Стеклянные дома́

      – Я знаю, что вот так пропадать, ничего не объяснив, было некрасиво с моей стороны, – сказал Чон Чонгук. – Попробую объяснить, что произошло… Хотя я не уверен, что сам это понимаю.       Чон попытался взять её за руку, но Тэсса отошла. Она боялась, что если позволит ему ещё раз прикоснуться к себе, то снова рухнет в тёмный, сладкий, затягивающий омут чувств к этому человеку, позволит делать с собой всё, чего он хочет, лишь бы снова ощущать себя в его руках.       Она остановилась у стола, на котором стояла лампа и ваза с большим букетом цветов. Тэсса коснулась кончиками пальцев прохладной лакированной столешницы, словно искала опоры, чего-то, за что можно было зацепиться.       – Знаешь что? Мне не очень-то интересно, почему ты исчез, – произнесла она, не поворачиваясь. Она смотрела перед собой, на букет, а не на Чон Чонгука. – Исчез и исчез, не нужно было возвращаться.       Видимо, Чон почувствовал себя уязвлённым её равнодушием, и его вопрос прозвучал почти с вызовом:       – А ты как будто рада от меня избавиться?       Тэсса сжала пальцами кромку стола. Просто невыносимо…       – Я не обязана выслушивать всё это.       Она хотела развернуться, но низкие, властные ноты в голосе Чон Чонгука, заставил её замереть:       – Нет, ты выслушаешь!       Чон стоял теперь ближе, буквально в паре шагов за её спиной. Но Тэсса не только по звучанию голоса об этом догадалась: она чувствовала его присутствие буквально кожей, как чувствуешь разлитое в воздухе электричество в грозу.       Ей было страшно оборачиваться. Просто страшно.       – Я отчасти понимаю, что ты чувствуешь, – сказал Чон Чонгук.       – Нет, не понимаешь. Даже близко не представляешь!       Тэсса вдруг поняла, что жутко раздражает стоящий перед ней букет.       – Я не про то, что ты чувствуешь сейчас, – продолжал Чон, – а про то, что говорила раньше. Что ты хочешь, чтобы это закончилось. Я тоже этого хочу. Я не планировал заводить отношения в другой стране… И не рассчитывал на большее, чем одна ночь. И прежде чем, ты оскорбишься: я не считал, что ты на большее не годна или ещё что-то в этом роде. Ты… Ты мне нравилась. – Чон выдохнул. – И нравишься сейчас. Но есть работа, обязательства, планы, договорённости – целая жизнь, которую я тщательно выстраивал, и ты…       – Я не вписываюсь в твои планы, – Тэсса пришла на помощь, когда Чон Чонгук замолчал, точно подыскивая слова.       – Да. Ты – то, что я не планировал. Я просто не могу позволить настоящие отношения сейчас – по причинам, которые долго и сложно объяснять. И ты была права, когда говорила, что мы из разных миров. И между нами расстояние в половину земного шара. Но когда я приехал в Париж повторно, хотя и не собирался, то понял, что происходит что-то неправильное. Я понял, что обманывал самого себя, когда говорил, что это ничего не значит, что это просто прихоть…       Тэсса внимательно слушала. Она по-прежнему не поворачивалась к Чон Чонгуку лицом. И, кажется, она поняла наконец, что её так раздражало в букете – эустомы слишком яркого, глубокого фиолетового оттенка перетягивали на себя всё внимание, казались тёмными провалами среди нежной лиловой пены левкоев. Тэсса машинально начала вытягивать их из букета, к счастью, стянутого не очень туго.       – Значит, прихоть? – с тихим смешком произнесла Тэсса.       Нет ничего дурного в том, чтобы быть чьей-то прихотью. Но не когда ты сам влюблён по уши, до умопомрачения, до замирающего сердца…       – Хорошо, если бы это было так… – отозвался Чон. – Но прихоть – это то, что ты сам выбираешь, сам хочешь, сам контролируешь. Когда я вернулся домой после тех выходных, я понял, что не контролирую больше ничего. Я ехал утром на работу и поймал себя на мысли, что думаю, как мне перекидать дела и встречи, чтобы опять поехать к тебе. Или что сделать, чтобы ты согласилась приехать ко мне.       Тэсса потрогала острые бутоны тюльпанов какого-то редкого красного оттенка, холодного, почти малинового. Они сразу засияли без эустом.       – И тогда я понял, что мне нужно… я не знаю, отгородиться от тебя. Не бежать – я и так уже был за тысячи километров. Я не знал, что мне ещё сделать… – Чон Чонгук говорил взволнованно, так непохоже на самого себя. – Это было почти отчаяние. Я не придумал ничего лучше, чем просто сделать вид, что тебя нет…       Стебель эустомы с хрустом сломался у Тэссы в руках.       – Я должен был сказать тебе, но я боялся, что если позвоню, то вместо того, чтобы сказать, что нам надо расстаться, скажу, что приеду через два дня. Я ненавижу это чувство, честно! Не хочу быть от него зависимым, но не могу иначе. Видишь, я снова приехал…       Голос Чон Чонгука дрогнул. В нём было что-то измученное, почти умоляющее, словно он сдавался.       Тэсса чувствовала, что он ждёт её ответа, хоть каких-то слов. Она потянула наверх веточки лимониума, чтобы букет перестал быть отвратительно идеальным шаром; и она делала это медленно, неторопливо. Её нужно было обдумать всё то, что вывалили на неё Чон Чонгук – честно говоря, она даже не подозревала, что он был способен на такую откровенность. Ей казалось, он скорее удавится, чем признается в собственных чувствах.       – Ты можешь, – произнесла Тэсса. – Ты можешь иначе.       Она услышала, как Чон Чонгук шагнул к ней. Его тяжёлые, жёсткие ладони легли ей на плечи.       – Конечно, я не умру, не рассыплюсь в пыль… Я могу, но не хочу. Мне кажется, я схожу с ума. Я постоянно думаю о тебе, о том, что ты делаешь, с кем ты… Я за эти две недели был в разных городах, даже в разных частях света. И я всегда, куда бы ни приехал, точно знал, сколько сейчас времени в Париже, у тебя. Я завтракал у себя дома и думал, что у тебя ночь. Может быть, ты совсем недавно легла спать. Днём думал, что ты, наверное, только что проснулась, а потом… Это было какое-то безумие. Это было невыносимо – то, что тебя не было рядом. – Чон Чонгук наклонился к самому её уху и прошептал: – Я хочу тебя. Это всё, что я знаю.       Тэссе казалось, плечи каменеют от прикосновения Чона. Она бы хотела, чтобы так же каменело её сердце. Чтобы она не чувствовала больше. Как и Чон, она ненавидела это чувство. Оно как будто надламывало её и расщепляло изнутри.       И её чувство было совсем другим. Ей и в голову не приходило, что она может потребовать от кого-то постоянного присутствия рядом с собой. А Чон, как бы красиво его слова ни звучали, говорил именно об этом: он ждал, что она утолит его потребность. И не спрашивал, чего хочет она.       Тэссе одновременно было и приятно осознавать эту тёмную власть над Чон Чонгуком, и горько от того, что для него, казалось, существует только собственное чувство и ничего больше. И даже сама Тэсса была не причиной этого чувства, а случайным приложением к нему. Словно существовало нечто невероятно вожделенное для Чон Чонгука, некий абсолют его желаний, и он лишь на миг принял форму Адалин Томас, использовал её как сосуд для драгоценного содержимого.       – И что тебе нужно от меня? – спросила она. – Чтобы я давала тебе то, чего ты хочешь?       Пальцы на плечах Тэссы сжались чуть сильнее.       – Мне жаль, что ты услышала только это.       – Может быть, этого потому, что ты только это и сказал?       – Посмотри на меня, – сказал Чон, не делая однако никаких попыток развернуть Тэссу лицом к себе. – Пожалуйста!       Ещё одна эустома переломилась в её судорожно подрагивающих пальцах.       Но Тэсса наконец повернулась к нему. В глазах закипали слёзы, но каким-то чудом ей удалось их сдержать.       – Да, я хочу, чтобы ты была со мной, – произнёс он. – Но не так, как ты только что описала. Я хочу заботиться о тебе. Я не могу отделаться от мысли, что когда я далеко, с тобой может что-то случиться… Я даже не знаю что ты делаешь, когда меня здесь нет. Ты почти ничего не рассказываешь: где ты проводишь выходные, кто твои друзья… Я уже говорил тебе: ты можешь поехать со мной. Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. Здесь тебя всё равно ничего не держит. Это не значит, что мы будем всё время вместе. Мне приходится постоянно летать то в Шанхай, то в Токио, то в Сеул, то… Я провожу меньше времени в своём офисе, чем в поездках. Но даже так я буду видеть тебя чаще. И да, это то, чего я хочу.       Эти слова сжимали её сердце и наполняли какой-то сладкой, мягкой болью. В них было обещание чего-то невыносимого прекрасного, такого, что она представляла только в мечтах, и одновременно предвестие конца – потому что вряд ли Чон Чонгук захочет предложить всё это Тэссе Ким, так бессовестно обманувшей его.       Тэсса вдруг почувствовала, как всё её тело словно колет иглами от предчувствия… Предчувствия безрассудного, стремительного, как падение, и вместе с тем неизбежного поступка.       – А если бы ты мог избавиться от этого чувства, то что бы ты выбрал? – спросила Тэсса, вглядываясь в темноту его глаз. – Ты сам сказал, что ненавидишь его.       – Мне сложно судить о неосуществимых вещах.       – Почему ты думаешь, что это неосуществимо?       – Потому что не понимаю, как это можно сделать.       – А если бы ты узнал обо мне что-то ужасное? Что-то отталкивающее?       Чон Чонгук чуть заметно улыбнулся – улыбка была холодной, режущей, тонкой, как лезвие, – и отошёл на шаг назад:       – Вижу, тебе есть что сказать…       Тэсса приближалась всё ближе к краю.       – Есть. И я, наверное, очень пожалею, об этом. Сначала я решила, что мне надо просто исчезнуть… Ты бы не нашёл меня.       – Ты думаешь?       – Я в этом почти на сто процентов уверена.       Чон Чонгук усмехнулся. Судя по всему, он ей не верил.       – И почему же тогда не исчезла?       – Потому же, почему ты снова в Париже. Я не могу отказаться от тебя. По крайней мере, сама, по собственной воле – не могу.       Чон несколько секунд смотрел на неё ошарашенным, растерянным взглядом, словно не понимая смысла этих слов. Он задышал чаще – Тэсса виделась, как поднималась его грудь под тонкой тканью рубашки.       Тэсса отчётливо понимала, что следующие её слова разрушат то глубокое понимание, ту почти обречённую взаимность, что протянулась сейчас между ними.       – Я устала от лжи, – сказала она.       Тэсса никак не могла решиться. Она давала ему в руки оружие против себя, и он мог использовать его для мести.       – Мне очень жаль, что я так поступила, но не могла же я предвидеть… – Тэсса опять сбилась. – Я просто хочу, чтобы ты знал: мне тоже было тяжело, и чем дальше, тем хуже.       Она всё никак не могла собраться. Адалин бы давно выложила бы всё, раскрыла правду с высокомерной и горделивой усмешкой на лице; но Тэсса не хотела опять притворяться и лгать, особенно сейчас, а Адалин сама по себе была ложью.       – Я не та, за кого себя выдаю, – сказала Тэсса голосом ровным и удивительно спокойным. – Меня даже зовут не так. И мне не двадцать два года. И я не из Канады… И бакалавриат я не заканчивала.       Она готова была перечислять дальше, о чём ещё лгала, но осеклась, когда подняла глаза на Чона. Она ожидала увидеть злость, недоумение, может быть, ярость. Но на его лице не было ничего. Оно было пугающе пустым.       – Продолжай, – столь же пустым голосом распорядился Чон. Не попросил, а именно распорядился.       – Адалин – моё второе имя. Но так меня никто не называет. Для всех я Тэсса.       – Зачем? – спросил Чон.       – Это работа.       – Ты знакомишься с мужчинами и разводишь их на деньги?       – Нет, деньги мне платят другие люди. Я знакомлюсь с мужчиной, сближаюсь и устраиваю всё так, чтобы можно было сделать фото, доказывающие его неверность. Если бы ты не расстался со своей девушкой, ей бы показали фотографии, где мы c тобой целуемся около моего дома… И другие.       – Это её родители устроили?       – Мне не говорят, кому это нужно и зачем, – сказала Тэсса. И это было лишь наполовину ложью: Ханна действительно не всегда сообщала о причинах. – Я просто делаю свою часть работы. Обычно за меня придумывают всё: где я должна встретить этого человека, как одеться и как себя вести. Мне нужно лишь быть красивой и улыбаться.       – Да, – с лёгкой ноткой пренебрежения согласился Чон, – с такой внешностью тебе не приходилось утруждаться.       Тэссу его слова задели, и больно, но она понимала, почему Чон это говорит и почему ему хочется её ранить. Она сдержалась и ничего не сказала в ответ.       – Я не понимаю, – нахмурился Чон Чонгук. – Это что-то вроде эскорта? Ты – девушка по вызову?       Тэссе показалось, её ударили, столько было в его голосе оскорбительного высокомерия.       – Нет, это не эскорт. Я не сплю с объектами. Обычно. Вернее, это вообще не нужно! – Она провела пальцами по лбу, чтобы стереть выступивший пот. – Достаточно фотографий, где мы куда-то вместе заходим, обнимаемся, сидим рядом. С тобой всё было иначе… Я могла не ездить с тобой на выставку. У нас уже были хорошие кадры. Я хотела этого. Сама.       Она ждала, что скажет в ответ Чон Чонгук, как приговора. У неё не было ни объяснений, ни оправданий. Это был шаг отчаянный и глупый, но не необдуманный. Она приняла решение рассказать правду, и втайне надеялась, что он поймёт. А ещё это был единственный способ остаться с ним.       – И что, такие услуги настолько востребованы, что этим можно зарабатывать себе на жизнь?       Вопрос удивил Тэссу. Он прозвучал так, как будто Чон Чонгука больше заинтересовала бизнес-модель, чем тот факт, что их встреча была подстроена – и с не самыми добрыми целями.       – Нет, конечно, – сказала она. – На самом деле я студентка в университете «Париж 13» и ещё подрабатываю в магазине. Но за фото платят лучше, а мне очень нужны деньги. Всё просто.       Чон Чонгук покачал головой и отошёл к окну. Он стоял возле него, оперевшись правой рукой о стекло, и смотрел на улицу.       Там ярусами поднимались крыши, крыши, крыши, и где-то вдали за ними красивая, похожая на свою собственную подделку, какая-то ненастоящая Эйфелева башня. Красная полоса маркизы перечёркивала верх «кадра» ярким всполохом.       Хотя голова Чона была опущена и широкие плечи прогнулись, словно от невыносимого давления, в этой фигуре всё равно чувствовалась такая невероятная сила, которой Тэсса не ощущала больше ни в ком.       Она сделала два несмелых шага к Чон Чонгуку, когда заметила, что его плечи подрагивают.       Тэсса остановилась в нерешительности. Она хотела сказать что-то вроде того, что сейчас уйдёт, но язык не слушался.       Чон Чонгук вдруг развернулся к ней, и Тэсса поняла, что он смеялся. Это был какой-то нервный неестественный смех. Губы Чона почти не разжимались, словно он пытался сдержаться, но не мог. Глаза его не смеялись. В них застыло злое, жестокое выражение.       – Всё это время я бегал за девчонкой, которой платили, чтобы она спала со мной, – сказал Чон и рассмеялся, на этот раз громко. – А ты хороша! Я ведь даже думал об этом – что тебя кто-то подослал. Мы говорили, помнишь? Но я не поверил. Решил, что… Какой идиот! Это просто смешно… Нелепо.       Смех, который прорывался сквозь каждую фразу Чон Чонгука, прекратился. Его тяжёлый взгляд остановился на Тэссе.       – И почему ты рассказала? – Чон убрал со лба растрепавшиеся волосы. – Пожалела бедного дурачка, который таскается к тебе через полмира?       – Потому что не хочу лгать тебе. А когда ты пропал, я думала, что больше и не придётся! Мне было плохо без тебя, но и хорошо тоже – потому что не надо было больше врать, глядя тебе в глаза. Но ты вернулся… И я поняла, что больше этого не вынесу. – Тэсса сделала вдох, надеясь, что это уменьшит боль, которая охватила её горло кольцом. Её душили подступающие слёзы. – Я не жду, что ты мне поверишь, но ты… С тобой всё было иначе. Ты для меня не такой, как все остальные. Всё было честно!       – Что «всё»?! – Чон приблизился к ней так стремительно, что Тэсса вздрогнула и еле сдержалась, чтобы не отступить назад. – Что было честно?! Твои рассказы о работе? Твоё имя? Университет, который ты якобы закончила?       – Отношения. Секс.       – О да! Секс… Было бы сложно заняться им не на самом деле.       – Я бы не занялась им с тобой, если бы не хотела сама. Я не проститутка, если ты вдруг не понял!       – И я должен в это верить?       – Нет, не должен. Я на это и не рассчитывала! Думаешь, я не знала, что будет, если рассказать тебе правду? Я поэтому и сказала, что есть способ всё закончить… Что после этого ты не захочешь больше… – Тэсса сглотнула. – Ничего уже не захочешь… Но это лучше, чем врать тебе без конца!       Чон Чонгук смерил её долгим взглядом, от которого у Тэссы едва не начали подгибаться колени, а потом двинулся к ней.       И на этот раз она не выдержала – сделала шаг назад. Она так и пятилась назад, пока не оказалась возле того самого столика с букетом. Дальше отступать было некуда.       Чон Чонгук надвигался на неё медленно и плавно, как хищник, с какой-то противоестественной грацией. Его губы были сжаты, а в глазах плескалась с трудом сдерживаемая ярость, смешанная с чем-то горячим, опасным, прекрасным, чему Тэсса не знала названия. Она смотрела на него почти что в трансе.       Когда Чон Чонгук протянул к ней руку, Тэсса могла отступить в сторону, отклониться, сделать что-то ещё, но стояла не шевелясь, как завороженная. Даже когда его горячие, точно раскалённые пальцы, обхватили её шею.       – Знаешь, что в этом самое отвратительное? – медленно, сквозь зубы проговорил Чон. – Что несмотря на всё это я не перестаю тебя хотеть… Ты обманывала меня. Ты делала это бог знает со сколькими людьми до меня… – Его голос пропитывали презрение и яд. – Я даже не знаю, как тебя по-настоящему зовут и кто ты… Ты – маленькая лживая дрянь. Это всё, что я о тебе знаю. И всё равно хочу тебя, как сумасшедший.       Чон Чонгук держал её крепко, при этом не делая больно. Тэсса представила, как эти пальцы смыкаются на её горле сильнее, не дают дышать, и страх отозвался сладким горячим спазмом внизу живота.       Она не могла произнести ни слова, но не потому, что Чон держал её за горло, а потому что тело не слушалось. Тэсса даже не была уверена, что удержалась бы на ногах, если бы не стол позади неё, за который она судорожно цеплялась, как потерпевший кораблекрушение цепляется за обломки. И она именно так и чувствовала себя – растерянной, потерявшей всякую опору, зависящей от воли стихии.       Чон Чонгук смотрел на неё с горьким и мстительным выражением.       – Ты можешь сказать, почему? – спросил он. – Что в тебе такого?!       В его голосе звучало что-то близкое к отчаянию       Тэсса – если бы могла, – задала ему тот же самый вопрос: «Что в тебе, будь ты проклят, такого?»       Она сделала медленный вдох, а потом разомкнула губы и улыбнулась.       По лицу Чона словно пронеслась тёмная тень. Он глухо застонал, а потом, наклонившись, впился в её губы своими. Он целовал её больно и яростно, словно мстил за улыбку, хотел навсегда стереть её с лица Тэссы… Или Адалин… Кем бы эта девушка ни была…       Чон Чонгук убрал руку с шеи Тэссы и, не переставая целовать и кусать, запустил ладонь ей под свитер.       Тэсса содрогнулась так, словно её ударило током. Она откинулась назад, стараясь избежать этого касания.       Чон выпрямился и прижал её сильнее к себе. Его яркие, как кровоподтёк, губы сложились в узкую злую усмешку:       – Шлюхи вызывают больше желания, чем святые.       Тэсса не успела ничего ответить: рот Чона опять вжался в её, не давая не то что говорить, не давая дышать, попеременно то терзая, то лаская.       Обеими руками Чон расстёгивал на Тэссе джинсы.       Тэсса и не думала его останавливать: даже если происходившее и было унизительно, она чувствовала в этот момент столь сильное, яростное до боли возбуждение, что всё прочее заволакивало жарким, густым маревом. Она буквально не помнила себя.       Единственное, чего она сейчас хотела – быть его. И Чон Чонгуку было не обязательно трахать её для этого. Своим поцелуями, прикосновениями своих рук он уже присваивал её.