Слепая преданность

Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?

Да отрежут лгуну его гнусный язык!

© Мастер и Маргарита

      На кухонном столе ровным рядом стоит шампанское, и Алёна не знает, чего хочет больше: сбросить бутылки и прижать Сашу лопатками к гладкой поверхности стола или увидеть Трусову пьяной. А может рассмешить её до невозможности или смотреть в изумрудные глаза и не отводить взгляд, зная, что Саша сделает то же самое?       Алёна хочет забыть о проблемах хотя бы сегодня, на один чёртов день, и чтобы Саша забыла о них тоже. Будто нет её отца, сложностей в бизнесе и маячащего на горизонте Соколова. Нет тех отвратительных бумаг, которые Косторная уже не собирается доставать, и нет необходимости сообщать Саше о том, что их встреча не случайна. Забавно: Трусова как-то рассказывала Алёне про «теорию перста указующего» в своей любимой книге.       Косторная стоит в прострации посреди кухни. Саша тихо, как кошка, подкрадывается сзади. — Так мы идём или..? — Алёна тупо надеется, что девушка не умеет читать её мысли, но всё же заливается краской. И слава Богу, Трусова не видит этого со спины.       Собирая всю смелость в кулак, Алёна выдыхает: — Или? — Косторная, Боже, не дразни меня, у нас есть планы. — Какие мы серьезные, — Алёна притворно обижается. Саша в ответ несильно щиплет её за бок, и Косторная со смехом дёргается. — Ладно-ладно, если ты всему остальному, — сладко тянет Косторная, выделяя последнее слово, — предпочитаешь лепить ромовую бабу. — Снежную. — Предпочитаю ромовую.       И Саша тоже смеётся. Алёна хочет запечатлеть этот момент и высечь его у себя на сетчатке, потому что Саша смеётся. Над её глупой шуткой. А ещё она стоит у Косторной за спиной, и невесомо держит за талию. Алёне чудится, что именно так выглядит семейная идиллия, что так может выглядеть каждый их совместный Новый год.       Улыбаясь своим мыслям, Косторная разворачивается в Сашиных руках. — О чём таком хорошем ты сегодня всё время думаешь? — спрашивает Трусова, аккуратно проводя по переносице Алёны пальцем. Та в ответ забавно морщится, но двигается ближе, почти мурлыча.       Косторная может ответить что-то банальное, вроде: «о тебе». Но у неё не поворачивается язык на такие пошлости в сторону Саши.       Просто Алёна чувствует себя окрылённой, живой, наконец-то дышащей полной грудью. И, глядя на Сашу, понимает, что та полностью разделяет её ощущения. — О чём я думаю? — даёт себе ещё секунду на ответ. Трусова выжидающе смотрит и чуть сжимает кольцо рук на талии Алёны.       Косторная боится громких слов, и решает повременить с признаниями. — О том, что тебе пора поцеловать меня, а то только стоишь и смотришь, — Алёна лучезарно улыбается, будто это именно то, что она хотела сказать.       Саша игриво выгибает бровь и, едва заметно для Алёны, тихо выдыхает. Этот день одно сплошное «слишком». Слишком больно, слишком хорошо, слишком в сердце.       Они стоят на заставленной всяким новогодним «хламом» кухне, играет избитая Last Christmas, но Алёна даже не психует. Она невозможно пронзительно смотрит Саше в глаза и ждёт. Трусова обнимает одной рукой девушку за шею, поглаживая большим пальцем нежную кожу, а потом, не выдержав, впечатывается в губы. Косторная, вначале немного растерянно, но после все увереннее отвечает. Саша всегда ощущалась как гром среди ясного неба, как удар под дых.       И Алёне это нравится. Нравится ловить её выдохи губами и бесстыдно пробираться холодными руками под футболку, которую Саша зачем-то надела. Алёне нравится, как Трусова отвечает ей, как, не спрашивая, перемещает руки на бедра, как они движутся куда-то в сторону стула и Саша садится на неё сверху. От этого всего, пожалуй, можно было умереть прямо на месте, но Алёне подвластно только глупо улыбаться и пытаться нормализовать своё дыхание.       Что там следует за «выдох — вдох»? — Я переманила тебя на темную сторону, — шепчет Алёна куда-то в плечо девушке, — ты же, мисс правильность, хотела лепить снеговичков, а я так бессовестно нарушила твои планы. — Отдышись сначала, Боже. — Можно просто Алёна. — Заберите кто-то у этого ребёнка телефон! — Ребёнка? Сядешь за совращение. — Я уже достаточно удобно сижу, — ухмыляется Трусова, устраиваясь поудобнее на коленях Алёны. — Ты так-то тяжёлая. — А ты так-то спортсменка. — Эх, за что мне всё это? — Алёна картинно поднимает голову к потолку, после наконец-то встречаясь взглядом с Трусовой. — А ты чего это так смотришь? — Косторная забавно щурится.       Саша встряхивает головой и прочищает горло. Алёна почти видит, как в её глазах появляется задумчивость. Трусова совершенно точно отгоняет навязчивые мысли остаться дома и забить на все тщательно выстроенные планы. — Собирайся давай, мы ничего не успеваем, — всё же строго произносит Саша. — У тебя всё по минутам, да? — кокетливо мурлычет Алёна, распуская руки. — Да, и мы уже потеряли двадцать. — Потеряли? Ах так!       Она несильно бьёт Сашу по плечу и снова смеётся.

***

— Та-дам! — провозглашает Трусова, отстёгивая свой и Алёнин ремень безопасности. — Саш, мы приехали в парк, — непонимающе вертит головой по сторонам Косторная. — Я знаю! — В парк, — повторяет с нажимом. — Ага-а, — Саша ведёт себя абсолютно по-ребячески, и Алёну это настораживает. — Какая-то ты странная, уже выпила свой праздничный глинтвейн? — Да-да, и села за руль вместе с тобой, — потешается Трусова. — Ну, Саш, правда, — тянет Алёна, — что мы тут делаем? — Ты не хочешь прогуляться? Ну конечно, лучше было бы остаться дома и трахаться до потери пульса, а потом есть новогодние салаты и пить шампанское, — притворно обижается девушка. Алёна стукает её по колену, шепча себе под нос: «может и лучше». — Я всё слышу! — Я ничего и не скрываю! — в тон ей отвечает Косторная. — Всё, пошли, будем искать твоё новогоднее настроение. У меня дома его точно нет.       Алёна пытается хмуриться, но уголки губ всё же подрагивают в слабой улыбке — Саша хочет устроить ей настоящий праздник. Уже устроила. Она всё спланировала, украсила огромный дом, приготовила новогодний стол, а теперь ведёт её куда-то — точно сюрприз, Алёна видит это в Сашиных глазах и читает в нервных шутках.       Косторная с каждой минутой теряет свой скептицизм, засматриваясь то на Сашу, то на яркие огоньки, двоящиеся в глазах. Парк и правда выглядит волшебно, с этим медленно падающим снегом, редкими парочками и семьями с детьми, которые все как один пытаются уговорить родителей на праздничное мороженое. — Почему это место, кстати? — Алёна оборачивается на замедлившуюся девушку. — Мы бывали тут с папой каждый Новый год, — с небольшой заминкой всё же выдыхает Трусова, — а потом, — делает долгую паузу, — я совсем перестала праздновать. До сегодняшнего дня.       Ничего не говоря, Алёна просто берет девушку за руку и несильно сжимает в знак поддержки — та снова забыла перчатки. Косторная вздыхает, потому что Трусова, оказывается, совсем не умеет заботиться о себе. Только о других.       Раньше, слушая рассказы отца о его конкурентке, она представляла старую ворчливую седеющую женщину с ментальными проблема и редкой формой сучести, но не сейчас. Саша была той, что смотрела на все её, даже незначительные, выступления, гордилась каждым удачным элементом на тренировке, переживала за любое падение. Она абсолютно точно волновалась порой сильнее самой Косторной. Саша ничего не хотела для себя от этих отношений, только чтобы Алёна говорила с ней и была честна. Сейчас Косторная могла быть честна только в том, как, аккуратно притягивая девушку к себе за руку, нежно гладит её по замёрзшим щекам и мимолётно целует в губы. — Ты чего? — Саша выглядит недоуменно. — Просто захотелось сказать «спасибо». — Вот бы так каждый день говорили «спасибо». — Не смейся, я серьёзно, — насупилась Алёна. — За что спасибо-то? — они стоят рядом с каким-то ларьком и глупо улыбаются друг другу под ненавистный Алёне плейлист, но это почему-то не имеет значения.       Косторной кажется, что хоть раз в году должно случиться что-то сказочное. С ней вот случилось. — Спасибо тебе за всё, за праздник. — Мы ещё только начали, — вопросительно выгибает бровь Трусова. — Саш, не порть момент. — Поняла, исправлюсь. Что насчё…       Ей не дают договорить. — Каток. Каток, каток!       Саша прячет улыбку в рукав куртки. Пусть Алёна думает, что это её гениальная идея, а не хитрый план Трусовой. — Саш, не стой столбом, ну же! — Разве тебе не надоело кататься на коньках практически каждый день? — подыгрывает. — Не задавай глупых вопросов, шевели ногами, — тянет за руку в сторону пункта выдачи коньков — Саша не особо-то и сопротивляется. — Нам тридцать седьмой и… — Тридцать восьмой, — помогает Саша. — Да, спасибо! — тараторит парню, протягивая руки за коньками.       Трусова идёт в сторону лавочки, не дожидаясь девушку — та всё равно догонит через секунд тридцать, с её-то гиперактивностью. — Довольна, фигуристка? — Нет. Мы же ещё не переобулись, — выдаёт серьезно. — Ладно-ладно, — Саша, причитая, опускается на лавку возле бортика, — давай сюда свои коньки.       Алёна тут же чуть ли не кидает их Трусовой в руки. — Быстрее! Каток закроется через сорок минут, мне парень на кассе сказал, когда ты уже отошла. — Что он тебе ещё сказал? — с прищуром бурчит Трусова. — Что моя девушка выглядит очень ревнивой, и он не собирается даже со мной связываться — боится, — на выдохе выпаливает Алёна, стараясь как можно туже затянуть дрянные раздолбанные коньки. Но это не кажется таким уж важным, главное — она на катке, с Сашей, и это их первый совместный Новый год.       По периметру каток украшен разноцветными гирляндами, какими-то фонариками, картонными изображениями снеговиков-белочек-ёлочек, играют песни из новогодних советских фильмов. И они одни на катке. Саша смеётся, что в новогоднюю ночь только ей, Алёне, лёд интересен точно также, как и в любую другую ночь и день. — Ты коньки-то завязала, бизнесвумен? — Алёна тепло улыбается и присаживается на корточки перед Сашей. — Я что-то запуталась, — немного смущённо лепечет девушка, и Алёна, наверное, впервые видит в ней ту маленькую Сашу, которую та вечно прячет за фасадом строгости и серьезности. У Косторной топится сердце от этой картины. — Давай помогу, — мягко предлагает она, Саша вытягивает правую ногу с каким-то гнездом вместо узла. — Готово! — через пять минут мучений радостно выкрикивает чуть ли не на весь каток Косторная. — Спасибо, детка, ты лучшая, — взяв себя в руки, дразнит Трусова. Алёна сглатывает — справиться с бешеной сексуальной энергией сегодня, кажется, не представится возможным.       Девушка поднимается на ноги и тянет Сашу на себя за куртку. — Ты когда последний раз каталась, кстати? — та в ответ молчит, Алёне начинают закрадываться в голову определенные сомнения. — …никогда? — всё же то ли отвечает, то ли спрашивает Трусова. — Никогда?! Типа никогда-никогда? — Ну, может, лет в пять раз, не помню. Не всем же быть талантливыми фигуристками, — Саша смотрит с прищуром и гордостью во взгляде — Алёна тает на месте, прямо в тридцатиградусный мороз. — Ладно, пошли, только возьми мои варежки, а то падать будет больно, а я привыкла уже всё равно. «Кто не падает, тот не знает, как подняться» — мне так тренер говорила, когда я только пришла в младшую группу. Идём.       Трусовой ничего не остаётся, кроме как неуклюже плестись за девушкой, периодически спотыкаясь о несуществующие преграды. — Так, смотри, — Алёна вмиг превращается в строгого тренера, — сначала шаги, торможение, потом ёлочка, фонарик и поворот, если успеем. — Алён, у тебя программа на неделю, а у нас, если ты забыла, минут тридцать. Может, лучше ты покажешь мастер-класс, а потом я по кругу поезжу и домой?       Косторной нравится, что Саша говорит «домой», а не «ко мне домой». Алёне вообще сегодняшний день нравится, и она сдаётся под практически щенячьим взглядом девушки. — Эх, ладно, покажу просто «класс», — вздыхает фигуристка.       Разминаясь пару кругов, Косторная уже сама мечтает о теплом пледе и какао с зефирками, но виду не подаёт. Саша подбадривающе улыбается ей на каждом кругу. Алёна набирает скорость, чтобы выполнить какую-то старую дорожку шагов и простейший перекидной, но, кажется, врезается зубцом в глубокую ямку, и падает. — Мда, шоу не вышло, — смеётся она на обеспокоенный взгляд кое-как подъехавшей Саши, — но вот ты определенно делаешь успехи. — Глупая что-ли? Не смешно. Ты чего так? — кивая на место предполагаемого ушиба спрашивает Трусова. — В фигурном катании говорят, что все наши преимущества заканчиваются, как только у нас забирают профессиональные коньки. Вот, видимо, закончились. — Покажи, где болит, — Саша игнорирует её шутку, хмурясь и внимательно рассматривая лицо Косторной.       Поднимаясь на ноги, Алёна театрально хватается за сердце. — Сделаешь мне искусственное дыхание? — наклоняя голову, сладко тянет девушка. — Ясно, ничего у тебя не болит, а вот дурость не лечится, кстати. — Так себе из тебя доктор, — и обе звонко смеются.

***

      Замёрзшие и уставшие они буквально вваливаются в дом. — Алён, иди тогда в душ первая, а я пока займусь столом, — тихо говорит Саша, снимая мокрую куртку. — Хорошо, — Алёна вешает свою и Сашину верхнюю одежду на крючки и звонко чмокает девушку в щеку, — малыш, не грусти.       Саша вопросительно выгибает правую бровь. — Это из мультика. — А, — многозначительно заключает Трусова. — Устала, да? — Угу, — приобняв Алёну за талию, отзывается Саша. — Давай тогда ты — в душ, а я — на кухню, м? — играя с волосами девушки, предлагает Алёна. — Как скажешь. Погладь ещё, — мурчит, как настоящий кот. — Кто ж знал, что полчаса на льду так тебя утомят. — Возраст. — Саш, не смеши меня. — Может, спать? — Саш! В душ, бегом! Я всё сделаю в лучшем виде. — Моя девушка абьюзер, — еле ворочает языком Трусова, плетясь на второй этаж.

***

— Алён, давай быстрее, у тебя там олимпийский заплыв? Я уже засыпаю, — обнимая диванную подушку в гостиной, кричит Трусова. — Это точно старость, Саш. Тебя так с одного бокала унесло? — выходя из ванной, смеётся девушка. — Я вообще-то тебя жду, ничего ещё не ела и не пила. — Как благородно, не перевелись всё-таки рыцари в наше время, — Косторная в открытую стебётся над сонной девушкой, вытирая мокрые волосы полотенцем. — Кажется, с каждой глупой шуткой я люблю её всё меньше, — шепчет Трусова себе под нос. — Что ты там как дед бурчишь, Саш? — Я сказала, что с каждой шуткой хочу всё больше убить тебя, — тушуется. — Не сомневаюсь. Ты так и будешь в свитере Новый год праздновать? Я же видела твой костюм на вешалке. Красивый.       Алёна закидывает мокрое полотенце в ванную и расчёсывает запутавшиеся волосы. — Ты тоже не переоделась. Ещё и с мокрой головой. — Хочу, чтобы мы сочетались.       Трусова смотрит умоляюще. — Ладно, свитера, так свитера. Но в следующем году ты так легко не отделаешься. Хочу снимать с тебя секси-костюм, а не дедовский свитер. — Эй, это ретро, поуважительнее. — Почему, если с мусорки, то сразу ретро?       Алёна садится на диван поближе к девушке, ухмыляясь, и отбирает подушку. — Не спать! Время подарков! — Может, поедим сначала? — Поедим потом. Ещё даже не одиннадцать. Успеем.       Косторная достает из-за спинки дивана заранее припрятанный небольшой пакет с изображением звёздного неба и лучезарно улыбается. Саша приносит из кухни коробочку, обвязанную голубой лентой. Кажется, на коробке нарисована солнечная система. — Гении мыслят одинаково, — поднимая палец к потолку и захлёбываясь смехом, хрипит Алёна. — Мы с тобой просто люди без фантазии. — Не правда. — Ну, кто первый? — Гагарин, что за викторина? — Косторная не может перестать смеяться. — Я открываю в общем, — Саша аккуратно принимает из рук Алёны пакет и пару секунд просто смотрит на него. — Не помню, когда в последний раз мне что-то дарили. — А мне постоянно на соревнованиях, но это не то. Открывай! — и Трусова наконец-то выуживает из пакета книгу в бумажной обёртке, на которой написано: «она входила в калитку один раз, а биений сердца до этого я испытывал не менее десяти…».       Читая книгу, впервые, ради Саши конечно же, Алёна выделила цитат двадцать, но никак не могла выбрать одну, чтобы Трусова сразу поняла: и что это за подарок, и как именно Алёна относится к ней. О любви сложно говорить вслух, но вот писать или демонстрировать — гораздо проще. Косторная, при всей её открытости, боялась чувств — сильных, даже неконтролируемых. Любить было страшно и иногда больно. Алёна не хотела разбивать никому из них двоих сердце. — Может, распечатаешь подарок? — выныривая из своих мыслей, интересуется девушка. — Спасибо! — глаза Трусовой горят, и она невесомо проводит кончиками пальцев по немного неровному почерку. — Ты же даже не открыла, там коллекционное издание, между прочим. Я облазила миллион сайтов, не меньше!

Многие парни будут дарить тебе цветы.

Но однажды ты встретишь того, кто запомнит твой любимый цветок, твою любимую песню, твои любимые сладости.

И даже если он окажется слишком бедным, чтобы принести их тебе, это не будет иметь значения, потому что он потратит время, чтобы узнать тебя так, как не знает никто другой.

Только он заслуживает твою любовь.

— Алён, — Косторная непонимающе хмурит брови на серьезный тон девушки, — я люблю тебя. — И Саша впервые не отводит взгляд, а смотрит прямо, в нежно-зелёные глаза Алёны. У Косторной, кажется, не хватает слов, чтобы ответить, но Саша этого и не ждёт, она и так знает. — Открывай свой подарок, солнце.       Алёна медленно развязывает бант и открывает коробочку: на дне, ловя блики от гирлянд, лежит связка ключей с брелоком-сердечком. — Это то, что я думаю? — осторожно уточняет она. — Смотря, что ты думаешь, — беззлобно посмеивается Трусова. — Это ключи. — Пока всё правиль… — Эй, не смейся надо мной, — дует губы Косторная. — Да, это ключи. Там от квартиры и от дома. Я хочу, чтобы ты всегда могла прийти, когда тебе хочется или нужно. Ну, знаешь, вроде как безопасное место.       У фигуристки снова не находится подходящих слов, чтобы в полной мере выразить свои чувства и эмоции. — Спасибо, — Алёна врезается поцелуем в губы Саши, — это лучший подарок на Новый год!