Knees and freckles

      Настойчивый язык напирает всё сильнее, лаская его собственный. Не быстро, не грубо, но мокро, глубоко, словно впитывая его в себя: вкус, вздохи, неизменные такие, ласкающие слух, тихие стоны, что он не в силах сдержать. Слюна — одна на двоих, жаркое дыхание, шершавость мокрой кожи.       Чонгук нежен, но требователен.       Он прикусывает его губы: нижнюю, верхнюю; лижет поочерёдно, удерживая ладонями горящие юношеские щёки. Целует неистово. Не делает больно — лишь распаляет молодое, неопытное сердце. Тело, душу. Не отпускает из объятий. В какой-то момент придерживает за тонкую талию, едва находя её через ткань огромной футболки. Прижимает к своему прессу, вызывая новую порцию волнения. Едва даёт вздохнуть — в те моменты, когда их поцелуй становится медленным, тягучим и лижущим. Потом вновь жадным — до сбивающегося дыхания. Будто мужчина не успел насытиться им.       Тэхён плавится под его руками, губами и дыханием. Тэхёна колотит от желания и страха нового. Тэхён, кажется, забывает, кто он и как дышать, но вместе с тем и хватает ртом кислород вновь и вновь.       — Чонгук…       — М? Так вкусно… — шепчет ему на ухо мужчина.       — Вкусно? Тоже любишь арбузное?       — Тебя люблю.       Тэхён замирает, распахивая глаза. Смотрит на Чонгука так, словно ему сейчас открыли что-то невиданное. Стягивает горло, трепещет пташкой. Душа замирает где-то на уровне грудины и ключиц.       Тех самых, куда с деревянной палочки скатывается капля от растаявшего арбузного сорбета.       — А…       — А мороженое, — Чонгук склоняется над грудью Тэхёна, не выпуская его из объятий, и широким мазком тёплого языка слизывает розоватую сладкую каплю. Из приоткрытых губ Тэхёна вырывается тяжёлый вздох, — да, тоже вкусное.