Слепой

— Зар? — паника пока не вцепилась стальными пилками зубов в глотку, но уже понемногу гложет позвоночник стылыми, липкими мурашками. Они скатываются от загривка до крестца, вынуждая все мышцы напрячься разом. Ставр подёргал ручку. Она не поддавалась, вода лилась. — Зар?! Милый, не пугай меня. Я сейчас вынесу эту хуеву дверь. Открой немедленно! Подождав ещё ровно два вдоха и не услышав ни единого внятного ответа, Ставр саданул рядом с дверной ручкой ногой, не соизмеряя силы, выбивая полотно с мясом. Жалобно тренькнул металл, рассыпая по кафелю мелкие части раскуроченного замка. В лицо ударили пар и шум воды, словно они попали в долину горного водопада. — Зар?! Вот теперь паника накрыла, контузила и почти парализовала. На несколько вдохов насыщенного паром, сырого воздуха. Пока глаза лихорадочно шарили по кафельной комнате. Ванна — пуста, только вода хлещет в округло-треугольный резервуар со ступенями-соплами-вставками хромированного металла с незаткнутым сливом, потому что горячий поток уносится прочь, не наполняя. Душевая распахнута, там тоже вовсю течёт и тоже пусто. Зар обнаруживается в углу. Между унитазом и умывальником. Забился туда, как мышонок в нору, обхватил голову руками, зажимая уши. Спрятался. То ли от Ставра, то ли от незваных гостей. Не хочется думать, что от него. Ставру сейчас думать вообще не хочется. Не ровен час вспомнит и осознает, что мило беседовал с Аароном и его сложным доктором, на чай приглашал, пока Зар тут исходил страхом и скатывался в липкий ужас. Возле слепого Ставр даже не на колени опускается, садится прямо на влажный от конденсата кафель, осторожно тянется к судорожно вцепившимся в пепельно-русые волосы пальцам. Гладит костяшки, пропущенные между всклокоченных прядей, ведёт по узкой ладошке вниз, к запястью. Снова и снова. Молча, потому что начать говорить страшно. Молча, потому что всё ещё кажется прячется тут Зар, в большей мере, от него. Может, решил, что Ставр способен отдать его тётке. Может, ещё что похуже. Хочется верить, что всё-таки нет… но… — Зар, они ушли. Всё позади. Выползай оттуда. Иди сюда… — всё-таки нарушает молчание, когда спустя бесконечную череду поглаживаний и осторожных прикосновений слепой так и не ожил, не заговорил сам. Руки от головы приходится отдирать силой. Разжимать по одному фарфоровому пальчику и тянуть птичьи кулачки вниз. Лицо Елеазара — пиздец. Бледное, в алых пятнах-полосах. От глазниц вниз, словно он пытался выдрать себе глаза, но с коротко-стриженными ногтями это сложновато сделать. Веки опухли, белки покраснели. Слипшиеся от слёз ресницы похожи на тёмно-серые треугольники курсоров, указывающие куда-то вверх. — Боже правый, Зар, птенчик… — собственный хриплый в хламину шёпот громче набата. Зар дёргается, запрокидывает голову и воет как раненое животное. — Почему они пришли?! Почему я всё порчу?! Я твою жизнь превратил в сплошной пиздец своим появление-е-ем! — он даже не всхлипывает. С распахнутых, затянутых бельмами глаз слёзы катятся по воспалённой от попыток самоувечий коже. Ставр обхватывает напряжённое, словно под действием электрического тока, тело. Вплотную. Вжать, впечатать, воткнуться подбородком в плечо. Жарко дышать в шею разогретым в лёгких паром. Судорожно гладить и целовать. Хрипеть в ухо, в промежутках. — Прекрати! Прекрати немедленно! — говорить так строго с журавликом Ставр не привык, но сейчас есть большой риск, что мягко не сработает. — Ты принёс в мою жизнь счастье и свет! И смысл. Ты больше никогда не будешь молоть и думать подобной хуйни, или я всерьёз расстроюсь и буду убеждать тебя в обратном, пока не поумнеешь! Мужчина тряхнул угловато-тощий комок на своих коленях. Вновь приник судорожно-нервным поцелуем к тонкой шее. Потёрся носом о точёную линию челюсти. Прильнул губами к влажному уху. — Это я виноват! Недооценил степень их уёбищности. Стоило сразу решить вопрос с этими тварями наверняка. Но я — дебил! Я надеялся, они просто свалят, отступятся. Отпустят тебя. Его слушают. Это уже хорошо. Зар притих, вцепился острыми птичьими лапками в футболку, комкая ткань со всей силы. Опустив голову и тяжело сопя. — Больше эти уроды тебя не потревожат. Обещаю! Ты же мне веришь? Всё будет хорошо, малыш! Просто не бойся! И не прячься от меня! От других можно. А от меня вот так, с запертыми дверями и без единого звука в ответ, не стоит. Я думал, обосрусь там под дверью, от испуга. В ответ на требование довериться и не истерить, Зар коротко кивнул. — Прости… — шепчет, и смыкает на шее объятия-клещи. Смыкает объятия, вжимается лицом в шею и становится легче. Наконец-то становится легче и не так убийственно-нервно. — Я бы не сделал ничего плохого с собой. Просто не мог слышать их голоса. Не здесь, где должны быть только мы с тобой! Не здесь, где безопасно и хорошо! А они, словно оживший кошмар, пришедший уволочь меня в тот ад, где только вонь, боль, бесконечные обвинения и Боров по ночам. Я бы не вынес. Честно… даже без чего-то более жуткого. Даже просто всё то, что было раньше. Не после того, как почувствовал другое, узнал, на что похожа нормальная жизнь. Узнал, как невероятно сильно можно кого-то любить и получать в ответ тепло и нежность, а не тумаки и обвинения во всех смертных грехах. Мне было так страшно! Извини… я сорвался, — и что-то в своей пыльно-серебристой голове перетасовав, спрашивает, вскинув лакированное слезами лицо. — А-а… как ты вошёл? Я же не отпер дверь. И не слышал ничего… Ну да, это сейчас самое важное, выяснить, не научился ли кузнец проходить сквозь стены. Ставр улыбается с явным облегчением. Гладит всклокоченный туман волос, стирает губами прохладную соль с гладких щек. — Дверь вынес. Завтра новую закажем, поставят, пока мы будем в кузнице ту цепь мудрёную доплавлять. Не переживай об этом! Вообще ни о чём не переживай! Мы со всем справимся. Ведь так? Вместе, потихоньку, ничего не боясь. Говорить было легче, чем верить в это. Сейчас, именно в этот момент, Ставр боялся всего одной, вскользь брошенной фразы: «Я бы ничего не сделал с собой». И страшна была не так она, как то, что парень о чём-то таком думал, раз начал оправдываться. И воду всюду врубил, может не только для того, чтобы заглушить голоса родственников-уёбищ, а для чего-то гораздо более страшного. И снял так-то слепого Ставр не с дерева, куда пацан за яблоками полез, а с моста. После всего, через что прошел Елеазар, парень и так держался на удивление стойко. Кто-то послабее да поистеричнее уже давно бы сломался. Мысль о том, что в голове журавлика всё может быть куда сложнее, чем он думает, пришла запоздало, но засела намертво. Предложение: «А как ты смотришь на то, чтобы немного походить к очень-очень хорошему психотерапевту, а может даже и психиатру», пришлось давить в глотке и глотать горьким, тошнотворно-липким комком. Потому что да, надо! Но подкатывать с такими охуенными идеями сейчас, сразу после срыва — пиздецки не время, и скорее добавит работы пока безымянному и неизвестному спецу. А вот потом, в спокойной, мирной обстановке, в идеале где-то на берегу обожаемого Заром моря, подкрепляя это всё доводами и обещаниями свозить куда-то, на ещё какие-то интересные моря, если согласится на терапию. Когда мудацкие родственнички полностью растворятся в безвременье, а Елеазар подуспокоится, достаточно, чтобы прислушиваться к голосу разума и разнообразным посулам — вот тогда да, тогда они обсудят возможность сходить к мозгоправу. — Угу, — пока ещё неуверенно, но всё-таки соглашается воробушек. Жмётся щекой к щеке, влажно целует гладко выбритую кожу у самого уха. Такой тёплый, нервно-напряжённый, знакомый от макушки до беззащитно-белых пяток. — Ну вот и славно! Вот и молодец! — Ставр тащит свой обожаемый комок страданий на руки, вздёргивает повыше, выносит прочь из царства пара и сырости. Перед тем как оставить пацана на кровати, приходится долго выцеловывать покрытое испариной, восковое лицо и шептать в перерывах между сбивчивой и торопливой лаской: — Малыш, там в ванной вода. Затопим Аарона, он со своим дохуя сложным Давидом припрётся помогать вытирать пол. А у них там сейчас точно дела поважнее, чем внеплановый ремонт и помощь нам с тобой в ликвидации самодельного бассейна на сто с хером квадратных метров. Хорошо? Полежи одну минутку смирно. Я сейчас все вырублю и вернусь, — вынудив шантажом и уговорами парня кивнуть, Ставр быстро отцепил его ладони, которые, вопреки вполне уверенным кивкам, продолжали комкать ткань футболки у ворота, выскользнул из постели и умчался в ванную. Воду выключить — дело плёвое. А вот пар, который расползался сквозь выбитую нахер дверь, отключить не представлялось возможным. Пришлось перенастраивать кондиционер, врубать на кухне вытяжку и надеяться на то, что эта сырость расползается постепенно и ликвидируется системой отопления и вентиляции. Едва почувствовав рядом с собой знакомое, массивное тело, Зар забрался поверх него, натянул одеяло на них до самой макушки и сосредоточенно засопел. Собирается парень спать или просто всё никак не может перестать прятаться, Ставр не спрашивал. Ему было не столь важно, с какими целями воробушек к нему жмётся, вполне хватало его близости и постепенно выравнивающегося дыхания. В конечном итоге Елеазар всё-таки уснул. Скатился под бок, закинул на Ставра ногу и размяк, как подтаявшее на солнце масло. А кузнец не мог перестать медленно поглаживать русые волосы уложенной на своё плечо головы. Спящий Зар выглядел ещё прекраснее и беззащитнее, чем обычно. Пунцовые полосы на щеках напоминали боевую раскраску. Прикасаться к ним Ставр остерегался, хотя стереть яркие пятна очень хотелось. Мысли ходили по кругу, вычерчивая новые траектории. Он дебил. Клинический. Тоже неплохо бы сходить к какому-то доктору, может, интеллект подкрутят, а то совсем в гормональном супчике потонул, не выныривает. Нужно было сразу убрать родственников парня из города! Нужно было включить мозгоправа в список из волонтёров-тренеров-физиотерапевтов! Нужно было вот сейчас меньше лясы точить с Аароном и идти к Зару! Что он успел надумать за это время, зашкерившись между унитазом и умывальником?! Что почувствовал? Один на один со своими ужасами. Прямоугольники света медленно ползли по паркету. Вытянутые, кривые арки, нарисованные косыми лучами, курсировали, словно поисковые окошки, стремились дотянуться до живых целей. Бросив взгляд на часы, Ставр осторожно выполз из объятий слепого, укрыл его, невесомо прикоснулся губами к ртутным завиткам волос у виска. С лэптопом кузнец перебрался аж в кухонную зону, в самый дальний угол квартиры, искренне надеясь, что стуком по клавиатуре не разбудит парня, раз уж тот не проснулся, когда Ставр вставал. В первую очередь брату полетели файлы со всей собранной на парочку уродов информацией. Потом уже мужчина написал в их уютный чатик: Ferrum11: Рат, привет. Помнишь ты мне предлагал удалить конкурентов из объективной реальности без шума и лишней волокиты? Вот этих надо. СРОЧНО!!!!!!!!!! Ответ прилетел спустя пять минут, за это время Ставр успел вскипятить воду на плите в кастрюльке. Как в старые-добрые-нищие. Потому что чайник и кофемашина производили слишком много шума. А будить Зара нельзя! Заливая в пузатой глиняной чашке пересыпанные обжаренным коричневым рисом чайные листы, мужчина даже ностальгически вспомнил времена учёбы. В общаге никаких техноприблуд не было. И брат туда приходил лично, проверить, не загнулся ли младшенький от голода. А не вот так, через сеть, на экране, где ответ загорелся как раз, когда кузнец уселся опять за обеденный стол. Decisive: Бля, я глянул рожи на сканах паспортов. Пиздец… ты с ними за козырное место у вокзала конкурируешь? Чё за обрыганы? Мелкий, ты настолько низко пал? Так, никуда не уходи, лежи пожалуйста в той луже ссанья и тряпья, в которых просишь милостыню, рядом с этими, я приеду, пофоткаю, скину потом нашей маман компромат, а то она всё ещё тебя больше любит! Ferrum11: Смешно, блядь, слов нет! Decisive: Да ты у нас в принципе не многословный, не самый умный в семействе… не самый красивый… и разговаривать начал поздно… Ferrum11: Рат, кончай выёбываться. Сделаешь или нет? Decisive: Мелкий, ты, может, не в курсе, но нужно либо выёбываться, либо кончать. Совмещать сильно не советую. Ferrum11: Брат, не муди! Мне это важно. Нужно быстро, тихо и так, чтобы концы потом не нашли. Сделаешь или мне своим прокурорам знакомым звонить? Decisive: Тихо-ша, не нервничай. Чуть что, сразу налево сходить угрожаешь… прокуроры у него! Сделаю. Но какая вожжа тебя под хвост укусила? С хера ли вообще эти унтерменши тебе сделали? Так, для справки просто, я-то их аннулирую, никаких проблем. У меня с моралью всё хорошо, в отличие от некоторых. Она меня не тревожит с рождения прямо, по причине полного отсутствия. Так что, в принципе, похуй, за что их сливаем. Но интересно же! Ты гондонов, которые твой завод отжать пытались, чинно по судам таскал, а тут вдруг под ноль… страннааааа!!! Ferrum11: Они портят жизнь очень важному для меня человеку. Decisive: Чегоооооооо? Чего-чего? Важному человеку? Стоп… у тебя кто-то завёлся? Когда? Кто? А ну показывай! Ferrum11: Заводятся глисты. Рат, не доёбывай. Реши этих уродов. Потом поговорим. И Ставр слился. Вырубил лэптоп. Потянулся за своей чашкой рисово-японского генмайчи. И чуть не подавился им, потому что затрезвонил мобильный. Пришлось нестись сайгаком к источнику звука. — Ты какого хуя наяриваешь?! — очень зло шепчет в трубку Ставр, прикрывая рот ладонью, опять шкерясь в дальний угол необъятной квартиры, искренне надеясь, что сука-брат не разбудил перенервничавшего парня. — В смысле? Ты ёбу дал? Мелкий? Хочу и наяриваю! И чё ты там шепчешь? С хера ли? Ты в себе вообще? — голос в трубке был весёлый, прямо пиздец, и настолько же заинтересованный. Ратибор, который мог на пару месяцев проебаться без вести в своем бизнесе и бесконечных разборках очень сомнительной законности, почуяв изменения в жизни и статусе младшенького, превратился в едкую, словно кислота, любознательную сученьку, которая даст фору любой бабке с приподъездной лавочки по степени заинтересованности в чужой личной жизни. — Так, я тебя сейчас набираю по видеосвязи, и ты поднимаешь! Хочу посмотреть в твои наглые гляделки. И даже не пытайся слиться. Я в курсе, что ты дома, раз писал мне с компа, а не со звонилки своей яблонутой. И только попробуй не поднять, завтра же буду у тебя и хер ты от меня отделаешься! Усек? Давай. Перенабираю. За четыре года в новом городе Ставр и забыл, какой тварью может быть его старший. Вспомнил вот. Сидел, не донеся чашку до рта, с прижатым к уху потухшим мобильником и вспоминал. Боже, и он этого придурка когда-то любил? Прав Рат, он у них в семье не самый умный. Лэптоп проснулся, а Ставр лучше бы сейчас спал в обнимку с любимым, чем вот это всё дерьмо. Видеозвонок на экране мигал с полминуты, перед тем как Ставр отмер и всё-таки ткнул нужную иконку. Развернувшееся окно явило хмурому взгляду кузнеца развалившегося в кресле мужчину. Крайне самодовольно скалящегося, белокожего, с чёрной гривой длинных-длинных, слегка волнистых волос, распущенных по плечам поверх горчичного замшевого пиджака. Рат вообще любил всё распущенное: гриву свою, эскортников, эскортниц, руки, язык. Когда старшего пытались зажать в какие-то рамки, он сатанел, зверел и сносил всё на своем пути. Будь то границы дозволенного, законы логики, страны. Мог бы — и с физикой повыёбывался бы! Но, к счастью, законы мироздания были защищены чуточку лучше конституции. У Ратибора было охуенно правильное, непозволительно красивое лицо. С крупными, почти рублеными чертами. Яркие губы, выглядящие так, словно он их подводил помадой или кровью девственниц. Сажево-чёрные, в две широкие полосы, брови. И сам он был крупным. Если Ставр вырос под два метра, то старшенький у него во всём предпочитал быть по максимуму заметным. И до чудесной отметки в два метра дорос, а после и перерос. На целых десять сантиметров. Как подозревал Ставр, сделал это Рат исключительно чтобы иметь потом право называть его мелким и заёбывать всех портных столицы, и не только своего государства, хитровыпендренными заказами на свою охуенную тушу. Выглядел Ратибор Захарович как боженька. Холёный, ярко одетый, с лоснящейся, словно у сытого хищника, гривой. Вёл себя приблизительно так же. Как будто весь мир — его песочница для игр, и в ней можно творить всё что в голову стукнет. А стукало в неё всякое: то гениальные идеи, то моча, то заёбы, то тараканы что-то взорвут, то адреналин с гормонами взыграют. Брата Ставр очень любил, но при всей любви этой, предпочитал воспринимать дозированно, в идеале — с большого расстояния. Потому что задолбать Ратко мог просто с двух слов. Вот как сейчас. — Ну здравствуй, паршивец! Рассказывай, в какое дерьмо ты влез. Я внима-ательно слушаю. Старший сплёл холёные руки с парой массивных перстней в замок, уложил на них точёный, мраморный подбородок и довольно примружил сизо-синие, бусые, как грозовое небо, глаза. Пялился на младшего он почти с маниакальным обожанием, и с ним же скалил тонкогубый рот в недоброй ухмылке. Ставр вздохнул. Отпил своего чая. Пожевал всплывший на поверхности жареный рис. Подумал, не плюнуть ли воздушными, карамельно-коричневыми зёрнышками в камеру, но Рата такой фигнёй не проймёшь. Он, чего доброго, ещё поплюёт со своей стороны и скажет в итоге что у него круче вышло! — Никуда я не влез. Человека встретил. Он мне очень дорог. Эти утырки треплют ему нервы, а по судам их таскать долго, нудно и не факт, что поможет. Мне же нужно, чтобы помогло и быстро! Поэтому вот тебе написал. По твоей же части работа. Брови на породистой харе старшего плавно поползли вверх. Рат даже лапы свои расплёл и всей огроменной тушей подался вперёд, словно пытался высунуться сквозь экран и потыкать в младшего пальцем — проверить хоть как-то на реальность, не галлюцинация ли он часом. — Стоп-стоп! С этого момента поподробнее… Человека? Он? Мелкий, ты чего? — видеть Ратибора настолько потрясённым было даже забавно. Его зам — Димитрий, тоже очень оригинальный человек, как-то Ставру по секрету поведал, что Рата даже отрубленная лошадиная голова в собственной постели не удивила. А тут такое! С одной стороны, Ставр давно знал, что старший у него — личность настолько широких взглядов и глубокой припизднутости, что в постель к себе тащит всё что приглянулось, не особо заморачиваясь полом. С другой — сам Ставр на сентенции брата о том, что эскортники сосут гораздо круче эскортниц и если их поставить раком — то вообще огонь, только безразлично пожимал плечами и пропускал всё мимо ушей. Но при этом отношений с парнями Рат не заводил. Да и девушки у него менялись настолько часто, что у Ставра складывалось впечатление, брат их под костюмы себе подбирает, чтобы цветом шёрстки сочетались с пиджаками. А тут Рата так раздербанило с одного допущения о том, что младший у него тоже не так свят, как кажется. Удивительно! — Я ничего. В чём-то видишь проблему? Ставр смотрел на знакомое до каждой чёрточки лицо поверх глиняного ободка чашки, время от времени делая глотки пахнущего карамелью чая. Он давно научился делать вид, что слова и действия Рата его не задевают, что ему плевать: на ужимки, выкидоны и список выебанных старшим тел. Ему похуй. И, возможно, вот только сейчас стало по-настоящему: и плевать, и похуй, и не задевает уже. Когда за спиной в одеяльном коконе спит воробушек, сумевший странным образом эту заразу из нутра наконец-то вытравить, вывести из сердца, как яд. Стало спокойно и хорошо. Правильно стало. Словно из подкорки стёрли образ отвернувшейся к стене широкоплечей фигуры с собранными в низкий хвост чёрными волосами. Они у Рата уже тогда были длинными. Не настолько, как сейчас, но точно длиннее, чем были у Ставра хоть когда-нибудь. Наверное, даже у бывшей невесты такой охуенной гривы не водилось. Хотя Татьяна на Рата была похожа, как младшая сестра. Видимо, именно этим его и бесила до вздувшихся вен на виске. — А-ху-еть! — пристукнуто тянет Рат и трясёт своей башкой, рассыпая волосы поверх золотистой замши пиджака пуще прежнего. — Мелкий спидарился! Ну на-адо же… Кажется, этот вопрос брата занимает куда больше всех второстепенных деталей. В конце концов он широко скалится, обнажая крупные белые зубы, кивает каким-то своим мыслям, рассеянно глядя в сторону. — Не, ну замечательно! Будешь в столице, протащу тебя по списку самых топовых эскортников! Ты кого предпочитаешь: брюнетов, блондинов, рыженьких? — алые губы мужчины растягиваются в похабной ухмылке, он кивает куда-то в ту же сторону, куда и смотрит. — О, вижу, блондинчиков? Неожиданно… ему хоть восемнадцать есть? Ты не подумай, я не осуждаю, просто если что, юриста пришлю сразу натасканного на нужную специфику судебных разбирательств. Ставр оборачивается, чтобы увидеть застывшего на границе кухонной зоны Елеазара. Бледного, как льняная простынь, в съехавшей на одно плечо слишком широкой майке, с пустым взглядом в никуда и плотно сжатыми, посеревшими губами. — Блять, Рат, я тебя убью, мудила конченый! — шипит Ставр и сваливает к замершему парню, чтобы обхватить ладонями одеревеневшее с полным отсутствием выражения лицо. — Кто-то пришел? — бесцветно спрашивает слепой. — Это не Матвей. Голос другой. Я не слышал, чтобы открывалась дверь. Что делать в сложившейся ситуации, когда брат добавил дерьма, поверх того, что уже случилось, Ставр соображает туго. Отрубить связь и начать всё объяснять спокойно можно, но это не решит проблему охуевшего вкрай старшего. — Нет, это по видеосвязи. Брат звонит. Я тебе про него говорил. Ратибор. Пальцы сами ползут с холодных щёк в спутанные волосы, отчёсывают встрёпанный о подушку шёлк, привычно ложатся на выпуклый затылок, велюрово-обнажённый, тоже всё ещё прохладный ото сна. — Ты его не слушай, у Рата дебильное чувство юмора. Хорошо? Непонятно, что там творится в голове у журавлика, но он послушно кивает, коротко клюёт смазанным поцелуем в подбородок, не став тянуться выше, и обходит Ставра, плавно отмеряя шаги к столу. — Здравствуйте! Я Елеазар. Парень Ставра. Рад познакомиться! Ставр рассказывал, вы в детстве очень хорошо ладили. И мне скоро двадцать будет. Так что не нужно никаких юристов. Зар стопорится возле стула, вцепившись в резную спинку пальцами. Сесть его утаскивает уже Ставр, перехватывая тонкие ладошки и привычно отогревая их в своих смугло-рубцеватых лапах. — Рат, извинись немедленно! Скажи, что пошутил со своими ёбаными эскортниками или я тебе кадык при встрече вырву! — цедит сквозь зубы кузнец, свирепо глядя на впавшего в прострацию Ратибора. А тот сидит и пялится. Моргает, переводит взгляд с Зарового лица на остервенело-злое своего младшего брата и никак не может прогрузиться. — Ого… — спустя минуты две тупого созерцания смугло-взлохмаченного Ставра и сидящего рядом с ним сияюще-серебристого, ртутно-слепого, как призрак Сибиллы парня, тянет Ратибор. — Поздравляю, Елеазар! Кажется, мой мелкий в тебя действительно влюблен. Ты первый, кого он мне не позволяет трепать и по-родственному покусывать. Кадык вон обещает вырвать. Слышал? А невесту его многолетнюю я чехвостил и в хвост и в гриву. А она — меня. И Ставр сидел нейтральнее Швейцарии и никогда не вступался. Забавно, правда? Ну ладно. Совет да любовь, как говорится! Пойду, займусь делами. До связи, брат. Позвоню, когда будут результаты. И видеозвонок потух, оставляя их наедине с начавшим остывать генмайча.

֍֍֍

Отчёт приходит через неделю. Через неделю, за которую Ставр успевает свозить Зара в Затоку, в совершенно пустую, приятно безлюдную. Куда точно не доберутся мудаки-родственники и менты. Пять дней каждодневных прогулок на пляже, орущих чаек, хрустящих под подошвами мёртвых ракушек и сырого песка, завтраков, приготовленных в четыре руки на чужой кухне, вечеров с видом на штормящее почём зря море, возвращают Зару достаточно спокойствия, чтобы начать разговор про ещё одного помощника-консультанта в их, и без того полной посторонними людьми, жизни. Парень соглашается нехотя. Кривит бледный, вечно обветренный, тщательно зацелованный рот, лезет обниматься на нервах и берёт с влюблённого кузнеца обещание, что психотерапевт этот пока мифический отвалится, как только они решат, что он выполнил свои функции. В понимании Зара — психотерапевт ничем не отличается от обычного врача. Спросит, где болит, пропишет таблетки и канет в забытие. Переубеждать пацана прямо с порога у Ставра нет ни сил, ни желания. Это — работа безымянного на данном этапе специалиста, который должен лучше знать, как объяснять пуганым и битым жизнью пацанам, зачем он им нужен. И вот, высунув от усердия кончик языка, шумно сопя и сплетая тонкие звенья в сложную, ажурную цепь, Ставр получает сообщение от брата. Опасная шельма словно нутром чует, когда рядом нет Елеазара. Того ещё с утра забрали в клинику Давид с Аароном. Одиозные деды, у которых на двоих и так трое детей, вдруг решили, что им мало, и усыновили ещё и Ставра с возлюбленным, ненавязчиво просачиваясь в их жизнь, по чуть-чуть, неумолимо и верно. Как доставучий, крайне любвеобильный кот, который знает, что на хозяйские колени в дорогих чёрных брюках лезть не стоит, но всё равно лезет, сначала одной лапкой, с краешку, потом двумя. Потом, замерев на секунду, мостится весь, игнорируя убийственный взгляд сверху. Вот и эти двое, пришедшие их провожать во внезапный отпуск, из него же и встретили. С готовностью пары восторженных бабок, наконец-то дождавшихся рождения внуков, тащили Зара то в свою квартиру, то на встречу со своими, теперь уже общими, великовозрастными детьми, то, прости господи, в оперу. В большинстве случаев Ставр присутствовал. Хотя бы для того, чтобы спасти любимого из лап этих динозавров. Но сегодня вот его убедили, что мальчику нужно немного самостоятельности. Ставр в упор не понимал, какая самостоятельность с двумя профессорами в качестве нянек, но спорить с этой парочкой опасался. Слишком прокачан у заслуженного лектора и ещё более заслуженного доктора оказался скилл заговаривания зубов. Так что вышедший на связь брат, выбравший именно тот редкий момент, когда кузнец в гордом одиночестве, уже даже не удивлял. Мудаки - они в принципе везучие и с тонким чутьём. Decisive: Смотри, что у меня есть! И прикреплённым файлом фотография обнажённого, обрюзгшего тела, забившегося в угол неизвестной комнаты, выкрашенной в безликий серый. Человек сидел на корточках, с чёрным ошейником на шее и кляпом-шариком, затыкающим разбитый рот. Ужас в его взгляде сочился сквозь объектив неизвестного фотографа. Ставр замер. Сморгнуть оцепенение получилось только когда брат опять прислал следующее сообщение. Decisive: Тётку пристроить в этот питомник не удалось. Заказа на её типаж не было. Так что тупо отправил в трудовое рабство в ебучую глухомань. Хозяин божился, что больше пяти лет у него никто не протянул пока. А этот жиртрест прямо чётенько так вписался под запрос одного клиента в очень интересном, закрытом клубе. Они подгоняют ценителям одноразовое мясо. Так что обидчик твоего очень важного Елеазара будет там игрушкой какого-то садо-мазо-затейника, у которого счёты со своим мёртвым папочкой. Написать в ответ на такое: «Спасибо» Ставр себя заставить не смог. Набирал текст несколько раз, стирал, перенабирал, стирал и отупело пялился на сообщение брата. На что вообще он надеялся, прося убрать родственников любимого безвозвратно? На то, что их вывезут в лес и отпустят? На то, что Рату хватит ума не посвящать его в такие вот охуенные подробности? Это же Ратко! Любимый старший брат, который всегда рад утащить его в ту маслянисто-грязную реальность, в которой существует сам и чувствует себя там королём. Ferrum11: Ясно. — В конечном итоге отсылает короткое и ни о чем. Пялится на присланное фото, никак не может перестать и удалить его. Справедливо ли это? За всё то, что Боров делал с Заром? За то, до какого состояния его довёл? За то, что хотел ещё сделать? Наверное, да. Справедливо в какой-то звериной, отвратительно-логичной манере. Ратовской. Хотя брат всех подробностей Заровой предыстории не знал. Ведь не знал? Догадался сам или выспросил у вот этого, прежде чем отправить в его личный, закрытый садо-мазо ад? Ставр не хочет этого знать. Не хочет быть в курсе, узнал ли брат про насилие над его парнем. Потому что это уже совсем вилы. Лишнее. Достаточно вот этой картинки на его телефоне. Которую Ставр всё-таки удаляет, словно это может что-то теперь изменить. Ferrum11: Зар об этом не должен никогда узнать. Проболтаешься, я тебя не прощу. Написал быстрее, чем подумал. Занёс даже палец, чтобы удалить и оставил. Потому что это Рат. Он может. Может ляпнуть что-нибудь, как будто совершенно случайно, а потом стоять, скалиться вампирским, алым ртом, и наблюдать за произведённым эффектом. Потому что Ставр более чем уверен, перед тем как старший поймёт, насколько у него всё серьёзно с Заром, с ним придётся ещё не раз поцапаться. И он не против даже. Огрызнуться, указать границы. Дать понять, что так, как с остальными, с его серебряным мальчиком не прокатит. Только вот не ценой новых травм пацана, которого и так жизнь не жаловала и не берегла. Decisive: Ой, да ладно тебе. Что я, совсем дебил? Ни слова твоему сладкому блондину. Понял. Не нервничай, мелкий, я — могила. Это будет наш маленький секретик. Ещё один… Прочитал и окатило холодом, словно прорубной водой со льдом и снежной кашей. Кажется, даже волосы на загривке зашевелились. Как-то ни на секунду не возникло сомнений, о чём именно тут толкует старший. Без вариантов. Он о том их постыдно-неудачном недоразе в общей, далёкой юности. О котором они не говорили никогда. НИКОГДА! Даже намёком. И такое вот упоминание, когда у Ставра наконец-то всё хорошо, выбивало нахуй из реальности. Гасило и раскатывало. Заставляло ошалело пялиться в экран, словно брат прислал фото собственного вскрытого трупа. Или их несуществующее общее хоум-видео. Ferrum11: Рат… Трясущимися пальцами. Едва попадая по нужным буквам. Это почти мольба. И от этого тошно. Потому следом ещё одно. Уже нагруженное смыслом, а не этот бесцельный цифровой вопль. Ferrum11: Я серьёзно, Рат! Скажешь ему хоть что-то, хоть намёком, хоть полусловом, и хуй я тебя позову на нашу свадьбу. Он всё для меня! Понимаешь? И он меня за такие проёбы простит всё равно, будь уверен. А вот я тебя — нет. Так что не беси меня, Ратко. Трепать нервы себе и ему я не позволю. Тормози уже сейчас! Сообщение улетает, а Ставр всё пялится на иконку брата. Там какой-то инфернальный пёс в короне. То ли Анубис, то ли ещё какая-то мифическая хуйня. Какой уважающий себя деловой человек влепит на аватар такое? Впрочем, это скорее всего аккаунт сугубо для личных переписок. Зная Рата, деловым партнёрам он не пишет вообще. За него это делает либо зам, либо ещё кто-то более адекватный и специально обученный. Decisive: Ой! Да что ты нервный такой? Сбейся. Ничего твоя принцесса не узнает.🤐 Понял я, что у вас всё серьёзнее подагры. Не истери. 😅 Decisive: Стоп! В смысле на свадьбу не позовешь? 🤯🤯🤯 Decisive: Аж вот настолько переклинило тебя на этом заморыше? Да ёбаный насрал… мелкий… ты хоть родакам скажи! Они ж внуков теперь хуй дождутся. Я все никак не соберусь, а ты вон выпал из обоймы размножения. Пизда…🤬 Decisive: С другой стороны, на твоём внезапно оголубевшем фоне теперь я буду смотреться вполне ничего.🤔 Стану мамкиным любимым сыном. Выкуси, сосунок! 🤣🤣🤣 Старший балагурил и сыпал нетипичными для себя смайлами. Вымучено и слишком уж яро. Но это вполне тянуло на непроизнесённое извинение. Белый флаг и предложение мира. Рат активно делал вид, что той брошенной фразы о их похороненном прошлом не было. И Ставр был ему за это благодарен. Искренне. Ferrum11: Тебе для того, чтобы выгодно смотреться на моём фоне, придется предъявить маме невесту из хорошей семьи, в идеале уже с икрой. Так что попридержи коней. Ты всё равно мудила! Не забывай об этом. Decisive: Твой родной, любимый мудила. На минуточку! Я требую обращения по полному титулу! Ferrum11: Да, да. Родной, любимый обмудок. Всё. Отвянь, старик. У меня тут цепь в работе. До связи. Decisive: Удачи, мелкий. Люблю тебя, кусок пидораса. Блокируя экран телефона, Ставр улыбался. Возможно, всё у них будет хорошо. Возможно…