Ведь потерять ребенка — самое страшное наказание, которого не пожелаешь даже злейшему врагу. А гибель сына того, кого он когда-то хорошо знал и называл другом, несмотря на все проблемы и неприятности, которые тот ему доставил, открывает плотину грызущих сомнений и навязчивых вопросов. Что, если он и сам был столько раз несправедлив, и мстительная судьба однажды придет поквитаться с ним?       Преследуемый этими тревожными мыслями, Джи Сон чувствует, что обязан сделать важный шаг. Прошлые обиды кажутся мелочными по сравнению с ошеломляющей пустотой, которая остается после такой безвозвратной потери.       Собрав остатки волевой энергии и решимости, он решает навестить Чхве в тюрьме. Там, в стенах, пропитанных отчаянием и сожалением, он лицом к лицу столкнется со своим некогда другом, ставшим ему лютым врагом. Хватаясь за человечность, Джи Сон делает последний важный шаг в попытке разрешить противоречия между ними и, возможно, найти хотя бы крупицу смысла — объяснение такой жуткой и умом непостижимой ненависти, которую испытывает к нему этот человек уже столько лет. Безликий интерьер помещения для визитов тюремного блока скупой на цвета и аскетичен. На темно-серых стенах, под камерами круглосуточного наблюдения, висит несколько информационных плакатов, оповещающих о регламенте проведения встреч с заключенными. Редкие лучи света пробиваются сквозь квадратное окно, снаружи защищенное металлической решеткой. Оно располагается слишком высоко, чтобы было видно унылый внутренний двор тюрьмы в пасмурный дождливый день. Воздух здесь статичный, насыщенный гнетущим напряжением и тяжелым запахом металла. Угрюмый охранник стоит в углу помещения с непроницаемым выражением лица, контролируя каждый звук и взгляд присутствующих.       Джи Сон сидит с одной стороны обшитого пластиком стола, в аккуратном и тщательно разглаженном костюме. Его запястье украшают дорогие часы, руки сложены на груди. На лице угадываются следы усталости, но взгляд остается ясным и энергичным, измеряя человека, сидящего напротив за стеклянной перегородкой.       Яркий и резкий свет диодной лампы, висящей над столом, бьёт в лицо его собеседника, отбрасывая длинные тени, делая выражение еще более измученным, а морщины глубже. Господин Чхве сгорбленный, словно на его плечах осело бремя всех принятых им ранее решений. Седые волосы небрежно свисают со лба, тюремная униформа непомерно свободная — каждая деталь во внешности подчеркивает то, насколько сильно он пал и глубоко скатился до безнадежности своего нынешнего положения. Его рот слегка приоткрыт в уродливой гримасе, но слова будто застряли где-то в горле, так и не найдя пути наружу. Потускневший взгляд прикован к лицу Джи Сона.       — Ты пришел насладиться моим падением и потешить самолюбие? — скалится он в ужасающей гримасе. Его голос напоминает скрежет стали, а в глазах удручающая темнота.       Джи Сон пожимает плечами, будучи готовым к такому выпаду. Нет ничего удивительного в том, что Чхве тут же выдвигает подобные обвинения — по-другому он мыслить не способен. Этот сумасшедший такой же гнилой изнутри, как снаружи.       — Я пришел, потому что узнал о гибели твоего сына. Мы не друзья, но даже врагу такого не пожелаешь, — спокойно отвечает он, не отводя взгляд.       — О, ты способен сочувствовать? — с издевкой усмехается Чхве, и жуткое выражение в его взгляде вызывает у Джи Сона очередной порыв отторжения. — Ендже мертв, но моя ненависть к тебе будет жить так долго, как я буду дышать.       — Неужели после всего, что произошло, это все еще имеет для тебя смысл? Ты посвятил всю жизнь мести мне и моей семье. Превратил это в смысл существования и воспитал в ненависти своего сына, разрушив этим его будущее! Ты даже не позволил ему самореализоваться и найти собственный путь…       — Не смей, — яростно ударяет кулаками по столу Чхве. Цепь наручников издает оглушающий лязг, и охранник уже готов сорваться с места, но Джи Сон предусмотрительно кивает, обозначая, что ситуация под контролем. — Ты понятия не имеешь о том, какова была жизнь моего сына.       — Однако я знаю достаточно о том, насколько ты был с ним жесток и как разрушил его ради собственных бесполезных амбиций.       Чхве останавливает взгляд налитых кровью глаз на Джи Соне, будто желая порвать его на куски:       — Ендже был плодом греха. Его мать — обычная потаскуха, которую я случайно подобрал в баре. Она пыталась шантажировать меня беременностью, но я как следует ее проучил. Разумеется, сделав тест ДНК и убедившись, что Ендже мой сын, я забрал его и воспитал так, чтобы он думал, будто родная мать добровольно оставила его на произвол судьбы. Женщины ведь способны и не на такое.       Джи Сон сжимает челюсти, подавляя тяжелый вздох. Он понимает, что Юн подразумевает Джин Хо, которая бросила маленького сына на произвол судьбы. Во взгляде его противника на мгновение мелькает оттенок боли, но сразу же исчезает, уступая место чему-то темному и устрашающему.       — Не возжелай жены ближнего твоего, ни дома его, ни поля, ни раба, ничего, что ближнего твоего. Так говорит Библия. Мать читала мне в детстве. Я верил, что если соблюдать все десять заповедей, то я буду счастлив. Но, увы, со временем я стал действовать от противного. Захотел Джин Хо. Так сильно, как не жаждал ничего в этой проклятой жизни. Но она никого не видела, кроме тебя. А знаешь, ведь это я ей обо всем рассказал. Благодаря мне она узнала, что родители подобрали тебе Исыль. Я раскрыл ей глаза.       — И этим погубил ее, — подавляя приступ боли, говорит Джи Сон.       — Да как ты смеешь меня винить в подобном?! Это ты поступил с ней жестоко, ты должен был ее защитить, но не сделал этого! Она погибла по твоей вине!       — Упорно продолжаешь перекладывать на меня ответственность за ее поступок, но ты виновен в ее кончине в такой же мере, как и я! Джинхо страдала от тяжелой послеродовой депрессии, с которой я не мог ей помочь. Неужели ты думаешь, что я не сделал для нее все, что было в моих силах? Я бы отдал жизнь, лишь бы мой ребенок не лишился матери, едва придя на свет!       — Но ты старался недостаточно! — возражает Чхве.       — Посмотри же на это все, Юн! Ты добровольно погубил Ендже своими же руками! Навязал ему собственные цели, зациклил на ненависти и мести, которые были ему не нужны! И единственное, о чем ты сейчас думаешь, так это о том, как ненавидишь меня из-за Джинхо? Я искренне надеялся, что после всего произошедшего ты наконец осознаешь, что натворил! Поверить не могу, даже потеря сына не заставила тебя раскаяться и увидеть все зло, которое ты причинил, прежде всего себе! Я пришел с надеждой увидеть твое сожаление, но ты вовсе не способен на это. Мне нечего больше тебе сказать.       С этими словами Джи Сон поднимается и смотрит на стражника, давая понять, что визит окончен. Его зубы стучат, тело пробирает неприятная дрожь, и он поспешно выходит на свежий воздух, не оглядываясь.       Несколькими минутами позже, сидя в безопасности салона своего автомобиля, Джи Сон дрожащими пальцами достает из пачки сигарету. Леденящие волны душевной боли разрывают на куски: руки не слушаются, с зажигалкой справиться с первого раза не получается. Идиотская привычка, к который он не возвращался уже много лет. Каждая затяжка усиливает остроту чувств и осознание несправедливости по отношению к собственной семье. Сколько лет он осуждал Сокджина всего лишь потому, что тот не был тем, кем Джи Сон желал его видеть, обрекая на борьбу без правил, в которой его сын не мог ни выиграть, ни проиграть, несмотря на все титанические усилия, выложенные для того, чтобы лишь хоть на малость приблизиться к отцовскому идеалу, заслужить одобрение и уважение. К собственному ужасу, Джи Сон видит, что между ним самим и Юном Чхве, готовым на все ради мести, даже ценой жизни единственного сына, слишком много общего, хоть он и не хочет никому мстить. Из-за своей бесчеловечности и недостатка отеческой любви Джи Сон не намного лучше бывшего друга.       Сильнейшее раскаяние рвется наружу из глубины души вместе с тихими рыданиями. Ему отчаянно нужно отыскать и увидеть драгоценного сына и крепко-крепко обнять, как никогда прежде. Сказать все, что долго и упрямо держал в себе. Что Сокджин невероятный, талантливый, умный и добрый, и Джи Сон так сильно гордится им и сожалеет, что не смог похвалить его прежде. Ведь кроме Сокджина и Юна для него нет никого дороже на всем белом свете. end of Flashback

***

      К огромному облегчению Джи Сона, местонахождение Сокджина удается отследить уже на следующий день по платежам с дебетной карты. Не мешкая ни минуты, он вылетает в Пусан и едет в тот отель, где живет его сын. Однако по прибытии он медлит, не решаясь заявить о своем присутствии. Ему докладывают, что Сокджин здесь не один. Но эта новость отнюдь не злит, а скорее наоборот. Зная о лживых несправедливых обвинениях в адрес Чонгука, в преступлениях, которые тот не совершал, Джи Сон искренне сочувствует парню и очень стыдится за свое поведение во время их последней встречи.       И вот, они втроем на пороге гостиничного номера. Сокджин растерянно моргает, переводя взгляд с отца на Чонгука, который инстинктивно чувствует его беспокойство и страх, становится ближе и берет под руку. Огромные глаза переполнены заботой, и это невероятно подкупает. Джи Сон еще сильнее ощущает необходимость попросить прощение за то, как он разговаривал с Чонгуком в день его увольнения.       Новость о Юнги повергает обоих парней в шок.       — Что… с Юнги? — еле слышно спрашивает Сокджин, болезненно ощущая каждый удар в груди.       Джи Сон устало опускает глаза. Признавать это не так-то и просто, но видеть этих двоих вместе заставляет его почувствовать себя спокойно. За Сокджина. Чувства Чонгука к его сыну искренни, сердце на ладони — это видно невооруженным глазом. Собравшись с мыслями, он рассказывает все, что ему известно.       — Я не знаю подробностей, но, по словам полиции, в коттедже, где жили Юнги и Ким Тэхен, кто-то устроил поджог. Сложно сказать, как именно это произошло, но, судя по всему, Ким Тэхен вытащил Юнги из огня. Мин Юнги пострадал от сильного отравления дымом и все еще без сознания. Ещё на его теле много ранений и ушибов, похожих на следы борьбы. Когда приехала помощь, Ким Тэхен был в шоковом состоянии, и поэтому его передали на попечение психиатров. Он не разговаривает с тех пор.       — Очень странно, ведь Тэхен не мог ходить и был в инвалидной коляске, — озадаченно рассуждает Сокджин.       — Есть кое-что ещё. В руинах коттеджа обнаружили труп Чхве Ендже.       Чонгук и Сокджин изумленно переглядываются и одновременно устремляют на него обеспокоенный взгляд, стоя в оцепенении, пытаясь переварить сказанное.       — Ендже? — наконец произносит Сокджин. — Что он мог делать в этом коттедже?       — Он стрелял в Тэхена в больнице, — напоминает Чонгук.       — Возможно, это объясняет поджог и побои на теле Юнги. Но мы ничего не узнаем, пока они не дадут показания, — заключает Джи Сон, устало потирая глаза. — Предположительно Тэхен был последним, кто видел его в живых, и его подозревают в убийстве Ендже.       Сокджин мрачнеет. Его взгляд на мгновение теряет фокус, а дыхание сбивается.       — Юнги, — едва слышно произносит Сокджин, часто моргая, словно пытаясь осознать произошедшее. Его плечи сгорблены от тяжести известия. — Это ужасно.       — Хён, тебе нужно быть рядом с ним, — поспешно говорит Чонгук.       Сокджин с благодарностью кивает на его слова:       — Да, я должен увидеть его как можно скорее, — обеспокоенно произносит он. — Спасибо, что понимаешь и поддерживаешь. Я постараюсь вернуться сразу же, как только узнаю, что с ним.       Чонгук ежится и неловко отводит взгляд, прокашливаясь. Присутствие Джи Сона напоминает о себе, и младший не знает, как себя вести. Он убирает руку с плеча Джина и тактично отступает на шаг.        Джи Сон пользуется этим моментом и касается предплечья Сокджина:       — Наша последняя встреча прошла не лучшим образом. Мне очень жаль, что ты и Юн узнали правду не от нас с мамой.       Сокджин ничего не говорит, а лишь напряженно смотрит в ответ. Видеть искреннее сожаление на лице отца и его попытки попросить прощения для него в новинку.       — Мы с твоей мамой… на самом деле, должны были давно рассказать обо всем вам с Юном, — пытается объяснить Джи Сон подрагивающим от волнения голосом, ослабляя галстук. — Мы долго не делали этого, потому что нам казалось правильным оберегать вас от всего зла, и мы не знали, как это сделать.       Выражение Сокджина сменяется гримасой невысказанной боли.       — Вы не имели права это скрывать. Особенно перед Юном.       — Джин, поверь, нам очень жаль… — горячо заверяет его отец.        — А нам с Юном каково было… — мрачно парирует Сокджин, поправляя манжет рубашки.       — Прошу, позволь мне все объяснить… — умоляет Джи Сон.       Сокджин устало вздыхает, понимая, что сейчас этому не время и не место.       Чонгук выглядит так, словно хочет стать невидимым, явно ощущая себя не в своей тарелке. Он бы рад выйти, чтобы дать Сокджину объясниться с отцом наедине, но не может придумать предлога. Но у Сокджина нет сил продолжать это выяснение отношений, особенно сейчас, после потрясения, которое принесло известие о беде, постигшей Юнги. Все, чего он хочет, это найти спокойствие и утешение в объятиях своего парня.       — Я предпочел бы отложить этот разговор на другой раз, — устало просит он.       — Если хочешь, — с надеждой предлагает Джи Сон, — можешь вылететь со мной завтра в полдень. Так ты максимально сэкономишь время.       Растерянно глядя на отца, Джин не знает, что сказать. Его сердце переполняет грусть от того, что им придется расстаться с Чонгуком. Это бесконечно расстраивает, но ввиду сложившихся обстоятельств у него нет выбора. Скорее всего, это самый рациональный способ, чтобы как можно быстрее очутиться в больнице и узнать о состоянии Юнги. Бросая пытливый взгляд на Чонгука и видя его утвердительный кивок, он с обреченным вздохом отвечает:       — Хорошо, я поеду с тобой, чтобы повидать Юнги.       Лицо Джи Сона проясняется.       — Договорились, — кивает он, вставая с места и направляясь к выходу, давая сыну и его парню возможность обговорить произошедшее наедине. Он бросает сожалеющий взгляд Чонгуку на прощание. — До встречи.       Оставшись вдвоем, Сокджин обеспокоенно обращается к возлюбленному, понимая его смятение. Чонгук стал невольным свидетелем его противостояния с отцом и ситуации, в которой обычно стоический и авторитетный человек только что проявил уязвимость.       — Так неловко, — щеки младшего вспыхивают алым румянцем, и он отводит глаза, не осмеливаясь встретиться ими с Сокджином, — я хотел оставить вас наедине.       Сокджин мягко берет его лицо в руки и заставляет на себя посмотреть:       — Я счастлив, что ты остался, — искренне говорит он мягким и успокаивающим голосом. — Ты просто не представляешь, как сильно поддержал меня своим присутствием. Это важно.       От волнительного признания и горячности, с которой Сокджин берет его руку и покрывает поцелуями раскрытую ладонь, у Чонгука сбивается дыхание и учащается пульс. Он начинает осознавать, как много значит для Сокджина и насколько сильны его чувства.       Выражение Сокджина омрачено грустью, когда он трепетно притягивает к себе Чонгука и крепко обнимает:       — Мне придется провести некоторое время в Сеуле.       — Я понимаю, — отвечает Чонгук, заключая Сокджина в нежные объятия, тесно прижимаясь к его груди. Прикосновение приятно согревает, но не облегчает печаль из-за сложившейся ситуации. — Ты должен быть рядом с Юнги, он же твой друг. Но я буду очень скучать.       Сокджин напряженно сжимает губы в тонкую линию, крепче обнимая парня за талию, словно боясь, что тот ускользнет.       — Я не хочу тебя оставлять.       — Это будет чертовски тяжело. — Чонгук напрягается от осознания этой неизбежности.       — Может быть, это эгоистично с моей стороны. Понимаю, у тебя новая работа, которая тебе нравится, и ты не сможешь со мной поехать. — Сокджин замолкает, поднимая на Чонгука умоляющий взгляд, переполненный отчаянной надежды. — Но я долго без тебя не смогу. Обещай, что если меня не будет больше недели, то ты хотя бы подумаешь над тем, чтобы приехать навестить меня в выходные.       Чонгук задерживает взгляд на Сокджине, запоминая каждую черту любимого лица. Конечно, он думал об их будущем, с того самого дня, когда Сокджин признался ему в любви. И сейчас, видя, как тот открыт и доверчив с ним, его сердце щемит от боли и всей бесконечной нежности, которую он испытывает к этому человеку. Чонгуку кажется, что он не сможет прожить без него и несколько часов, не говоря уже о днях.       — У меня еще даже не закончился испытательный срок. Отпуск пока не положен, и, скорее всего, мне не позволят отлучиться. Но я постараюсь что-нибудь придумать, — тихо обещает он, с ужасом представляя грядущие дни разлуки.       — Понимаю, — вздыхает с грустью Сокджин, нежно проводя подушечками пальцев по щеке Чонгука, дорожа их близостью. — Ты не обязан идти на жертвы из-за меня и отказываться от работы, которая тебе нравится. Как только я увижусь с Юнги и выясню, что произошло, сразу вернусь к тебе.       Слыша эту решимость в тоне Сокджина, Чонгук знает, что тот сделает все возможное и невозможное для того, чтобы воссоединиться как можно скорее, но также отчетливо представляет, каким адом станут для них следующие несколько дней, проведенные врозь. Просыпаться в одиночестве без Джина будет мучительно.       — Мы должны что-то придумать, — отчаянно просит Чонгук, прижимаясь лбом ко лбу Сокджина, закрывая глаза и наслаждаясь его присутствием. Их лица на расстоянии дюйма друг от друга.       — Я не вынесу, если снова тебя потеряю, — тихо говорит Сокджин и нежно целует его, запоминая ощущение неповторимо мягких и сладких губ. Крепко прижимаясь и зарываясь лицом в шею своего парня, он старается бороться со слезами. Жизнь настолько коварна и опять пытается их разлучить, едва позволив вновь найти друг друга. — Я так сильно тебя люблю.       Чонгук вздрагивает, слыша столь важные слова. Воздуха в легких вдруг становится катастрофически мало. Ни одна фраза не может передать, что он чувствует в такие моменты.       — Я тоже тебя люблю, Ким Сокджин, — выдыхает он дрожащим голосом. — Спасибо, что приехал за мной, отыскал и вернул, ответил на мои чувства взаимностью.       — Ты для меня вселенная, — горячо вторит Сокджин, открыто и выразительно глядя на своего парня, с обожанием и преданностью. Он проводит руками по спине Чонгука, забираясь ими под его рубашку, ласково оглаживая теплую кожу, оставляя на ней огненные следы.       Их губы снова встречаются в головокружительном страстном поцелуе. Любовь и волнение выплескиваются наружу в этих мягких жестах. Сокджин прижимается крепче, окончательно избавляясь от малейшего пространства между их горячими телами, и в этот момент не существует ничего кроме них двоих и силы их любви.

***

      Тяжелые свинцовые тучи нависают над Сеулом уже почти неделю, не пропуская ни единого лучика солнечного света, превращая его в истинно мрачный город. Кажется, солнце скрылось навечно. Дождь барабанит по крышам, стекает по стёклам высоток, вспышки молний лишь изредка разрывают кромешную тьму, отражаясь в лужах на блестящем асфальте улиц.       Несмотря на непогоду, Сокджин каждый день наведывается в госпиталь, чтобы узнать о самочувствии Юнги. Наконец, через пять дней бесконечно тревожного ожидания, Юнги приходит в сознание.       Свет проникает сквозь огромные окна просторной палаты, открывающие вид на красивую садовую зону. На подоконнике — несколько горшков с комнатными растениями, добавляющие помещению свежести и уюта. В центре стоит больничная кровать, застеленная белоснежными простынями.       Юнги шевелится, силясь открыть глаза. Темнота вокруг постепенно проясняется, словно сквозь затуманенное стекло. Кожа на лице ощущает прохладное дуновение кондиционера, и он осознает, что лежит в постели.       Боль и слабость не сразу позволяют сфокусировать взгляд. Его горло пересохло, а тело дает знать о дискомфорте от длительного пребывания в неподвижном состоянии. Мысли шумят в голове, и каждый раз пытаясь что-то вспомнить, он словно натыкается на барьер собственной памяти. Где-то в глубине сознания разворачивается тревога и чувство беспокойства по мере того, как Юнги пытается понять, где находится и почему здесь очутился. В памяти всплывает образ Тэхена, и сердце начинает биться быстрее. Со стоном он сводит брови на переносице и зовет его.       Читающий у изголовья его постели Сокджин моментально подрывается с места и тянется к кнопке срочного вызова медицинского работника. Сигнал раздается где-то за стеной.       — Юнги! — берет его за руку Сокджин, выдыхая с радостью и облегчением.       — Тэхен… — еле слышно хрипит парень. Глаза все еще затуманены, но в них нарастает страх и беспокойство.       — Всё хорошо, — Сокджин успокаивает его, подходя ближе.       Несмотря на слабость и головокружение, Юнги силится понять, что произошло. Словно утопающий, хватающийся за соломинку, он впивается пальцами в тонкое запястье Сокджина:       — Где Тэхен?       Сокджин внутренне сжимается при мысли о том, что нужно рассказать Юнги все как есть, и как это может повлиять на едва пришедшего в себя человека.       В следующий момент в палату входит доктор в сопровождении ассистента и медсестры.       — Почему его здесь нет? — не унимается Юнги, чье горло сдавливает внезапный приступ кашля. — Что это за место?       — Мин Юнги, — деловито начинает доктор, измеряя пациента строгим взглядом, начиная обследование, проверяя реакцию зрачков, давление и пульс, — вы сейчас в центральной больнице. Вы перенесли ингаляционное отравление дымом. Это серьёзно, и вы обязаны остаться здесь до полного выздоровления. Вы идете на поправку, но ваше состояние пока нестабильно. Организму потребуется время для восстановления.       Эти слова только усиливают тревогу Юнги.       — Доктор, мне срочно нужно выяснить, что произошло с одним человеком, который был со мной в здании во время пожара! — умоляет он, подозрительно глядя на Сокджина, словно пытается уличить его в попытке скрыть правду.       Сокджин видит это, но дожидается, пока закончится медицинский осмотр. Затем снова подходит к другу:       — Он в порядке, Юнги. Вы обязательно встретитесь.       — Когда на нас напал этот подонок Ендже, — бледнеет Юнги, откашливаясь и вспоминая произошедшее, — он был там в инвалидной коляске! И я не смог ему помочь!       От страшного предположения паника Юнги усиливается, и его начинает трясти. Переполненные до края тревогой глаза наполняются слезами:       — Где он сейчас? Что с ним на самом деле?       Пока медсестра медленно приближается и вводит успокоительного в его капельницу, Сокджин со вздохом обдумывает, как убедить Юнги и сделать так, чтобы он поверил в то, что он с ним искренен и не приукрашивает историю. Ему жалко друга, и окажись он сам на его месте, то переживал бы за Чонгука ни капли ни меньше:       — Слушай меня, Юнги! Клянусь, что с Тэхёном все в порядке. Он жив, и более того, похоже, именно он спас тебя.       — Но как это произошло? Ведь он даже не мог пошевелить пальцами ног!       Сокджин пожимает плечами:       — Не знаю, — со вздохом опускает голову Сокджин. — Сейчас он в лечебнице для душевнобольных. Он перемещается без инвалидного кресла, но перенес сильное психически-травматическое расстройство и не разговаривает. А еще его обвиняют в убийстве Ендже.       Юнги бледнеет, по венам проносится ужас, эмоции накрывают с головой все разом, словно пытаясь задушить.        — Но ведь Тэхен был на инвалидной коляске! Он не мог ничего сделать… — закрывает лицо руками он.       — В этом заключается сложность для следствия, — продолжает Сокджин. — Тело Чхве Ендже нашли в сгоревшем здании, и эксперты считают, что он умер насильственной смертью. Когда прибыла помощь, Тэ стоял на ногах и был единственным, кто мог вытащить вас обоих.       Юнги ощущает, как слабость с каждой секундой овладевает его телом, но рассудок продолжает бороться, отчаянно хватаясь за остатки сознания. Слезы неконтролируемо начинают струиться по его щекам.       — Мы должны ему помочь! Ендже пришел, чтобы сжечь нас заживо и поглумиться над нами перед смертью. Если бы я мог, то сам бы прикончил его! Прошу, помоги Тэ! Он не может вечно отвечать за преступления этого ублюдка!       — Я поговорю с Намджуном. Возможно, он будет нам очень полезен.       — Обещай, — шепчет одними губами Юнги, пока его глаза постепенно покидает острота сознания и он погружается в дремоту под воздействием успокаивающих препаратов.       — Разумеется, — обещает Сокджин, — но ты должен поправляться, чтобы нам помочь.       Сокджин уже мысленно составляет план действий. Обратиться к Намджуну, чтобы тот создал надежную линию защиты. Он сделает все возможное для оправдания человека, который спас его другу жизнь.       Но сейчас больше всего Джина волнует то, как сказать Чонгуку, что теперь он останется в Сеуле гораздо дольше, чем планировал?

***

      Две недели спустя, после соревнований и частых встреч, ведущих к постепенному сближению, Чимин осторожно осмеливается пригласить Хосока к себе домой.       — Давай выпьем вина или чего-нибудь покрепче, посмотрим хороший фильм или поиграем в приставку, — предлагает он, прикусывая губу после сказанного и замолкая, с волнением ожидая ответа.       В последнее время они проводят вместе много времени. Хосок ведет себя гораздо раскованнее и дружески-тактильно, как и раньше, до их разрыва. Между ними снова появляется легкий флирт и шутливое подтрунивание — то, что Чимин уже почти не надеялся когда-либо вернуть.       Хосок немного колеблется, но продолжает сжимать тёплую ладонь Чимина в своей, переплетая их пальцы. После короткого раздумья он с улыбкой кивает:       — Окей, почему бы и нет.       Когда они подходят к дому Чимина, на часах уже десять вечера. Идя рука об руку по опустевшим улицам, они наслаждаются особым уютом, который ощущают только в присутствии друг друга. Вызывая лифт, Чимин бережно кладет ладонь на талию Хосока и встречается с ним взглядом, игриво улыбаясь. Ему безумно нравится этот парень, нравится его стиль, особенно с тех пор, как Хосок стал работать в модельном агентстве. Длинные, завитые перманентной завивкой локоны смягчают овал лица, макияж подчеркивает глубину красивых глаз, черный маникюр добавляет в его образ немного элегантного бунтарства.       Чимин набирает код своего замка, открывает дверь и пропускает своего гостя вперед.       Войдя в квартиру, Хоби застывает на пороге, разглядывая просторную гостиную с панорамным окном во всю стену. Несколько шагов — и перед ним раскидывается захватывающее зрелище мерцающих огней ночного мегаполиса. Завороженный этим видом, он подходит к стеклу, не в силах оторваться.       — Как ты все время прятал от меня эту красоту! — восклицает он с шутливым обвинением в голосе и достает телефон, чтобы сделать фото. — Не возражаешь?       Чимин беззаботно пожимает плечами и идет на кухню за бутылкой красного вина и парой бокалов.       — Присядь сюда, — говорит он Хоби, указывая на диван. — Хочу сфотографироваться с тобой.       Хосок немного смущается, но выполняет просьбу. Фото выходит милым: заложив ладони между коленей, он напряженно улыбается, слегка втянув шею в плечи.       — А теперь давай селфи, — предлагает Чимин, присаживаясь рядом. Его голос опускается на октаву, звучит ниже и волнительнее.       — Какой ты красавец! — восхищается Хоби, когда Чимин показывает ему сделанный снимок. От непосредственной близости Чимина он ощущает внезапный прилив жара и небольшую неловкость. Облизнув губы, он отворачивается, когда Чимин кладет подбородок ему на плечо, перелистывая снимки на своем телефоне.       — По-моему, эта получилась лучше всех, — останавливается на их селфи Чимин. — Надо распечатать.       — Здесь ты очень красивый, — не удерживается от комплимента Хосок, завороженно глядя на его рот.       Этого достаточно: Чимина не нужно упрашивать дважды. Отбрасывая всякую скромность, он нежно прижимается к губам Хосока, запуская пальцы в мягкие пряди, посасывает его нижнюю губу, вырывая из него тихий стон наслаждения. Они опускаются на диван, и Хосок оказывается под Чимином, вздрагивая от обжигающей близости их тел. Чимин покачивает бедрами, тесно прижимаясь к его паху, жадно ловя губами сбившееся дыхание возлюбленного. Для него Хоби словно запретное лакомство — такой желанный, чувственный и томный.       Дрожа от нарастающего возбуждения, Хосок трепетно проводит прохладными от волнения пальцами по шее Чимина, спускаясь по лопаткам к пояснице, оглаживая упругие ягодицы. Сквозь натянутую ткань брюк он явственно ощущает пульсацию желания своего любимого. Обычно, в прошлом, на этом они останавливались, не торопясь заходить дальше. Но с Намджуном Чимин вовсе не сомневался. Почему же тогда с Хосоком Чимин всегда сдерживался? Непрошеные мысли нарушают хрупкость близости, и, хмурясь от горечи воспоминаний, Хоби чуть отстраняется. Чимин не хочет от него отрываться, и, желая большего, он со всхлипом продолжает ритмично двигать бедрами, одновременно углубляя их уже и без того мокрый и страстный поцелуй.       Хосок крепко сжимает его талию, останавливая порывистые движения, от которых его собственное возбуждение уже давно на пределе.       Лишь тогда Чимин понимает его намерение и останавливается, с сожалением отстраняясь от манящих губ.       — Прости, — рвано выдыхает он, оставляя ещё несколько ненасытных поцелуев на шее парня.       — Давай не спешить, — пытается успокоить дыхание Хосок.       — Да, конечно, — отзывается Чимин, слезая с его бедер, и устраивается рядом на диване. Взгляд затуманен страстью, щеки пылают, а тесные брюки явно выдают сильное возбуждение.       — Прости, — с сожалением говорит Хоби.       — За что ты извиняешься?       — Кажется, нам стоит поговорить, — нервно облизывается Хосок. — Мы не раз подходили к этому моменту, но всегда не решались продолжать. Ты не хочешь?       — Как я могу тебя не хотеть? — искренне недоумевает Чимин, кивая на свои натянутые брюки — состояние, красноречиво вторящее его словам. — Просто я не хотел торопить события, зная, что это твой первый подобный опыт с парнем. Я очень хочу все сделать правильно, чтобы тебе было комфортно. Думал, что это ты сомневаешься или еще не готов.       — Если бы ты только знал, как сильно я хочу! И тоже боялся навязываться, ведь в наших отношениях я слишком часто проявляю инициативу. Когда мы расстались и я узнал, что с тобой переспал Ким Намджун, я проклинал свою нерешительность.       — Пожалуйста, — умоляет Чимин, — давай не будем сейчас об этом.       — Как скажешь… — уже более уверенно притягивает его к себе Хосок.       — Правда хочешь меня? — Чимин вновь придвигается ближе, мягко поглаживая щеки Хоби, обводя его томным взглядом.       — Безумно. Мечтаю заняться с тобой любовью.       Воодушевившись, Чимин тянет ворот его белой рубашки:       — Тогда, — шепчет он, расстегивая несколько пуговиц, — возможно, стоит это снять.       — Когда в последний раз… — смущенно начинает Хосок, — ты был снизу?       — О детка, — с улыбкой отвечает Чимин, — я не бываю снизу.       Хоби замирает в недоумении, удивленно глядя на него.       — Но как же Намджун?       Чимин моментально становится угрюмым и напрягается:       — Намджун и я никогда не были совместимы в сексе.       Хоби растерянно мнется, чувствуя неловкость. Ему не стоило вновь упоминать бывшего Чимина, провоцируя явное недовольство на красивом лице. Видно, что Чимину это неприятно, и его возбуждение угасает.       — Прости, — он придвигается ближе, беря Чимина за руку.       — Это я виноват, — тоскливо произносит Чимин. — Нам стоило поговорить с самого начала.       Но Хосок останавливает его.       — Все хорошо, — успокаивает он с улыбкой. — У меня совсем нет опыта секса с парнем ни в активной, ни в пассивной роли. И я совершенно не против попробовать любую из них. Главное, что мы вместе.       Надежда появляется во взгляде младшего:       — Ты действительно не против быть внизу?       — Если тебе это важно, с радостью попробую, — отвечает Хоби, поглаживая его спину. Затем он кладет руку Чимина себе на живот, чуть ниже пояса, полностью готовый ему отдаться. — Давай прислушиваться друг к другу и у нас все получится. Я верю.       Они медленно целуются, наслаждаясь чувственностью момента. Благодаря судьбу за то, что наконец встретил парня, который относится к нему с такой заботой и пониманием и готов идти навстречу его желанием, Чимин нежно поглаживает Хосока по бедрам, проводит ладонями по внутренней части, подбираясь к самым уязвимым местам. Поцелуи становятся глубже и требовательнее. Их языки сплетаются, жадно лаская и исследуя рты друг друга, посылая искры томительного удовольствия по телам. Каждое чувственное касание отдается сладкой дрожью, заставляя пульс участиться, а кровь прильнуть к паху.       Мягко отстраняясь, Чимин заглядывает в глаза Хоби: в них океан нежности и доверия. Оставляя легкие поцелуи на скулах, подбородке, он медленно спускается к шее. Хоби чувственно запрокидывает голову назад, отдаваясь его прикосновениям, безмолвно выпрашивая большего. Пальцы Чимина едва касаются кожи, обводят контуры мышц, заставляя Хосока стонать, зарываясь лицом в волосы Чимина.       — Такой сладкий, — прижимается губами к его уху Чимин, провоцируя парня. Хосок в ответ тянется к его футболке и стягивает ее через голову, а затем усыпает поцелуями открывшийся участок кожи, медленно опускаясь на колени между ног своего партнера.       Чимин его пожирает почерневшим от вожделения взглядом, тяжело дыша. Он безумно хочет все, что готов предложить ему этот парень.       Хоби неспешно расстегивает его брюки и стаскивает их вниз по гладким бедрам вместе с нижним бельем, обнажая разгоряченное тело. Чимин тяжело дышит, его член болезненно напряжен и истекает естественной смазкой. Хосок никогда еще так сильно не желал доставить кому-то удовольствие, как сейчас ему. Это самое интимное, что он когда-либо делал, возбуждает намного сильнее, чем любая близость с девушкой, которая у него была до этого.       Он медленно поднимается выше к паху, проводя губами по внутренней части бедер Чимина, лаская нежную кожу, заставляя парня судорожно выгибаться всем телом, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, и зарываться дрожащими пальцами в его волосы. Наконец он берет в рот налившуюся плоть и медленно проводит языком по головке. Чимин стонет громко и протяжно, совсем не контролируя себя, инстинктивно подаваясь бедрами навстречу движениям губ Хоби. Возможно, действия Хосока еще не так уверены, но он выкладывается на все сто, искреннее желая угодить и доставить Чимину удовольствие.       Чимин хватает его за волосы и быстрым движением отстраняет. Затем срывает с них остатки одежды и, прижимаясь кожа к коже, страстно целует, с наслаждением ощущая на припухших губах Хоби собственный вкус, беря в ладонь их члены, ласкает в одном неторопливом ритме. Хосок громко стонет и извивается. Его горячее тело покрывается испариной, и все мышцы напрягаются.       Чимин тянется к столику, открывает ящик и достает смазку. Вернувшись к Хоби, встречается с ним взглядом, дожидаясь согласия. Он располагает парня на спине, аккуратно разведя его ноги. Старший напрягается от незнакомых ощущений, но тут же расслабляется под успокаивающим шепотом Чимина, когда тот нежно проводит рукой по щеке, ощущая мягкость кожи, наклоняется и осторожно касается разгоряченных губ Хосока, вызывая этим прикосновением легкую дрожь. Поцелуй получается возбуждающим, отвлекает от неприятных ощущений. Чимин неторопливо вводит один палец и без труда находит особо чувствительную точку внутри, надавливает на нее вырывает из парня несколько красивых легких стонов, ощущая его учащенный пульс под такими интимными прикосновениями, который отражается в собственных жилах, заставляя сердце биться громче. Он быстро добавляет второй палец, растягивает его мышцы, двигается медленно, синхронно, сгибая и разводя в стороны, сбивая дыхание Хосока. Тепло его кожи и аромат лосьона после бритья слегка кружат голову. В этот момент Чимин знает, что ни на кого на свете не променяет этого парня, который сейчас лежит под ним, подаваясь бедрами вперед, прося о большем.       Больше не в силах выдерживать такие сладкие муки, Чимин осторожно заменяет пальцы возбужденным членом. Сердце выскакивает из груди от волнения, пока он миллиметр за миллиметром погружается в тесный жар тела Хосока.       — Ох, детка, — теряет над собой контроль Чимин. Такая долгожданная близость сводит с ума. Они так долго хотели этого.       Чувствуя, как усиливается хватка Хосока на его плечах, Чимин останавливается, давая к себе привыкнуть, осыпая шею, лицо и скулы парня нежными поцелуями, ласково поглаживая разгоряченную кожу. Он терпеливо ждет, когда Хоби полностью отпустит себя и будет способен наслаждаться процессом.       — Расслабься, мой хороший, дыши глубже, — подсказывает он.       В конце концов боль отступает. Концентрируясь на голосе Чимина и теплых губах на лице, Хосок расслабляется. Напряжение полностью уходит, и Чимин ощущается совсем иначе. Внезапно его катастрофически мало.       — Пожалуйста, не останавливайся. — Хосок дышит громко, потому что Чимин выполняет эту просьбу, двигаясь чуть быстрее, но плавно, размеренными толчками, сдерживая свое желание ради его комфорта.       Заглядывая в его глаза, Чимин узнает там отражение собственных чувств: доверие и бесконечную любовь. Наклоняясь для нежного поцелуя, одновременно проникает глубже, заставляя Хоби тихо воскликнуть. Чимин ловит его сбившееся дыхание своими губами.        С каждым мигом, погружаясь теснее в чувственный водоворот, Чимин без сожаления отдает себя всего. Еще никто не смотрел на него с таким искренним обожанием и преданностью, глазами, затуманенными настолько обжигающей страстью. Это захватывает еще сильнее, чем сам акт любви. Ради Хосока он готов абсолютно на все.       — Такой восхитительный, красивый, и только мой! — Чимин наклоняется за сладким, тягучим как патока поцелуем, одновременно обхватывая его член своей аккуратной и приятной ладошкой, ласкает в такт своим проникновениям.        — Да, вот так, не останавливайся, — рвано выдыхает Хоби, прикрывая глаза и кусая губы, когда очередной толчок проходит по его простате. При каждом движении Чимина он вздрагивает и напрягается всем телом, бедра инстинктивно подаются навстречу, а пальцы впиваются в плечи партнера, оставляя алеющие полумесяцы на коже от ногтей, которые причиняют легкую боль, но в то же время сильнее подстегивают желание.       — Обожаю, когда ты такой громкий. Хочу доставить тебе удовольствие, сделать хорошо, — лихорадочно бормочет Чимин, уже едва сдерживая себя, покрывая поцелуями влажную от пота шею Хосока, наслаждаясь солоноватым вкусом. Хосок обвивает ногами талию возлюбленного, позволяя тому входить еще глубже. Его стоны становятся громче — Чимин ощущает их вибрацию на своих губах. Чимин чувствует, как они оба уже приблизились к пику:       — Кончи для меня, детка, — рычит он, ускоряя движения рукой на члене Хоби, доводит его до оргазма.       — Ох Чимин… — Хосок выгибается дугой и кончает, пачкая их животы. Чимин опускается на локти и целует Хосока, запуская пальцы во взмокшие волосы, обильно изливаясь внутрь его разгоряченного пульсирующего тела.       — Я люблю тебя, Чон Хосок, — в изнеможении падает Чимин, тут же заключая его в такие необходимые объятия. — Пожалуйста, будь моим мужем.

***

      С момента приезда Джина в Сеул Исыль не оставляет попыток пригласить его в гости. После нескольких отказов, в конце концов, Сокджин сдается и наведывается в родительский дом.       Выходя из машины, Сокджин вспоминает не самые приятные обстоятельства, при которых он был здесь в последний раз.       Юн и Исыль встречают его на пороге, лучезарно улыбаясь, но в их взглядах отчетливо читается нервозность. Едва Сокджин подходит ближе, как они оба крепко обнимают его, безумно радуясь, что он наконец вернулся домой.       Закрыв глаза, Сокджин расслабляется, на минутку ощутив себя в безопасности теплых материнских объятий.       — Спасибо, что согласился нас навестить, — произносит она дрожащим голосом, крепко прижимая его к груди. — Нам тебя так не хватало!       Сокджин мрачнеет, ощущая укол совести. Его поведение причинило страдания близким. Какой бы горькой ни была правда, мотив родителей достаточен, чтобы скрывать ее от него и брата. После приезда отца в Пусан Сокджин много думал об этом ночью, лежа без сна и слушая спокойное дыхание Чонгука рядом.       Во время перелета из Пусана Джи Сон еще раз попросил прощения за то, что так долго хранил тайну, и умолял Сокджина попытаться войти в его положение. Сокджин сдержанно пообещал ему попытаться. Невозможно вечно таить обиду за ужасную несправедливость, которую допустили Исыль и Джи Сон. Да, безусловно, это повлияло на его дальнейшую жизнь, но в конце концов они всего лишь люди — слабые, напуганные, любящие своих детей и боящиеся причинить им боль. Их ошибка была чудовищной, но объяснимой.       Из гостиной доносится звонкий смех и веселая болтовня играющих детей Юна. Сокджин останавливается на пороге. Его накрывает внезапная волна ностальгии. Именно в этом доме когда-то прошло их с Юном беззаботное детство.       Племянники замечают незнакомца и вдруг замолкают. Их любопытные взгляды устремляются на него. Очевидно, с дядей у них не такие близкие отношения, и Сокджин чувствует их настороженность.       Немного позже вся семья собирается в просторной столовой. Разговор за ужином оживляется, и атмосфера разряжается, становясь теплее. Сокджин невольно вспоминает свое знакомство с семьей Чонгука. Интересно, смог ли бы его возлюбленный чувствовать здесь такой же комфорт, какой Сокджин ощущал в его обществе в Пусане? Ему бы очень этого хотелось.       Джи Сон присоединяется к компании немного позже. Он медленно обводит взглядом присутствующих, и его губы трогает искренняя отеческая улыбка при виде всех собравшихся. Он тепло здоровается с Сокджином, а потом занимает место во главе стола, наливает себе бокал вина и отпивает глоток. Исыль что-то тихо ему говорит, и он согласно кивает в ответ.       После трапезы он приглашает обоих сыновей в библиотеку.       Они втроем проходят по мягкому ковру в просторное помещение с высокими потолками. Книжные шкафы из резного дерева уходят ввысь, заполненные книгами в теснённых переплётах. Здесь пахнет кожей и древесиной.       Отец усаживает сыновей в массивные кресла с мягкой бархатной обивкой напротив своего стола и не спеша шагает к бару, находящемуся в углу комнаты:       — Коньяк? — спрашивает он, с надеждой вглядываясь в лица сыновей.       Когда Сокджин кивает, Джи Сон с облегчением выдыхает и наливает янтарную жидкость в хрустальные бокалы. Его лицо проясняется, но руки слегка подрагивают. Он ставит наполненные ёмкости перед каждым из сыновей, а потом идёт и опускается в массивное кожаное кресло за письменным столом и, делая медленный глоток, прикрывает глаза.       Сокджин не спеша отпивает напиток и аккуратно ставит на столик рядом, скрещивая руки на груди. Пристально рассматривая отца, ожидает его слов.       Юн выглядит совсем расслабленно. Покачивая бокал, он делает ещё один неспешный глоток. Сокджин понимает — этот разговор не удивляет его брата.       — Спасибо, что приняли приглашение матери и приехали, — говорит он.       Джи Сон выглядит истощённым. Поникшие плечи выдают нервозность, а взгляд то и дело перемещается с Юна на Сокджина. Прежде чем начать, он несколько мгновений колеблется, открывая и закрывая рот.       — Я пригласил вас, чтобы еще раз попросить прощения, — наконец сдавленно говорит он. — Скрывая правду, я поступил несправедливо по отношению к вам.       Голос мужчины звучит предельно искренне — произошедшая в нем перемена поражает. Никогда прежде отец не принижал себя перед сыновьями до того, чтобы попросить прощения.       —Мы уже разговаривали на эту тему с Юном, — поднимает он взгляд на старшего сына, ища поддержки, и Юн невозмутимо кивает в ответ на невысказанную просьбу отца.       Сокджин продолжает молча наблюдать за ними, хотя спокойная реакция брата постепенно ослабляет его собственное напряжение и удерживает от резких слов.       Джи Сон горестно хмурится, прежде чем продолжить.       — Это решение мы приняли с вашей матерью в молодости, потому что были слишком малодушны и не знали, как сказать вам настолько страшную правду. Когда я узнал о том, что твоя мать умерла, — говорит он, глядя на Юна, — я был в отчаянии. Особенно от того, как все произошло. Это причинило мне боль, и на тот момент не могло даже быть и речи, чтобы рассказать вам. Вы были детьми. Что касается Исыль, она… она никогда не хотела лгать вам или поступать несправедливо. Просто ваша мать считала, что это не до конца ее тайна, и поэтому вы должны были узнать правду именно от меня.       Сокджин понуро опускает глаза, украдкой поглядывая на Юна.       — И поверьте нам, если бы мы с ней могли вернуть тот момент и предвидеть, к каким проблемам это может привести, то мы бы непременно поступили иначе, — добавляет Джи Сон.       — Знаешь, когда я узнал правду, то почувствовал себя так же, как Сокджин. Это было тяжело принять. Но время заставило меня переосмыслил многое. Не скрою, я очень сердился на вас за то, что вы так и не нашли способа открыть нам всю правду, когда мы подросли. Но, поставив себя на твое место, я понял — такое невозможно рассказать собственному ребенку. Вы с мамой несли этот груз молча столько лет… Я не оправдываю вас. Просто понимаю, как вам было сложно.       Лицо Джи Сона искажается от боли, и он опускает голову, стараясь успеть спрятать глаза. Сокджин замечает, как они блестят от скопившейся в них влаги.       Словно преодолевая невидимое препятствие, отец поднимается с кресла и делает неуверенный шаг к Юну. Еще мгновение — и он порывисто обнимает сына, прижимая к груди. Юн не сопротивляется, наоборот, обхватывает руками и утыкается лицом ему в плечо. Его тело содрогается от беззвучных рыданий.       Сокджин неподвижно наблюдает за происходящим. В нём борются многолетняя обида на отца за его вечно менторский тон, за то, что тот постоянно ставил себя на пьедестал, но сам оказался далеким от образца для подражания. Его восхищает реакция Юна — брат настолько лучше и благороднее него самого. Вместо того чтобы взращивать в себе обиды, хён проявил понимание и поставил себя на место Джи Сона. Его точка зрения помогла Сокджину увидеть вещи с другой перспективы.       Все еще цепляясь за Юна, Джи Сон протягивает руку Сокджину в немом призыве. Сокджин колеблется лишь мгновение. Он поднимается и делает шаг навстречу. Отец обхватывает обоих сыновей, прижимая их к себе. Все трое стоят молча, чувствуя, как старые обиды и гнев навсегда покидают их, уступая место гармонии в их отношениях и прощению.       Через некоторое время, когда Сокджин и Юн уже собираются уходить, Джи Сон вдруг окликает младшего сына:       — Сокджин, подожди… Могу я попросить тебя задержаться еще на пару минут?       Молодой человек удивленно приподнимает брови. Он смотрит вслед уходящему Юну, кивая на прощание, и переводит вопросительный взгляд на отца.       Джи Сон некоторое время молчит, глядя перед собой. Его лицо выражает некую внутреннюю борьбу. Наконец он тихо говорит:       — Я хотел бы поговорить с тобой о том дне, когда нам пришлось расстаться с Чонгуком.       Голос Джи Сона слегка вздрагивает:       — Мне искренне жаль, что все так вышло. Я был слеп, поверил лжи, которую придумали для того, чтобы навредить Чонгуку. Это несправедливо по отношению к вам обоим. Не могу перестать об этом вспоминать, и мне хотелось бы попросить прощения у Чонгука.       — Мы опорочили его имя, опозорили перед всей компанией, коллегами, — с горечью вспоминает Сокджин тот ужасный день, навсегда изменивший их отношения с Чонгуком. — Мы приказали охране вывести его из здания, обвинив в преступлениях, которых он никогда не совершал.       — Сынок, если бы я смог это изменить… — горестно соглашается Джи Сон.       — Моя вина здесь ничуть не меньше твоей. Я должен был ему верить!       — Поверь, мне очень трудно об этом вспоминать. Особенно беря во внимание то, какой огромный вклад вы оба внесли в успех нашей фирмы. Мне жаль, что я никогда этого должным образом не ценил. Я был слишком озабочен безупречной репутацией и укреплением позиций на рынке…       — Боюсь, наше с тобой понятие о безупречной репутации сильно отличается, — не может удержаться от иронии Сокджин. Тяжелые воспоминания об их многочисленных ссорах всплывают в памяти. Джи Сон без конца обвинял его, не имея на это совершенно никаких оснований, отчитывал за малейшие неудачи, хотя Сокджин отменно исполнял свои рабочие обязанности и приносил огромную пользу фирме.       — Ты прав, я был с вами обоими несправедлив. Прости меня за это, — хмурится Джи Сон, осознавая свою вину. — Знай, отныне я больше никогда не стану вмешиваться в твою личную жизнь, всегда буду на твоей стороне и поддержу любой выбор, который ты сделаешь. Особенно в отношении Чонгука.       Неожиданные слова о Чонгуке застают Джина врасплох. Сердце делает резкий скачок в груди. Слышать эту похвалу от принципиального Джи Сона — последнее, чего он ожидал. Сокджин медленно выдыхает, пытаясь унять волнение, и кивает, показывая, что готов выслушать отца дальше.       — И еще, — задерживает его взглядом Джи Сон, — прости мне те слова, которые я сказал тебе в тот день в момент ссоры. Я никогда не считал, что Юн или кто-то другой справится с управлением «Ким Энтерпрайз» лучше тебя. Я бы очень хотел, чтобы ты вернулся.       Сокджин резко подрывается, гневно сверкая глазами:       — Мне не нужна компания! Всё, что меня сейчас заботит — это отношения с Чонгуком и я не намерен скрывать их. Зная, насколько важна для тебя репутация фирмы, я считаю, что лучшее решение сейчас для нас — пойти разными путями. Я и впредь буду навещать вас с мамой, но я не хочу иметь ничего общего с «Ким Энтерпрайз», если моя ориентация не соответствует тому, каким должен быть управляющий этой компании.       — Он очень тебе дорог, — констатирует Джи Сон, одобрительно глядя на сына.       Сокджин смотрит на отца напряженно. В нем всё ещё борются старые опасения, поэтому он не решается открыто заявить о своих чувствах. Но воспоминания о страданиях Чонгука, обо всем, что ему пришлось пережить по вине его нежелания поверить, заставляют собрать волю в кулак и с вызовом посмотреть в глаза Джи Сону. Если бы можно было вернуться в прошлое, он бы сделал все, чтобы уберечь любимого человека от страданий.       — Я люблю Чонгука. Между нами все серьезно, — твердо говорит Сокджин. Он переполнен решимости отстаивать свои интересы, бороться за того, кто ему важен и кого он любит. Ведь он уже давно не мальчик, а состоявшийся человек, зрелая, уверенная в себе личность. Он стал сильнее. Пройдя тернистый путь испытаний, Сокджин исцелился, научился доверять, благодаря Чонгуку узнав, что бескорыстие, преданность и чистая любовь на самом деле существуют. Любое порицание со стороны Джи Сона больше не может вывести его из равновесия.       Но отец вовсе не собирается его осуждать. Пусть в прошлом он хотел изменить истинную натуру своего сына, сейчас он понимает Сокджина чуть лучше.       — Хочу, чтобы ты знал, что я полностью одобряю твой выбор относительно Чонгука, — спокойно говорит Джи Сон. Ничего в его тоне не походит на пренебрежение. Впервые он приоткрывает дверцу в свое отеческое сердце. — Я отлично знаю про ваши отношения и не намерен их осуждать. Твое счастье — самое важное для нас мамой. Я готов принять Чонгука как члена нашей семьи.       Сокджин ошарашенно поднимает глаза и встречается взглядом с Джи Соном. Он замирает на месте, не смея даже шелохнуться. Происходящее кажется чересчур похожим на сон, и это сбивает с толку. Слишком долго между ними стояла стена отчуждения, поэтому поверить в искренность слов Джи Сона тяжело.       — Ты… Как это понимать? — растерянно бормочет он, глядя на отца.       — Мне понадобилось время для того, чтобы принять вещи такими, какие они есть. — С этими словами Джи Сон медленно встает и подходит к Сокджину, протягивая руку. — Давай оставим разногласия и постараемся найти взаимопонимание, — с надеждой предлагает он.       Искренность и огромная перемена в этом человеке поражает до глубины души. Словно в замедленной съемке, он неуверенно поднимается, подходит к отцу пожимает его протянутую руку.       Они отпускают друг друга после долгого рукопожатия. Джи Сон улыбается тепло и искренне, его плечи расслабляются, а взгляд смягчается:       — Я очень рад, что мы наконец нашли общий язык, — тихо говорит он.       Сокджин кивает в ответ на слова отца.       — Да, я тоже. Я бы хотел поговорить с тобой кое о чем важном.       Джи Сон с интересом смотрит на него, ожидая продолжения.       — Дело в том, что у меня есть планы на будущее, о которых я думаю уже очень давно. — Он запинается, подбирая слова, замечая, как вытягивается лицо Джи Сона от напряжения. — Возможно, ты не одобришь этого, но я планирую подарить Чонгуку пятьдесят процентов своих акций «Ким Энтерпрайз» к его защите диплома и успешному окончанию университета, — продолжает Сокджин, внимательно глядя на отца. — Раз уж мы с тобой теперь можем открыто говорить, я хочу, чтобы ты узнал первым. Это важно для меня.       Джи Сон на мгновение застывает, услышав слова сына. Его брови слегка хмурятся, но он быстро берет себя в руки. Делая глубокий вдох, он смотрит серьезно, но без осуждения, и говорит:       — Вижу, насколько сильны твои чувства и серьезны намерения к этому юноше. Хоть я и удивлен этим решением, но я ценю твою откровенность. Очевидно, что ты очень им дорожишь, и если это делает тебя счастливым, я не стану препятствовать. Это твои акции, которыми ты волен распоряжаться по своему усмотрению.       Сокджин расслабляется, слыша его ответ. Он ожидал более резкой реакции, но уж никак не понимания.       — Спасибо, папа, — теперь уже искренне улыбается он, — что выслушал и не осудил. Это действительно важно для меня.       Лицо Джи Сона смягчается. Его губы трогает легкая улыбка. Простое «папа», которое он уже так долго не слышал из уст сына, дарит ему неимоверное счастье, пробуждает самые яркие отеческие чувства и заставляет сердце сжаться от нежности.       — Можно спросить, что именно сподвигло тебя на это решение?       — Я действительно серьезно отношусь к Чонгуку. Он дает мне то, что я искал всю жизнь: заботу, поддержку, настоящую любовь. В нашей стране нелегальны однополые браки, но я хочу, чтобы у нас было совместное имущество и он был обеспечен. Все, что у меня есть принадлежит ему. Он этого заслуживает. Да и потом, после страданий, которые он пережил по моей вине, это наименьшее, чем я могу их искупить.       Джи Сон внимательно слушает сына, видя, как много эти отношения для него значат.       — Я рад, что ты поделился со мной своими планами. Не буду лгать, это решение все ещё неожиданность для меня. Но главное, чтобы вы оба были счастливы вместе, — мягко говорит Джи Сон, кладя руку на плечо Сокджина. С этими словами он открывает дверь и ведет его в гостиную, возвращаясь к остальным.       Парень улыбается, ощущая облегчение и искреннюю благодарность за его понимание.       Остаток вечера проходит в приятной атмосфере. Все члены семьи вместе, у Джина появляется возможность немного пообщаться с супругой Юна и поиграть с племянниками.       Когда Сокджин уже собирается домой, Юн окликает его:       — Сокджинни, можно тебя на пару слов?       Молодой человек оборачивается, удивленный сдержанной срочности в голосе брата.       — Как же хорошо снова встретиться. Мы не часто видимся, и сейчас ты выглядишь отлично. Светишься от счастья, — отмечает Юн.       Сокджин отвечает с улыбкой:       — Хорошо, когда встречи проходят при более приятных обстоятельствах, нежели в прошлый раз.       Юн кивает, морщась от воспоминаний о событиях, произошедших на дне рождения отца.       — Ужасный день. Давненько я не испытывал такого стресса.       Сокджин продолжает осторожно, обдумывая каждое слово:       — Хотел тебе сказать… Несмотря на боль, которую нам обоим причинил отец, я восхищаюсь твоим великодушием. Что ты нашел силы и смог его простить. Как ты вообще, после случившегося? — обеспокоенно смотрит он на брата, внимательно наблюдая за его реакцией.       — Относительно того, что он от нас скрывал — просто ужасно! Я не знал, как мне реагировать и прийти в себя, когда я узнал правду.       Сокджин слушает не перебивая. На его лице отражаются самые разные обиды.       — Узнать, что та, кого ты считал родной матерью, на самом деле не родила тебя, и это от тебя скрывали всю жизнь, способно свести с ума. Но знаешь, — он слегка хмурится, — я не питаю к ним обиды. Они тоже люди, в конце концов. И поступили так, как посчитали верным в сложившихся обстоятельствах.       — Возможно, ты в чем-то прав. Но я бы не смог как ты. Ты намного лучше меня, — искренне признает Сокджин.       Юн поворачивается, и они встречаются взглядами.       — Знаю, мы с тобой никогда особо не были близки… и во многом это по моей вине. Я должен был больше поддерживать тебя, как хён, когда ты в этом нуждался, и больше присутствовать в твоей жизни. — В его словах сожаление.       — Но ты переехал заграницу еще когда я учился в старших классах, — мягко возражает Сокджин, пытаясь дать понять брату, что вовсе не держит на него никаких обид.       — Это не оправдание, — с грустью продолжает Юн. — Никакое расстояние не должно было создать эмоциональную дистанцию между нами. Мы никогда об этом не говорили, но мне очень жаль, что я оставил тебя один на один с теми событиями, которые были до моего отъезда. Я не знал, как реагировать, когда отец рассказал, что с тобой произошло в лагере и в каких отношениях ты состоял…       Сокджин с грустью смотрит, как Юн неловко переминается, подбирая слова. Он благодарен брату за откровение, но вспоминать такие сложные моменты из прошлого непросто.       — В то время мне и вправду было несладко. Я сомневался в себе и мне казалось, будто все отвернулись от меня из-за того, кто я есть на самом деле, — пожимает плечами Сокджин. — Думаю, любой подросток в четырнадцать лет на моем месте испытал бы похожие эмоции.       — Прости, что тебе пришлось проходить все это одному, — говорит искренне Юн. — Я тоже был молод и растерялся, когда узнал, что ты…       — Что я гей? — беззлобно уточняет Сокджин, помогая ему.       Резко вскидывая взгляд на брата, Юн кивает:       — Нечто в этом роде. Мне потребовалось время, чтобы это осмыслить. Но сейчас… я понимаю: главное — ты мой брат и я хочу твоего счастья. Я искренне поддерживаю вас с Чонгуком. К сожалению, у меня не было возможности ближе с ним познакомиться, однако видно, как сильно ты преобразился в последнее время.       Сокджин скромно улыбается.       — Когда я был в Пусане, брат Чонгука сказал мне примерно то же самое о нем. Что Чонгук изменился с тех пор, как мы вместе.       Юн смягчается:       — Похоже, мы все видим одно и то же. У меня хорошее предчувствие по поводу вас.       Эти слова заставляют Сокджина чувствовать себя по-настоящему счастливым.       — Спасибо, — говорит он, искренне улыбаясь. — Твоя поддержка очень много для меня значит.       — Считай меня вашим союзником, который всегда будет на твоей стороне.       Сокджин улыбается, в очередной раз убеждаясь — его брат действительно очень добрый человек. Как хорошо, что несмотря на все недоразумения в прошлом, похоже, они постепенно станут друг другу ближе.