Лети, лети, лепесток

Том стоял с огромным букетом красных роз. Сяо Чжань чуть заметно поморщился. — Зачем? — спросил он устало. — Я соскучился, — Том хотел обнять, но Сяо Чжань ловко ушел от ненужного прикосновения. Том был высокий и накачанный, его светлые волосы были щедро смазаны воском, рыжеватая борода видимо только недавно побывала в умелых руках барбера. Сяо Чжаня передернуло. — Давай после работы поедем в Шонеберг (район Берлина, сердце ЛГБТ-культуры). Сегодня в «Tom”s Bar» играют какую-то альтернативу и третье пиво бесплатно, или можно в «Блондинку». Там техно, но тоже можно. Сяо Чжань быстро шел вперед. Полы распахнутого пуховика крыльями вздымались от каждого, будто вбиваемого, шага. — Хартвиг, что с тобой? — Том резко схватил его за плечо, разворачивая к себе, чемодан дернулся и больно стукнул по ноге. Сяо Чжань выдохнул. — Извини, но я больше с тобой никуда не пойду. Мы расстаемся. — Ну уж прямо, — Том жестко смотрел в глаза. — Если я еду среди ночи тебя встречать, значит ты всем меня устраиваешь. Зачем мне с тобой расставаться? — Ты тоже меня устраивал. Но я полюбил другого. Поэтому мы расстаемся, — Сяо Чжань тоже мог смотреть так, что хотелось превратиться в лужу и стечь куда-нибудь в трубы канализации Бранденбурга. — Не устраивай сцен. Это ни к чему не приведет. — Хочешь сказать, что ты за четыре дня влюбился в Китае? В китайца? — в голосе Тома было слышно явное недоумение. — Да. В китайца. Ты, наверное, забыл, что я тоже китаец, — зло ответил Сяо Чжань, его губы неприязненно дрогнули. — Ну, я не против так-то. Влюбился и влюбился. Разлюбишь. Сейчас то ты уже дома, никакого китайца тут нет. Я, как-бы, тоже время без тебя не терял. Сяо Чжань резко повернулся, положил нелепый букет на свободное кресло и быстро пошел к выходу. Тут пуховик оказался кстати, хотелось скрыться, да и температура минусовая, холодный ветер сразу же проник к телу. Сяо Чжань быстро застегнулся, набросил капюшон. Пуховик прятал — будто в коконе. Сяо Чжань стремительно направился к стоянке такси. Пусть придется заплатить больше — самое главное укрыться в тепле салона, написать Ибо, пока еще не начался рабочий день и он не пропал в череде бесконечных совещаний. Сяо Чжань быстро написал, что его встречали, но он сразу же расстался. Что теперь есть только Ибо и чтобы тот не вздумал переживать, ревновать. Тот, видимо, держал телефон перед глазами, ответил сразу же, написал, что доверяет, что приглашение уже подписано у генерального, и ровно в десять утра по китайскому времени поступит на почту господина Ветзела. Что директор Лю торопит с туром, по которому есть пожелания — тур обязательно должен включать посещение замка Нойшвантайн и Кёльнского собора. Сяо Чжань ответил, что займется этим сразу, как придет на работу. Что в Европе сейчас адвент, все готовятся к рождеству, повсеместно работают рождественские ярмарки, и госпоже Лю это должно быть интересно. В конце концов вся эта чушь ушла на задний план, Сяо Чжань написал главное, что безумно скучает, еще даже не добравшись до дома. В доме горел свет — родители, конечно, ждали, несмотря на то, что отцу рано на работу. Сяо Чжань обнял мать, тепло улыбнулся отцу. — Приглашение уже у тебя на почте, посмотри, — Сяо Чжань сел в гостиной, положил голову на скрещенные на столе руки. — Устал? — встревоженно спросила мама, погладила по голове. Сяо Чжань моргнул. — Я помоюсь быстро и спать, ладно? А то уже каких-то три часа осталось, — Сяо Чжань улыбнулся, но мать не обмануть, она всегда чувствовала, если что-то не так. — Мам, в чемодане подарки. Он быстро помылся, лег в заранее расправленную мамой постель и с сожалением подумал, что хоть бы футболку Ибо надо было взять с собой, можно было ощущать запах. Вздохнув он закрыл глаза — спать оставалось совсем мало. Серое безрадостное небо не давало ощущения утра, дождь монотонно стучал в стекла, метрономом — по металлическому карнизу. Сяо Чжань перевернулся на спину. Его комната, всегда такая любимая и уютная отчего-то показалась нестерпимо детской. Дурацкие плакаты на стенах, как будто он еще не вышел из возраста пубертата, его рисунки в дорогих рамках — отец почему-то за этим тщательно следил, а он уже и не помнит, когда брал карандаш в руки. Шторы на окнах с дурацким мультяшным принтом, мама купила, сказала, забавные. Нравились ведь раньше — сейчас отчего-то бесили. Сяо Чжань закрыл глаза, вспомнил пустые стены квартиры Ибо, огромное окно вовсе без штор. Ибо сетовал, что как-то убил целый вечер, изучая все возможные варианты карнизов, но так и не выбрал, надоело. Сяо Чжань тогда в ужасе распахнул глаза, показав на светящиеся окна высотки напротив: «Ты же ходишь тут голый, а если смотрят?». Ибо и вправду стоял голый, не капли не смущаясь, а Сяо Чжаню хотелось зажмуриться, настолько он был красив: идеальное лицо, возможно кажущееся холодным, но Сяо Чжань за эти несколько дней понял, что теплее глаз, чем у Ибо он не встречал. Широкие плечи с четким рельефом мышц, крупные руки, в которых можно легко спрятать лицо, ярко прочерченные кубики пресса, узкие бедра, тренированные сильные ноги, член… Сяо Чжань потряс головой отгоняя воспоминание. А Ибо тогда улыбнулся одним уголком рта, глаза отчего-то стали хищными: «Я великолепен. Пусть смотрят. Мне не жалко. Но Чжань-гэ великолепнее и на него пялиться никому не дам. Купи шторы, Чжань-гэ и выбери карниз. У тебя это получится гораздо лучше». До совещания у генерального Сяо Чжань просматривал подходящие туристские пакеты, высылает директору Лю самые интересные. Ибо почему-то торопил с проработкой технической документации для второго этапа тендера. Сяо Чжань в свою очередь торопил отца, тот обещал, что к вечеру все будет готово. На совещании генеральный подробно расспрашивал о впечатлении Сяо Чжаня от китайских коллег, тот красочно рассказывал, впрочем, упуская некоторые подробности. Рассказывал в общем о Китае, о том, что люди в городах основном пересели с бензиновых автомобилей на электрокары, о шанхайских небоскребах, об огромной судостроительной корпорации CSSC. Сяо Чжань заметил, что генеральный загадочно переглядывается с отцом. Сяо Чжань сделал в голове заметку, узнать потом, в чем дело. Выйдя из офиса Сяо Чжань с раздражением заметил серебристый мерседес Тома. Тот стоял, привалившись к гладкому боку машины. Кожаная куртка на нем, казалось, сейчас лопнет по швам, не справившись с таким объемом перекачанной плоти. «Вроде раньше нравилось» — недоуменно подумал Сяо Чжань. Том стоял и крутил на пальце брелок от машины. От этого почему-то коробило. Сяо Чжань с удивлением понял, что тот всегда был такой, всегда ожидая Сяо Чжаня крутил в руках эти идиотские ключи, но раньше это почему-то совсем не раздражало. Не то, что бы нравилось — скорее Сяо Чжаню просто не было дела. — Том, зачем? Я же все объяснил, — сказал он с досадой, подходя ближе. — Я правда полюбил человека, поэтому с тобой быть больше не могу. — То, что я наговорил в аэропорту — неправда. Я тебе не изменял. Просто разозлился, — тот говорил искренне, Сяо Чжаню даже стало немного жалко его, такого самоуверенного, такого огромного — словно орангутан. И в то же время скучного и правильного до зубовного скрежета, выверенного до четкости. — Том, услышь меня, — Сяо Чжань впился взглядом. — Это я! Я тебе изменял, потому что влюбился. Я пока не знаю, что мне делать. Но ни с кем, кроме него я точно не буду. Дело не в тебе. Дело во мне. Там моя вторая половина, я уверен. Прости, — Сяо Чжань быстро пошел к парковке, словно огораживаясь от всего мира натянул капюшон, руками обхватил предплечья, кутаясь в такой нужный ему сейчас пуховик. Уже лежа в кровати, он крутил в руке телефон, ждал, когда в Китае наступит семь утра. Ибо позвонил сам, зевая и улыбаясь на весь экран. — Моего Чжань-гэ больше не пытался украсть грубый тевтонский рыцарь на дорогущем железном коне? — он смешно зажмурился — в огромное окно беспрепятственно било солнце, слепя сонные глаза. Взлохмаченные волосы лезли на лоб, на щеке виднелась складочка от подушки, губы припухшие, расслабленные, вот бы поцеловать. — Пытался, но был безжалостно изгнан, — Сяо Чжань устроился в ворохе подушек. — Как думаешь, второй этап мы пройдем? — Сегодня-завтра все будет ясно. Мы с командой сегодня изучим все материалы, вечером я пойду с докладом к директору Лю. Завтра — он к генеральному. По идее, дня через два должен быть ответ, — Ибо говорил серьезно, потому что про работу, но вдруг он облизнулся, сбился на другой, ласкающий ухо тон. — Чжань-гэ, я очень скучаю, — Ибо улыбнулся, но как-то невесело. — Обещают весь день хорошую погоду, до двадцати градусов, представляешь? Если бы ты был здесь, мы на пляж бы вечером сходили, на Рико-Рико. Там очень красиво. В волейбол бы поиграли, а потом смотрели бы шоу музыкальных фонтанов и пили ледяное мохито. А потом бы мятно целовались. — Ван Ибо — ты чудовище и мучаешь меня. У нас — ноль. И ветер, сдувающий с ног, — Сяо Чжань поежился и натянул одеяло чуть не до подбородка. — Даже дома холодно. — У нас лучше, гэ, — Ибо беззастенчиво встал с кровати, отвел руку с телефоном подальше. Сяо Чжань с улыбкой покачал головой, увидев что ткань боксеров натянута утренним стояком. — У вас лучше, согласен. Дни вязко тянулись в нервном ожидании, все валилось из рук. На третий день после работы Сяо Чжань заехал в магазин азиатских продуктов и накупил разнообразных соусов, уксусов и перцев. Скупил, наверное, весь ассортимент. Продавщица, молодая филиппинка, достаточно сносно говорящая по-немецки, доставала все новые и новые бутылочки, поражаясь, как китаец может всего этого не знать. Сяо Чжань тоже задумался — как? Мама, увидев на кухне этот гастро-бар, удивленно приподняла брови. — Научи меня готовить китайскую еду, — сказал Сяо Чжань чересчур импульсивно. — Хорошо. Только, Чжань-Чжань, сядь. Пока отца нет, расскажи мне, что с тобой происходит? — мама мягко надавила на плечи, заставляя сесть и успокоиться, поставила перед ним огромную чашку капучино. — Я же вижу, ты как приехал, сам не свой. — Ага, — Сяо Чжань вскинул тревожный взгляд на мать и быстро выпалил. — Я думаю вернуться в Китай, мам. — Чего-то такого мы с отцом и опасались, — она села напротив, разгладила руками идеально ровную неизменную клетчатую скатерть на столе. — Я влюбился, мам, — Сяо Чжань вздохнул, проникновенно глядя матери в глаза. — Парень? — ее идеальные сделанные брови взлетели вверх. — Ну конечно парень. — Ну, мало ли, — протянула она. — Китай, это не Германия, не такие свободные нравы. — Нормальные, — Сяо Чжань протянул через стол руку, накрыл ее маленькую ладошку своей. — А Том? — Что, Том? Я с ним уже расстался. Абсолютно чужой человек, — Сяо Чжань отвернулся, в темный экран окна монотонно барабанил дождь. — Влюбился за четыре дня и хочешь уехать к нему в Китай? Я правильно поняла? — Мам, ты лучше меня знаешь, чтобы по-настоящему влюбиться — много времени не нужно, — Сяо Чжань собрал ее руки своими, слегка сжал. Она кивнула, соглашаясь. — И еще мне очень понравился Китай. Даже не Китай — я нигде не был. Шанхай. Огромный и невероятный. Я как будто в будущем побывал. Мам, скажи, почему мы за все это время ни разу так и не съездили в Китай. Неужели тебя туда совсем не тянуло? — Я могу рассказать, если тебе интересно, — сказала она тихо. — Мне очень интересно, но если для тебя это тяжело — не нужно, — Сяо Чжань погладил руки. — Мам! — Все нормально, сынок. Это уже давно пережито, — она освободила руки, плеснула в бокал белого вина и опять села напротив. — Я ведь из Шанхая, Чжань-Чжань. Тогда мало кто хорошо жил, но моя семья была очень бедной. В восемнадцать лет я вышла замуж. По любви, но муж был так же молод и так же беден. Мы учились вместе в школе, первая любовь, несчастная. В девятнадцать лет у нас родился сын. Мои родители болели, я была с младенцем на руках. Муж брался за любую работу. Была середина восьмидесятых — время очень сложное. В итоге, он попал в триаду. Крупно проштрафился. Я даже не знаю, в чем? — она сделала большой глоток и судорожно сглотнула. — Однажды мама попросила меня отвезти подарок для ее старинной подруги — свитер она для нее связала. Ехать надо было на другой конец города. Поездка заняла весь день. Когда я вернулась, семьи у меня уже не было — всех расстреляли: безногого после китайско-вьетнамской войны отца, больную мать, моего глупого мужа и годовалого сына, — Сяо Чжань расширившимися от ужаса глазами, полными слез, смотрел на мать — та не проронила ни слезинки, просто крутила в руке бокал, наблюдая как золотистую жидкость закручиваясь стекает по стенкам. Сложно было даже представить, как можно такое пережить и не повредиться рассудком, более того остаться добрым и чутким человеком. Мама, его мама, в дорогих джинсах и брендовых джемперах, с прической от одного из лучших стилистов Берлина, с кучей модных браслетов на изящных тонких запястьях, с нереально дорогими кольцами на ухоженных тонких пальчиках — и пережила такое! Это невозможно было осознать. — Вот такая история, — она подняла глаза. — Не смотри на меня так, сынок. Прошло больше тридцати лет. Когда мы тебя забрали, я поклялась себе, что то, что произошло в моей жизни, никаким образом не должно отразиться на твоей. Ты не должен почувствовать и тени того горя. Мы с отцом старались окружить тебя теплом и заботой, и самое главное, любовью. Но вот с Китаем, да, извини. Ездить туда я не могу. Чжань-Чжань, иди ко мне, не плачь, — она встала, маленькая и хрупкая, положила голову Сяо Чжаню чуть ниже груди, крепко обняла. — Это страшно, но уже давно в прошлом. И наверное, правильно, и нужно, чтобы ты это знал, — ее дыхание согревало под сердцем. — Ладно, — она отстранилась, опять мягко усадила сына, подлила себе еще вина, бросила короткий взгляд на Сяо Чжаня и отмахнувшись, наполнила еще один бокал. — Правило нарушаю, конечно, — ее губы тронула улыбка. — Ай, ладно. Разок можно, а то уедешь, и не выпью с тобой никогда. Давай, рассказывай, кто он? — Ох, мам. Он фантастический! Абсолютно. Самый лучший, — Сяо Чжань запрокинул голову, мечтательно улыбнулся, вернулся взглядом — его глаза сияли. Он все рассказал: про первую встречу в аэропорту, про вечернюю прогулку по Шанхаю. Про ошибку Siemens и про его помощь на презентации, без которой участия в тендере бы сорвалась. Про европейский ресторан и недовольство директора Лю, а Ибо опять помог, опять спас. Про караоке и требование директора Лю, которое показалось таким неправильным, наглым. Сяо Чжань тут же покраснел, вспомним широкую обжигающую ладонь Ибо на своем бедре: «Это нормально, гэ. Соглашайся». Вспомнил, как сам бросился к нему с поцелуем. Удивленные, но такие счастливые глаза Ибо. Маме, конечно, об этом знать было не надо. Зато рассказал про удивительно теплый двор в старом центре, где все люди будто родные. Про заботливую добрую тетушку Мо, про ее мужа, выращивающего в маленькой квартирке удивительной красоты цветы. Про то, что им просто открыли дверь пустующей тогда квартиры и пустили переночевать, накормив с утра. Про новую квартиру Ибо, в которой нет даже плиты, и только один стул. — Мам, а ведь он вундеркинд. Или как это называется — гениальный ребенок? Он высшее образование получил в восемнадцать лет, физмат, между прочим. — Ты совсем пропал, мой мальчик? — она ласково заглянула в глаза. — Ага, совсем, — кивнул Сяо Чжань. — И знаешь, что самое удивительное? Мы ведь были в одном детском доме. Только он совсем недолго, пока его тетя оформляла документы после гибели родителей, — Сяо Чжань грустно усмехнулся, вспомнив слова Ибо про щенка на передержке. — Он, оказывается, долго меня искал. Я старше, и как-то помог, его обижали, — госпожа Ветзел понимающе кивнула. — Я понимаю его. Помню тебя тогда прекрасно, помню какой ты был. Смелый и справедливый. Один раз увидишь — запомнишь, а уж если почувствуешь — ты навсегда в сердце. Не забыть, как ни пытайся. Да что говорить, ты и сейчас такой. У вас прямо связь через года и расстояния. Неслучайно. Я верю в такое. Хотелось бы познакомиться, — она приподняла бокал, приглашая Сяо Чжаня. Он протянул руку навстречу, раздался мелодичный звон богемского стекла. — Хорошо, что рассказал, а то я переживала. — Мам, ты лучшая. Ты ведь знаешь это? — он склонил голову набок и протянул руки, ладонями вверх, чуть согнув пальцы. Госпожа Ветзел рассмеялась. Их пальцы сцепились в два замочка. — Льстец! Красавец, умница и льстец. Мое счастье, — она вдруг чуть зарапнула своими ноготками с идеальным французским маникюром ладони сына. — Знаешь что… воспринимай это пока только на уровне фантазии. Но отец вчера долго пел мне в уши, что генеральный был очень доволен твоими действиями в Китае и подумывает открывать там представительство Siemens, — она поднесла указательный палец к губам. — Я тебе ничего не говорила. В прихожей хлопнула дверь. Отец вернулся довольным и слегка навеселе. — Что сияешь, как медный пятак? — мама помогла ему снять пальто. Он попытался отмахнуться — я сам, но тут же получил острой ладошкой в солнечное сплетение, вернее в упругое пивное брюшко. — Девяносто процентов тендер наш, — сказал он улыбаясь, взял лицо жены в ладони, наклонился и громко чмокнул. Сяо Чжань обожал такие моменты. — Хартвиг, твоя заслуга в этом огромна. Завтра в первой половине дня по китайскому времени от них вылетает специалист по контролю, он проследит за работой нашей тестовой модели, и, если все хорошо — запускаемся. Тебе встречать в аэропорту, — господин Ветзел прошел в кухонную зону, увидев их небольшой сабантуйчик, улыбнулся. — Что празднуете? Можно я с вами? — мама привычным жестом усадила и его тоже, достала из холодильника вмиг запотевшую бутылку пива. — Пап, как зовут специалиста, не помнишь? — Сяо Чжаню казалось, что его дрожащий голос выдает его со всеми потрохами. — Почему не помню, сын? Я еще не настолько стар и не настолько пьян, но это я собираюсь сейчас же исправить, — он сделал большой глоток, пивная пена маленьким извержением устремилась наружу. — Ван Ибо. Специалиста зовут Ван Ибо, — Сяо Чжань перевел взгляд с отца на мать, откинул голову и закрыл глаза.