
Метки
Бизнесмены / Бизнесвумен
Неторопливое повествование
Дети
Отношения втайне
Сложные отношения
Второстепенные оригинальные персонажи
ОЖП
ОМП
Открытый финал
Нелинейное повествование
Прошлое
США
Расизм
Противоположности
Российская империя
Семьи
Семейные тайны
Семейный бизнес
Художники
Мечты
Богачи
Ностальгия
XX век
Токсичные родственники
Бедность
Переезд
Письма (стилизация)
1920-е годы
По разные стороны
Рассказ в рассказе
Описание
Мои дорогие родители, я ваша дочь Радосвета Владимировна Шишковская. Я должна признаться в правде, которую больше не могу держать в своем сердце. Пока весь мир оплакивал Луизу Круппи и обсуждал книгу «Великий Гэтсби», у меня завязался роман с Фрэнком Джолиром. Кто он? Прочтите это письмо и узнайте сами...
Примечания
Возможно, я не знаю всех подробностей об этой эпохе, поэтому здесь могут быть некоторые нестыковки, но, на мой взгляд, это не важно для развития сюжета.
Посвящение
Русских за пределами России очень много, и каждому из эмигрантов очень сложно начать там новую жизнь, кто-то там - за границей становится одним из них Игорем Сикорским или ватником типа «Сани из Флориды». Я посвящаю эту работу всем тем, кто по тем или иным причинам покинул нашу родину, и вашим детям, которые стали американцами. В этой работе я не пытаюсь никого осуждать за переезд в Америку, потому что это личное дело каждого человека.
Первая встреча.
01 сентября 2024, 10:24
Франклин Фрэнсис Эванс Джолир — рыбак, который всю свою жизнь мечтал стать художником, как Фанни Крисс. Он действительно талантливый художник, но именно его работа на рыбалке помогла ему встретить такого человека, как я — Радосвета Владимировну Шишковскую, и помогла ему понять, кто он на самом деле.
•••
Приближался конец 24-го года 20-го века. Все печали были связаны как со смертью Франца Кафки, так и с хорошими событиями, такими как выход фильма «Жадность» на большие экраны. Но для Франклина Фрэнсиса Эванса Джолира этот день был обычным, когда ему приходилось рано вставать, чтобы добраться до работы. — Доброе утро, сынок. — поздоровалась уже немолодая женщина с лишним весом около сорока килограммов. — Как ты провел ночь? — Я прекрасно провел эту ночь. — ее сын ответил без улыбки и хорошего настроения. — А ты, мама, как провела ночь? — Я провела ночь вполне нормально. — сказала она, накладывая яичницу с беконом на тарелку. — Садись за стол. Он, как обычно, сел за стол, и его мать, которая всегда вставала рано, чтобы приготовить ему еду, поставила перед ним тарелку с едой. Ее сын сразу же начал есть как ни в чем не бывало, и она посмотрела на него таким взглядом, как будто видела его в последний раз, но ей этого было мало, она хотела большего, поэтому решила начать диалог, чтобы услышать его голос: — Фрэнк, как у тебя дела на работе? — с любопытством спросила она и стала смотреть на него таким взглядом, словно говорила ему: «Ответь мне на мой вопрос, или я умру от горя». — На работе ничего нового нет и не будет, я работаю там уже несколько лет и, на мой взгляд, вряд ли там происходит что-то кардинально новое. — ответил Фрэнк, который решил сразу ответить на все, что он думает по этому поводу. — Мама, я задаю этот вопрос уже много лет и все время говорю одно и то же. Тебе это не надоело? — Фрэнк, я твоя мать, и в этом мире нет ничего сильнее материнской любви. — она говорила с добродушной улыбкой и решила сменить тему разговора. — Если бы у тебя была девушка или твои собственные дети, ты бы вел себя с ними точно так же. — Мам, мы уже говорили на эту тему — я занят по уши и вряд ли у меня найдется время на всю эту ерунду. — уверенно сказал Фрэнк, которому уже надоели эти разговоры о семье и бла-бла-бла. — Я знаю, что ты сказал мне тогда, сейчас и, очевидно, скажешь в будущем, но я сразу скажу тебе одну простую истину: каждый человек, независимо от возраста, цвета кожи и так далее, будет любим или он сам полюбит другую. — уверенно сказала его мать. — Поверь мне, я прожил эту жизнь дольше, чем ты, и знаю больше, хотя до сих пор не умею ни писать, ни читать. — Я знаю, мама, ты уже говорила мне это сто раз. — спокойно сказал Фрэнк, который был немного удручен, когда закончил есть. После этого мать похлопала его рукой по спине. — Ай! За что? — Сынок, пожалуйста, не разговаривай со мной и не смотри на меня так, будто хочешь, чтобы я оставила тебя в покое раз и навсегда. — она направилась в свою комнату, но затем остановилась в дверях. — Помой посуду. — сказала она и ушла. Фрэнк на самом деле не возражал и сделал, как она просила, после чего пошел работать рыбаком на побережье. Он сел на рыболовецкое судно, где, за исключением капитана, вообще не было белых, чтобы не вызывать расовых противоречий. Они отправились в плавание вглубь Восточного побережья Соединенных Штатов Америки, пока один из моряков не закричал: — Там женщина! — крикнул он и указал на нее. — Она без сознания! Все немедленно бросились к ее кровати. Один из рыбаков бросился в воду, подплыл к ней и, схватив ее, потащил за собой. Когда ее доставили на палубу корабля, все окружили ее и начали делать искусственное дыхание рот в рот и выдавливать воду и все, что она могла проглотить. Боже мой, что с ней случилось? — непонимающе спросил капитан этого судна. — В последующие несколько дней кораблекрушения не произошло. — Может, это попытка самоубийства? — предположил Фрэнк и дотронулся до нее. — Она ледяная. — А чего вы от нее ожидали? — злорадно спросил один из моряков. — Знаешь, вода в Атлантическом океане сейчас не курорт. — Я знаю, что я тупой. — простонал Фрэнк Джолир, который начал смотреть на него таким взглядом, словно говорил ему: «Если ты не заткнешься, я убью тебя». — Джо, подойди сюда. — потребовал от него капитан, который был уже стар и слегка устал физически от жизни, но не духовно. — Нам нужно поговорить. Фрэнк подошел к нему, и они вместе вошли внутрь корабля. Внутри было так же холодно и сыро, как и снаружи, поэтому единственное, что могло оправдать посещение, — это цель разговора. — О чем вы хотели со мной поговорить, капитан? — с интересом спросил Фрэнк. — Я хотел попросить вас покинуть корабль и помочь этой девушке добраться до ближайшей больницы. — настойчиво произнес капитан, голос которого показался нечестивцу печальным. — Я бы хотел сейчас развернуть судно, но, к сожалению, не могу, потому что это потеря прибыли от рыбной ловли. — И что же вы хотите мне предложить? С некоторой опаской спросил его Франклин Фрэнсис Эванс Джолир. — Покинуть этот корабль и добраться до земли на эвакуационном катере? — Да, примерно это я тебе и предлагаю. — спокойно сказал он и достал из кармана пиджака свой кошелек-клатч и стал доставать оттуда деньги. — Я думаю, девятнадцати долларов США нам с тобой будет достаточно, чтобы быть в расчете. — сказал он ему и протянул деньги, которые держал в руке. — Девятнадцать долларов сразу? — потрясенно спросил Фрэнк, который не мог поверить, что ему так повезло. — Нет, это слишком много, я не могу этого взять. — Фрэнк, возьми эти деньги и даже не думай возвращать их мне, иначе ты повторишь судьбу «Лузитании». — пригрозил он ему. — Капитан Джон Сузрут, вы невероятно щедры и у вас очень добрые намерения, но ответьте мне не на один вопрос. — настойчиво произнес Фрэнк и, когда Джон Сузрут кивнул в знак согласия, спросил. — Почему вы доверяете мне такую ответственную работу? — У меня есть одно простое объяснение этому — вы мой самый любимый сотрудник на корабле за все пятьдесят лет моей работы в качестве корабельного администратора. — уверенно сказал он. — Я невероятно благодарен тебе за такой щедрый подарок и доверие, клянусь Богом, что оправдаю ваши надежды. — пообещал он ему, который был готов расцеловать его за это. — Уходи уже, работник месяца. — потребовал от него капитан Джон Сузрут, который топнул ногой и произнес это таким тоном, словно прогонял не человека, с которым проработал семь лет, а собаку. — Иди! Фрэнк сел на одну из лодок, которую они хотели использовать для эвакуации в случае стихийного бедствия, такого как взрыв или пожар — ну да, да, чтобы вместе бояться пожара там, где много воды. Он начал грести к берегу Нью-Йорка и привез в больницу незнакомую ему девушку, которую переодели в его повседневную одежду — синие джинсовые шорты, белую рубашку и куртку, которая была ей в три раза больше, чем все остальное. — Эй, вы не подскажете, где ближайшая больница? — спросил Фрэнк у двух полицейских, стоявших недалеко от причала. — Мне нужно… — Стоять именем законов Соединенных Штатов Америки! — потребовал один из двух полицейских. — Что ты с ней сделали? Убил её? Изнасиловал ее? Говори! — Я не делал с ней ничего подобного. — заверил их Фрэнк. — Клянусь своим христианским сердцем. — Заткнись, ниггер, мы из полиции Нью-Йорка, и нам лучше знать, что делают такие черные, как ты. — решительно сказал второй полицейский и направил на него пистолет. — Послушай меня, я не сделал ей ничего плохого, я всего лишь помог ей добраться до ближайшей больницы, так как ее нашли в воде без сознания. — уверенно сказал Фрэнк. — Какие у вас есть доказательства в вашу пользу? — спросил первый полицейский. — Почему мы должны вам верить? — Ребята, я надеюсь, вы двое понимаете, что прямо сейчас решается судьба жизни и, возможно, смерти женщины, чьими детьми могли бы стать Джейн Остин или сэр Фредерик Грант Бантинг… — Так что лучше сейчас предоставьте нам доказательства того, что вы нашли ее в воде, иначе будет слишком поздно. — уверенно сказал один из полицейских, который, казалось, издевался над ним, но он терпел. — Хорошо, давайте зайдем в то здание, — он кивнул головой в сторону пирса, откуда отчаливали рыбацкие лодки. — там есть люди, которые знают меня сто лет, и они наверняка… — То, что вы, чернокожие, друг за друга горой стоите, мы знаем очень хорошо, поэтому приведите хотя бы еще один аргумент. — потребовал от него полицейский, который, казалось, испытывал его нервы на прочность. От такого отношения и всей этой ситуации Франклин Фрэнсис Эванс Джолайр был в шоке. Он посмотрел на них как на двух идиотов, которым определенно нужно было сниматься в фильмах сэра Чарльза Спенсера Чаплина. Он немного подумал и сказал им. — Капитан Джон Сузрут дал мне девятнадцать долларов США, чтобы… — начал Фрэнк и полез в карман за деньгами, но тут же пожалел об этом. — У него пистолет! — полицейский агрессивно закричал и выстрелил в него, но не попал, потому что Фрэнк быстро наклонился. — Да, отец, ты был прав. — неохотно согласился Фрэнк и сбил с ног двух полицейских. — Полиция Нью-Йорка — самое тупое полицейское подразделение во всем западном полушарии. Тогда Франклин Фрэнсис Эванс Джолиер не увидел смысла искать больницу, потому что он сбил двух полицейских, и все это видели, а это значит, что полиция будет преследовать его, и люди просто так его не отпустят. Он бежал с девушкой на руках в неизвестном никому, кроме него самого, направлении через заброшенные дома, которые даже трудно назвать домами из-за разрушений. — Ей нужна наша помощь! — Фрэнк закричал во весь голос, вбежав в свой дом. — Фрэнк, это ты, милый? — с любопытством спросила его мать, которая находилась в другой части их огромного дома. — Да, это я.- подтвердил он, поставив девушку на пол, и начал разуваться, потому что ему пришлось бежать по канализации Нью-Йорка, чтобы спрятаться. — Что? — она не расслышала его и решила спросить еще раз. — Дорогой, ты не мог бы повторить, что ты мне сказал? — Мама, выйди из ванной и поговори со мной, и тогда ты все поймешь. — настойчиво сказал Фрэнк, стараясь не показывать злости на мать. Его мать вышла из туалета в коридор и была шокирована таким сюрпризом от своего сына, хотя по его глазам было видно, что он не особенно рад случившемуся. Эта женщина была так удивлена происходящим, что не выдержала, но нашла в себе силы спросить его. — Фрэнк, кто эта женщина? — Я не знаю, кто она, но я знаю, что ей нужна помощь, и мы должны оказать ей эту помощь. — Фрэнк произнес это с холодной уверенностью и посмотрел на нее. — Мама, иди и разведи огонь в камине, а я отведу ее туда. — Сейчас, Фрэнк, я все сделаю. — заверила его мать и прошла в гостиную, где был камин. — Сейчас мы ее согреем, напоим чаем, и она будет жить как раньше. Фрэнк отвел ее в гостиную к камину, где уже горел огонь. Он укрыл ее одеялом, подложил под голову подушку и сам положил на ковер, убедившись, что огонь на нее не попадет. — А она красивая девушка. — сказала его мать, прикладывая тряпку к его лбу, который был горьким от кипятка. — Как она тебе нравится, сынок? — Что ж, она красива, и это все, что я могу о ней сказать. — спокойно сказал Фрэнк, не глядя на нее. — Только она худая, как фонарный столб, и, очевидно, очень глупая, раз решила купаться голышом ночью. — У каждого свои причуды. — Мать фыркнула на него. — Например, я не умею читать и писать, а ты не умеешь разговаривать с девушками. — Хорош, мам, что мы говорим на одну и ту же тему. — устало сказал Фрэнк, который был готов взорваться от гнева. — Я уже говорил с тобой на эту тему сотню раз, и каждый раз ты… — И всякий раз, когда поднималась эта тема, ты не делал выводов и давал мне пустые обещания. — мама прервала его и села на стул. — Кофе с молоком, пожалуйста. — Я знаю, ты любишь пить. — Фрэнк произнес это спокойно, как бы говоря: «Мама, не стоит рассказывать мне об этом». — Иди сюда к своей больной старой матери, чертов бариста. — выругалась его мать и подождала, пока он принесет ей кофе. — Спасибо, милый. — Сказала она, когда он принес ей кружку. — Пожалуйста, ваш батиста будет работать должным образом и законно. — уверенно сказал Фрэнк и сел на пол рядом со своей матерью, которая сидела на своем стуле, как королева Румынии Елизавета на троне. — Я каждый день молюсь, чтобы хотя бы один из моих детей, такой, как ты, не был похож на своих братьев и сестер. — решительно сказала она и, сделав первый глоток, добавила. — Хотя я люблю твоих братьев и сестер так же сильно, как любая другая мать. — Я знаю, мама, ты не раз говорила мне об этом, и я всегда просил тебя не беспокоиться обо мне. — сказал Фрэнк, который сразу погрустнел, потому что разговоры об этом предмете всегда портили ему настроение. — Я знаю, что ты мне каждый раз говорил. — голос ее звучал так, словно она думала о чем-то совершенно другом. — Кстати, почему у тебя такие грязные ботинки? — Мне пришлось бежать по канализации из-за вражды с полицией, которая считала меня каким-то бандитом. — честно признался он. — О, Боже. — сказала она и закрыла глаза, потому что устала. — Нам этого не хватало. — Мама, не волнуйся, я обо всем позабочусь. — уверенно сказал Франклин Фрэнсис Эванс Джольер и взял свою пожилую мать за руку. — Все будет хорошо. Капитан Джон Сузрут и мои товарищи заступятся за меня. — Я очень на это надеюсь, но лучше говорить о худшем варианте развития событий, чтобы избежать рисков, поэтому завтра отправляйся на работу через секретные туннели. — осторожно сказала его мать и вытащила свою руку из его, чтобы взять кружку обеими руками, после чего сказала. — И не забудь захватить с собой пистолет. — Не волнуйся, я ничего не забуду. — заверил ее сын. — Я проживу долгую жизнь без суда и следствия. — Почему суд? Какое следствие? — непонимающе спросила девушка, которая только начала приходить в себя. — Где я? — спросила она и стала оглядываться по сторонам. — Ты у нас дома. — Франклин Фрэнсис Эванс Джолир ответил с непринужденной улыбкой и посмотрел на нее. — Боже мой, где я? — непонимающе спросила она и стала озираться по сторонам. — Какой сейчас год? — Тише, тише, не кричи, малышка, не кричи так, иначе соседи подумают, что я подвергаюсь сексуальному насилию. — настойчиво сказал Фрэнк. — Я тебе не «малышка». — она фыркнула и гордо задрала нос. — Я Радосвета Владимировна Шишковская, я русская, я наследница целой промышленной империи, я… — А кто ты сейчас в Америке, если в прошлом были чуть ли не королевой мира? — с любопытством спросил Фрэнк с саркастической усмешкой. — Не твое собачье дело. — процедила она сквозь зубы. — Где я и что здесь происходит? — Я уже говорил тебе, что ты находишься в моем доме. Я Франклин Фрэнсис Эванс Джолиер, но все зовут меня Фрэнк или Джо, а это моя мама. Ее зовут Хэтти. — он ей все объяснил. — Ты сейчас находишься в самом опасном и бедном районе Нью-Йорка, куда даже полиция боится заходить. — Что? — с тревогой в голосе спросила Радосвета Владимировна, которая не могла в это поверить. — Что я здесь делаю? Вы что, решили сделать из меня секс-рабыню? — Что? Фрэнк Джо был удивлен. — Нет! Я только что спас тебя и помог добраться сюда. Он наклонился и начал шептать ей на ухо. — Я не смог отвезти тебя в больницу из-за полиции, которая устроила настоящий скандал. — Я могу в это поверить. — уверенно сказала Радосвета и посмотрела на ее тело. — Это твоя одежда? — Да, это моя одежда. — ответил он, которому почему-то стало стыдно. — Прости, что я одел тебя не по французской моде, но, как видишь, мы не особенно богаты. — Я прощаю вас, потому что ты спас меня, и это самое главное. — уверенно сказала Радосвета Владимировна Шишковская и немного подумала. — Как мне тебя отблагодарить? — Это того не стоит, спасибо. — настойчиво сказал Фрэнк Джо. — Я сделал то, что должен был сделать. — Я знаю, но я не могу оставить тебя ни с чем. Ты спас мне жизнь и боролся за нее, когда я решила покончить с этим, потому что поссорилась с родителями. — грустно сказала она, чувствуя себя глупо. — Я невероятно благодарен вам, но я не..... — он сделал паузу, чтобы подумать, а затем сказал. — Нет, мне нужна ваша помощь. — Чем я могу помочь вам и вашей семье? — с искренним интересом спросила Радосвета Владимировна Шишковская хрипловатым голосом, который слегка напоминал звук от движения металлического механизма, покрытого ржавчиной. — Помнишь, я рассказывал тебе, что, когда хотел отправить тебя в обычную больницу, у меня возник конфликт с полицией? — с любопытством спросил Фрэнк, который смотрел на нее так, словно она была золотом. — Да, я это помню. — подтвердила и кивнула Радосвета Владимировна Шишковская. — Ты мне только об этом и говорил. — Я знаю, что я тебе говорил, но из-за этого у меня будут проблемы, поэтому я прошу тебя пойти со мной завтра и рассказать мне все, как было. — попросил он ее. — А тот момент, когда я собиралась броситься с корабля на верную смерть, потому что не хотела видеть своих родителей и семью, я могу пропустить? — с интересом спросила Радосвет Владимировна с идиотским выражением лица. — Как пожелаешь. — невозмутимо ответил он, пожимая плечами. — Только, пожалуйста, сохраняйте основную мысль о том, что я и все чернокожие рыбаки спасли вас под командованием Джона Сузрута. — Не волнуйся, я расскажу тебе все, чтобы спасти твою жизнь и жизнь твоей семьи. — сказала она и, немного подумав, спросила. — А где я буду спать? — Ты можешь переночевать у меня, если тебе не нравится спать здесь, как Золушке. — предложил ей Фрэнк Джо. — А где твоя комната? — с интересом спросила она и посмотрела на него глазами собаки, которая просит, чтобы ей дали кость. — Ты можешь мне показать? — Да, я сейчас покажу тебе. — поспешно сказал Фрэнк и собрался было начать, но резко остановился, когда Хэтти несколько раз властно откашлялась. — Что, мам? — спросил он, зная, что его мать явно чего-то от него хочет. — Ты хочешь предложить русской принцессе кофе, какао или чай? — спросила она с холодной злостью на него, как будто говорила ему: «Как ты раньше не догадался, идиот!». — Не хотите ли выпить чего-нибудь горячего? — спросил Фрэнк Джо, чувствуя себя крайне неуютно. — Я предпочитаю пить только горячую воду без каких-либо добавок, потому что, извините, что говорю это, но я не люблю американский кофе и чай. — настойчиво сказала она. — Ну что ж, типичная избалованная девчонка, о ней нечего сказать, ни больше, ни меньше. — уверенно заявила Хэтти и сделала еще глоток, после чего стала смотреть на нее с некоторой долей предвзятости, как будто она была здесь чужой. Фрэнк Джо принес кипяток в большой кружке и угостил этим крекером свою гостью. Она выпила воду до дна и сказала: — Спасибо, что оказал мне такую христианскую услугу. — она поблагодарила его и вернула кружку. Она поняла, что они христиане, благодаря иконам и Библии, которые она увидела в этой комнате. — Не за что. — сухо сказала Хэтти, посмотрела на сына и приказала ему таким командным голосом, как будто он был солдатом, а она женой генерала. — Отведи ее в свою комнату. — Сейчас, мам. — спокойно сказал Фрэнк и встал. Он пошел с девушкой, которая горела изнутри от новой жизненной энергии, появившейся в ней после этого суицидального опыта. — Это моя комната, а также комната моих братьев — Джонни, Тома и Роберта. Не волнуйся, они приличные, и я не буду тебя беспокоить. — Это твоя комната? — удивленно спросила Радосвет Владимировна Шишковская и оглядела комнату, которая больше походила на большой чердак, где было полно вещей вроде кинокамеры с парой пленок прошлого десятилетия и белой простыней, пары десятков кроватей и прочего. — Здесь вам всем повезло. Вы живете в таком просторном доме. — Зависит от того, как на это посмотреть. — Фрэнк нахмурился. — Здесь нужно благодарить Бога за каждую прожитую секунду. — Лучше так жить, чем в семье, где все живут в соответствии с имперским прошлым, ненавидят свою жизнь и хотят, чтобы все говорили о том, какие они бедные и несчастные люди. Она посмотрела на свою жизнь и сделала несколько шагов вверх по лестнице. — На мой взгляд, люди, которые объективно живут плохо, но не ноют и преодолевают все трудности, более достойны уважения, чем богатые нытики. — Значит, такой чернокожий парень, как я, заслуживает вашего уважения? — с любопытством спросил Фрэнк. — Конечно, потому что ты спас мне жизнь, когда я хотела ее погубить. — уверенно сказала она. — А почему ты решила покончить со своей жизнью, Радосвета? — спросил он ее таким голосом, как будто наконец вспомнил, о чем хотел спросить ее раньше, но боялся это сделать. Она замолчала и отвернулась от него, как будто ей было стыдно за себя. Эта тема была для нее как удар ножа — болезненная и неприятная, о которой она не хотела говорить, но в глубине души понимала, что ей нужно с кем-то поделиться своими мыслями. Она снова посмотрела на этого добродушного парня и поняла, что именно с ним нужно было поговорить об этом, но он спас ее. — Это все из-за моего отца и семьи. — она неохотно призналась, что в любой момент может расплакаться, как ребенок. — Радосвета, возможно, я сую свой нос не в свое дело, но не могли бы вы рассказать мне поподробнее, что произошло? — с любопытством спросил Фрэнк, и по его голосу было ясно, что он понимает, что не стоит задавать подобных вопросов. — Мой отец, как и моя мать, — величайшие нытики всех времен, они не могут начать новую жизнь из-за своих имперских страданий и поэтому хотят похоронить это, а я, как девушка, которая, конечно, любит свою родину, Россию, но которая понимает, что стрелки часов не могут быть вернувшись назад, я хочу жить сегодняшним днем. — спокойно сказала Радосвета Владимировна и присела на одну из кроватей. — Впервые в жизни слышу, чтобы белые люди так говорили о своих родителях. — Фрэнк слегка улыбнулся и начал пониматься к ее. — А как здесь белые люди рассказывают о своих родителях и обо всем остальном? — с любопытством спросила Радосвета Владимировна, которая не могла сдержать своего любопытства. — Не знаю, но в моей семье любят шутить, что дети белых джентльменов только и делают, что ноют о том, как им тяжело живется из-за того, что их не выпустили из дома на бал. — саркастически заметил Фрэнк, поднимаясь. — Значит, среди чернокожих тоже есть расизм по отношению к нам? — спросила она и указала на себя как на одну из представительниц белой расы. — Ну, неправильно называть это расизмом, потому что это просто шутка, и все. — сказал Фрэнк, который внезапно почувствовал себя неловко. — Не обижайся, ладно? Ты не такая, как все белые люди, которых я встречал раньше. — И что же делает меня особенной среди всех белых людей, которых ты встречал в своей жизни? — с любопытством спросила она и стала смотреть на него таким взглядом, словно говорила ему: «Ответь мне». — Ну, во-первых, ты славянка, я редко встречал славян, кроме поляков, а во-вторых, ты первая белая женщина, которой я хочу показать свой талант. — уверенно ответил ей Фрэнк. — Что же у тебя за талант такой, что ты решил показать его мне первой среди всех белых? — с интересом спросила Радосвета Владимировна. — У меня был этот талант с детства. — спокойно сказал он и подошел к шкафу, начиная его открывать. — Я давно хотел проявить этот талант, чтобы узнать правду о себе от таких людей, как вы. — сказал он и показал ей свои работы в области изобразительного искусства. — Как ты думаешь, это достойная работа? Радосвета Владимировна стала рассматривать каждую из его работ — это были разные произведения, которые были написаны в разных жанрах, таких как Портрет, натюрморт, исторический жанр и так далее. Краски были нанесены хорошо, и все выглядело очень талантливо, но было одно обстоятельство, которое все портило — у Фрэнка не было преподавателя в этой области, поэтому все выглядело как работа любителя, прочитавшего учебник по технике рисования. — Я не профессиональный критик, но могу с полной уверенностью сказать, что мне нравятся твои работы. — уверенно сказала она и отложила его работу в сторону. — Но тебе не хватает учителя в этой области. — О, спасибо вам за такой комплимент в мой адрес. — Фрэнк с благодарностью произнес это и расплылся в улыбке. — Для меня это очень важно. — сказал он и начал убирать работы в области изобразительного искусства обратно в шкаф. — Да? — с легким интересом спросила Радосвета Владимировна. — А почему для вас важно мнение какой-то русской женщины, у которой нет денег, которая не статуса в Америку, не имеет образования в Императорской академии художеств. — Да, все, что ты только что сказал о мне, чистая правда, но ты забывается о главном — ты белый человек, который оценил мое искусство. — уверенно сказал Фрэнк. — А твоя семье не нравится, когда ты рисуешь? — с любопытством спросила Радосвета Владимировна, по голосу было слышно, что она уже готова ему посочувствовать. — Нет, им действительно нравится, когда я рисую, но они говорят, что это просто хобби и ничего больше. Ответил он и закрыл дверцы шкафа. — Они не верят, что я могу стать таким, как мои кумиры — Джон Банди, Александр Хельвиг Вайент и другие. — Знакомое чувство. — Радосвета фыркнула и встала на ноги, чтобы размяться после долгого сидения. — Мои родители, братья и сестры не верят, что я стану актрисой, потому что у меня, как они говорят, плохой характер. — А какой у тебя плохой характер? — с любопытством спросил Франклин Фрэнсис Эванс Джолир, который уже был готов подбодрить ее: «Я, очевидно, слепой и глухой, раз не вижу твоего плохого характера». — Ну, мой скверный характер, как говорится, таков… — сказала Радосвета Владимировна и стала перечислять, загибая пальцы. — В моем упрямстве, в моем желании жить так, как я хочу, а не как Бог, и самое главное за то, что я просто хочу быть свободным и не страдать вместе с ними за потерянную родину, которая уже начала новый путь. — Да, твои родители определенно шовинисты с головы до ног. — сказал он с безразличием в голосе и улыбнулся ей. — Они убьют тебя за то, что увидят меня с тобой. — Верно. — подтвердила она и подошла к окну полюбоваться лунным светом. — Господи Иисусе, когда же мои родители поумнеют? — Чем старше человек, тем сложнее ему менять свои взгляды на жизнь, на окружающий мир и на другие вещи. — Фрэнк Джо сказал это таким голосом, что было слышно, что он лично сталкивался с этим не раз. — Фрэнк, пожалуйста, не убивай мои мечты. — настойчиво сказала Радосвета Владимировна и посмотрела на него неодобрительным взглядом. — Я не разрушаю твои мечты, я просто констатирую факты, которые нельзя изменить, но я хочу сказать… — спокойно сказал Фрэнк и резко замолчал. — Но я хочу сказать, что профессиональным художником ты вряд ли станешь. — Радосвета Владимировна решила отплатить ему той же монетой, а потом поняла, что перестаралась, потому что по выражению лица Фрэнка было видно, что у него что-то убито. — Прости, я не хотел тебя обидеть. Между ними возникла стена неловкости и молчания, как будто в грубой форме. Они молчали и не знали, как нарушить эту неловкую ситуацию и начать новую, но по их глазам было ясно, что они хотят поговорить друг с другом. — Послушай, ты обидела меня не разу, я и сам это понимаю, что это невозможно. — уверенно сказал Франклин Фрэнсис Эванс Джолайр, подходя к ней и кладя руки на перила. — Фрэнк, что ты хотел мне сказать, прежде чем я прервала тебя? — с любопытством спросила она. — Я хотел сказать, что ты вряд ли сможешь изменить своих родителей, но ты можешь стать актрисой, главное — не сдаваться и бороться за то будущее, которого ты хочешь для себя. — настойчиво сказал он. — Протестантская этика в лучшем ее проявлении. — уверенно сказала она и улыбнулась ему, затем выпрямила спину и шею, как гусыня. — На самом деле, вся моя семья и я — католики, и то, что я сказал, — это просто жизненный совет, к которому должен прислушаться каждый, независимо от своей души, христианин он или нет. — спокойно сказал Франклин Фрэнсис Эванс Джольер. — Ясно. — холодно сказала Радосвета Владимировна и надула губки и щечки. — Это еще одна причина, по которой это невозможно. — Что именно невозможно? — с любопытством спросил Фрэнк. — Конечно, это звучит глупо, но я как-то читала книгу, название которой не могу вспомнить, где мужчина спасает женщину физически, а она спасает его духовно, и они оба влюбляются. — сказала Радосвета Владимировна таким тоном, как будто шипела и дышала одновременно. — А как называется эта книга? — с любопытством спросил Фрэнк. — Я прочитал много книг, но лично я не помню, чтобы об этом говорилось в одной из них. — Я же говорила тебе, что не могу вспомнить название этой книги. — сказала она вполголоса. — Чем ты меня слушал? — Простите, меня просто смутили ваши слова о любви. — он переменился на глазах у нее и почесал в затылке. — Радосвета, ты в меня влюбилась? — Что? — она удивилась и покачала головой из стороны в сторону. — Нет, я в тебя не влюблена. Ты, конечно, милый парень, и я тебе невероятно благодарна, но нет, я не люблю тебя в том смысле, в каком женщина любит мужчину. — У тебя есть парень или любовник? — с интересом спросил Фрэнк, который затем спросил себя: «Почему я спрашиваю об этом, если знаю ее всего один день?». — Нет, я свободная женщина. — гордо заявила Радосвета и принялась разминать руки и все тело. — А что? Ты хочешь за мной ухаживать? — Нет, мне просто стало интересно, и все. — спокойно ответил он и смущенно опустил голову. — Брат, спустись вниз, пора ужинать. — требовательным тоном произнесла темнокожая женщина, худая, среднего роста, с длинными волосами и голубыми глазами. — Мама приготовила ужин, о, кто это? — Оливия, это Радосвета — наша гостья, Радосвета, это женщина, которая вошла в комнату без разрешения и поднялась к нам по лестнице, соя младшая сестра — Оливия Фрэнсис Эванс Джолир. — Фрэнк объяснил им обоим. — Приятно познакомиться. — приветливо сказала Радосвета Владимировна и протянула руку для рукопожатия. — Взаимно. — сухо ответила Оливия и оттолкнула левую руку Радосвета Владимировны. — Фрэнк, пора спускаться к ужину. — Я знаю, ты мне уже говорила. — спокойно сказал он и повернулся к Радосвета Владимировне. — Ты не поужинаешь с нами? — Что? — удивилась Оливия, которая сразу же воспротивилась этому. — С большим удовольствием. — как на зло Оливии Фрэнсис Эванс Джолир, ответила Радосвета Владимировна Шишковская которая хотела есть. Они все спустились вниз, где за большим прямоугольным столом собралась вся семья, за исключением отца, но есть все начали без него. Радосвета пришлось посидеть на регулируемых стульях в гостиной, потому что за общим столом для нее не было места, но она взяла котлеты из лосося, жареного сома по-южному и стакан яблочного сока и принялась есть как можно аккуратнее, чтобы не испачкать кресло, хотя это само по себе было запятнано. — Русская принцесса, вам там не тошно от того, что вы не в зимнем дворце, а с нами? — с любопытством спросила Хэтти. — Нет, я чувствую себя прекрасно. — уверенно сказала она. — Я чувствую себя здесь королевой без особого к себе отношения. — Это отлично. — она кивнула и проглотила кусочек мяса. — Не волнуйся, принцесса, если здесь произойдет коммунистическая революция, мы не дадим тебя в обиду — ведь ты черномазая. — сказала она, и все начали смеяться так же, как и она, и даже Радосвета, которая была слегка возмущена такими ее словами.•••
Когда я узнала, что вы искали меня и нашли, и теперь ждешь в том месте, куда Фрэнк ходит каждый день, я не сразу решилась пойти туда, потому что не хотела видеть вас в своей жизни. Но вы спросите меня, зачем я все равно пошла тогда? — ответ прост, как дважды два четыре: мне нужно было защитить Фрэнка.