Бракованный

Пантера. — Какой ещё зуб? Восьмёрка? Бл… Ну, ясно. Ладно, понял. Так, Костик отпал на сегодня. Зуб у него, видите ли, разболелся. Да знаю я этот зуб. Зовут Карен, массажист из СПА-салона. То, что Костик не с одним мной трахается, я давно в курсе, и пока в презике (а у меня с этим чётко), да и хуй с ним. Ну, кто тут ещё у нас… Эдик-сластёна, чизкейковый любитель? Нахер, болтает много, а мне сейчас надо тупо поебаться, и свалить. Я пролистал контакты в айфоне повторно. Эскорт? С этим тоже не густо. В нашем городке всего пара борделей, и омегам, там работающим, впору уже пенсионные оформлять, а не на альфьих хуях скакать! А что делать — молодые-красивые в столицу сбегают, у нас им ловить нечего. «Максим»… Угу. Вот Максим, менеджер по продажам, ничего так вариант. Но он повыёбываться может, так как не шлюха, а типа порядочный, и даёт чисто по любви. Правда, потом вдруг у него внезапно то айфон ломается, то машина в сервис попадает. Так что любовь там тоже очень даже хитрожопая. Просто замаскированная под «культур-мультур». Но, походу, кроме Макса вариантов-то и нет. А снять напряжение этим вечером нужно. Потому что, это ж было чёрт знает, что такое — там, в ресторане. А ведь так хорошо всё начиналось. Первый ахуй прошел, и я почти уже переварил подставу с глухотой. Настроился на деловой разговор, никаких феромоновых взбрыков. Только альфьим инстинктам этого, видать, не объяснили. Гребаная Истинность! Хоть бы предупреждали заранее. Памятки распечатанные, что ли, альфам бы раздавали у альфологов, о том, что Истинность, оказывается — хуже наркоты и бухла. Чем дольше я на Своего там, в ресторане, глядел, запах его лёгкий, чистый, вдыхал, тем меньше об имидже, рейтингах, и его «особенностях» думал. А больше о том, какая у него шея белая и нежная, а запястья — тонкие, хрупкие. Кажется, двумя альфьими пальцами сожмешь — и сломаются. И глаза офигенные — светлые, прозрачные. Зато когда злится, вдруг темнеют сразу. Один в один — вода в Балтике, что на мелководье светлая, как янтарная, а если поглубже нырнёшь — тёмная, мерцающая, таинственная. Вот я, походу, и нырнул. Нырнул так, что хрен теперь выплывешь. Нет, чтобы рейтинги и пиар-ходы просчитывать — я тупо на Своего Истинного пялился, пока экзотично-недоваренный чёрный рис с креветками жевал. Где-то к концу ужина, когда нам кофе притащили, мне уже вообще конкретно положить было на все ванькины «пиары-шмиары». И даже на то, заикается мой «сын Ясеня», или скороговорки без запинки речитативом шпрехает. Хотелось молча схватить его и уволочь из этого рестика. В машину, как куль, запихнуть, и к себе домой отвезти. А то, мало ли… Вместо этого приходилось клыками скрежетать, сканируя местность на предмет подозрительных альф, и о деле, о деле думать! Слабину перед омегой давать не по понятиям, надо было чётко обозначить будущую семейную иерархию. Тут без вариантов: у Пантеры в семье — только по альфьим правилам играем, и точка. Вот я и охренел от неожиданности, когда Мой Омега вдруг рот открыл, и как давай возмущаться и права качать. А он аж покраснел весь, словами спотыкаться начал, заикаться, салфетку в руках комкать, но свою линию гнул, не отступал. Даже Ванька от такого поворота опешил, что уж про меня говорить. Чтобы какой-то омега, пусть даже и Мой Истинный, пусть даже и охуенно красивый, Пантере условия ставил? А не зарвался ли ты, родной? Свадьба — значит, свадьба! Как альфа сказал, так и будет! А он мне опять: «какая свадьба, не будет свадьбы!». Ну, что за нафиг! Вот и пришлось слегка рыкнуть, да для наглядности лапой своей его тощую птичью лапку припечатать.Только, видно, пережал я с непривычки. Потому что, вместо того, чтобы просто примолкнуть, Мой Омега вдруг со стула подскочил, как будто его клоп из студенческой общаги за жопу укусил, и пулей из рестика вылетел. Я только рот открыл, чтобы сказать, что, если надо, отвезу его домой-то, как Ясень просил, а он уже, фьюить — и смылся. Оставив меня и Ваньку в ахуе. Он ускакал, а я, как идиот, непонятно с чего, забеспокоился. Тревожно стало: как он там, один? Домой-то доберётся, такой взбаламученный? Само собой, его номер у меня был. Позвонить, что ли? Хотя… Короче, я взял и сделал проще. Набрал Жеку, начальника охраны. — Евгений, не в службу, а в дружбу: пригони быстренько кого-нибудь из своих парней. Работа есть. Надо у подъезда одной хрущовки подежурить. Кое-кого дождаться. — Будет сделано, Даниил Владимирович. Адрес пришлёте? Отчёт от «разведчика» прилетел через полчаса. На месте, жив-здоров Мой Омега, до дома добрался. «Разведчик» даже проскользнул за ним в подъезд, убедился, что «объект» на свой этаж поднялся, и в квартиру зашёл. Зайти-то зашёл… И что теперь? Блин… Чую, влетит мне от Ясеня за его мелкого! Уже заранее яйца сжимаются, стоит вспомнить моего бывшего классного руководителя, строгий взгляд и голос: «Даниил! Не думал, что ты меня так разочаруешь!». Блин. А ведь и правда, я тогда не двоек и записей в дневнике боялся, а того, что Ясень посмотрит вот этак, укоризненно. Головой покачает, и скажет свое, коронное: «Патерин, я знаю — ты можешь гораздо лучше. Сядь на место, и исправь все ошибки». Н-да, попал ты Пантера, попал… Что-то как-то и Максу вдруг расхотелось звонить… Сдался он мне? Плесну лучше вискарика себе, на сон грядущий. Так оно как-то… правильнее будет. В итоге, не позвонив ни Максу, ни кому другому из своих «временных омег», я полночи проворочался с боку на бок. Вискарь нихера не помог. Мысли всякие, бредовые, в голову лезли и лезли, спать не давали. Как он там, Мой Истинный? Всё ещё психует? Или мозгами подраскинул, и понял, что я прав был, со свадьбой? Да всем бы сразу понятно было, что наш с Ваней план по продвижению «Истинности» — на «пять с плюсом»! А этот упёрся рогом. Упрямый. Лёшка, блин. Ясеня сын. Хах! Кто б мне двенадцать лет назад, в выпускном классе, сказал, что я с сыном Ясеня «замучу»! Интересно, а сколько ему тогда было-то? Так… Разница у нас семь лет. Значит, когда я школу заканчивал, ему лет десять или одиннадцать стукнуло. Понятно, сопля совсем. Чего удивляться, что я его не помню. Хотя… В три часа ночи память вдруг взяла, и выдала финт ушами. Вспомнилось давнее: май, сладковатый запах цветущей сирени, жара. Я с предпоследней физры свалил, и вместо бега трусцой, курил по-тихому в соседнем со школой дворе. А потом слышу: писк-визг, мелочь орет. Чё орет, непонятно. Я и выглянул, так, позырить. А, ясно! Соплюхи из младших классов в футбол играют. Чьим-то школьным рюкзаком. Правда, хозяин рюкзака, маленький белобрысый омежка, как-то не шибко радовался. И нет, чтобы в ответ пиздюлей этим недоумкам отвесить, или хоть поорать! Нет, молча стоял, кулаки сжав, и смотрел как его синий рюкзак с нарисованным на переднем кармане «Человеком-пауком» по земле пинают. Не, ну серьёзно?! Малой, ты что? Нельзя же таким терпилой быть! Хоть попробовал бы свое имущество отобрать! Я аж про сигу тогда забыл. Интересно ж, чё! И выяснилось — не зря я на проду рассчитывал. Оказалось, пацан просто выжидал подходящий момент. И когда его отнятое имущество очутилось у ног низкорослого прыщавого альфача, судя по воплям остальных — главаря этой мелкой банды, малыш-омега внезапно рванул вперед. Пихнул худющими руками-спичками Прыщавого в живот, и пока тот охеревал от внезапной атаки, схватил свой «суперменский» рюкзак и дал стрекача от весёлой гоп-кампании. И он бы точняк удрал, если б с нервяка не запнулся, и не полетел носом вниз на асфальт. Тут компашка во главе с Прыщавым отмерла, и бодро устремилась к растянувшейся на земле жертве, из-за худющих длинных рук и ног похожей на белобрысого паучка-дистрофика. Вот тогда я и услышал то, что в момент заставило сигу отбросить, и вмешаться в разборки личинок. — Ты чё, глухня, офигел?! Нарываешься, чмо уродское? Вовка, давай, держи его, а я эту штуковину-слушалку у него с уха сниму. Ха-ха, приколитесь, чё этот даун без неё делать будет?! Короче, подробностей спустя столько лет не вспомнить. Припоминаю только, что мелкие гаденыши от моего рыка тогда сдристнули в момент. Белобрысый омежка, оставшись один, сначала замер и на меня вылупился. Странными такими, слишком светлыми глазищами. А вот что я точно запомнил — так это запах. Он пах очень смешно и по-детски — топлёным молоком и манной кашей. И льняные волосы так забавно пушились во все стороны, а немножко длинный нос на кончике был серый от дорожной пыли. Минуту мы стояли и молча рассматривали друг дружку. А потом он схватил рюкзак, развернулся и со скоростью звука драпанул в сторону школы. Бля! Что, это и правда тогда был Он?! Слуховой аппарат, белобрысый, глаза эти… И в момент, когда пришло ПОНИМАНИЕ, что это действительно был Он, а значит, всё в этом мире происходит не просто так, и наша встреча была уже предрешена и загадана ещё тогда, много лет назад, мне вдруг стало так спокойно, и так лайтово. Впервые за хрен знает, сколько лет. Впервые с появления горького, тяжёлого, отчаянного, постыдного, что я, как вечную вину и кару, таскал за собой долгие годы. Глупо, но у меня, ни с того ни с сего, возникла полная уверенность, что именно сейчас всё наконец-то становится правильным. Что всё в моей жизни будет именно так, как и должно было быть. И бессонница отступила, глаза слипаться начали… Я хмыкнул, усмехнулся, вспоминая тощие ручки-спички и серьёзную детскую мордаху. Подушку на другую сторону перевернул, зевнул, и уже отрубаясь и тыкая мимо букв в клаву айфона, всё-таки внёс в список дел на завтра самое важное: «Спросить про синий рюкзак и «Человека-паука». *** — Даниил Владимирович! Даниил Владимирович, вы меня слышите? — А? — спросонья я не сразу сообразил, что говорит в трубке голос Жеки. В глаза будто песка насыпали, и понятно: времени на часах — половина седьмого, а уснул я хорошо, если в четыре. — Даниил Владимирович, я тут у вашего подъезда. Жду вас внизу. — В смысле? Евгений, что за хрень? — возмутился я сначала, а потом дошло — Жека не из тех, кто по всякой фигне станет начальству в седьмом часу названивать, и уж тем более, сторожить у дома. — Жека, что происходит? — А вам Олег Иванович не звонил разве? ЧП, весь город с ночи на ушах стоит. Нападения на рабочих комбината и активистов, Даниил Владимирович. На тех, кто в забастовке участвовал. Напали вчера, после ночной смены. Много избитых, несколько тяжёлых, в больнице. Вы спускайтесь, Даниил Владимирович, а я вам по дороге всё расскажу. Вы же на комбинат, наверняка, захотите поехать? А там вам сейчас… Короче, вам там одному, без охраны, появляться не сто́ит. И в городе тоже. Сон испарился моментом. — Что с рабочими? Кто напал? И почему мне-то одному теперь появляться нельзя? Жека хмыкнул. Помолчал, и нехотя сообщил: — А потому, что все рабочие, кто в состоянии разговаривать, утверждают, что нападавших вы прислали. — Что-о-о, бля?! Я прислал?! — Угу, вы. Кто вас хорошо знает, те сразу поняли, что хрень это, вброс. А вот простые жители… Короче, пока суть да дело, я с вами лучше поезжу, Даниил Владимирович. И на моё немое возражение веско добавил: — И не наседайте. Я вам много чем в этой жизни обязан, и не хочу, чтобы вы ненароком от рук какого-нибудь отчаявшегося родственника избитого омеги, пострадали. Так и вышло, что на комбинат мы выехали вдвоем. Жека вкратце мне рассказывал, а я поспешно блоги листал, что местные активисты и прочие «нехуй делать, пойду я в блогеры», ведут. Картина вырисовывалась мрачная и неутешительная. Избитых больше двадцати, в основном члены профсоюза, активисты, и ещё парочка блогеров из оппозиции, которые особенно эмоционально тот инцидент на комбинате освещали. Почти все жертвы — омеги, но есть и несколько бет и альф. Всех подстерегали поодиночке поздно вечером, нападали группировками из трёх-четырёх альф. Нападавшие — молодые, спортивные, вооруженные цепями, железными прутьями или битами. Никакого огнестрела, только вот от такого «оружия» последствия немногим легче. Кому знать, как не мне! Бандиты были в черных балаклавах, так что лиц потерпевшие не рассмотрели. Но жертвы, как один, утверждали, что при всей якобы «анонимности», преступники чётко озвучивали: «это вам «ответка» за бунт, привет от Пантеры». Жестоко избивали, и давали сутки на то, чтобы собраться, и из города свалить. В случае отказа и обращения в полицию угрожали нападением уже на родных и детей. Сказать, что я был в ахуе — ничего не сказать. Дело попахивало конкретной провокацией, и жёсткой подставой. А вот цель устроенного беспредела была пока не ясна. Наиболее вероятной казалась попытка «отжать» мясокомбинат. Только вот методы были выбраны слишком вызывающие, отмороженные и показушные. Мозг закипал, а тут ещё и Олег почему-то не звонил. А когда я сам его набрал, сразу меня сбросил, и так несколько раз подряд. Зато позвонил кое-кто другой. Этот стесняться в выражениях не привык, и свой взгляд на случившее высказал сразу и конкретно. «Ты что там, совсем охерел, Данила? Что творишь?! Хочешь назад, в 90-е? Я думал, у тебя всё под контролем. А это что за «Бригада»? Если проучить зачинщиков решил, я не против. Но действовать нужно было по-другому, по-тихому, понял? Сейчас не то время. Блогеры, независимые СМИ, активисты, чаты в Телеге, соцсети… Всё, волна хайпа пошла, уже не остановишь. Теперь инфа разлетится по всем новостям, такое не скрыть. Да ещё и за пределы города вылезет, блядь! Про выдвижение на пост губернатора области, которое мы два года готовили и пиарили тебя в хвост и в гриву, теперь можно забыть. Всё, родной, приехали! Какой тут, нахер, губер. Тут бы что есть, удержать… Короче, как хочешь разгребай, но чтобы к завтрашнему дню все об этой истории забыли, как и не было её! Или я делаю выводы, что Олег оказался прав». Олег? Причем тут Горбач?! Хотя, да и хер с ним сейчас. Потом разберусь. — Стоп, Евгений. Мы куда едем? На комбинат? Нахер комбинат. Разворачивайся, и гони в больницу. *** Мозг, поспавший хорошо, если часа три, включился моментом, стоило зайти в приёмное отделение городской больницы. Там меня, само собой, сразу узнали. Конечно, я ж наезжал с визитами не реже двух раз в квартал. Новое оборудование для кабинета флюорографии, полное оснащение кабинета стоматологии… Сентиментальности здесь было ноль, чистый практицизм, но кого это волновало? Больница получала качественное оборудование, я — отличный послужной список, и жителей города со сделанной флюорографией и здоровыми зубами. С зубами, которыми эти же жители могли энергично жевать колбасы моего мясокомбината. А Верховный «папа» нашего региона, Сергей Анатольевич, чьим «лицом» я выступал, получал своё — налоговые льготы, как главный спонсор. — Даниил Владимирович, здравствуйте! Вы… — Ринат Ибрагимович на месте? — Да, сегодня он на суточном дежурстве… Вас прово… — Не надо, сам дойду! Рината, крутого альфу, самого молодого и продвинутого главврача в нашем регионе, я нашел в кабинете. При виде моей ввалившейся, красноглазой с зелёным, персоны, он ощутимо напрягся. Из чего я сделал выводы: Ринат уже в курсе случившейся бойни. — Приветствую. Извиняй, что без церемоний. Сам понимаешь — сейчас не до них, — я решил сразу брать быка за рога. — Дашь инфо по всем пострадавшим? По моим рабочим и по остальным, кто под раздачу попал? — Данила, при всём к тебе уважении, медицинская тайна — это не пустой звук. Я не имею… — Ринат, а вот как раз сейчас — именно что пустой звук! — перебил я главврача. — Я у тебя не прошу расшифровку анализов и точные диагнозы. Дай мне сухие цифры: количество поступивших, пол, возраст, сколько тяжелых, и вероятные прогнозы. И, вот что… Я вперил в Рината взгляд, сканируя смуглую, с чуть раскосыми тёмными глазами, красивую альфачью физиономию Говорить следующие слова было отвратно, но я прекрасно осознавал, что эту фразу мне предстоит повторять сегодня ещё не раз. Поэтому пора начинать отрабатывать её на адекватном оппоненте. — Ринат, думаю, ты и сам понимаешь, что это не моих рук дело, да? Главврач выдержал длинную паузу, а потом всё-таки ответил: — Знаю, Данила. Но другие думают иначе. Приготовься — тебе придется нелегко. Сейчас здесь собралась толпа родных, альфы пострадавших омег, дети, родители. Как считаешь, кого они винят в том, что приключилось с их близкими? Я отмахнулся от его предупреждений. Смысл? Всё сказанное я и без Рината знал. — Я не дебил, понимаю. Как-нибудь разберусь. А сейчас давай по фактам, ок? Ринат вздохнул, придвинул кресло на колёсиках ближе к рабочему столу. Пощёлкал мышкой, и зачитал: — Так. Ну, по фактам: в больницу за период с 29-го на 30-е апреля поступило двадцать шесть пострадавших от, по их словам, нападения. Двадцать омег, два альфы, четыре беты. Возраст — от двадцати почти до семидесяти. Самому возрастному — 67. Он же самый тяжелый, состояние крайне нестабильное. — Что с ним? — кажется, я догадался, о ком речь. И ярость, вместе с острой жалостью захлестнула, затопила с головой. Ублюдки сучьи! Гниды! И старика не пожалели. А ведь, если хорошенько подумать — я тоже виноват. Не потащил бы его тогда с собой, выступать перед омегами, никто бы его не тронул. — Что с ним?! — По результатам обследования, физических повреждений как таковых немного. Пара гематом от ударов, хотя в его возрасте это серьёзно. Самое главное — сердце. Инфаркт, не выдержал стресса. Мы прежде всего устранили болевой синдром, с помощью тромболитиков восстановили кровообращение. Более-менее выравняли общее состояние. На самом деле, дед железный, крепкий, как все беты. Держится. Но лечение потребуется длительное и серьёзное. И конечно, больше никаких волнений. Иначе… — Понял, — я скривился. — А остальные? — С остальными проще. Травмы ощутимые, конечно. И ссадины, и синяки, и сотрясения есть. Но жизни ничего не угрожает. Ублюдки били аккуратно. Скорее, упор шёл на произведенный эффект. В жизненно важные органы не метили. — То есть, цель была… — Запугать, — закончил за меня главврач. *** Лёша. Как же я люблю магазины самообслуживания! В моем детстве их было не так много, зато сейчас они — на каждом углу. И теперь можно спокойно набрать нужный товар, самостоятельно отсканировать, оплатить, и всё это — не вступая в диалог с кассиром. Для тех, у кого проблемы с речью или слухом, это очень важно! Вот и сейчас, я сложил в пластиковую корзинку пару упаковок шоколадных пряников «Переделкино», несколько питьевых йогуртов и нарезку салями, и отправился к кассе-терминалу. Обычно я брал ещё пятидесятиграммовую баночку кофе «Нескафе» — дядя Коля любил именно такой, но в этот раз денег от последней зарплаты оставалось совсем мало. Так что пришлось ограничиться самым скромным набором. Несмотря на предостережения Миши, сидеть дома я и не думал. У меня была назначена важная встреча, и пропускать её я не собирался. Тем более, я слабо верил, что какие-то там бандиты нападут на меня днём, прямо на улице. Да и зачем я им сдался? Я же не активист, и видео о забастовке не снимал. А к бете дяде Коле не прийти было нельзя. Он знал, что я всегда прихожу во второй и четвертый вторник месяца, и ждал меня. Я уверен. Хотя он никогда меня не видел и не слышал. Дело в том, что дядя Коля — слепоглухой. И это в миллион раз тяжелее, чем просто слепота или глухота отдельно. Как бы мы ни пытались, мы просто физически не можем представить себе, каково это — ничего не видеть и не слышать. Когда внешнего мира для тебя как будто нет. И тебя для него — тоже. Обычно слепоглухими не рождаются, зрение и слух уходят постепенно. И вот тот, кто ещё недавно был вполне способен ориентироваться в пространстве, контактировать с окружающими, вдруг оказывается в полнейшей темноте и тишине. Тут главное, как объясняли мне преподаватели центра реабилитации «Солнечный дом», пока сохраняются остатки зрения и слуха, срочно обучить пациента азбуке Дактиля и шрифту Брайля, подготовить морально и физически к наступающей тьме. Если же этого не сделать, и упустить момент — то полное отсутствие контакта с внешним миром приводит к быстрому одичанию. Зато если вовремя спохватиться, то можно научить слепнущего специальному чтению и письму, и даже работать за компом. А самое главное — дать моральную поддержку. Вот для моральной поддержки я и гожусь. Познакомился я с дядей Колей год назад. Когда готовил очередной сюжет про инвалидов для своего ютьюб канала. Приехал в «Солнечный дом», сначала один раз, потом второй… Да так и стал приезжать регулярно. С дядей Колей мы общаемся тактильно, касаниями, и с помощью шрифта Брайля. Ничего сверхестественного: Брайлевский дисплей подключается к компу или телефону, и можно даже переписываться в ватсапе. А еще мы с дядей Колей всегда играем в шахматы. В особенные шахматы для особенных людей. Такие шахматы отличаются тем, что доски там имеют высокие бортики и выемки, чтобы слепые люди могли различать фигуры и их положение на доске. А так — шахматы, как шахматы. И поверьте: то, что дядя Коля — слепой, вообще не мешает ему регулярно меня обыгрывать! В общем, отказываться от поездки в «Солнечный дом» я не собирался. Закупился в маркете, и поехал. Кроме того, что хотелось пообщаться с теми, кто стал для меня за этот год почти родными: педагогами и жителями центра реабилитации, мне нужно было отвлечься, и перестать думать о Пантере. И ещё — о том, что произошло с рабочими-омегами с его комбината. *** После утреннего звонка Миши я был весь на нервяке. Конечно, пришлось рассказать другу всё: и про то, что Пантера купил «Сытого Альфу», и про то, как выяснилось, что он — Мой Истинный. Но само собой, сначала разговор шёл совсем не о личном. После ужасных новостей про нападения и избиения важнее было другое. — Я сейчас только из больницы вышел. Короче: Витька говорит, что уёбки, которые его отмудохали, втирали, что их Пантера прислал, — сообщил Мишка мрачно. — Веришь? Прежде чем ответить, я на секунду закрыл глаза. Говорят (я читал в интернете), что Истинные могу чувствовать друг друга — настроение, эмоции — даже на расстоянии. По мне, это абсолютные выдумки. Но, почему тогда… Я вспомнил дымный оттенок смородины в дразнящем ярком аромате, красивую насмешливую улыбку, блестящие тёмные глаза. Как он вышел тогда, у ворот комбината, к толпе активистов, без оружия и охраны, организовать которые ему бы было проще простого. Но он приехал один, и вышел навстречу толпе, бесстрашный и спокойный, уверенный, что всё держит под контролем. И почему-то, совсем не логично, вспомнился ещё момент — как в ресторане он, увидев, что я растерялся и запутался в этом сложном меню без подсказки в виде картинок, быстро и с юмором кинул мне спасательный круг. Мелочи, скажете? Но эти мелочи, как и другие оттенки его характера и поведения, абсолютно не вязались с образом трусливого мудака, который отдал приказ выловить поздним вечером, по одному, беззащитных омег, напасть толпой и избить. И поэтому на вопрос Миши я ответил чётко и с полной уверенностью: — Пантера этого сделать не мог. Ну, и рассказал всё, что случилось со мной за вчерашний день. Мишаня отреагировал на известие о моей встрече с Истинным точно, как мой папа: — Ничёсе! Пантера твой Истинный?! Круть! Повезло! Он же у вас, омег, прямо идеальный альфа считается, да? — Круть — не круть, зато теперь хотя бы понятно, почему меня от него так трясёт, — я вздохнул, вспоминая обморок у ворот комбината. — И моя дурацкая омежность, кажется, именно из-за него проснулась. Так что насчет «повезло» я бы, как бы, посомневался. — Лёха, не начинай душнить! — я прям мысленно увидел, как Миша закатил глаза. — Тебе Вселенная выдала по твоему, блин, запросу отличного альфача. Всё, как ты и заказывал: не зануда, не урод, не дебил. Ещё и богатый, и красавчик. И чё не так? Я попытался объяснить про альфий диктат, про свадьбу, и прочее, но Миша меня даже слушать не стал. — Хуйня! — резюмировал он кратко. — Тут я с Пантерой твоим согласен. Чё тянуть? Женитесь, и это — плодитесь и размножайтесь! Ты готов размножаться, Лёха? Только не втирай мне, что у тебя на него не стоит! Короче, серьёзной беседы не вышло. Зато Миша хоть переключился с негатива на свои вечные подколы. Зато я, наоборот, загружался всё больше. И на это были причины, что уж… Те полдня, что я провел в «Солнечном доме», прошли неспокойно. Весь город активно обсуждал случившееся вчера вечером. И слухи, сплетни, предположения доползли и сюда, на окраину, в частный жилой сектор, где в отдельном двухэтажном доме, постройки времён еще папиного детства, находился реабилитационный центр. Я слышал, о чём говорили сотрудники центра, периодически залезал и в блоги местных блогеров. И то, что я читал и слышал, мне совсем не нравилось. Похоже, все были уверены, что нападение — дело рук Пантеры. Несколько робких голосов «против» только подчеркивали общий мрачный настрой. И чем дальше, тем больше нарастал негатив. Даже несмотря на то, что новости из больницы поступали обнадёживающие: во второй половине дня большинство пострадавших, кто попал туда с незначительными травмами, уже выписались домой. В стационаре оставалось четверо омег и один бета. Тот самый Николай Петрович, видимо. Но меня волновали не только пострадавшие. Пантера, как же ты там? В выкладываемых сюжетах всё чаще стали проскальзывать нотки агрессии, и сначала замаскированно, а затем почти в открытую зазвучали призывы: разобраться с зажравшимся олигархом, организатором нападений Даниилом Патериным. С Пантерой, с Моим Истинным. Который точно не был виноват в случившемся, и за которого я не мог, просто не мог не переживать! Чем быстрее бежало время, тем труднее мне становилось сосредоточится на шахматах. Я лажал, делал самые примитивные, детские ошибки. И в итоге, дядя Коля покачал головой и спросил меня: «что случилось?». Если бы мои эмоции можно было сформулировать, да ещё и в нескольких словах, чтобы набрать их в «Брайле»! Непонятное волнение накрывало всё сильнее. Накатывало волнами. Странное такое ощущение… Знаете — я чувствовал себя похожим на старенький дедушкин радиоприёмник. Тот, где надо было крутить специальную круглую ручку настройки, чтобы поймать нужную волну и радиоканал. Так вот, я был сейчас, как то самое радио. Во мне словно прорывались абсолютно незнакомые мне, несвойственные мысли, и противоположные друг другу эмоции: то сосредоточенное внимание, то острое сожаление, то холодная злость, то мучительное чувство вины. И в итоге, их перекрыла одна, как раз очень хорошо известная мне, эмоция и потребность: яростная жажда докопаться до правды и добиться справедливости. *** Хм… А ещё я убедился, что сказки о том, что Истинные чувствуют друг друга на расстоянии, были совсем не сказками. Иначе бы не случилось того, что случилось. В пять вечера, попрощавшись с дядей Колей и другими обитателями «Солнечного дома», я вышел за ветхую, зато выкрашенную жизнерадостной оранжевой краской, калитку реабилитационного центра. И почему-то совсем не удивился, когда увидел припаркованную напротив длинную чёрную машину. А рядом с ней… — Привет… наверное. И как вы… ты, меня нашёл?