Под полной луной

      Говорят, что всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Иногда это случается тихо, а иногда это случается не очень тихо. Но вдруг ты понимаешь, что дошёл до предела. И идти дальше сил нет.       На самом деле, не так уж и важно, как это всё случается, тихо или громко, быстро или медленно. Конец хорошего - это нечто иное, я бы сказал, неизбежное и неизвестное. Конец хорошего - начало чего-то нового.        Только вот и загвоздка. Тот самый подводный камень, который по неизведанным нам причинам неожиданно всплыл на поверхность. Нам неизвестно, каким будет это самое начало и что с нами будет происходить в итоге. Может, исполнится наша самая заветная мечта, может, мы наконец-то, спустя много времени прохождения тернистого пути, достигнем успеха и дойдём до одной из тех масштабных целей в нашей жизни. А может наоборот, мы попадём в пучину ужасных и пугающих событий, и наша жизнь пойдёт крахом, превратиться в пепел, который вскоре развеется на ветру. Мы будем терпеть нескончаемые неудачи и пытаться преодолеть различные трудности, подкидываемые судьбой и вселенной.       Однако, не стоит зацикливаться на мысли, что всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Иначе, так и будет. И вы будете вечность выбираться из того дерьма, в котором находитесь.       Плохого и так достаточно, суть не в том, чтобы искать способ избежать этого, а в том, чтобы научиться видеть в этом нечто хорошее. Также происходит и с людьми.       Если вы думаете, что первое впечатление о человеке обманчивое, то перестаньте так думать. Как раз таки всё это с точностью, да наоборот. Первое впечатление - самое верное. Так как человек, ещё не понимает, что от вас нужно скрывать, а что стоит немного приукрасить.       После долгого разговора с мамой я зарядился мощной энергией и моё душевное состояние знатно улучшилось. Я даже договорился с ней о том, что буду звонить хотя бы раз в неделю, не потому что нужно и я обещал, а потому что хочу. На самом деле, некоторые на подсознательном уровне не ощущают и не понимают разницу между этими двумя совершенно разными словами, часто используя вместо «хочу» слово «надо». Этот плотно зацепившийся непонятно за что и засевший на самом дне нашего сознания якорь мешает понимать, чего мы хотим по-настоящему, и что нам поистине необходимо прямо здесь и сейчас. Услуживая культуре, выполняя её обычаи и устои, мы выражаем свои желания через призму необходимости.        И по очень хорошему, на первый взгляд, стечению обстоятельств Харрис теперь была под моим чутким руководством и контролем. А всё потому, что я изначально этого и добивался. Я изначально этого и хотел. Но я выразил своё небольшое желание, как требование и жестокую надобность в этом, приводя несчастные, никому не нужные аргументы. Но я не жаждал издеваться над ней, как изначально мной предполагалось. Ведь я так и не смог её поблагодарить за то, что именно она подтолкнула меня на разговор с мамой, да и в целом - за каплю доверия, которое она мне оказала. Поэтому я твёрдо для себя решил, что работать мы будем дружно и спокойно, как и должны все нормальные сотрудники и их начальники.       Я перестал испытывать ненависть и равнодушие к Агате, теперь же я ощущал какое-то облегчение, интерес и даже каплю симпатии к её персоне.       Но всё хорошее в нашей жизни имеет свойство заканчиваться.

***

Агата

      Тишина плотно окутала кабинет, забилась даже в самые непроходимые места, в углы и щели. Место шума, криков и подколов Нильсена превратилось в царство спокойствия и умиротворения. Но, несмотря на то, что обычно безмолвие пугало и больно давило на уши, сейчас всё было с точностью наоборот. Тишина, окутывающая всё пространство вокруг, была словно невидимое покрывало, приглушавшее любой шум, доносящийся из коридора офиса, до едва уловимого шёпота. Только время от времени было слышно постукивание пальцев по клавиатуре и перелистывание страниц различных бумаг, занимавших почти весь стол.       Лондонская погода, не сказать, что сильно радовала, но и грусти особо не приносила. Солнце было скрыто за массой серых облаков, которые плавно переходили и превращались в тучи, предвещая грозу и дождь. Было холодно. Но для начала ноября это была, можно сказать, самая подходящая погода. Но я не стала забивать себе этим голову, полностью погрузившись в изучение проекта.       Портсмут - городок, расположенный на юге Англии. Несмотря на то, что я - коренная англичанка, я ни разу в своей жизни не была где-то далеко за пределами Лондона. Портсмут как раз таки входил в список тех мест, которые я хотела посетить. Мама говорила, что это серьёзный город, но вопреки всему, он в то же время очень милый и романтичный. «Там много мест, где обязательно нужно тебе, Агата, побывать. Нужно обязательно насладиться вдоволь морским воздухом и впитать в себя всю историю, что так бережно хранит Портсмут» - говорила мама, показывая очередные фотографии оттуда.       Именно в этом городке моя мать познакомилась с отцом. Именно в этом городке зародилась сильная и страстная любовь между Ирмой Кэррол и Джоном Харрис. Между моей мамой и отцом.       Когда она рассказывала о том, как они познакомились, как вместе проводили время и как поженились, её глаза сначала светились от счастья, а потом наливались слезами и ей становилось больно, очень больно. Я лишь обнимала её крепко-крепко и шептала на ухо слова о том, как я люблю её. Мама держалась изо всех сил, стараясь выглядеть передо мной сильной и независимой женщиной. Но даже несмотря на слёзы, она всегда была и будет для меня такой.       Встряхнув головой, я вырвалась из своих мыслей и воспоминаний. Александр сидел почти напротив меня и внимательно изучал схему земельного участка, ориентированную под порт, изредка хмурясь. А после он принялся судорожно что-то искать в своём ноутбуке, так же ни говоря ни слова. Рассматривать начальника я не стала, потому как он не достоин такого внимания к своей персоне. Поэтому я лишь хмыкнула и снова принялась за чтение технического задания и подробное описание параметров постройки.        Нильсен, пару дней назад сидевший у меня на диване в гостиной и говоривший обо мне, моём прошлом и настоящем, продолжал что-то нервно искать и печатать в ноутбуке, не обращая на меня никакого внимания. Мне казалось, что я могу спокойно встать и уйти, а он и не заметит моего почти таинственного исчезновения. А если вдруг что-то и спросит, то в свою защиту я могу ответить, что я кролик из шапки фокусника.       Сначала я тут, а потом… Оп, и меня и след простыл.       Нильсен бы смерил меня насмешливым взглядом, полным разочарования, скорее всего. А потом, я бы смело отправилась в психушку, по его начальской воле, разумеется. Не по своей же…       Я усмехнулась своим мыслям, пытаясь скрыть появившуюся на лице улыбку. Но, судя по всему, эта миссия оказалась очень лёгкой и на столько же провальной. Александр поднял на меня сердитый и ледяной, словно арктические льды, взгляд. Если бы его глаза были лазерами, то от меня бы осталась горстка пепла, которую Нильсен тут же бы сдул, дабы поскорее избавиться. Его холодный взгляд заставил меня съёжиться, и сейчас мне безумно хотелось скрыться или провалиться куда-нибудь. Да куда угодно, лишь бы подальше от внимательно изучающих и, словно раскладывающих меня вдоль и поперёк, синих глаз Александра.       — Что ты на меня так смотришь? — Язвительно проговорила я, обращая внимание на то, что Нильсен резко уткнулся обратно в свой экран. — У меня сложилось впечатление, что ты меня хочешь, — я приняла правила его игры. Сильно и громко сглотнув невидимый ком в горле, я устремила взгляд на его внезапно поднявшееся синие глаза, не сулящие ничего хорошего, заставляя встретиться. И, понизив голос до лёгкой хрипотцы, продолжила, — съесть.       Нильсен издал короткий смешок и, громко выдохнув, потёр переносицу указательным пальцем. Видимо, он ожидал чего-то другого.       Интересно, чего?       — Да, Харрис, ты не перестаёшь меня удивлять, — он отставил ноутбук в сторону и скрестил руки на столе между собой, испепеляя меня взглядом, — но и я не промах.       Я непонимающе уставилась на Александра, пока тот делал свою очередную театральную паузу.       Его клеймо на всю жизнь - это " так себе шутник ".       Но дальше ничего не последовало, хотя я ждала ответа или продолжения его фразы. Вместо этого, Нильсен медленно встал со своего кресла и вальяжной, но быстрой походкой подошёл ко мне.       — Нильсен, твой взгляд даже меня пугает. — Я старалась держаться твёрдо, но выходило плохо. — Сейчас ты похож на разъярённую макаку, что так и норовит отобрать все бананы, которые только найдёт.       На мгновение Александр остановился и с ехидством посмотрел на меня, как будто и ожидал такой глупости.       — Но у тебя, я что-то бананов не наблюдаю. Что же ты можешь тогда мне дать? — Он склонил голову набок, отнюдь не скрывая веселья, зародившегося в его глазах. Секунду подумав, он ещё быстрее стал надвигаться на меня.       Я попятилась назад, совершенно не понимая, что творит этот ненормальный. Меня это пугало не на шутку, ведь я терпеть не могла неопределённость.       — Ничего я тебе не могу дать. — Язвительно буркнула я и опустила взгляд вниз, чтобы не споткнуться о свои же ноги. Меня злила вся эта ситуация, злил этот чёртов Нильсен.       А Нильсен продолжал наступать на меня ровно до тех пор, пока мне некуда было двигаться. До тех самых пор, пока я не упёрлась спиной в панорамное и холодное окно. Он большим пальцем приподнял мой подбородок, чтобы я наконец-то подняла свой потупленный в пол взгляд на него. А затем, приблизившись к моему лицу настолько близко, что между нами остались жалкие несколько сантиметров, он прошептал прямо в губы:       — Я же вижу, что это, — Александр заправил за ухо одну выбившуюся прядь волос и сверкнул глазами, — ты меня хочешь. И вовсе не съесть.       Я нашла силы оттолкнуть Нильсена от себя и отойти на пару шагов подальше от окна. Его прикосновения вызвали рой мурашек и совсем не таких, какие появляются в момент слабости к человеку, нежности и страсти. Мурашки, вызывающие у меня чувство отвращения и жжение в груди чего-то неприятного.       — Что ты несёшь, Нильсен? Уверенность почувствовал? — Говорила я громко, совершенно не скрывая своего недовольства. Мне так и хотелось врезать этому самодовольному индюку, да со всей своей силы.       — Я всегда был уверен в себе, в отличие от некоторых. — Александр поправил ворот своей рубашки и вернулся в своё кресло, стараясь не замечать меня.       — Засунь своё огромное эго, — я обвела руками воздух, дабы показать насколько всё масштабно, — себе в задницу.       — Боюсь, как ты выразилась, моё огромное эго вообще никуда не поместиться. — Он печально вздохнул и скривил грустную улыбку.       Тоже мне актёр нашёлся.       — Нильсен, засовывай своё эго, куда хочешь. Мне. Всё. Равно. — Я отчеканила каждое слово и села на своё прежнее место, чтобы продолжить работу. — Хоть в цистерну. Главное не показывай мне его больше. Иначе…       — Иначе, что? — Грубо перебил меня Александр, но его глаза смеялись и вызывали у меня ещё большие неприятные эмоции и чувства.       — Иначе, я побью тебя. Но на этот раз возьму что-то тяжелее, чем тот сочок. — Я выплюнула все эти слова с такой яростью, что ещё чуть-чуть и я бы взорвалась, залив всё вокруг своим праведным гневом на далёкие сотни и даже тысячи километров.       — И, к твоему сведению. Перебивать людей нехорошо и некрасиво. Так взрослые люди не делают. — Я погрозила ему пальцем и надула щёки. Создалось ощущение, что объясняю основы этикета и уважения маленькому ребёнку.       — В интернете прочитала сегодня с утра? Так сильно не хотела упасть в грязь лицом передо мной? Я польщён.       — И вообще, я твой начальник. Хочу перебиваю, хочу нет. — Он, видимо, уже переняв моё настроение, проговорил это очень грозно, без капли былого ехидства. — Но я всё равно польщён, раз ты так готовишься ко встречи со мной, что аж заучиваешь какие-то фразы из википедии.       Как быстро он переобувается и меняет маски.       — Да, ты… Ты…       Я смотрела на него ошарашено, ведь до этого момента он ни разу не произносил что-то в духе: «Я твой начальник, ты мой подчинённый». Мой удивлённый взгляд стал той самой последней каплей. Нильсен положил руку на грудь и слегка поклонился, сидя в кресле. А потом кабинет разрядил громкий смех.       Да, он издевается! Вот опять.       — Индюк, — пробурчала я себе под нос, что, естественно, Александр не услышал, ведь он такгромко смеялся.       — Харе ржать. Ты че, как конь? — Он смотрел на меня прищуренным взглядом и не переставал хохотать.       Я стала махать рукой, чтобы наконец привлечь его внимание. И чтобы наконец он замолчал.       — Нильсен, ты че оглох?       — А, что? Говори громче, не слышу.       — Работать давай. Ты надоел.       Он покосился на меня, проворчал что-то на своём придурковато-индюшачьем языке и снова принялся за бумаги.       Но а я мысленно отпраздновала свою небольшую победу в нашем с ним состязании, ведь последнее слово осталось за мной. В своей голове я уже во всю разливала всему миру просекко и пускала салюты, да такие, что Нильсен бы и увидел, и услышал бы их с другого конца света.       За перекидыванием колкостей и изучением проекта прошёл наш первый совместный рабочий день. Я прикинула и перечертила план, который когда-то сделал Нильсен. Продумав, как максимально красиво и экологично сделать этот порт, я поделилась идеей с Александром. На удивление, мы согласовали именно мой план, но добавили пару правок и больше зелени.       Но Нильсен продолжал издеваться надо мной. Я не знаю, он делал это специально, и эта надменность уже входила в его основную составляющую при рождении. Уточнять этот вопрос я не стала. Не очень то хотелось под конец тяжелого, конкретно эмоционально, трудового дня услышать ещё пару-тройку таких высказываний.       Как же я надеялась, что этот первый день совместной работы станет последним. И я довольная пойду обратно к Сэму.       Какой-то умник как то сказал, что надежда умирает последней. В любой, даже самой тяжёлой ситуации, нужно обязательно сохранять эту самую веру в своё наилучшее будущее. Моя же надежда покинула мою бренную жизнь самой первой, слепо помахав мне и покрестив на прощание.

***

      К концу дня голова гудела и буквально ходила кругом из-за количества изученной мной информации и представления масштаба работы, которую только назревает сделать. Ну и, конечно же, от выпадов Нильсена в мою сторону. Я вообще его не понимаю: он то молчит, как будто в рот воды набрал, то начинает свою бесконечную глумливую тираду, состоящую из полного набора каких-то глупостей и тупых шуток.       Решив, что мне просто очень необходимо срочно расслабиться, я скинула вещи где-то ещё на пороге квартиры и набрала полную ванну горячей, словно кипяток, воды. Сто лет, так не сидела. А ведь я просто изрядно экономила своё время, всё больше и больше углубляясь в работу и уходя в свои мысли и не всегда тёплые воспоминания.       Сидя в обжигающей кожу воде, я слушала какое-то стендап-шоу и с наслаждением потягивала вино. В голове не было того привычного роя мыслей, была лишь пустота, позволяющая отдохнуть не только телом, но и головой. Нужно было подготовиться к новому совместному рабочему дню в компании с Нильсеном.       Я вспомнила, как мы сидели у меня дома, буквально за стенкой. Он видел меня расстроенной и курящей. Какой абсурд! С его приходом всё стало таким спокойным и простым, что было удивительно. Ведь я думала, что он только и делает, что насмехается и шутит. Но, где-то глубоко в душе, он очень хороший и, наверное, заботливый человек. Но, возможно, мне лишь показалось. Первое впечатление же самое верное. А при первой встрече с ним, я испытала всевозможные стадии страха и гнева.       Я вспомнила разговор с мамой, после которого Нильсен умчался прочь из моей квартиры. Мама в тот вечер хоть и казалась радостной, но я отчасти почувствовала и была уверена в том, что что-то произошло. И она просто боялась мне рассказать об этом, дабы не беспокоить. Но какая-то крупинка моей души, моего разума, хоть и крошечная, твердила и пыталась заставить поверить в то, что мама правда была радостной и счастливой, и ничего плохого не случилось.        Я верила, даже почти дошла до стопроцентного принятия.       Но вдруг зазвонил телефон, прерывая выступление очередного комика.       Мама.       — Ало. Привет, мам. — Ставя на громкую связь, воодушевлённо сказала я. Ведь, была рада слышать её голос и снова поболтать, обсудив сплетни про наших знакомых.       — Агата, привет. Как дела? Ты занята сейчас? — Протараторила мама тихим и немного опечаленным голосом.       Я, немного поелозив, села поудобнее в ванной, крепко хватая рукой бортик и ставя почти пустой бокал на полочку.       — Всё хорошо, ты как? Я нет-нет, не занята. — Я старалась говорить как можно спокойнее, обрывая ещё на корню появившееся где-то внутри волнение и испуг.       — Я сейчас к тебе заеду, — устало и как-то огорчённо отчеканила мама и зашуршала чем-то, — и всё расскажу.       Не дожидаясь моего ответа, мама сбросила звонок, продолжая громко копошиться на фоне.       Мою пустоту голову заполнили мысли. А что, если у мамы проблемы? А что, если проблемы с жильём и теперь она переезжает ко мне? А если что-то с рестораном? А что, если…? А если…?       Вопросы, на которых ответа у меня, к сожалению, не было, вихрем крутились в голове, то и дело уступая друг другу центральное месте, на котором я сосредоточивалась, с каждым разом напрягаясь всё больше.       Я мигом вылезла из ванной, и моё тело мгновенно покрылось мурашками от прохлады, стоящей в моей квартире. Быстро одевшись, я сначала сидела в гостиной, тряся ногой и взволнованно закусывая нижнюю губу, потом нервно ходила из угла в угол комнаты, совершенно не находя себе места. А мамы всё не было, хотя прошло уже довольно-таки много времени с её странного звонка.       Наконец-то раздалась настойчивая и громкая дверная трель, оповещающая меня о том, что кто-то норовить попасть в мой дом.       Мама.       Она неспешно зашла в прихожую, сняла обувь и отставила её в сторону. Повесив тёмно-коричневое пальто на крючок, подхватила сумку, прошла на кухню и уселась за стол, глядя руки перед собой.       — Мам, чай, кофе будешь? — Открывая один из кухонных шкафчиков, тихо спросила я, стараясь не показывать свои внутренние переживания. Мне не хотелось сейчас ещё и эмоционально давить на маму своим собственным состоянием.       Она, надо сказать, выглядела обычной и просто немного уставшей после трудного рабочего дня. Но её волнение и грусть выдавали именно глаза. Которые обычно сверкали от радости и были наполнены любовью и нежностью. Сейчас же, они были пустые, а взгляд был стеклянный.       — Агата, пожалуйста, сядь. — Твёрдо произнесла мама, но взор своих глаз притупила.       Я послушно села рядом с ней и взяла её ладонь в свою, неторопливо поглаживая холодную кожу рук большим пальцем. Я молчала. Ждала, пока мама продолжит говорить, так как давить и вытаскивать из неё слова мне совершенно не хотелось. Я боялась. Боялась услышать что-то плохое, что-то что могло бы добить моё и до того разбитое сердце и превратить его в ещё более мелкие частички, которые собрать воедино было бы невозможно.       — Милая моя, — она накрыла другой рукой наши соединённые ладони и подняла на меня взгляд, — послушай, пожалуйста. У моих хороших знакомых небольшие проблемы с бизнесом в Лондоне, а у меня с одним из ресторанов. Но ты, пожалуйста, не вникай в это, всё образуется. Сейчас немного не об этом.       Я непонимающе смотрела на маму, всецело не догадываясь к чему та клонит. Но я уже мысленно подкидывала варианты, как я могу помочь ей.       — И чтобы решить все проблемы разом, мы пришли к согласию брака между нашими семьями. — Отведя взгляд в сторону, почти спокойно сказала мама, слегка закусывая губу.        — Я не понимаю тебя, мам. — тихо и отрешённо произнесла я, крепче сжимая её руку.       Возможно, я правда не понимала. Но что-то внутри меня подсказывало и кричало о том, что для меня это будет слишком сложно и больно. Что во всей этой ситуации - пострадаю я.       — Мы пришли к согласию выдать тебя замуж за их сына.       — Что? — Я вскочила со своего места, резко вырывая ладонь из маминой хватки. — Какое ещё замужество? К тем более за незнакомца, без любви. Мама-а. — Я взвыла и взялась за голову двумя руками.       Я надеялась, что это всё сон. И скоро я проснусь на своей кровати, под мягким одеялом, а за окном будет светить яркое ноябрьское солнце. Но, несколько раз тряхнув головой и ущипнув себя за руку, я открыла глаза, а картинка не изменилась. Мама, сидящая за столом, внимательно смотрела на меня. В её взгляде читалось беспокойство и стыд.       — Нет-нет. Нет, мама! — Грозно проговорила я, ходя кругами по небольшой кухне. — Давай по-другому решим проблему. Я тебе помогу. Вместе мы справимся, слышишь?       — Агата, милая. По-другому это никак не решить, — она поднялась и взяла меня за руку, пытаясь поймать мой быстро бегающий взгляд. — Это всего лишь фиктивный брак, к тем более это ненадолго. По притворяетесь немного для светского общества и публики и всё, дело с концом.       Я молчала, всё никак не могла подобрать правильные слова для ответа. А вот, если бы и подобрала, были бы они всё-таки правильными? Не думаю. Я не считаю, что тут можно так просто взять и решить для себя: правильным ли является разрешение проблемы. Или же, оно для кого-то верное, а для другого отнюдь не такое.       Правильное решение всегда принимается тяжело, но обычно именно такое непростое разрешение - есть то самое верное, которое только могло быть.       Его уже приняли все и без моего прямого участия и согласия, осталось это сделать только мне.       — Агата, пожалуйста. — Ласково сказала мама, продолжая держать меня за руку. — Просто доверься мне, прошу.       Я медленно и нехотя кивнула, продолжая вести внутреннюю борьбу, где здравый смысл вовсю кричал, что это не то решение, с которым нужно соглашаться. Что я должна бороться и найти другой вариант выхода из этой ситуации. Но всё уже было уготовано судьбой. Всё было предрешено заранее.       Мама, ещё немного посидев со мной и всячески успокаивая, вскоре отправилась домой, оставляя меня одну. Снова одну. Наедине со своими мыслями и воспоминаниями, в которых я утопала, словно в море. Словно не умела плавать.       Время давно перевалило за полночь, а спать вовсе не хотелось. Я, лёжа в постели, задумчиво смотрела в потолок, почти не моргая. В уголках глаз скопились слезы, но я не позволяла им вырваться из меня. Я старалась держаться, думать о хорошем, но ничего позитивного в этой ситуации я не видела, или же не хотела видеть.       Мне хотелось провалиться под землю, чтобы меня никто не доставал и не трогал. Чтобы я жила так, как хотела и требовала только я. И никто больше.       Тишину, окутавшую меня и мою квартиру, разрушило пришедшее на телефон уведомления. Я, не меняя лежачего положения, схватила мобильник в руки и не глядя нажала на сообщение.              Мамуля: Завтра будешь знакомиться со своим женихом. Будь готова.              Мутная пелена застелила глаза, а в горле встал ком, который мешал нормально глотать. Но моё дыхание сбилось только тогда, когда на мой телефон пришло ещё несколько уведомлений.              Мамуля: Прости меня, Агата.       Мамуля: Я люблю тебя и желаю для тебя только самого лучшего.              Я откинула смартфон в сторону. И накрылась одеялом с головой, ложась на бок и давая волю своим накопившимся эмоциям. Слёзы потекли ручьём, плечи содрогались от тихого рыдания.       В это мгновение я почувствовала себя одиноко и разбито. Белая полоса моей жизни стремительно и безоговорочно превратилась в чёрную.       Не зря говорят, что всему хорошему приходит конец.