Закон Дубина неисповедим

      Если бы Хольт был природным явлением, то не грозой. Цунами. Смерчем. Землетрясением двенадцать баллов.       И причина — милейший сердцу русский богатырь, сводящий его с ума. В прочем, ничего нового.       После совещания Август ван дер Хольт планировал завершить рабочий день в ресторане с Дубиным и поднять важные вопросы. О них. Все давно переросло обычный интерес или любопытство. В нем проснулась потребность защитить. Обеспечить. Приютить. Пригреть.       Но в конце рабочего дня он понял, что посыл во вселенную нужно было направить точнее. В последний рабочий час он видел, как весь состав утреннего стратегического совещания штурмовал кабинет аудитора. Они вытащили Дмитрия Дубина для корпоративного тимбилдинга (по крайней мере, так они оправдывали вечерний порыв выпить и отметить успешную защиту перед гендиректором). А Дмитрий как бедный кролик в лапках хищников не смог убежать.       — М-м-мистер Хольт, — удивился менеджер, посматривая на коллег, когда гендиректор подошел к ним вплотную и с явным интересом. Что сейчас будет? Новое задание? Замечание? Увольнение? — Ч-чем могу помочь?       — Куда-то направляетесь? — мягко спросил Хольт, который не смог отпустить Дмитрия одного.       — Да, корпоративный ужин… Наша традиция, решили посвятить богаты… Дмитрия, — мялся сотрудник, — Не хотите ли с нами? Сегодня у нас японский ресторан.       — Мы угощаем! — воскликнул финансовый директор, подбадривая коллег. — Давно не сидели вместе, может быть, стоит расслабиться?       А Дубин стоял, поправляя очки, и неловко улыбался: «почему бы нет». В этом вся красота Дмитрия. Его простота. Его непосредственность. Все богатство, чем владел Хольт, меркло в сравнении с этой улыбкой и радостью к жизни. И Хольт готов был продать все, чтобы видеть эту улыбку каждый день. Казалось, он бы отдал ему все, что у него есть, выразил лучшее в себе. Но пока Хольт готов предложить все деньги мира к ногам этого мужчины, для Дмитрия все это — пустые брызги.       Каждая встреча — роскошь. По этой причине Август ван дер Хольт стоял на пороге японского иммерсивного ресторана, ожидая хостес. Но как же нехотя он изменил планы, отменив бронь в любимом ресторанчике на две персоны.       Японка проводила компанию в дальний VIP-зал, аккуратно присела на колени у входа, снимая обувь и демонстрируя на своем примере японские традиции и достойное поведение. Отодвинула бамбуковую перегородку, показала низкий стол на татами, за которым они должны были расположиться на специальных подушках для сидения.       За ней сотрудники неуклюже повторили, сняли обувь и оставили её у входа, сели вокруг большого длинного стола и внимательно следили за хостес:       — Мы ради приветствовать наших гостей. Как Вы можете наблюдать перед вами столы, где мы можем практиковать сэйдза. Это традиционная японская поза для сидения на коленях при ритуалах или медитации. В нашем ресторане мы предлагаем насладиться едой на пике философии и духовного блаженства. Перед выбором и заказом блюд я предлагаю настроиться на вечер со мной.       Она поклонилась низко, аккуратно складывая пальчики друг на друга и кланяясь гостям до пола.       Дубин подобно отличнику последовал примеру девушки, опустился на колени и сел на пятки. Он старался держать спину прямо, но чувствовал, как быстро затекали ноги. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что все присутствующие в комнате пытались усесться в сэйдзе. Некоторые выглядели чуть-чуть расслабленными, другие явно испытывали такой же дискомфорт. Только Август ван дер Хольт, который специально остался рядом с Дубиным, выглядел величественно и гордо, будто сам император спустился к поданным. Все сохраняли молчание и старались не шевелиться, наблюдая за девушкой, рассказывающей историю заведения и японскую философию.       В комнате приглушен свет, а убаюкивающий спокойный голос хостес гипнотизировал. Вдруг Август наклонился к Дубину и тихо медленно и с придыханием:       — Сосредоточься на дыхании и расслабься, — он незаметно для остальных провел рукой по спине Дубина, вызывая мурашки. Будто от статического электричества воздух защелкал, и Дмитрий задержал дыхание в попытке пройти это испытание. — Ты привыкнешь к неудобной позе на коленях… Со мной…       Дубин благодарил Бога, Будду, Кришну за то, что в зале приглушенный свет и не было видно, как пылали его щеки. Что с ним творил этот мужчина? Он как подросток завелся в пару двусмысленных фраз и не хотел прекращать. А Хольт выпрямился, демонстрируя величественную грацию в каждом движении.       Дубин прослушал, о чем вещала хостес:       — …Еда — это не просто способ утолить голод, но и важная часть нашей культуры и философии. Еда должна быть вкусной, полезной и гармоничной. Прошу, насладитесь эстетикой подачи наших блюд и примите нашу философию «ваби-саби»…       — Это искусство принятия несовершенства и красоты в простоте, — шептал Хольт.       Он снова провел рукой по его спине, поклоняясь девушке, и замер, поглядывая на Дубина. Он аккуратно и незаметно коснулся пальцами его ладони, затем будто выманил его и сжал в ладони его ладонь. Ему было жизненно необходимо чувствовать Дмитрия. Показать, что рядом. Между строчек прошептать все ошибки, которые он в себе прощал. Он обратился к нему:       — Я перенял у японцев любовь к… простоте и естественности в еде… Умение наслаждаться каждым моментом жизни, включая приём пищи…       Дубин сглотнул. Казалось, сегодняшним вечером блюдо — он сам.       — …И познайте концепцию «хара хати бу»… — говорила хостес.       — Это говорит о том, чтобы есть медленно… Осознанно… Наслаждаясь каждым кусочком пищи, — щелкал языком Хольт, стараясь дышать глубже и размеренно. — Это помогает контролировать аппетит, получать больше удовольствия… от еды.       Когда хостес закончила с введением, большинство сотрудников сели обратно по-турецки, наслаждаясь едой, смеялись, вульгарно рассказывая рабочие истории в присутствии гендиректора после несколько выпитых бутылок саке. Хольт усмирил их внимательность одной фразой:       — Господа, ужин за счет компании, — и под улюлюканье Август хотел уединиться с Дмитрием, но все пошло не по плану.       Август расслабиться не мог: только он захотел сесть рядом с Дмитрием, как финансовый директор попросил сесть во главе стола напротив, ведь Хольт подобен главе клана якудза, и место ему только в центре.       Злость кипела, ведь Дубин как на зло не обращал на него ни малейшего внимания и постоянно общался с коллегами из департамента качества:       — Я тоже об этом думал! — радостно отвечал он на вопросы любопытных коллег.       Темы не заканчивались, и Хольт не мог вставить свое слово. Не по чину. Не по уровню. Не хотелось нарушать его комфорт. Но как же его злило это: Дмитрий сидел ровно напротив Хольта, старательно игнорируя мужчину. Но когда их взгляды пересекались, он тут же отводил глаза, боясь выдать себя.       И Хольту совсем не нравилась эта игра. После несколько выпитых токкури с саке гендиректор терял предохранитель за предохранителем. Он наблюдал, как Дубина облепили два менеджера по проектам: напыщенный и распущенный немец, и миловидная француженка, мерсикающая по поводу и без. Эти двое как два липких скотча приклеились к Дубину. Хольт жалел, что их нельзя оторвать незаметно. Внутренний реквием звучал в его душе, овладевая ревностью. Август в каждом новом взгляде на Дмитрия копал глубже, не зная, как остановиться.       Будто лампочка перегорела. Он осознал. То, что царапало его душу изнутри, было ничто иное как одиночество. Август ван дер Хольт впервые ощутил это.       И тогда Августу пришла роковая мысль, практически искушение. С тем же желанием мальчики дергали за косички, дразнили, пытались обратить на себя внимание. Он нарушил сейдза, вытянув одну ногу и надавил под столом на бедро Дубина ровно в тот момент, когда француженка наклонилась к нему слишком близко.       — Да что ты творишь, — Дмитрий прошипел это сквозь зубы, рукой пытаясь остановить Хольта, но тот только сильнее надавил на внутреннюю часть бедра. Дима дрогнул, оперся локтями на стол, а француженка, имя которой он в миг забыл, обеспокоенно прикоснулась к его плечу. — В-всё в порр-ядке. К-кажется, п-перепил.       Но Хольт не сдавался. Он ласкал пока еще вялый член Дубина через брюки, и Дубин пододвинулся к столу ближе, стараясь скрыть волнение. Но развратный ток Хольта вместе с японским вином пробил его насквозь.       Но и Дмитрий был не так прост.       — И что дальше? — прошептал он одними губами, дерзко смотря на Августа. В тихом омуте дьявол прятался. — И это всё?       Дубин прекрасно знал, что коллеги могли их поймать, увидеть реакцию и понять, что происходит. Поэтому он изо всех сил старался делать вид, будто ничего не происходило, и продолжал спокойно разговаривать то с немцем, то с француженкой. Но как чертовски это было нелегко. Хольт, раздраконенный этим поведением, продолжал его ласкать, чувствовал, как твердел его член и как он ловил воздух ртом, сжимая бедра и сжимая руку на его щиколотке. Француженка неправильно трактовала эти вздохи, все больше распыляясь вокруг Дубина.       — Господин, какие наши дальнейшие шаги с дроном? — спросил финансовый директор, подливая начальнику саке.       — Шаги… — Хольт надавил сильнее на бедро Дубина, чувствуя, как он сжался. — Планирую расширить влияние… Покорить питерскую правозащитную систему… Взять силой нарушителей порядка…       И Август ревностно надавил, заставив Дубина сжаться на выдохе. Он уткнулся рукой в стол и прервал их общение с француженкой. Предупредительный выстрел попал в цель. Из последних сил он пытался сохранять невозмутимое выражение лица, но в момент, когда возбуждение управляло его телом, он всё же не выдержал и громко выдохнул в руку. Коллеги тут же посмотрели на него с удивлением, но он быстро взял себя в руки и сделал вид, что просто перепил.       Он резко встал из-за стола, поправляя рубашку, и Хольт встал за ним, подхватывая под локоть.       — Руководитель ответственен за опьяневших партнеров, — ответил на немой вопрос Август. — Веселитесь пока без нас, господа.       Он помог Дмитрию выйти и обнял так, что аудитор оказался в его объятиях. Со всех сторон стола бурлили сплетни:       — Вон он как обхаживает. Уж очень хочет проект закрыть…       — Никогда не видел, чтобы Хольт так вбивал клинья…       — Русский богатырь особенный…       — Ты посмотри, как наш вокруг него пляшет…       — От его подписи судьба всей корпорации зависит…       — Я бы тоже попрыгал…       Дмитрий нервно сглатывал, чувствуя, как пульсировал и отдавал жаром его член. Невыносимо. Он как животное. Как непристойно. Неприлично. Не… Хольт провел рукой по его спине и положил руку на талию, заворачивая в уборную. Дубин сразу забыл о стыде и совести. При встрече со всеми официантами и администраторами на их предложение помочь он отвечал:       — Я помогу ему сам, спасибо…       Уборная представляла собой квадратный коридор вокруг большой трехметровой в ширину и высоту колонны в центре, перекрывавший половину комнаты. Хольт сразу же завернул в дальний угол, прислонив Дубина к колонне спиной.       — Спасибо, за данное мне угощение. Я буду есть медленно и осознанно, наслаждаясь каждым кусочком моей пищи, — хищно шептал в молитве Хольт, не боясь быть пойманным. Это разжигало в нем азарт, искушение, власть и контроль. Дмитрий лишь подчинялся прикосновениям, горячим губам на коже, дрожал под каждой лаской.       Теперь он только его.       Хольт приподнял Дубина и посадил на холодную мраморную плиту между раковинами, требовательно и жадно целуя, как целуют в последний раз перед разлукой. Всё накопившееся в них выплеснулось в прикосновениях.       — Моя душа, mijn ziel... — прошептал Август, запуская руки в мягкие волосы цвета русской пшеницы. — Как ты прекрасен.       Он пропал. Снова пропал в том, кто неприметной звездой покорил его небосвод. Он целовал Дмитрия и ощущал небывалую сладость выпитого японского вина. И в этой сладости он тонул, сам предлагая спрятаться ото всех. Но как же ему было мало. Всего. Всего Дмитрия.       — Mijn ziel, — повторил он вновь и с нетерпением прижался к нему, показывая, как он голоден.       Но как он боялся, что его оттолкнут. Что его отвергнут. И он мягко положил свою руку на его, направляя вниз. Он терся о него, смотря в глаза. А Дубин прятал взгляд, как всегда, делал в моменты страха и желания. Весь сжался, словно пытался спрятаться в собственной коже, но импульсы и горячий узел желания в нем твердили иное. Раскрыться Хольту. И почувствовав чужую дрожь, Хольт растянул удовольствие в улыбке, протянул на ухо:       — Давай вместе…       Дубин лишь облизал собственные пересохшие губы и посмотрел на мужчину прямо и без утаивания. Желанный. Разгоряченный. Осмелевший не от алкоголя, а от пристального взгляда Хольта. Его небесный мальчик. Его ангел. Хольт просто не мог не поддаться искушению. Он впился губами в его шею, притягивая к себе и сжимая рукой его зад. Дубин выгнулся и двумя руками сжал запястье Хольта, когда он попытался снять ремень.       — Я-я могу не торо… — спокойно начал объяснять Хольт, чувствуя в движении Дубина сопротивление, но он увидел лишь хитрый взгляд. Не к добру.       — Я сам, — мужчина взгляд инициативу и прильнул к Августу, утягивая его в долгий поцелуй вперемешку со стонами и просьбами.       Дмитрий ловил прерывистое дыхание, ощущая, как немело его тело от желания, и расстегнуть их ремни. Хольт отдал полностью контроль ему, наслаждаясь, как старался вести его ангел. Он провел рукой по волосам Дубина, завел прядь за ухо, щекоча за мочку и оттянул нижнюю губу, чуть надавливая на нее пальцем. Покладистый Дмитрий облизнул его и не сводил с него глаз, двумя руками соприкоснув их члены. Их такт сердца и импульс слились. Хольт чуть застонал, точнее тихо и коротко рычал от горячего ощущения внизу, азарта в моменте, поймают их или нет.       Барьеров не осталось. Дубин крепко сжал члены одной рукой и непреднамеренно поддался бедрами вперед, а Хольт подхватил его за спину и за бедро, лаская его. Ритм был рваным и быстрым. С минуту на минуту кто-то должен был зайти. Кто-то точно их застанет. И ритм ускорялся. Движения были естественными и яркими. Хольт прижался к Дубину, утягивая его в поцелуй, и тяжелый ритм сбился. Август перехватил их стволы, заставил Дубина обвить его шею рукой. Он нарастил ритм, терся о него, лаская головки друг друга. Их пот и смазки смешались, шелковистая кожа покраснела, и дыхания уже не хватало.       И в этот же момент в уборную комнату кто-то зашел.       Они пропали.       Дубин испуганно сжался, но Хольт сжал его сильнее и требовал смотреть на него, одновременно включая кран в раковине для шума. Он не сбросил ритм. Посетитель не обошел колонну, встал у писуара и занялся делами, пока Хольт ловил губами стоны Дубина, который стал еще тверже.       «Dit windt je op, mijn ziel. Mijn wrede engel».       Хольт отстранился от Дубина, продолжая дрочить. Он наслаждался картиной, его искусством: раскрасневшийся Дмитрий от стыда прикрывал лицо, дрожа и желая кончить, пока за колонной стоял незнакомец и мог его поймать. Его рай. Его чистилище.       А в Дмитрии поднялось все черное.       Похоть.       Разврат.       Грешное желание.       Хольт ускорился, не давая Дмитрию передохнуть. Он еле сдерживал стоны. И как только незнакомец вышел из уборной, тот обильно кончил в руку Хольта, извиваясь и притягивая его к себе. Он требовал. Он рычал. Он сжимал пальцами рубашку Августа, переводя дух. А Август нежно гладил его по спине и выцеловывая каждый сантиметр кожи на его щеках и шее. Их смазки смешались, но Хольту было мало. Как же ему чертовски мало Дмитрия. Еще. Он хотел еще. Больше.       Но Дубин еле вырвался из его объятий:       — Нас заждались, — низко произнес он, пытаясь прокашляться. Горло першило, губы пересохли, голова вскружилась. Он никак не мог прийти в себя, а Хольт как на зло был великолепно собран. Только хитрая многозначительная улыбка выдавала его.       — Понравилась ли эта шалость, моя душа?       — Было… неплохо, — сдержанно ответил Дубин, стараясь привести себя в порядок. Его кровь пропитана стыдом. Его щеки горели искушением. Его разум почернел от желания продолжить. Но он взял себя в руки из последних сил.       Когда они вернулись вместе, то половина сотрудников уже забылась в алкоголе и ждала такси, а другая половина (естественно это крепкие русские) доливала им алкоголь.       — И почему европейцы сходят с ума по русским, — улыбался Хольт, посматривая на Дубина и наклоняясь непозволительно близко к его уху. — Вы так странно пьяните…       — Господин Хольт, русские так просто не сдаются, — ответил Дубин, усаживаясь поудобнее на место. Коллеги спросили о его самочувствии и спросили, не болен ли тот: весь красный. Он что-то ответил, нелепо пошутив про аллергию на импортный алкоголь, и смотрел на Хольта уже не украдкой, а настырно, требовательно, прямо и без страха.       Барьер спал.       Когда вечер подошел к концу и остались только телохранители и личный секретарь Хольта, Дмитрий решил выйти на террасу подышать свежим воздухом перед тем, как сесть на ночной автобус и уехать домой. Ему нужно было вернуться в реальность. Август незаметно последовал за ним, не упуская возможности побыть рядом. Они стояли у перил и смотрели на ночной город. Молча. Он чувствовал тепло Дубина рядом с собой и боялся пошевелиться. Спокойствие так не хотелось нарушить.       — Август, знаете ли Вы красивую легенду о грозе? — мечтательно спросил Дмитрий, смотря, как над городом сгущались тучи.       Хольт мотнул головой и поставил руки на перила, чтобы еле заметно дотронуться Дубина. Он не мог не касаться его, это было бы преступлением.       — Гроза искала любовь, но та пряталась от дождя.       Дубин решительно повернулся, и взгляд его наполнен такой глубокой печалью, что Хольт задержал дыхание. Тревога в один миг пробила под кожу, достала до сердца и скрутила все вены узлом.       Они увидели в глазах друг друга то необъяснимое, что заставляло их совершать безумства и непотребство, нарушать кодекс чести и принципы. Дубину казалось, что Август стоил того, чтобы не изменяя себе, расширить границу дозволенного. Но как долго он сможет притворяться, что он готов? Эти интрижки и гормональные взрывы — всего лишь временный лейкопластырь? Ведь ране нужно подышать.       — Август, я…       — Можем поговорить и ре…       — Прошу, только не перебивай, — Дмитрий улыбнулся так, как обычно выносят обвинительный приговор. — Август, я боюсь грозы, после которой я могу не дожить до утра. С тобой я как на электрическом стуле, и я начал… Любить это чувство. Опасное. Нездоровое. Я чувствую себя живым, нарушая собственный свод правил. Но я не могу жить без правил. Без границ. Без определенности.       Августа окатило ледяной водой, его милый простой юноша прекратился в серьезного холодного взрослого.       — Август, кто я для тебя?       И слова закончились. Внутри все замерло. Все, что ранее он озвучивал в душе, улетучилось. И в образовавшейся тишине умирало двое.       — Всё.       — Что? — будто не расслышал Дубин, боясь, что он не доживет до утра из-за эмоциональных горок. Сердце подобного не выдержит.       Он хотел, чтобы Август ему соврал. Наплел всю чушь о бесконечном вечном. О луне и звездах. О душе и теле. «Соври, я поверю любому слову, но мне нужны твои чертовы слова».       — Ты для меня стал всем, — шептал Хольт, балансируя по лезвию. — Не верь ни единому моему слову, но я почувствовал себя живым рядом с тобой. Мне мало тебя. Всегда. Я не хочу утолить голод, я хочу остаться рядом и внимать. Хочу быть причиной твоей простой улыбки. Я богат, но беден пред тобой. Я не могу предложить ничего стоящего. Но прошу, прими мое несовершенство и останься рядом. Подари мне возможность почувствовать себя живым. Прошу, дай мне шанс покорить тебя и подарить спокойствие жизни.       Август дрожащей рукой взял его ладонь, переплетая пальцы. По их коже прошелся импульс, будто ток. Он так боялся спугнуть его красоту. Так боялся огорчить его. Разочаровать.       — Не отвечай сразу… — он поцеловал его руки, приложил к груди, — Но подари мне этот шанс и не дай мне тебя отпустить.       На террасе холодный воздух резанул ножом по коже. Дубина пробила дрожь, затем бросая тело в жар. Все внутри раскурочено, перебито, вывернуто наизнанку. Дмитрий пытался найти ответ на собственный вопрос, но нигде не мог отыскать. А ответ был прост.       — Я… Даю себе право ошибиться, — он поднял глаза, и в них отражалось все. Все несказанное и неозвученное. В них ярко сгорали заветные слова: — Август ван дер Хольт, стань же моей возможной ошибкой. Дай мне нарушить мой же закон.       Ответом стал робкий дрожащий поцелуй.