Мы справимся

      — Ты можешь сказать и не играть на моих нервах, или нет?       — Могу, но не собираюсь. Я уже поняла: вы с ним спите.       — У меня только одна кровать, а покупать ради него вторую — ещё чего! — невнятное бормотание теряется в гуле зала, но Гуань всё слышит:       — Самому не надоело ещё? — устало-скучающе протянула Ланг.       — Не понимаю, о чём ты… — Рен снова невнятно бормочет тихие слова себе под нос и не хочет встречаться глазами с Гуань, ведь знает: она видит его насквозь, — так, как не видит себя даже он сам.       Взгляд Ланг метнулся на наручные часы и вернулся шальной пулей на шамана. Девушка испустила невесомый выдох, жестом подозвала официанта. Когда расторопный паренёк шустро отпрыгнул от барной стойки и подлетел к укромному столику в тёмном углу уютного зала, девушка кротко улыбнулась и попросила счёт.       — Уже собираешься уходить? Так резко? — Рен чуть расстроился. Нет, не из-за потери общества подруги, — просто не любил неожиданности. Не любил выглядеть растерянным, дураком.       — Резко, разве? — равнодушно-скучающе пожала плечами Ланг.       — Что именно тебя сейчас злит? Я не умею читать мысли, Гуань. Если что-то не так — скажи, что может быть проще, к чему эти недомолвки? Среди нас нет телепатов, — хмуро, немного раздражённо, устало. Пусть Гуань и нравилась Рену, это сомнительное преимущество не равнялось громоотводу: Тао нет-нет да коротил раздражением и плевался искрами желчи, яда в сторону подруги. Вот и теперь не сдержался, когда девушка с нарочитой невозмутимостью уткнулась в телефон, скучающе листая что-то на экране.       Нет, раздражение, ядовитая желчь, предназначены не Гуань — Рен травил себя этими выпадами. Хотел полоснуть себя за то, что собственное трусливое поведение нерешительно и жалко. За то, что побоялся озвучить вслух истинную проблему, которая гложет изнутри.       — И это говоришь мне ты, Рен? Серьёзно? Пожалуй, телепат всё же есть. Ничего неожиданного в моём уходе сейчас нет: я изначально сказала, что либо ты говоришь всё как есть, либо я ухожу. Было такое? — тон холодный. Ланг чеканит слова, что монеты, они с морозным острым звоном вылетают из уст колкими льдинками-колючками в сухую пургу.       — Было. Я… — парень набрал в лёгкие воздух, чтобы выдохнуть устало, обречённо: — Блять, Гуань, я превращаюсь в девицу! Прости меня за грубости, колкости, желчь. Прости, я сегодня просто последний… баран, кретин, ублюдок, мудак, мерзавец. И меня это очень пугает и раздражает. Чувствую, что даже с сигаретами не вывожу. Я… Он мне нравится, хотя… Нет, он не может мне нравиться, понимаешь? — ведь я тоже парень. По крайней мере, так написано в моём паспорте. Но почему тогда мне так хреново, что я психую из-за всякой х…       — Ерунды. Не за чем ругаться, когда можно сказать иначе, и веди себя тише. На нас уже люди обращают внимание, — тихонько проронила девушка, опуская лицо. Мимо проплыл к другому столику официант, и под его заинтересованным взглядом девушка склонила голову.       — Вот видишь. Не хочу признавать, но я ничего не понимаю. От сигарет уже тошнит. Я за день скурил столько, сколько не всегда за два получается. Даже суток не прошло, а я уже кончился. Так ещё две недели, — я суициднусь нахер. Вот смотри… — парень сделал ещё один тяжёлый вздох и, запрокинув голову к потолку, выпустил то ли стон, то ли рёв. Рен полез в карман и достал пачку сигарет. Скучающе-угрюмый вздох, и шаман открывает коробочку, чтобы продемонстрировать содержимое подруге: в картонных стенках жалко-сиротливо болтаются семь сигарет.       — Утром пачка была целой: я скурил чуть больше половины за один этот напряжённый день. Только без толку: тоска никуда не ушла, и лучше себя понимать я не стал. В общем, работаю на рак лёгких… — невесело усмехнулся парень, показывая коробку подруге.       — Сколько в целой пачке?       — Двадцать. В целой — двадцать сигарет.       — А здесь… Раз, два, три… десять… тринадцать? Рен, ты, что, скурил семь сигарет до обеда?!       Несуразная виноватая улыбка, Тао неуклюже-нелепо развёл руками и остановил пустой скучающий взгляд где-то в пространстве.       — Рен, нельзя столько курить. Ты же просто себя в могилу сведёшь такими темпами, и чего ради? Стало намного легче от этой гадости? Нет, это, в любом случае, не дело. Нельзя курить в таких количествах.       — Тц… Ещё одна… — вырвался вздох сам собой. И всё же беспокойство Гуань куда приятнее беспокойства Басона.       — Лучше бы ты мне позвонил, мы бы поговорили… Мне кажется, это лучшая терапия, нежели курение, — коротко выдохнула Гуань. Подёрнутый флёром грусти глубокий взгляд чёрных омутов — на Рена. В глазах девушки медленно завихряется задумчивая сосредоточенность — такая, что шаману не по себе от подобного напора. Ланг молча что-то обдумывает, изучая друга протяжным тающим взглядом, а потом выдаёт резко, что Тао вздрагивает: — Предлагаю начать прямо сейчас!       — Что начать?       — Разговоры, Рен, разговоры. Ты слишком много куришь, — так нельзя, это не закончится ничем хорошим, — тон девушки спокойный, твёрдый, тихий, печальный, серьёзный.       — Ты же шутишь, Гуань?       — Нет, ни капли, почему?       — Потому что я не девчонка, чтобы трепаться и ныться кому-то о своей жизни. Не понимаю, о чём ты собираешься со мной говорить, — выдохнул Рен слова бесцветным сигаретным дымом. В тон прорываются табачная горечь и яд. Всем известно, что капля табака убивает лошадь. Гуань — не лошадь. Гуань не страшен яд в словах друга, она сама умеет жалить так, как Рену не снилось. Для этого её нужно спровоцировать на жестокий ход. Сейчас Рен провоцирует её на жестокий ход.       — Не-девчонка, будешь говорить со мной таким тоном, — начну изъясняться прямо и перестану с тобой нянчиться.       — Перестань, — равнодушно-насмешливо хмыкнул шаман.       — Хорошо. Тогда может, пора бы признать уже, что ты гей, м?       — Я не гей. Меня уже затр… Достало, что ты убеждаешь меня в том, что я, блять, гей. Сколько можно? Я. Не. Гей. — чеканя слова, прошипел Рен.       — Конечно, не гей. Ты баран, Рен. Баран, но не гей. Тебе нравится парень, ты спишь с парнем, не находишь себе мес…       — Я не сплю с ним в том смысле, в каком это звучит, — видя, что Гуань хочет перебить, Рен не дал вставить слова, продолжил речь сплошным потоком: — и я уже объяснял, почему так. Потому что не хочу бросать деньги на ветер. Всё. Не надо красить меня в голубой в угоду своей аромантичности, Гуань. Я уже понял, что мой интерес к тебе — не взаимен, не за чем пытаться вбить мне в голову, что я пидор, — глухой голос дрожит раздражённым, озлобленным рычанием.       — Не надо психовать и отыгрываться на мне в угоду своей эмоциональной неустойчивости, Рен. Я не крашу тебя в голубой — ты сам с этим прекрасно справляешься. Признай это хотя бы себе. Ты ведь лучше меня знаешь, какое физиологическое влияние оказывают на тебя одни только мысли о нём. Рен, это ненормально для натурала, но ты не гей — да что за наивный цирк? Ты гей. Хватит бегать от себя! — прошипела Гуань, не повышая тон.       — Не гей. — тон непоколебимый, — в духе главы клана сильнейших китайских шаманов-упрямцев современности.       — Чёртов баран. Пуленепробиваемый. Как будто у меня в программу-минимум на день входит убедить друга в том, что он гей. Рен, какой мне прок тебя вводить в заблуждение? — девушка начинала злиться. Она уже полдня потратила на бессмысленный разговор с Реном. Толку — не больше, чем если бы говорила со стеной.       — Хорошо. Хорошо, допустим. Допустим, при том блестящем домашнем образовании, которое получили вы с Дзюн, уроков полового воспитания с вами никто не проводил. Допустим. Проведу я. Рен, скажи, по-твоему, кто такие геи и чем ты отличаешься от обычного гея? — и снова не вопрос — пуля в упор в голову. Прямота и бесстыдность — разящие моменты, именно они оказывают летальное действие на сознание Рена. Молодой человек не может оправиться от кратковременного шока несколько мгновений, ловит слова по разным уголкам сознания, и наконец, собрав в кучу мысли и вернув тону твёрдость, выдохнул:       — Откуда я знаю? Я не гей, Гуань. Сколько можно повторять, блять? Вместо того, чтобы убеждать меня в этом, помоги разобраться, что со мной происходит и как мне общаться с ним теперь! — прорычал Рен. Шаман был близок к тому, чтобы наплевать на любые общественные нормы и закурить прямо в зале заведения или нагрубить подруге, послать её, накричать, психануть, поджечь все мосты, — словом, вспылить, как настоящая капризная девица. Только эта мысль и останавливала от подобных выпадов.       — А никак. Рен, я не нанималась тебе в личные психологи. Это всё — просто дружеская помощь с моей стороны. Не можешь разобраться в себе — возьми тайм-аут в вашем общении. Не звони ему, не пиши, не отвечай, затаись и спрячься от него на какое-то время. Может хоть тогда дойдёт до тебя, барана, что именно ты чувствуешь? Не хочешь меня слушать? — окей, не слушай, разбирайся в себе сам, но не звони мне потом, — Гуань поставила точку в конце разговора. По крайней мере, шаману так показалось, но девушка, спустя несколько мгновений, продолжила другим, холодным и отстранённым голосом: — Сегодня ты ходил по краю, Рен. Ещё немного — мы бы поссорились. Твои упёртость и непоколебимость — это необходимо в отношениях с бизнесом, с бездушными бумажками-деньгами и документами, с конкурентами, проверками и ревизорами, но остальные люди, твои близкие — это уже совершенно другое дело. С ними ты должен снимать этот панцирь и зубы непробиваемой акулы. Среди близких у тебя нет врагов, Рен.       — Прекратить общение с Хоро? — легко переспросил молодой человек с ноткой скепсиса в тоне.       — Да. Ты сказал, он сейчас в больнице? Это отличная возможность проверить действенность моей тактики! Но ты должен держать себя в руках: никаких звонков, никаких сообщений, никаких посещений. Сорвёшься — впору считать это камин-аутом для себя. Кстати, звонить мне можешь в любое время: для твоих звонков я всегда свободна, — первая скупая полуулыбка после опасного момента их разговора — словно радуга после ожесточённого ливня или капля солнца на небосводе, затянутом пеленой облаков.       — Каких звонков? Я что-то выпал, потерял нить…       — Для звонков с извинениями, когда поймёшь, что ты гей.       — Гуань, это уже не смешно, серьёзно. Я не гей.       — М-м-м… Ну как скажешь, — протянула девушка с усмешкой. Что Рену не смешно, — её веселит. Нужно ведь проучить упёртого друга…       — Я всё равно не очень понимаю, как это может помочь мне. Я и без того знаю, что Хоро для меня просто друг.       — Просто друг, на которого у тебя стоит. У всех такой есть, понимаю… — коротко усмехнулась Гуань. Сложно сдержаться рядом с таким колючим раздражительным другом и запереть ядовитые смешки.       — Угомонись уже. Пошутила, посмеялась, и хватит. Что ты как маленькая? — пробубнил парень, насупившись. Ланг залилась негромким переливистым смехом, — словно дразнила несчастного парня, для которого чуть больше, чем подруга.       — Ты ворчливый старик, я маленькая девочка. — Это равновесие. Принцип борьбы двух начал тебе знаком?       — Не представляешь, насколько близко… — попытка сдержать усмешку — бессмысленна, неудачна.       — Хорошо, хочешь ещё что-нибудь обсудить, или расходимся? — умиротворённо выдохнула Гуань.       — Нет, я уже услышал всё, что хотел, и даже то, что не хотел. Можем расходиться, как только рассчитаюсь. Тебя отвезти домой?       — Я за себя заплачу сама. И нет, не нужно, я доберусь сама. Спасибо за предложение.       — Почему?       — Почему что? — впрочем, какая разница, если в мыслях Ланг уже готовы аргументы для любого ответа.       — Почему отказываешься от того, чтобы я довёз? Ты не домой, так куда, скажи, — я отвезу.       — Потому что полагаю, нам в ближайшее время будет слишком дискомфортно молчать в таком тесном пространстве, как салон одного автомобиля, — Гуань может помериться прямолинейностью с Реном.       — Мы можем и не молчать, я включу радио, если хочешь. Из-за такой ерунды обрекать уставшую себя на долгий путь домой не стоит.       — Рен, розовый.       — Прости. Хорошо. Но плачу я. На правах джентльмена.       — М-м-м… Ладно, — нехотя выдохнула Ланг, чуть закатив глаза.

***

      Оплатив общий счёт, Рен предпринял ещё одну провальную попытку уговорить подругу на сопровождение домой, и вновь получил отказ.       — Давай хотя бы такси?       — Такси? — девушка на мгновение задумалась.       — Да, такси, — по-моему, идеальный компромисс: так тебе не придётся находиться со мной в давящей тишине, и не придётся тратить силы на дорогу. Давай, почему нет? Что ты теряешь?       — В данный момент — только спокойствие. Рен, я доберусь сама. Не надо меня провожать, не надо вызывать мне такси, просто отпусти меня и отдай оставшиеся у тебя сигареты. Хочу быть уверена, что ты не выкуришь за день двадцать сигарет.       — Пусть я не вижу в этом смысла, принимая во внимание, что мне ничего не помешает купить ещё пачку… Хорошо, я отдам, — угрюмый вздох, и шаман обречённо протягивает подруге початую пачку в самых раздражённых настроениях. — Тогда пока и спасибо за время, которое уделила мне, — сквозь зубы, — И ещё: позвони или напиши, когда будешь дома, ладно? Знаю-помню, ты терпеть не можешь, когда кто-то так говорит, но ведь я не просто кто-то, надеюсь…       — Терракотовый, Рен.       — Понял. Тогда до встречи, — скомкано попрощался китаец, быстро и небрежно обняв девушку.

      ***

      Рен нетерпеливо барабанил пальцами по рулю, возвращаясь домой после встречи с подругой. В этих бесконечных пробках шаман провёл добрую половину жизни. С одной стороны, было что-то хорошее: например, создавалось впечатление, что в них время будто замирало, стопорился сам бешеный поток жизни в вечно спешащем куда-то, мегаполисе. В эти растянутые в слоу-мо, минуты, Рен получал возможность препарировать, изучать под микроскопом сквозь линзы трезвого разума с увеличением, которое дали слова подруги, каждую мысль, которая его беспокоила или першила чем-то неуютным, неприятным, ноющим на дне души, тянула нутро вниз, — туда, где, сука, снова наливается знакомым напряжением, стенает и стонет тугой узел. Молодой человек крепче сжал кожаный руль до неприятного, мерзкого короткого скрипа и напряжённо рыкнул тихонько в надежде выпустить хоть крошечную толику того раздрая, что осел на душе и в мыслях:       — Блять, Хоро, ублюдок, я ненавижу тебя…       — Молодой мастер, позволю себе ещё раз напомнить, что госпожа Ланг искренне печётся о Вашем благополучии, и было бы очень хорошо, если бы Вы… Ваша матушка, госпожа Ран, — она будет счастлива, если Вы, наконец, определитесь с кандидатурой своей невесты…       — Я не разрешал тебе открывать рот, Басон. Только твоего мнения мне, блять, не хватает, чтобы свихнуться… Ещё и сигареты отдал Гуань, — прекрасно, просто чудесно! — шаман откинул затылок на не очень-то ласковый, мягкий или приветливый, подголовник.       — Тц… — коротенький выдох — выражение лёгкого неудовольствия от поцелуя головы с твёрдой подушкой.       В разорванное в клочья сознание врываются бестолковыми мошками совершенно не нужные сейчас мысли. Интересно, что там делает сейчас этот ублюдок? Надеюсь, блять, ему ставят уколы или клизмы… Сука, нет, ну зачем я подумал об этом?

***

      Юань чувствует его неуверенность, растерянность, точнее, — её призрак. Это странно и уныло, сюрреалистично, ведь обычно, Ан Чжо полностью уверен в том, что делает, чётко представляет, что и как делать. Поэтому, в общем-то, его и поставили на такую ответственную и серьёзную должность заведующим отделением. Действительно, лучшую кандидатуру на этот пост найти было трудно: у мужчины — диплом с отличием, обычно твёрдая рука, стальные нервы и немалый опыт работы в реанимации. Однако сейчас он уже с полминуты колеблется с ответом медбрату своего отделения.       — Господин Чжо, Вы во мне сомневаетесь? Считаете, я не справлюсь? — понуро-нетерпеливо выдыхает молодой человек, прислонившись к серой металлической двери. За ней — откачивают нашатырём потерявшего сознание, Вэньмина.       — Нет, что Вы, я… Просто беспокоюсь за Вашего брата. Не понимаю, как же так? Ведь он принял взвешенное решение связать жизнь с медициной, но в самом начале операции потерял сознание! — расстроенно вздохнул врач.       — Да, Вэньмин всегда был особенно впечатлительным. Скажу Вам по секрету, этот трусишка в жизни бы не пошёл по своей воле в медицину, тем более — в хирургическое отделение, — коротко и тихо усмехнулся Юань.       — Но зачем же тогда он… Я не понимаю.       — Ну… Я же сказал: «по своей воле». Если бы красавица Лу Чу влюблялась в эрудированных домоседов, а не во врачей, мы бы вряд ли когда-нибудь увидели Вэньмина рядом операционной… Любовь зла, знаете ли… — угрюмо усмехнулся, подытоживая, Юань.       — То есть, Ваш брат пошёл в медицину лишь ради внимания девушки? — округлил глаза опытный хирург.       — Нет, почему? Медицина, вне всяких сомнений, и сама по себе достаточно занимательна, чтобы увлечь моего брата. К сожалению, малыш Вэньмин по иронии судьбы, не переносит вид крови…       — Но как же он собрался работать в хирургическом отделении, в медицине вообще? — всплеснул руками хирург.       — Об этом я и говорю, господин Чжо. Я понимаю, Вэньмин гораздо лучше подкован во многих теоретических аспектах, нежели я, но сейчас, боюсь, у Вас нет альтернативы, кроме меня, — сдержать ликующую улыбку не удалось, она всё же легла на губы молодого человека.       — Кажется, Вы правы… Слушайте меня и выполняйте мои инструкции чётко. Ваша задача — подавать мне инструменты и производить несложные манипуляции. Если готовы, — прошу, проходите. Замечу, что Ваша инициатива заменить брата в качестве ассистента на операции приятно удивила меня. Каюсь, господин Пан, я не ожидал от Вас такого серьёзного шага. С того самого момента, как привлекли внимание госпожи Я к происшествию с господином Юсуи, чем спасли его жизнь, Вы не перестаёте удивлять меня. Уж не знаю, что послужило причиной столь разительных перемен в Вашем отношении к работе, но питаю надежду, что эти изменения надолго укрепятся в привычке в профессиональной практике. У Вас твёрдая рука, — это очень важно для хирурга. Знания за свою практику Вы ещё накопите: врач учится всю жизнь, поэтому у Вас есть всё, чтобы стать хорошим специалистом. Не ленитесь, не бойтесь, и всё получится. А теперь пойдёмте, Вам ещё требуется обработать руки и сменить одежду на стерильную, — врач покровительственно приобнял, не касаясь рукой Юаня, и подтолкнул ко входу в операционную.

***

      Рен ввалился в квартиру, чувствуя себя как никогда уставшим, — не удивительно: один только эмоциональный разговор с Гуань высосал много энергии; мысли о Хоро и о словах подруги — дополнительные вампиры, на подмогу к прочим: к Басону, долгому пути домой, отсутствию сигарет. Ещё один удар по нервной системе воина грома — отсутствие Хоро в пустой одинокой и тихо-сиротливой квартире. Так странно… Ведь Рен знал, осознавал, что северянина не будет дома. Тогда почему китайца это неприятно поразило? Не мог же Тао забыть? Нет, конечно не мог, — северный полупокер прописался в мыслях китайца. Рен даже боялся ложиться спать: боялся проснуться от того, что во сне встретился с Юсуи, и по пробуждении обнаружить влажное пятно в области паха. Нет, Рен не гей. Нет, не гей. Серьёзно, РЕН НЕ ГЕЙ!       Ещё и сигарет не было. Идти куда-то за ними сил нет. Уже кажется, проще доползти до кровати, и, наконец, лечь спать. Ещё завтра на работу. Интересно, как там Хоро? О чём он думает, засыпая один (Рен очень на это надеялся. Рен не заснёт, если надежды окажутся ложными). — нет, эти мысли не дают покоя. Будь у Рена сигареты или силы, чтобы сходить за ними, или будь под боком Хоро с его вечно обжигающими сильными и уверенными, умелыми руками…       Руками, которые крепко, до боли, стискивают тонкие запястья Рена, оставляют на них синяки, пока чужие губы роняют нежные и влажные дразнящие поцелуи где-то внизу. Рен выгибается, подаётся поясницей вперёд, прикрывает глаза, с сухих губ срывается в одинокую тишину сиплый и слабый стон. Блять… Влажное пятно пришло раньше утра. Теперь вылезать из холодной постели и топать переодеваться. Пожалуй, есть смысл, раз не получается заснуть, выпить кружку молока, или вообще пойти прогуляться. Может хоть повезёт напороться на тех гоблинов, по вине которых Рен места себе не находит без Хоро — напороться на ублюдков, которые его избили, и надрать щенкам задницы? Это хоть настроение поднимет и немного отвлечёт Рена от неправильных мыслей…              Post Scriptum:       1. Загадочные цвета в разговоре Рена:       Это, как вы могли понять, своего рода, шифр, придуманный Реном и Гуань. Таким образом Ланг характеризует степень своего эмоционального комфорта: чем темнее и полнее оттенок красного, тем гуще и насыщеннее, ближе точка эмоционального пика = «кипения» девушки, и Тао не должен приближаться к этому пику ради комфорта Гуань.