are you even sorry?

После реставрации «Гарнизон» обрёл еще более выразительный лоск, припорошенный роскошью: куда ни глянь, упрёшься взглядом либо в сияние хрусталя, либо в дорогущее красное дерево. Гостей, соответствующих дерзкому для Бирмингема великолепию, тоже прибавилось, хоть иногда всё ещё забредали после смены потные работяги, привыкшие к тому, что в «Гарнизоне» им всегда были рады. Но чаще всего купюр хватало только на один-два стаканчика самого дешёвого пойла, оставшегося от прошлой жизни паба. В личной комнатке для переговоров семьи Шелби Эллейн Браунинг беседовала с разодетым в новый светло-серый костюм Джоном, попавшимся ей совершенно случайно. У неё была назначена встреча с Томасом ровно на восемь, но тот, судя по всему, безбожно опаздывал, и его брат любезно принял на себя задачу занять своим обществом гостью, чтобы та не мучилась ожиданием. Вместо Томми, вальяжно развалившись на одном из кресел, её приветствовал Джон. — Он всегда такой непунктуальный? — в очередной раз бросив взгляд на карманные часы, спросила Элли, у которой были запланированы ещё дела. — Случается всякое. Скорее всего, какой-то форс-мажор, — явно пребывающий в хорошем настроении, он небрежно расплескал виски по двум стаканам. — Угощайся. — Не пью. А нельзя ли попросить чашечку кофе? — Эллейн всегда было неловко отказываться от алкоголя, будто он был неотъемлемой частью любой беседы в старом добром Бирмингеме, но приходилось твёрдо стоять на убеждённой трезвости ума. — Энди! — Джон постучал сбитыми костяшками по дверце, связующей бар и переговорную, — сделай даме кофе. И достань десертный бальзам. Сейчас я кое-что тебе покажу, — он вернул заговорщический взгляд на Браунинг. — Сладкий алкоголь я тоже не пью. Вообще никакой… — Элли неловко улыбнулась, однако обрадовавшись, что можно будет скрыть свою невежливость, вцепившись в спасительный кофе. Спустя пару минут заказ уже оказался на столе, и младший из цыган собственноручно откупорил бутылку ароматного бальзама. Чувствуя себя на удивление спокойно и легко, Элли покачивала ногой под столом, время от времени перекидываясь сверкающими улыбками с блондином, который неустанно перебрасывал зубочистку из одного уголка рта в другой. — Ты такого точно не пробовала. Спорить готов, это самый вкусный и бодрящий кофе в твоей жизни, — аккуратно склонив бутыль, он наполнил маленькую ложечку, а затем опрокинул её в кофе и парой движений кисти размешал получившийся коктейль. Несмотря на внутренний запрет, Эллейн не хотелось обижать обходительного и заботливого Джона. Приняв тот факт, что от пары капель бальзама в кофе ещё никто не страдал похмельем, она отпила из чашки. — Ммм, — согревающая жидкость с пряными нотками и карамельной отдушиной приятно удивила. Напиток оказался на самом деле очень вкусным. — Это великолепно, правда. На чём настоян этот бальзам? — Да забирай всю бутылку. Подарок по случаю приятного знакомства, — лучезарно улыбнулся молодой человек. Его приветливость и непосредственность буквально обезоруживала, а его общество и впрямь делало на удивление солнечное утро по-настоящему добрым, даже нервная привычка всё время дёргать за цепочку карманных часов куда-то улетучилась. Или без Томаса в этих стенах дышалось более свободно?.. Хоть о его присутствии напоминало всё вокруг, вплоть до самого существования «Гарнизона», Эллейн везде чудился его дух: в дорогих стаканах для виски, начищенных до блеска, в чертах Джона, когда тот переставал улыбаться, вместо этого чуть хмурясь на манер старшего брата, даже в пустующем кресле, наверняка занимаемом лидером «козырьков». Отставив чашку на золочёное блюдце, Элли вернула изучающий взгляд на Шелби. — Залюбовалась, Браунинг? — залихватски улыбнувшись, спросил Джон. Глаза его сверкнули довольством, пусть он пока даже и не услышал ответ. Он обхватил ладонью наполненный стакан, случайно брякнув по стеклянному ребру обручальным кольцом. — Брось, — хохотнула Эллейн, махнув лениво рукой. — Ты напоминаешь мне Джейми, — добавила она со светлой грустью меж строк. — Чем же? — Джон подался вперёд, будто бы для того, чтобы ей было легче выискивать сходство. В вопросе его не было разочарования от осознания, что видит она в нём практически брата. Напротив, не терпелось понять, как же так вышло, что поднаторевший в убийствах и взрывах гангстер напоминал ей безобидного парня, только вчера научившегося курить в затяг. — Я не заметил, чтобы к нему выстраивалась очередь дам, —шутливо подёргал бровями Джон, который прекрасно осознавал свою внешнюю привлекательность, ловя на себе заинтересованные взгляды женщин везде, где появлялся. — Очень смешно, — Элли с трудом не закатила глаза на типично мужскую шутку. Затем чуть посерьёзнела, ударившись в раздумья. — Не могу так просто объяснить. Внешне вы… Оба молодые, крепкие, кровь с молоком! Разве что Джейми тёмненький… — словно с тенью зависти по былой юности, Элли разглядывала россыпь веснушек на ровном носу. — Но энергетика от тебя исходит иная, более расслабленная. Будто ты привык ко всему, что происходит вокруг, а Джейми всё еще с опаской оглядывается на каждого. — После войны иначе смотришь на жизнь, да и смерти уже не боишься. Вот я и не боюсь никого, — Джон беззаботно повёл плечами, одним глотком осушив стакан с виски. Несмотря на то, что улыбка с лица сползла, он оставался непринуждённым, что было не удивительно: не каждый человек в этом городе мог себе позволить пить с самого утра, не переживая о последующих делах. — А блеск в ваших глазах… Это отблеск верности своей семье. Вы оба готовы на многое, если не на всё, для ваших родных, — погружённая в мысли Браунинг продолжала рассуждать вслух. Элли затерялась в придуманных ею же лабиринтах многозначительности и двойных смыслов. Джон задумчиво упёр локоть о ручку кресла, сложив подбородок в кольцо пальцев. Было бы в комнате зеркало, он бы обязательно взглянул на себя под новым углом, доселе неизвестным. Но вместо этого он смотрел на Эллейн, пытаясь найти подтверждение, что ей тоже пока рано выписывать себя из лиги молодых и свежих, но отражение пережитого опыта и упрямая морщинка меж каштановых бровей упорно рисовала образ его брата. — Ты напоминаешь мне Томаса, — спустя мгновение нашёлся Джон, вдруг растеряв всю прыть задорного голоса. — Так же тащишь всё на себе без устали. И оба вы жуткие упрямцы. Еле заметно кивнув, Браунинг вернула на своё вечно озадаченное лицо искреннюю полуулыбку и оглянулась, словно в поисках названной персоны. Пришедшая на смену тугому пучку лёгкая причёска со спадающими на плечи локонами отрезвляюще хлестнула по лицу. Настенные часы над головой Джона оповещали, что ей было пора. Время, отведённое на встречу с изначально другим Шелби, подошло к концу. — Мне нужно идти, — поднялась она с кресла и подошла к зеркалу, чтобы поправить причёску. Раньше её не так заботил внешний вид: обычно как Элли выходила из дома с утра, так и не озадачивалась подобными мелочами аж до умывания перед сном. Джон подскочил с кресла и подошёл к вешалке, чтобы закинуть на её плечи плотное шерстяное пальто. Браунинг было жаль покидать уютный кабинет: хотелось так же, как и Джон, наплевать на все дела и провести день за праздной беседой. — Спасибо за то, что не дал умереть со скуки. — Всегда пожалуйста, — даже если он был недоволен тем, что разговор их оборвался так внезапно, то на лице не было ни намёка на грусть. Нечасто Джону выпадала возможность вот так просто поболтать с девушкой: чаще собственной жены его окружали либо родственницы, либо жёны братьев. На выходе из «Гарнизона» Эллейн нос к носу столкнулась с Томасом, вздрогнув от пронзившего секундной растерянностью взгляда и грохнувшей позади тяжёлой дверью. — Доброе утро, — на автомате пальнула Браунинг и тут же мысленно чертыхнулась на очередное дурацкое приветствие, которое привязалось к ней при общении с Шелби. Сознание пронзило колкое желание съязвить о том, что она не собирается ждать его до поздней ночи, путаясь в догадках о том, когда же тот заявится на устроенную им же встречу, но сглаженное компанией Джона настроение смахнуло порыв. Замешкавшись, зашагала в сторону машины, взмахнув скользкой полой оливкового пальто и оставив в воздухе витать тяжелый аромат виски и шоколада. Томас вдохнул знакомый запах, который впитался в подкорку, и почему-то вспомнил подрагивающий контур её губ, влажный от поцелуев и бликующий лунным светом в окружении его молочных простыней. Смахнув навязчивый вопрос, изменила ли что-то в её к нему отношении та ночь в поместье, Томми шагнул следом за ней и произнёс, не повышая голоса: — Стой, — Эллейн инстинктивно повиновалась деловитому тону. — Ты опоздал, — оставшаяся на месте девушка, напоминая этим матушку, позволила мужчине подойти к себе. Как бы Браунинг младшая ни брыкалась впитыванию маминых женских штучек, она не могла отрицать, что порой они были сверхполезны. Томми, только что зажавший между зубов сигарету, протянул жестяную коробочку девушке, но та лишь медленно покачала головой. — Я задержался, — после небольшой паузы перебил он. — А у меня есть неотложные дела. Благо, Джон скрасил ожидание… — Элли мазнула потерянным взглядом по растрепавшимся под козырьком волосам Томаса, испытав мгновенное желание прикоснуться к ним и привести в порядок выбившиеся пряди. Казалось, генетика прямо уколола в самые инстинкты, хотя могло ли найтись иное объяснение такому внезапному желанию… прикоснуться? — Развязка устранена. Я позвоню, когда найду новое окошко в расписании. Оборвав очередной нежелательный поток мысли, девушка со свистом захлопнула дверь авто и завела мотор, оставляя Шелби наедине со своими вопросами. Томас же одними глазами проследил за тем, как непримечательный чёрный «Форд» медленно отъехал от его паба, мысленно возвратившись в утро, когда русоволосая сбегала из его постели. Бросив наземь окурок, словно отказываясь от воспоминаний, мужчина дёрнул ручку бара. Зайдя в приёмную, он буквально набросился на брата с немым вопросом в глазах, пытаясь выяснить, чем и как развлекал её брат, но беззаботный и довольный Джон ответил полным непониманием на веснушчатом лице. Поняв, что напор оказался бесполезным, Томми сел на деревянный широкий стул, тут же потянувшись за открытой бутылкой виски. По пути Шелби обратил внимание на полный стакан, небрежно оставленный Элли как ещё одно напоминание о том, как категорично она не принимала всё, что содержало хоть каплю алкоголя. Но тут же в воспоминании мелькнула картинка, что та держала в руках полную бутылку какого-то крепкого напитка по пути из бара. Что ж, видимо, с Джоном она не побоялась затуманить взор… — О чём вы говорили? — богато обставленную резной мебелью и узорчатыми ставнями комнату вновь заполнил табачный дым. — Да ни о чём таком, — расслабленный Джон повертел в руке стаканом, откинувшись на обитую парчой спинку, — обсудили родственничков… — парень глухо рассмеялся, сверкнув брату ровным рядом зубов, но тот не оценил юмор, вопросительно нахмурившись в сторону брата. — Не напрягайся, ничего серьезного, — Джон беспардонно закинул обе ноги на столешницу, принимая ещё более расхлябанную, даже полупьяную, позицию. — Обычные житейские разговоры. Ты о таких не слышал. А, Томми? Когда вы быстренько пропали в начале приёма и больше не появлялись, вряд ли по душам говорили. — Не сядь они так далеко друг от друга, младший непременно хлопнул бы вечно напряжённого брата по плечу. Но это не проняло главу «козырьков». Первой мыслью было отмахнуться, мол, она просто попалась под руку, но этот удаляющийся по гравийной дорожке автомобиль, отражая лучи солнца на заднем стекле, въелся в сетчатку ярким пятном. Хотелось, чтобы он сорвался с проклятого серпантина и пропал в иглистом каньоне, лишь бы не думать о шелке её волнистых волос, рисующих окружности на его татуированной солнцем груди. — А она ничего такая… — вновь разорвал тишину перебравший с утра Джон, мечтательно выпускающий косые колечки в сводчатый потолок. — Только вот я её явно не интересую. — С чего бы? — брат испытывал терпение Томаса, но тому приходилось глотать неприязнь и раздражение по сотне раз на дню, раз за разом запивая его глотком крепкого алкоголя. — Сравнила меня с братом, — отчитался наконец Джон, стаскивая со стола ноги, чтобы обновить жидкость в стакане. — Поговорили о семье. Обменялись жизненными мудростями… Томми одобрительно кивнул собственным мыслям, поражаясь жизненной иронии, настигшей его в виде этой начинающей бизнесвумен. Опрокинув пустой стакан вверх дном, Шелби поднялся и подошёл к окну. «Она честно ждала его здесь, но вообще-то справедливо отморозила при встрече. На её месте я тоже не стал бы церемониться», — хмыкнул Томас своим мыслям, отправившись в кабинет старшего брата, чтобы задать несколько вопросов по счетам паба.

⊹──⊱✠⊰──⊹

Заслышав шум мотора под окном, Констанция лениво поправила поблёскивающие чёрными камушками на солнце серьги и припудрила носик, вынуждая водителя привычно подождать, барабаня пальцами о руль. Прежде чем дама скрылась за дверью паба под внимательным взглядом работающего в баре Джейми, она подошла к нему, даря поцелуй в щёку, оставивший ярко-красный устойчивый к попыткам стереть себя след. — Ты у меня уже такой взрослый, сынок. — Констанция и сама не поняла, что именно подбило её на такие нежности: игривое настроение, что всегда настигало её перед встречей с Соломонсом, или же безусловная любовь к своим детям, которую в один момент скрыть за маской состоятельной важной мадам стало невозможно. — Спасибо, что следишь за баром. Джейми пробубнил что-то неразборчивое за смущением, алеющим на щеках вместе с матушкиной помадой, но отпираться не стал, позволив себе даже чуть улыбнуться. Женщина закурила сладкий табак, предвкушая новый день с обаятельным джентльменом, на этот раз пообещавшим прогулку вдоль моря, рядом с которым располагался роскошный, неприлично огромный особняк Соломонса. Шагнув за порог, Констанция кокетливо приподняла уголки губ в лёгкой улыбке: водитель уже ждал её рядом с открытой специально для неё дверью автомобиля. — Доброе утро, — выпустив дым в лицо хмурого мужчины, державшего руки в карманах пиджака, произнесла миссис Браунинг. Но вместо принятого в светском обществе бандитов и гангстеров ответного приветствия, женщина услышала короткий угрожающий выдох над правым ухом, больше похожий на рычание. Морщинистая грязная ладонь плотно прижалась к умасленным ароматной эссенцией губам, а к уложенным гелем волосам на голове прислонилось дуло револьвера. Констанция едва ли успела вскрикнуть, найдя себя в заложниках вместо кожаного, салона авто, в котором ближайшее время планировала созерцать бирмингемское утро, освещённое лишь блеском камней в её тяжелом колье и редкими лучами солнца, скользящего по водной глади у еврейского дома. Спина её уткнулась в крепкую грудь мужчины, перевернувшего женщину в одно мгновение, да так быстро, что дама запуталась в ногах и чуть не рухнула на землю из-за подкосившихся коленей. — Зови свою хитрую дочурку, — пробасил водитель, заставив кожу покрыться мурашками отвращения. Дорогая сигарета обожгла пальцы опешившей Констанции, почему-то продолжающей сжимать её. — Будем демонтировать всю ту красоту, что она установила на провода, — пепел вместе с сигаретным фильтром угодил на лакированные туфельки, безнадёжно портя выделанную кожу. — Не понимаю, о чём вы, — пытаясь сыграть в дурочку, миссис Браунинг захлопала глазами и попыталась сглотнуть подступившие к горлу слёзы, заставляющие голос дрожать. — Неубедительно, — бандит надавил пистолетом сильнее, напоминая, что зря Констанция снова зашла в эти мутные воды и не остановила дочь, ступившую на скользкую и опасную дорожку криминала вслед за своим мёртвым и глупым папашей. Прежде чем даме удалось отыскать в заполненной сладким дымом и липким страхом голове нужные слова, с глухим скрипом открылась дверь паба. Джейми, между пальцев которого аккуратно свисал шёлковый лавандовый платок, оставленный матерью, оглядел представшую перед ним картину, сжимая до боли челюсть: застывшая, словно фарфоровая кукла, которую сломать можно одним движением руки, матушка, сверкнувший металлом револьвер и водитель, неожиданно превратившийся в кровожадного монстра. — Что тут происходит? — в попытке звучать взрослее, младший Браунинг понизил голос, мелкими шагами продвигаясь ближе к умоляюще смотрящим глазам матери. При виде сына сердце женщины сжалось ещё сильнее. Страх за свою жизнь полностью заслонил собой страх того, что Джейми бездумно полезет грудью на амбразуру и непременно пострадает, если… не умрет? По прореженной морщинками щеке скатилась горячая слезинка. «Уходи, пожалуйста», — одними губами шептала Констанция, смаргивая влагу, теперь уже беспрестанно сбегавшую вниз по всему её лицу, скапливаясь на ладони бандита и смешиваясь с пылью, осевшей на его коже, и пудрой, только что нежно прибитой мягкой кистью. — Лучше не лезь, сопляк, — заметив приближение Джейми, мужчина направил дуло револьвера на юношу, заставив того патетически поднять руки ладонями вверх. — Дважды повторять не буду. — Я и в первый раз всё понял, — надеясь отвлечь разговором напряжённого до предела бандита, Джейми продолжал делать мелкие шажки робеющими ногами: несмотря на очевидный испуг, он не мог стоять на месте, когда его родной матери угрожала опасность. Ведомый незнакомым наитием, юноша не сводил глаз со зрачков еврейского посланника, словно пытаясь заворожить его, как хищник, который сейчас набросится на невинно пасущуюся зебру и беспощадно вспорет ей глотку. — Я сказал стоять! — дуло снова упёрлось в висок с всхлипом вздрогнувшей дамы. Веки её опустились, и из-под них выскользнули капельки слёз. Несмотря на крепко вцепившийся в бандита взгляд, мысли юноши метались из угла в угол, судорожно перебирая способы вернуть матушке былую безмятежность: как назло, отцовский револьвер был под сиденьем машины, а его собственный, приобретённый на случай пьяного погрома в пабе, остался под барной стойкой. — Вы же не хотите стрелять днём… на улице… при свидетелях, — Браунинг кивнул куда-то вбок и указал поднятыми руками на соседние дома. Бандит, скосив глаза на зашторенные окна, на мгновение стушевался, вдруг вспомнив о том, что в случае, если люди Сабини, под протекцией которых находился бизнес Браунингов, услышат стрельбу, то живым ему оттуда уже не выбраться. Удачно уловив этот момент в помутневшем взгляде мужчины, Джейми выбил пистолет, ухватившись одной ладонью за дуло, а второй — за запястье посланника Соломонса, а затем резко толкнул незнакомца ногой в живот так сильно, что тот навзничь упал. Констанция же успела вынырнуть из его рук, и Джейми инстинктивно завёл женщину за свою спину, будучи готовым принять потенциальную пулю, угрожавшую изначально ей, на себя. Пространство на мгновение словно замедлилось. Неизменный бирмингемский гул улиц вдруг затих. Ветер, время от времени гуляющий между кварталов, обратился в штиль. До ушей Джейми донёсся глухим эхом звук выстрела, будто оборвалась тонкая нить, заставив мир рухнуть поблизости, разбиваясь на тысячи осколков. Вслед за этим послышался отдаленный гул мотора, который приближался откуда-то издалека, и словно спустя пару мгновений итальянский говор заполнил эфир пинками в спину нападавшего, который лишь сдавленно посмеивался и расширенными в страхе глазами посматривал за спину юноши, мысленно прощаясь со своей никчёмной жизнью. Словно ведомый невидимой божьей ладонью, Джейми обернулся на Констанцию, глаза которой стеклянно застыли в одном положении. Спустя миг женщина рухнула в руки своего сына, который никак не мог осознать, что случилось. Ноги подогнулись, а колени, не ощущая боли, разбились о твёрдую землю, поднимая скопище пыли. Юношеское тело часовенным колоколом пробила крупная дрожь, а замыленный взгляд пытался донести до спутанного волнением сознания то, что видел: держась обеими руками за живот, Констанция продолжала беззвучно шевелить губами, снова и снова повторяя одно только: «уходи». — Мам?! МАМ! — прогремел на всю улицу сорвавшийся голос, словно амбарная дверь слетела с петель под натиском злого урагана, звякнув замком о бетонный пол. Джейми ладонями обхватил её лицо, поочерёдно заглядывая в глаза, из которых медленно утекала жизнь, сменяясь ледяным бездушием. — МАМ, ЧТО С ТОБОЙ? МАМ! — взгляд заскользил ниже, мимо корсетных стяжек её как всегда шикарного платья, шёлк которого спешно напитывался густой тёмной кровью. Миниатюрные ладони женщины побагровели и в момент ослабли; голова упала на часто вздымающуюся грудь юноши, и холодная земля исчезла под согнутыми коленями, словно фокусник выдернул со стола скатерть, оставив на нём все до единого прибора. Трясущаяся рука потянулась к кончику гонимого поднявшимся ветром лавандового платочка, сердечно любимого Констанцией, и растерянно прижала тот к пульсирующей кровью ране. — Ты забыла, мам, — горячие слёзы, стекающие по сухим губам, шепчущим всякую ерунду, скрывались в складках как обычно мятой рубашки, за которую Констанция ещё даже не успела отчитать сына, и безнадежно испорченного платья. Пятна на нём уже было не выстирать ни одной мастерице. — Как же так… ты совсем испачкала платье, мам… Мамочка, пожалуйста… Мир, казалось, и вовсе не почувствовал смерти Констанции Браунинг, даже не шелохнулся, продолжая естественный ход. Но внутри Джейми прогулялся нещадный смерч, разрушивший всё, чего сумел коснуться. Рухнули все стержни, поддерживаемые собственными устоями и принципами, матерью и сестрой. Юноша медленно покачивал стремительно холодеющее тело матушки в обессиленных руках, на которых корочкой застыла родная кровь, и, воздев к небу глаза цвета северного океана, спрашивал небеса, сколько еще горя должна пережить их семья, чтобы Господь наконец подарил им беззаботный мирской покой заурядной жизни. Люди Сабини, подорвавшиеся на звуки выстрела и уже выпустившие душок из убийцы, молча наблюдали издалека, не зная, нужна ли ещё их помощь. Из-за поворота, ведущего к соседнему кварталу, на новеньком навощённом до блеска «Бентли» жемчужного цвета вывернула Эллейн, постукивающая большими пальцами по рулю в предвкушении, как сильно обрадуется Джейми её подарку. Она представляла, с каким царственно-невозмутимым лицом матушка предложит прокатиться на семейный пикник и как подберет наряд, идеально подходящий к молочному переливу кузова авто, а прическу — такую, чтобы кудряшки развевались попутным ветром благодаря откидной крыше. После несостоявшейся встречи с Томасом Элли съездила в окраины обитания Соломонса, чтобы снять с его телефонной линии разветвитель. Когда дело было сделано, она поехала за подарком брату. Наконец-то, спустя невероятное количество тяжелых трудовых будней, впереди был долгожданный выходной, чтобы провести его втроем. Как в детстве, когда отец долго пропадал на работе, а Констанция собирала вокруг себя детишек для уроков этикета и речи, которые частенько заканчивались дружным баловством, в коем она никогда не отказывала ни себе, ни любимым детям. На вечно скорбно-опечаленном лице Элли сияла улыбка при мысли о том, как будут блестеть глаза её любимых мамы и брата, излучая неповторимое тепло и источая любовь и заботу, давно выветрившуюся из стен бара.