Бракованный

Пантера. — Журналюги, говоришь, съехались? — я поставил на громкую связь. «Аудюху» слегка потряхивало на неровной грунтовке. До точки назначения оставалось минут двадцать. В апреле у нас темнеет рано — севера́, и пустая дорога сейчас освещалась только лучами фар. Маршрут непопулярный, ответвление от основного шоссе, ведёт конкретно до комбината, поэтому случайные авто тут не ездят. Голос Олега звучал громко, как будто в ведро железное говорил: — Да похую на журналюг, Пантера! Они все наши. Напишут то, что им скажут. Блогеры-шавки — вот кто хуже. Их так просто не отловишь и не заткнёшь. — Погоди, а там что, настолько хреново? Голос в салоне усмехнулся невесело: — А ты приезжай, Данил, приезжай! Сам увидишь. Я и увидел. Ещё на подъезде, петляя по просёлочной дороге, заметил впереди, у приближающегося бетонного забора, ограждающего территорию мясокомбината, нехарактерное движение и небывалое скопление машин вдоль обочины. Угу, ясно. И правда, сходка. Толпа, не то что многочисленная, но и не маленькая. Штук сто «демонстрантов» точно наберётся. Ого, кто-то даже плакатами машет! Ничего себе, подготовились люди! Ну, респект и уважуха за старания. Я уже думал, сейчас мою машину яйцами закидают, с моей же птицефабрики. Да видать, яйца в наше время шибко ценный и недешёвый продукт, чтобы им во всяких буржуев-альф кидаться. И правильно. Нечего еду переводить! Вон, на это камушки есть. Но, как ни странно, булыжники в меня тоже не полетели. — Здорово, пацаны! — подъехав к воротам, закрытым, к слову, и не обращая внимания на панические махания дедка-охранника в будке, я вылез из авто и направился к группе омег с теми самыми плакатами. Группка переминалась с ноги на ногу у входа, освещённая яркими фонарями-прожекторами над высоким бетонным ограждением. Отец Всемогущий, да тут же одни сопливые омежки слегка за двадцать! Хотя нет, в других группах и беты есть, и постарше, вон, даже пенсионеры совсем. И тоже плакаты самодельные держат. Увидев мою недружественную персону, народ оживился и подтянулся ближе к воротам. Моментально сориентировавшись, кое-кто из толпы быстренько повытаскивал из карманов телефоны. Видимо, те самые пресловутые «блогеры». О, трансляция он-лайн! Ну вот, такой контент, а я — не во фраке! — Ребята, тихо-тихо! Что тут происходит? Ты… — я обратился к тощенькому омежке в тонюсенькой, явно не по сезону, ветровке. Омежка шмыгал покрасневшим от апрельской промозглой погоды носом, и опасливо косился в мою сторону. — Да не паникуй! Что там у тебя на транспаранте написано, дай хоть глянуть! Я ж не в курсях. «Транспарант» гласил коротко и чётко: «Долой диктатуру! Власть омегам!». — Угу… Ну, долой диктатуру — это я только «за», парни. Сам первый подпишусь. Только вот объясните сначала, может, чё реально-то происходит? От группы более возрастных «демонстрантов» отделился бета постарше, на вид поумнее и посолиднее, чем пацанчики с плакатами. — Здравствуйте, Даниил Владимирович! — И вам не хворать. — Даниил Владимирович, — возрастной бета смотрел чуть прищурившись, скептически, и на лбу у него прям написано было: «заранее не верю». — Давайте, вы не будете делать вид, что не знаете о том, что на вашем предприятии творится. Откройте карты, поговорите честно с работниками, примите их условия, и разойдёмся миром. — Ого! — я реально удивился. У них уже и условия есть! Быстро! — Для начала представиться не мешает. Вот вы моё имя знаете. А я ваше — нет. — Николай Петрович Синицын. Раньше у вас в отделе планирования работал, пока в прошлом году на пенсию не вышел. Я пожал плечами: — Допустим. И в чём дело, Николай Петрович? Пенсию не платят? — С пенсией всё в порядке, спасибо. Только на комбинате вашем у меня племянник и внук работают. И вот там как раз ничего не в порядке. Ситуация начинала реально раздражать. Какой-то неизвестный дедок мне тут втирает, что он больше в курсе про мой комбинат, чем я, владелец и акционер? — Конкретней говорите. — Конкретнее, значит? — нахмурился бета. Снимающие на телефоны подвинулись ближе. Бесят, реально мобилы только что в рожу не суют! Хотя, да и хрен с ними, правда! Не до них. Сейчас важнее понять, что происходит и как это всё остановить, пока совсем из-под контроля не вышло. — Конкретнее: про проблемы в холодильном цехе вам известно? Второй месяц омеги при температуре ниже нормы работают. Переохлаждения, отмороженные пальцы, циститы и прочее. Сломалось оборудование, чинить пытались, да что-то не срослось. Новое заказали, только вот оно до сих пор не приехало. А омеги работают в холоде, никто процесс приостановить и не подумал. — Серьёзно? — блин, а вот это косяк реальный. Я и правда об этом первый раз слышал. — Серьёзно, Даниил Владимирович. Просто поднимите больничные листы за последний месяц. Хотя какие больничные, о чём я! У вас же народ больняки боится оформлять. Три больняка — и с вещами на выход. — Погодите, это же незаконно! — тут уже я реально охренел. Что за дела?! — Да вы что, Даниил Владимирович! То есть, об этом правиле вы, якобы, не знали? Ска́жете, и про тупые ножи китайские, которые в руках ломаются у раздельщиков мяса, вы тоже не в курсе? Про руки пораненные? И про штрафы за сломанный якобы по вине работника, некачественный инструмент? Он что-то там ещё мне вещал, под одобрительные выкрики толпы, но я уже не слушал. Внутри поднималась тёмная, клокочущая ярость. И понимание, что из меня делают идиота и терпилу. Только вот кто — рабочие сейчас, своим байками, или мои управленцы, что мне об успехах, довольных сотрудниках и перевыполненных планах, рассказывали? — Так, всё понятно… Ребята, я сейчас в управление и обратно. И вы тоже, Николай. Бета смотрел ошарашено. Кажется, такого поворота он не ожидал. Но выражение «не верю» в глазах слегка поблёкло. — И ещё пару омег с собой прихватите. Что бы «эти» не говорили потом, — я кивнул в сторону выставивших телефоны, — что вы со мной в сговоре. Знаем мы эту кухню, проходили. Омеги засуетились, загудели. Решать стали, кого с нами отправить. Я взглядом скользнул по разномастной толпе, и на секунду замер. Показалось, или мелькнули глаза — светлые, странные? И словно ветер внезапно прошелестел, хотя только что тихо было, безветренно. Бред. А вдруг… Я шаг вперёд сделал, всю толпу, как рентгеном, взглядом прошерстил. Нет, показалось, видимо. Омеги, как омеги… МОЕГО я бы сразу почувствовал. Как? Не знаю, наверняка, унюхал бы. Или как там это происходит, когда СВОЕГО омегу встречаешь? Шокером бьёт? Искры из глаз? Звон в голове? От размышлений о вероятных симптомах меня отвлек мой новый знакомый. — Мы готовы, Даниил Владимирович. Пойдёмте. Готовы, так готовы. Хотя… Я смотрел на эту «команду мечты» протестующих, и понимал, что толку от неё… Старик и двое малолеток-омег. Один из них тот, с красным шмыгающим носом. Но лица у всех решительные. И что, вот этими «бунтовщиками» меня и пугал Олег? Что-то непохоже на него. Но когда мы зашли на территорию мясокомбината, моё мнение о серьёзности происходящей заварушки кардинально поменялось. У входа в отдельно стоящее двухэтажное здание управления собралась толпа рабочих. И толпа оказалась намного больше той, за воротами. Сколько их тут? Триста омег? Пятьсот? Тысяча? Эти омеги, в отличие от «группы поддержки», не шумели и не размахивали плакатами. Одетые в одинаковые светло-зелёные робы, они стояли молча. Я буквально охуел, когда, подойдя ближе, рассмотрел их лица — упрямые, мрачные, напряжённые. Никогда не видел у омег, тем более у своих работников, таких лиц! А я же регулярно, пару раз в неделю, тут бываю! То в управление заезжаю, то с начальниками цехов общаюсь. И всегда рабочие омеги были, ну… такие… Омеги, в общем. Некоторые, помоложе, при виде меня улыбались кокетливо или смущались и краснели, но большинство тихонько проскакивали мимо, и я вообще их не замечал. Омеги и омеги. Рабочий персонал, и этим всё сказано. Но вот эту толпу, что сейчас собралась во дворе комбината, не заметить было уже нельзя. На крыльце административного здания, на верхних ступенях, стоял Олег Горбанёв, мой давний друг и бизнес-партнёр. Рядом с ним — директор мясокомбината, начальники цехов, а по краям, отгораживая их от рабочих — охранники. И не местные, пожилые, добродушные беты. А люди Олега — с цепким взглядом безразличных глаз, молодые, коротко стриженные амбалы-альфачи. — Олег… — обменявшись взглядом с бетой Николаем Петровичем из зашедшей со мной «группы поддержки», я прошел сквозь толпу рабочих без проблем. Омеги молча расступались, и сразу же смыкались за спиной. Я кивнул руководству комбината, отвёл Олега в сторону, чтобы никто не слышал. — Горбач, слушай, ты зачем своих парней привёз? — Пантера, так надо. Сейчас ещё полиция подъедет и ОМОН, и за пять минут разгоним этот блядский цирк. — Чего? Какой ОМОН?! Ты нормальный вообще, Горбач? — я настолько прихуел, что мне реально показалось, что у меня слуховой глюк. — Тут же одни омеги! Мы что, с омегами воевать будем? — А это не омеги, Пантера. Это нарушители порядка. Работа в цехах с 17-ти часов остановлена, в курсе? Забастовка, Данил! — Это я уже понял. Олег, а ты с ними говорил? Прежде, чем «всю королевскую рать» созывать на разгон? Узнавал, что происходит? — Я с нарушителями в переговоры не вступаю, Пантера. Ты видел? — Олег вытащил из кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку. — Тре-бо-ва-ния! — А зря не вступаешь, услышал бы много интересного! — я сжал зубы. Разговор нравился мне всё меньше и меньше. — Ты в курсе про холодильный цех? И про прочее? Оборудование, штрафы, больничные не оплаченные? — Ну, допустим, теперь в курсе. И что это меняет? — Блядь!!! Ты охерел, Горбач?! Да всё меняет! И почему я не знал?! Олег помрачнел и процедил: — А потому, что производственная часть — моя юрисдикция, Данила. Твое дело — внешние связи. Напомнить уговор пятилетней давности? Не лезь на мою территорию, а я не лезу на твою. — Блядь, Олег! Ты мне что сейчас хочешь сказать — что ты мне липовые отчёты показывал? — Похуй на отчёты, Пантера. На результаты смотри! Мы с тобой за несколько лет эти заброшки заводские из жопы вытащили, отмыли, отчистили, перестроили, производство наладили, омегам работу дали! Или не так, скажешь? И все довольны, Данил. А главное — довольны ТАМ! И поднял палец вверх. Понятно, на кого намекает. — И что предлагаешь? Так оставить? Омеги — тоже живые существа, Олеж. А если они у тебя тут подыхать начнут от условий труда, тебе тоже похрен будет? — Не передёргивай, Пантера. Ничего криминального у нас на производстве не происходит. Всё по закону! — А сломанное оборудование? А увольнение за больничные? — Так, не кипишуй! Оборудование заменим, через пару недель приедет новое. А пока придется потерпеть. Как говорят: «проявить лояльность к работодателю». Или ты предлагаешь остановить производство? Напоминаю — на носу майские праздники. Там население дружно на дачи и пикники попрёт, колбаски, сосиски, шашлыки жарить. Горячий сезон, продажи вырастут в десять раз! Давай, гуманист долбаный, велком — останавливай комбинат! Конкуренты тебе спасибо скажут. Ещё и цены на радостях поднимут. А этому уже население вряд ли обрадуется. Про Сергея Анатольевича я молчу. — С Сергеем Анатольевичем я сам переговорю. Сейчас и позвоню. Ему полиция на объекте нахер не сдалась. — Стоп! — Олег придержал меня за руку, когда я уже полез за телефоном. — Я с ним полчаса назад общался. И насчет ОМОНА — это его решение, Данил. Горбач посмотрел на мое охуевшее лицо, пожал плечами и собрался вернуться обратно, к прочим руководящим «шишкам». Наверное, надо было заткнуться и поддержать его правила игры. Олег сто пудово прав. Один раз проявишь слабину — сразу на шею сядут, заебёшься потом отбиваться от новых ультиматумов и трудовых комиссий. А с другой стороны… Что, если мне всё-таки не показалось? Что, если МОЙ омега и правда… Ну, где-то здесь? Меня аж тряхануло от этой мысли, и тут же в голове, как фотоснимок, возник тонкий силуэт, задумчиво-серьёзный взгляд и почему-то — узкие ломкие запястья, совсем не приспособленные природой для «махача» с бугаями в «доспехах». А методы ОМОНа я знал не понаслышке. Вдалеке послышался вой сирен. Уточнять, что это значило, не было необходимости. Вашего отца, чё ж так быстро-то? Скорая бы так приезжала. Решение пришло мгновенно. Как будто не сам я его принял, а что-то внутри меня зарычало, завыло, заскребло когтями яростно, вырываясь наружу в вечном альфьем инстинкте: «защитить, укрыть, спасти СВОЕГО!». — Подожди, Горбач!!! Дай мне десять минут, ок? Только десять минут!!! И знаете — если бы днём раньше кто-то сказал мне, что абсолютно ничтожная вероятность того, что в толпе мелькнул именно ОН, станет для меня веским поводом нарушить распоряжения «Главного», и попытаться остановить намечающуюся бойню — я бы не поверил. *** Лёша. «Привет всем! С кем я пока не знаком — меня зовут Лёша, это блог «Поговорим медленно?», и сегодня я отвечу на вопросы, которые мне прислали после прошлого выпуска. Новые вопросы можете оставлять в комментах». Вэб-камера настроена идеально, папы дома нет — у него родительское собрание с родаками шестого «Б», где он классный руководитель. Так что никто не помешает мне в тишине записать новое видео и выложить его этим вечером. Свой блог я начал вести почти три года назад, и за это время добился ощутимых результатов. Сначала у меня было всего три подписчика — мой папа, друг Миша, и мой бывший учитель литературы. Но постепенно аудитория нехило так расширилась, и теперь в «шапке» канала значилось гордое: «четыре тысячи подписчиков» и «203 видео». Учитывая специфику канала — это отличные результаты! Ведь в своих выпусках я рассказываю не о котиках, музыке или жизни поп-звёзд. И слушать меня сложно, вдобавок. Знаете, не каждый захочет смотреть видео блогера, у которого нечёткая, странная и замедленная речь. Это трудно и тяжело, и я понимаю тех, кто не хочет напрягаться. В свои двадцать три года я к этому давно привык — к тому, что многим проще дистанцироваться и делать вид, что таких, как я, не существует. Каких — «таких», спросите? «Особенных». Инвалидов. Глухих и слабослышащих. Ведь я слабослышащий практически с рождения. И несколько лет назад начал вести свой блог, чтобы рассказать обычным зрителям, как живут в нашем городке его «особенные» жители. Самые частые вопросы, которые мне задают новые зрители моего блога: почему я не слышу, и так плохо говорю? Всё очень просто. Как рассказывал папа, я родился недоношенным и слабым. В роддоме подхватил вирусную инфекцию, и у меня начался гнойный отит. Состояние быстро ухудшалось, был риск, что я умру. Чтобы меня спасти, врачи сделали укол в ухо, и вышло так, что при уколе случайно повредили слуховой нерв. Папа и отец боялись, что я останусь абсолютно глухим. Но мне повезло — оказалось, я могу слышать, но очень-очень плохо. До четырех лет я ходил без слухового аппарата, а потом родители накопили денег, приобрели хороший, современный дорогой аппарат, и тогда стало намного легче. С помощью аппарата я слышу все звуки, но вот с речью у меня так и остались проблемы. В детстве я почти не разговаривал, а когда выучил в коррекционной школе язык жестов, то вообще решил, что гораздо проще говорить «руками». Дети в коррекционной школе были такие же, как и я, и нам было легко общаться жестами. Но потом, в четвертом классе, папа перевёл меня в обычную школу, и вот там «язык жестов» уже не прокатил. Пришлось срочно учиться говорить так, чтобы меня понимали обычные ребята. И начался ад… Я не хотел ходить в школу, не хотел говорить, потому что меня плохо понимали. Кто-то из детей смеялся, кто-то — дразнил. Но папа настоял на том, чтобы я учился в обычной школе, и теперь я знаю, что он был прав. Иначе я так бы и остался на всю жизнь немым. А в школе постепенно, благодаря неравнодушным учителям и психологу, всё наладилось. Не сразу, но у меня появились друзья, которые приняли меня таким, какой я есть. С их помощью, и с помощью логопедов я стал говорить всё лучше и лучше. Но даже теперь я говорю очень медленно и нечётко. А когда нервничаю, то меня вообще «переклинивает», и бывает, я даже пары слов выговорить не могу. Поэтому и будущую профессию себе выбрал нетипичную для омеги, такую, где не нужно много говорить: бизнес-аналитик. Другие омеги в моём классе, когда я заявил, что пойду заочно учиться в универ на аналитика, покрутили пальцем у виска. Ну, какие из омег аналитики? Омеги — это медбратья, воспитатели в детских садах, продавцы. Даже до врача и учителя не у каждого омеги получается доучиться. Точнее, доучиться-то можно, но на действительно серьёзную, ответственную работу тебя вряд ли возьмут. Если у работодателя будет стоять выбор, кого принять на непростую должность — омегу, бету или альфу, то у омеги шансов будет примерно ноль. Об этом, собственно, и была тема моего сегодняшнего выпуска: «профессия и работа для омеги в нашем городе». А что? Хорошая тема. Хотя ответы я заранее предвидел. Само собой, 90% комментов к выпуску будут такими: «самая лучшая профессия для омеги — это счастливый папочка и супруг!». Ага. Вот счастье-то! Подставлять зад какому-то самодовольному тупому альфачу, рожать ему кучу малышей, и всю жизнь сидеть дома, курсируя по одному маршруту: роддом-детский сад-школа. Когда я ещё в одиннадцатом классе выдал такую фразочку моему другу, бете Мише, тот тогда вообще охренел. — Лёш, ты реально так думаешь?! Не хочешь замуж и детей? Ты что, этот… как его… чай-фри? — Миха… — я заржал на всю квартиру. Так смеялся, что с ещё бо́льшим трудом, чем обычно, смог выговорить: — «Чай-фри» — это что-то новенькое! Может, «чайлдфри»? — Ну, наверное… — сказал Миха задумчиво. Вытащил последнюю чипсину из опустевшего пакетика, вздохнул, и изрёк: — А что насчет альф? Тебе альфы не нравятся? Совсем? Я тоже вздохнул. Да, с бетами дружить — такое себе, если честно! Они же прямые, как разрез в жо… в заднице. Вообще не понимают, о чём спрашивать не надо. Хотя мы с Михой с пятого класса дружим, и что от него было правду скрывать? — Насчет альф у меня ровно, Мих. — Значит, не нравятся, — заключил Миша. — И чё, вообще не тянет? На это? Ну, там, перепихнуться? Течки, вязка, то-сё? — Не тянет. Я на подавителях, Миш, помнишь? И родители не возражают, если что. Они подписали разрешение. — Ниче се, повезло тебе с родаками! — протянул мой приятель уважительно. — Продвинутые! Вон, у Вадика отец против подавителей. И у Сашки. Да у всех почти. Я знал. И знал, как мне офигенно повезло, что у меня ТАКИЕ папа и отец. Только в одном я Михе не признался: альфы мне не просто не нравятся. Альфы меня бесят! Особенно типичные, доминантные. Ну, такие: «я — альфа-самец, и поэтому я тут самый крутой, и все мне должны!». От таких меня просто воротит. А уж если этот гипотетический альфа — ещё и высокий, мускулистый, темноволосый и темноглазый — то звездец. Реально тошнит! Только вижу такого — внутри всё как будто клубком сворачивается, и в глазах темнеет. Вот как бесит! — Лёш, а как же Борисов? — удивлённо напомнил в тот раз Миша. — Ты ж с ним в 10-м классе, типа, встречался? На свиданки ходил? — Пффф! — меня аж передёрнуло. — Не на «свиданки», а на одну встречу. Я просто сначала не понял, к чему он ведёт. Он несколько раз гулять звал, я отказывался. Смысл мне с ним гулять? Он же тупой, как… как альфа! А тут вдруг подошёл после уроков и говорит: «пошли сегодня вечером к речке, на пирс! Там народ на днях бобров видел!». А ты знаешь, я животных очень люблю, в мини-зоопарке волонтёрил тогда. Вот и согласился. И что оказалось? Вместо бобров — один козел-альфа, придурок Борисов! — Прико-о-ол! Ты раньше не говорил! Расскажешь?! — Мишаню, как бету, у которого ни течки, ни гона, никакой романтики до конца дней не намечалось, охрененно интересовала моя личная омежья жизнь. — Да нечего рассказывать… — я поморщился. Длинные монологи давались мне с трудом, но Миша привык, слушал терпеливо, не подгонял. — Пришли на пирс. Никаких бобров. Одни вороны орут. Но всё равно эффектно было. Вечер, река, солнце садится. Ну, я, придурок, и говорю: «красиво!». А этот дебилод Борисов решил, что я про него. Обрадовался, и такой: «Конечно, детка-а-а! Я же в качалку хожу! У меня тело — огонь! Я же круче всех альф в нашей школе! За мной все омеги бегают! А я вот с тобой затусить решил, прикинь?». И начал втирать, как мне повезло, что он на меня внимание обратил. Хвастался, какая у него крутая семья. Папа его никогда в жизни не работал, потому что денег завались, и квартиру ему родаки купят на двадцатилетие в новом районе. И работу подгонят непыльную на отцовской фирме. А его будущему омеге вообще ничего делать не придётся. Дома сиди, по салонам красоты, фитнесам и магазинам ходи! Короче, он с чего-то решил, что я ему отлично подхожу. И я, в его глазах, по умолчанию был согласен, понимаешь? — И что?! — Что? Ничего. Когда он заткнулся, и целоваться полез, я его с пирса в речку спихнул, а сам домой ушёл. Там же мелко у берега, ты знаешь. Максимум, чем грозило — воды с тиной нахлебаться и пиявок нахватать. Только такая «ответочка» ему, похоже, понравилась. Типа, я оказался порядочный омега, недоступный. И отцепиться от него получилось, только когда к нам новенький, Славка Ракитин, пришёл. Оказалось, что Ракитин — его, Борисова, Истинный, и он наконец переключился! Мы с Мишкой посмеялись, и на этом все вопросы про альф закрылись. По крайней мере, тогда. Короче, фиг с ними, с альфами. Возвращаясь к рассказу про блог: вести его я начал не только ради благородного дела — рассказать о глухонемых. Если честно — просто моя жизнь после окончания школы была такая скучная, что иногда мне казалось, что мне не двадцать с небольшим, а все девяносто! И блог был почти единственным, что меня реально увлекло. Интересно было искать новые темы для каждого выпуска, подбирать фото или видео, общаться с подписчиками, которых постепенно становилось всё больше. Мне и из других городов и посёлков начали писать. Рассказывать, как у них с инфраструктурой для «особенных», как относятся к слабослышащим окружающие, какие есть проблемы или наоборот, достижения. И главное: я вдруг понял, сколько хороших и небезразличных людей живёт рядом со мной. В общем, блог стал для меня настоящим «окном в мир», и из хобби превратился во что-то, гораздо более важное. А в остальном большую часть дня я сидел над учёбой, много читал, периодически встречался с Мишей, и иногда ещё с бывшими одноклассниками или ребятами из коррекционной школы. Подрабатывал, если была возможность, так как меня, сами понимаете, не слишком охотно брали на обычную работу. Или брали, но потом осознавали, как с такими, как я, непросто, и намекали, тонко или толсто, что я им не подхожу. Поэтому я так и обрадовался, когда меня взяли в «Сытого альфу». Админ уже работал с «особенными» омегами — один из пиццайоло у них был слабослышащий. И админ заранее знал, на что идет. Но и в «Сытом альфе» в первый же день возникли проблемы. Второй админ, в запаре, попросил меня принять по телефону пару заказов. Слышу-то я с помощью слухового аппарата хорошо, а говорить там особо и не нужно. «Да», «нет» и «спасибо за заказ». Просто? Ага. А я накосячил. Первый заказ принял без проблем. А вот следующий… Не знаю, что произошло. Что-то странное. Звонил точно альфа, их сложно спутать. Когда я услышал тот голос в трубке… Низкий, глубокий, и такой… Даже сложно передать словами… Я тогда так занервничал, что неправильно записал заказ. А тот альфа получил свою косячную пиццу, позвонил и наорал на второго приёмщика. Стыдно было ужасно. Но, как оказалось, это была ерунда. А вот теперь случилась реальная проблема. «Сытого альфу» закрыли, потому что у него не оказалось каких-то нужных бумажек. Причём, как шептались админы, у СЭС претензий не возникло, там всё было идеально, как проверяльщики ни пытались придраться. А пожарка прикопалась: якобы огнетушители расположены не там, журнал инструктажа заполнен неверно, и ещё что-то. И когда вдруг подъехали ещё и безликие беты из налоговой, стало ясно — я снова безработный. Блин… Скорее бы уж закончить последний курс, уехать в столицу, найти нормальную работу по специальности, и слезть, наконец, с папиной шеи! После смерти отца два года назад от сердечного приступа, все расходы легли на папу, а на зарплату учителя сильно не разгуляешься. Ну ладно, нужно не размышлять о прошлом и будущем, а делом заняться — доснять обещанный подписчикам еженедельный выпуск. *** Я ответственно записал больше половины нового выпуска, когда внезапно во всю мощь заорал старенький мобильник. На экране высветился Мишкин контакт, и Мишка, не сказав ни «привет», ни «как дела», взбудораженный, что для него, как для беты — вообще из разряда фантастики, сразу начал вопить: — Лёх, хочешь охеренный контент?! Чтобы сразу — плюс десять тыщ подписчиков, или больше?! Я даже слуховой аппарат поправил от неожиданности. — Хочу, конечно. Кто же не хочет, Миш! — Тогда через десять минут спускайся вниз и жди у «падика», понял? Только давай быстрее! И еще — у тебя телефон заряжен? Заряжен? Ок! Но всё равно, «банку» с собой возьми. И куртку потеплее. Давай, увидимся! Мишка уже отключится хотел, когда я, спотыкаясь о слова, забормотал: — Миш! Что случилось?! Друг помолчал, а потом сообщил шепотом, заговорщически, как будто нас прослушивали одновременно и ФБР, и ФСБ: — Я тебе щас скажу, только смотри — никому! В Полянах на комбинате мощный махач намечается! Витька сейчас написал в «Телеге». Комбинат встал, забастовка, омеги вышли из цехов и окружили управление. И к ним уже народ из города и посёлков подтягивается. В «Телеге» кто-то движ организовал и кинул инфо, чтобы все, кому не наплевать, и кто с нынешним порядком в городе не согласный, подъезжали к шести вечера ко входу на территорию. Витька — это Мишин брат, он в «Полянах» работал на мясокомбинате, который тому самому олигарху, Пантере, принадлежал. — Короче, Лёш, долго рассказывать, времени нет. Жди, мчу к тебе! Такой подкаст запилишь с места событий — все охренеют! Примчал Мишка на древней дедовой «Ниве», доставшейся ему в наследство полгода назад. Я залез рядом, на переднее сиденье, и мы стартанули в сторону Полян. По дороге Миша рассказал мне всё, что знал: про нарушения на комбинате, травмы, и прочее. А я, кое-что вспомнив, залез в карман джинсов и вытащил смятый листок, сегодня впихнутый мне незнакомым пожилым омегой. Листовка. И время, и место совпадали: «Сбор в 18.00, у ворот «Полянского мясокомбината». *** Когда мы приехали на место, народу уже собралось офигеть как много. Я и не думал, что у нас в городе столько активистов. Судя по плакатам, тут, кроме борцов за права рабочих, тусили и гринписовцы, и зоозащитники, и ещё кто-то… Мы с Мишей вылезли из авто, и я начал фотографировать для блога тех, кто держал плакаты, как вдруг народ засуетился, и в толпе зазвучали выкрики: «Пантера, Пантера едет! Его тачка, смотрите!». Машина, лощёная чёрная «ауди», притормозила у будки охраны. Остановилась. Дверь со стороны водителя открылась, и… Я стоял сбоку, чуть сзади. И первое, что увидел — это какие у НЕГО широкие, мощные плечи. Несмотря на холодный апрельский воздух, Пантера был без пиджака или куртки. Тёмно-синяя рубашка обтягивала мощный подкачанный торс, и узкие крепкие бёдра по контрасту казались еще у́же. «Тип фигуры — «перевернутый треугольник»! — пронеслось в голове. Хм, откуда взялось? А потом он повернулся в профиль, заговорил с кем-то из толпы. И я рассмотрел в деталях красивое надменное лицо, высокий лоб, скулы — дерзкие, резкие. И взгляд… Карие, продолговатые, хищно прищуренные глаза показались мне дьявольски-чёрными, как блестящее крыло его авто. Он договорил, умолк, и начал поворачиваться в мою сторону. Взгляд, как лезвие острого клинка, рассекал мельтешащую толпу. Ещё секунда, он повернется, наши взгляды встретятся, и… И тут меня накрыло яркой вспышкой. В голове будто заискрили одновременно сотни маленьких бенгальских огней. Круги засияли перед глазами, воздуха стало так мало, что вдохнуть получалось с трудом. Я покачнулся, и схватился за стоящего рядом Мишу. — Лёшка! Лёшка, ты что?! Сил хватило только прошептать: — Миш, отведи меня в машину… Срочно… И внезапно всё поплыло, завертелось, и я начал падать в разноцветную крутящуюся бездну.