Малышка

2001 год, июнь

      Свет молнии озарил душное и тёмное помещение, выхватывая быстрое и жестокое действие руки с ножом, а после сотрясающий гром прорезал пространство, пугая и без того дрожащего ребёнка в углу комнаты.       Распахнутые в ужасе голубые глаза были опухшими от слёз, а щёки залиты ими, как и всё лицо каплями крови. Отвратительный звук чавканья от соприкосновения ножа с плотью прерывал грохот молнии и грома, отчего её плачь на миг приглушался.       Рыдая навзрыд, маленькая девочка наблюдала за тем, как отец вновь и вновь вонзал кухонный нож в истерзанное тело матери. Куски одежды и плоти быстро окрасились в красный, который пугал ещё больше при белых вспышках разбушевавшейся природы, а лежащий рядом с ними на полу свет от телефона подсвечивал то, чего ребёнок не должен был и вовсе видеть. Отец с глухими выдохами поднимал и опускал окровавленную руку с ножом, всё больше лишаясь человеческого облика. Безумие в его глазах сверкало на свету, как и кровожадная улыбка.       Миг — грохот затух и на первое место выступил плач.       В последний раз обрушив нож в кровавое месиво из костей, плоти и крови, отец повернулся в сторону раздражающих звуков. Его плоть и кровь жалась в угол комнаты с плюшевой пчелой в руках, которую он когда-то выиграл её матери. Жалась и дрожала, заливаясь слезами, жалась, и её такое красивое личико — словно копия его жены, — искривлялось в ужасной гримасе.       Захлёбывания и рыдания в конец осточертели ему, а потому, поднявшись, он двинулся в её сторону, не расцепляя пальцев с ножа. Майка и шорты, пропитанные кровью, липли к телу и от этого становилось ещё более тошно, а пальцы неприятно липли друг к другу, при этом оставаясь склизкими.       — Противно… тошно… — прохрипел он, обуреваемый гневом. — Если бы не ты… маленькая дрянь… — угрожающий шёпот на грани безумия уже был над головой девочки. Так близко, что ей пришлось вскинуть голову, задохнуться от ужасающего смрада крови и плоти, и мигом замолчать от захлестнувшего дикого страха. — Убью…       Молния вновь осветила комнату, где силуэтом выделились крупная фигура нависающего мужчины с поднятой рукой с ножом над замершей девочкой.       Раскатистый грохот обрушился в тот же момент, как отец полоснул ножом куда-то в собственную дочь — он не был уверен куда целился, главное что задел, — и в этот же момент раздался грохот снимаемой с петель двери и оглушительный выстрел.       Гробовая тишина казалось стояла вечность, как вдруг на улице зашуршал дождь, барабаня по крышам и земле, а в доме вновь послышался непрекращающийся плач на грани истерики.       Свет от тусклой лампы под потолком наконец озарил мягким золотистым светом убогую комнатку и жестокую сцену расправы над женщиной. Мужчина, подоспевший почти что вовремя, быстро приблизился к девочке, закрывая ей обзор на труп матери и отца.       — Всё хорошо, милая, всё закончилось! — Он опустился перед ней на корточки и его сердце дрогнуло в ужасе.       Через её маленькие пухлые детские губки пролегал большой порез, из которого большими каплями капала кровь, пачкая всю голубую пижаму.       Через полчаса, сидя рядом с заснувшей пятилетней девочкой, которая уснула под действием успокаивающих препаратов в скорой помощи, Альфа Трион для себя решил, что возьмёт осиротевшего ребёнка к себе.

***

В это же время

      — Ты не лучше своего отца! — кричала женщина, почти что перекрикивая раскаты грома и кидая вещи в своего старшего сына. — Такой же непробиваемый, как этот монстр! Ненавижу тебя! Лучше бы я тогда убила тебя!       Осколки дорогих ваз, журналы с кофейного столика и всё, что попадалось разъярённой женщине под руку, валялось на полу. А молодой парень молчаливо терпел. Он всегда терпел. Ведь прекрасно понимал, что никакая здравомыслящая женщина не захочет детей от его отца.       — Матушка, я говорил… я не хотел… я его не… — но терпеть, не значит быть не испуганным, и заикаться парень так и не перестал, боясь хоть как-то перечить матери.       — Не хотел? — зло усмехнулась женщина, а после горько всхлипнула. — Твой отец тоже говорил, что не хотел убивать моего жениха. А теперь, мне говоришь ты, что не хотел сталкивать Мегатрона с лестницы? Врёшь, гадёныш, — прошипела женщина, подлетая к парню и давая ему пощёчину, от силы которой он упал на пол.       Кровь, пачкая дорогой синий костюм и паркетный пол, каплями начала стекать по его щеке из трёх глубоких царапин, оставленных длинным маникюром. Задыхаясь от ярости, женщина оправила длинное вечернее платье красного цвета, поправила причёску и, сплюнув прямо под ноги сыну, вышла из просторного зала в сопровождении отчуждённых слуг.       — Оптимус… — растерянно пробормотал молчавший до этого друг парня. Он медленно подошёл из угла зала к сидящему на полу Оптимусу и опустился рядом с ним. — Почему она не верит тебе? Ты ведь и её сын тоже!       — Рэтчет… — надрывно выдохнув, Оптимус улыбнулся сквозь силу, не давая другу повода для беспокойства. — Она не виновата.       — Ты чокнулся? — пропыхтел от негодования Рэтчет. — Какая мать вот так обращается с собственным сыном?!       — Дело не в том, что я её сын, а в том, что я Его сын. Это большая разница.       — Так неужели Мегатрон… на самом деле…       — От другого… да, — печально кивнул головой Оптимус, стирая тыльной стороной ладони кровь с щеки.       Когда-нибудь это закончится. Когда-нибудь отец скончается либо на очередной разборке с враждующим кланом или от старости, и мать успокоится. Возможно не полюбит его — старшего сына, — но успокоится.       А Мегатрон… а с Мегатроном Оптимус сам разберётся.

***

10 лет спустя

2011 год, декабрь

             Целая делегация, состоящая из официально одетых мужчин, прошла в конференц-зал, заставив директорат тут же умолкнуть. Двенадцать директоров компании проводили взглядами одного молодого мужчину.       Он, уверенной походкой прошествовав во главу длинного стола, остановился за креслом ген.директора и облокотился о него, чем вызвал шквал эмоций от сидевших мужчин. Немногие были возмущены подобной дерзостью, потому что большинство предвидели такой исход в свете последних событий.       — Неслыханная дерзость! — Начал Эдвард Нортон — некогда правая рука бывшего генереального, — даже поднявшись со своего места и начав размахивать одной рукой, показав сперва на него, а после и в сторону. — Ваш отец лишь три дня назад скончался, а вы уже посмели претендовать на его место?!       — Не просто претендовать, — поправил Оптимус, проведя раскрытой ладонью по спинке кресла. — А занять. Смерть моего отца — моё личное дело, как его сына. Но смерть генерального директора ПраймИндастриз — дело самой компании, и кто как не наследник может унаследовать её?       — Ваша позиция не была нами одобрена! — Вновь предпринял попытку устыдить Прайма Нортон, попробовав воспользоваться своей властью среди других акционеров компании. Однако…       — Мне ваше одобрение не нужно, — жёстко пресёк Оптимус. — Все бумаги подписаны, компания моя не только по наследству, но и по принадлежащим мне сорока процентам от всех активов.       — Ты?!. Щенок! — захлебнулся от гнева Эдвард, но договорить ему не дали.       — Эдвард Нортон, вы обвиняетесь в расточительной трате средств компании на собственные нужды, а также в хищении десяти миллионов долларов. Попрошу освободить кресло директора по управлению финансами и проследовать за нами в полицейский участок.       Внезапно в конференц-зал ворвались пятеро мужчин. Один из них показал своё удостоверение, но и без него все знали кто это был. Младший сын Праймуса — Мегатрон Прайм.       Братья кивнули другу другу, и арестованного Нортона, который пытался всеми силами и неправдами обвинить Оптимуса в незаконном присвоении компании, увели.       — Что ж, господа. Обсудим дальнейшую стратегию компании по поднятию цен активов, — сел наконец за кресло Прайм, расстегнув тёмно-синий пиджак.

      ***

      Кабинет в оттенках синего цвета был заполнен дымом от сигар и запахом дорого алкоголя. Двое мужчин, устроившиеся на мягких диванах друг на против друга, сидели, откинувшись на спинки.       — Не думал, что всё пройдёт так удачно, — устало заметил один, отпивая из стакана янтарную жидкость.       — Мы долго готовились, конечно всё прошло как по маслу, — успокоил второй, махая перед своим лицом рукой и пытаясь часто не дышать, чтобы не вдыхать этот убивающий организм запах. Даже включенный кондиционер под потолком в углу комнаты не помогал. — Прайм, я понимаю, ты отмечаешь победу и все дела, но может лучше каких шлюх снимешь, чем будешь травить себя?       — Хах, — весело ухмыльнулся Оптимус, выпрямляясь и разминая широкие плечи, поводя ими в стороны. — Девчонки ещё будут. Просто нужно разгрузить мозги.       — И всё же мне тревожно, что мы скинули кражу десяти лимонов на Нортона, — склонил голову на бок Рэтчет, в подозрении чуть прищурив глаза за оправами тонких очков. — А уж об утечке информации я и говорить не буду.       — Даже если не Нортон их крал, мы всё равно не узнали куда они делись и кто к этому причастен, — облокотившись на колени локтями, Оптимус поставил стакан на столик и посмотрел на Рэтчета. — Про информацию больше не смей упоминать. Может быть так статься, что её прикарманил кто-то близкий к отцу. Возможно тот, кто и украл деньги.       — Интересно почему именно наличка, — задумался в слух лучший друг Прайма. — Понятно для того чтобы не отследить кто и куда их дел. Но и наличка не дело. Так просто их никуда не потратишь за один раз — налоговая тут же клюнет, и без проблем не обойдётся.       — Рэч, мы два года готовили это дело, дай моим мозгам хотя бы пять минут передышки, — огрызнулся по-доброму Прайм, прикрывая глаза рукой.       — Ладно-ладно, давай выпьем.       — Ты и выпьем? С дурел что ли? — ужаснулся Прайм, театрально округлив глаза.       — Хорош ёрничать, иначе вообще хрен с тобой выпью!       Кабинет тут же наполнился звуком ударившихся друг о друга низких стаканах.

***

Три дня назад

             — Я даю вам десять миллионов, и вы больше никогда не появляетесь в пределах ста километров от этого места. Вы больше не знали Праймуса и вашего долга перед ним больше нет. Меня — вы тем более не знали. Вы это поняли?       — Понял, — растеряно кивнул Альфа Трион, принимая в руки тяжёлую спортивную сумку.       С одной стороны он был рад, что теперь долга на нём не было, но какой ценой ему досталась такая свобода.       — Если вдруг я узнаю, что вы что-то задумали, вашей дражайшей дочери не поздоровится, ясно? — угрожающе протянул мужчина, пристально вглядываясь в бывшего телохранителя Праймуса.       — Я понял. Мы переедем, и никогда не побеспокоим вас.             — Переедете, но только на окраину города, что бы я мог за тобой следить. А теперь проваливай.       Через час, промчавшись на старенькой машине по ночным скользким дорогам города почти за гранью разрешённой скорости, Альфа Трион ворвался в свой дом, чем не на шутку перепугал дочь. Та, стоя в проходе своей комнаты в пижаме с пчёлами, держала в руках железную биту, готовясь отразить удар.       — Би, собирай вещи. Мы уезжаем отсюда. — Мужчина, не снимая ни зимней обуви ни куртки, двинулся в глубь квартиры.       — Куда? — опустив биту, девочка прошла вслед за отцом, хмурясь всё больше.       На часах три ночи, а он заявляется невесть откуда весь взвинченный и напряжённый.       — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает она, но панике не поддаётся. Слишком знакомое ощущение, чтобы начать паниковать.       — Мой босс он… — Альфа Трион непроизвольно сглатывает правду, и после заминки продолжает: — Умер. Разборки между враждующими бандами не избежать, нужно уехать как можно дальше. Куда-нибудь на окраину города. Я знаю хорошее место.       Бамблби, которой было пятнадцать лет, смотрела на приёмного отца и читала его как открытую книгу. Читала, но не задавала вопросов. Да и сумка, которую он не выпускал из рук, не давала ей никаких хороших эмоций. Одни лишь подозрения. А подозрения — убивают доверие.