Закон Дубина неисповедим

      Август ван дер Хольт всегда получал то, что он хотел. Любыми способами. Легально или нет — неважно. Но почему сейчас ему было так… Совестливо? Почему он не радовался тому, что получил? Эта нелепая попытка заселиться вдвоем в один номер вызвала только тревогу у Дмитрия, который теперь ещё и ушел в себя. Он улыбался, но о чем-то много думал и постоянно отвлекался от разговора.       По крайней мере, так это видел Август.       Все планы об ужине в номер, об отношении к Дмитрию как к императору в покоях и даже лёгкое заигрывание отложены. Впервые столкнувшись с подобной ситуацией, Хольт решил выманить Дубина:       — Я предлагаю не оставаться в номере…       Дубин отвлёкся и посмотрел не считываемым взглядом на Хольта. Казалось, Август снова не угадал настроение, но решил дополнить свои слова:       — Это место знаменито… — он подбирал слова находу, пытаясь ложью во благо извиниться перед незнающим Дубиным. — Спа-комплексом! Я бы очень хотел посетить это место, но один… Я плохо плаваю, позабылось… Неловко одному… Не составишь мне компанию?       И посмотрел на Дубина в надежде, что его блеф сработал. И в глазах родилось детское желание и умаление, которому тяжело было сопротивляться. Дмитрий, погруженный в уничтожение мороженого в кратчайшие сроки из-за вкуснейшей фисташковой начинки, кивал, но мысли его поглощены были другим.       Они будут в люксе.       Совместном.       Вдвоем.       В один номер.       Могло произойти всё что угодно.       Всё, что…       — … Ты согласен? — донеслось до Дмитрия, и он встрепенулся, придя в себя.       — Я… — он посмотрел на обеспокоенный взгляд Хольта, который запутался из-за не считываемых эмоций аудитора, — Да, к-конечно!       — Замечательно, — расплылся Хольт, чуть хлопнув руками. План по заглаживанию вины работал, место подготовлено. Теперь он мог очистить совесть в спа их гостиницы и перестать чувствовать зажим в груди.       Таким простым способом без гениального притворства и хитрости Август выманил Дмитрия в комплекс, который полностью был забронирован на этот вечер для них двоих.       Но Дубин об этом естественно не знал: такой жест он бы не оценил, только испереживался ещё больше. А Хольту хватило грусти и задумчивости партнёра.       После быстрого заселения в номер, уже дойдя до места, Дубин чувствовал подвох. В холле он точно видел несколько семей и таких же предпринимателей, а девушка не смогла предложить им свободные номера… Все говорило об одном: гостиница переполнена, но в комплексе ни-ко-го.       — Как странно, что пусто… Хороший же комплекс!       — Наверное, не сезон, — откровенно плохо врал Хольт, но с такой уверенностью, что Дубин кивнул, хотя в голове прокручивал все иные доводы. Странно. Или возможно, что спа-комплекс только для люкса?       И пока русский богатырь шевелил шестерёнки в голове, голландец умывал руки в ожидании лёгких шалостей за «потри мне спинку».       Дмитрий сглотнул.       Если раньше заманчивая новость о совместном проживании наталкивала его на всякого рода грешные мысли, то сейчас они вовсе будут на трезвую голову практически голыми. Он покраснел. Пунцовые щеки удачно спрятались под голубым светом спа-комплекса.       И ночь обещала быть яркой для них обоих. Дмитрий раздевался, стараясь не смотреть на Хольта: так, иногда посматривал на его силуэт, профиль, прислушивался к тому, как он сложил одежду и надел халат. Дубин последовал его примеру.       Он облизнулся, как школьник перед первым свиданием наедине. Они прошли к воде. Нереальная голубая вода из-за подсветки манила. В увлаженном воздухе витал след ненавязчивых благовоний. Вдалеке видны кабинет хамам и сауны, а чуть подальше — джакузи.       В голове Дмитрия пролетели все романтические сцены из фильмов, связанных с джакузи. Неужели сейчас он будет экранизировать одну из них?       И Дмитрий бы дальше летал в облаках, если бы не реальность. Стоило Хольту неуверенно снять халат и остаться в плавках, как Дубин остолбенел и побледнел.       В комплексе приглушённый свет позволял голубому неону подчеркнуть все резные черты Хольта. Его стан. Его скулы. Его рельеф мышц.       И шрамы, рисующие на его кожи безжалостные молнии, направленные на уродливый имплант у сердца.       Дубин не смог отвезти взгляда. Раньше хотя бы часть шрамов была закрыта одеждой Хольта, но сейчас…       — Наслаждайся… — начал свою речь Хольт, но одернулся. Никакие слова не лезли в его голову. Прикованный к нему взгляд раздирал на кусочки. Хольт не решил узнать, с какой эмоцией на него смотрел Дубин. Жалость? Отвращение? Страх?       Без какого-либо заданного вопроса от Дубина он не стал поднимать эту тему сам.       — Времени у нас много. Можем обсудить рабочие планы. Остаётся последняя встреча с советом ФСБ, и… — он начал вбрасывать какие-то планы на завтрашний день. Его голос огрубел и похолодел: — Завтра рано утром встреча с руководством. После мы едем домой. Попробуй здесь расслабиться перед сном. С твоего позволения я окунусь, — он отвернулся и прыгнул в бассейн, чтобы скрыться от него. Сбежать. Мозг кричал ему бежать. Скрыться. Спрятаться.       Он долго и тягуче проплывал под водой практически у дна бассейна. Внутри все оборвалось. Он так устал. Изнемог. Один лишь растерянный взгляд приковал его сердце к рёбрам. Израненный. Один. В воде.       Вода пыталась остудить его голову, но мир вокруг чужд и пуст. Потому что его солнце померкло. Он — инвалид. Он — изуродованный монстр. Сплошная отрава. Вся нежность взгляда Дмитрия разом сменилась на жалость. Мерзко. Липко. Август хотел залечь на дно.       «Только не ты. Только не этот взгляд. Я не выдержу».       Ошарашенный Дубин, недолго думая, нырнул в бассейн к Хольту.       «Что же я наделал? Боже, он мог неправильно…»       Дубин нагнал его, пытаясь пересечься взглядами, но Хольт будто бы отключился от их сети. Он чаще нырял под воду, проплывая практически полное расстояние от бортика к бортику. Но Дмитрий настойчиво был рядом и неумело нырнул под воду, подплывая к Хольту. Он смешно паниковал, делая лишние движения под водой, но он был обязан поймать его русалку.       И затем он вынырнул, жадно глотая воздух, и Хольт обеспокоенно проследил за его состоянием.       — Ты вроде говорил, что плохо плаваешь, — кашляя, улыбался Дубин, убирая волосы назад.       — Один — да, — хитро улыбнулся Август, поджимая губы.       После небольшой переглядки они медленно плыли рядом друг с другом, касаясь руками, словно две звёздные системы, обретающие свое место в бескрайнем космосе. Вода мягко ласкала их, даря легкость и свободу.       Дмитрий не спрашивал ни о чем Хольта, чувствуя, как его личное произведение искусства закрылось от зрителей. Бестактность во взгляде на шрамы ранила Августа. Правда, Дмитрий и раньше видел шрамы Хольта, но не знал, что грубые зажившие раны растянулись по всему телу.       Его прекрасное тело изранено.       Давно и беспощадно.       Хольт плыл на спине, замкнувшись, но долго не смог закрываться в себе, ощущая Дубина рядом. Он оттаял. Как можно передавать и надумывать что-то в себе, держать мысли, коптить мерзкие чувства, когда рядом такой милый золотой ретривер, ждущий хозяина.       И Хольт улыбнулся ему, переворачиваясь и легонько прижимая его к себе в воде. Он чувствовал его тепло и мягкость, видел, как тот парил в этом хлорированном небе. Дмитрий опустил голову на плечо Августу, так спокойно и тихо, затем закрыл глаза, наслаждаясь моментом и полностью доверяя ему.       Невесомо.       Невыносимо.       Вокруг них царила тишина, и только шум воды и неоновые огоньки чувственно гипнотизировали их души.       Они утонули друг в друге.       Без слов.       Практически не касаясь.       Хольт приподнял голову Дубина и поцеловал его одновременно нежно и страстно, разворачивая к себе и позволяя коснуться его шрамов и импланта. Дмитрий сначала боялся причинить боль, трогать окаменелые молнии на его теле. Но когда их губы слились в вихре поцелуев, полном любви и нежности, он горячей рукой прикоснулся к его обезображенной груди.       — Было больно?       — Думаю, как и тебе.       Август провел рукой по шраму Дмитрия, по всей дуге левого плеча, и хмуро посмотрел на мужчину. Затем он медленно приблизился к нему и начал выцеловывать каждый заживший стежок. Каждую неровность шрама. Не целовал, а скорее лечил прикосновениями. Дубин сжимался, боясь боли, но с каждым поцелуем расслаблялся и таял.       Вода бассейна все сильнее шумела, а неоновые огоньки хитро мерцали. Они просто наслаждались друг другом. Оставляя вместо слов круги на воде.       — О чем ты беспокоишься? — разбил тишину Дмитрий, чувствуя, как шумели мысли Хольта. Эти импульсы неприятными искрами щелкали в воздухе.       Август положил голову на его плечо, задаваясь тем же вопросом.       — Я… О том, как защитить всех, — выдал Хольт, хотя сам не верил в эти слова.       Дубин не углублялся. Это он знал и сам. По волнению Августа. По его нервным постукиваниям. По его частым проверкам телефона. По его опустошенным глазам, смотрящим куда-то вдаль. За короткий срок из знакомства Дубин сделал несколько пометок: Хольт невероятно одинок, окружённый помощниками и охраной. Рядом с ним он видел только двух мужчин, рядом с которыми Хольт позволял себе эмоции.       — Как ты познакомился с друзьями… С Арсением Поповым и Сергеем Разумовским, кажется? — задал вопрос в лоб, отплывая к бортику, и вынырнул из воды. Август повторил за ним.       Рядом с Дубиным язык развязывался. Как давно он не говорил с кем-то по душам? Не по бизнесу. Не по финансам. Не по интригам. А вот так выложить чувства и переживания, историю и детские воспоминания… Просто так.       Только с ним.       И как этого давно ему хотелось?       — Выпустились из одного пансионата. По своей детской глупости я стал… — он небрежно провёл по импланту. — Инвалидом. Отец часто переезжал по работе, и в нулевые скрывал… Нашел российский пансионат для меня на пару недель, пока он договаривался с властями о сотрудничестве в Москве. Но…       Выйдя из бассейна и вытерев насухо тело, Август закутался в халат, сжался и скривил лицо. Дубин уже успел пожалеть о своем вопросе, но казалось, что Августу необходимо было выговориться.       — Мой стимулятор — военная разработка отца. В Европе из-за моего спасения начались его гонения. Травля за то, что спас меня… Отец умер. Здоровье не выдержало банкротство и конфискацию имущества. Мою младшую сестру отправили в Японию частным рейсом, а я остался в пансионате. Там было безопаснее: я уже числился во всех сводках, как наследник Holt International. Но в России свои законы. Они не подчинялись ни Европе, ни США. А дальше… познакомился с тремя парнями. Троица, и все из коррекционной группы аутистического спектра. Арсений, Сергей и…       Хольт дернулся.       — И наш погибший друг, Волков Олег. Вариантов «не дружить с ними» не было. Арсений и Сергей были единственными, с кем можно было посоревноваться в знаниях, еще и несколько языков знали. А Олег — это… Олег. У каждого из нас была своя беда за плечами. Так и сцепились травмами, а позже придумали игру: в стенах пансионата мы друг за друга горой, чтобы за его пределами показать, кто главный. Выросли, дали клятву пансионавца, что защитим мир и друг друга даже после выпуска. Ведь хоть кто-то в мире должен быть на нашей стороне. Потом Попов сбежал из пансионата. Волков ушел в армию по контракту. Я дождался совершеннолетия и бросился восстанавливать компанию отца, как и его доброе имя. А Разумовский, не дождавшись возвращение Волкова, развивал подростковый проект, который вылился в социальную сеть, а затем уехал в Санкт-Петербург. Один.       — А как вы заново все встретились? — любопытствовал Дмитрий, чувствуя, как ходил по лезвию, которое давило на запястье голландца.       Хольт резанул, не подбирая слов:       — Олег умер. Разумовский подорвал… — но здесь Хольт остановился.       Не мог он рассказать, как Сергей полгорода подорвал в попытках справиться с болью от потери Олега. Тогда он всех чертовых коррупционеров в военном комитете спалил. Сергей пытался спасти мир от тех, кто торговал чужими жизнями в войнах для пополнения их кошельков. Разумовский крушил всё и всех. Он готов был пожертвовать собой ради спасения мира. Попов ему в этом помог, по дурости или черного чувства справедливости — непонятно. Но их террористическая операция забрала жизнь невинных. Попова посадили в тюрьму, и Хольт по слезной просьбе Арсения, старого товарища, приехал временно приглядеть за жар-птицей Разумовским, которого чудом успели отмазать. Кто-то должен был на воле, чтобы вытащить другого из тюрьмы.       Ложь мерзкой патокой прилипла к шее Хольта, но он не мог признаться. Дубин слишком чист душой для таких, как Хольт.       — Разумовский подорвал здоровье. Попов не мог быть рядом какое-то время, и я приехал навестить его. Тогда он познакомил меня с городом, а позже с чиновниками и предпринимателями… Так я открыл для себя рынок России, и вот я здесь.       Дубин задумался:       — А что вас троих заставило остаться вместе?       На этот вопрос у Хольта не было вразумительного ответа. «Одиночество», — вертелось у него на языке, но это нытье никому не нужно слышать.       — Мы все хотели, защитить мир. Попов — финансово, Разумовский — информационно, а я — военно.       Они замолчали, и Хольт спросил самую проверенную фразу, которая помогает выйти из тишины:       — And you? Какая история у маленького Дмитрия? — Хольт укутулся в халат, чувствуя, что Дубин залез глубже, чем раны от импланта. Внутри похолодело. Опустело. Они прошли из раздевалки в гостиную комнату, чтобы погреться, и Дмитрий провел рукой по спине. В ту же секунду Августу стало хорошо. Больно, ранимо, уязвимо. Но будто бы всю грязь вычистили.       — Я? Охх, — Дубин запнулся.       Он все не мог представить, через что пришлось пройти подростку Хольту в чужой стране. Одному… Как он мог рассказывать о детстве, когда Хольт повзрослел не по своей воли?       — Я был беспокойным малышом. Нервным. Маленький Дима был бы мной разочарован, если бы узнал, кто я… — он улыбнулся, смотря на кристально чистую воду, — Представляешь, я ходил в бассейн, чтобы увидеть Арнольда Шварценеггера. Сколько всего хотел достичь к двадцати годам. Но… Я — не супергерой. Я стараюсь жить… Есть русское выражение «где родился, там пригодился». Вот счастлив там, где я есть. И миру хочу помочь. Всем и людям, и кошкам, и собакам… И даже преступникам. На путь истинный поставить хорошим примером. Я поэтому построил жизнь на законах, чтобы… Правильно жить. По закону. По совести. Так с каждым годом моя личная конституция все тяжелела и усложнялась… Я рад этому, хоть иногда теряю смысл счастья, но…       Дубин просмаковал мысль, сжался, пальцы заламывал, чтобы выпалить:       — Кажется, мое предназначение здесь, чтобы защитить тебя.       Дмитрий дернулся, будто очнулся. Его мысли завели его в дебри. Запутанно все. Раскуроченно внутри. Закончил свой монолог он скомкано:       — Как-то так.       — Как-то так, — повторил Август, уходя глубже в себя.       Они погрузились с головой в болото воспоминаний. У каждого своё. Но им хотелось просто раствориться в воде. Исчезнуть. Очиститься. Август так устал проявлять силу. Так изнемог. Казалось, если Дмитрий сейчас его покинет, то Август не соберёт себя по частям. Что-то в нем сломалось. Закоротилось. Остановилось. Мысли роем атаковали его. Душили. Заставляли сжиматься. Заставляли…       Дмитрий переплел их пальцы, смотря проникновенно прямо в глаза потерянного и уязвимого Хольта. Одно его слово — и он разбит. Одно его слово — и он испепелен. Одно его слово — и он убит. Дубин сжал их руки, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев Хольта, не сводя взгляда. С каждой запекшейся секундой на шрамах Хольта Дубин молча пытался вывести «люблю»:       — Я рядом. Не отпущу. Не покину.       И Хольт разбился. Разлетелся на атомы. На кванты. Ртом глотал воздух в попытках заговорить, а Дубин смотрел в глазах и улыбался. И Хольт попытался сделать шаг назад, испугавшись вскрывшихся чувств, но Дмитрий обнял его крепко, беспощадно повторяя:       — Я рядом. Я буду ждать тебя. Искать тебя. Всегда.       И мир треснул. И грудь не могла сдерживать сердце. И чёрное небо Москвы рухнуло на его плечи. И морская соль проступила, но глаза иссушены. Нет в Августе ван дер Хольте больше слез.       Но Август тоже будет ждать и искать Дубина. В этом названном аду Дмитрий спрячет его в груди, чтобы он бился с его сердцем в один такт. Август завернется клубком и ляжет ему на грудь. Уснет, охраняя сон. И так они упадут в вечность.       — Я с тобой, — шептал Дубин, поглаживая Августа как кота. — Я буду защищать тебя. До конца.       Август ван дер Хольт уткнулся в плечо Дубина, дрожа и прижимая его к себе.       Только сейчас Август понял, что он живой. Из плоти и крови. И пока он тщетно пытался защитить мир от зла, как убийц отца, Дмитрий прикроет его спину.       Он с ним до конца.       Его свобода.       Его дом.       Его сердце снова билось.       Значит, тому и быть.       Они простояли в тишине, прислушиваясь к звукам с улицы из открытого окна в гостиной. Столица располагала к тому, чтобы забыться в ее шуме. В ее движении. Почувствовать, какой ты маленький человек. Август пришел в себя. Он больше не спотыкался о мысли. Не отступал назад. Он сжал ладонь Дубина, поднося к губам, и в молитве поцеловал ее.       Ему пришла отличная идея:       — Я предлагаю пройтись по ночной Москве. Перед сном важно…       — Важно освежиться. Согласен, — и Дмитрий улыбнулся грустно, но даже на последних душевных силах ярко озарил сердце Хольта.       Сколько силы и любви в этом маленьком человеке.

***

      Они шли по гостинице в одних халатах, беззаботно смеясь о какой-то ерунде. Дмитрий чувствовал себя свободно и приятно, но на пороге люкса он встал. Он действительно был огромным: скинув вещи в первый раз Дмитрий не обратил внимание на количество комнат и отдельные ванные и душевые комнаты. Он чувствовал себя маленькой букашкой, которую вот-вот прогонят или раздавят. Дмитрий хотел быстро завернуть налево в комнату, переодеться и выйти на прогулку с Хольтом, но замедлился: Хольт хитрой лисой шел к себе, а взгляда с Дмитрия не сводил. Затем он в одном халате сел на диван с золотой фурнитурой в общем зале и властно раскинул руки по спинке. Дмитрию показалось, что он будто охотился и следил за его реакцией. Он замер. Мозг пытался выбрать стратегию: бей или беги.       — Встань передо мной, — властно скомандовал Хольт, наклоняя голову вбок и щурясь.       Август облизнулся.       Дмитрий повиновался.       Бессильно и нервно он сделал пару шагов к нему, покорный. Он сам хотел этого. Прокручивал в голове по тысячу раз. Он видел, как Хольт жадно смотрел на голую грудь под халатом, на беззащитную шею, на пунцовые щеки и в глаза, наполненные желанием. Его прекрасное обнаженное тело пленило его. В своей голове Хольт уже представлял, как во время секса его ангел наконец-то расправит крылья и взлетит. Получит наивысшее удовольствие.       Ничего в мире ему не виделось более эротичным, чем Дмитрий Дубин, поглощенный собственным развратным желанием.       — Ближе, — скомандовал Хольт и протянул руку.       Опустив голову от стеснения, Дмитрий закусил губу и сделал еще несколько шагов вперед. Его халат понемногу распускался, опьяняя Хольта. И за метр до Августа Дмитрий позволил халату соскользнуть на пол. Хольт глубоко вдохнул через нос, осознавая, что Дубин был полностью оголен перед ним. Белая кожа. Шрам. Светлая полоска волос от торса текла вниз к твердому члену. Он коснулся его ягодиц, проводя рукой по оголенному торсу.       — Ты прекрасен, мой ангел, — шептал Хольт, притягивая к себе и целуя тазовые косточки Дубина. Он дрожал. Не от страха. От желания. Август наблюдал за ним, все еще одетый в халат и, казалось, абсолютно бесстрастный к оголенному телу Дубина. Но с каждым требовательным поцелуем и поглаживанием задницы Дмитрий расслаблялся и чувствовал власть. Его превозносили. Его боготворили. Его ублажали.       Чувствуя себя одновременно беззащитным и защищенным, Дмитрий раздвинул ноги и сел на Хольта. Он чувствовал, что в его власти позволить Августу сделать с ним все, что тот хотел. Он был возбужден. Не мог понять, что происходило вокруг.       — Смотри только на меня, — шептал Хольт, когда Дубин держал голову опущенной. Он поднял ее за подбородок и поцеловал в сладкие уста. Он мог поклясться, что чувствовал фисташковое мороженое, оставленное на его губах. Но то был призрак. Шальная мысль в голове.       В страстном поцелуе Дмитрий тяжело дышал, измученный тем, что Хольт обвил его член рукой и надавил на головку. Когда он начал стонать, умоляя его прикоснуться к нему еще, то Хольт схватил его и бросил на диван. Он медленно рукой легко раздвинул ноги Дубина. Он не чувствовал себя смущенным, наблюдая, как властный Август ван дер Хольт прикоснулся губами к его члену. Дубин выгнулся. Стон вырвался из легких. Он не сдерживал себя. Они одни. В люксовом номере. В Москве. Далеко от всех проблем.       Хольт действовал механически, горячим языком доставляя удовольствие Дубину. Его ангел жадно глотал воздух, запуская ладонь в его смольные волосы и ускоряя темп. Его жадный ангел потерял оковы. Дмитрий наслаждался каждой секундой этой пытки. Хольт взял перерыв, помогая Дмитрию рукой, а сам взял его левую руку и по очереди пососал кончики пальцев, затем прикоснулся языком к его запястью и жадно прикусил его кожу.       Дубин привстал на локтях, чтобы поцеловать Хольта, и Август чувствовал, как напряглись и тряслись его руки. Тогда он внезапно, одним ловким движением, перекатился на него и вжал в диван. Хоть он сам держался на локтях, расположенные по обе стороны от головы Дубина, Дмитрий был придавлен и беспомощен, и немного задыхался под его весом. Дмитрий почувствовал разочарование от того, что Хольт прекратил ласкать его, но затем он вызвал трепет иным способом.       — Доверься мне. Я буду очень… Очень нежен, моя душа, — в его венах не было иного желания, как доставить удовольствие Дмитрию. Подарить ему лучшую ночь. Он ласкал член Дубина, а затем дотронулся до его задницы. Целуя его шею, он пытался расслабить Дмитрия, но обнаружил, как тот был возбужден и мокрый. С его члена сочилась смазка, а задница приняла его палец. Дмитрий пьяно выдыхал воздух, забывая дышать, а Хольт кусал его шею, отвлекая от возможных неприятных болей от растягивания.       Но он был мягок. Покладист. Он сжимался от ощущения, как Август добавлял пальцы, но разум плыл. Сознание исчезло. В нем говорило животное желание. К его ногам Хольт готов был принести весь мир, и это подтверждалось с какой страстью и нежностью Август обращался с ним.       Август боялся снимать халат и оголять шрамы, которые могли сбавить возбуждение, но Дмитрий сам стянул его, целуя каждый сантиметр его шрамов. Член Хольта был твердым в боксерах: он одной рукой он вытащил его и прижался к Дмитрию, пока требовательно целовал его. Будто бы так он просил его остаться в его жизни. Остаться. Не уходить. Быть его. И принять Августа. Возбуждение ударило новой волной от чувства, что Август был желанным, и он приспустил нижнее белье, освобождая член и поглаживая себя.       — Ты… Готов?       Вместо ответа Дубин настойчиво поцеловал Августа, притягивая к себе и свободной рукой дрожа обвил его член, надрачивая. Дубин даже не заметил, как в руках Августа оказался маленький квадратик с презервативом внутри. Он разорвал упаковку зубами, не сводя глаз с Дубина. Пару ловких движений, и Хольт натянул презерватив на член. Он протянул руку, просунул пальцы Дубину и заставил его их сосать, оставляя слюну. Эту смазку он распределил по члену в презервативе и прикусил губу. Хольт чуть не потерял самообладание, а Дубин сжимался от толкающегося и натыкающегося на ее сфинктер. Его паника стихла, он был в безопасности. Головку их членов нестерпимо покалывало. Теперь Дмитрий дрожал, чувствуя, как Хольт медленно входил в него. Его ягодицы были вжаты в диван, а пах раскалялся от давления. Он хотел сжать ноги вместе, но Август держал его и поглаживал за внутреннюю часть бедра.       Движение.       Рваный вдох.       Движение.       Томный выдох.       Дмитрий горел.       Август горел.       Они не говорили друг другу ни одного лишнего слова.       Они выдыхали стоны в губы друг другу.       — Ты прекрасен, мой ангел, — шептал Август, сдерживая стоны. Как узко. Как горячо. Как прекрасно. Пару движений, и Дмитрий извивался от наслаждения. Хольт ласкал его член, ускоряя темп и углубляясь. Вот-вот и он мог кончить, но собрался и сдержался. Он обязан доставить его ангелу высшее удовольствие. Райское.       Толчок.       Член Дубина горел.       Толчок.       Хольт готов был кончить прямо сейчас от одного взгляда на обезумевшего от наслаждения Дмитрия.       — Поцелуй меня, — требовал Дмитрий, практически слезно. Хольт не терял ритм, вошел во всю длину в Дубина и поцеловал, чувствуя, как Дубин прикусил его нижнюю губу. Он двигал бедрами. Все мысли о нем. О его теле. О его пунцовых щеках. О требовательных глазах.       Хольт обнял его за талию и притянул к себе, сажая на себя. Он заставил Дубина взяться на спинку дивана и широко расставить ноги, чтобы он вошел сзади. Толчок. Узко. Дубин извивался. Хольт придерживал его за шею, кусая, а другой рукой дрочил его член. Он не сбавлял ритм. Он вколачивался в него, вжимая в спинку дивана. Он тонул в его стонах. В его дрожи. Он кусал его за плечо, за шрам, боясь кончить в ту же секунду от идеального тела в его руках.       Затем Хольт отстранился и лег на спину. Дубин пьяно оседлал его, чувствуя, как Хольт вошел в него полностью. Он тяжело дышал, пот проступил, и соленые капли лизали его спину. Хольт увидел, как мокрая челка Дубина спала на его опьяневшие от удовольствия глаза. Дубин крепко зажмурил глаза, неумело приподнимая бедра и опускаясь. Хольт крепко взял его за бедра, больно впиваясь в них, но Дмитрию нравилась эта боль. Он не соображал. Тело двигалось само. Он не торопился. Ему пришлось отогнать свою тревогу. Хольт решил умалить его и начал ласкать его грудь, сжимать ягодицы и помогать ему скакать на нем. Дмитрий вошел во кус. Во снах он так часто проделывал с ним все это, что сейчас тело двигалось само.       Он начал наращивать темп, увеличивать свою амплитуду. И когда он без передышки с минуту начал скакать на Хольте, извиваясь, тот притянул его к себе, крепко обнял и укусил за плечо. Он был в бешенстве от невозможности чувств внутри. Он не мог сдерживаться и сам вдалбливался в Дмитрия.       — Я…Скоро… — шипел он, теряя самообладание. Но Дмитрию он причинит только удовольствие. Дубин задыхался в наслаждении. Его член дрожал, и когда Хольт отстранил Дубина, сжал его член и продолжил под свой ритм дрочить ему. Не выдержав этой пытки, Дубин обильно кончил Хольту на грудь, а Август продолжал вбиваться в него, одной рукой придерживая за бедра и направляя.       Когда Дубин кончил, то Хольт продолжал трахать его, замедляясь. Поднял его колени еще выше, и когда узел у основания его члена растворился, Август растаял. Август почувствовал это, а Дмитрий на мгновение испугался. Затем он вздохнул, а Дмитрий почувствовал, как его собственное тело задвигалось. Он сделал вдох и позволил себе провалиться в пропасть. Его стон смешался с именем Дмитрия в агонии. Дубин из последних сил двигался, чтобы доставить Хольту удовольствие, хотя у самого дрожали ноги. Член внутри Дмитрия пульсировал, и Август спустил все чувства внутрь. Они расцепились дрожа. Дубин упал ему на грудь, чувствуя, как горела эта ночь, в которой только они вдвоем. Щека Дмитрия прижалась к его щеке. Он понятия не имел, какое у Августа выражения лица, но надеялся, что такое же блаженное.       Он повернул голову и поцеловал его в губы. Эта была печать их дальнейшего сотрудничества. Их совместной истории. Хольт устало гладил его по волосам, чувствуя, как дрожали его ноги. Затем он поцеловал его в макушку, слыша, как тот засопел.       Август лежал и не сдерживал улыбки, чувствуя, как мирно сопел на его груди Дубин. Он ощущал кожей его дыхание.       Он пропал.       Кажется, прогулка по Москве откладывалась на завтрашний день.