Стеклянные дома́

      Он отключил будильник на телефоне и откинулся обратно на подушки. Все встречи и дела на сегодня были указаны в расписании, но он привык держать такое в голове и, просыпаясь, всегда прокручивал в мыслях, что ему предстояло сделать. Единственная встреча была назначена на середину дня – ланч с важным партнёром, а потом обсуждение условий нового проекта. До того он успеет сходить в спортзал и примерно полтора часа поработать. А вечером вылетит… Он пока не решил, куда. Или в Гонконг, или в Сеул. Надо будет связаться с парой-тройкой людей и кое-что обговорить, чтобы понять, где он сейчас нужнее.       Хотелось бы вернуться домой.       Он и так за последние несколько дней чуть не полтора раза облетел земной шар, хотя этого и не планировал. Он прилетел из Нью-Йорка в Париж к Тэссе, потом в Сингапур, пока он был там возникло срочное дело в Нью-Йорке, и пришлось вернуться. Из Нью-Йорка он прилетел в Сан-Хосе, а дальше предстоял перелёт через Тихий океан в Юго-Восточную Азию.       От метаний по континентам он уже с трудом соображал, когда ему стоило лечь спать и не накопил ли он недосып. Чувствовал он себя так, как будто очень даже.       Когда принесли завтрак, он первым делом выпил кофе, стоя у окна – почему-то именно так ему нравилось.       За окном была большая площадь, разгороженная переносными металлическими заборами. В дальнем конце площади было что-то вроде сцены, ярко украшенной цветами, а чуть ближе были расставлены рядами пёстрые киоски. Меж них ходили люди, переговаривались, жестикулировали, махали друг другу руками, но он так и не смог понять, собирали они эти киоски или наоборот разбирали. Впрочем, он не сильно об этом задумывался. Через несколько часов его тут уже не будет.       Он будет на пути домой. Он хотел вернуться наконец туда. Но ещё больше он хотел назад к ней.       Невозможно. Он не может опять всё бросить.       Что в ней было такого?       Она казалась ему простой и понятной до наивности. Даже вся эта история с Адалин была по-своему примитивной. Весь расчёт был на внешнюю привлекательность, на очарование, свойственное Тэссе от природы. Она вела себя с мужчинами проще и естественнее, чем вела бы девушка, выросшая в Корее, но все же не настолько, чтобы это вызывало отторжение. Случайно найденное верное соотношение – вот и весь секрет.       Но его самого это знание не спасло. Это была какая-то хитро расставленная ловушка, тем более пугающая, что её, кажется, никто и не расставлял. Тэсса вовсе не пыталась заманить его в свои сети, привязать и удержать. Так ядовитое растение не знает про само себя, что ядовито, оно просто цветёт, источает аромат и думать не думает кого-то убивать, а потом неосторожный человек съедает плод и гибнет. Или съедает и не может жить, если не съест ещё и ещё. Он пристрастился к Тэссе так же, как к наркотику.       Он вспомнил, какой испытал ужас, когда вдруг понял, что из-за двери ванной кроме ровного, слишком ровного шума воды не доносится больше ни звука. Он испугался, что Тэсса могла что-то сделать с собой… Он не думал, что она из-за какой-то глупой ссоры действительно станет, но едва эта мысль возникла, разум и логика были уже бессильны… Каким бы невероятным это ни казалось, что если она всё же…       Эта проклятая мысль вызвала целую лавину других, они неслись, как многотонные камни по горному склону, набирая чудовищную скорость. Его трясло, когда он сделал несколько шагов к двери и припал к ней ухом.       – Тэсса… У тебя всё хорошо?       Ни звука в ответ. В груди, словно неподъёмный молот, грохотало сердце. Он чувствовал, как леденеют пальцы. Убеждать себя, что она просто молчит, было бесполезно. Это было такое же ослепляющее чувство, как и ярость, которую он испытал, когда увидел Тэссу с тем парнем. Тогда была ярость – теперь страх.       – Пожалуйста, ответь.       Опять тишина. Его окутывал тошнотворный страх, настоящая паника. Он толкнул дверь – она была заперта. Он толкнул ещё и ещё, как сумасшедший повторяя её имя.       Он готов был выбить дверь, когда Тэсса наконец отозвалась.       – Прекрати!       Она сказала что-то ещё, но тише, и он толком не мог разобрать её слов из-за шума воды.       С Тэссой всё было в порядке, а он никак не мог начать дышать нормально. Он давно это знал, но только сейчас по-настоящему понял, насколько боится её потерять. А ещё понял, что этот страх не сейчас возник, что он уже долгие недели живёт с этой подспудной тревогой, что каждый раз, как расстаётся с Тэссой, теряет покой…       Это было какое-то сумасшествие. Он хотел, чтобы она всегда была рядом с ним, в безопасности. Еси бы мог, он запрятал бы её в стеклянный шарик, вроде тех, внутри которых идёт снег, и носил с собой.       Неужели это любовь? Она у всех такая?       Что бы это ни было, он сдался этому чувству. Он долгое время думал, что наваждение развеется, увлечение Тэссой закончится, как любое другое, жизнь снова станет прежней, а потом вдруг понял, что уже не думает об этом как о чём-то временном, очередной интрижке. Всё наоборот – он думает только о том, как бы оно не оказалась временным для Тэссы, как удержать её, как сделать окончательно своей.       Осложнялось всё тем, что Тэсса не видела и не понимала того, что было уже давно ясно ему. Она пыталась жить своей старой обычной жизнью, но ей рано или поздно тоже придётся признать, что как раньше уже не будет.       Он встал из-за стола, так по-хорошему ничего и не поев, налил себе ещё кофе и сел за ноутбук проверить почту.       Через десять минут его оторвал от работы тихий стук в дверь. В ответ на короткое «войдите» дверь открылась, и телохранитель пропустил внутрь официанта, который пришёл убрать завтрак. Он захлопнул крышку ноутбука в беспричинном раздражении.       Пока официант переставлял посуду на сервировочный столик, он снова подошёл к окну. Людей возле киосков и сцены собралось больше.       – Что там происходит? – повернулся он к официанту.       Тот чуть вытянул шею в сторону окна:       – Площадь украшают к празднику, – Не заметив в лице гостя понимания, официант пояснил: – К Синко де Майо, сэр. Это мексиканский праздник, но у нас он тоже празднуется.       – Да, я знаю, шествия, фейерверки.       – Вы удачно приехали, сэр. Завтра увидите всё самое интересное из окна. Если позволите дать совет, я бы не стал смотреть на празднование вживую. Знаете, много пива и прочего, вам вряд ли такое понравится.       После завтрака он снова сел за работу, пока не настало время переодеться к ланчу. Нужно было что-то попроще, чем обычно, точно никакого галстука. Он не удивится, если другая сторона явится в джинсах…       Пока он переодевался, с улицы доносился яростный стук металла по металлу, который не могли заглушить даже толстенные стёкла.       Синко де Майо.       Что-то связанное с этим праздником, не давало ему покоя – и это точно был не стук под окнами. Что-то другое… Какое-то событие.       Он даже проверил календарь: нет, никаких важных встреч у него не было запланировано, только рядовые вещи вроде еженедельных созвонов.       Ничего в его памяти не было связано с Синко де Майо. Даже пока он учился в Штатах он ни разу не видел празднований; в Нью-Хэйвене и ближайших окрестностях его не отмечали, по крайней мере, в те годы, когда он там жил.       Он посмотрел на часы – выходить пока было рано. Он сел на диван, потянулся за ноутбуком – и в этот момент всё наконец стало на свои места. Как он мог забыть? Пятое мая. Как он мог не вспомнить про это сегодня и как мог не подумать об этом заранее?!       Пятое мая.       Он замер, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.       Сердце подбиралось к горлу – словно его выдавливал скопившийся в лёгких страх.       Он лихорадочно схватился за телефон. Как он мог упустить настолько важную вещь?       Пятое мая. Это многое объясняло.       Или он начинает фантазировать? Придумывать то, чего нет.       Даже если он ошибается, это нельзя так оставлять. Пока только четвёртое мая, но к тому времени, как он доберётся до Франции…       Он набрал Ким Намджуна.       – Где ты? – он не стал даже здороваться. На всю эту ерунду не было времени. – В Лондоне?       – Да.       – Сколько человек у тебя в Париже?       – Из моих только Бёрк, но я могу подключить парней из местного агентства. Что-то случилось?       – Случилось или может случиться, – он сглотнул. – Я не знаю… Отправь всех, кого сможешь, чтобы они… Надо увезти её из Парижа, немедленно.       – Как ты это представляешь? Она же не…       – Без разницы! Даже если придётся её силой запихнуть в машину, оглушить, что угодно…       Ким Намджун сделал паузу, а потом сказал:       – Пожалуйста, успокойся и объясни, в чём дело. Только тогда я смогу принять адекватные меры.       Ким Намджун был прав, но он не мог просто взять и успокоиться. Его захлёстывали эмоции: страх, злость на себя, злость на Намджуна, который требовал ответов, когда надо было действовать.       – Завтра пятое мая, – сказал он.       – Да, и как это долж… – Он замолчал на полуслове, поняв. – День свадьбы.       – Именно! Если он что-то и запланировал, то на этот день.       – Ты знаешь наверняка? Есть какая-то информация?       – Нет никакой информации! Это просто догадка, подозрение, но… Мы всё равно должны увезти Тэссу. Если я ошибся – что-нибудь придумаю, объясню, но если я прав…       – Я отправлю к ней Бёрка и свяжусь с агенством, – сказал Ким Намджун. Он понимал, что даже если вероятность была невелика, рисковать всё равно было нельзя.       – Езжай туда. Проконтролируй всё на месте. Могут возникнуть сложные ситуации.       – Я понял.       – Я сейчас тоже отдам распоряжения насчёт самолёта, но вряд ли вылет смогут организовать быстрее, чем через три часа, а лететь мне… часов двенадцать, не меньше.       – Я разберусь.       – Надеюсь, что я ошибся. Даже если нет, время ещё остаётся. Пока ещё только четвёртое мая.       – В Сеуле уже пятое, – мрачно ответил Намджун.       Сразу после разговора с Намджуном он позвонил Тэссе, но она не взяла трубку. Автоответчика у неё не было, так что он отправил несколько сообщений. Он звонил ещё и ещё, пока ехал на встречу. Намджун отписывался, что никакой информации пока нет.       Он едва дотянул до конца встречи, которая прошла словно в тумане, потому что хотя он и вёл разговор, но всё равно где-то в фоне думал о Тэссе и о том, что с ней могло произойти.       И почему она не отвечала? Опять отключила звук или… Он не хотел даже думать об этом.       В Сеуле уже наступило пятое мая.       Возможно, Мин Юнги хотел, проснувшись утром в день своей несостоявшейся свадьбы, услышать, что дело сделано.