Лети, лети, лепесток

Самолет только приземлился, а Сяо Чжань уже стоял в зоне прилета. Его постепенно теснили другие встречающие, кто-то доставал карточки с именами, некоторые держали в руках цветы. Он стоял в нетерпеливом гуле толпы, но слышал только мучительно сладкое беспокойное биение сердца. Вроде было не жарко, но щеки пылали, губы приходилось постоянно облизывать. Он размотал повязанный вокруг шеи объемный шарф, расстегнул пальто, щурился, вглядываясь в длинный коридор, который то и дело выпускал прилетевших с разных рейсов небольшими группками. Наконец показался Ибо, его зеленая куртка издалека притягивала взгляд, плечи давил лямками уже знакомый рюкзак. Они заранее договорились, чтобы он взял только самое необходимое и летел без багажа. Делить гардероб на двоих уже приходилось. Ибо быстро шел, глядя сияющими, счастливыми глазами. Приблизился, сгреб Сяо Чжаня в объятия, не говоря ни слова уткнулся губами в шею, длинно вдохнул, вбирая в себя аромат — свежескошенная трава, нагретая жаркими солнечными лучами. Они стояли, со всех сторон обтекаемые потоками спешащих людей, ничего не замечая вокруг. Как в Шанхае. Почти. Тогда они расставались, на душе камнем лежало неуверенное, нерешенное, невысказанное. — Привет, Чжань-гэ,— горячий шепот согрел шею. — Привет, — Сяо Чжань невесомо коснулся волос губами. — Не отпущу тебя больше, — тихий немного охрипший голос пробрал до нутра, мягкой лапой коснулся сердца. — Не отпускай. Я хочу вернуться с тобой в Китай, — почти в ухо сказал Сяо Чжань. Ибо поднял вгляд, недоверчивый, непонимающе-счастливый. — Правда, гэ? — Сяо Чжань улыбнулся — из уголков глаз побежали тоненькие золотые лучики, кивнул. Ибо мимолетно прижался губами к губам. Сяо Чжань замер на мгновение, но отстранился. — Бо-ди, Берлин, конечно, за нас, но не настолько, чтобы вот так, — он счастливо рассмеялся и потянул Ибо за руку. — Поехали. Буду знакомить тебя с родителями. — А отель? — К черту отель! Я своим все рассказал, будешь жить у нас, — Сяо Чжань чуть не бегом спешил к машине, чтобы только оказавшись в салоне нормально поцеловать, почувствовать настойчивость трепетных губ, жар прикосновений длинных пальцев сжимающих шею. — Как ты решился? — Не знаю. Внутренне, наверное, еще в Шанхае. Просто не отдавал себе в этом отчета, — Сяо Чжань смотрел на дорогу, поток машин в семь вечера был довольно плотным. — Я за родителей очень переживал. Было бы сложно, если бы они не поняли, — светофор замигал желтым, Сяо Чжань плавно затормозил, накрыл рукой ладонь Ибо, погладил пальцы мгновенным прикосновением. — Ты не представляешь, что мне стоило убедить отца, что тебя не нужно сразу же по приезду вести в ресторан, — Сяо Чжань засмеялся. — У него, после моих рассказов сложилось впечатление, что все китайцы только и мечтают, чтобы кто-то накормил их в ресторане. Кое-как нам с мамой удалось донести до него смысл этой традиции. Короче, едим дома, ночуем дома. Если захочешь и не будешь валиться с ног из-за разницы во времени — можно сходить в клуб. Они у нас достаточно культовые. Ибо очень понравилась мама Сяо Чжаня, а вот отец немного пугал. Он был приветлив и доброжелателен, но Ибо он казался больше похож на огромную красную панду, чем на человека. Он говорил громко, жестко, будто из пулемета палил, при этом глаза улыбались. Все это вносило противоречия, образ никак не хотел складываться в отдельного человека. Будто в Дженге, один неверно вынутый брусок, и вся конструкция с грохотом разрушается. — Если выиграем тендер, то будем открывать представительство в Китае, — переводил Сяо Чжань, а господин Ветзел дожаривал на гриле лопающиеся жиром ароматные колбаски. — Каковы наши шансы? — Пап, ты уж прямо набросился, как бульдог, — Сяо Чжань попытался немного сбавить обороты отца. — Все нормально, Чжань-гэ, — Ибо легко коснулся пальцев, слегка сжал. — Господин Ветзел, поверьте, я хочу, чтобы тендер достался Siemens не меньше, чем вы. И не только из-за вашего сына. Ваша продукция для нас действительно почти не имеет конкурентов. Я хорошо изучил рынок. — Хватит о работе, — на веранду, где на гриле жарилось мясо вышла госпожа Ветзел, запахиваясь в куртку. — Ибо, Чжань-Чжань рассказывал, что ты был гениальным ребенком, а теперь — гениальный инженер, — уши Ибо мгновенно покраснели, он скосил глаза на Сяо Чжаня, смешно приподняв бровь. — Ну не то, что бы…, — он неопределенно пожал плечами. — Учеба и правда давалась очень легко. А что касается работы — в голове сама собой как-то создается трехмерная рабочая модель, я даже слышу, как она работает, слышу малейшие неполадки, чувствую, что вот здесь возможна проблема. Я, на самом деле, не до конца разобрался, как это работает, — Ибо развел руки. Господин Ветзел, дослушав перевод сына, внимательно посмотрел на Ибо. Сяо Чжань с укором покачал головой. — Нет пап, даже не думай. Ибо не останется в Германии. — У меня с CSSC контракт еще на три года, если вы начнете работать в Китае, то это возможно. — Опять про работу! Хватит мучать мальчика. Он летел через полмира, — вскрикнула госпожа Ветзел, взяла Ибо под руку и увела в дом. Когда Сяо Чжань с отцом вошли с блюдом ароматных дымящихся колбас, то застали идиллическую картину. Госпожа Ветзел поочередно совала нос в маленькие коробочки, которые Ибо раскрывал перед ней — он привез в подарок набор элитного чая. — Так. Ну если вы сегодня никуда не собираетесь, — после ужина госпожа Ветзел выжидательно посмотрела на Сяо Чжаня, тот поняв намек, отрицательно покачал головой, — то мы вас покинем. Дикманы давно зовут нас в гости, они сделали ремонт и очень хотят похвастаться. Останемся у них. На работу только не опаздывайте, — Сяо Чжань улыбнулся и заключил мать в объятия, отец почему-то вместо ласки получил короткий хук справа, который, впрочем, легко отбил. — Только не смейся, — бросил Сяо Чжань через плечо. Они поднимались на второй этаж. — Моя комната покажется тебе чересчур детской. — Чжань-гэ, я совсем недавно жил с тетушкой. Не волнуйся, не покажется, — лишь только Сяо Чжань закрыл дверь, Ибо тут же притянул его к себе, целуя со страстью голодного зверя, руки тут же проникли под хлопок худи, сжали талию, нежно скользнули по тонким бокам, по напряженным соскам, лаская шелковистую теплую кожу, прижали сильнее, грудь к груди. Наконец так долго сдерживаемому желанию был открыт выход. И оно било, вышибая любой стыд, затирая нежностью бушующее пламя страсти, когда уже почти пропадает разум, отключаются все звуки, кроме одного, самого важного, слишком желанного — стона, всхлипа, выкрика имени, хриплого рыка, оседающего нежным шелком на сердце, омутом черных глаз, в которых столько счастья, что кажется столько и не поместиться. — Хорошая комната, гэ, — Ибо звездой распластался на пушистом ковре цвета пыльной розы. Сяо Чжань лежал сверху, уткнувшись вспотевшим лбом в солнечное сплетение. — Лучшая комната на свете, — он приподнялся, притянул Сяо Чжаня к себе, целуя. *** — Хартвиг, зайди ко мне в кабинет, — услышав взволнованный голос отца, Сяо Чжань захлопнул ноутбук и поспешил выполнить просьбу. Поднявшись на лифте, он оказался на представительском этаже штаб-квартиры Siemens. Отца явно одолевали противоречивые чувства. Он, сгорбившись, сидел за своим огромным столом и напряженно постукивал пальцами по блестящей лаком столешнице. — Садись. Новостей много. И я в некотором потрясении, — господин Ветзел откинулся назад и пару раз крутнулся в своем удобном кожаном кресле, вернулся к столу, внимательно глядя на Сяо Чжаня. — Первое: тендер мы выиграли. Контракт заключен. Мы молодцы. Завтра завод начинает сборку. Нам положен хороший бонус. И второе, если честно, неожиданное для меня, — он закрыл глаза и потер середину лба. — Siemens открывает представительство в Китае. Это давно обсуждалось, но после твоей командировки стало очевидно, что у нас в компании даже есть человек, способный с этим справиться. На совете директоров генеральный предложил твою кандидатуру, большинство проголосовало — за. Вроде и хорошо, ты все равно собираешься возвращаться в Китай. Но потом один из учредителей начал проявлять недовольство, типа ты еще совсем молодой и неопытный, — господин Ветзел вздохнул. — Короче, Хартвиг, плакал мой Тенерифе. Я на два года еду с тобой в Китай, настраивать бизнес. Если все идет хорошо, мы с мамой возвращаемся в Германию, ты остаешься там на должности директора представительства. Да, кстати, открываемся в Шанхае. Ибо где сейчас? — В лаборатории был час назад, — ответил Сяо Чжань. — Пап, это же прекрасные новости, разве нет? — Прекрасные-то может и прекрасные, только вот я в Китай в пятьдесят пять лет переезжать как-то не собирался, — господин Ветзел шумно выдохнул. — Ладно! Где наша не пропадала. Звони Ибо, я маме позвоню. Рождество, да и изменения такие грядут — вечером идем в ресторан. Праздновать. На Александрплац сказочным мерцанием переливалась елка, припорошенная легкой дымкой выпавшего снега, по всей площади раскинулся рождественский базар. Счастливые смеющиеся люди переходили от домика к домику, в которых веселые подвыпившие продавцы в ярких костюмах гномов, волхвов и оленей продавали вкусную рождественскую выпечку, елочные украшения, сувениры. Мелодии рождественских песен сменялись одна за другой, люди радостно подпевали, пританцовывая. У домика с глинтвейном толпился народ. Сяо Чжань натянул Ибо пониже шапку, поцеловал в холодный нос, застегнул чуть разъехавшуюся у него на шее молнию пуховика. На улице сильно похолодало, пришлось купить еще один пуховик — в своей зеленой куртке Ибо нещадно мерз. — Давай купим глинтвейн и штоллен, — рассматривая прилавок предложил Сяо Чжань. Ибо уже давно заметил, что тот неравнодушен к выпечке. — А как-же ресторан? Родители, наверное уже, ждут. — У нас еще есть полчаса, и мы почти пришли. Просто хочется ощутить атмосферу уличного праздника, а не вот это все: ресторан, свечи, льняные салфетки, — Сяо Чжань смешно надул щеки. — Потерпи, скоро вернемся в Шанхай, никаких там тебе свечей, салфеток не будет — голые стены, кухня без плиты и окна без штор, — Ибо взял из рук Сяо Чжаня красивую новогоднюю керамическую кружку. В ее красном нутре дымился ароматный глинтвейн. Сяо Чжань взял такую же, в другую руку — картонную тарелочку с большим куском штоллена, усыпанным сахарной пудрой. — Пойдем, там свободный столик. — Я уже в голове работаю над этим, — с набитым ртом прошамкал Сяо Чжань. Ибо удивленно приподнял бровь. — Ну, над шторами, кухнями, — Сяо Чжань рассмеялся, сахарная пудра испачкала уголок рта. Ибо тут же слизал сладость легким поцелуем. Сяо Чжань приподнял кружку, Ибо с легким керамическим звоном ударил своей. *** — Вот такие дела, Ми-Ми, — господин Ветзел развел руками, как бы оправдываясь перед женой. — Хартвиг может лететь уже сейчас, бизнес-план будет готов на днях. Мы с тобой — через месяц. — Через месяц Чуньцзе, — мечтательно протянул Ибо. — В том-то и дело, — буркнул господин Ветзел, услышав перевод. — Вы там целый месяц работать не хотите, на ваш этот Чуньцзе. — Пап, наоборот хорошо. Спокойно поищите жилье, вообще отдохнуть можно съездить на острова, — Сяо Чжань успокаивающе похлопал его по плечу. — Не переживай так, тебе там понравится. — Питер, — госпожа Ветзел взяла руку мужа в свою. — Я понимаю твои переживания, но мне кажется, это прекрасный вариант развития событий. Еще немного побудем рядом с сыном, что в этом плохого. Поможем мальчишкам устроиться, настроишь работу представительства и поедем мы с тобой спокойно на твой Тенерифе, — госпожа Ветзел мягко улыбнулась мужу, подняла бокал с шампанским, только что разлитым по бокалам учтивым официантом. — С Рождеством! И с началом новой жизни. После ресторана Сяо Чжань потащил Ибо в клуб. В мерцающем свете танцующие фигуры выглядели причудливо, пульсирующий бит словно ломал тела, создавая иллюзию нереальности. На поднятых подиумах, огороженных светящимися радужным трубами, ритмично двигались, разогревая тусовку, молодые атлетически сложенные парни, облаченные только в черные кожаные шорты, на блестящих плечах выделялись белые лямки, держащие за спинами огромные перьевые ангельские крылья — в клубе тоже праздновали рождество. В темноте, разрезаемом лазерными лучами двигались люди — все это смешивалось в едином потоке, задаваемом четким сочным грувом. Бармены в фартуках, надетых на обнаженные торсы, с непроницаемым видом готовили коктейли, раз в несколько минут устраивая небольшое шоу с поджиганием или жонглированием бутылками. — Гэ, а почему тут в основном парни? — почти прокричал Ибо, пульсация музыки сотрясала, говорить было почти невозможно. — Это гей-клуб, — улыбнулся Сяо Чжань. Бармен поставил перед ними два тяжелых стакана золотистого «Пенициллина». — Говорят, что в Берлине они самые топовые. Вкус скотча ожег нёбо, приятно охладил лимонной кислинкой, оставив на губах медово-имбирную сладость сиропа. Ибо притянул Сяо Чжаня к себе, скользнул поцелуем к уху, не удержался, лизнул мочку. — Пойдем танцевать? Они просочились сквозь толпу, нашли свободную зону. Ибо несколько мгновений стоял, ловил кач, и вдруг его тело начало двигаться. Движения нанизывались одно на другое, сливались с музыкой в единое целое. Его фристайл начался с маленькой амплитуды, но танцующие рядом уже расходились, освобождая пространство, с радостью предвкушая шоу. Ибо переплетал стили, менял их в зависимости от музыки. Диджей будто приглашал к соревнованию, начал азартно миксовать: техно неожиданно сменилось электро-свингом, за ним пампинг — хаус, мелодичный соулфул сменил напористый бит тек-хауса. Вдруг ровный ритм поменялся ломанным — Ибо мгновенно подхватил, сделал рябь всего тела, откинул туловище назад, тут же собираясь волной, упал на колено, быстро встал. Его тело двигалось совершенно свободно. Будто гуттаперчевый он плавно перетекал из одного движения в другое, подчиняя себе любую музыку, реагирует на ее неожиданные изменения. Его танец взорвал танцпол, наблюдающие пританцовывали, восхищенно переглядывались, одобряюще вскрикивали на каждом зрелищном элементе, хлопали в ладоши. Сяо Чжань восхищенно замер, чувствуя дрожь в ногах. Ибо прорезал зал взглядом, твердым и острым, как обсидиановый нож. Пространство перед ним достаточно освободилось. Подстегиваемый ритмом, поддерживаемый зрителями, он начал агрессивно перемещаться по кругу, ушел в виндмилл на одной руке, качем упал на живот, двигался резко и жестко, будто бы трахая пол. Зал зашелся в истерике, а Ибо одним движением встал, подошел к Сяо Чжаню, сгреб его в объятия и властно поцеловал. У Сяо Чжаня пропал слух, показалось, будто они одни во вселенной, есть только Ибо, его настойчивый безжалостный язык, руки, железной хваткой сжавшие ягодицы, твердый член, упирающийся в пах, капелька пота на виске. Сяо Чжань тихо застонал — звук включился снова. В зале крики, свист, хлопки, неприличные жесты. Кто-то уже целовался, сраженный зрелищем, диджей поставил привычное техно, танцующие рассредоточились по танцполу. Ибо прожёг взглядом, прошептал в губы: — Пойдем домой, Чжань-гэ. Нечего им на тебя пялиться — На меня пялиться? — Сяо Чжань закатил глаза, возмущаясь несправедливостью. — Ван Ибо! Ты, вообще, человек? Да тут воздух вибрировал и пол раскалился от твоей харизмы. Не поскользнись, — Ибо непонимающе поднял бровь, — на слюнях, которые на тебя пускали. Но да, скорее домой, потому что я тоже…пускал, — он бросил уничтожающий взгляд, взял Ибо за руку и потянул к выходу. *** В шанхайском аэропорту «Пудун» было не протолкнуться — начался период Чуньцзе, традиционная китайская миграция. Электронные часы на руке Ибо постоянно вибрировали, советуя покинуть шумное место. Гомон и в самом деле был запредельный. Сяо Чжань стоял рядом, тревожно вглядываясь в лица людей, Ибо успокаивающе поглаживал костяшки прохладных пальцев, подрагивающих в его большой руке. Прилетевшие кучками выходили из раздвижных дверей зоны получения багажа. — А если им не понравится? — пробормотал Сяо Чжань, хмурясь. — Понравится, Чжань-гэ, — Ибо мягко улыбнулся, ласково заглянул в глаза. — Завтра они просто отдохнут, расслабятся. Вечером сводим их в ресторан, погуляем по старому городу. А послезавтра уже приедет тетя с мужем и мы всех наконец познакомим. Потом всем семейством полетим на Хайнань: будем купаться, загорать и тюленить. Что тут может не понравиться? — А отель-то хоть хороший у них? — нервничал Сяо Чжань. — Гэ, твой папа разве мог заказать плохой отель? Сам-то вспомни в каком жил, — Ибо легонько погладил по спине, надеясь лаской успокоить волнение. — Жил, — Сяо Чжань усмехнулся. — Одну только ночку и переночевал, а потом один голодный зверь сгреб меня в объятия и утащил в свои пустую нору. Хорошо хоть с кухней успели до приезда родителей, — Ибо кивнул. Монтаж кухонной мебели закончили позавчера — теперь у них была прекрасная современная кухня со всем необходимым. — Чжань-гэ, они идут, — вскинулся Ибо, указывая на знакомые фигуры. Господин и госпожа Ветзел улыбаясь спешили на встречу. Сяо Чжань раскинул руки в объятии, ловя мать. Она уткнулась носом в мягкий хлопок худи, крепко обняла. — С приездом на родину, мам, — прошептал Сяо Чжань наклоняясь. Ибо протянул руку господину Ветзелу. — Пап, давайте за нами. Прокачу вас сейчас на своей новой машине. Сяо Чжань стоял у большого панорамного окна и смотрел на ночной Шанхай, на море красных фонариков внизу, на светящиеся лентами потоки машин. Окно теперь не было голым, по обе стороны струился тяжелый темно-зеленый велюр гардин, тонкая органза чуть колебалась от ветерка, подувающего в приоткрытое окно. Рядом, на маленьком столике, стоял волшебный цветок Мо Сюя. Его сочные набухшие бутоны должны были вот-вот раскрыться и наполнить комнату чудесным ароматом. Ибо только вышел из душа, подошел сзади, прижался грудью, обнял крепко — не выбраться, положил голову на плечо, коснулся губами тонкой ключицы. — Завтра Цуньцзе, гэ. И я до сих пор не могу поверить, что ты нашелся, что ты вернулся, — Ибо залез руками под футболку, нежно провел руками по поджарому теплому животу, чувствуя, как тело Сяо Чжаня начало трепетать под его руками. — Я так люблю тебя, впереди вся жизнь, и больше не надо расставаться. Сяо Чжань развернулся, притянул в поцелуй, шепнул в губы: -Боюсь, чтобы любить тебя одной жизни мне будет мало.