Медовая вода

      Прошло пару дней, незаметно, Золдик решил проникнуть в комнату к Гону ночью и дал о себе знать специальным посланием.       Тук-тук, тишина, и тук… Фрик слышал стучаный звук от двери. Потом сразу были тук, тишина, тук, тук-тук, тихо, тук, тихо.       Фрик был глупенький, но понял, что его зовут по имени… После пяти секунд тишины последовал, тук, тишина на секунду, тук, тихо, тук, ещё три секунды тишины, тук и опять три секунды тишины…       Как выяснилось, это было тайное послание ему, и звал его Киллуа. Привстав с кровати, брюнетишка направился к двери, а приоткрыв её, увидел на пороге пару своих любимых сияющих глаз в ночи.       У него был любимый цвет — синий, а все потому что это цвет океана, неба и оттенок глаз соблазнительных блондинчика напротив. Что так преданно поглядывал на него, нервничая и протягивая некий пакет сладостей, купленных по дороге в комнату.       — Гон, прости, за все что я когда-либо тебе сделал и… когда я тебе не помог… я… я… не хотел тебя оставлять… я… я… — губы его заикались, и сам он проронил слезу в своих синих глазах… Они начали мокро сиять в темноте ещё сильнее…       Фрик взял пакет вкусняшек, мягко посмотрел на Киллуа, взяв его руку в свою, и затянул с порога в комнату, закрыв двери. А после обнял крепко, прижав его грудь к себе. Плачущую голову блондина, которая была выше него на голову, положил к себе на плечо и, поглаживая свободной рукой голову, обнимая второй сильно талию, шептал на ухо:       — Я не злюсь, не переживай, скажи всё, что тебя тревожит.       Рука Фрикса поглаживала и блуждала по прядям волос Золдика, успокаивая его, а тот дрожал и в плечо плакал Гону, продолжая обнимать его. Так они стояли некоторое время, пока не решили присесть на кровать и поговорить по душам, чего давненько ещё не делали. Они говорили на разные темы: почему Золдик пришёл, почему он был так зол, почему Мито-сан так настроена и так далее. Вот уже подходит к концу их диалог:       — Киллуа, неужели ты азбуку морзе свою любимую опять применил, когда стучал?       — Неужели ты её знаешь?       — Нет, я просто догадываюсь, как-никак, я тебя давно знаю, — проболтал Фрик.       — И как ты думаешь, что я сказал на азбуке морзе?       — Ты меня звал… по крайней мере мне так кажется…       — Креститься нужно, когда кажется, ну в этот раз ты прав: "Фрик, открой!" Вот что я сказал…       — Хаха, получается, я тебя понял без слов и то, что это ты.       — Да… хаха.       — А если я не знаю азбуку, то чего её используешь?       — Привычки ассасина даёт о себе знать, как-никак. Меня учили так давать сигналы союзникам, и я… как-то не подумал…       — Тогда ясно, как-нибудь меня научились, как с нэн, учитель ты мой. Кстати, угорь электрический, тебя что-то беспокоит? По лицу видно…       — Верно подмечено, у меня появился один секрет.       — Какой? — спросил брюнет, показывая головой.       — Если бы я мог сказать, я бы тебе уже давно во всем сознался… но… я боюсь, что после этого ты перестанешь смотреть мне в глаза.       — Я думаю, какой бы не был секрет, я тебя пойму, не переживай, электрошокер!       — А я все равно сказать не смогу… прости…       — Знаешь, как Хисока говорит? Все тайное становится явным, и когда-то придет день, когда я узнаю твой секрет.       — Да… когда-нибудь ты про него прознашь…       — Да, когда-нибудь, Киллуа, я за него узнаю! — и улыбнулся в тридцать два зуба кареглазый.       — Ладно, я пойду, следующей ночью к тебе тоже наведаюсь… и послезавтра… и послепослезавтра… хочу с тобой провести побольше времени… — сказал Золдик Фриксу. А тот ему улыбнулся ещё шире и помахал в ожидании следующей встречи.       Так встречи стали регулярными каждый вечер, что не смогло утаиться от Мито-сан, которая так пристально наблюдала за таймингом их диалога: с какого по какой период двое общались и когда Килл входил и покидал комнату, каждый раз принося какие-то вкусности с собой ночью. Она подумывала установить камеры, но магическим образом каждая купленная ей камера ломалась при походе домой, будто магия какого-то клоуна.

***

      Прошла как неделя с начала вечерних визитов Золдика, а по ощущениям будто вчера только началось. Гон в облаках на кухне моет посуду, а тётушка наблюдает за мальчишкиным пылом. И уже не выдержав, подошла с разговором тонким:       — Ты все продолжаешь общаться с этим педиком?       — Тетя Мито, ты про кого?       — Про педика белобрысого!       — Да брось, ты чего взяла.       — А ты видел, как он на тебя смотрит?       — Если так думать, то и Хисока на меня так смотрит и пол-отеля.       — Не сравнивай Хисоку и блондина педиковатого!       — Но… Киллуа… не нужно его оскорблять, он мой друг…       — Нокать будешь, когда не будешь сидеть у меня на шее! А сейчас своди с концами общение с педиком и начинай нормально себя вести. — На это Гон решил промолчать, потому что тетю уже никак не убедить.       Настал вечер, как блондин, как обычно, зашёл в комнату с вкусняшками, присел на кровать так, что брюнет в мыслях даже не заметил его присутствие…       — Что-то случилось? Тебя что-то тревожит? — спросил блондин бережно брюнета, но тот не ответил. — Гон… Гон… ау… — начал хлопать уже вокруг него Килл руками, бестолку, тот его не слышал… и тут Киллуа положил руку на голову Фрика, начиная гладить её, словно собаку, и тот проснулся от транса своего да наконец обратил внимание на блондина.       — Ты чего в облаках летаешь, Гон… Что случилось?       — Да Мито-сан опять запрещает мне с тобой видеться, хотя я не могу представить, что одним днем тебя не увижу.       — Гон, я тебя не кину! Запрещает — буду тайно к тебе приходить!       — Правда? Рад слышать…       — Конечно, мы же друзья! — сказал Киллуа, закрыв глаза и улыбнувшись, потирая заднюю часть шеи, как тут почувствовал две ладони Гона, которые коснулись нежно его щек и приблизили лицо блондина к своему, все ближе и ближе, пока кончики носа не соприкоснулись. Сердце Золдика забилось сильно-сильно, он не знал, что Фрикс задумал и не хотел верить в происходящее, его руки просто висели. Как тут Гон коснулся губами щеки блондина и начал поцеловывать ее, медленно ведя влажную дорожку поцелуев к уху, покусывая мочку и жарким дыханием опаляя середину уха, от чего то покрывались неким румянцем. А вскоре движение его губ начало делать медленную влажную дорожку от уха назад к щеке.       По телу Киллуа прошлись миллион мурашек. Повторюсь, он не знал что с ним происходит, но в то же время такое приятное чувство близости его и его любимого человека, что аж глаза от удовольствия непроизвольно закатываются вверх. Вот ещё влажная дорожка лёгких, нежных поцелуев с посасыванием приближается к желанной зоне и переходит с края губ на все две губы.       Голубоглазый чуть прогнулся в пояснице, обхватив шею Фрикса, в то время как сам брюнет спустил руки ему на талию и прижал сильнее к себе, нежно поглаживая бока, чтобы не вызвать щекотку. Наконец их губы сомкнулись и начались входящие поступательные движения. А началось с того, что Золдик приоткрыл рот, и этой щелью воспользовался Фрикс, просунув свой язык и проводя его по верхнему ряду зубов, где были явные, словно кошачьи, клыки и вскоре языки познакомились друг с другом да начали по кругу облизывать друг друга, пока Фрик не решил переместить одну руку с талии блондина ему на голову, схвативши за светные пряди волос.       Покусывал, посасывал нижнюю губу и до верхней очередь дошла. Со стороны блондина раздались низкие мычания, что раззадорило Гона и заставило уже прикусить верхнюю губу блондина чуть ли не до крови, посасывая и посасывая дальше её с медным привкусом. А тот все вис на его шее, прогибаясь ещё сильнее в пояснице по подобию кошки.       Атмосфера накалялась и накалялась, уже Киллуа решил запихнуть язык внутрь, но тут он попал словно в ловушку. Фрик начал засасывать его язык к себе в рот, покусывая его, потому что хотел, чтобы его язык был глубже и глубже, максимально глубоко в его рту, но тут уже Золдик начал скулить, и брюнет отпустил несчастный язык, взамен запуская свой в его рот.       Рука Гона переместилась с волос к глазам, вытирая мелкие слезы на ресницах блондина и в то же время продолжая заполнять своим языком внутреннее пространство полости рта Золдика с желанием изучить каждый зуб, каждый миллиметр его рта, рта того, кто ему очень дорог. А блондин уже не выдержал и начал поскуливать ещё сильнее и сильнее, прося еще и еще… Вот только брюнет прекратил, положил свою голову в плече высокого, прижав его к себе да сказал:       — Прости, что принудил… просто… я тебя люблю…