Новая жизнь Окетры и Лололошки

Три недели спустя город Рокерце снова зажил своей привычной жизнью, с серых улиц исчезли опустошённые взгляды, а на пристани вновь раздавались звонкие команды портовых работников. Карантин был снят и корабли, словно ожившая стая птиц, бесконечной чередой входили в гавань, нагруженные товарами, людьми и историями из дальних стран. В квартире над таверной Окетра стояла у окна, вдыхая свежий солёный воздух, который уже не казался ей пропитанным болезнью, её щеки порозовели, а голос вновь звучал бодро, она с улыбкой наблюдала за потоком людей внизу, Лололошка как обычно, работал в порту, его фигура выделялась даже среди множества грузчиков, уверенные движения, сила, которая казалась бесконечной и энергия, которую замечали все вокруг. "Как будто ничего и не было," подумала Окетра, но сердце ёкнуло от мысли о прошедших неделях. Она решила, что вечер обязательно посвятит чему-то особому, может быть, приготовить Ло его любимое блюдо? Или вместе прогуляться по городу, который, казалось, проснулся после долгого сна? --------------------------------------------------- На порту жизнь кипела, Лололошка как раз помогал разгружать корабль из далёкого Ларисара, доверху заполненный экзотическими тканями и специями, бригадир, пожилой гаштар, похлопал его по плечу, заметив : - Ты, парень, лучший наш работник, кто ещё может такие ящики вдвоём таскать? Ло усмехнулся, вспоминая, как за эти недели успел завоевать уважение даже самых опытных грузчиков, но его мысли были о другом, он уже представлял, как вернётся домой и увидит Окетру, её улыбка, лёгкие касания рук, голос который заставлял забыть обо всём. - Сегодня точно домой пораньше уйду - сказал он сам себе, скидывая последний ящик на склад. Рокерце, выстоявший перед угрозой чумы, вновь обрёл своё лицо, улицы ожили, рынки наполнились звуками и красками, а в сердцах жителей зажглась новая искра надежды. Лололошка, едва подняв очередной ящик, заметил, как к порту приближался огромный корабль с серыми парусами, на парусах четко выделялся черный ворон, символ Альхейна, могущественной империи, для которой Дейренесхейн был лишь вассалом. Массивное судно внушало одновременно трепет и беспокойство, его корпус был покрыт металлическими вставками, сверкающими на солнце, а размер превосходил большинство местных кораблей. Когда корабль ошвартовался, на причал высыпали альхейрские офицеры, они были высокими, бледнокожими, с надменными выражениями лиц, их одежда, тёмные мундиры с серебряными нашивками, подчёркивала их статус. Один из них выкрикнул что-то на своём языке : - Skip út Áľhéjn is oánkomme! Brócht de láden yn hávene! Háastich, wy hawwe gjin tíd foar láng te wáchtsjen (Корабль из Альхейна прибыл! Перевозите груз в порт! Быстрее, у нас нет времени долго ждать!). Лололошка нахмурился, не понимая ни слова, но по тону догадался, что речь шла о товаре, на палубе корабля стали появляться рабы, цепями связанные друг с другом, мужчины, женщины и даже дети, бледные от долгого плавания, медленно сходили по деревянному трапу, их лица были усталыми, глаза потухшими. Жители порта смотрели на происходящее с подавленным страхом, ьорговля рабами не была редкостью, но каждый раз это зрелище оставляло горький осадок, альхейры властвовали здесь как хозяева, напоминая всем о том, что свобода в этих землях, условное понятие. Ло чувствовал, как внутри поднимается глухая ярость, он не мог понять слов, но эмоции, что витали в воздухе, были красноречивее любого языка, один из офицеров указал на Ло, что-то резко выкрикнув : - Láden yn it skip móatte éarst kontroleárd wúrde. Rjochte op de sláven en spesjále wáren, gjin flaters méie mákke wúrde. (Груз на корабле должен быть сначала проверен. Особое внимание на рабов и ценные товары, ошибок быть не должно). Лололошка бросил взгляд на бригадира, который быстро махнул рукой, показывая, чтобы тот подчинился, Ло сдержал гнев, решив не привлекать лишнего внимания, он знал, что сейчас нельзя идти против системы, но мысль о людях, которых обращают в товар, не покидала его. Подняв один из ящиков с грузом, он заметил мальчика лет восьми, стоящего в цепях, их взгляды пересеклись, в глазах ребёнка читался не страх, а странное, почти бесстрастное принятие. Лололошка застыл, не в силах отвести взгляд от сцены перед ним, на палубе огромного корабля, под серыми парусами с чёрным вороном, рабовладелец с хлыстом в руке яростно выкрикивал что-то на альхейрском, его слова казались острыми и безжалостными, словно клинки, перед ним, на деревянных досках, сидела молодая девушка, светлые волосы, запачканные грязью, падали на плечи, её худое тело дрожало, голубые глаза, потухшие, но всё ещё живые, смотрели прямо вперёд, не показывая страха. Она была слишком хрупкой, чтобы подняться, на её худых руках и ногах виднелись синяки и свежие раны, от которых кровоточила кожа, её уши привлекли внимание Лололошки, это были уши необычной формы, почти человеческие, но слегка заострённые на концах, они казались знакомыми, и в памяти всплыли рассказы Ейведара и Ллоегра. Кафрийка. Ейведар упоминал этот народ как вымирающий, их земли были разрушены войной и чумой, а те, кто остался, стали лёгкой добычей для захватчиков, теперь в этом мире, они были не более чем трофеями, рабами для тех, кто искал власть и обогащение. Рабовладелец внезапно ударил девушку хлыстом, она вскрикнула, но не упала, оставаясь на месте, будто упрямо отказывалась показать боль. - Stean op, swyn! (Вставай, свинья!) - на его лице читалось отвращение. - As do net rinne kinst, bistu nutteloos!(Если не можешь ходить, ты бесполезна!) Его рука поднялась для следующего удара, и Лололошка, едва сдерживая себя, сделал шаг вперёд, его тело напряглось, мышцы словно требовали действия, он не мог просто смотреть, как этот человек мучает кого-то, кто не может защитить себя. Работорговец крича на Лололошку : -Wat stiestû dêr en sjochst? Kom oan mei it laden, of wolstû dat wy hjir de hiele dei bliuwe?! (Что ты стоишь и смотришь? Давай загружай, или ты хочешь, чтобы мы тут весь день пробыли?!). После этого он ударил снова девушку хлыстом и наорал : - Dit is gjin plak foar slapens! Stean op, no! Of bistû echt nutteloos?! (Это не место для слабаков! Вставай сейчас же! Или ты действительно бесполезна?!). Неизвестный для Лололошки мужчина уверенной походкой поднялся на корабль, его качественные, но сдержанные одеяния сразу привлекли внимание, несмотря на отсутствие украшений, ткань выглядела дорогой, а пошив безупречным. Каштановые волосы были аккуратно уложены, а его коричнево-зелёные глаза выражали уверенность и спокойствие. Работорговец заметил незнакомца, но, судя по всему, не осознал, кто перед ним, Лололошка, в свою очередь, также не понимал, кто этот человек, но чувствовал, что перед ним кто-то важный. Незнакомец остановился у края палубы, скрестил руки и молча наблюдал за происходящим, его взгляд сначала скользнул по рабам, затем остановился на девушке, лежащей на палубе, которую только что снова ударили, его лицо осталась спокойным, но в глазах появилось что-то холодное. Незнакомец слегка вздохнул, выражая недовольство происходящим, его осанка стала ещё более величественной, а взгляд пронзительным. Работорговец, похоже, не сразу понял, что в его сторону было направлено внимание, продолжая отчитывать рабыню.ьТогда мужчина сделал шаг вперёд, неспешно, но с достоинством, словно каждая его деталь, от аккуратного складки плаща до уверенного движения излучала высшее положение. Его голос раздался громким, но не грубым, словно он разрубил молчание на палубе : - Doene jo echt, as wie dizze minsken bisten? Jo slaan har as in swyn en roppe as in dwerch sûnder geast. In minske sûnder respektearjen fan oaren fertsjinnet gjin respekt fan himsels. (Вы действительно считаете этих людей животными? Бьёте их, как свиней, и кричите, словно глупый карлик без разума. Человек, не уважающий других, не заслуживает уважения сам). Эти слова прозвучали с ледяным спокойствием, но их смысл был пропитан презрением, работорговец замер, кажется, только сейчас осознав, что к нему обращаются, Лололошка, напротив, почувствовал невольное уважение и удивление к этому незнакомцу. Работорговец, все ещё с гневом пылающим в глазах, продолжал выплескивать свою агрессию, даже не осознавая, к кому он обращается. Он выдохнул с отвращением, указав на незнакомца : - En wa bisto eins! Wat tinksto te wêzen, tsjin my sa te sprekken? (А ты кто такой? Что ты о себе возомнил, чтобы так со мной разговаривать?) Его слова, наполненные презрением, едва не разорвались в воздухе, но как только остальные работорговцы увидели лицо незнакомца, их тела мгновенно застопорились, руки, которые ещё недавно махали и носили грузы вдруг замерли, а их взгляды, полные испуга и изумления, опустились к земле, почти как в замедленной съёмке, они начали опускаться на колени, одна за другой, с тихим шорохом одежды, как если бы земля сама поглотила их, в этих глазах теперь не было ни ярости, ни злобы, только почтение, смешанное с ужасом. Капитан, стоявший рядом, ещё секунду назад кричавший на всех и вся, как громовой раскат, резко выпрямился, он повернулся и посмотрел на ошеломлённого работорговца с таким взглядом, который мог бы разорвать его на части. - Dû domme skelmer! Mûlst ticht hâlde en buigje foar him! Dit is de wiere Ivjéen Medrada sels, in man mear machtich as de keizer sels! (Ты, глупый мерзавец! Заткнись и преклонись перед ним! Это сам Ивьен Медрада, человек, который куда влиятельнее самого императора). Его голос был как удар молнии. Работорговец замер, побледнев и все его уверенности, как только высказанные, растворились в пустоте, это было не просто разочарование, это было осознание того, что он оскорбил не человека, а легенду, живую икону, Ивьен Медрада не нуждался в признаниях, ему не нужно было подчеркивать свою власть, всё в его присутствии говорило за него и теперь, стоя перед ним, работорговец осознал, что он ошибся, ошибся настолько, что может поплатиться за это. Работорговцы продолжали шуметь, переговариваться, пока один из них не решился поднять руку и что-то сказать, но тут заговорил Ивьен Медрада, его голос, глубокий и уверенный, прозвучал на безупречном литературном альхейрском, заполняя собой пространство. - Jae kúpen ethaz allláz ver, eche prann uzha u zuvr tsen ethaz é. (Я куплю всех ваших рабов, но заплачу лишь цену за одну пятую). Его слова, произнесённые с безукоризненной ясностью, обрушились на толпу как гром среди ясного неба. Работорговцы замерли. Кто-то удивлённо моргнул, кто-то сжал кулаки, осознавая наглость такого заявления. Какой-то парниша уже открыл рот, чтобы возмутиться, но тут же осёкся, увидев взгляд одного из своих товарищей. Остальные переглянулись, кто-то судорожно глотнул слюну. А вот рабы... сначала они не поверили своим ушам, разве могло быть такое? Какой-то богатый человек просто пришёл и сказал, что освободит их? В воздухе повисла нереальная тишина, но затем, по мере осознания, тихий ропот перерос в приглушённые радостные восклицания, смех сквозь слёзы, взгляды, полные надежды, кто-то начал благодарить богов, кто-то едва не упал на колени, кто-то впервые за долгие годы позволил себе улыбнуться. Лололошка наблюдал за происходящим, и его чувства смешались в странный коктейль, радость рабов, их неподдельное облегчение... он вдруг понял, насколько сильно эти люди были сломлены. ------------------------------------------------------ Корабль Альхейна ушёл в море, оставляя позади рабов, яркий рынок, полный человеческого унижения и сам город, погружённый в вязкую духоту. Теперь рабы, бывшие рабы, стояли в порту, всё ещё не веря в произошедшее, они не знали, что делать, просто смотрели, как ветер подхватывает их лохмотья, как солнце, до этого нещадное, теперь кажется мягче, а воздух чище. Но одной из них было не до воздуха. Кафрийка сидела на каменной пристани, обхватив себя за плечи, сквозь запёкшуюся кровь на её руках просматривались глубокие порезы, оставленные ударами кнута или ножа. Казалось, что боль была не только на теле, но и внутри, в самом сердце. Ивьен Медрада подошёл к ней, медленно опустился рядом, словно не хотел её спугнуть, она вздрогнула, когда его тёплая рука коснулась её запястья, но не отдёрнула её. - Не бойся - тихо произнёс он, доставая из-за пояса маленький флакон. Осторожно, почти бережно, он капнул жидкость на её раны, девушка сжала зубы, но не издала ни звука, хотя лекарство наверняка жгло, Медрада взял кусок чистой ткани и начал промывать раны, его движения были непривычно мягкими для человека столь влиятельного, вдруг он запел : О’марэ вори, о’марэ каэр, Залвет яс лоэ, залвет яс мэр. С’ей о’кенар, с’ей о’лар, О’марэ вори, о’марэ каэр. (Спи спокойно, спи легко, Тихий свет луны, тихий свет моря. Я с тобой, я рядом, Спи спокойно, спи легко.) Она задрожала, песня была знакомой, так когда-то пела её мать, кафрийка сдавленно всхлипнула и закрыла лицо руками, слёзы хлынули безудержным потоком. Рабочие порта, до этого лишь украдкой посматривавшие на Медраду, теперь уже откровенно смотрели. Лололошка, всё это время стоявший в стороне, наконец, спросил : - Кто он такой? Один из грузчиков, так и не отрывая взгляда от Медрады, тихо ответил : - Человек, которому плевать на королей, но не плевать на людей. Люди Медрады уже заканчивали свою работу, слаженно, быстро, будто делали это не впервые, они усаживали бывших рабов в повозки, кто-то помогал тем, кто ещё не мог передвигаться самостоятельно, несколько детей прижимались к своим матерям, всё ещё не понимая, свободны ли они на самом деле. Ивьен Медрада всё так же стоял у пристани, наблюдая за происходящим. Затем, с лёгкой улыбкой, он шагнул к Лололошке и сложив руки за спиной, произнёс : - Так ты меня не знаешь? В его голосе звучало не разочарование, а скорее лёгкое удивление, даже интерес, словно бы он встретил в большом мире человека, который до сих пор не слышал его имени, Лололошка немного смутился,ну да, он слышал это имя раньше, где-то в разговорах, но не особо обращал внимание, теперь же глядя на Медраду, он понял что этот человек явно не обычный торговец. - Эээ… Нет - признался он честно. Медрада рассмеялся, но не насмешливо, а просто весело. - Что ж, тогда у тебя впереди любопытное открытие, мой друг. Лололошка только открыл рот, чтобы задать вопрос, но Медрада его опередил. - Я писатель, - сказал он спокойно, словно сообщал самую обыденную вещь. - Ну, и пожалуй, влиятельная шишка в Дейренесхейне. Скромность его тона резко контрастировала с тем, как на него смотрели окружающие, работники порта, даже те кто пытался скрыть свой интерес, всё равно то и дело бросали взгляды в его сторону, бывшие рабы, ещё недавно не верившие в своё спасение, смотрели на него как на чудо. Лололошка моргнул. - Писатель? - переспросил он, недоверчиво оглядев Медраду. - Да - легко кивнул тот. - Но… тебя тут все боятся, уважают, тебе едва ли не кланяются! - Влиятельный писатель - уточнил Медрада с той же лёгкой улыбкой. Лололошка только покачал головой, мир явно сошёл с ума. Медрада коротко рассмеялся, чуть склонив голову набок и посмотрел на Лололошку так, будто перед ним стоял человек с явной проблемой в голове. - Ты смотришь на меня, как на сумасшедшего - заметил он, явно развлекаясь ситуацией. Лололошка, не моргнув, пожал плечами. - Так и есть. Ивьен сначала замер, а потом расхохотался ещё сильнее, открыто, искренне, громко, так, что даже некоторые его люди невольно улыбнулись. - Ох, - наконец выдохнул он, прищурившись. - Ты мне нравишься, парень. Лёгкость в выражении Ивьена испарилась мгновенно, едва к ним подбежал его человек с тревожным лицом и заговорил, всё в Медраде изменилось. - Господин, миренджеристы мешают нам забрать бывших рабов, - сообщил он, торопливо глядя на него. - Они требуют оставить кафрийцев, говорят, их следует передать им… Гнев вспыхнул в глазах Ивьена мгновенно, как пламя, которому дали доступ к воздуху., черты лица напряглись, челюсть сжалась, он молча развернулся и решительно зашагал к повозкам. - А вот этого не будет - бросил он сквозь зубы, и даже Лололошке стало не по себе от его тона. Гаштарские миренджеристы выглядели так, как можно было ожидать от фанатиков своей идеи, они носили длинные мантии с высоким воротом, преимущественно в белых и золотых тонах, с красными элементами, символизирующими их "священный долг", на груди каждого красовался знак миренджеризма, круг с вертикальной чертой, будто разделяющей мир на "чистых" и "нечистых". Но у гаштарских миренджеристов этот знак был дополнен эмблемой их народа, стилизованной гаштарской маской, украшенной сложными узорами. Лица у них были надменные, исполненные уверенности в собственной правоте, большинство с высоко поднятыми подбородками и надменным взглядом, которым они осматривали окружающих, будто решая, кто достоин их внимания, некоторые носили перчатки, как будто не хотели касаться "нечистых". Они недолюбливали Медраду, для них он был живым вызовом их порядкам, человек низкого происхождения, мейреджер, да ещё и настолько влиятельный, что его невозможно было просто так игнорировать, он рушил их представления о мире, где всё должно быть чётко распределено по рангу и крови. И сегодня он опять вмешался, купил рабов, да ещё и кафрийцев, это было для них оскорблением. Несколько миренджеристов стояли рядом с повозками, скрестив руки и вызывающе глядя на людей Медрады, один, видимо главный, говорил с его человеком, возвышаясь над ним и упиваясь своей мнимой властью. - Кафрийцы должны быть переданы нам, - звучал его холодный голос. - Ты понимаешь, что мешаешь божественному порядку? Ивьен Медрада шёл к повозкам быстрым, уверенным шагом, гнев исказил его лицо, губы сжались в тонкую линию, а взгляд потемнел от ярости, его люди поспешили расступиться, давая своему господину дорогу. Миренджеристы, заметив его приближение, застыли на месте, их предводитель, высокий мужчина с седыми висками, сжал челюсть, но не отступил. - Вы мешаете нам, Медрада, - холодно произнёс он. - Эти кафрийцы принадлежат миру, а не вам, их место предопределено. - Мир? - переспросил Ивьен, едва заметно склонив голову набок. - Вы называете рабство божественным порядком? - Ты не имеешь права их забирать, - вмешался другой миренджерист, низкорослый, с хищным лицом. - Это против законов миренджеризма! Медрада рассмеялся, но в его смехе не было веселья, только презрение. - Законы? - он подошёл ещё ближе, и теперь между ним и миренджеристами оставалось всего несколько шагов. - Ваши законы не действуют на меня. Толпа вокруг затаила дыхание, жители порта, матросы, даже случайные прохожие, все замерли, наблюдая за этой перепалкой. Некоторые шептались, переглядываясь, но никто не осмеливался вмешаться. Стража, стоявшая неподалёку, тоже не торопилась действовать, они были здесь и закон был на стороне миренджеристов, но против Медрады они не решались выступить без приказа свыше. Главный миренджерист шагнул вперёд, пытаясь использовать свой рост и осанку, чтобы смотреть на Медраду сверху вниз. - Ты думаешь, что можешь игнорировать порядок, потому что нажил состояние своими… книгами? - он скривился, будто это слово само по себе было грязным. - Ты забываешь своё место, мейреджер. Ивьен мгновенно перестал улыбаться, в глазах его загорелся ледяной огонь. - Моё место? - его голос стал опасно тихим, и именно это заставило многих в толпе отступить назад. - Я сам его создал и мне не нужны ваши разрешения. Он обернулся к своим людям и не спуская глаз с миренджеристов, спокойно скомандовал : - Забирайте всех, немедленно. Люди Медрады подчинились без колебаний, они схватились за узды повозок, готовясь уехать. - Ты совершаешь ошибку, - прошипел низкорослый миренджерист. - Это не останется без последствий! - О, я в этом не сомневаюсь, - Медрада холодно усмехнулся. - Только вот последствиям придётся столкнуться со мной. Толпа взорвалась шёпотом, даже стражники переглянулись, миренджеристы побледнели от ярости, но не могли ничего сделать, они знали, что Медрада сильнее их в сто крат, не только богатством, но и влиянием. Стража всё же решила вмешаться, один из капитанов подошёл ближе, прочистил горло и с явным напряжением спросил : - Лорд Медрада… вы уверены, что хотите сделать это так открыто? - Разумеется, - ответил Ивьен, даже не удостоив его взглядом. - Или у вас есть возражения? Капитан сглотнул. - Нет, милорд - пробормотал он. Миренджеристы смотрели на происходящее с бессильной яростью, их планы разрушены, их власть пошатнулась, но они не собирались забывать этот день. Миренджерист сжёг свой последний шанс на победу в этой перепалке, выхватив из ножен тонкий кинжал, он ловким движением приставил его к спине Медрады, едва надавив остриём через дорогую ткань плаща, толпа замерла, а люди Медрады напряглись, готовые броситься вперёд. - Либо ты отдаёшь кафрийцев, либо умираешь - прошипел миренджерист. В ответ Ивьен только улыбнулся. - Убивай - сказал он спокойно. Миренджерист моргнул. Казалось, он ожидал чего угодно, испуга, гнева и даже попытки сопротивления, но не этого. - Что?.. - он запнулся, но тут же взял себя в руки. - Последние слова, Ивьен Медрада? Писатель медленно повернул голову, взглянув себе за спину, в его глазах появилось выражение полного шока. Миренджерист машинально последовал за его взглядом и в тот же миг его лицо встретилось с кулаком. Удар был настолько мощным, что мужчина взлетел в воздух и отлетел на несколько метров, тяжело рухнув на землю, толпа ахнула. Перед Медрадой стояла Окетра, её грудь вздымалась от гнева, а в серых глазах сверкало пламя. - На моего любимого писателя напасть?! - прогремела она. Ивьен Медрада стоял, застыл, смотря на девушку перед собой. Её кулак только что отправил миренджериста в незапланированное полётное путешествие, а теперь она стояла, сверкая глазами, готовая ударить ещё раз. - Окедра… - выдохнул он в полной прострации. - Дорогая, что ты тут делаешь? Окетра моргнула, смутившись. - Чего? Но прежде чем кто-то разобрался, Лололошка вспыхнул от гнева и, размахивая руками, заорал : - ЭТО МОЯ ЖЕНА!!! Медрада нахмурился, недоумевая. - Что? - ЧТО?! - Окетра и Медрада синхронно повернулись к нему, глядя, как на ненормального. - Ты меня с кем-то путаешь, - наконец пробормотала Окетра, поправляя одежду. - Я Окетра ибн Аяз. Медрада ещё секунду смотрел на неё, потом скользнул взглядом к Лололошке, потом снова к ней. - Значит… ты не Окедра… - медленно выдавил он. - ДА НЕТ, КОНЕЧНО! - …и ты не моя жена? : НЕТ! Он ещё раз перевёл взгляд на Лололошку, тот был красный от злости. - А ты точно её муж? Лололошка застонал и закрыл лицо руками. Слуги Медрады не выдержали, из-за нелепости ситуации один за другим начали смеяться, сперва сдавленно хихикнули, потом уже откровенно заржали. Медрада же всё ещё пытался осознать, что происходит, но тут Окетра, скрестив руки на груди, недовольно буркнула : - Я, между прочим, читала твои книги… Ивьен обернулся к ней, всё ещё слегка ошарашенный. - О, это приятно слышать… - …И ожидала, что ты будешь жирным толстосумом. В этот момент Медрада застыл, моргнул, посмотрел на неё, словно она только что объявила, что его книги на самом деле написаны призраками. - Что? Теперь уже смеялись не только слуги, но даже некоторые бывшие рабы, Окетра же только пожала плечами. - Ну, ты богатый, влиятельный, живёшь в Дейренесхейне, я думала, ты будешь такой… ну, как эти, гашт… - Окей, ладно, - быстро перебил Медрада, поднимая руку. - Достаточно. Но его люди смеялись ещё сильнее. Медрада устало выдохнул, глядя на Окетру с лёгкой грустью. - Так значит… вот каким меня представляют мои читатели… Он покачал головой, явно задетый этим открытием, слуги уже успокоились, но на их лицах всё ещё читались весёлые улыбки. Окетра тут же осознала, что её слова могли прозвучать грубо и спешно шагнула ближе : - Ой, нет-нет, прости! Я не хотела тебя обидеть! - Она даже слегка поклонилась. - Просто… ну… Она замялась, не зная, как объяснить. Медрада посмотрел на неё, потом вздохнул… и вдруг рассмеялся. - Ладно, я понял, всё в порядке, Окетра ибн Аяз. Окетра облегчённо выдохнула, а затем немного смущённо добавила : - Просто ты пишешь так величественно… я думала, ты будешь таким… ну… надменным и важным… - А оказался обычным писателем, да? - усмехнулся Ивьен. - Ну, не совсем обычным… но да. Они оба рассмеялись, а напряжение между ними мгновенно исчезло.