Лети, лети, лепесток

Ибо открыл глаза и уставился в потолок. Осталось несколько часов. Потом в отель, помочь собрать вещи, отвести в аэропорт. Проводить…И расстаться. Осознавать это было невыносимо. Он протянул руку, разглаживая смятую простынь, уткнулся носом в соседнюю подушку, вдыхая легкий мятный запах своего же шампуня, и еще один, едва уловимый, аромат свежескошенной травы согретой жарким солнцем. Сяо Чжань провел здесь всего сутки, но квартира вдруг ожила. Комнату наполнял запах кофе, из мультиварки поднималась тоненькая белая струйка — в ней что — то готовилось. Он приподнялся на локте, осмотрелся — Сяо Чжаня в комнате не было, но из ванной доносился шум льющейся воды. Если прислушаться, было слышно, как он поет, что-то грустное и нежное. Ибо накрыл голову подушкой, но это не помогло: голос Сяо Чжаня звучал в ушах, весь Сяо Чжань завладел сердцем — не укрыться, не вытравить, не выжечь. Вчера они смогли вылезти из кровати только к вечеру. Выбрались в город. Ибо привел Сяо Чжаня в свой любимый маленький ресторанчик неподалеку от храма Цзинъань. Сяо Чжань стонал от восторга, пробуя острые шанхайские вонтоны, обжигался от нетерпения — сладковатого жареного угря принесли на дымящейся сковородке. А Ибо залипал на припухшие от острой еды блестящие красные губы; будто росчерком волшебной кисти выписанные глаза, покрасневшие в уголках, слезившееся от перца; на улыбку, от которой становилось светлее. Потом они, переплетя пальцы прошлись по парку Цзинъань. Бабушки уже выстроились ровными рядами для традиционной вечерней тренировки тай-чи. Сяо Чжань утянул Ибо на лавку и с восторгом наблюдал за ними. Движения их были плавными, тела гибкими, хотя на вид некоторым старушкам давно перевалило за семьдесят. Он сказал, что видел это в каких-то постах про Китай, но никогда не думал, что это действительно происходит повсеместно. Говорил, что в Германии такого быть просто не может, и бабушки там совсем не такие. Там они двух видов: либо полноватые домашние бабули, вряд ли бывающие где-то дальше кирхи и местного супермаркета, либо тощие, до черноты загоревшие тетеньки с вечной сигаретой в зубах, и, о ужас, частенько в мини-юбках и коротких топиках, обтягивающих сморщенную кожу, наотрез отказывающиеся принимать свой возраст. Сяо Чжань смотрел на все своими невероятными глазищами и молчал, с каждым часом становясь все печальнее. Ибо был в полном замешательстве. Он не понимал как, не знал, возможно ли это вообще, но отчаянно хотел, чтобы Сяо Чжань вернулся в Китай. Что еще можно было сделать за один выходной? Если бы было возможно, Ибо показал бы ему весь Шанхай, сводил бы во все свои любимые места, накормил бы самой вкусной едой, лишь бы был хоть один маленький шанс, что тот захочет вернуться. Когда они, уставшие, счастливо-несчастные приехали к Ибо, Сяо Чжань попросил, чтобы они закончили с вопросами тренинга. Закончить — закончили — а потом долго смотрели друг другу в глаза, пытаясь прочитать недосказанное. Ночью Ибо был самый нежным любовником на свете. Сяо Чжань всхлипывал и тихо стонал, сильно вцепившись в плечи, будто не желая отпустить, выгибался, подчиняясь каждому движению Ибо, а в его неземных глазах блестели слезы и они оба понимали их причину. Ибо целовал глаза, слизывал слезы, не давая им пролиться… Сяо Чжань появился через пару минут, в футболке и шортах Ибо, с влажными волосами, прядками, привычно спадающими на лоб. Ибо зарылся в подушку, делая вид что еще спит, но в приоткрытые щелочки глаз наблюдал за Сяо Чжанем, не смог удержаться. Тот бросил взгляд на кровать, увидев, что Ибо еще спит стал хозяйничать на его сиротской кухне. Ибо внутренне сжался — стало стыдно. Он собирался, правда собирался, и даже потратил полчаса на изучение какого-то сайта с кухонной мебелью, но это показалось страшно занудным и неинтересным занятием, сайт был благополучно забыт, надежда на нормальную кухню умерла вместе с навеки забытым сайтом. Сейчас он ругал себя, будь у него нормальная кухонная мебель, плита, посуда, хотя бы еще один стул — Сяо Чжаню было бы удобнее, а Ибо было не так стыдно. — Бо-ди, не притворяйся, я знаю, что ты проснулся. Нам все равно как-то придется пережить сегодняшний день, — Сяо Чжань подошел к кровати, от его улыбки хотелось зажмуриться. В руке он держал кружку с кофе. — На, аккуратно, горячий, — Сяо Чжань дождался, пока Ибо усядется и протянул ему кружку. — Неужели мы так и расстанемся? — Ибо поднял глаза, в которых было столько тоски, что Сяо Чжань не выдержал, отошел к окну, невидящим взглядом глядя на давно проснувшийся, а может и никогда не засыпающий город. — Я не знаю, что делать, — тихо сказал Сяо Чжань не оборачиваясь. — У меня там родители, которым я обязан всем, работа, у меня там все. Вся моя жизнь, — он молниеносно и как-то нелепо присел на корточки, обхватил голову руками. Горячие упругие струи обжигали кожу, Ибо поднял голову, вода лилась прямо на лицо, не давая нормально вдохнуть. Еще вчера утром он был просто влюблен, потом, уловив наконец в себе то, что так тревожило, Ибо стал присматриваться, пытаясь понять: он это или нет. Это было, наверное, глупо. В детском доме ему помог обычный детдомовский пацан, сейчас перед ним был молодой мужчина неземной красоты. Вчера, когда все выяснилось, после невероятного ошеломляющего секса, для Ибо это приобрело магический, сакральный характер. Казалось, отпустить уже невозможно. Он выключил воду и встряхнул волосами, маленькие капли осели на стекле дверцы душевой кабины: ни в верх, ни вниз. Ибо с горечью подумал, что вот сейчас Сяо Чжань улетит в свою Германию, а Ибо останется ждать, также как эти капли — они такие мелкие, что не могут собраться в ручеек и утечь вниз, они будут медленно— медленно испаряться, пока не исчезнут совсем. Ибо вытерся, натянул футболку и шорты, прихваченные из шкафа, и вышел из ванны, на лице играла мягкая улыбка. Всю дорогу от отеля они молчали. Это было странно, хотелось говорить и говорить, но каждый понимал, что любое слово теперь — слово в пустоту, возможно лишнее, возможно, уже не нужное. Машина мягко остановилась на единственном свободном месте одного из этажей аэропортного паркинга. Ибо оставил руки на руле, прижался к ним лбом. Сяо Чжань прикоснулся, погладил по голове. — Бо-ди, мы будем созваниваться. Каждый день. Видео звонки, мы же можем…, — он оборвался на полуслове, понимая, насколько нелепо все это звучит. Ибо поднял голову, посмотрел на него мягко, нежно и немного грустно. — Да, мы будем созваниваться, и видео звонки. Гэ, можно я тебя еще раз поцелую? Сяо Чжань подался на встречу, Ибо приник губами. Его ищущий язык толкнулся в теплый рот, настойчиво и влажно, лаская и не давая вздохнуть. Сяо Чжань вцепился в плечи, в попытке прижаться ближе — ближе было нельзя, мешал разграничитель коробки передач, разделявший передние кресла. Он открыл глаза, взгляд Ибо проникал в душу, черным обсидианом выжигая в сердце нечитаемые древние знаки. Все это было так мучительно, что Сяо Чжань отстранился. — Пойдем. Наверное уже началась регистрация на рейс, — Ибо судорожно выдохнул. — Пойдем. Не забудь пуховик. Сяо Чжань, повозившись, снял уже такую родную куртку Ибо, выгнулся, положил ее на заднее сидение, оттуда же вытянул забытый за ненадобностью четыре дня назад огромный черный пуховик. — Завтра в десять утра директор Лю должен выслать приглашение. Ты только-только прилетишь. У вас еще будет ночь, — Ибо достал из багажника серебристый чемодан, с так и не пригодившимися вещами. — Обязательно напиши, как прилетишь. Слышишь, Чжань-гэ! Вообще не обращай внимание на разницу во времени. Звони, как только подумаешь обо мне. — Тогда мы будем висеть на телефоне постоянно, — Сяо Чжань горько улыбнулся. — Да, я буду звонить. Люди текли нескончаемой рекой, огибая их слева и справа, а они стояли посредине зала, прижавшись друг к другу лбами, смотрели в глаза — не оторваться. Лицо Сяо Чжаня почти полностью скрывал объемный капюшон, позволяя оставаться почти незамеченным. Почти. Две высокие, намного выше обтекающей их толпы, фигуры, наверное, привлекали внимание, но это был аэропорт, все спешили: улетали — прилетали, кто-то встречался, кто-то прощался. И никому не было дела, что делают эти двое. А они… прощались. Сяо Чжань встряхнулся, будто вспомнил. Пальцы выскользнули из руки Ибо. Он снял с левой руки браслет из почти-черных матово-поблескивающих бусин и надел его на руку Ибо. — Не снимай, он будет тебя охранять, — Сяо Чжань скользнул по раскрытой ладони, еще миг посмотрел в омуты черных глаз, резко развернулся и не оглядываясь пошел к кабинкам паспортного контроля. — Чжань-гэ, я..., — не выдержал Ибо, но несказанные слова так и остались на губах. Сяо Чжань слышал крик Ибо, но не обернулся, по его щекам текли слезы.