Assistant

Мирон

Внешность Славы он не мог не отметить. Едва поднял на него глаза в своём кабинете. У вас есть только пять секунд, чтобы расположить к себе человека, и Вячеслав Карелин с этим справился блестяще, даже с запасом. Ведь для того, чтобы понять, хочешь ли ты человека, достаточно коммуницировать с ним от трёх до семи секунд. В обычной своей манере задавая ему стандартные вопросы о рабочем процессе, уже спустя три секунды Мирон внимательно наблюдал за Славой, фиксируя каждый его жест и мимику, представляя его в своей постели. Однако одной внешности было недостаточно, чтобы оказаться в постели Мирона. Несмотря на то, что он регулярно отшучивался, мол, просто красивых парней он просто трахает, но и это не было правдой — даже когда речь шла о сексе ради секса, Мирон никогда не тащил в койку чуваков, с которыми у него не произошел тот самый коннект. До некоторых событий...

◊ ◊ ◊

Наблюдая за Славиной работой, Мирон только больше погружался в него. Карелин его восхищал, именно такого помощника он и искал себе. Отмечая безупречную работу Славы, он стал ловить себя на мысли, что всё чаще отвлекается от процессов, залипая на своём помощнике. Ему стало важно хорошо выглядеть (никогда этот вопрос его не ебал), он стал подбирать себе сраные рабочие шмотки, сбрил бороду — а увидев удивлённое довольное лицо Карелина, принял решение никогда её больше не отращивать. В отличие от волос на голове. Почему-то идея ходить лысым теряла свою привлекательность с каждым днём, с которым росла для него привлекательность Славы. Но была одна проблема: внутренний радар давал сбои, когда речь шла о Карелине. Мирон нихуя не понимал. Будучи неспособным выкупить ориентацию своего нового сотрудника, Мирон уже несколько раз шутливо поставил на себе крест в плане понимания людей. Которых он всегда насквозь видел. А всё почему? Слава всегда держался максимально профессионально, а о его личной жизни было невозможно что-то узнать. Также он поддерживал различные около-пидорские шуточки в офисе, был максимально галантен с дамами и остался с непроницаемым лицом, узнав от Вани, что тот — гей. И что делать? Спрашивать в лицо? Слишком много давления, слишком многое на кону. Они работают вместе. И не просто работают — охуенно работают. Таким заряженным и вдохновленным на работе Мирон не был достаточно давно. И всё это — благодаря Славе. Несмотря на то, что Фёдоров почти всегда брал то, что хотел, он ни разу не спал с подчиненными. Табу, и всё. Принципиальная позиция. Ему важно было иметь сильную команду (даже если это означало не иметь никого из этой команды), а не местечковый фанклуб. Несколько раз Мирону даже приходилось себя одергивать: нельзя просто так взять и трахнуть своего ассистента. Мирону мозг съедало воспоминание о собеседовании — может, Слава все-таки флиртовал? А что, если... Нет. Нельзя. Это всё детская хуйня, дядь, окстись, возраст Христа не дает тебе право самоуничтожаться. Воскресать будет сложно. Оказавшись рядом со Славой посреди моста ночью, наконец остановившись, наконец чувствуя — чувствуя всем своим сердцем любовь к Питеру и значительный интерес к Славе, — Мирон очень хотел поцеловать его на этом мосту. И он впервые в своей жизни не смог сделать шаг. А такие проёбы обязательно нужно — что? Компенсировать. Мальчик был красивым и остроумным — просто так Мирон бы не повёз его к себе. К тому же, он понятия не имел о том, кто такой Мирон Фёдоров, и тот факт, что Мирон сам к нему подошёл, сам установил контакт и сам добился соблазнительной улыбки, нихуёво возбуждал. Ибо чесал самолюбие и вылизывал эго. После завершения сложных отношений несколько лет назад, со всеми своими партнерами Мирон с порога уверенно диктовал условия времяпрепровождения: они трахаются (так, как ему надо), повторяют (а если сильно удачный кандидат — не раз повторяют) и расходятся. Он всегда был в роли актива, и всегда был осторожен, даже учтив, и в моменте погружался в партнера в эмоциональном плане настолько глубоко, насколько мог — а мог он только процентов на сорок. Что не мешало ему доставлять максимум удовольствия каждому, кто оказывался в его постели. Даже девушкам, с которыми Мирон спал, как говорится, давно и неправда — по пальцам можно было пересчитать, сколько раз у него был секс с женщиной. Просто с ориентацией своей смириться ему было сложновато, всё-таки, расти приходилось в достаточно строгой семье и жестоком окружении. Да, он еще в средних классах школы понял, что ему интересны мальчики, когда в общей раздевалке одноклассник снял трусы, а Мирон, увидев его член, сразу захотел поместить его в свой рот. Так что, никакой бисексуальности, только члены. Но до принятия себя он успел пройти и через секс с девушками — да, с трудом, но его девушкам удавалось заинтересовать его, что, конечно, способствовало качественному контакту. В постели этот парень (имя его Мирон не запомнил хотя бы потому, что слишком часто закрывал глаза и представлял себе Славу) оказался страстным и отзывчивым, с ним было легко и приятно, настолько приятно, что Мирон не стал выгонять его и разрешил остаться на ночь. Это было правильное решение — в предрассветных сумерках они успели по-быстрому устроить второй заезд, после которого Мирон отключился и крепко проспал вплоть до того момента, как услышал шум, не нащупал в постели своего нового знакомого и ощутил, как на край кровати присели. Положив чужую руку себе между ног, Мирон заулыбался и чуть не заскулил от того, как ему было приятно. Он уже собирался дёрнуть на себя парня, чтобы устроить жаркий утренний секс и задать заряд хорошего настроения на весь день, когда услышал голос Славы. Проматерившись, Мирон резко отпустил его руку. Он чувствовал, как горит лицо, которое он спрятал, и не стремился убирать одеяло — ждал, пока реакция пройдёт. Ему было страшно. Достаточный уровень интеллекта позволял ему осознавать, что Слава адекватный — он отреагирует нормально, но всё равно Мирон боялся его реакции, и больше всего он боялся, что Слава станет относиться к нему по-другому. Когда кровь отлила отовсюду (и от лица, и от члена), Мирон сел и провёл с Карелиным серьёзную беседу металлическим тоном важной публичной личности. У него сквозило где-то далеко в голове тоненькое такое ощущение, что он грубит, потому что Слава сразу же сказал, что никто ничего не узнает и что его это не касается. И, возможно, грубил Мирон как раз-таки потому, что Славу это напрямую касалось. Примерно так же прямо, как соприкасался его член только что с его рукой. Но Слава тогда его удивил. Мирон даже проигнорировал (сохранив невозмутимое лицо) тот факт, что кофе оказался холодным и некрепким, а это говорило лишь об одном — Слава точно так же перенервничал, поскольку перепутать свой кофе и кофе босса было для него примерно как для магистра клуба знатоков назвать столицей России город Брянск. Мирон не успел огорчиться безразличности в голосе своего помощника и как-либо расстроиться, потому что дико восхитился его профессионализмом. Разумеется, он подрочил в душе. Быстро, резко, целенаправленно — отпустить ситуацию. А ситуация состояла в том, что он только что непреднамеренно открылся Славе и под шумок его руку себе на стояк сложил. Обтираясь после душа, Мирон нахмурился: Слава и бровью не повёл. Вероятнее всего, Слава был бисексуален, либо он просто слишком хорошо держал лицо и спокойно ко всему относился (вряд ли). В идеальной версии этой вселенной, когда Мирон не глядя устроил его руку себе на член, Слава должен был выкинуть свой телефон через плечо и, сжав стояк босса, накинуться на него, попутно сбрасывая с себя одежду. Член снова привстал. Мирон снова выругался и скептически покачал головой — нахуй, успокаивайся, времени уже нет. Он вышел на кухню в домашних спортивках с голым торсом. Поймал на себе Славин взгляд. Нечитаемый нихуя. Выдержав долгое изучение обнажённых участков своего тела, пока он пил кофе, Мирон услышал: — У тебя переговоры, надень рубашку. — Я пока ещё дома. — Нет, я о том, что ты планировал, — Слава махнул рукой в сторону спальни, где висели две футболки с v-образным вырезом, а затем кивнул на грудь босса. Подходя к зеркалу, Мирон уже знал, что там увидит. Сколько раз он говорил "без следов" — столько же примерно раз ему оставляли засосы по всему телу. Над ключицей, на плече и на груди красовались три яркие отметины. Почему-то под взглядом Славы вспоминать моменты их возникновения было не приятно, а немного стыдно. Беззвучно выругавшись, Мирон кивнул своему ассистенту и пошёл искать свежую выглаженную рубашку. Долго искать не пришлось — на шкафу сбоку уже висела парочка на выбор (каким образом Слава успел их отгладить, Мирон понятия не имел). Одевшись, он вышел на кухню, направив свои мысли в сторону предстоящего рабочего дня. — Есть омлет, сырники, оладушки, тосты с ветчиной и ролл с лососем, — доложил Слава. — Съешь всё, или что-то оставить? — Всё берём с собой, в машине съем омлет и тосты, сырники уже в офисе, ролл ближе к обеду, а оладушки не распаковывай. Пока Слава обувался в прихожей, чтобы выйти чуть раньше Мирона и прогреть машину, Фёдоров отправил пустой бумажный стаканчик от кофе в урну и взял айкос, про который на нервах так часто забывал и вспоминал за утро, что аж заебать сам себя успел. Не хватало одного стика. Нервничал или пытался подавить агрессию?

◊ ◊ ◊

Войдя в кабинет своего РОПа без стука, Фёдоров стремительно прошагал к его столу, игнорируя целых два шокированных лица находящихся в кабинете руководителей компаний-конкурентов. — Доброе утро, — кивнул им Мирон, поставив перед другом на стол упакованную еду. — И отдельное доброе утро Вам, Иван Игоревич. — Доброе утро, Мирон Янович, — спокойно ответил Ваня, хотя в его взгляде читалось лёгкое недоумение и желание пару раз втащить своему коллеге. — А что это? — Завтрак! — Спасибо, я уже ел, — сдержанно произнёс Евстигнеев. — А ты открой, — Мирон усмехнулся, а затем повернулся к пребывающим в растерянности руководителям и с серьёзным лицом слегка кивнул им, положив руку себе на грудь, извиняясь таким образом перед ними за то, что прерывает встречу. Заглянув под крышку, Ваня не смог сдержать улыбки. — С чего вдруг настолько доброе утро? — Показатели в прошлом месяце особо порадовали, — подмигнул ему Мирон и ретировался из кабинета с той же скоростью, с которой заходил в него. Он знал, что вызвал волну интереса у всех присутствующих, и это было как раз то, что нужно. Улыбаясь, Фёдоров отправился в свой кабинет, где смог выдохнуть и расслабиться, не застав Славу.

◊ ◊ ◊

Мирон никогда не кидался фразой «ты уволен». Более того, после этого он сразу же почувствовал себя тотальным идиотом, инфантильным дурачком даже. А Слава в очередной раз его удивил и запутал. Столько времени прошло, а между ними нихуя не стало понятнее. Мирон был готов открыться Ване по этому поводу, просить совета, умолять его играть роль засланного казачка... С ума сходил, проще говоря. В этой жизни он добился того уровня дохода, когда мог потратить несколько миллионов просто так, на прихоть, когда мог себе позволить невозмутимо размышлять, куда же вложиться: купить целую область для масштабного проекта недвижки или, может, ммм, приобрести себе личный самолёт? Хм, недвижка или самолёт... Он даже по приколу руками в воздухе поводил, будто бы взвешивая эти две идеи, явно издеваясь, делая вид, что задумался посреди собрания, на глазах у сборища серьёзных дядек-инвесторов. Бабки пошли в землю — нахуя ему самолёт?!.. А Слава самолётом не был, иначе Мирон бы давно его уже купил. За последние годы он настолько выбился из обыкновенной социальной колеи, постоянно оперируя продажными терминами и думая над тем, как поставить голос и с какой фразы начинать презентацию очередного проекта, что попросту забыл, что это такое — строить отношения. Он не понимал, как узнавать людей. Каких там людей — человека. Человека, к которому его так тянуло. Человека, в коммуникациях с которым прямо сейчас у него происходила та самая химия, когда ты находишься с этим человеком в одном помещении, и аж воздух электризуется. Мирон не знал, как выстраивать такие связи. Он мог купить себе в этом мире почти что угодно. Но не мог купить себе Славу.

◊ ◊ ◊

Мирона сначала возмутило, как легко Ваня сконнектился со Славиным другом, а потом он осадил себя: снимать парней он и сам умел, причём в любых локациях. Возмущение было вызвано больше тем, что это именно друг Славы. И ситуация, произошедшая между ним и Ваней, привела к тому, что Мирон напился гораздо сильнее обычного на встрече. Дальше уже он просто хуярил по течению, потворствуя всем своим порывам и желаниям. Слава был слишком близко, в собственной крови было слишком много алкоголя, обстановка была максимально к этому располагающая... Мирон засосал его с таким удовольствием, что чуть не заскулил. А как лихо ему ответили... Заведясь с пол-оборота, Мирон тут же оседлал Славу и понёсся дальше: трогать, прижиматься, лапать, раздевать... Он даже готов был отдаться ему на том диване, забив на свои привычки и неподготовленность... И как же жестоко его оборвали. Мгновенно сев рядом, Мирон призвал всё своё самообладание для того, чтобы говорить спокойно и держать руки при себе. Когда Слава ушёл в ванную, Мирон тихо проследовал за ним. Стоя перед дверью, Мирон очень сильно переживал за него и его реакцию и не понимал, передавил ли. Возможно, он действительно налил Славе слишком много, тогда стоило подвергать себя угрызениям совести по поводу его плохого самочувствия. Но что-то подсказывало Мирону, что тут дело в другом. И он очень боялся, что пьяный податливый Слава просто не смог дать ему отпор, а значит, испугался и скрылся, чтобы ещё больше не провоцировать. Весь восторг и эйфория от охуевшего поцелуя испарились и даже не просились обратно — настолько Мирон волновался за Карелина. Такие сцены очень красиво смотрятся в кино, но Мирон понятия не имел, что их со Славой разделяет всего несколько сантиметров дерева и пластика, пока стоял возле двери, прислонившись к ней ладонью. Он очень сильно переживал за Славу. Хотелось думать, что ему и правда виски в голову ударил, что ему действительно нужно умыться, прийти в себя. Не хотелось считать, что Слава сбежал, не выдержав давления. Ещё меньше хотелось думать, что Славе были неприятны его прикосновения и поцелуи. Постояв немного возле двери, Мирон медленно отошёл, чтобы не получить по таблищу, в случае, если Слава резко выйдет. Фёдорову казалось, что он окончательно протрезвел: процесс был запущен вместе с обалденным поцелуем, но сейчас, на автопилоте убирая с журнального столика алкоголь и стаканы, Мирон понимал, что тревога переборола любую расслабленность, вызванную опьянением. Сев на диван, на то место, где только что сидел Слава, Мирон прикрыл глаза и накрыл рукой свой почти угомонившийся член. Радар Мирона обычно работал без сбоев — ему было достаточно посмотреть на человека, иногда ещё перекинуться с ним парой фраз, чтобы понять, какой он ориентации. Но со Славой до сих пор всё было гораздо сложнее. Уже стало очевидно, что он не против интимной близости с мужчиной (иначе он бы не стал залипать на губы Мирона и перехватывать инициативу в поцелуе), но вопрос был в том, что он чувствует. Потому что Фёдоров, со своей стороны, уже несколько месяцев изнывал от желания, вызванного банальной влюблённостью. Такое у него было впервые. Нет, разумеется, он влюблялся, и не раз, но чтобы настолько серьёзно, чтобы так сильно бояться всё испортить — это точно было впервые. Мирон вёл себя так, будто ничего не происходит, посчитав эту позицию лучшей. Он уже столько раз едва сдерживал себя в последний момент, чтобы не наброситься на Славу, что стал в этом настоящим мастером. А шансов подворачивалось дохуя. И каждый раз Мирон одёргивал себя, чтобы не сказать и не сделать лишнего. Услышав, как открылась дверь, Мирон подскочил с дивана и вышел Славе навстречу. — Всё в порядке? — спросил он, надеясь, что голос не выдаст его волнения. Кивая, Слава явно ощущал неловкость, Мирону это было видно. — Ты себя нормально чувствуешь? — уточнил он, пытаясь сгладить ситуацию. — Тебе не плохо? — Всё норм, — отмахнулся Слава, — просто немного вертолёты. — Вертолёты — это тошнит? — Не тошнит. — Как тебе помочь? — подойдя ближе, Мирон осторожно взял Славу под руку и помог ему дойди до гостиной. — Дать мне полежать... — Хорошо, — Мирон кивнул, подведя Карелина к дивану. — Слав, слушай… Если я сделал что-то не так, — Мирон взял паузу, пытаясь лучше сформулировать, — то есть… Ты знаешь моё отношение к домогательствам. И если я сделал что-то против твоей воли — я искренне прошу простить меня. Просто я выпил и… ты сам понимаешь. Такое больше не повторится. — Всё в порядке, босс, — пробубнил Слава, оперевшись руками на диван, — чего ни сделаешь под градусом. Забравшись на мягкую поверхность коленями, Слава немного поползал по дивану, а затем просто плюхнулся на него. Мирон понял, что Карелин ушёл в отрицание. Что ж, пусть будет так. — Сейчас я полежу немного, можно? — пробормотал Слава, пока Мирон обеспокоенно смотрел на него. — И вызову такси... — Да, конечно, — тихо ответил он, — полежи. А лучше, останься. Видя, что Слава отключился, Мирон ещё тише добавил: — Приставать не буду, хотя и очень хочется.

◊ ◊ ◊

Злость стучала в ушах. После Славиных выкрутасов и пиздежа о том, что он ничего не помнит, Мирон стал ездить сам на тачке друга. И первой же остановкой после работы он себе оформил компенсацию. Залетев в закрытый гей-клуб к своему другу на презентацию новой барной карты, Мирон тупо зацепил взглядом блондина, танцующего отдельно от танцпола. Блондины? О нет, что вы. Этот ведь был высокий, худой и патлатый. Галочка, галочка, галочка. Мирон приблизился к нему в мгновение и зацепил этого парня уже не взглядом. Тот улыбался, с готовностью следуя за Мироном в сторону туалетов, по пути активно лез к нему. Но сраные туалеты оказались все заняты. Что ж, при нынешнем состоянии, Фёдорова сложно было осуждать, хотя он и хотел поприличнее. Блондин так прижимался к нему, что Мирон послал всё к хуям и, развернув чувака к стене лицом и крепко вцепившись рукой в его волосы у самых корней, выебал его прям в коридоре. Стоило отметить, что во всём этом действии он первоначально выдал невиданные даже самым матёрым фокусникам чудеса, когда надел всего одной рукой презерватив, и продемонстрировал первоклассный уровень эскапизма, зажмурившись и перенесясь в более подходящую ему реальность. Разумеется, продолжая держать чувака за волосы, не открывая глаз. Представив себе Славу, Мирон быстро кончил. Образ всё ещё стоял перед глазами, Мирон по инерции прислонился губами к чужому виску. И, ощутив приторный парфюм, резко вернулся в реальность, где сразу же отпустил чувака и в мгновение ока скрылся. Да, удачный был кадр… До момента с запахом. Ебаная память на запахи… Сбежав в Москву, Мирон очень хотел объебаться и трахаться без остановки, чтобы забыть нахер всё произошедшее, потому что всё ещё был в ярости от Славиного скользкого ухода от ответственности. Но вместо этого он, дав слово Ване не юзать, вместо веществ закинулся рабочими процессами. Без ебли не обошлось — кто он такой, чтобы молча выносить все удары судьбы, не сбрасывая напряжение? Было бы странно, если бы, съездив в Москву, Мирон ни с кем бы там не переспал. У него тогда бы появилось гораздо больше вопросов к себе, по типу: ты живой вообще или уже всё, откинулся? С московским кадром повезло — он сам вешался, сам активно стремился обслужить Мирона, который не был ярым приверженцем такого подхода, но, опять же, кто он такой, чтобы мешать юному красивому парню делать ему минет? Позиции в постели в восьмидесяти процентах случаев были очевидны с первого же контакта, будь то взгляд, поцелуй или прикосновение, но в оставшихся двадцати Мирон всегда прояснял и обговаривал всё заранее. Агрессивно или неадекватно он себя никогда не вёл, но сексом занимался только так, как ему было удобно — а с этой точки зрения, очевидно, что жопу он никому не подставлял. Но и не принуждал никого перед собой стелиться, всё только по активному согласию. А столичный брюнет не только относился к тому большинству кейсов, когда очевидно, что перед тобой пассив, но и умолял трахнуть его. Красота. Выйдя из душа и увидев миллион сообщений от Славы, который в четыре утра прокомментировал и дополнил абсолютно всё, что начальник ему прислал, Мирон почувствовал, как в груди образовался тяжелый ком. Ему даже захотелось резко позвонить Карелину и высказать ему, что он вполне неплохо поебался с каким-то молодым красавчиком, а все его мысли всё равно, как были, так и остались только о нём. О Славе. Понимая, что это всё — алкоголь, прочно захвативший над ним власть, Мирон помотал головой, отложил телефон и, проводив чувака, завалился спать.

◊ ◊ ◊

Услышав от Славы предложение сделать вид, что ничего не было и что он не хочет это обсуждать, Мирон молча схавал сей шапито и, прекрасно зная, как он может срываться, принял решение поменять тактику. Славе нравилось оставаться в отрицании? Окей. Раз так, Мирону придется показать ему, что бывают ситуации, из которых в отрицании выходить крайне сложно. Состояние было странное. Будто вся злость, накопленная ранее, застыла и сковала всё тело. Мирон уже всё для себя решил, но, понимая, что нельзя так долго и в таком количестве сдерживать агрессию, стал думать, куда он может её выплеснуть. И не нашел решения. Потому что все его варианты были лишь сублимацией, но никак не разрешением проблемы. Снова ехать трахаться с кем попало? Да давайте уж будем честны, чуть ли не с момента знакомства со Славой Мирон практиковал это в одном и том же виде: он стал разворачивать любого парня к себе спиной. Да, конечно, на спины ему нравилось любоваться — человеку, который всегда жадно глаза в глаза впитывал чужое удовольствие. Всё-таки, как был наркоманом, так и остался, шутил про себя Мирон. Чем отличалось его нынешнее состояние от нервного желания заново закинуться? Ничем. Та же самая аддикция, только по отношению к человеку. Нет, это точно нужно было решать как можно скорее. Докуривая вторую сигарету, стоя на улице под Лахтой на следующий день после внезапного поцелуя в офисе, Мирон достал мобильник и, набрав в нем нужный контакт, приложил трубку к уху. — Да, — выдохнул он с улыбкой, — конечно же, я соскучился. Но у меня проблема...

◊ ◊ ◊

Поднявшись в офис, Мирон, с вежливой улыбкой кивая всем, кто с ним здоровался, проследовал в свой кабинет. Первое, что он сделал — это опустил жалюзи, закрывшись от чужих глаз. Не успел он обойти свой стол и усесться в кресло, как дверь тут же распахнулась и быстрым шагом к нему вошел Ваня со своим ноутом в руках. И без каких-либо вступлений стал шпарить: — Привет! Ростов, Воронеж, Иркутск, Тюмень и Нижний подтвердили дату стратсессии. Вопрос: мы будем проводить её здесь или в Москве? Сразу к делу, без излишеств — всё, как Мирон и любил. Не зря они вместе работали. — Шикарный заход, но в таком же темпе дать ответ я не могу, — цокнул Мирон, садясь в кресло, пока Евстигнеев приближался к нему. — Понимаю, — поставив ноут, ответил Ваня, опираясь руками на длинный стол, — поэтому предлагаю вообще третий вариант. Возможно, он покажется тебе самым логичным — Екатеринбург. — Мы только открылись в Екате, и ты предлагаешь... — нахмурившись, начал Мирон, а потом сразу поднял на него голову. — Да, согласен. Это же очевидно. Скажи Славе проинформировать всех. Отличная идея, Вань. Кивнув ему, Евстигнеев отодвинул один из стульев и сел, попутно открывая крышку компьютера. Взгляд Мирона вновь зацепился за него. Пока Ваня писал Славе, Мирон посмотрел на свой закрытый ноут, стоящий перед ним на столе. — Вань, слушай, — проговорил Мирон, — хотел тут уточнить у тебя: а что, ты теперь брезгуешь пользоваться чужими зарядками? Вздохнув, Ваня вообще не изменился в лице и, даже не глядя на Мирона, ответил: — Мирон, к чему этот фарс? Все уже давно всё понимают. С подобной формулировкой было очень тяжело тягаться. Тем более, они договаривались быть откровенными друг с другом. С серьёзным лицом Мирон уточнил: — Стопорни. В смысле, все? Повернувшись к нему, Ваня со скептической ухмылкой откинулся на спинку стула: — Окей, все находящиеся здесь: ты и я. — Допустим. Окей. Мирон прекрасно осознавал, что Ваня далеко не тупой, и значит, Ваня точно уже понял их неоднозначное взаимодействие со Славой, ведь он не просто так покинул вчера кабинет и оставил их там вдвоем. Это было сделано намеренно. Зарядка была предлогом, столь очевидным, что даже ребенку стало бы это ясно. Ведь у них даже когда-то была практика брать зарядку через день и при необходимости пользоваться чужой. Пока он молчал, Ваня произнёс: — Мирон, надеюсь, ты не считаешь меня идиотом. Я уже давно понял, что между вами что-то произошло, что именно — понятия не имею и даже не буду пытаться узнать. Ты ведь сам сказал: пока я не попаду вопросом, наш диалог будет состоять из пиздежа. Попадать вопросом, целясь в твою личную жизнь, я не собираюсь. Меня это не касается. — Нихуя, — с восхищением кивнув, ответил Мирон, — так, уважение, спасибо. Дальше?.. Ваня продолжил: — Но ты меня извини, когда ты целуешь чувака при мне за то, что он помог тебе решить твой заёб — это… Ну, ты после этого надеешься, что я совсем тупой и ничего не соображу? Да, я прекрасно знаю, насколько ты ценишь интеллект, я прекрасно знаю, что ты умеешь быть благодарным. Прекрасно знаю, что ты восхищаешься способностями каждого человека, находящегося в твоей команде, но… Скольких из них ты целовал, после нахождения элегантных решений? Справедливо. Мирон молчал. Они спокойно смотрели друг на друга, понимая, что вопрос был риторический. — Ты прав, Вань, — выдохнул Мирон. — И ты прекрасно знаешь, что я никогда бы не позволил себе, так сказать, превысить полномочия во взаимодействии с кем-то из команды. — Да, всё верно. И это значит, что Слава уже стал кем-то больше для тебя. Я вижу, что тебе тяжело, не говори ничего. Не нужно. Подхватив ноут, Ваня улыбнулся Мирону и покинул его кабинет так же быстро, как и влетел в него.

◊ ◊ ◊

Рабочий день пролетел дичайше быстро. Выбрав себе роль незаинтересованного профессионала, Мирон даже со Славой взаимодействовал так, как тот попросил — будто между ними ничего и не было. Ваня весь день фигачил как проклятый и, когда он зашёл к Мирону уже после того, как офис опустел — Фёдоров, уточнив, есть ли у него планы на вечер, предложил ему открыть бутылку коллекционного коньяка, который ему подогнали пару недель назад. Сидя вдвоём с Ваней в своём кабинете за длинным столом и под коньяк болтая обо всём, что успело произойти с ними за последние полгода (обтекая то, что касалось Славы), Мирон понял, как давно они не проводили время вместе и как ценно ему это общение. Он иногда улыбался, пока молча слушал, как Евстигнеев рассказывал о Ване и о том, насколько внезапно и удивительно они сошлись. — Бля, мне кажется, ты знаешь о чем я говорю, у тебя точно такое было, — Ваня вертел в пальцах зажигалку (с которой никогда не расставался), изредка поглядывая на Мирона, — когда ты чувствуешь жесточайший переворот в своей голове, и настолько увяз в этом... Когда человек тебе кажется настолько твоим, будто ты искал его всю жизнь. Расплывшись в кривой улыбке, Мирон отпил еще коньяка и выдохнул: — У меня сейчас такое. Ухмыльнувшись, Ваня кивнул. — Это круто. — И тебя не смущает, что он официант? — беззлобно уточнил Мирон, ему правда было интересно. Ваня понял это. Пожав плечами, он ответил: — Вообще нет. Это ни на что не влияет, — а затем решил с ухмылочкой добавить: — А тебя не смущает, что он — твой подчиненный? Быстро решив развернуть тему и не откровенничать, Мирон выдал: — Раз уж на то пошло, если смотреть по структуре компании, ты тоже мой подчиненный. Но мы всегда и общаемся, и работаем на равных. — Вот именно, — развел руками Евстигнеев. — И я, кстати, замечал, что и со Славой ты коммуницировал на равных. Не получилось развернуть. — Да? — растерянно произнес Фёдоров. — Да, — Ваня кивнул, — я обратил внимание. Иногда даже ту мач. — Ту мач? Правда? — заинтересовался Мирон. — Можешь привести пример? Евстигнеев покачал головой. — Нет, не могу. Привел бы уже. — Мне важно понимать, насколько это очевидно со стороны, — сказал Мирон, нахмурившись. — Прям бросалось в глаза? — Да нет вообще, просто я знаю тебя много лет. Не парься, это я заметил. Их душевная беседа была прервана появлением именно того, о ком они говорили. Слава вошёл в кабинет, сначала заглянув в него со смешным таблищем. Ваня тут же рассмеялся, увидев его. Откинувшись в кресле и чувствуя себя не пьяным, но прилично хорошим, Мирон тепло улыбался, глядя на приближающегося к ним Славу. — Оооооо, господа, — протянул тот, обводя взглядом стоящий на столе коньяк, — добрый вечер! — Добрый, — широко заулыбался Ваня, повернувшись к нему. — А ты чем занимался всё это время? — Подготовкой к стратсессии, — протянул Слава, разводя руками. — И я всё закончил! Если честно, я подозревал, что вы уже свалили. — Как он уедет без тебя? — спросил Евстигнеев, кивнув на Мирона. Не меняясь в лице, тот промолчал. Хорошая попытка. Будто Карелин не знал, как Мирон умеет уезжать без него. — Мэрс, судя по всему, сегодня ночует здесь? — предусмотрительный Слава решил сменить тему, кивнув на бокал в руках Евстигнеева. — Судя по коньяку, необязательно по всему, — подтвердил Ваня, вызвав короткие смешки своих коллег. — Понял. Два вопроса. Первый: вы еще долго планируете сидеть здесь? И второй: вас можно обоих на одной машине отвезти? — затем, сморщив нос, будто увидел перед собой какашку, Слава добавил: — Желательно, не на твоей, Вань... Мирон заржал в голос, зафейспалмив, пока Евстигнеев, растянув губы в улыбке, кивал с видом "ну разумеется", глядя на стол. — Грёбанные БМВ-дрочеры, — проговорил он, всё так же улыбаясь, пока Мирон продолжал смеяться, а Слава с довольным видом хихикал. — Сейчас договоришься и будешь отвозить нас по очереди в разные концы города на моей, а потом её на Бэху менять еще придется. — О нет, пожалуйста, мы не доедем! — В смысле? — нахмурился Мирон, впервые вступив в диалог. — Ну, есть проблема, — Слава театрально заломил руки, — дело в том, что ехать нужно на машине, верно? А Мерседес разве что, тоже считается машиной? Столь лаконичная отсылка к фильму "Такси" разъебала Мирона окончательно. — Ты забыл добавить, что мы девочки, которые вообразили себя Шумахерами, — усмехнувшись, сказал Ваня. — Да, точно, но это к тебе, Мирон ведь на нормальной машине ездит... — Блять, Слава... — пытаясь отдышаться, протянул Мирон, качая головой, а затем постарался сделать максимально нейтральное лицо, хотя оно и трещало от желания ржать: — Не, Вань, если надо уволить его, ты так и скажи... — Слушай, и за меньшее ведь увольняли, — кивнул Ваня, приняв серьезный вид. — Всё, отмена кекельбанов и арбузинга Мерседесов! — воскликнул Слава, подняв руки в защитном жесте. — Лучшие машины на планете, обожаю, мечтаю о такой! — Ну ты это, не переигрывай уж... — пробормотал Мирон, пока Ваня пьяненько хихикал. — Отвечу на твои вопросы. Мы больше не планируем сидеть здесь, нас нужно обоих отвезти в одном направлении на моей машине. — Понял. Пошел прогреваться. Когда Слава покинул кабинет, Ваня закатился в истерике. Допив коньяк, Мирон покачал головой, усмехаясь. Да уж, когда дело касалось работы или общения с коллегами, наглости его ассистенту было не занимать. Жаль, этой наглости не хватало на большее.

◊ ◊ ◊

Заваливаясь к Славе в тачку с Оксаной, Мирон ждал реакции. Скольких нервных клеток ему стоило это представление... Особенно — выдерживать невозмутимое лицо, когда уже стало очевидно, что Слава психует. С Оксаной они были знакомы давно, просто Слава о ней не знал — случая не представилось. У них была дружба-прикрытие: бисексуальная Оксана давно состояла в отношениях с девушкой, и та была в курсе их с Мироном периодических шалостей. Ничего серьезнее петтинга, и оба, безусловно, получали удовольствие друг от друга — Мирон даже пошутил однажды, что если всё пойдёт по пизде и у них не будет возможности строить отношения с партнёрами, которых они хотят, то они просто поженятся к хуям и будут кайфовать. Из всего его окружения только Ваня и Оксана знали о его ориентации (если не считать Славу, который наткнулся на голого чувака в его квартире — вот этого Мирон точно не планировал). И Оксана охотно согласилась разыграть страстную сцену в тачке, даже не задавая лишних вопросов. Целуясь с Оксаной на заднем сидении, Мирон весь был в напряжении, о чём подруга пару раз даже шепнула ему на ухо с усмешкой. Он не отрывал взгляда от отражения Славиных глаз в зеркале заднего вида, трогая Оксану практически везде. И Мирон еле сдержал своё ликование, когда Слава резко затормозил и в его голосе послышалась сталь. Эти интонации прозвучали для Фёдорова лучше любой музыки, хотя он и так уже успел всё прочесть в глазах Карелина. Слава хотел его. Слава точно был, как минимум, бисексуален. Слава изнывал от желания, тяжело глядя на него в зеркало. Да, получилось, Мирон довёл его. Оставалось просто проявить чуть больше напора и прямолинейности. И взять его. Постановочно высадив Оксану, Мирон подмигнул ей на прощание. Девушка улыбнулась, широко раскрыв глаза, пытаясь мысленно передать ему, что всё получилось, и даже лучше, чем планировалось. Усевшись на пассажирское рядом со Славой, Мирон тяжело дышал, чувствуя, как его херачит адреналин. — Почему не дал леди помочь тебе? — спросил Слава, не отрывая взгляда от дороги, махнув рукой в сторону его топорщащихся брюк. — Потому что я гей, Слава, — резко выпалил Мирон и, спохватившись, быстро добавил: — А ставить женщин в неловкое положение не в моих правилах. Он смотрел на Славу, который сосредоточенно следил за дорогой и пролетел перекрёсток на явно поздний жёлтый, и ждал дальнейшего развития диалога. Мирон не до конца понимал, в чём проблема — в том, что Славе было неприятно то, что он узнал, или в том, что он просто не верил Фёдорову до конца. Мирон продолжал молчать, пытаясь выровнять дыхание и не надумывать себе еще сто девяносто причин Славиной реакции. — Ну да, и поэтому у тебя встал, пока вы целовались, — отмахнулся Карелин. Оказалось второе. — У меня встал, пока я смотрел тебе в глаза, — прямолинейно заявил Мирон. Услышав это, Слава прижался к обочине и остановил машину посреди Московского проспекта. Пока он ставил ее на ручник и режим парковки, Мирон внимательно наблюдал за его действиями, всё ещё пытаясь их расшифровать. — Всё нормально? — тупо спросил Фёдоров. — Да. А что бы ещё он ответил?! Быстро отстегнув ремень, Слава вышел из тачки. Обойдя машину, он привалился к багажнику задницей, поставил руки на колени и потряс головой. Понаблюдав в зеркало данную картину, Мирон, наконец, понял суть прикола. И вышел вслед за Карелиным. — Слав?.. Повернувшись, тот схватил Мирона за плечи и, прижав его к машине, с остервенением поцеловал взасос. Мирону было больно, но от этого только вдвойне ахуенно, и он ответил на поцелуй, ощущая, как Слава всем своим весом вдавливал его в заднюю стойку автомобиля. Пока Мирон крепко сжимал в руках Славину задницу, он услышал то, что не раз представлял себе в моменты хэнд-джобов: — Хочешь меня? — прошипел Карелин ему в рот. В ответ Мирон взял его руку и прижал её к своему охуительно твёрдому члену, глядя Славе прямо в глаза. — Пиздец как, — сипло выдохнул Мирон. Отпустив его, Слава направился обратно в тачку, но Мирон опередил его. Они целовались, кусаясь, оставляя следы на губах друг друга, Мирон с силой сжимал волосы на Славином затылке, пока тот расстёгивал его брюки. Слава отстранился достаточно внезапно, но дальше Мирону пришлось закусить кулак, чтобы не заскулить — Карелин освободил от ткани его член и уже медленно погружал его в свой рот. С каким удовольствием он это делал... Откинувшись на спинку сиденья, Мирон полностью погрузился не только в Славин рот, но и в момент. Он сцепил свои руки в замок и закинул себе на шею, чтобы не тронуть голову Карелина. Закрыв глаза, Мирон тупо кайфовал. Он даже стонал, не стесняясь, осыпал комплиментами то, что Слава исполнял, даже назвал это магией... и едва успел предупредить его, прежде чем кончить. Пока Слава открывал дверь, чтобы сплюнуть на дорогу, Мирон успел натянуть свои брюки обратно. Засосав его и позвав к себе, он ощущал не только пиздатую эйфорию от собственной победы, пока они ехали, но и ебейшее волнение от осознания того, что он сейчас будет заниматься сексом со Славой.

◊ ◊ ◊

Мирон держался на расстоянии. Он не лез, не шутил пошлых шуточек, ни на что не намекал даже, пока они добирались до его квартиры. Самая безопасная зона — обсуждать работу, что они и сделали. Трогая Славины руки под теплыми струями воды, Мирон понемногу успокаивался, и, когда Слава снова поцеловал его, это получилось ужасно романтично и нежно. Что, разумеется, не отменяло наличие стояка в штанах. Слава повел его за руку в комнату, соединенную с кухней, и Мирон, снова ощутив игрища нервишек, отправился открывать окно, чтобы подышать морозным воздухом. Признавшись Славе, что успел протрезветь (да и выпили-то они на самом деле с Оксаной совсем немного, это больше актерская игра была), Мирон выдохнул и принял решение в этом состоянии оставаться. Ебля по пьяни — это всё к избеганию ответственности, к уходу от реальности. А нынешняя реальность притягивала Мирона настолько, что ему не только сбегать из нее не хотелось, он боялся даже расслабиться — а вдруг всё исчезнет? Понимая, что еще немного, и он сейчас начнет загоняться или сорвется к бутылке, Мирон стал со Славой разговаривать. Ему очень нужно было пиздеть сейчас, иначе капец. Это было лучшим решением, и оно сработало — Мирону стало легче. Особенно, когда он занял привычную позицию силы, действовать из которой ему всегда было проще всего. К тому же, он видел легкое волнение Славы, и решил взять всё на себя. Как и всегда. Как и умел. Как и привык. Конечно, он догадался, почему Слава попросил его переместиться из спальни в гостевую. Это им еще предстояло обсудить... Но, чтобы не нарушать ход вещей и не растягивать время, Мирон предпочел сразу согласиться. Закидывая Славу на плечо, он ощутил некоторого рода возмущения в позвоночнике, но мысленно послал их. Вывезет. Ведь в те моменты, когда Славы не было у него дома в семь утра, он качался. Разумеется, начал после их знакомства... Почувствовав в Славиных глазах страх, держа в руках ремень, Мирон в очередной раз понял, что с ним происходит кейс ни хуя не обычный. С любым другим человеком такая реакция еще больше возбудила бы его, но Славу он поспешил успокоить, выкинув ремень в сторону. А эрекцию, наоборот, усилили его слова "я доверяю тебе". Сука, если доверяешь, какого хера так долго все эти пляски вокруг да около были... Дёрнув головой, Мирон разделся и подхватил Славины ноги. Он старался делать всё, чтобы Слава расслабился и перестал нервничать. И так этим увлекся, что даже не заметил, как пропихнул в глотку его член, и просто продолжил. Рвотный рефлекс у Мирона практически отсутствовал, но последний раз сосать ему приходилось... Вспомнить было тяжело, когда. Да и похер. Главное, Славе нравилось. Разумеется, Мирон не удержался от подъёбов на тему его "асексуальности". Тем более что Слава так сладко стонал и отзывался на каждое движение, еще больше возбуждая самогó Мирона. Он активно, но долго растягивал Славу, игнорируя скулеж с просьбами быстрее уже пихать вместо пальцев член. Мирон руководительским тоном запретил ему кончать, выслушал яростное шипение в свой адрес и еще раз подъебал про асексульность, чем пытался успокоить уже себя. Но, взяв презерватив, Мирон всё равно почувствовал дрожь в руках. И решил сделать то, что умел идеально — делегировать. Увидев, как Слава надевает на него презерватив ртом, Мирон не сдержался и вошел ему в горло сам, до упора. Выступившие на его глазах слезы заставили вернуться в реальность, где Мирон ощутил на ладони давление чужого затылка и вытащил член. Чтобы медленно вставить его уже Славе в задницу, прижимаясь к нему всем телом под его соединенными ремнем руками. Жар и высшая степень напряжения заставили Мирона жадно ловить губами кожу на Славиной шее и, прикусывая ее, признаваться ему, как же сложно с ним сдерживаться. Получив разрешение не сдерживаться, Мирон отпустил себя и пошел в разнос. Он зафиксировал Славе руки, поставив его на колени, и перешел на бешеный темп. В голове орало требование видеть Славино лицо, и пришлось даже голову ему для этого максимально запрокинуть. И где-то в этом моменте, пока он бешено долбил Славу, Мирон, наконец, смог полностью расслабиться. Он чуть не кончил, когда ощутил влажный юркий язык на своих пальцах, ему даже пришлось замедлиться. Отдышавшись и притормозив Славу, Мирон порадовался, что они идут в одном ритме, и с новыми силами вернулся к процессу. Оргазм был ярчайший. Зная, что, стоит его телу коснуться кровати, он более не поднимется, Мирон сразу отцепил Славу и выкинул презерватив, пока хуярил на чистой инерции. Упав на постель, Мирон ощущал себя прилично уставшим и охуенно довольным — мышцы расслаблялись, по телу разлилось наслаждение, очень хотелось нихуя не делать и обнимать Славу. Услышав всхлипы, Мирон резко напрягся заново. Развернув к себе Славу, он стал обнимать его, целовать, заглядывать в лицо и снова разговаривать с ним. Поверив в то, что плачет Слава от кайфа (Мирон бы и сам не отказался, если бы его так не ебашила тревожность), он нехотя отпустил его на кухню. Но, увидев, как Славу повело, Мирон тут же подорвался и поймал его. И пошел за ним. Мало ли что. Подхватывая второй раз за ночь Славу на руки, Мирон ощутил в спине уже уверенную боль, но проигнорировал ее и повторно отнес свое сокровище в кровать. Где они продолжили уже в гораздо более чувственной и размеренной форме. И в разных интерпретациях. Ощущая Славины пальцы в себе, Мирон много восхищался ими вслух и мысленно отметил, что настолько он очень давно никому не доверял себя и свое тело. Казалось бы, он столько сил и нервов потратил в эту ночь, что должен был отключиться и проспать как убитый часов десять минимум. Но Мирон продолжал нервничать, несмотря на то, что успел получить несколько отменных порций дофамина. Он заснул гораздо позже Славы, устало улыбаясь, глядя на его беззаботное лицо. «Кажется, я очень сильно тебя люблю, — прошептал Мирон, пока Слава мирно посапывал. — И я не ебу, чё делать, если ты не сможешь ответить мне взаимностью». А вот сон Мирона оказался тревожным. Несколько раз он просыпался и ворочался в постели, пытаясь найти удобное положение на непривычном матрасе и не спихнуть при этом с кровати Славу. Сраная гостевая, надо было утаскивать его в свою спальню на огромную удобную кровать еще со второго раунда. Слава что-то глухо пробормотал во сне, и Мирон замер. Убедившись, что он не проснулся, Мирон подполз ему под бок и уткнулся лицом в его грудь. Когда Слава по инерции прижал его к себе, Мирон, наконец, смог отключиться и провалиться в крепкий сон.