Стеклянные дома́

She's coming for you, coming for me

She's nothing, but trouble

She's walking like me, talking like me

She's my body double

Winona Oak

      Тэсса Адалин Ким родилась в Нью-Йорке, раннее её детство прошло там же, потом они с матерью перебрались в Пенсильванию, какое-то время переезжая из одного пригорода Филадельфии в другой, потом вернулись в Нью-Йорк. Смена городов была связана с работой матери: она была театральным режиссёром, и заключала контракт то с одним театром, то с другим. С чем была связана смена домов и квартир, сказать было сложнее. В детстве Тэсса Адалин твёрдо верила, что мать действительно видела всех тех подозрительных людей, от которых уезжала, и тоже боялась их. Годам к четырнадцати её мнение поменялось. Она начала думать, что мать страдает от паранойи, и никаких подозрительных людей вовсе не существует. Тот самый первый случай и пожар – были, а вот всё остальное, по-видимому, существовало лишь в воображении Хелен Кэрролл.       Когда Тэссе исполнилось двенадцать, они переехали в Англию, потому что у матери завязался роман с одним британским драматургом. На вкус Тэссы его пьесы были претенциозной дрянью, на вкус критиков тоже. Если бы сэр Винсент зарабатывал себе на жизнь написанием пьес, то помер бы с голоду. К счастью, сэр Винсент был очень богат. Эти три года в Лондоне были самыми спокойными в жизни Тэссы – если не считать несчастного случая в поместье, из-за которого Тэсса оказалась в больнице,– но карьера матери, и до того не слишком блистательная, была окончательно разрушена неудачными постановками бездарных драм сэра Винсента. Хотя неправильно было говорить, что неудачными были постановки: сами пьесы были настолько безлики и плохи, что с ними ничего не смогли бы поделать даже Сэм Мендес или Руперт Гулд. Потом они вместе с Винсентом перебрались во Францию, и около полугода прожили в чудесном шато, которое он снимал. Но, к сожалению, только полгода, потому что мать рассталась с Винсентом. Возвращаться ни в Великобританию, ни в Штаты они не захотела, тем более, что нашла место преподавателя режиссуры в театральной академии.       Их жизнь была внешне однообразной и даже благополучной, но паранойя матери усиливалась. Она всё реже выходила на улицу, а в квартире после долгих согласований с владельцем установили навороченную систему сигнализации. Тэсса уговаривала мать обратиться к доктору или хотя бы психологу – она наблюдала за ней в те дни, когда не ходила в школу, и убедилась, что за матерью никто не следил. Та бросала испуганные и подозрительные взгляды на случайных людей, и в то же время не заметила действительно следившую за ней Тэссу. Мать считала, что ей не нужна помощь врачей, только полиции. Но в полицию она тоже не обращалась.       Тэсса не могла её винить: матери многое пришлось пережить, и те события действительно были странными. Тэсса очень хотела разобраться в произошедшем, но мать ей не позволяла и сделала всё, чтобы запрятать все следы, которые ещё оставались. Она считала, что Тэссе ради собственного блага следует держаться как можно дальше от семьи отца.       Со смерти матери прошло уже больше полутора лет, но не было ни одного дня, чтобы Тэсса не подумала о том, что если бы была настойчивее, что-то придумала и заставила мать в конце концов сходить к специалисту, то та была бы сейчас жива. Знакомые и психологи могли сколько угодно говорить ей, что она в шестнадцать, семнадцать, да даже и восемнадцать лет не могла нести ответственность за взрослого человека, но Тэссу это не утешало. Она считала, что могла. Должна была.       Из-за внезапной смерти матери Тэсса уже на первом курсе оказалась в ситуации, когда деньги были нужны настолько отчаянно, что она согласилась помочь Ханне.       С Ханной они познакомились за год до поступления в университет, а потом та, проучившись неполный семестр, решила, что образование ей не так уж и нужно. Она с шестнадцати лет работала в модельном агентстве и уже получала неплохие деньги. Ханна решила, что доучиться она сможет позднее, а вот такого лица, как сейчас, у неё никогда уже больше не будет. Она ездила из страны в страну, а потом судьба занесла её в Гонконг, где её и нанял господин Сугимото. Он работал на крупное детективного агентство из Токио и специализировался на особом типе заказов. Вообще в агентстве было более пятисот сотрудников в одной только Японии и ещё пара десятков в других странах Юго-Восточной Азии. Клиентами филиалов тоже были в основном японцы, которым нужно было проследить за мужем, женой или партнером по бизнесу, уехавшими в командировку в Китай или Индонезию. Местные к ним обращались редко.       Услуги, за которые отвечала команда господина Сугимото, не афишировались; на сайте детективного агентства о них не говорилось. Но клиенту, попавшему в сложную ситуацию, сообщали, что есть отдельная служба, для самых деликатных дел. Людей вроде господина Сугимото и его подручных называли «вакаресасея» – те, кто ломает. Ломали они в основном отношения. Иногда, впрочем, помогали их восстановить, но для этого обычно всё равно требовалась сломать какие-то другие отношения, чтобы мужчина или женщина, оставшись в одиночестве, вернулись к старому партнёру.       Чаще дела были простыми: недолго пообщаться с объектом, чтобы детектив успел сделать компрометирующие кадры; но иногда разрабатывались сложные многоходовые операции.       Тэссе сложно было оценить масштаб деятельности Сугимото, но если судить по тому, что даже в Европе для Тэссы регулярно находилась работа – а она вряд ли была единственным европейским помощником, – агентство ломало не менее сотни отношений в год.       Тэссе не нравилось то, чем она занималась, сразу по нескольким причинам. Это было жестоко и подло, даже грязно – хотя это нельзя было назвать проституцией. То, что она переспала с Мин Юнги, было её личным делом. Секса с объектами от неё никто не требовал и за него отдельно не платили. Платили ей только за поцелуи и объятия.       В общем, работа была сомнительная, но ей надо было доучиться эти несчастные полтора года.       Если быть до конца честной, она могла и не брать полный трёхгодичный курс и ограничиться двумя, но она просто не представляла, что будет делать дальше, если выпустится уже этим летом. Где искать работу? Как? Чтобы наняли не гражданина Франции, а американку, той нужно было обладать каким-то уникальными талантами и умениями, которых у Тэссы, увы, не было. В Штатах она была последний раз три года назад, близких людей там не осталась, и Тэсса с трудом представляла взрослую жизнь там.       Надо признать честно, она боялась. Ей казалось, что лучше доучиться – это было что-то понятное в сравнении с будущей совершенно непонятной, непредсказуемой взрослой жизнью. А ещё она надеялась, что за оставшееся время она сумеет продумать какой-то план, решит, что делать дальше.       Тэсса никогда не была особенно решительной. В отличие от Адалин.       Она использовала своё второе имя, когда в первый раз пошла на встречу с объектом. Наверное, вообще не стоило называть ничего своего, назваться Клэр или Амели, но тогда это показалось ей отличной идеей. На самом деле это было плохой идеей хотя бы потому, что первый её клиент, господин Курокава, даже не мог выговорить это имя.       Но ни имя, ни успешное выполнение «задания» в конце концов оказались не так уж важны. Главным было то, что Тэсса открыла в себе Адалин. Это не было раздвоением личности или ещё чем-то в этом роде. Просто Тэсса, когда лгала о себе от начала до конца: про возраст, происхождение, учёбу, вкусы – чувствовала себя такой свободной, какой не чувствовала никогда. Она вдруг поняла, что может делать всё, что угодно, потому что смущение, стыд, вина, последствия – всё это не коснётся её настоящую. Что бы ни было сделано сейчас, как бы некрасиво она ни поступала по отношению к господину Курокаве, – это сделала не она, а кто-то другой. Адалин.       Тэсса не была особенно скромной, но и раскрепощённой себя тоже не назвала бы. И она точно не была той, кто сможет по чьему-то заданию познакомиться с мужчиной, притвориться заинтересованной, позволить себя обнимать и обнимать в ответ, чтобы получились нужные кадры. Она решила попробовать от отчаяния и готовилась к провалу, но в итоге ей даже не пришлось переступать через себя, кроме, может быть, самого первого шага. Это было похоже на игру на сцене, но не было в полном смысле этого слова игрой. Она как будто по-настоящему проживала жизнь этой беззаботной, лёгкой, улыбчивой Адалин, которая запросто могла заговорить с кем-то на улице и поощрять ухаживания мужчины.       Тэссе казалось, что она пьяна, потому что ей владела какая-то бесшабашная весёлость, лёгкость… Её даже не заботило, что господин Курокава не понимает и половины того, что она говорит: его английский был неплохим, но не до такой степени, чтобы понимать быстрое щебетание Адалин. Господина Курокаву это тоже не сильно смущало, даже если бы она говорила по-японски и он понимал каждое слово, то всё равно не вникал бы в суть сказанного. Он откровенно любовался Адалин: тем, как блестели её глаза, как приподнимались брови, открывались и закрывались губы. Тесса чувствовала, что он заворжён ей, и от этого становилась ещё смелее и раскованнее. Она понимала, что легко заставит его обнять себя так и в то время, когда ей будет нужно. И то, как легко мужчина подпал под её власть, веселило, но и немного пугало тоже.       И сейчас, когда она готовилась ко встрече с Чон Чонгуком, Тесса думала, что ещё одна причина, почему она согласилась взяться за это дело, была в том, что она скучала по Адалин. Она снова хотела тех же самых ощущений, то же свободы и той же власти.       Тесса изучила всё то, что ей прислали на Чон Чонгука. Агенство всегда составляло целую стратегию – о чём говорить, как себя вести, какие темы не затрагивать, какие взгляды озвучивать. По Чону такая стратегия тоже была, но не такая детальная, как обычно. Видимо, о нём не так много сумели раскопать.       Мин Юнги – и почему она никак не может перестать думать о нём? – был пусть и сверхъестественно богатым человеком, но любил развлечения, толпу, большие сборища гостей, так что про него не только детективы, но едва ли не любой мог узнать многое. Не код от сейфа и сколько человек в его охране, конечно, а какие девушки ему по вкусу, что он предпочитает, а что терпеть не может, каким политикам симпатизирует и какую музыку слушает. Чон Чонгук оказался человеком другого склада. Конечно, он не был промышленным магнатом, как Мин Юнги, и журналисты не пытались вызнать подробности о его отношениях или том, куда он отправился на выходные, но даже если бы попытались, то мало что нашли. Чон Чонгук вёл скрытную жизнь. Даже на ужин предпочитал ездить в клубы или другие закрытые от обычной публики заведения. То немногое, что о нём было известно, заказчики узнали от своей дочери.       Тэссе не понравились те варианты знакомства, которые предлагало агентство. Сложно было объяснить, что с ними не так, но они казались одновременно слишком банальными и слишком умышленными – такими, которые сразу возбудят подозрение такого человека, как Чон Чонгук. Ей он казался недоверчивым и осмотрительным. Если бы он оказался чокнутым параноиком, она бы даже не удивилась.       Она перезвонила Ханне, чтобы переспросить, правильно ли она поняла, что с Чон Чонгуком уже начинали работать другие девушки.       – Да, пытались, – подтвердила Ханна, – но он их отшил. Вряд ли что-то заподозрил. Возможно, посчитал, что они для него недостаточно хороши.       – В каком смысле недостаточно хороши?       – Сложно сказать. В девушке должен быть класс… Она может быть в самых дорогих шмотках, ухоженной, с платиновой картой, но класса всё равно нет.       – И как вам помогу я? – усмехнулась Тэсса. Она осмотрела свою унылую комнату, задержавшись взглядом на дешёвых джинсах, брошенных на кровать.       – Ты умеешь этот класс изображать. Все, кто видел, говорят, что очень правдоподобно.       Тэсса сама не знала, откуда в ней это было. Возможно, то, что она почти четыре года прожила с сэром Винсентом, присмотрелась к его манерам, как и к манерам его родных и знакомых, сыграло свою роль. Мать говорила, что у Тэссы нет актёрских задатков, но, может быть, на каком-то глубинном, почти бессознательном уровне они всё же были. Она не могла копировать что-то намеренно, но могла словно бы «переключаться» – и говорила, улыбалась, жестикулировала так, как это делали все те естественно, неуловимо роскошные женщины, что приезжали на приёмы в лондонский особняк или загородное поместье сэра Винсента.       Никакой глупой чопорности, нет… Только то, что Ханна называла «класс». Адалин в этом была хороша.       После того, как Тэсса изучила файлы, у неё ушло ещё полдня на то, чтобы придумать, как ей подобраться к Чон Чонгуку. Наверняка у кого-то такие вещи возникали в голове моментально, вспыхивали, как лампочка; но Тэссе нужно было покрутить всё в голове, даже перестать об этом думать, чтобы информация улеглась, утряслась и родилась наконец идея. Идею ещё нужно было согласовать с Ханной, но Тэсса решила обойтись без лишних подробностей. В агентстве не любили необычные планы; там считали, что нет ничего лучше, чем просто подсесть к кому-то в баре ресторана.       Тэсса не думала, что Чон из тех, кто будет сидеть в баре. У этого человека наверняка найдутся более интересные занятия. Даже если он захочет снять девушку, то уж точно сделает это не так. К тому же, он приехал в Париж по делам. Как говорилось в файле, у Чон Чонгука была пожилая родственница, двоюродная бабушка, которая прожила последние тридцать лет во Франции. После смерти мужа она переехала туда из Гонконга, купила маленькую квартиру в Париже, большое шато в Юра и какое-то время жила там, никуда не выезжая. Через несколько лет она вышла замуж повторно. Детей у неё не было. После её смерти супругу досталась внушительная, хотя и не гигантская сумма денег, а всё прочее, включая само шато и хранящиеся в нём произведения искусства, по завещанию отошло племяннице покойной. Муж был этим крайне недоволен, подал иск в суд, и делом этим занималась не сама племянница, а её сын, Чон Чонгук. Тяжба недавно завершилась в его пользу, и он приехал в Париж, чтобы подписать бумаги и окончательно завершить двухлетнюю эпопею с наследством.       Сценарий Тэссы агентство одобрило буквально за два часа, невероятная для него скорость, учитывая то, что в Гонконге сейчас была ночь. Теперь осталось подобрать той версии Адалин, что собиралась вскоре встретиться с Чон Чонгуком, декорации.       Поиском подходящей квартиры занялось агентство, Тэсса сказала только, в каком районе нужна квартира и какой она примерно должна быть. Квартиры обычно искали через AirBNB, и при стандартном графике на это уходила неделя. До приезда Тэссы квартиру осматривали нанятые агентством Сугимото люди, потому что владельцы квартир часто ставили скрытые камеры, иногда настолько незаметные, что без детекторов электромагнитного излучения или оптических детекторов их невозможно было найти. Делали они это вовсе не из-за того, что хотели получить компрометирующие кадры или по ещё каким-то недостойным причинам – по крайней мере, Тэссе хотелось верить в людей и надеяться на это. Хозяева просто боялись за мебель и ценные вещи. Но агентству Сугимото требовались абсолютная конфиденциальность и секретность, так что всё тщательно проверялось.       Тэссе нужно было позаботиться только о сценарии и о соответствующем легенде внешнем виде.       Кое-какая подходящая одежда у Тэссы была, но ей нужен был строгий деловой костюм, может быть, даже излишне строгий, чтобы казаться немного старше своего возраста.       То, что Ханна говорила про любые деньги, конечно же, правдой не было. Поэтому деловой костюм Тэсса купила не от Шанель, а от Hugo Boss, и то по скидке. Но выглядел он на ней просто великолепно. Сначала она не хотела его мерять, глубокий сине-серый цвет показался ей слишком мрачным, но в итоге именно он оказался идеальным. Юбка была длиннее, чем Тэсса хотела, но зато впереди был разрез, не вульгарный, но намекающий.       Она купила ещё кое-что и с тремя большими сумками поехала назад в свой пригород на такси. В машине было тепло, играла мягкая, журчащая музыка, так тихо, что Тэсса не разбирала не то что слов, даже языка, на котором пели. Она чуть не заснула.       Дома она сразу убрала все покупки во второй шкаф. Прямо возле шкафа стояла кровать, так что дверцы его открывались только на треть. Раньше там висела одежда матери, а потом он стал как будто бы даже и не нужен. Тэсса предпочла бы, чтобы его не было, зато у неё появилось бы ещё несколько шагов пространства, но даже думать было нечего, что месье Мийо позволит сломать перегородку. Да у Тэссы и денег на перестройку не было. Но зато в этом шкафу подружки, иногда заходившие к Тэссе, даже случайно не смогли бы заметить одежду и обувь, которая студентке Тэссе Ким явно была не по карману.       Костюмерная Сугимото – так называла про себя Тэсса этот шкаф.       Вообще-то, к ней не слишком часто заходили подруги – вся жизнь велась на кампусе в Бобиньи и в расположенных рядом общежитиях, – но как раз сегодня собирались. А Тэсса ещё не придумала, чем она объяснит своё отсутствие на занятиях. Говорить, что заболела, было нельзя – вдруг кто-то решит её навестить. Про дела, связанные с наследством, она уже говорила, да и это не потребовало бы нескольких дней отсутствия. Тэсса решила сказать, что у дальних родственников тур по Европе, и они пригласили её присоединиться на несколько дней.       Рано утром в понедельник Тэсса отравилась в арендованную для неё квартиру в Одиннадцатом округе. Она быстро осмотрела её – маленькая, стильная, очень подходящая молодой девушке – выложила вещи из чемодана и портпледа и отправилась в салон.       Нельзя было сказать, что Тэсса не ухаживала за собой, но так как с деньгами было туго, то косметику она покупала только самую необходимую и не очень дорогую, а к косметологу не ходила вообще. И даже не считала, что в её возрасте это так уж и нужно. По крайней мере, выглядела она не хуже тех девушек, которые постоянно ходили на какие-то процедуры.       На кожу Тэсса точно не жаловалась. Она всегда считала, что пошла в мать: у той кожа даже в пятьдесят была гладкая, бархатистая, без расширенных пор или звёздочек. Но мать говорила, что у Тэссы кожа в отца. Тэсса его не помнила, и фото, которые видела в детстве, остались в памяти настолько размытыми, что Тэсса даже черты лица помнила нечётко, не то что кожу… Мать уверяла, что кожа у Ким Сону была невероятная, светлая, идеально ровная.       И всё же, какой бы прекрасной ни была генетика, после процедур в салоне кожа и волосы начинали по-особенному сиять и приобретали, пусть и ненадолго, дорогой и ухоженный вид.       Проведя в салоне больше пяти часов, Тэсса пообедала, вернулась домой, переоделась в новый костюм и прочие вещи, что были заготовлены специально для этого случая, и сделала несколько фото для Ханны. Та настаивала, что должна лично убедиться, что Тэсса выглядит так, как нужно. Пару раз Ханна просила что-то подправить, например, сделать макияж ещё менее ярким, но обычно оставалась довольной. И в этот раз тоже.       Тэсса и сама себе сегодня нравилась. Макияж ей сделали удачный. У неё было не очень широкое лицо, маленький подбородок и большие глаза, так что если накрасить не так, как нужно, лицо казалось кукольным, едва ли не детским.       Отцом Тэссы был кореец, а мать была американкой, в которой было намешано много разных кровей: среди предков были и англичане, и ирландцы, и поляки, и французы. От матери Тэссе достались только серо-зелёные глаза, очень светлые и без голубого оттенка, о чём Тэсса жалела. Она всегда хотела ярко-голубые глаза, как у бабушки. Возможно, мамины гены смягчили овал лица, сделали черты менее резкими, но вот всё остальное: правильной формы нос, широкие брови, резко вычерченные губы, тёмные волосы – было от отца. По крайней мере, так говорила мама. Она говорила, он был очень красивым, самым красивым, кого она видела в жизни.       Тэсса на внешность тоже не жаловалась. Она знала, что красива, но, пожалуй, не в том смысле, который заставляет мужчин поворачиваться вслед девушке. На неё обращали внимание только те парни, с которыми она проводила вместе какое-то время, например, одногруппники или одноклассники, знакомые её подруг, постоянные покупатели в магазине. Тэсса от этого не страдала – она не очень любила чужое внимание, – и объясняла всё тем, что за её лицо просто не цепляется взгляд. Но потом оказалось, что она ошибалась. Когда она была в образе – когда она была Адалин, – её провожали глазами, её замечали, её красоте отдавали должное, от её улыбки, если, конечно, удостаивались такого, не могли отвести взгляда.       Проблема была в том, что она не хотела быть Адалин всегда. Это была игра, и как любая игра, она сначала захватывала, а потом утомляла.       Тэсса надеялась, что Чон Чонгук тоже не сможет отвести от неё глаз сегодня. Ханна уверяла, что не сможет. Ей не понравилось в образе только то, что Тэссе убрали волосы в плотный узел на затылке, она считала, что их лучше распустить, но Тэсса настояла на своём: сегодня её роль предполагала деловой стиль, а значит, распущенные волосы до середины спины не подходили.       В досье утверждалось, что объект уезжает по делам рано утром, обедает в городе, возвращается в отель на несколько часов, а потом выходит для более «личных» дел: посещает картинные галереи, бутики и ателье, потом ужинает – иногда в одиночестве, иногда со знакомыми. Сегодня был пятый день пребывания Чон Чонгука в Париже, и оставалось только надеяться, что он не изменит обычному расписанию.       Когда Тэсса выходила из дома, начал моросить дождь, но зонт она брать не стала – лишняя вещь будет мешаться, а ей нужно было всего лишь добежать до такси. И она очень рассчитывала, что любезность швейцаров такого отеля, как «Лё Бристоль», простирается достаточно далеко, чтобы над ней раскрыли зонт.       Но если думать чуть дальше швейцара, то такой дорогой отель, конечно, был проблемой: там на постояльца, сидящего в фойе, обязательно обратят внимание, скорее всего, даже поинтересуются, не надо ли помочь, имея в виду, не ошиблась ли она заведением и не стоит ли ей посидеть в другом месте, потому что это место – для постояльцев, их гостей и тех, кто пришёл в ресторан, ни для кого больше. Если бы это был большой недорогой отель, она могла бы сидеть в кресле хоть полдня, и никто бы слова не сказал.       Всё произошло точно так, как она и предполагала: швейцар ей помог, а вот портье сразу засомневался в том, имеет ли она право тут находиться.       Тэсса – вернее, Адалин, специалистка по холодному самоуверенному тону – на его вопрос, чем он может ей помочь, ответила, что у неё назначена встреча с одним из гостей. Фойе было просторным, столики с креслами отстояли далеко друг от друга, чтобы гости могли разговаривать, не мешая соседям, и Тэсса выбрала тот, что находился ближе всего к лестнице и лифту. Тут ей повезло: как бы ни решил Чон Чонгук спуститься, она бы сразу его заметила.       Через несколько минут к ней всё же подошёл администратор – вдруг она была журналисткой, преследующей гостя неудобными вопросами или навязчивой фанаткой кинозвезды? Тэсса сказала, что у неё встреча с господином Чон Чонгуком по деловому вопросу. Господин Чон задерживается, а она не знает его личного номера, ассистент не отвечает, и она была бы очень признательна, если бы администратор позвонил в номер и напомнил господину Чону о встрече. Разумеется, администратор не стал беспокоить гостя.       Тэсса не сомневалась, что через какое-то время администратор вернётся или, растеряв терпение, позвонит в номер.       Да, риск провалиться был, но как иначе достичь результата?       Тэсса разглядывала висевший на ярко-синий гобелен с королевскими лилиями. Вдруг из ниоткуда появилось ощущение, что она ввязывается в историю почти мистическую. Она отличалась от остальных, чем-то неуловимо отличалась… Может быть, просто потому, что Тэсса впервые оказалась в таком месте – практически во дворце. Нет, она была и в более пышных залах, в Версале, например, но одно дело – музей, другое – роскошь, среди которой кто-то живёт. С Мин Юнги она познакомилась в пусть и дорогом, но просто в ночном клубе. Туда с улицы было не попасть, но у Ханны были кое-какие связи. А потом они…       – Хватит о нём думать, – приказала себе мысленно Тэсса. – На этот раз всё будет иначе.       Тэсса изредка посматривала на часы. Она ориентировалась на данные из отчётов, но вполне могло так случиться, что именно сегодня у Чон Чонгука заболит голова, испортится настроение, начнётся важный звонок или видеоконференция с советом директоров. Тэсса начала постукивать ногой в узкой лилово-пурпурной туфле по ковру, но быстро остановилась. Нельзя показывать нервозность.       Ожидание выматывало хуже настоящей встречи.       К настоящей встрече она была готова. Что-то сладко и напряженно трепетало в предвкушении. Волнение согревало кровь в венах, и Тэсса знала, что красива сейчас, как никогда красива: глаза блестели, улыбка на губах была не механически-вежливой, а живой, тревожащей. Тэсса хорошо знала своё лицо, может быть, не так, как актрисы и модели, но знала, каким оно бывает и когда…       Она услышала шаги на лестнице и чуть скосила глаза в ту сторону. Но нет, это был не Чон Чонгук, а немолодая женщина, за которой коридорный нёс старинного вида пухлый саквояж из ярко-фиолетового бархата.       Прошло ещё десять минут. Тэсса со своего места не видела администратора, но предполагала, что его терпение на исходе.       Послышался шум лифта. Тэсса приготовилась, выпрямила плечи. Плащ, который лежал на коленях, переложила на подлокотник дивана. Двери мягко раздвинулись, звякнули.       Тэсса чуть наклонилась влево, чтобы увидеть, кто выйдет из лифта.       Это был он, Чон Чонгук. Позади шёл телохранитель.       Тэсса резко поднялась на ноги, но шла не слишком быстро – чтобы телохранитель не увидел в ней угрозу.       – Господин Чон! – громко произнесла она. – Извините, что отвлекаю вас, но я бы хотела поговорить о проекте дома…       Её голос в мраморной коробке вестибюля казался гораздо более звонким и громким, чем был на самом деле.       Чон Чонгук обернулся. Очень спокойно, хотя многие другие вздрогнули бы, окликни их кто-то вот так неожиданно.       Он был таким же картинно-красивым, как на фото, но оказался выше, чем Тэсса предполагала. Она была в туфлях на высоком каблуке и ожидала, что их лица окажутся вровень, но нет – даже так Чон Чонгук смотрел на неё сверху вниз.       Очень высокий, очень красивый и очень уверенный в себе. Эту его уверенность можно было почувствовать едва ли ни физически – словно перед Чон Чонгуком стоял стеклянный экран, граница, которую никто не рискнул бы пересечь.       Тэсса почему-то ожидала увидеть его в деловом костюме, но у Чон Чонгука под серым распахнутым тренчем были чёрный свитер с высоким горлом и мягкие чёрные же брюки без стрелок.       Тэсса протянула Чон Чонгуку руку.       – Меня зовут Адалин Томас…       Телохранитель встал между ними:       – Мисс, прошу вас отойти, – произнёс он на английском с сильным французским акцентом.       – Но это очень важно, – Тэсса встала ровно на пути Чона. – У меня была назначена встреча, ваш секретарь созвонилась со мной, но, видимо, произошло недоразумение и…       – Мисс, я повторяю, – охранник придвинулся к ней.       – Руссе, погодите, – одёрнул его Чон Чонгук. – О какой встрече идёт речь, мисс Томас?       – Которая была назначена на пять часов вчера вечером.       – Вы уверены? – Чон Чонгук свёл брови. – Кто вам её назначил?       – Секунду, я посмотрю в телефоне. Я не запомнила имени секретаря, может быть, его и не было. – Тэсса сделала осторожны шаг назад и подхватила плащ с подлокотника.       – Если это так важно… – Она вытащила телефон из кармана и начала нажимать на кнопки. – Пожалуйста, не составляйте мнение обо мне только потому, что я не обратила внимание на имя, – торопливо добавила она, умоляюще взглянув на Чона. – Я очень ответственная, предельно ответственная. Я уверена, вы не найдёте кандидатуру лучше.       – Я так и не понял для чего, – Чон Чонгук склонил голову и разглядывал Тэссу со скучающим любопытством. – Мне, кажется, действительно произошло недоразумение…       Тэсса была уверена в этом. Потому что она же недоразумение и подстроила, но она была уверена и в другом. В том, что человек вроде Чон Чонгука не оттолкнёт с дороги привлекательную и явно чем-то расстроенную девушку.       – Где же находятся отменённые встречи? Тут? Нет… – Тэсса в притворном отчаянии прикусила губу. Она зажала телефон в ладони. – Я не хочу отнимать у вас время… Мне нужно буквально пять минут. Это насчёт шато, вы же искали человека…       На лице Чон Чонгука отразилось недоумение, но не гневное, а скорее неуверенное. Словно он сомневался, а не было ли действительно какого-то вопроса, связанного с шато, в его расписании.       – Мы можем присесть? – спросила Тэсса. – Или перейти в ресторан, там будет удобнее.       Двери лифта позади них открылись, и оттуда вышло четверо человек: родители и двое детей-подростков.       – Пожалуй, лучше ресторан, – согласился Чон, окидывая Тэссу очередным внимательным взглядом. Далеко не первым. Она всё это отмечала.       Чон Чонгук смотрел на неё с равнодушием, которое было скорее притворным – хотя он явно был из тех людей, чьи настоящие эмоции не так-то просто разгадать. И Тэсса думала, что Чону нравилось то, что он видел.