are you even sorry?

Разгоряченная думами кожа прилипла к издевательски мягкой постели, застеленной для Браунинг в неприлично большом и помпезном доме Дарби Сабини. Пуховое одеяло, воздушным ковром укрывающее Эллейн, давило пластом невысказанных подозрений и скопом намёков на горькую расплату за совершённое. Каждый раз, когда она пыталась захлопнуть веки, болью в глазницах застревал навязчивый образ: на фоне кровавого заката ветер трепал одинокое чучело распятого Альфи Соломонса, возвышающегося над могилой Констанции. Безмолвной, упреждающей, леденящей душу холодом гранитной плиты. Как странно — убивать на войне Элли так и не пришлось, смерть несчастной пташки Беллы прошла мимо незаметной тенью, а сенсационная, громкая кончина лидера еврейского рэкета шипела из каждого ржавого чайника в Бирмингеме. Словно посвящение в сливки общества этого города, Браунинг ощутила на себе удушливую тяжесть греха и вины, которые нельзя замолить уже никогда. Полли Грей, женщина, являющаяся центральной фигурой и главной опорой всех самых масштабных и кровопролитных решений своего племянника, частенько захаживала в церковь. Она беспомощно шептала молитвы пересохшими губами, пока ее перевязанная бинтами душа знала, что трагичная судьба ее материнства — это и есть божья расплата за все ошибки, но женщина раз из раза продолжала каяться и верить в лучшее. Того гляди и откроет благотворительный фонд имени Шелби для детишек при церковной школе, выкупая себе прощение у Господа. Ночная рубашка Эллейн окрутила ноги, словно еще больше путая в душном лабиринте самоедских мыслей, облепила спину, промокшей тряпкой касаясь лопаток. Девушка ворочалась на измятом ею белоснежном белье в такт собственным мыслям, кружившим раскованную пляску на краю сознания, что раз за разом выкручивало па в сторону Томаса Шелби. Тогда, на поле, Браунинг показалось, что тот ее понял, что он не будет осуждать и при крайней необходимости даже готов быть сильным рядом с ней. Пронырливые и приставучие, думы не желали дать ей и минуты покоя в постели, так напоминавшей своим богатством и пышностью взбитых подушек родной дом, оставшийся в прошлом. Голоса наперебой озвучивали то, что она не сумела высказать вслух молчаливому Джейми, бросавшему на неё искрящийся укором взгляд. И Томасу, чьи взволнованные и стремительные движения буквально кричали, что ему есть до Браунинг какое-то дело. «Что, если это всё слишком жестоко?» — снова и снова пронзительно спрашивал ласковый голос матушки. «Быть может, на карту поставлено слишком много?» — братский бас заглушал своей твёрдостью ночную тишину спящего дома. «Ты опять потеряешь что-то важное», — собственный встревоженный писк, безостановочно жужжащий в ушах, было не узнать. «Доверься мне», — вторил шепот Шелби, и хоть было ясно как день в итальянской провинции, что он — последний человек, которому можно доверять, какая-то зудящая безнадёга внутри хотела повиснуть у него на плечах и шагать навстречу светлому будущему, обвив ладонью его рукав. Приложив кончики пальцев к вискам, Элли приподнялась на постели. Скользнули вниз ноги, наслаждаясь прохладой деревянных половиц и гулявшим по полу сквозняком. Возбуждённое сознание катало ком из слипшихся запретных желаний, тогда как на кончике языка балансировало одно-единственное имя, грозившееся сорваться и привести в действие пружины тела. Руки чесались прикоснуться к телефонной трубке в коридоре и набрать заветные, перебираемые между кончиками пальцев, цифры выученного незаметно номера. В желании её не было ничего личного — уточнение плана дальнейших действий, расстановки фигур на сцене и заготовленных реплик. Эллейн, настороженно ступая по пушистому ковру, заглушавшему звуки её преступления против собственных принципов, продолжала убеждать себя в том, что ночной звонок — вполне оправданное явление в её ситуации. Однако, уставшее от постоянной борьбы за себя и семью тело сопротивлялось объяснениям разума. Ему важно было ощутить, пусть и на расстоянии, тепло и ласку кого-то понимающего его трудности, пока брат — единственный оставшийся родной человек — продолжал держаться холодно и хмуриться каждый раз, стоило Элли показаться в поле зрения. Накинув халат, Элли выскользнула в коридор особняка, воровато оглядываясь, словно трусливый заяц, выглядывающий из норки. Настороженно прислушиваясь к перешёптываниям стен, она двигалась мимо пустующих комнат, чтобы добраться до телефонной трубки и хотя бы просто услышать его голос, убедиться, что он существует не только в её голове, что он настоящий и, может быть, даже ожидает этого звонка, напряженно вглядываясь в молчащую телефонную трубку. Безрассудные желания и разъедающие мысли подводили Эллейн всё ближе к полуночному злодеянию. Взлохмаченная, вымотанная собственной бессонницей, девушка не хотела попасться вечно судачащим горничным, из-за чего вздрагивала от каждого шороха заблудившегося сквозняка или скрипучих дощечек. И вот продрогшие пальчики потянулись к диску с циферками… — Не спится, красотуля? — подрагивающий голос Дарби разорвал молчаливую идиллию. Эллейн встрепенулась всем телом, понадеявшись, что мужчина, обычно не замечающий ничего дальше собственных усов, не обратил на это внимания, особенно в полутьме коридора. — Мистер Сабини… — необходимо было срочно собраться в кучу и вести себя тепло и непринужденно, хоть сбитое перепугом дыхание и придавало диалогу легкого интима. — Да, представляете, луна светит прямо в окно и совсем не оставляет шанса на сон, — вслед проснулось и кокетство. — Что ж, — Дарби с видом главы львиного прайда облокотился о дверной косяк, довольный очередной гениальной идеей. — У меня есть комната на другой стороне дома. «Плотоядное подрагивание усов, извращенный блеск в глазах, безапелляционная уверенность в том, что я не задумываясь прыгну ему в постель… Лучше момента и не придумаешь!» — Элли мысленно потирала ручки, ставя галочку напротив еще одного пункта их с Томми плана. Безусловно, Браунинг понимала, что нетерпеливый итальяшка не станет любезничать, уже даже от отсутствия такта как такового, но в первую же ночь оказаться так близко к её гостевым покоям — сыграть на его слабостях ей словно бы предлагала сама судьба-затейница. — Не ваша ли это комната, случайно? — игриво улыбнувшись, Эллейн попыталась поправить прическу, в крах испорченную полудюжиной подушек. — А если и моя?.. — Сабини приблизился и заправил отливающую золотом прядку за ухо, угрожающе нависнув над девушкой. — Нуу… — в знак того, что она не готова сокращать расстояние так спешно, Браунинг принялась крутить пуговицу на ночной рубашке итальянца, — если ваша, то… Мучительная, неестественно длинная, созданная для выражения притворного стеснения, пауза. — То-о-о? — горячный по своей натуре, вспыльчивый и совершенно не умеющий терпеть Дарби, раскраснелся от саспенса. — То это более долгий сценарий. — Оторвавшись от пуговицы, Элли блеснула невинностью карих глаз на Сабини. — Как полагается обращаться с леди, вы сначала должны пригласить меня на свидание, затем цветы, письма интимного содержания, ну, знаете, вот эта вся мишура… — А потом?.. — мужчина едва ли не облизнулся на показную распаляющую его недоступность, но каким-то чудом сдержал этот жест. Одно дело платить за любые прихоти беспринципным девушкам, но совсем другое — поиметь женщину, у которой есть прошлое, честь, собственное дело и амбициозные взгляды на жизнь. Ему хотелось заграбастать на свою полку новый трофей, чтобы потом хвастать подпорченной неприступностью девчушки, возомнившей себя на одном уровне с прославленным итальянским мафиози. — А потом судьба распорядится, что ей делать с двумя самодостаточными взрослыми и, чего греха таить, утопающими в искушениях, людьми, — завлекающая улыбка сияла в лунном свете, открывая новые грани прекрасного лица Эллейн и скрывая уродства ее души. — Спокойной ночи, мистер Сабини. Браунинг оставила невесомый поцелуй на шершавой щеке итальянца и, не оборачиваясь, легкой поступью отправилась в свои покои. Крючок был заброшен, бандиту осталось по одной маленькой сардинке проглатывать приманку, пока пасть не разорвет заострённая сталь, не щадящая ни благородную марлин, ни вонючую речную щуку. — Я поведу тебя на скачки! — лишь бросил вслед мужчина, очарованный явно не природной харизмой Браунинг, а собственными влажными фантазиями о том, как она будет сладко постанывать на смятых простынях, теряя всё своё благородное достоинство. Хотя бы кто-то в этом доме теперь будет спать безмятежно и самозабвенно, грезя о воплощении первичных потребностей и сочиняя меню на грядущий завтрак. Однако, и Браунинг, довольная пойманным моментом, скоро разнежилась в дрëме, потому что и без злосчастного звонка получилось продвинуть дело в сторону неизбежного успеха, в коем симпатия Сабини играла теперь главенствующую роль.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Закинув ноги на усыпанный контрактами, срочными письмами и учётными книгами стол, Томас выкуривал бессчетную сигарету, вглядываясь в размытые верхушки деревьев, освещенные светом луны. Словно забытые в манекене булавки, сияли поседевшие от пережитого волоски на коротко бритом затылке. Танцевали лучики холодного света в хрустальной пепельнице, пока Шелби был туго стянут тяжелыми мыслями и охватывающей туловище оружейной сбруей, давящей, мешающей сделать глубокий вдох и отпустить тяготы минувших дней. Выпустив в воздух несколько вихрастых дымовых колец, быстро сбежавших в распахнутое окно, мужчина вперил пустой взгляд на телефонный аппарат. Казалось, скоро вот-вот щемящую тишину раскроит звон, вот сейчас, еще секундочку, но… Он упорно молчал. Хотелось с корнем вырвать провод из корпуса, лишь бы не слышать противное и чересчур громкое жужжание бездействующего телефона, расползшееся по замершей комнате напоминанием о несбыточном. Что, если прямо сейчас тонкие женские пальчики тянутся к трубке в особняке Сабини, бледные губы шепчут о помощи, а сам макаронник по-хозяйски берет то, что считает по праву своим? Словно порезанную кинопленку зажевало в бобине, и в воспоминаниях кружились картинки-вспышки, как Томас сам отправил Грейс в лапы Дарби, что грубо, с нахрапом, задирали полу ее красного платья, которое девушка тщательно выбирала для того, чтобы понравиться своему спутнику. Еще не догадываясь, что в будущем эта блондинка с поразительно умными глазами оставит его вдовцом, забрав с собой в могилу кусок его души, Шелби всё же побежал спасать ее от неизбежного. А что сейчас? Сейчас он вновь на узорчатом блюдечке преподнёс итальянцу ту, что в сознании его укрепилась прочно, словно вцепилась волчьими клыками, загоняя в ловушку, которую приготовить должен был для неё он сам. Кто знает, может по ее щеке уже катится слезинка осквернения, пока Сабини наваливается на нее своей мерзкой тушей, а Томас слишком далеко, чтобы что-то сделать, недвижимо сидит в удушливом затишье кабинета… Загоняя подальше навязчивую картинку, в которой этот варвар с видом хозяина мира скользит руками по телам любых девушек вне зависимости от их рода и статуса, Томас с глухим стуком затушил сигарету о стекло. Загрубевшими руками Шелби растёр лицо, покачивая головой в знак несогласия со своими опасениями. Ладонь сама по себе потянулась к оружию, а воображение уже рисовало маленькие, пустые, как у рыбы, глаза Дарби, из которых вытекает жизнь. И почему он только не сделал этого раньше, чтобы не приходилось томиться в круговерти подкинутых воображением картинок? Нет, этого не могло случиться. Джейми, он хороший парень, он этого не допустит. Он неосознанно держит все время кулаки сжатыми, а челюсть стиснутой, будучи всегда готовым не только защищаться, но и нападать. Да чего уж там, она ведь и сама достаточно сильная, она выдержит колебания истерзанной души и поднимется с колен, перепачканных липкой грязью, а затем дальше пойдет по скользкой дорожке криминала. Быть может даже, под руку с ним, с Томасом, когда осознает, что редко когда попадаются на пути люди, которым можно доверять. Да, она все еще была слаба в сравнении с матерым гангстером вроде него, и от того Шелби без каких-либо видимых причин ещё отчаяннее хотелось, чтобы она чувствовала безопасность, следуя планам и отдавая свою жизнь в чужие руки. Горело в районе груди желание помочь ей твердо встать на ноги, добровольно обвив ладонями его плечо, дабы они вместе с гордо поднятой головой выдерживали удары судьбы.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Белоснежным, почти прозрачным призраком Браунинг вплыла в еле открытую дверь не своей комнаты. Ветер трепал кружевной тюль, присвистом заглушая тихое сопение со стороны ложа. Тёмные пряди челки упали на закрытые глаза юноши, который в беспокойном сне сминал кулаками несчастную простынь и ворочался, словно отбиваясь от невидимого врага, запертого под веками. Элли невесомо опустилась на измятую беспокойством постель рядом с юношей и нежной рукой огладила ладонь брата. Тихонько нырнув в жаркий плен одеяла, не снимая халат, даривший иллюзорное ощущение защиты в стенах незнакомого дома, она продолжила череду ласковых касаний — так укладывала их спать Констанция, когда в доме задерживались папины друзья и шумели допоздна то ли громкими разборками, то ли праздными пьянками. С губ почти сорвались засевшие в сердце слова старой колыбельной, которую матушка исполняла хрипловато, пытаясь заглушить хмельные песни или грубые переругивания, но девушка побоялась уязвить установившуюся с её появлением безмятежность в братских сновидениях. Однако, затерявшись в закоулках памятных моментов, она и не заметила, как ноготком задела его кожу. — Ты чего здесь? — сонным шепотом спросил Джейми, стирая с глаз пелену. Он переложил руку под шею сестры, и та примкнула виском к родной груди. — Извини, что разбудила. Не могу уснуть… — впитывая щекой удары сердца брата, девушка продолжала водить ладонью по его предплечью. — Ты не против?.. — Разве я могу быть против? — она не видела, но совершенно точно почувствовала, что Джейми улыбнулся куда-то в ночную мглу. Свободной рукой он прочесывал русые прядки, иногда путавшиеся между сухими пальцами. — Прости меня, Джейми… — прикрыв веки, Эллейн наконец расслабилась. — Я очень тебя люблю. Ты самое дорогое, что у меня всегда было. И единственное, что у меня осталось. Девушка подняла голову и с ребяческой наивностью заглянула в глубокую синеву глаз брата, наполнив свои собственные щенячьей всепрощающей преданностью. — Я тоже тебя очень люблю, сестричка. — Он оставил поцелуй на макушке и накрыл узкую спину тяжелой рукой. — Всё будет хорошо. Сладкий сон накрыл остатки четы Браунингов так быстро, что они даже не успели окунуться в негу воспоминаний, как много лет назад засыпали так же тепло и ласково в объятиях своей матушки. Тогда она не хотела покидать детишек, прижимавшихся к ней в поисках защиты и материнской любви. И не желала делить спальное ложе с насквозь пропахшим алкоголем супругом. Сердитое шарканье тапок Дарби по полу от комнаты, изначально предназначенной для Эллейн, тоже растворилось в мирном тумане снов: ему не удалось застать девушку врасплох, уязвимую и беззащитную, одиноко спящую в обнимку с подушкой, набитой гусиным пухом.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Благородно-белый с кремовым отливом бентли, который подручные Сабини после рявканья с его стороны оттирали от пыли и грязи уничтоженного паба всё утро, настороженно крутил колёса по подъездной дорожке особняка Томаса Шелби. Опускающийся на округу свет закатного солнца, перманентно существовавшего за поволокой туч, скрытностью своей служил таинственным целям Браунинг. Сидящий на пассажирском сидении Джейми, скрутив руки на груди, с возмущённым неудовольствием оглядывал возвышающийся пафосным замком над окрестностями особняк. Вивьен затаившейся мышкой посматривала то в одно окно, то в другое, искренне любуясь загородной природой и мысленно благодаря Эллейн за то, что та даже не подумала оставить её одну в доме Сабини. Несмотря на то, что он полнился людьми, ни один их них не был способен остановить хозяина, не особо церемонившегося с гостями, от восполнения своих первичных потребностей в унижении чужого достоинства. Браунинг не говорила этого вслух, но они в этом и не нуждались: обе понимали, что приятельниц не подкладывают под мужчин ни за деньги, ни ради исполнения самого серьёзного плана. Несмотря на то, что Сабини и сам покинул дом по бизнесменским делам незадолго до их отъезда, загадочно переглядывающаяся охрана не внушала особого доверия. Как и чёрный автомобиль, почти от самого дома тенью следующий по оттиску протектора, пока Браунинг умело петляла, рисуя завитушки, дворами и улочками, дабы стряхнуть его с хвоста. Припаркованный бентли, всхрапнув, заглушил мотор и выпустил из салона Браунингов и Вивьен. Ожидающая их на пороге старая экономка протащила свой тяжёлый взгляд по каждому прежде, чем впустить их в обитель грандиозных схем по свержению противников и победного смеха под элитный виски. Эллейн глубоко вдохнула воздух с примесью волнения и скорых перемен, зачем-то задерживая взгляд на висящем в глазированной деревянной раме портрете блондинки, чьи голубые глаза, выведенные вдохновлённой рукой творца, игольчатым обвинением впивались в душу Элли. Встряхнув слегка головой, девушка устремилась дальше, являя собой отставшую от группы туристку в путанице светлых коридоров особняка. Но когда из гостиной послышался знакомый насмешливый голос младшего Шелби, она уже не сомневалась, какими путями ей следовать. — А вот и она, — озорно ухмыльнувшись, развёл в стороны руки Джон, словно и правда был рад её видеть. — Ну как, обернулась на взрыв? — Очень смешно, — оглядев гостиную, она замерла на мгновение, цепляясь за невзрачное место у окна, на котором она в первый и последний раз видела свою матушку в обществе Соломонса. Сжав ладони, Эллейн выдохнула и, прежде, чем посыпались вопросы со стороны явно зацепившегося за секундное промедление брата, задала свой. — Где Томас? В своём габардиновом костюме цвета крепкого кофе вновь ощущала себя частью мужского сообщества ровно настолько, насколько этого желала после кратковременной расхлябанности, вызванной жизненными перипетиями. А именно: на все возможные проценты и доли, вновь включая деловитость в свой ангельский голосок, а влажный блеск в глазах маскируя под изучающую и пытливую искру, которую всё чаще поджигал азарт. — Здесь, — не успел ответить Джон, кривя губы в разочарованной гримасе от того, что не сумел как следует посмеяться с приятной ему девушкой. Томас вышел из-за спины старавшейся держать лицо Эллейн, оглядывая приведённых ею спутников. — Брат, возьми с собой мистера Браунинга и объясни ему план. А вы, — он указал на Вивьен, жавшуюся за Элли. — Можете остаться в гостиной. — Если, конечно, хочешь, — добавила Браунинг, стараясь не стягивать маску холодного расчета с лица и оттянуть момент, когда нога её пересечёт порог хозяйского кабинета. Отчего-то казалось, что сейчас, когда она тут на правах исполнителя их плана или даже гостьи, это может сбить с неё весь серьёзный настрой. Запретное, или даже частично сумасшедшее, желание узнать, к чему, кроме как к кабинету, ведёт скрытая в полутьме дорожка из гостиной, разгоралось под тёплой тканью пиджака. — Да, всё в порядке, я посижу тут, — Вивьен улыбнулась, тут же оказываясь рядом с обитым зеленой парчой с золотистый узором креслом. Словно управляемые железной божественной — или же дьявольской — рукой человеческие фигурки, каждый знал, куда ему идти и где оставаться, что сказать, а про что умолчать. Одна лишь Эллейн, выбиваясь из записанного на пластинку ритма, продолжала следить за братским недвижением, не спеша обращать свой взор на Томаса. — Пойдём, салага, обучаться искусству ведения дел, — Джон добродушно хлопнул по напряжённой спине Джейми, выглядев в нём способного ученика своим обычно искрящимся смешинками, но сейчас необычайно представительным взглядом. Браунинг кивнул с решительностью, предполагая, что опыт такого содержания, быть может, понадобится ему в будущем, учитывая, что неоткуда было ему набраться мастерства, засиживаясь в сестринском баре. — Пройдем в мой кабинет, — как только шарканье чужих шагов растворилось в надёжных перекрытиях и деревянных панелях, а Вивьен чуть разморила близость разожженного камина, раздался голос Томаса. Свет ламп, поощряющих танцы теней на замысловатых обоях, согнал с кабинета таинственность с флёром чертовщинки, которая каждый раз устилала сознание Эллейн при воспоминаниях о посещении ею обители Томаса Шелби. На столе поблескивал неизменный графин, на этот раз показавшийся чудовищно пустым, словно Шелби даже не надеялся попытать удачу и предложить даме стаканчик после стольких отказов. Стопки бумаг с витиеватыми печатями обрамляли углы, будучи верным атрибутом любого делового человека. Бронзовая фигурка лошади безмолвным сторожилой оберегала фотографии в резных рамках. — Присаживайся, — указав на гостевой стул подле хозяйского стола, который сам он обогнул, чтобы оказаться у обитого скрипящей кожей кресла, Томас подождал, пока Эллейн усядется, закинув ногу на ногу, и только потом присел сам. — На этот раз не откажешься разделить со мной стаканчик джина? — Джина? — приглядываясь к графину, в этот раз она действительно сумела отличить ровный, словно срезанный лезвием, край прозрачной жидкости. — Изменяете себе? — Скорее, расширяю несуществующие границы, — цепкий взгляд заполз под женскую рубашку, которую кто-то словно вывесил на мороз, а потом тут же закутал в неё Эллейн — так ей показалось, когда внутри всё похолодело. Он неустанно выискивал намёки на отторжение его предложения или подтверждение мыслей, терзавших разум прошлой ночью. — Ну же, для ведения бизнеса пригодится умение держать голову высоко, а язык — за зубами после выпитого. — Тебе и правда так хочется напоить меня? После того, как ты видел, что со мной обычно происходит, когда я выпиваю? — возмущение со стороны Элли плохо коррелировалось с её желанием ощутить на кончике языка пряные ноты классического сухого лондонского джина. — Только лишь для закрепления сделки… — он виртуозно подхватил два стакана, один из которых поместил с мягким стуком на поверхность перед девушкой. Не заметив признаков явного недовольства, откупорил графин и разлил кристально-прозрачную жидкость, показавшуюся девушке аналогом сыворотки правды, какой она её представляла. — Тогда… за успех предприятия, — подняла Элли руку со стаканом, пока мужские губы аккомпанировали её словам. Вязкий орехово-сосновый аромат пощекотал обоняние, а по языку разлился терпковатый можжевеловый вкус, отдающий цитрусовым холодком и пикантным кориандром. Напиток на дне стакана, беспокойной рукой закруженный в маленькое торнадо, играл сверкающими переливами волн. Браунинг, смакуя достойный внимания привкус, решила поделиться успехами в сфере зрительских симпатий в их общем спектакле. — Дарби пригласил меня на скачки ночью, после того, как у него не получилось затащить меня в постель, — Томас откинулся на спинку стула, пробежав глазами, залитыми пронзительно-прозрачным узорчатым льдом, словно гладь горного озера, по неожиданно властной фигуре девушки. Она определённо справилась с Сабини, в очередной раз доказывая, что не стоит даже на краткий миг забывать, кто скрывается под овечьей шкуркой и редкими девичьими платьишками. — Получается, я зря ломал голову над отвлекающим манёвром? — сказал Шелби вместо одобрения. С одной стороны он привык, что все вокруг беспрекословно подчиняются его приказам, но с другой — всегда рассчитывал только на себя, и если кто-то умудрялся без его помощи продвинуть дело, Томас это ценил. — Не стоило сомневаться во мне, — поджав подбородок к плечу, Элли метнула молнию довольного собой взгляда. Она ощущала небывалый прилив сил для того, чтобы сквозь окопные перегородки переть вперед, стреляя на поражение. — Вошла во вкус? — Томми не сдержал ухмылку на обычно каменном, как у греческой статуи, лице. — Просто настроение хорошее, — улыбнулась Браунинг, совсем расслабившись после пары глотков напитка с хвойным послевкусием. За стенкой, где должны были находиться Джейми и Джон, вдруг заиграла оживленная музыка. Звон бокалов, громкий гул мужского баса Артура и людей Ли, товарищей Шелби, наполнил вечно утопающий в тишине дом звуками праздненства. — Сколько раз говорил им не делить добычу, пока она еще дышит… — мужчина лениво отодвинул от себя пустой стакан, недовольно нахмурив брови в сторону двери. — Давай не будем терять время, пока Дарби не потерял меня, — почти перебила Элли, — что я должна делать на скачках? Томас поднялся из кресла. Такое бывает у людей, которым почему-то легче думается, пока они твердо стоят на ногах. Он обогнул стол и, склонив голову слегка набок, оглядел девушку, словно в поисках вдохновения для следующего штриха их большого плана. — Ты… — очередная порция джина расплескалась внутри резного хрусталя, — оденешься как самая роскошная женщина, что когда-либо сопровождала его на мероприятия. — Ох уж это стремление мужчин превратить нас в пустое и плоское украшение ваших успехов… — наигранно-устало выдохнула Эллейн. Она потянула ладонь к ёмкости, но Томас перехватил ее в воздухе. — А что потом? — А потом ты сделаешь вид, будто умираешь от желания отдаться ему прямо там, будто ты закипаешь от переполняющей страсти и вот-вот расплавишься от внутреннего огня, — Элли в задумчивости тоже встала на ноги, засмотревшись куда-то мимо плеча Шелби. — Ты хочешь, чтобы я и он на самом деле?.. — внутри всё съёжилось от одной мысли о том, что это не закончится парой фраз и одним поцелуем в щеку. — Нет, — прервал ее Томми, опустив ладонь на подрагивающее сомнением плечо. Эллейн подняла взгляд и увидела перед собой рассветный зимний снег, поблескивающий в его взгляде, такой уютный и пушистый. Словно где-то там есть и снеговик с морковкой вместо носа, укутанный в красный шарф, и где-то рядом ярмарка с горячим глинтвейном. Оставив внутри себя договоренность о том, что в случае чего можно сослаться на проклятый джин, девушка сделала шаг навстречу. — Потанцуем? — заплыв на волну лёгкой истомы предвкушения, Шелби ненавязчиво развернул ладонь в приглашающем жесте. — На этот раз не под дулом пистолета? — съязвила Элли, слегка подпортив момент, балансирующий между романтикой и непринужденной приятельской беседой. — Я безоружен, — пресек колкость Томас и увёл ладонь на талию девушки. Она покорно согласилась на приглашение, однако отвела задумчивый взгляд вбок. Он хитёр и очень опасен, он пытается спрятать правду в этом неловком вальсе. Правду о том, что сам не знает, насколько далеко ей придется зайти. — Значит, мне нужно будет с ним уединиться, но так, чтобы его охрана не потащилась за нами и чтобы там не было других людей… — рассуждала вслух Браунинг, медленно переставляя каблуки по паркету и даже не замечая на себе его изучающий взгляд. — Он сам отпустит охрану и разгонит людей из… какого-нибудь общественного туалета. Но… — Я буду ждать прямо там. — Шелковых русых волос коснулась гладко выбритая щека. — Обещаю, что между вами ничего не успеет случиться. Её ладонь непроизвольно скользнула по спине и смяла ткань одежды Шелби в жесте неуверенности и даже беззащитности. Тревога нарастающим комом металась между стенок сознания. — А как же люди? Нам не выбраться оттуда без подозрений. — К этому моменту все должны уже занять свои места и ждать начала скачек. — Словно кто-то запустил цепную реакцию, и теперь всё труднее было скрывать преодоление тактильного барьера. Томми только сейчас заметил, что уже пару мгновений прочёсывает пальцами раскиданные по лопаткам пряди, давно уже отдыхающие от тугих пучков и тяжелых заколок. Элли упёрлась виском в атласный лацкан пиджака, совсем разморённая то ли редким в ее организме крепким алкоголем, то ли пьянящим ощущением безопасности в компании этого человека. — Голд будет ждать нас снаружи в машине. Мы покинем Эпсом раньше, чем обнаружат его труп. — Твои мозги будто вовсе не отдыхают, — Браунинг продолжала лениво шаркать ногами в такт звучащей издалека музыке, пока расслабленная близостью горячего тела рука непроизвольно водила по измятой ею же ткани. — Ты выглядишь уставшим. Девушке не дано было, пронзив разнеженным взглядом мужскую грудь, добраться до занимавших всю ночь его существо удручающих мыслей. Томас же не спешил взваливать на её плечи главенствующие в сознании раздумья, а потому, продолжая непринуждённо тонуть подушечками пальцев в водопаде волос, выдал полуправду: — Размышлял о врагах и друзьях. О том, что Альфи зашёл слишком далеко и заслужил то, что получил, — Элли подняла голову, выглядывая в чертах лица подтверждение праздных слов. Однако, заметила больше, чем просто согласие мыслей и речи — неподдельную печаль, переплетенную со стойким ощущением правоты собственных действий. Быть может, он и жалел старого друга, но чувства Элли понимал охотнее. — Спасибо, — за что конкретно она благодарит Шелби, приморозившегося глазами к сменяющейся точке за спиной Эллейн, девушка не знала. — Надёжных друзей встретить труднее, чем заклятых врагов. — Иногда мне кажется, что сила в одиночестве, — правда, брошенная резко, из самых глубин человеческого сознания, вызвала отклик в душе Элли. — Но крепкое плечо рядом никогда не помешает. Семья… жена… — Оказывается не только девушкам они нужны, чтобы выжить в этом жестоком мужском мире, — вновь умещая щёку на костюмной ткани, девушка почувствовала стойкое желание разрушить наплывшую на комнату вдумчивость, вызванную обстоятельными словами. Ей не хотелось вести разговор дальше, туда, откуда она, возможно, не в состоянии будет выбраться. Или попросту не захочет. Томас позволил себе улыбнуться впервые за долгое время в чьём-то присутствии. Они продолжили кружиться в неспешном и спонтанном танце, в котором беспорядочные движения ног сменили беспокойные перемещения мыслей перед предстоящим новым и, скорее всего, заключительным актом их грандиозного спектакля. Рука кукловода, руководящего любимыми фигурками, с увлечением перебирала пальцами, вертя пару в незамысловатой пляске.