
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
Романтика
Ангст
Бизнесмены / Бизнесвумен
Серая мораль
ООС
Сложные отношения
Даб-кон
Разница в возрасте
ОЖП
Нездоровые отношения
Влюбленность
США
Современность
Элементы детектива
Великолепный мерзавец
От возлюбленных к врагам
Золотая клетка
Нарушение этических норм
Дисбаланс власти
Фобии
Sugar daddy
Описание
Тэсса Ким обещала себе, что больше не будет брать заказы агентства Сугимото, после того, как последний обернулся громким скандалом и сильной эмоциональной встряской для самой Тэссы.
Но денег опять не хватает, и когда ей предлагают оплату в два раза выше обычной, Тэсса соглашается на новый заказ. Чон Чонгук приезжает в Париж всего на несколько дней, и за это время ей нужно познакомиться с ним и разрушить его отношения с богатой наследницей из Гонконга.
Примечания
Ретроспективно присутствует пейринг Мин Юнги\ОЖП. По отношению к основным событиям он в прошлом и упоминается эпизодически.
Возраст героев на начало истории:
Тэсса - 20 лет
Чонгук - 32 года
Юнги - 35 лет
За обложку спасибо Джуливаша!
Обновления на канале в тг: https://t.me/svirsvir
Глава 14. Травмы
29 октября 2023, 10:33
Тэсса проснулась поздно, и в огромной постели она была одна. Ей с запозданием стало тревожно: она уснула в комнате с незапертыми дверями и, возможно, окнами. Она не проверила их, и кто-то…
Тэсса заставила себя разжать судорожно сжавшиеся кулаки.
Никто не мог сюда проникнуть. Это отель на авеню Монтень, где останавливаются знаменитости, политики и принцы, никто не мог сюда проникнуть. Да и кому это могло понадобиться?
Это был страх матери, а не её. Он как будто достался ей в наследство.
Тэсса, так и не выяснив, где был Чон Чонгук, в номере или где-то ещё, пошла в душ. После него надевать джинсы и свитер не хотелось – к тому же, трусы она вообще не смогла найти, скорее всего, затерялись где-то в огромной постели, – и Тэсса вышла из ванной в халате.
Халаты в «Плаза Атэн» были красными.
Ещё в ванной Тэсса посмотрела на себя в зеркало. Она думала, что яркий, сияющий цвет халата сделает её лицо бледным и тусклым, тем более что она была после сна и не накрашена. Но красный совершил нечто иное – он сделал её лицо контрастными, точно брови, глаза и рот были прорисованы на листе белой бумаги. Тэсса сама себе напоминала японскую гравюру, которая не знала полутонов, лишь белый, чёрный и красный.
Когда она вошла в гостиную, Чон Чонгук стоял возле столика, на котором был уже накрыт завтрак.
Чон обернулся и замер. Тэсса тоже остановилась в нерешительности под его долгим, обволакивающим взглядом.
– Иногда я не могу поверить, что ты на самом деле существуешь, – произнёс наконец Чон Чонгук.
Тэсса хотела вдохнуть и почему-то не смогла, словно что-то внутри неё окаменело. Ей казалось, прошли долгие минуты, прежде чем она смогла сказать:
– Давно встал?
От банальности этих слов среди пронзительной, натянутой тишины Тэссе стало неловко. Но Чон Чонгук выдохнул как будто бы с облегчением:
– Да, уже часа полтора. Были кое-какие дела. Садись. Я не завтракал, ждал тебя.
Тэсса села в кресло и посмотрела, что лежало на тарелке. Что-то изящное и воздушное, для приготовления чего точно использовали авокадо и яйца.
– Тебе идёт красный, – сказал Чон, принимаясь за свой завтрак, пышный омлет с чем-то подозрительно похожим на шпинат.
Тэсса поплотнее закуталась в халат.
– Это всё так непривычно, – сказала она. – Быть с тобой и не притворяться кем-то другим.
– Думаю, это очень приятно, – ответил Чон Чонгук со странным, недоверчивым выражением лица.
– Это освобождает.
– Раз уж ты мне всё рассказала, то, я думаю, нам нужна определённость…
Чон не договорил и отпил из стакана сок.
– Что за определённость? – не утерпела Тэсса. Она подумала, что он начнёт расспрашивать об агентстве или о том, кто его заказал.
– Мне это кажется очевидным, но на случай если ты видишь ситуацию иначе: ты не должна больше заниматься той работой. У нас серьёзные отношения, и встречи с другими мужчинами неприемлемы.
Тэсса почувствовала, как у неё начинают гореть от стыда щёки.
– Мне это тоже казалось очевидным, – сказала она.
– У тебя есть долги? Ещё какие-то проблемы, которые нужно решить?
У Тэссы промелькнула мысль о том странном звонке месье Мийо и о Паскале, но решила, что это не стоит упоминания. Всё равно никакой конкретики. Возможно, какой-то парень действительно захотел с ней познакомиться.
– Сейчас у меня всё в порядке. За фото с тобой мне хорошо заплатили.
Чон Чонгук усмехнулся.
После завтрака они поехали в Пантен. Тэссе был непонятен интерес Чон Чонгука к её квартире, но она не удивилась бы, даже если бы он попросил её показать свой паспорт. У него не было причин доверять ей, и он, скорее всего, хотел подтверждения того, что на этот раз от него ничего не скрывают.
Чону вполне предсказуемо не понравился район. Большие улицы, вроде той, на которой располагался магазин Анн-Сесиль, были симпатичными и даже нарядными: верхние этажи домов украшали кованые балкончики и скромная, но лепнина, внизу были магазины, булочные и офисы врачей. Но стоило свернуть на менее оживлённую улицу, и ты начинал двигаться по узкому проходу, где на первом этаже часто вообще не было дверей, а редкие окна были зарешечены. Проезды внутрь квартала были перекрыты выкрашенными в красный решётками, и возле них, в арках, часто толкалась подозрительная на вид шпана.
– Тебе нужно переехать, – заявил Чон Чонгук, даже не увидев квартиру.
– Это не так просто, как тебе кажется, – ответила Тэсса, которая никуда переезжать не собиралась.
– Просто, если у тебя есть деньги, – парировал Чон.
– Деньги есть у тебя, у меня их нет.
– У тебя есть мои деньги. Я сказал, что мы находимся в отношениях. И я не могу позволить, чтобы девушка, с которой я встречаюсь, жила в таких условиях.
– Ты эти условия даже не видел!
– Даже если внутри скрывается дворец, этот район – плохой.
От необходимости отвечать Тэссу избавило то, что водитель уже почти подъехал к её дому.
– Остановите здесь, – попросила она. – Дальше велосипедная парковка, и там нельзя будет припарковаться.
Они вышли из машины и пошли к дому Тэссы вдоль целой шеренги мусорных баков. Она раньше не обращала на это внимание, но теперь смотрела на свой дом глазами Чон Чонгука и понимала, что он выглядит не очень гостеприимно.
На первом этаже располагались три заведения, и работало из них только одно – забегаловка с индийской едой на вынос. Витрины соседнего с ней магазина были заколочены фанерой и изрисованы граффити. Сколько Тэсса тут жила, всегда было так. Дальше шла вполне приличная на вид маленькая парикмахерская, но она, видимо, из-за воскресенья, не работала, а серые мрачные рольставни были опущены. Последней шла дверь во двор, выкрашенная краской странного серо-зелёного цвета, причём, выкрашенная лет десять назад.
Через длинную тёмную арку они попали во внутренний двор, зашли в подъезд и начали подниматься наверх. Руссе узкая старинная лестница, видимо, показалась настолько опасной, что он пошёл вслед за ними.
По выражению лица Чон Чонгука всё было понятно.
– Тебе не понравилось, – сказала Тэсса.
– Я не говорю, что это место плохое. Но тебе оно не подходит.
Квартира Чон Чонгуку понравилась как будто бы больше. Тэсса не стала говорить, что предполагалось, что они с матерью будут жить здесь вдвоём. Если бы Тэсса искала квартиру под себя, то она была бы ещё меньше.
Пока она собирала вещи, которые ей понадобятся в понедельник с утра – они договорились с Чонгуком, что она останется в отеле и утром поедет на занятия оттуда, – он осматривал маленькую комнату.
– Интересно, – Чон указал на пульт сигнализации возле двери.
Тэсса поняла, о чём он говорил. Такая сигнализация подошла бы квартире в триста метров где-нибудь на Риволи, а какие ценности могли нуждаться в такой охране здесь, было непонятно.
– Мама так захотела, – пояснила Тэсса, поймав себя на том, что пусть и не соврала, но и честный ответ тоже не дала. Мать определённо не хотела этого. Она просто не могла с собой ничего поделать.
Тэсса подумала, что стоит всё же рассказать Чон Чонгуку правду. Те события на слишком многое повлияли в её жизни и слишком многое объясняли, в том числе шрам, про который Чон не сказал ни слова. Но Тэсса была уверена, что он ещё спросит.
– С моей матерью, вернее, с нами обоими кое-что произошло, очень давно, мне было тогда четыре года, – начала Тэсса. – Несчастный случай.
Чон Чонгук, который до того рассматривал датчики, установленные на потолке и в углах комнаты, повернулся к Тэссе:
– Что случилось?
– Пожар. Вернее, это был поджог. Я чуть не погибла… А у мамы со временем развилось что-то вроде мании преследования. Иногда ей становилось полегче, паранойя как будто проходила, а потом это снова начиналось… Она не была душевнобольной. Просто расшатанная психика.
– Если ты не хочешь про это рассказывать…
– Я хочу, – на полуслове прервала Чона Тэсса. – Мне кажется, ты должен это знать, потому что эта история то и дело всплывает. Из-за неё происходили другие события… И ещё другие… – Тэсса вздохнула и села на край кровати. – Моя мать погибла через четырнадцать лет после пожара, но всё равно из-за него.
Чон Чонгук сел рядом с ней и взял её руку. Прикосновение её тёплых ладоней было осторожным и одновременно уверенным. Не подавляющим, а успокаивающим. Тэсса знала, что она не из напористых и пробивных, но слабой себя точно не считала. В восемнадцать лет она осталась без матери одна. Очень хотелось сказать, что в незнакомой стране, но нет, страна к тому времени была уже вполне знакомой. Она просто продолжила жить так, как жила, но это всё равно было непросто. Даже если ей и пришлось зарабатывать на жизнь не вполне законными способом, она всё же сумела себя обеспечить, не осталась без жилья, не влезла в долги, не бросила учёбу. Но время от времени она ловила себя на мысли о том, что ей не хватает человека рядом. И нет, не такого, кто решит все материальные проблемы, просто того, кто будет. Она хотела не защиты, а заботы.
И когда Чон Чонгук сказал вчера: «Я о тебе позабочусь», – он даже не представлял, какое могущественное заклинание произнёс и как оно отозвалось в сердце Тэссы. Это был поцелуй принца, что будит Спящую красавицу. То сотрясение гроба, благодаря которому кусок отравленного яблока выскакивает из горла Белоснежки.
Тэссе было трудно продолжать, но Чонгук её и не торопил. Эта пауза даже пошла Тэсса на пользу: она перестроила тот сбивчивый, перескакивающий с одного на другое рассказ, что крутился у неё в голове, в стройную историю.
– Через несколько месяцев после смерти отца мама заметила, что за ней кто-то следит. Она сначала думала, что это просто нервы, но потом у неё появились какие-то доказательства, даже соседи про это говорили. Мы тогда жили в таком, знаешь, типичном пригороде, где ты не можешь наблюдать за кем-то из окна кафе или из машины. Никаких кафе нет, только частные дома, а незнакомую машину сразу заметят. Мама обращалась в полицию, но те ничем помочь не смогли. Те люди вели себя осторожно. А потом маму пригласили работать в другой театр, и мы переехали. Через пару недель опять началось то же самое, но потом прекратилось. Самое странное, было непонятно, зачем за ней следить. Она не была богатой или знаменитой, в доме не хранилось никаких ценностей, конфликтов ни с кем не было. Единственное, что ей приходило в голову, – это семья отца. Они очень враждебно отнеслись к маме, думали, что она хочет получить от них деньги.
– А она хотела? – спросил Чон.
– Нет, не хотела. Она поехала в Корею, когда узнала о смерти отца, но не из-за денег. Она думала, что хотя бы в такой ситуации сможет сблизиться с ними…
– Получается, она была с ними знакома?
– Нет, не была. Они принципиально не общались с матерью, не признавали её, делали вид, что её не существует. Когда отец погиб, они даже не сообщили ей. Она узнала про это от коллег отца – с ними связался кто-то из семьи. Понимаешь, они ему на работу позвонили, а его жене – нет!
– То есть он погиб в Корее? Он жил там отдельно от вас?
– Нет, отец жил и работал в Штатах. Он летал в Корею примерно раз в год, но ненадолго. В тот раз поехал по каким-то делам на месяц. А через две недели маме позвонили из офиса и сказали, что он погиб. Была крупная авария… Я потом читала репортажи о ней. Затонул паром с Чеджу, погибло больше ста человек, и мой отец был там. Я была маленькой, ничего этого, конечно, не знала… Мама оставила меня с бабушкой и полетела в Сеул. Я не знаю подробностей, но она, кажется, наняла какого-то адвоката, или переводчика, или всё вместе. Он помог ей найти место погребения и встретиться с семьей. Ну как встретиться… К маме в гостиницу пришла моя бабушка. Она немного знала английский, но вообще они общались через переводчика. Может быть, в его интерпретации всё звучало хуже, чем на самом деле, но та женщина сказала, что если моя мать рассчитывает на наследство или ещё какие-то деньги от семьи, то она ничего не получит и может катиться в свою Америку. Как-то так. Маме ничего от них не было нужно, а та женщина, моя бабушка, всё продолжала говорить, что ей тут не на что рассчитывать. Что её муж откажется от всего и передаст другим своим детям при жизни, чтобы мать не могла от моего имени претендовать на наследство, что-то такое. Мама записала, как найти могилу отца, чтобы снова приехать, получила копии каких-то документов, и на этом всё. В остальном поездка оказалась бесполезной.
– Родители твоего отца богаты? За какие сокровища они так переживали?
– Сложно сказать. Они сумели оплатить обучение отца в Штатах, но как будто бы это было для них нелегко. Может быть, поэтому они и невзлюбили нас с мамой. Они рассчитывали, что сын вернётся домой и сделает карьеру в каком-нибудь чеболе, а он остался. Потом семья помогла ему с покупкой дома, не бог весть какого, конечно, но всё-такие это были приличные деньги. Но мама сказала бабушке, что та женщина не была похожа на состоятельную.
– Странная история… – сказал Чон Чонгук.
– Да, это всё выглядело как-то подозрительно, поэтому мама и решила, что за ней могли следить по поручению семьи Ким.
– И зачем? – Чон непонимающе прищурился.
– На самом деле, это стало понятно только потом, но вообще – ради документов. Неизвестно, каких именно: тех, что мама привезла из Кореи, или тех, которые принадлежали отцу и хранились у нас дома. Их хотели то ли выкрасть, то ли уничтожить. К нам даже залезали в дом, когда бабушка водила меня гулять… Но им пришлось делать это днём – вечером и ночью всегда кто-то был дома, – так что они торопились и не смогли найти нужную папку. Мама тогда ещё не успела разобрать коробки после переезда, всё так и стояло месяцами в гостиной. Даже она сама не сумела бы там ничего найти, честно говоря. А потом произошёл пожар.
– Вас с матерью пытались убить?
– Мама считала, что да. Полиция – что нет, что это было неудачное стечение обстоятельств. Мы тогда переехали во второй раз, в Роаноке. Бабушка говорила, что театр там был так себе, не уровня мамы, но ей тогда было тяжеловато… В общем, мы поселились в старом особнячке, и сначала всё было хорош, а потом мама опять стала говорить, что за ней следят. Она, конечно, ходила в полицию, но твёрдых доказательств не было. Мне кажется, в полиции подумали, что она немного того из-за смерти мужа. Когда я подросла, бабушка от нас уехала, вернулась к себе домой в Филадельфию. Мама справлялась сама, она ведь не в офисе работала, много времени проводила дома, иногда брала меня с собой в театр. Ещё со мной сидела дочка соседей, Кортни. Почти каждые выходные мы ездили к бабушке. Выезжали в субботу рано утром, иногда даже в пятницу, если маме не нужно было быть в театре, а возвращались в понедельник к обеду. Это время я уже помню, и мне оно казалось таким хорошим… Потому что хорошо быть ребёнком. Я не просто так это рассказываю, дело в том, что у нас было расписание, и дом по выходным пустовал. Я думаю… В полиции тоже так думали… Что никто не собирался убивать меня или мать. Просто… — Тэсса вздохнула и вытянула свою ладонь из пальцев Чон Чонгука. Она боялась, что рука сейчас начнёт дрожать, и не хотела, чтобы Чон об этом знал. — Мы ездили в Фили не только из-за бабушки, у мамы начались проблемы с правым глазом, деградация зрительного нерва. Возможно, тоже из-за стресса… Там был, и сейчас, наверное, есть очень крутой офтальмологический центр. Мы должны были поехать к бабушке в пятницу вечером, приехать поздно ночью – до неё было часов шесть езды, – а утром в субботу у мамы был назначен приём у офтальмолога. Это был какой-то знаменитый врач. Мама ждала приёма два месяца… И за два часа до отъезда у меня поднялась температура. Везти меня было нельзя, приём пропускать тоже, мама долго металась туда-сюда, не знала, что делать, звонила бабушке. В итоге, когда температура после лекарств начала спадать, она всё же решила поехать. Она выехала примерно в девять вечера, и план был такой, что она приедет в Фили ранним утром, немного отдохнёт или поспит, чтобы не приходить к врачу с красными глазами, а сразу после приёма они с бабушкой вместе приедут в Роаноке. Со мной на ночь осталась Кортни. Она, конечно, немного боялась, но согласилась. Мама меня уже уложила, и я вряд ли бы проснулась до утра… Где-то в два ночи начался пожар. Мы с Кортни спали в моей комнате на втором этаже, а загорелся первый. Мы с ней просто задохнулись бы во сне… Но была ещё одна случайность, на этот раз счастливая. Соседи возвращались домой из центра, из ночного клуба, заметили огонь. Они вызвали пожарных, но в дом никто даже не пытался заходить, потому что соседи напротив и ещё одни были уверены, что в внутри никого нет. Они видели, как мама вечером уехала, думали, что я как всегда была с ней. Дом Кортни был на другой улице, у нас с ним только дворы примыкали друг к другу, поэтому её родители не слышали шум. Вернее, услышали его не сразу, когда уже сирены выли… Они-то знали, что мы с Кортни в доме. Нас вытащили через окно на втором этаже, мы обе были без сознания… К счастью, ничего серьёзного не произошло. И я почти ничего из этого не помню. Помню только, как мне давали дышать кислородом из маски и как мама на следующий день забирала меня из госпиталя.
– Она, наверное, чуть с ума не сошла, когда узнала?
– Да… Родители Кортни позвонили бабушке – маме они позвонить не могли, сотовые тогда были ещё редкостью. Мама сразу сказала, что это был поджог и продолжала говорить это в полиции. В доме было просто нечему загореться. Там были камины, но мы их ни разу не разжигали, плиту ни вечером, ни тем более ночью никто не включал. И всё подтвердилось, когда пришли результаты от криминалистов. Это был поджог. – Тэсса замолчала и посмотрела на Чон Чонгука. – Ты не хочешь чаю или кофе? Я даже не предложила ничего…
– Нет, просто дорасскажи, и мы съездим куда-нибудь пообедаем.
Тэссу немного удивила его реакция на рассказ. Она мало кому про это рассказывала, троим-четверым за всю свою жизнь. Но все реагировали куда более эмоционально, поражались, какие тяжёлые события её семье пришлось пережить, а такие вопросы, какие задавал Чон Чонгук – точные, продуманные и удивительно правильные – возникали позднее, если вообще возникали.
Его ум работал совершенно иначе: отсекал эмоции, делал простые выводы самостоятельно и уточнял только ту информацию, которой не хватало для выводов более сложных.
Его вопрос про то, насколько богата была семья отца, показался Тэссе неприятным, но она не могла не признать: он был болезненным именно потому, что был метким и сразу бил по главному – каковы были ставки? как далеко семья могла зайти? каковы были их возможности?
Сама Тэсса начала думать об этом лишь в подростковом возрасте: за матерью следили много месяцев, видимо, изучая её расписание, выжидая удобного момента, чтобы проникнуть в дом; для этого, во-первых, нужны были деньги, во-вторых, значимая цель. В сгоревших документах явно было что-то важное.
Тэсса поняла, что пауза чуть затянулась, перевела дыхание и продолжила:
– Пожар начался в кабинете. А там не было ни старых ламп, ни обогревателей, ничего. Но в кабинете был сейф. Дом построил какой-то то ли судья, то ли адвокат, ещё в девятнадцатом веке, и он хранил в нём важные бумаги или, может, деньги. Замок, сам механизм, был давно сломан, его невозможно было открыть. Но дверца выглядела необычно, очень винтажно, и владельцы дома не стали демонтировать сейф, оставили для красоты. А в ту ночь кто-то пытался его вскрыть. Возле замочной скважины были царапины, угол дверцы пытались отогнуть. Видимо, взломщики думали, что внутри что-то есть. Полиция решила, что преступники искали какие-то документы или ценности, а когда не смогли найти, решили поджечь.
– То есть, им было важно не столько заполучить что-то, сколько не оставить это твоей матери? – предположил Чон.
– Я тоже так думаю. Наверное, семья отца никак не могла успокоиться. Они думали, что мать может подать в суд, потребовать содержания или что-то вроде того. Или, может быть, отцу что-то принадлежало в Корее, они не хотели это отдавать и постарались уничтожить документы, чтобы мать даже не узнала об этом. Можно разное предполагать… Но если документы и были, то ничего не осталось. Всё сгорело, все его и мои документы, у мамы не осталось ничего, кроме прав и папки, которую она брала к врачу. Все фотографии тоже сгорели… Осталось несколько фото, которые мама прислала бабушке: со свадьбы и с моих дней рождений. Вскоре после пожара мы переехали в Филадельфию и жили там много лет. Но у мамы началось что-то вроде паранойи, она постоянно чувствовала слежку, боялась оставлять меня дома, боялась ложиться спать. Мы всегда жили в квартирах, в отдельном доме ей было слишком страшно… Я со временем тоже начала бояться засыпать. Мама старалась не показывать мне, как она боится, но такое не скрыть. Я даже не вполне понимала причину, но это все равно действовало на меня. Я была очень привязана к матери, очень её любила, доверяла, и было за что: она была чудесная, очень добрая, понимающая… Даже не знаю, как объяснить это, я восхищалась ей, и многие другие тоже. Но она была глубоко травмированным человеком, и я росла в тени этой травмы. – Тэсса сложила руки в замок и так сильно стиснула пальцы, что костяшки побелели. – Я думаю, про это ты тоже должен знать. Это ещё одна правда обо мне… – Она хотела расцепить пальцы, но они не слушались. – После смерти матери я бы могла сэкономить, если бы переехала из этой квартиры в студенческую резиденцию или жила бы с кем-то вместе, например. Но я не могу. Я не смогу уснуть, если буду думать, что в квартиру кто-то может войти. Я каждую ночь ставлю сигнализацию. А когда я не дома, то даже сигнализация не помогает, мне всё равно неспокойно, так что приходится пить таблетки… Я стараюсь никуда не ездить, чтобы не оставаться на ночь в незнакомом месте. А если всё-таки еду, то не сплю всю ночь. В общем, я не совсем в порядке.
Тэсса смотрела на свои судорожно сплетённые пальцы и не решалась повернуть голову и взглянуть на Чон Чонгука.
– Ты каждый день узнаешь обо мне что-то новое. И каждый раз это не самые приятные подробности.
– Ты не пробовала пройти терапию?
– Когда-то давно, и то недолго. Но тогда это было слабо выражено. После смерти матери, когда я осталась одна, стало хуже, но денег не то что на терапию, на одежду иногда не хватало. Я собиралась этим заняться, когда… Когда заработаю много денег, – Тэсса усмехнулась. – Я не хочу с этим жить. Не хочу стать такой, как моя мать. Она погибла из-за этого… Из-за своих страхов.
Тэсса выдохнула.
Впервые она собиралась рассказать кому-то о смерти матери, и у неё не вставали слёзы в глазах, а горло не разрывал болезненный комок, набухавший внутри. Наверное, время и правда лечит. Этот момент рано или поздно должен был настать: ей было грустно, печально, одиноко, но не настолько мучительно, как раньше. Боль потери отступала…
– Я была в тот день на занятиях, – заговорила Тэсса. – На телефоне был выключен звук, а в перерыве между лекциями я увидела, что мне кто-то звонил восемь раз. Я перезвонила, и мне сказали, что маму сбила машина, насмерть. Я сначала не поверила, потому что это произошло недалеко от площади Клиши. Мама уехала утром на работу, совсем в другой район. Она просто никак не могла оказаться в Клиши… Я решила, что произошло какое-то недоразумение. Вернее, я очень хотела в это верить. Но это была она. Она шла по тротуару, а потом резко бросилась бежать, выскочила на проезжую часть – и всё. Полицейские потом проследили её путь по камерам. Она села, как обычно, на станции Ош, но на следующей вышла, потом снова вернулась в метро, потом пересела на другую ветку. Она постоянно оглядывалась… Все эти её пересаживания – она как будто пыталась оторваться от преследователей. Так она и оказалась в Клиши. Она от кого-то убегала.
– Её на самом деле кто-то преследовал? – спросил Чон.
– Нет. На записях ничего такого не было.
– Это так… печально…
– Так нелепо, ты хотел сказать? – Тэсса наконец смогла посмотреть ему в глаза.
– Случай… Вещи, над которыми мы не властны. Но то, как ты это сказала… – Чон покачал головой.
– Что не так?
– Всё так. Просто мы очень разные. Выросли в разных культурах. В моей больше принятия, в твоей – больше осмысления, попыток объяснить и оценить.
Тэсса вдруг вспомнила то, что ей рассказывали о Мин Юнги и о том, как нужно себя с ним вести – так, как он привык.
– Я не похожа на тех девушек, с которыми ты обычно встречаешься, да?
Чон посмотрел на неё с серьёзным видом, но глаза блестели так, словно он пытался скрыть улыбку.
– Да, уж будь уверена… Я сам иногда не могу в это поверить. Не могу понять, как оказался здесь… – он обвёл комнату Тэссу с каким-то растерянным, беспомощным видом.
– Я тоже это не планировала, – сказала Тэсса. – Возможно, тебя утешит, если я скажу, что у меня уже не осталось скелетов в шкафу. Ты всё про меня знаешь, и не только про меня, про моих родителей тоже.
– Твой шрам, – произнёс Чон Чонгук. Его взгляд всегда такой живой и яркий, словно остекленел.
Чон ничего не сказал про шрам вчера, но было глупо думать, что у него не возникло вопросов.
Тэсса дёрнула плечами. В мыслях, как пыльное облако, разрасталось глухое раздражение. Она даже не могла понять, на что или на кого злилась: точно не на Чона.
– Если бы шрам был в каком-то более обычном месте: на руке, на колене, – ты бы тоже начал задавать вопросы?
На лице Чон Чонгука проступило какое-то холодное, почти жестокое выражение.
– Я бы мог прочитать целую лекцию на тему того, что наши тела сконструированы эволюцией так, чтобы защитить самые важные органы. Именно потому, что руки и ноги часто травмируются, природа не поместила в них ничего жизненно важного. К сожалению, прямохождение сделало более уязвимыми органы, которые раньше были прикрыты костями или мышцами. Но некоторые места до сих пор тяжело травмировать случайно. И когда я вижу шрамы в таком месте…
– Постой! – сказала Тэсса. – Ты думаешь, что это кто-то сделал намеренно?
– Если это так, я хочу знать имя этого человека.
– Имя? Для чего?
– А ты как думаешь? – произнёс Чон Чонгук.
От его улыбки, узкой, мрачной, злой, у Тэссы едва не скрутило желудок.
– Это несчастный случай, – сказала она.
– Точно?
– Точно.