Птичка певчая моя

      Чимин просыпается, ощущая налившееся свинцом тело одним сплошным комком тяжести, придавленным к дивану в незнакомой гостиной.       Смутные блеклые воспоминания терзают еще спящий мозг, постепенно обретая вчерашние краски и вновь тормоша нутро, парень морщится.       — Какой же пиздец, — выговаривает вслух, поднимаясь с большим трудом. Скидывает с липкого ото сна в одежде тела разноцветный плед, заботливо накинутый посреди ночи Юнги, который ходил на кухню попить воды и заметил Чимина, скрючившегося клубком.       Пак уже с нетерпением ждал утра, когда пытался уснуть, надеялся, что оно, как это часто бывает, сделает жизнь проще и легче, но ничего подобного — он проснулся и, к сожалению, отрезвел, стало только хуже, когда он ясным сознанием провертел в памяти бесстыдные поцелуи.       Будь проклят вчерашний вечер.       Если тот факт, что Чимин так и не встретился с америкашкой в гостинице бесспорно радовал, то факт жадных ласк в квартире Юнги все перечеркивал, и становилось теперь непонятно, что все-таки ужаснее.       Он уже был бы и согласен потусоваться в номере Хилла со снотворным в кармане, чем позорно возбуждаться под своим боссом.       И, как назло, Юнги был прав — Чимину теперь приходится размышлять об этом. Против своей воли, которая забилась куда-то в угол и теперь насмешливо выглядывает оттуда.       Мысли, мысли, мысли.       Они неустанно копают серое вещество, раздражая и не унимаясь.       «Проснулся? Будешь уходить, запри дверь ключами, я оставил их на кухне. Отдашь, когда приедешь на работу».       Читает Чимин новое сообщение и пишет ответное: «Какой адрес здесь?»       Юнги отвечает сразу же, скидывая название улицы и дома, парень вызывает такси и чешет на кухню за связкой ключей.              Чимин вглядывается в гостей, уже довольно расслабленных и свободных, выпивших и довольных. Продолжает свою третью песню за сегодня, выкинув из головы абсолютно все, что так сильно давило последние несколько часов перед работой. Забывается в музыке, которая всю жизнь является единственной таблеткой и спасением от любой напасти. Помогает, хоть и ненадолго.       Когда исполнение заканчивается, Пак собирает бурные аплодисменты и сходит со сцены, двигаясь к бару, где Тэхён снова на своем месте — лоснящийся и слишком довольный, словно кот мартовский.       — Чим, сегодня словно души нет в твоих строчках. Да и ты бледный весь вечер, что-то случилось? Я все хочу поговорить о вчерашнем, но времени не было, — Тэ разводит руками, устало ловя несколько свободных минут. — Работы сегодня неимоверно много, такое чувство, что бар за ночь расширился, и теперь клиентов в разы больше.       — Но тебя, я смотрю, это мало волнует — сияешь, как натертая монета, — улыбается Пак, смачивая пересохшее горло водой. — Что, свидание прошло успешно?       — Сказочно, я бы сказал, — лицо друга искрится от переполняемых его чувств, стоит ему в толпе выцепить взглядом снующего между столиками Чонгука.       — Как это было? Только без интимных подробностей, если таковые имеются, — смеется блондин.       — Ты же знаешь, что ничего подобного между нами пока быть не может, — закатывает глаза Тэ, но мечтательно улыбается. — Мы приехали к побережью реки, там я снял небольшой фрейм, но он нам не понадобился, малыш Чонгук-и очень быстро пьянеет, как оказалось, нам хватило одной бутылки вина, чтобы его разморило. Мы много болтали о всякой ерунде, пока он не уснул, прижавшись ко мне, — Ким прячет счастливые глаза, натирая очередной стакан. — Я отвез его домой, а по пути постоянно любовался его спящей моськой.       — Так и знал, что будут розовые сопли, — ржет громко Пак. — Но я рад за вас. Надеюсь, что ты сумел хоть немного растопить Чона. Позволь, дам непрошенный, но дружеский совет: Чонгук очень закрыт после прошлых неудачных отношений. И даже если ты увидишь, что он уже довольно расположен к тебе и делает ответные шаги навстречу — не дави. Не напирай, просто позволь ему открыться и самому позволить эти отношения, медленно, но он сделает это, поверь.       — Спасибо, дружище. Я обязательно возьму это во внимание. Честно сказать, — Тэ оглядывается, чтобы убедиться, что никто из гостей не сможет услышать их. — Я подобного еще не чувствовал, Чим.       — Не могу понять тебя, ибо я никогда не влюблялся, — поджимает губы блондин, вскидывая брови.       — А как же та девчонка из университета на последнем курсе? Вы долго встречались.       — Ой, даже не напоминай. Не думаю, что был влюблен, мне было просто удобно с ней. По разным причинам.       — Ловелас, пользовался бедной влюбленной девчушкой. Наверняка, ты разбил ей сердце, — Кима пробирает негромкий глубокий смех. — Ничего, когда-нибудь и тебя настигнет эта проблемка, — скалится Тэхён и отвлекается на очередной заказ.       Уже настигла.       Проблемка в виде Мина Юнги, о поцелуе с которым Чимин все время помнит и упрямо силится забыть, но выходит, мягко говоря, плохо. А говоря прямо — нихуя не получается.       — Так что с американцем?       — Блять, — Чимина пробирает дрожь от упоминания жирдяя, о коем он успел позабыть, заваленный другими размышлениями. — Я не встречался с ним вчера.       — Это еще как? — Ким округляет глаза, замирая. — Ты же писал мне, что этот хер позвал к себе в отель.       — Наш Мини не дал мне этого сделать.       — Чего-чего? Он сам втянул тебя в эту херню, а потом дал заднюю? — Чимина ненадолго веселит неудомевающее выражение тэхёнова лица.       — Да. Он приехал за мной в гостиницу, где меня ждал Хилл.       — И?       — Что и? Мы уехали, вот и все.       — Вот и все? Бляха муха, Чимин, мне нужны подробности, — Тэхён будоражится так, будто фильм смотрит, но реклама прерывает самый интересный момент, он перегибается через стойку и добавляет: — Поедем домой вместе после смены, и ты мне все расскажешь.       — Да брось, Тэ. Нечего обсуждать, Мини отвез меня домой, на этом все и кончилось.       — Не бреши мне, я вижу, что ты сам не свой, и не думаю, что ты так сильно расстроен тем, что не уработал порошком свиную тушу. Ты что-то не договариваешь.       — Тэхён, не ворочай мне душу, ты же знаешь, я не люблю болтать о себе, — кривится Пак, вставая и сворачивая тему. — Мне нужно к Юнги, я скоро вернусь.              — Господин Мин, — входит Чимин в кабинет, но тут же застывает на месте, приростая к полу начищенными ботинками, когда утыкается взглядом в спину толстяка, обтянутую помятым пиджаком.       — Какая прелесть, — Хилл разворачивается к парню, тут же давя его тучным взглядом. На нем все тот же костюм, такой же нестиранный, неглаженный и еще больше пропитавшийся потом и сигаретами. — Ты будто почувствовал, что о тебе речь.       — Пак, зайдешь попозже, — стальной голос директора бьет по ушам, но блондин не шевелится.       — Ну уж нет, — Лиам бесцеремонно хватает Чимина за локоть и тянет на себя, больно сдавливая кожу сквозь тонкую ткань черной атласной рубашки. — Я хочу, чтобы и он знал, что теперь у вас двоих большие неприятности.       — Что здесь происходит? — ровно спрашивает Чимин, смотря только на Юнги и игнорируя злобный взгляд Хилла на себе.       — Это я хочу знать, какого хуя вчера произошло? Вы решили поиграть со мной, а? Я прекрасно видел, как Мин силой утащил тебя из фойе, теперь мне очень любопытно послушать ваши нелепые оправдания.       Пак всем естеством ощущает нарастающую ярость, исходящую от хряка, все еще цепко удерживающего его. Парень ведет плечом, скидывая жирные сардельки с себя и показательно морщится.       — Уберите свои руки, — цедит блондин, наконец переводя взор на смердящего потом мужика рядом.       — Ты теперь так заговорил? Мне казалось, что у нас был уговор, Юнги, — Хилл таранит того взглядом, стоя на месте.       — Забудь о нем, — Мин поднимется из-за стола, чувствуя невесомую угрозу, которой пышет америкашка, находясь так близко к Чимину.       — Ох, как зря. Зря вы решили, что сможете быть умнее и хитрее меня, — горькая желчь сквозит в голосе Лиама. — Можешь помолиться за свой сраный бар, Мин, потому как ему скоро придет задница. Как и тебе, малыш, — туша разворачивается к парню и приближается. — Для тебя у меня есть особый подарок, который я оставлю тебе на прощание.       — Перестань угрожать, это смешно, — Пак брезгливо ухмыляется, тем самым заводя американца еще сильнее и не замечая предостерегающего взгляда руководителя.       — Смешно? Тебе смешно, псина ты корейская? — Хилл вскидывает неподъемную разбухшую ладонь в попытке хлестануть Чимина по лицу, но не успевает — Юнги резко вклинивается между ними и перехватывает запястье.       — Только посмей его тронуть, ублюдина жирная, — шипит Мин, сужая остекленевшие глаза. — Только коснись, и твою тупую башку размозжат мои люди прямо здесь, в этом кабинете.       — Ты смеешь мне угрожать? — Хилл брызжет слюной, но Юнги и бровью не ведет, так и стоит стеной, прикрывая блондина широкой спиной. — Мрази конченые, вы еще пожалеете о том, что наебали меня. Тебе, сосунок смазливый, — он пялится на Пака через миново плечо, играя желваками, — достанется больше всех, будь уверен.       — Закрой пасть свою, — Юнги делает шаг вперед, а затем громко и смачно харкает прямо в обезображенное яростью лицо американца, не думая о последствиях и ни разу не боясь их. — Выметайся нахуй отсюда.       Хилл деревенеет и сухо смеется, утирая чужую слюну, попавшую в глаза, а затем трет свои пальцы о пиджак Юнги и катится из кабинета, не проронив ни слова больше.       Мин медленно оборачивается к блондину, все еще объятый ненавистью и агрессией, сочащейся из каждой клетки его накаленного до предела тела. Ничего не говоря, тянет птенчика в свои объятия и прижимает к себе так сильно, что слышит, как хрустят несколько позвонков, но не ослабевает рук, а лишь шумно вдыхает сладкий обожаемый аромат.       — Господин Мин, — сдавленно выдыхает Чимин, прикрывая глаза. Его всего трясет, и спасибо Юнги, что держит, иначе Пак потерял бы равновесие, не выдержав больше мучительного напряжения.       Мужчина неторопливо отнимает руки от чиминовых плеч и заглядывает в глаза, полные беспокойства.       — Он ничего тебе не сделает. Я не позволю.       — Да забудьте обо мне, он не напугал. Что будет с вашим бизнесом?       — Это — последнее, о чем я могу думать сейчас. Ты в порядке?       — Да, в норме, — лжет парень, все еще чувствуя дрожь в коленях. — Зачем вы так? Он не забудет того, что вы сделали.       — Мне плевать, ей богу, мне наплевать, — громче отвечает Юнги, вскидывая голову к потолку. — Я испугался за тебя, ты не понимаешь? Не видишь, как меня коробит от одной мысли, что он мог ударить тебя?       — Госпо… Юнги, — Чимин не чувствуя себя хорошо, находит озябшую ладонь директора и берет в свою, ища в этом контакте успокоения. — Спасибо.       Он тупит взгляд, страшась провалиться на дно глубоких миновых глаз напротив и замирает, держа чужую ладонь и глядя в пол. Никогда еще в жизни он не чувствовал такого волнения за себя с чьей-то стороны, никогда прежде ни одна душа не переживала за него так сильно, как сейчас Юнги.       Думая об этом, Чимин четко ощущает, как что-то рвется здесь и прямо сейчас.       Мин свободной рукой касается чиминовой щеки и неспешно гладит бархатистую кожу большим пальцем.       — Чимин-и, — но он не знает, что еще может вымолвить. Просто зовёт парня по имени, сохраняя его на кончике языка, затихая. Всего несколько букв, из которых складывается имя этого блондина, уже могут облегчить взвинченное состояние Юнги.       Атмосферу ничем не разбавить — настолько все обострилось, что двинься влево или вправо, обязательно распорет.       — Я принес ключи, — бормочет Пак, выпутывая собственные пальцы и находит в кармане увесистую связку.       — Брось на стол, — Юнги роняет безвольное тело на диван, ероша густые волосы на затылке. — Если хочешь, можешь быть свободен на сегодня.       — Мне стоит ехать домой?       — Уверен, что у этой скотины не хватит духу сделать что-либо, так что да, можешь ехать к себе.       Пак избавляется от ключей, оставляя их на столешнице и ища какие-то еще слова, которые мог бы сказать сейчас — слишком много эмоций, но добавить нечего. Мин бесцветным взглядом шерстит небольшой коврик, валяющийся у его ног, ощущая, что все силы покинули его в одно мгновение — он тряпичной куклой выглядит, не шевелясь и не меняя позы.       — Чимин, — останавливает он парня. — Если вдруг станет тревожно, ты знаешь, где я живу. Приезжай, не предупреждая. Знаю, что ты вряд ли когда-нибудь воспользуешься этим предложением, но все же, имей в виду. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо.       — Благодарю, господин Мин, — блондин больше не задерживается, видя, что его руководитель хотел бы сейчас остаться один, поэтому спешно уходит, желая, как можно скорее оказаться дома.              Чимин уже битых полчаса вертит в руках маленькую зеленую бутылку соджу, раздумывая, распечатывать ли. Не помнит, как просил таксиста остановиться у алкомаркета, не помнит, как бездумно покупал эту стекляшку, не помнит, как вообще добрался до квартиры. События сегодняшнего вечера совсем вымотали.       Соджу призывно переливается по темным стенкам, но блондину после вчерашнего пить не хочется от слова совсем — голова еще грузная, да и тошнота периодически подкатывает, но америкашка разнервировал настолько, что на трезвую с эмоциями справиться крайне сложно.       — Да, Тэ? — принимает входящий от друга и отодвигает закрытую бутылку подальше. Нет, с этим пока притормозит. Так и в алкоголики заделаться можно.       — Ты куда смылся так быстро? Смена кончилась, только появилось время набрать.       — Я дома, Мини отпустил меня.       — Не замыкай дверь, я скоро буду, — Ким сбрасывает, не давая Паку и возразить. Видеть кого-то сегодня совершенно не хочется, даже если этот кто-то — его близкий друг, но понимает, что лучше позволить ему притащить свой зад, иначе потом Тэхён будет дуться, а лишние заботы блондину явно не нужны.       Спустя полчаса Ким вваливается в чиминову квартиру, таща в руках пакет, в котором позвякивает.       — Сразу предупреждаю, все это, — блондин указывает на пакет, ручки которого зажаты меж тонких пальцев, — ты будешь пить один. Я сегодня пас.       — Ты откажешься от своего любимого вискаря? Не поверю, давай не выебывайся и доставай стаканы, — Тэ по-хозяйски проходит на кухню, отпихивая Чимина и шумно воодружает пакет на стол. — Теперь предупреждаю я — умолчать о происходящем не выйдет, сегодня тебе придется разговаривать со мной.       — Ты невыносим, Ким Тэхён.       Тэтэ наспех разливает напиток и мастится на низком стульчике у стола.       — Чим, что с тобой сегодня? Расскажи мне, я чувствую селезенкой, что что-то не так.       — Что-то? Все идет по пизде, я бы выразился так, — ухмылка искажает пухлые губы Чимина, которые тот облизывает после пары утешительных глотков. — Я в полном очке, как выбираться — не имею ни малейшего понятия.       — Мне клещами вытягивать? Или ты начнешь уже?       — С Хиллом беда. Из-за того, что мы с Юнги кинули его, хотя дали ему надежду на мой крепкий зад, америкашка теперь рвет и мечет. Сказал, что уроет бизнес Мини, и мне в придачу достанется.       — Я говорил, что не надо лезть в это все, — вскипает Тэхен, вскидывая ладони. — Он угрожал?       — Конечно, еще как. Выглядело это, конечно, нелепо, но тон, каким он с нами общался не сулит ничего хорошего, я уверен. Его стоит опасаться, только не представляю, что он может вытворить.       — Юнги не собирается подключить Намджуна? Его правая рука может выудить любую информацию о ком угодно, пусть пороет, найдет что-то полезное, что сможет помочь держать ухо в остро, — размышляет Ким, подливая в роксы очередную порцию и дергая синей чёлкой.       — Я не спрашивал, но думаю, что Мин привлечет Джуна. Узнаю завтра.       — Обязательно, не забудь. Я теперь не смогу спокойно спать, зная, что тебе может грозить опасность.       — Брось, Тэ. Знаешь, что сделал наш Мини? Он плюнул толстяку прямо в лицо, стоя перед ним на расстоянии одного шага, — неожиданная улыбка расползается по чиминову лицу, когда он вспоминает этот харчок. — Это было забавно.       — Серьезно? — в голос ухахатывается Тэ, откидываясь на спинку стула. — Черт, хотел бы я это видеть.       — На самом деле, мне не до смеха, Тэхён. Сейчас да, я веселюсь, но там, в кабинете, все накалилось до предела. Но не это меня тяготит. Я увидел какого-то иного Юнги, которого никогда не знал.       — Ты о чем?       — Он, — Чимин стягивает губы в тонкую полоску, чувствуя, что должен поделиться хотя бы крошечной частью того, что роет его душу уже последние сутки. — Он заступился за меня, когда Хилл хотел влепить мне пощечину. Юнги не мешкался, не раздумывал ни секунды. Зная, что его бизнес и репутация уже под угрозой, он все равно встал на мою защиту.       — Ну это объяснимо, он по тебе кипятком писается, это же все знают, — улыбается котом Тэхён, пытаясь прочесть эмоции друга упрямым взглядом. Голос Чимина дрожит осиновым листком на ветру, и это совсем не от того, что ему до сих пор неприятно вспоминать жирного урода, а потому, что он говорит о Юнги. Тэхён считывает это в одно мгновение, гадая, что же стоит за таким волнением. — Что именно в его поступке тебя так заботит?       — Тэхён, — Пак хочет рассказать обо всем. О том, что было между ним и директором вчерашней ночью, о том, что он чувствовал и ощущал, о том, что он начинает сходить с ума от беспрерывного зудящего потока мыслей. Но сделать это так сложно, так тяжело раскрыться нараспашку даже перед лучшим другом. — Мне так трудно, я не могу передать словами. Но я хочу, чтобы полегчало, хочу…       — Так не томи, я же вижу, что ты на себя не похож, — Тэтэ не может вынести жалобного чиминова голоса, коим тот сейчас давится.       — Блять, — Пак чешет обеими кистями голову, упавшую на грудь, и не решается. — Вчера я не был дома, Тэ. Юнги увез меня, но к себе домой.       — И? В этом вся проблема?       — Нет, — раздражается Чимин. Но бесится не от дотошного Тэхёна, а от самого себя, потому как смелости до сих пор не находит, а это на него не похоже. — Проблема в том, что мы…       — Что вы? Только не говори мне, что между вами что-то произошло, Чимин, моя чувствительная натура этого не выдержит.       — Между нами произошло, — повторяет коряво тэхёновы слова блондин. — Поцелуи. Сука, я целовался с Мином Юнги, — выплевывает высоким тоном блондин, оборачиваясь к другу в ожидании реакции. — Я первым поцеловал его в его же тачке, как только он вывел меня из отеля. Не знаю, что на меня нашло, я словно был не в себе, я даже почти не помню, как это было. А потом и у него дома, когда мы оба выпили. Я не был пьян в стельку, как это бывает, когда я не могу контролировать себя, и уже это все я прекрасно помню. Я просто поддавался его ласкам, но я возбудился. Блять, у меня встал, и не только член, у меня волосы дыбом встопорщились по всему телу, а я не мог остановиться и прекратить эту гейскую херню, — заплетающийся язык шершаво ворочается в пересохшем рту, но Чимин не умолкает, а выкладывает все, как на духу, видя ошарашенные тэхеновы глаза напротив, да раскрытый от шока рот.       Ким молча в несколько глотков выпивает содержимое своего фужера и так же в тишине ставит пустой стакан на стол, продолжая таращиться на Пака, щеки которого пылают стыдливым огнем.       — И самое хуевое знаешь что? Я теперь думаю об этом. Постоянно. Не могу избавиться от этих позорных воспоминаний, — голос Чимина пропитан горечью. — Смотря на Юнги, возвращаюсь в собственные ощущения.       — Тебе было хорошо? — только это уточняет Тэхен, обретая дар речи.       — Тэээ, — тянет жалобно Пак, пряча лицо в ладонях.       — Ответь. Это простой вопрос.       — Не знаю, да… Да, блять, мне было хорошо. Лучше, чем с кем-либо и когда-либо.       Стало ли легче? Чимин пока не понимает, он лишь слышит себя со стороны, не веря, что все это слетает именно с его рта. Все это случилось с ним.       — Знаешь, — Ким склоняет синюю головешку набок, глуша зарождающуюся лукавую улыбку, зная, что она сейчас взбесит блондина до белого колена. — Я обожаю тебя за эту черту.       — Какую нахрен черту? Я тут признаюсь в собственном стыде, а ты говоришь о моих чертах? — ерепенится Чимин, вертясь на стуле.       — Я люблю то, что ты всегда можешь признать правду. Какой бы она ни была, ты спокойно можешь говорить о ней. Так и сейчас, несмотря на внутренние противоречия, ты признаешь тот факт, что тебе понравилось. А это не каждый может, особенно натурал, который осознал, что он — гей.       — Я — не гей!       — Чимин, послушай меня теперь, — выдыхает Тэхен сухо и серьезным взором пригвождает друга к стулу, с которого Пак хочет сползти и под который хочет забиться. — Принять о себе такое — задача подвластная не всем. Ты знаешь, сколько парней в такой ситуации сходит с ума и кончает с собой? А я скажу — пугающе много. И только сильные люди могут справиться с этим, хоть это трудоемкий и долгий процесс. Мне на принятие себя потребовалось два года. Года, Чимин, не дня. А это считается довольно быстрым сроком для подобного. Поэтому я не жду от тебя того, что ты сейчас же расплываешься в улыбке и скажешь «Да, я люблю мужиков, живем дальше, все круто». Так это не работает.       — Тэхён, прошу тебя, давай закроем эту тему, я уже начинаю жалеть о том, что поделился, — хмурится Чимин, теперь уже уверенный в том, что и бутылка соджу сегодня пойдет в ход.       — Тебе придется говорить об этом. Чтобы пройти стадию принятия — нужно разговаривать. И с кем, как не со мной? Я твой близкий друг, — Тэхён накрывает чиминову ладонь своей, согревая не только касанием, но и ласковым тоном. — И кто, как не близкий друг-гей поможет тебе? Подумай об этом, прежде, чем плеваться и отгораживаться от данности стеной, как ты любишь это делать. Оставаться теперь непроницаемым ледяным айсбергом не получится, поэтому уясни, что рядом есть тот, кто может понять тебя.       — Смешно, но что-то подобное заявлял мне и Мини, — грустно улыбается Чимин, сверля взглядом янтарную жидкость в своем стакане.       — Кстати, о нем. Ты говорил с ним после сегодняшнего инцидента?       — Не особо, почти сразу уехал, а что?       — Он ретировался минут через пятнадцать после тебя, только вот перед этим заглотил несколько шотов у меня на баре, хотя зал был еще полон. А ты знаешь, он никогда не позволяет себе пить при клиентах во время работы, да еще и так внаглую за стойкой. Я понимаю, что его тоже трухануло сегодня, но вид у него был не из лучших. Может, ты позвонишь ему?       — Нет, не буду я никому звонить, — открещивается парень. — Мне показалось, что ему, как раз, хочется побыть одному и обмозговать произошедшее.       — Смотри сам, но я что-то начинаю переживать. Он прихватил с собой пару бутылок с бара, не представляю, каким он завтра появится на работе.       — Вот завтра и узнаем, — Чимин старается как можно скорее уже замять тему, связанную с директором, чувствуя, что все эти беседы опустошили его эмоциональный фон. Хочется пластом увалиться в постель и заснуть по меньшей мере на месяц. А лучше несколько. — Если честно, я безумно устал. Хочешь, оставайся у меня? И пойдем уже спать.       — Спасибо, Чим, но я поеду к себе, — мягкая улыбка трогает тэхёновы губы, пока тот встает и убирает стаканы в раковину. — Тебе тоже нужно побыть наедине с собой, сейчас это окажется полезнее.       — Знаешь, — решается на последнее сегодня искреннее откровение Чимин стоя уже в коридоре и наблюдая за одевающимся другом. — Я до последнего не хотел говорить об этом, думал, что задавлю все в себе и забуду. Но сейчас очень рад, что смог переступить через себя и довериться.       — Я знаю, как тебе сложно даются откровенные разговоры о себе самом, ты же наш холодный Чимин-щи, весь такой черствый сухарь, не позволяющий никому рыться в твоей душонке, поэтому для меня теперь наша дружба перешла на какой-то новый уровень, — Тэхён льнет к Паку, сминая его в своем привычном крепком объятии, которое уже не так раздражает блондина. — Мы еще обязательно поговорим обо всем, даже не пытайся снова залезть в свой черепаший панцирь — я теперь знаю, как доставать тебя оттуда, Чимин-и.       — Так, все, я снова начинаю жалеть, проваливай уже, — хохочет Чимин, выталкивая Кима за дверь.       — До завтра, — широченной улыбкой прощается Тэтэ, помахивая у лифта пальцами.              Юнги отбрасывает телефон в сторону, надеясь, что Намджун обязательно найдет что-то важное. Нужно быть на чеку ежедневно, ведь Хилл и вправду может все развалить, ему это ничего не будет стоит, а вот Мин не может потерять кропотливо выстроенный годами бизнес. Не может допустить и крошечного шанса на то, что все развалится в одночасье.       Джун найдет. Обязательно нароет.       Не зря же он столько лет находится в тени подле Юнги, выполняя совершенно разные поручения, причем всегда идеально и полностью выкладываясь на максимум.       Мужчина расхаживает по гостиной, перебирая в голове случившееся.       Все, что волнует его — Чимин.       Все вертится только вокруг этого парня, и абсолютно все меркнет и теряет вес, становясь неважным и пустым, стоит Юнги вспомнить теряющиеся в испуге карие глаза, глядящие на него после ухода американца. И это долбаное недолгое соприкосновение их рук, которое за тянущиеся плавленной резиной секунды смогло унять бурю внутри него. Как этот незамысловатый телесный контакт смог стать спасением? Когда любое, даже самое гнетущее душевное состояние Юнги стало так сильно зависеть от Пака и быть подвластным лишь ему одному?       Вместе с этими риторическими вопросами Мин пытается усиленно понять, как птенчик может после внезапного ласкового порыва так скоро вновь обрастать льдом и становиться безучастным и равнодушным. Будто это не он первым взялся за минову ладонь, будто не он смотрел таким взглядом, который явно нес в себе что-то большее, чем могло показаться.       Но Юнги все-таки осознает.       Парень отчаянно борется с самим собой глубоко внутри, но не пытаясь пока принять реальность, упавшую на него неподъемным грузом.       Мин дает себе нерушимое обещание — обязательно будет рядом, чтобы его помощь пришлась в пору в самый нужный момент, чтобы Чимин точно знал, что сможет справиться.       Юнги думает и думает.       Вспарывает собственный мозг, не прекращая размышлять и анализировать.       Он болезненно кривит лицо гримасой, когда внезапно осознает и принимает одну простую истину — ему не нужна взаимность. Раньше упорно и долго он добивался внимания блондина, хотел его себе только как очередной сексуальный трофей, но все, что происходит сейчас, раскрыло глаза — Юнги влюбился. Не знает, как и в какой момент желание обладать телом переросло в желание любить и оберегать.       Привязанность и серьезные чувства — Мин всегда избегал этого, зная, как может быть больно. Но светловолосое несчастье обрушилось на него, придавив и размазав сердце по внутренним стенкам его естества.       Теперь все стало на свои места — Юнги бесповоротно и отчаянно влюблен и все, о чем он может теперь думать — спокойствие птенчика. А если для этого придется оставить его в покое, как тот того просит — он беспрекословно оставит.       Веретено мыслей, скомкавшихся в ужасно путаный и жалящий клубок прерывает звонок в дверь.       — Неужели Намджун уже что-то раскопал?       Юнги совсем перестает понимать происходящее, когда видит на пороге Чимина.       — Господин Мин?       В его ясных глазах сквозит беспокойство.       Настолько искреннее, что мужчина забывает сделать вдох, впуская парня внутрь.       — Я не могу уснуть, господин Мин. Я… Волнуюсь о вас.