Мы справимся

      

Блок №1. Сцена 1 — «Утро добрым… Не бывает».

Время действия:

На следующую ночь с 27 на 28 ноября 2011 года. 4 часа утра.

Место действия:

Китай, Шанхай, Пудун, кухня квартиры Рена.

      Хоро осторожно вдохнул аромат от кружки в своих руках. Вроде ничего… Крепенько, не отвратительно. Не какао, конечно, — запах не такой мягкий, не такой молочный и не такой шоколадный, но тоже ничего. Да и какая разница, как это месиво пахнет, лишь бы помогло не заснуть снова. Пока от кружки кофе, которую шаман держит в руках, только один прок: горячие стенки сосуда не позволяют потерять бдительность, весьма прозрачно намекая, что попытка заснуть обернётся ожогом и порчей древесины стола на кухне Рена, потому что иного от разлитого спросонья кофе ждать не приходится.       Ночь перед вылетом выдалась насыщенная: Хоро летал три рейса подряд. Один — в Америку, на Турнир; потом — в Китай, к Рену и, наконец, домой — в Японию. Этот рейс — в один конец: из него никто не вернулся. Ну просто то, что нужно в ночь перед реальным вылетом! Что за саркастичность сознания? Оно явно не союзник для многострадального айну. Только не в эту ночь.

Терзает ночь мои опухшие веки, Я ничего, ничего об этом не помню, Моя любовь осталась в двадцатом веке… И снова ночь, стрела отравлена ядом, Я никогда, никогда тебя не оставлю, Ты полежи со мною неслышно рядом…

      А за окном шелестит и ластится, тихонько всхлипывает вялый, такой же сонный, дождь. Его неторопливая мелодия — колыбельная, отчего-то неизменно минорная. Попытки сконцентрировать внимание на этом звуке, чтобы не заснуть и не провалиться в кошмар снова, приводят к прямо противоположному результату: шамана неумолимо клонит в сон. Хоро пытается сопротивляться до последнего, занимает сознание самыми разными мыслями от мечтаний о предстоящем уикенде с Реном вдвоём до размышлений, правильно ли он поступил, согласившись на такую авантюру. Ведь настолько серьёзная перемена статуса их отношений обязательно повлечёт за собой реакцию друзей и родных. Что они все скажут, когда узнают, что Рен и Хоро теперь вместе? Это ведь даже «другим уровнем мужской дружбы» назвать язык не поворачивается. Это самые настоящие романтические отношения с ссорами, кроватью, нежностью, грубостью, доверием, страхами и всеми вытекающими. Отношения, за которые нужно нести ответственность друг перед другом и перед окружающими.       Такие мысли невесомо тронули струну страха внутри. Что будет, если кто-то ошибётся? Как дорого придётся заплатить за это, насколько высоки ставки, которые решил сделать Рен? Думал ли он сам об этом или просто подчинился минутному порыву? — нет, такое поведение не свойственно для Рена. Этот невозможный педант даже Марко утрёт нос в дотошности и серьёзности, предусмотрительности! Наверняка Рен тысячу раз взвесил все риски, просчитал на сто шагов вперёд. Пусть так, а всё равно немного страшно. Что они с Реном творят? События развиваются так быстро и неконтролируемо, словно вагонетка начинает спуск с американских горок — так же страшно, захватывающе и неожиданно, такие же всплески адреналина и такая же абсолютная бесконтрольность. Пугает. И к чему это всё приведёт в итоге? Что скажет отец, если узнает? А Пирика? — нет, об этом сейчас совсем не хочется думать. Шаман испустил вздох.       — Кор… Чёрт… — айну осёкся на полуслове, прикусив язык: совсем забыл, что Короро уже какую неделю с ним не разговаривает из-за отношений с Реном. Юсуи понимал, что предаёт Куробе каждый раз, когда думает о Рене, когда целует его, обнимает, хочет. Но это ведь не сознательный выбор Хоро. Такова воля его сердца, его лазурной природы. Что он может с этим сделать? А хочет ли? А нужно ли вообще?       — Да почему всё так сложно? — парень со стоном опустил голову на сложенные руки. Внезапно тёмную кухню залил яркий свет.        У выключателя, пожирая темноту золотыми глазами, стоял Рен.       — Осторожно: разговоры с самим собой — нехороший знак. Хао тоже с этого начал в своё время, — выдохнул хозяин. Громовой шаман зашёл на кухню и включил свет. Ночное бдение айну ему совершенно не по душе — это слышно по недовольному голосу с шершавыми сердитыми нотками.       — И стал богом. Не такой уж нехороший знак, не думаешь? — глухо проскрипел Хоро, поднимая тяжёлый взгляд на вошедшего китайца.       — Нет. Ничего хорошего в этом нет. Ты почему не спишь? Кому я вчера читал рекомендации перед вылетом, м? Ты должен выспаться. Марш в кровать, и чтобы раньше десяти утра не вылезал из неё, — строго отчеканил Тао, сердито поджав тонкие губы.       Хоро — вечный ребёнок. Даром что минеты делает невероятно, да сильный как бык. Взрослый там, где не нужно, а ведёт себя как маленький: никого не слушает никогда, всё делает по-своему, часто бунтует, не спит ночами, словно издевается, проверяет или провоцирует меня. Вот и теперь. Знает же, что с его фобией перед вылетом нужно как следует выспаться. Так ведь и не до конца восстановился после операции, и всё равно творит не пойми что! И о чём он только думает, дурак? А думает вообще?       — Ты чего такой сердитый с утра пораньше? Дзюн позвонила и разбудила? — осторожно спросил Хоро.       — И без неё хватает. Нет, — скупо выдохнул китайский шаман.       — Сердишься на меня?       — О чём ты думаешь? Нет. Ты вообще думаешь? — тон Рена — самая концентрированная кислота.       — Иногда — да, а в чём…       — Ни в чём. Преврати своё «иногда» в «постоянно» уже, пока я не откинулся в объятия Хао и Великого Духа с инфарктом.       — Объясни нормально, почему бесишься сейчас? Я не рейши, мысли читать не умею! — начал терять терпение японец.       — Да потому что ты думаешь явно не о себе и не о своём здоровье. Такое ощущение, будто меня это беспокоит больше, чем тебя. Что ты творишь, Хоро? Просто скажи: ты ведь специально, хочешь, чтобы я понервничал? Думаешь, без тебя поводов мало? Перед кем я вчера распинался, зачитывал рекомендации для аэрофобов? Там первым же пунктом рекомендуется выспаться. Выспаться, а не подскакивать в четыре утра, — понимаешь разницу? Повзрослей, пожалуйста, и начни относиться к себе капельку серьёзнее. Не надоело ещё быть ребёнком в некоторых вещах? Значит, как минеты делать, так вот он ты — первый парень на деревне, а как проявлять собранность и серьёзность там, где это куда важнее… Где это по-настоящему важно… — устало запричитал Рен. Сердитую тираду Тао завершил вялым, будто бы разочарованным, взмахом руки.       — Тот, кто разрабатывал эти сраные «рекомендации», понятия не имеет об аэрофобии. Явно какой-нибудь пёс свинячий в очках и серьёзной мордой решил срубить денег на этом, вот и сочинил свои мудацкие рекомендации, — дёргано и так непривычно-едко со стороны, глухо проскрипел айну не своим, — каким-то дрогнувшим и очень тихим, сдавленным, голосом.       — Почему? — сипло, осторожно и немного пришибленно спросил Рен. Видеть Юсуи настолько другим не в кровати было так странно, но приятно. К испугу громового шамана, другой Хоро ему нравился куда больше.       — Потому что как этот хорёк вонючий предлагает мне выспаться перед вылетом, если я нон-стопом кошмары смотрю? Сука, ублюдок недоношенный… — устало простонал Хоро.       — Может, со мной получше будет? Пойдём, ляжем вместе, попробуем. А если что я буду рядом. Ещё час я могу побыть дома, — Тао смягчился и потянул Хоро за руку в спальню.       — «Ещё час можешь побыть дома»? — Хоро озадаченно посмотрел на Рена, бестолково хлопая голубыми глазами.       — Ну тебе только колёсика «загрузка» не хватает над головой, — чуть усмехнулся китаец, наблюдая растерянность северянина.       — Я просто спать хочу, и всё, — пробурчал айну.       — А, ну тогда ладно, если дело только в этом, то не буду грузить лишней информацией, — легко пожал плечами Рен.       — Подожди, какой информацией? И куда тебя опять черти несут? Я сейчас понимаю чуть меньше, чем «нихрена», а тебе лишь бы поржать, — вздохнул Юсуи.       — Не ной, малыш, солдат ребёнка не обидит. Я за таблетками от твоих фобий. Рано пока, так что пока я могу ещё побыть дома, — ободряюще усмехнулся Рен.       — Спасибо, только я не «малыш». Вообще давно уже не ребёнок, — заметил Хоро.       — Ну да, сейчас ты больше похож на… То есть, да и я никогда солдатом не был. Это образно, не вникай, — вообще-то Рен собирался сказать совсем другое, но в последний момент принял во внимание состояние японца и решил свернуть с намеченного пути.

❄❄❄

Блок №1. Сцена 2 — «Спать с тобой. Сейчас.».

Время действия:

Раннее утро с 27 на 28 ноября 2011 года. 5 часов утра.

Место действия:

Китай, Шанхай, Пудун, спальня квартиры Рена.

      Когда парни зашли в комнату, Рен без предисловий толкнул Юсуи на кровать и сам лёг рядом, обнимая айну.       — Нет, лучше ляг на живот, — скучающе хмыкнул Хоро, поёрзав под рукой Тао.       — Зачем это?       — Тест на сообразительность, попробуй догадаться, — язвительно ответил северянин.       — Ты же спать хочешь, неугомонный.       — Всё правильно, хочу. С тобой. Сейчас.       — Что я отвечу тебе, Хоро? Твоя очередь проходить тест на сообразительность, — вздохнул Рен, устало прикрывая глаза и накрывая лицо руками.       — «Я тоже, возьми меня грубо»? — не скрывая смешливых зайчиков, которые прыгали в голубых глазах, ухмыльнулся Хоро.       — Пиздец, да, десять раз. Что ж ты такой неугомонный? Хоть в порно снимайся, — проворчал Рен.       — Да я бы не против, но не берут, — испустил какой-то нервный, сдавленный смешок Хоро. И тут же перебил его деланно-беззаботным продолжением: — ещё и парень ревнивый, как чёрт.       — То есть тебя останавливает только это? — настороженно выдохнул «чёрт».       — Ну, в принципе… Наверное, нет. Ещё то, что отец сам меня трахнет, если увидит когда-нибудь, или если Пирика увидит и ему покажет. И ещё если ребята увидят, ну, Йо и остальные там… А так больше ничего, наверное, — лениво усмехнулся Хоро.       — Сука, идиот… Спи давай.       — Ну Рен, давай ещё поговорим о чём-нибудь… — сонно пролепетал Хоро, целуя и ласково кусая нежную кожу шеи китайца.       — Я сказал спать. Закрывай глаза и рот и засыпай, — вздохнул Рен.       — Мне кажется, с моим ртом ты справишься куда лучше…       — Прекрати и засыпай, или я прямо сейчас уеду.       — Ты идиот, если думаешь, что так просто отпущу тебя на встречу с другим парнем, — уведомил Хоро будничным тоном.       — Так он же вроде натурал, или нет? — напряжённо отозвался Рен, продолжая разговор по инерции.       — Не знаю. Вэньмин редко ко мне подходил, только по необходимости, я не особо разобрал. С Юанем всё понятно — он прыгнет на любой движущийся объект независимо от пола, кроме Юаня, хотя это тоже вопрос со звёздочкой…       — Пытаешься сказать, что у этого хмыря стоит на собственного брата? — хмыкнул Рен со скепсисом в голосе.       — Ничего я не пытаюсь сказать, не знаю. Просто мне так показалось. Иногда нет-нет да проскальзывало что-то такое… — буркнул Хоро, поднимая взгляд на Рена.       — Любопытно… Ладно. Постарайся заснуть, пожалуйста, а то уже светает, скоро начнётся рабочий день у китайских версий Асакур, — вздохнул Рен. Оставлять Хоро одного в очередной раз не было ни желания, ни острой необходимости, но требовалось для правдоподобности и успеха предприятия. Нужно убедить Хоро в том, что таблетки даст Вэньмин, любыми способами.       — Рен, постой, не уходи, пожалуйста. Я хотел ещё кое-что обсудить, но об этом можно поговорить и потом, на… наверное… — несмело, тихо и будто бы нехотя выдохнул Хоро.       — Что такое? — тихо и хрипло спросил китаец и опустил проницательный взгляд прищуренных золотых глаз на северного шамана под своим боком.              — Да ерунда, вообще-то, это, правда, может подождать, забудь, — отмахнулся Хоро.       — Не имею привычки откладывать на потом то, с чем можно разобраться сейчас. Что случилось?       — Ну… Я хотел спросить, будем ли мы на Хоккайдо навещать мою семью. А потом подумал, что, наверное, решим ближе к делу. Так что забудь, говорю же, это может подождать.       — Навещать твою семью? Пирику и твоего отца? М-м… Конечно, будем, если ты хочешь.       — А если не хочу, можно нет? Просто… Отец, он… Он не самый понимающий человек, и не самый… Ну, не самый современный… Я даже предположить не могу, как именно он отреагирует, если узнает, что мы… Не подумай, я не стесняюсь и не боюсь признать свою ориентацию, просто… Просто не перед ним. Он точно не обрадуется, что сын ну…       — Я понял. Что сын любит и выбирает голубой. Мой тоже не обрадовался, если б узнал, — вздохнул Рен. Как бы он хотел пойти на поводу у желания Хоро, но не мог.       — Ну так что, можно? — с придыханием уточнил Хоро.       — Понимаешь, не всё так просто. Если бы это зависело только от моей воли, то конечно, мы бы не стали навещать твоих… — Рен до конца пытался смягчить ответ. Хоро это чувствовал. Хоро волновала суть ситуации. Поэтому Хоро намеревался добраться до сути даже через дебри отговорок, которые нагромождал Тао.       — И от чего это зависит, если не от твоей воли? В чём дело, Рен? — хмуро поинтересовался Хоро.       — Дело… М-м-м… — замялся громовой шаман. Признаваться, что не готов сказать сестре о своей ориентации и всё время скрывал это, равно как и пребывание в больнице Хоро, — китаец не готов.       — Рен, ты точно помнишь условия, на которых я согласился быть с тобой? Одно из них — обоюдная честность. В чём дело?       — Дело в том, что никто, кроме Гуань, не знает о наших отношениях. Дзюн и, надеюсь, Пирика, — тоже не в курсе.       — Каким боком тут это вообще? Я уже почти запутался. Если ты специально мне заговариваешь зубы, чтобы сбить с толку, то… То у тебя получилось.       — Нет. Я просто стараюсь подвести к сути. Уже плохо помню, в каком угаре это сделал, но пообещал Дзюн, что мы покажемся Пирике, потому что с тех пор, как ты в Китае, твоя сестра с ума сходит. Ты-то ей не звонишь, и на звонки её не отвечаешь. Подозреваю, потому что тебе неловко делать это при мне, а я не так часто оставляю тебя одного надолго. Ну и, как выяснилось, ты сам не горишь желанием после того, как я приоткрыл завесу очевидного и невероятного, — спокойно и мерно проговорил Рен на выдохе.       — Так, подожди… Ты меня только сильнее запутал… В итоге-то что? Можно или не можно?       — Мы должны показаться Пирике. Или она сюда прилетит. Поэтому не можно. И ещё кое-что… Но теперь есть вероятность, что это ты воспримешь веселее, — Рен постарался держать бодрый голос, постарался натянуть улыбку хотя бы тоном.       — Блять.       — Ещё нет. «Блять» будет, когда я договорю, — угрюмо выдохнул Рен, не смотря на северянина.       — Это ещё не всё?       — Это ещё не всё, и это не худшее. Хуже то, что по просьбе моей сестры мы должны будем слетать в Токио на «прощание» Асакур. Они со своими дипломатическо-миротворческими поездками вечно лезут в проблемы. И вот, они собираются в очередную залупу. Только в отличие от предыдущих, эта какая-то ебать опасная. Йо не уверен, что они вернутся живыми, и хочет попрощаться. Поэтому собирает нас. И поэтому же мы поедем после Хоккайдо в Токио.       — Это же круто, мы увидимся с ребятами! Ты чего, не рад, что ли, Рен?       — Я похож на Асакуру, чтобы радоваться посиделкам с друзьями? Ей-богу, ладно Йо, — это в его духе, но как Анна могла докатиться до такого?       — Что тебе не нравится, Рен? Это же наши друзья. Мне кажется, тебе стоит более позитивно смотреть на вещи и хоть иногда выходить из образа холодной высокомерного недоступного полубога. Я, конечно, теку от такого тебя, но иногда перебарщиваешь. Это же тебе только во вред. Ты вечно мнительный, видишь только плохое, — что же тут полезного или хорошего? Вот даже поездка в Токио тебя уже не радует, — тихонько вздохнул Хоро.       — Просто иногда я думаю. И обычно на несколько шагов вперёд, как сейчас. Посуди сам: как на наши отношения отреагируют ребята? Мы с тобой для них — просто две параллельные прямые, которые разошлись после Турнира своими путями и пересечься не должны. Думаешь, твой обожаемый раздолбай-Йо и его очаровательный Цербер-Анна, сколотив из говна и палок какую-никакую семью, пожмут нам с тобой руки? Да они обходить нас будут за километр, и Хану прятать за спиной, лишь бы не допустить сына под наше «дурное» влияние… Неужели это неочевидно? А Чоко? А Лайсерг? — Думаешь, с ними ситуация сложится иначе? Про Рю, думаю, смысла нет говорить: он вечно держится за юбку Анны, да косоглазит на Йо. И вряд ли что-то поменялось за одиннадцать лет… И чему тут радоваться? Очередной волне косых брезгливых взглядов? Очередной пытке тупорылыми увечными потугам Чоколава родить хоть что-то смешное? Опять же, не особо надеюсь, что за годы нашей разлуки что-то поменялось.       — Зачем ты так говоришь? — тихо подал голос Хоро. Рену стало не по себе: Тао не узнавал в этом звуке привычных безмятежных весёлых нот. Не было ни томной протяжности, не было шаткой придурочности, не было громкой весёлости. Только тихий глухой страх, изумление и неверие. Словно Рен сказал что-то жуткое, что нанесло айну удар ниже пояса — отсюда сдавленность и глухота голоса.       Рен не нашёл, что ответить. Нет, шаман мог бы вступить в дискуссию, но зачем? Это значило бы испортить отношения с Хоро. Этого Рен хотел меньше всего на свете в тот момент.       — Прости. Я, наверное, устал, не слежу, что говорю. Забудь это всё, забудь, будто я не говорил ничего. Прости, я совсем не подумал, что ты… что тебе… Прости, — тихо выдохнул Рен спустя минуту тяготящего неудобного молчания.       Хоро молчал. Он услышал всё сказанное, не мог не услышать. Значит, думает над ответом? Значит, Рен ходит по канату, рискуя каждую секунду потерять хрупкое эфемерное равновесие и сорваться вниз? Значит, если Рен сорвётся сейчас — ни о каких отношениях с Хоро не может быть и речи? Нет. Но почему Хоро молчит? Неужели подбирает слова? Но всё до неприличия просто, тут и подбирать нечего: я не хочу с тобой быть. Забудь обо мне. Забудь вообще обо всём, что было. Я не хочу тебя знать. Как ты можешь так относиться к нашим друзьям? Ты мне отвратителен, Рен.       Сидеть в удушающем молчании, когда нутро орёт немым страхом, Рен дальше не мог. Он совсем не трус, не рохля. Но почему тогда кажется преступлением нарушить молчание?       — Почему ты молчишь? — сердце пропустило удар. Губы выпустили слова.       — Давай просто помолчим? Тишина безопасна. В ней мысли… звучат громче. По-другому. Я… должен тоже что-то тебе сказать, Рен.       — Ес… Если должен — говори, не тяни, — голос китайца предательски пропал на мгновение, дрогнул обречённостью и страхом. Очевидно, он не справился. Очевидно, он не справился. Очевидно. И оттягивание этого момента — казнь Рена.       — Мне страшно. Мне постоянно страшно.       — Не бойся. Я всё понимаю и принимаю. Просто скажи, что должен, и переживём это поскорее, — не своим голосом сдавленно проговорил Рен. Китаец опустил взгляд, чтобы не напороться на ледяные копья его взора, не оказаться убитым на месте.       — Было время, когда ради денег я работал в хост-клубе и делал приятно гостям. Поэтому… — Хоро боялся продолжить говорить. Хоро боялся посмотреть на реакцию Рена. Хоро боялся продолжить говорить. Хоро боялся не только перелётов. Хоро просто боялся. Но Хоро не простит себя, если сейчас свернёт на попятную в последний момент. Сейчас, когда до добровольного суицида оставалось всего несколько слов.       — Поэтому я так хорошо делаю минеты.       Услышанное не сразу уложилось в голове Рена. Китаец ожидал своей казни, позорно-скорого расставания, холода, упрёков в слишком честном и прямом отношении к друзьям, — словом, чего угодно, но не шокирующего откровения. Рен редко чувствовал растерянность, непонимание и незнание, но в тот момент все эти переживания накрыли так, что возник риск захлебнуться ими, полностью потерять почву под ногами.       — А теперь? — несмело и тихо, чуть слышно, нарушил молчание айну.       — Что теперь? — не понял Рен, не сразу вынырнув из хаотичных мыслей.       — Теперь ты… — Хоро набрал в лёгкие воздух вдохом, перевёл взгляд на Рена и негромко виновато продолжил: — теперь ты сердишься на меня?       — М-м-м… — издал неопределённое мычание Рен, возвращая взгляд Хоро, — я вообще редко на кого-то сержусь. Нет, у меня нет причин сердиться на тебя. Вернее было бы сказать, что я расстроен. Не буду ни о чём спрашивать: если посчитаешь нужным или возможным — сам расскажешь всё, что захочешь.       — Я боялся. Прости, что не сказал раньше. Кому нужен такой, как я? Шлюха, позорная шлюха. Что теперь? Больше не хочешь быть со мной? — тихо спросил Хоро.       — Я даже не вижу смысла отвечать на этот вопрос. Что в пятнадцать ты был дураком, что в двадцать пять, что в двадцать семь — с годами ничего не меняется. Даже если ты спал со всем Хоккайдо, в душе ты остаёшься тем же Хоро, с которым мне хорошо. То, что ты мне рассказал, никак не повлияет на моё отношение к тебе. Было и было. Мы тогда не встречались, вообще не думали, что начнём. Поэтому до вылета еби что угодно, только не мозги себе. Я хочу, чтобы рядом со мной ты чувствовал себя комфортно во всех смыслах. И если ещё хоть раз назовёшь себя шлюхой, я не знаю, что сделаю с тобой. Наверное, задушу.

Двери глотают людей И я проглочен тоже Очень скучаю по ней На старый клён похож я В свете солнца сух и слеп Зряч и промочен позже Я уснул на потолке И вижу сон всё тот же Мы наверху семь дней Неделю в общей коже Выдумал много дел Чтоб взгляд казался строже Дождь, я промочен, впредь Брать буду зонт и снова Двери глотают людей В прямоугольных норах Мы сильней — Зритель злей Мы преодолеем сотни смятений Дни веселее, если я с ней

Двери глотают людей И я проглочен тоже Очень скучаю по ней На старый клён похож я В свете солнца сух и слеп Зряч и промочен позже Я уснул на потолке И вижу сон всё тот же Соль и сахар, шёпот, стоны Кто-то скажет «непристойно» Сочетание цвета, формы Приговор один — «Виновна» Я не верю в гороскопы Но предсказаны полёты Помню дни, когда был в ней снег Вижу слёзы, скажу — «Стоп, нет!» Мы сильней — Зритель злей Мы преодолеем сотни смятений Дни веселее, если я с ней

             — Ладно, мне пора уже. Вернусь, наверное, к обеду. И постарайся, всё-таки, поспать ещё без меня, хорошо? — проговорил Рен, оставляя прощальный поцелуй на шее Хоро.       — Возвращайся скорее.