Стеклянные дома́

      Пока Чон Чонгук не коснулся её там, Тэсса даже не осознавала, насколько влажной она была. Насколько готовой. Как сильно она его хотела.       До того желание ощущалось каким-то бесплотным, абстрактным, она чувствовала его в голове больше, чем где-либо ещё. Но стоило ему провести пальцами, чуть углубиться, и Тэссу оглушило силой теперь уже телесного желания. Оно было мучительным – как будто каждая клетка её тела желала этого мужчину.       Тэсса знала, что с того момента, как Чон Чонгук дёрнул молнию на её джинсах, прошло всего лишь несколько секунд. Чон успел лишь стянуть джинсы вниз и развернуть Тэссу спиной к себе. Но для Тэссы – как для человека, которого подвергают пыткам, – время неправдоподобно растянулось. Ей казалось, что между каждым её вдохом проходит вечность, так сильно, невыносимо она ждала. Когда же, когда же он наконец…       Почему так долго?       Чон Чонгук надавил ей на голову, заставив лечь лицом и грудью на стол, прижал, так как будто она пыталась вырваться. А потом толкнулся меж её сведённых бёдер.       Он вошел в неё одним сильным, быстрым, скользким движением.       Тэсса не смогла сдержать стон.       Он был в ней очень глубоко, заполнял до предела и не двигался, словно наслаждаясь моментом – не тем, что трахал её, а тем, что был в ней.       – Как же мне нравится брать тебя… – сказал Чон, и Тэсса уловила в его голосе едва заметную дрожь, напряжение, что-то на грани.       Тэссу саму затрясло.       Он начал трахать её резко, грубо, не сдерживаясь, не пытаясь доставить удовольствие ей. Он пользовался её телом как чем-то неживым, и Тэссу накрывало тяжёлым, как волна, возбуждением. Она думала, что и так уже была на пределе, но Чон Чонгук что-то делал с ней… Что-то жуткое… Отчего её мир в очередной раз переворачивался с ног на голову, и она не могла удержать его, как ни старалась… Всё рушилось. Всё, чем она была, исчезало, и тело, словно не принадлежа ей, билось под Чон Чонгуком, дрожало, раскрывалось, принимало его.       Из её горла вырывались низкие грудные стоны – чужой голос, которого она никогда не знала. Она кричала не от удовольствия и не от боли, а от странного переполнявшего её чувства, которое росло и разбухало внутри неё, грозя проломить рёбра, если она не даст выйти ему криком.       Чон задвигался ещё быстрее, вколачиваясь в Тэссу в каком-то ожесточении. По его задыхающимся стонам, по сбившемуся ритму, она поняла, что он кончает.       Он вышел из неё сразу, хотя раньше всегда оставался долго. Сегодня всё было не так… И чем больше Тэсса приходила в себя, тем хуже ей становилось. Потому что секс никак не перечёркивал того факта, что она лгала Чону… Секс не заставит простить её.       Тэсса выпрямилась.       Чон Чонгука уже не было в гостиной. Он скрылся за дверью спальни – наверное, ушёл выбросить презерватив. Тэсса натянула джинсы, болтавшиеся до того на щиколотках.       Чон снова появился в дверях комнаты. Он застегнул молнию на брюках, и теперь, если не считать упавших на лоб прядей волос, выглядел он до отвращения безупречно. На лице было спокойное и сосредоточенное выражение, точно это кто-то другой минуту назад трахал Тэссу, нагнув над столом.       – Зачем ты одеваешься? – спросил он, увидев, что Тэсса взялась за собачку молнии. – Ты что, думаешь, я тебя отпущу? Сейчас?       Он пересёк комнату и остановился возле Тэссы. Он убрал её руку в сторону, и его пальцы скользнули за край её белья.       Он бесцеремонно проник между её ног, гладил там, щупал, сжимал.       – Думала, я отпущу тебя такой? – повторил он с холодной, расчётливой улыбкой. – В таком состоянии?       Тэссу выгнуло от его грубой ласки, и она тихо всхлипнула, как ни старалась сдержаться.       – Я не стану отказывать себе в этом удовольствии… – Чон Чонгук неотрывно смотрел на её лицо. – Смотреть на тебя, когда ты кончаешь…       Тэсса понимала, что ей уже недалеко. Ей казалось, там всё было ужасно мокрым, распухшим, напряжённым. Чон наверняка ощущал пальцами, как непроизвольно сжималось от возбуждения её нутро.       Он вдруг резко убрал руку.       – Нет, не так… – его голос стал хриплым, прерывистым.       Он легко, как будто она ничего не весила, подхватил Тэссу на руки и понёс к широким дверям во вторую комнату, где виднелась широкая кровать.       То, как Чон Чонгук тихо лежал, обняв её со спины, прижимаясь к ней всем своим сильным, горячим обнажённым телом, было странно – после того, что он говорил ей недавно.       Тэсса до сих пор не отошла от яркого безвременья оргазма, и мысли плавали где-то далеко, по спокойным тёплым волнам. Ей казалось, что она пьяна, но не настолько, чтобы вообще не помнить, что произошло, и не чувствовать от этого неловкость.       Она была растеряна, почти напугана… И пугал её не Чон Чонгук, а она сама. Она помнила то странное состояние: почти полная пустота в голове, ни единой связной, логичной мысли, только восприятие. Жадное восприятие всего того, что делал и говорил Чон. А она даже не могла ему ответить… Наверное, она даже своё имя в тот момент не могла бы назвать.       Чон обнимал её правой рукой, и Тэсса видела ровные чёрные полосы, вытатуированные чуть выше запястья. Они казались почти осязаемыми на фоне белой кожи.       Тэсса провела кончиком пальца по каждой из них.       Чон нежно коснулся губами её плеча и замер. Тэсса слышала его тихое и ровное дыхание.       Покой, в который они оба были погружены сейчас, ощущался как что-то невозможное, непостижимое после того, что творилось с ними недавно.       – Как тебя зовут? – произнёс вдруг Чон. – Тэсса… А дальше как?       Тэссе это почему-то показалось смешным.       – Тебе это важно?       – Я, конечно, не первый раз занимаюсь сексом с девушкой, не зная её имени, но ты… Ты не просто какая-то девушка.       – Тэсса Адалин Ким, – ответила она.       На губах замер вопрос, который она не решалась задать. То, что он спрашивал её имя, значило, что он хочет продолжать отношения или ничего не значило?       Неужели он… Тэсса не знала, что и думать.       – Пока из всего, что я о тебе знаю, правдой оказалось только второе имя, – в голосе Чона звучала горькая, ироничная насмешка.       – Прости, я… Я не думала, что между нами что-то будет по-настоящему. Я не должна была оставлять никаких следов, поэтому придумала Адалин.       – Ты из Кореи?       – Нет, никогда там не была. Я родилась в Штатах, в Нью-Йорке. Отец приехал учиться, познакомился с моей матерью, и вот.       – И он даже не свозил тебя к себе на родину?       – Его давно уже нет. Я его не помню. А родственники… Честно говоря, я знаю эту историю только по рассказам бабушки… Мама не любила говорить про это, всегда очень расстраивалась и злилась. Но если верить бабушке, то моя родня из Кореи не очень-то хотела нас видеть. Они не поддерживали с нами отношения. Им не понравилось, что отец женился на американке, к тому же старше себя. Сильно старше. На одиннадцать лет.       Чон Чонгук убрал руку, откатился на свою половину кровати, а потом сел.       – Моим родителям такое тоже не понравилось бы, – честно сказал он. – Они были бы в ярости. Но чтобы даже не захотеть увидеть внучку… А из какого бона твой отец?       – Не знаю, – Тэсса повернулась так, что видеть Чона. – Я узнала об их существовании когда была подростком, спросила у матери, она сказала, что в первый раз слышит про боны, наверное, отец или никогда не упоминал про это, или она не запомнила. Она мало интересовалась прошлым отца, Кореей, родословной. У неё у самой была очень насыщенная жизнь. Хотя меня она отправила учить корейский, когда мне было десять…       – Ты говоришь?       – Нет. Я учила его меньше года. Потом мы переехали, и занятия закончились.       Чон смотрел не на неё, а перед собой. Вид у него был то ли просто задумчивый, то ли недоверчивый. О чём он сейчас размышлял? О том, не сочиняет ли она новую историю?       – Я хочу ещё кое-что узнать, но это становится похоже на допрос, – он покачал головой. – Нет, это вообще ни на что не похоже…       – Спрашивай, – сказала Тэсса. – Это моя вина. И я не думала, что ты вообще будешь что-то спрашивать… Думала, ты просто выставишь меня за дверь.       Чон резко повернулся и бросил на Тэссу какой-то странный невесёлый взгляд. Руки у него были скрещены на груди, и он водил ладонями туда-сюда по предплечью и плечу, словно ему было холодно.       – У меня есть вопрос, куча вопросов, на самом деле… И я не могу представить, что ты должна мне такое ответить, чтобы я выставил тебя за дверь. Чтобы я отказался от тебя…       У Тэссы на несколько мгновений перестало биться сердце, такая в словах Чона была сокровенная и опасная сладость.       Рука Чон Чонгука скользнула ей в волосы, и Тэсса непроизвольно запрокинула голову, выгнула шею в плавной кошачьей ласке. И её саму напугала эта непроизвольная покорность её тела, то, как всё в ней тянулось к Чону, жаждало его.       – Что ты хотел спросить?       – Сколько тебе лет?       – Двадцать.       Чон кивнул.       – Это, кажется, единственное, что вызвало у меня подозрения. Не то чтобы я на самом деле не поверил, просто подумал, что как будто на двадцать два ты не тянешь. Но я уже плохо помню, что такое – быть двадцатидвухлетним, так что не обратил внимания. Мало ли…       – Разница всего в два года… Я же не за тридцатилетнюю себя выдавала!       – Может быть, это даже не связано с возрастом… – медленно проговорил Чон, беря Тэссу за подбородок и притягивая её лицо ближе к себе. – Может быть, это что-то другое…       Их губы почти соприкасались. Тэсса чувствовала тепло его дыхания; видела, как темнеют глаза, чуть подрагивают густые ресницы.       – Ты казалась мне очень уверенной, сильной, цельной, но иногда… Вот как сейчас… – Чон провёл большим пальцем по её губе. – Под всем этим я замечал совсем другое. Наивность, хрупкость… И это просто сводило меня с ума. Сводит сейчас. То, что ты можешь быть одновременно такой безумно смелой и такой беззащитной… Я даже не могу описать, что я чувствую, какое-то ненормальное, очень-очень многослойное чувство. И это заводит.       Чон стянул ниже одеяло, которым Тэсса закрывалась, обнажив её грудь. Он провёл кончиками пальцев от шеи вниз, очертил полукруг под грудью, и при этом ни в самом его прикосновении, ни во взгляде не было желания. Он трогал её, как трогают статую, или приятную на ощупь ткань – любуясь холодно и отстранённо.       – Я не отпущу тебя, – сказал Чон каким-то пустым, безжизненным голосом. – Эти две недели я постоянно думал о тебе. Я хотел к тебе, хотел тебя, но было ещё кое-что. Мне было невыносимо думать о том, что если не будет меня, у тебя появится кто-то другой. Я надеялся, что со временем это пройдёт, мне станет легче, но мне не становилось. Мне казалось, что ты всё отдаляешься и отдаляешься от меня и рано или поздно окажешься так далеко, что я не смогу тебя вернуть. Ужасная мысль.       Тэсса вновь забралась под одеяло. Дело было даже не в смущении. От слов Чон Чонгука что-то словно саднило в душе: она чувствовала себя одновременно и виноватой перед ним за всю ту ложь, и попавшей в изощрённую и прекрасную ловушку.       – Прости меня, – сказала Тэсса. – Я ведь не знала тебя, когда соглашалась на эту работу. А потом не знала, как рассказать. Ты даже не представляешь, как мне было плохо, как противно! Я не хотела тебя обманывать, но и как выпутаться из этого всего не знала. Мне было так страшно и плохо…       Чон обнял её:       – Просто не обманывай меня больше, хорошо? Мне не шестнадцать лет, я понимаю, что люди лгут или недоговаривают, и не обязательно потому, что они под природе лживые или подлые. Даже самые лучшие люди иногда оказываются в такой ситуации, когда у них нет выбора – только скрыть правду.       Тэсса прижалась к нему. К его широкой тёплой груди.       Чон Чонгук провёл ладонью по тэссиным волосам, заправил пряди ей за ухо.       – Я тоже должен попросить у тебя прощения, – сказал он глухим, словно натянувшимся голосом. – Я наговорил лишнего. Это со злости, на эмоциях… Мне хотелось сделать тебе больно в ответ. И знаешь, то, что были другие, много других, взбесило меня даже больше, чем то, что ты обманывала меня. Это унизительно и…       – Их не было много!       – Сколько?       Тэсса почувствовала, как кровь приливает к лицу. Их было действительно не так уж много, хотя и не мало. Чон Чонгук был восьмым за более чем год. Но когда она представила, как произнесёт это, цифра почему-то начинала казаться огромной, постыдной. Опять же, не назови она её, Чон вообразит ещё худшее: что у неё было двадцать пять «объектов», или сорок, или семьдесят…       – Давай не будем про это, – попросила Тэсса. – Эти люди не имеют значения.       Разве что Мин Юнги… Но об этом лучше было молчать.       Тэсса была не против поужинать в номере, но Чон Чонгуку после долгих часов в самолёте, а потом в номере, хотелось прогуляться. Не поехать на машине, как обычно, а именно пойти пешком.       – Тогда надо заранее посмотреть, что за рестораны здесь есть, – предложила Тэсса. – Их тут очень много, но я, как ты понимаешь, нечастый гость на авеню Монтень.       – А где ты вообще живёшь? – спросил Чон.       – В Пантене. Это пригород на северо-востоке.       – Пригласишь меня к себе? Не сегодня, а когда-нибудь?       – Тебе вряд ли понравится. Но, возможно, моя квартирка покажется тебе вполне гонконгской. Там буквально негде развернуться.       – Я не собираюсь оценивать, насколько она хороша. Просто интересно посмотреть, где ты на самом деле живёшь.       – Ничего интересного. Она прямо, как я, только квартира.       – Ты считаешь себя неинтересной?       – Когда я не изображаю Адалин, то да, ничего особенного.       – Я не вижу разницы.       Тэсса прикусила губу:       – Наверное, даже Тэсса с тобой немного другая.       Она не стала развивать мысль и объяснять Чон Чонгуку, что его присутствие что-то почти незаметно меняло в ней. Так мягко, естественно, что она сама только потом понимала, что вела себя иначе, не так, как обычно. Рядом с ним она чувствовала себя увереннее, словно ощущала невидимую поддержку. И тот внутренний огонь, блеск в глазах, которые с другими «объектами» ей приходилось имитировать, горел в ней постоянно, словно тайная искра.       – Не знаю, насколько другая, – сказал Чон, – но мужчины на тебя смотрят. Некоторые даже слишком настойчиво.       – Не замечала, – пожала плечами Тэсса.       Скорее всего, потому не замечала, что, как идиотка, смотрела только на одного. Ей даже было интересно, все это чувствовали или она одна: казалось, Чон Чонгук притягивал к себе внимание всех, кто был в комнате, как сверхтяжёлая звезда, словно был источником непреодолимой гравитации.       В конце концов, они оделись и отправились на поиски того самого ресторана.       Тэсса оглянулась на громаду их отеля, освященную ярко и уютно.       – Почему не «Ле Бристоль»? – спросила она.       – Слишком пафосно, вычурно. Все эти статуи, резьба и гобелены… Очень по-европейски, но я привык к другому. Чувствую себя, как будто ночую то ли в театре, то ли в музее.       Тэсса кивнула. Даже её немного тяготила изящная роскошь «Бристоля», а для Чон Чонгука она была ещё и культурно чуждой.       – Но «Плаза» не так уж сильно отличается. Поспокойнее, но примерно то же самое, – сказала она.       – Как оказалось, все приличные отели в Париже выглядят как будуар Марии-Антуанетты, – усмехнулся Чон.       Тэсса улыбнулась.       Ей нравилось просто идти с ним рядом вдоль чёрной блестящей решётки, отделявшей дома от тротуара, ловить блики на её золотых остриях, слышать успокаивающий гул огромного города, вдыхать запах чего-то весеннего и свежего, разлитого в воздухе.       Телохранитель следовал в нескольких шагах за ними.       Ресторан, куда бы хотелось зайти, нашлось не сразу, да и выбор был не велик: бутиков здесь было гораздо больше, чем чего бы то ни было ещё. Потом они свернули на какую-то улицу, чуть более тёмную, чтобы не оказаться в толпе и шуме Елисейских Полей, которые уже виднелись в створе авеню Монтень.       Они зашли в маленький ресторан, где им вежливо, но безапелляционно сообщили, что кухня скоро закрывается, и если они хотят поужинать, заказ надо делать быстро. Когда они сели за столик, Тэсса перевела, что им сказала официантка. Чон выглядел потрясённым – видимо, ни в одном ресторане ему никогда не говорили такого.       – Что ж, тогда давай быстрее заказывать, – сказал он и взял меню.       Оно было полностью на французском.       Тэсса переводила Чон Чонгуку то, что казалось ей подходящим, и от этого почему-то делалось хорошо.       Они сидели в уютном полутёмном зале с лампами на столах, и Тэсса поняла, что только в этот момент её по-настоящему отпустило после их ссоры. Чон Чонгук заставлял её чувствовать себя так, словно через её тело пропустили электрический ток, но он же дарил ощущение покоя и защищённости. Тэссе было хорошо в коконе его внимания как нигде больше.       – Мне хорошо с тобой, – сказала она, не в силах совладать с охватившим её чувством, близким к эйфории. – Я не представляю, что было бы, если бы…       Она не смогла докончить – комок встал в горле.       – Я тоже, – произнёс Чон, перехватив её взгляд.       Тэсса даже не помнила, какой еда была на вкус, такой глупо-счастливой она себя чувствовала. Холодный, удушающий камень лжи, давивший столько недель, наконец был снят. И как же хорошо было наконец не лгать, не думать о каждом слове. Правда, они всё равно не говорили ни о чём важном, болтали о разных мелочах, о еде, о том, какая погода весной в Париже… Чон Чонгук, видимо, понимал, что расспросы о её настоящей жизни сейчас покажутся Тэссе болезненной темой, и ничего не спрашивал. Лишь один раз, когда разговор случайно коснулся учёбы Чона в Штатах, он спросил про мать Тэссы – в каком городе она живёт.       – Она умерла… В две тысячи восьмом, – сказала Тэсса, опустив глаза. – Когда мы уже жили здесь.       – Извини, – Чон протянул руку через стол и накрыл ладонью сжавшиеся в кулак пальцы Тэссы. – Я не думал, что….       – Нет, не извиняйся! Я ведь не говорила тебе… – Тэсса выдернула руку и опустила вниз, под скатерть. – Она была театральным режиссёром, у неё был контракт то с одним театром, то с другим, мы постоянно переезжали. Вот так и оказались здесь.       – Тебе не нужно объяснять.       – Всё в порядке… Через год или около того становится не так больно. И мне… Когда я рассказывала тебе про свою несуществующую семью, мне какой-то мере даже нравилось представлять, что она жива и где-то есть. Я не верила в это по-настоящему, но всё равно… Такое успокаивающее чувство.       – У тебя есть братья или сёстры?       – Нет.       – А родители твоей матери? Они живы?       – Бабушка растила мою мать одна, и она… Её тоже нет. Мама родила меня в тридцать семь, бабушке тогда было почти семьдесят. В общем, вот так.       – У тебя вообще никого нет?       – Близких родственников нет. Родных отца я не считаю, потому что ничего про них не знаю.       – Ты не пробовала их искать?       – Нет. И я даже не знаю, хочу ли… Мне, конечно, любопытно, и это стоило бы сделать из уважения к отцу. Я знаю это только по фотографиям, но он заплетал мне косички, носил меня на плечах, читал книжки. И даже фотографий этих не сохранилось… И… – Тэсса сделала глубокий вдох, потому что никому этого не говорила: – Я не знаю, как можно любить человека, которого даже не помнишь, но я его люблю.       Она перевела взгляд на Чона. То, как он смотрел на неё… Это было один из тех взглядов, что могут в секунду разбить тебе сердце, а потом залечить.       Видеть это было почти что невыносимо. Тэсса отвела взгляд и продолжила:       – Ради отца я хотела бы посетить его могилу, увидеть его родных, но… – она покачала головой. – Они очень плохо обошлись с мамой, когда она пыталась… Мне не хочется говорить про это сейчас и портить вечер. Думаю, это не самые хорошие люди и знакомство с ними только разочарует меня ещё больше. Я не хочу пережить то же, что пережила моя мать.       – Я просто спросил, – сказал Чон. – И не говорил, что ты должна. Конечно же, нет.       – Может быть, я когда-нибудь захочу их найти, но не сейчас точно.       – У меня есть знакомые в Сеуле, которые могут помочь…       – Спасибо, но это сейчас не в приоритете. Мне есть чем заняться. У меня есть учёба, работа и множество других, куда более важных дел.       – И как ты справляешься одна? Я имею в виду, ты же не можешь работать целый день. И я представляю, сколько стоит обучение.       – На самом деле обучение не стоит почти ничего в сравнении с тратами на жильё и прочее. Я уже давно живу во Франции, и учусь на тех же условиях, что студенты с гражданством. Почти бесплатно. А вот квартира… – Тэсса закатила глаза.       – Ты стала брать эти заказы, потому что не хватало денег? – спросил Чон строго, как на допросе.       – Первое время мне хватало. Я получила небольшую страховку после смерти матери. А потом всё хуже и хуже… – Тэсса грустно улыбнулась: – Я себя не оправдываю. У многих проблемы с деньгами, но не все решают их так.       Чон рассмеялся:       – Не все могли бы. Нужно быть хотя бы вполовину такой красивой, как ты…       – Всё дело в этом? Во внешности? – задала Тэсса вопрос, который давно её мучил.       – Нет, этого мало. Ты не единственная красивая девушка на планете, и всё же…       Чон замолчал на полуслове, пристально глядя на Тэссу. Она, как это часто бывало, чувствовала растерянность под его завораживающим взглядом.       – Я о тебе позабочусь, – произнёс Чон Чонгук.       Он сказал это без улыбки, с таким жёстким, непререкаемым нажимом, словно выносил приговор.