Aggression

      Гон был адским. Он и так всегда проходил тяжело, но в этот раз был только туман из возбуждения, которое не снималось простой дрочкой.       Впервые волк требовал омегу. Не было агрессии и головной боли, как происходило обычно, только тянущее возбуждение, что Чан не мог удовлетворить. Член всё время стоял колом, а узел не хотел спадать. И Бан мучился, точно в бреду.       Рука быстро водила по члену, иногда замедляясь, чтобы надавить на головку. Чан чувствовал приближающейся оргазм, от чего всё тело налилось предвкушением. Он начал сжимать орган сильнее, чтобы дойти до пика. Сперма толчками стала выходить из члена, а узел увеличился в размерах, но… никакого удовлетворения. — Я знаю, что тебе нужен дынный омега, — охрипшим голосом пробормотал Чан. — Я тоже его хочу, но не мучай нас двоих.       Внутренний зверь устало заскулил и спрятался глубоко внутри, давая Бану наконец-то отдохнуть за эти четыре долгих дня. Чан сразу провалился в долгожданный сон, надеясь проснуться, когда сознание полностью проясниться.       Темнота вдруг наполнилась ярким, но расплывчатым образом неизвестного парня. Точно омеги… Мягкие пропорции тела, пышные бёдра и маленькая ладонь, что в руке Криса одновременно смотрелась мило и комично. Омега настойчиво тянул Бана куда-то в пустоту. Осязаемого пространства не было, вокруг была только чернота, в который выделялся подсвеченный силуэт омеги — его спасение, последний шанс спастись от самого себя.       Пространство с каждым шагом сужалось и становилось похожим на узкую пещеру, сдавливающую лёгкие и перекрывающую доступ к кислороду. Невидимые стены всё сильнее и сильнее сжимали Чана, пока юркий омега шёл напролом, не замечая проблемы широкоплечего альфы.       В далеке неожиданно показался свет, который заставил глаза Чана слезиться от болючей рези. Омега засуетился и уже побежал к свету, крепко сжимая руку альфы. Бан спотыкался в узком пространстве и ориентировался в нём с трудом, слепо следуя за незнакомым омегой. Ему было слишком мало места, казалось, что и воздуха становится всё меньше и меньше.       Омега резко остановился в шаге от долгожданного света и развернулся к альфе, прошептав: — Я тебя не приму, — незнакомец начал растворяться в пространстве, становясь с каждым мигом всё прозрачнее и прозрачнее. Чан схватился за растворяющиеся плечи омеги, которые с его прикосновениями сразу стали неосязаемыми. Последнее, что увидел Бан — это яркие шоколадные глаза, которые смотрели то ли со скрытой болью, то ли с насмешкой, и он проснулся.       Горло было ужасно пересушенно, Чан встал с кровати и, выпив долгожданный стакан холодной воды, отправился в душ, чтобы стереть белёсую жидкость, что успела засохнуть и неприятно стягивала кожу, напоминая о сложных ночах и… сне.       Сновидение не давало покоя Чану и в душе: «Почему же не примешь, дынный омега?» — летало в мыслях. А в том, что это омега, пахнущий дыней, Чан не сомневался.       Чану нужно к альфологу. Срочно.       Чтобы найти альфолога в Сеуле, столице Южной Кореи, Бану и Чонину пришлось знатно напрячься и напрячь интернет. С вымиранием внутренних зверей исчезла и такое направление медицины. А Чану не нужен любой врач, ему нужен специалист с его специфическим случаем. Пока не умер дед, то именно он старался помочь внуку поладить и ужиться с волком, но с его смертью Бан не хотел больше ни к кому обращаться до той поры, когда зверь не стал слишком агрессивным.       Его нынешний альфолог был уже дедулей, который отличался болтливостью и радостным духом и отношением к жизни. — Как быстро ты ко мне вернулся! — воскликнул господин Пак, усаживая уставшего Чана на кушетку. Врач поморщился и добавил: — Как от тебя сильно пахнет, аж ноздри морозит… Гон был?       Альфа кивнул и растерянно добавил: — Похоже, я так спешил, что забыл наклеить удерживатель. — Сейчас дам, — ответил господин Пак и вытащил из тумбочки прямоугольную упаковку «Удерживатель запаха для альф». Он вытащил из пачки один липкий квадратик, который чем-то похож на пластырь, но не имел мягкой подкладки и был полностью прозрачный, чтобы быть незаметным на коже. Удерживатель клеился на феромонную железу и блокировал запах. — Ты меня прости, конечно, но мята такой тяжёлый запах, что мне возле тебя сложно стоять… — врач вдруг задумался и через несколько секунду добавил: — Хотя ты сильный альфа и волк у тебя сильный, неудивительно, что природа наградила тебя тяжёлым запахом.       Чан улыбнулся на слова господина Пака и начал рассказывать о самой важной проблеме: — Гон прошёл необычно. Если всегда в гон я просто агрессивный и никакого сексуального влечения не чувствую, то в этот раз было желание заполучить в свою постель одного конкретного омегу. — Что за омега?       Бан пожал плечами: — Я его не видел. Только чувствовал запах — яркая, вкусная и душистая дыня. Хочется окружить себя этим запахом и никогда не отпускать. — Тогда поздравляю, Чан, с такими чувствами уже к запаху, — улыбнулся господин Пак так широко, что глаза превратились в щёлочки, — ты точно встретил истинного. — Я так и подумал, потому что один из моих сотрудников почувствовал мой запах, а вы знаете, какими удерживателями я пользуюсь. — Очень сильными, — кивнул врач. — А сейчас волк как себя ведёт?       Осознание резко ударило в голову. Внутренний зверь не появлялся с гона, не мучил с утра и в душе его обычными возмущёнными рычаниями и ворчаниями. Вот откуда эта пустота и усталость, тянущая ко сну. — Он не появляется с гона, — поражённо пробормотал Чан и с испугом в глазах посмотрел на господина Пака. — Плоховато, — протянул врач и покачал головой. — Сновидения какие-то были? — А к чему это? — Внутренний зверь мог общаться так с тобой, возможно, его что-то мучает. — Было, — сердце Бана почему-то забилось быстрее. — В нём был омега, который вёл меня по темноте и, когда мы почти дошли до света, то он сказал, что не примет меня, и растворился. — У тебя много омег было? — спросил врач и посмотрел на нахмурившегося Чана. — Мне уже тридцать четыре.       Господин Пак рассмеялся с глупости, которую спросил. — Да, прости, Чан, — фыркнул он. — Я подозреваю, что многие омеги сами на тебя вешались, поэтому волк стал более самоуверенным, а сейчас он чувствует, что истинный омега не хочет его принимать, и это бьёт по самолюбию. — С чего он это решил? — удивлённо спросил Чан и посмотрел на врача, что достал листочек и начал что-то писать в нём. — Этого я сказать не могу, — ответил господин Пак. — Но я бы посоветовал ему верить. Возьми, — на листке была написаны новая фирма удерживателей запаха. — Предлагаю пользоваться сейчас этой фирмой, если твои нынешние барахлят. Такими пользуются при беременности омеги, чтобы тот всегда чувствовал запах своего альфы, остальные не будут чувствовать даже отголоски. Будут работать исправно, думаю, хотя они и реагируют на метку, но истинность тоже распознают. — Каким образом? — вертя в руках маленький листочек, спросил Бан. — Частички твоего запаха уже есть в нём с рождения по факту вашей истинности, а эти удерживатели не реагируют на людей, у которых много запаха того, кто прячет его. Соответственно, много запаха только у тех, кто помечен альфой, или у истинного, хотя он и не чувствуется. — Как далеко ушли технологии… — пробормотал Чан. — Вообще! — воскликнул врач. — В моё время, мы запах не скрывали, потому что были только таблетки, которые не хило так портили связь с внутренним зверем, а сейчас зверей нет, а запах можно скрыть легко и без вреда для здоровья.       Господин Пак ещё долго бы болтал о лихой молодости, но Чан предпочёл быстро попрощаться и отправится в компанию, чтобы найти истинного. Ну да, и съёмки завершить, конечно.       Секретарь Ян так и сидел на своём месте и печатал что-то, быстро бегая пальцами по клавиатуре. Увидев Чана, тот сразу вскочил с кресла и поклонился. — Вам уже лучше? — поинтересовался Чонин. — Да, не переживайте, — вежливо улыбнулся Бан. — Я могу назначить съёмки на сегодня? — спросил секретарь, открывая блокнот с директорском расписанием. — Хорошо. Мне непринципиально, — сказал Чан и скрылся за дверью своего кабинета.       За четыре отсутствия накопилось приличное количество бумажной волокиты, которую Бану нужно просмотреть и подписать. Только Чан потянулся к первой папке, как в кабинет зашёл Сынмин, широко улыбаясь и держа в руках ещё одну увесистую пачку документов. — Чан, тут все документы на участие Рюджин в шоу, помнишь, я к тебе заходил?       Чан вздохнул, но кивнул на стол и ответил: — Такие самостоятельные. — Ты слишком долго отсутствовал, у нас не было столько времени, — протянул Сынмин и уселся напротив директора. — Ты знал, что по компании уже поползли слухи о отсутствии у тебя вежливости и бездушности?       Альфа нахмурился, с вопросом посмотрев на племянника, и тот продолжил: — Будто ты плохо обошёлся с трейни. — Весело, — усмехнулся Чан. — Мне было плохо, а во время моего отсутствия я получаю такое уважение. — Ты только не заводись, — вскочил со стула Сынмин и положил руки на плечи дяди, чтобы подбодрить и успокоить. — Прекрасно знаешь же, что каждый в компании очень любит и уважает тебя. — Надеюсь на это, Минни, — улыбнулся Чан, сжав тёплую ладонь на своём плече. — А чем ты заболел? — аккуратно спросил Сынмин. У него уже было своё предположение. — Гон был, — так и думал. — А ещё я похоже встретил истинного. — Что? — воскликнул младший Бан голосом полного удивлением. — Это же такая редкость в нашем мире! — Как и внутренние звери, — фыркнул Чан. — Но как видишь, у нас у обоих они есть. — Всё самое редкое себе собрал, — расстроенно протянул Сынмин и легко и шутливо ударил дядю по плечу. — Ага, только я не знаю, как он выглядит, — рассмеялся Бан. — Значит, запах? — навострился Сынмин. Его глаза хитро заблестели, выдавая огонь любопытства, что с новой силой заиграл в юном теле. — Дыня, — сказал Чан и заметил, как племянник задумался, нахмурив брови и возведя глаза к потолку (похоже искал поддержку у небесных тел). — Но… Я не знаю ни одного омеги в компании, который так пахнет, — протянул Сынмин и хитро взглянул на ухмыляющегося Бана. — Почему сразу в компании? — Ты — старик, всё время просиживающий задницу в кресле своего кабинет! Кого ты пытаешься надурить? — Не тебя, солнце. — В любом случае, я постараюсь выяснить, кто этот или эта омега, — сказал Сынмин и направился к выходу, мечтательная и счастливая улыбка растянулась на лице, делая младшего Бана похожим на милейшего щенка. — Этот, — прошептал Чан, но Сынмин услышал и отвлёкся от телефона, резко вскинув голову. — С чего взял? — всё также хитро поглядывал на него омега.       Бан пожал плечами: — Я просто знаю, — уверенность в голосе мужчины заставила поверить в то, что нужно искать омегу мужского пола. И Сынмин найдёт! Желание помочь дяде с построением семейного счастья заиграло в нём с новой силой, что соизмеримо с извергающемся вулканом. Хотелось отплатить Чану той же искренностью и добротой, которой он одаривал все эти годы, хотелось помочь гордому одиночке. Бан попрощался с омегой и опустил взгляд на стол, который был завален множеством бумаг, и вздохнул. Часть работы, которую он ненавидит.       Занимаясь бумажной волокитой, альфа и не заметил быстро текущее время. Дело близилось к вечеру. Вдруг раздался стук в дверь и после мягкого «Войдите» в кабинет зашёл Чонин: — Съёмки начинаются через пятнадцать минут, — Чан кивнул и встал с кресла, простонав от боли в шее от долгого сидения в одном положении и схватившись за неё. Рука давила и поглаживала неприятно тянущие болью места. — Можешь взять эту стопку бумаг, секретарь Ян, — Бан указал на аккуратно сложенные договоры и отчёты, лежащие на конце стола. — Что-то подписал, где есть пометки отправь в юридический отдел. Некоторые пункты мне не понравились. — Хорошо, директор Бан, — поклонился Чонин и вышел из кабинета.       Спускался в танцевальный зал Чан в приподнятом настроении и с желанием узнать поскорее, кому же принадлежит сладкий запах дыни, что быстро вскружил ему голову и не давал покоя на протяжении всего гона. На месте съёмок было очень душно из-за летний жары. Окна были закрыты во избежании посторонних и отвлекающих звуков. Чан принюхался, напрягая все свои рецепторы… И ничего. Даже отголоска. Хорошее настроение сразу стало портиться, но альфа взял себя в руки, чтобы ярко улыбнуться омегам-трейни и наконец-то должным образом их подбодрить: — Здравствуйте, дорогие трейни! Хочу сказать о том, что вы все уже максимально трудолюбивы и талантливы, раз оказались здесь. Надеюсь, вы отдадитесь всем тренировкам и покажете себя. Я верю в вас, — Чан сжал руки в кулачки и мило потряс ими в воздухе, и омеги окончательно выдохнули и приготовились к работе.       Чан сел за выделенный ему стол, на котором лежали ручка и блокнот для записей. Пока операторы и режиссёр готовились к съёмкам и до конца настраивали аппаратуру, громко переговариваясь, Бан выписал имена каждого и каждой из десяти трейни, чтобы отмечать для себя ошибки и недочёты.       Камера навелась на нервничающих омег, и после знака от режиссёра они начали свой танец. Взгляд Чана успевал подмечать каждую незначительную деталь: омега, что стояла сзади явно чувствовала себя неуверенно в танце, часто разворачивая голову в сторону центральной участницы; другой омега совсем не умел танцевать плавно и выбивался из общей картинки своими резкими, а порою и грубыми движениями.       В блокноте Бана уже было много коротких пометок и, когда музыка завершилась, он не удержался от разочарованного вздоха, в котором, конечно, была доля шоу — операторы сняли его крупным планом с разных ракурсов, переключаясь на участников, которые переглядывались между собой, боясь реакции директора. — Больше всего у меня вопросов к центру, — начал Чан, переворачивая блокнот на нужную страницу. — Джули, я не отрицаю твой хороший уровень танцев, но для центрального танцора ты слаба, не хватает какой-то эмоциональности и яркости танца. По общей картинке могу сказать, что есть омеги уровнем выше твоего. Честно, не понимаю, почему хореограф расставил вас именно так. Есть и вопросы к другим, но посмотрим, как вы проявите себя дальше.       Джули кивнула и постаралась улыбнуться, но мало выходило. Было видно слёзы, что собирались в уголках глаз и были готовы политься ручьём в любой момент. — Спасибо, Бан Чан-щи, — поклонилась девушка. И после её слов операторы оставили только одну камеру, наведённую на омег, что столпились вокруг Джули и старались её поддержать, обнимая и говоря что-то успокаивающее.       Чан вышел из кабинета и смог выдохнуть. Быть строгим директором так сложно.       Шоу на выживание — вторая часть работы, которую альфа не очень любит.       А где-то медленно закипал от негодования один омега-хореограф, уши которого от возмущения становились всё краснее, а над головой и вправду собиралась грозовая туча, пока не пуляющая молниями, но пугающая всех, кто был с ним в одном помещении. Он готов прямо сейчас кинуться на разборки к директору. Единственное, что его останавливало — возможность увольнения. Ну или не сильно останавливало.

🐺🐺🐺

      Минхо раздражён, зол и обижен.       Во-первых, его отдалённо назвали некомпетентным, не согласившись с его расстановкой мемберов.       Во-вторых, директор посмел обидеть Джули! Закомплексованную девушку, которая, тем не менее, отдала и посвятила всю себя этому танцу. Она, как никто другой, достойна быть главным танцором, и Ли старался помочь ей найти уверенность, и маленькими шажками они шли к этому, но сейчас все его долгие старания отправляли в топку, напоследок ещё и отметив других омег, чтобы было досаднее, одним предложением.       В-третьих, Минхо просто этот Бан Чан раздражал-бесил-доводил поведением с первой встречи. Что-то есть в нём говнистое. Как и у всех альф, но этот отличался степенью схожести с чем-то коричневым.       Минхо выдохнул и постарался улыбнуться себе в зеркале, но получалось озлобленно и неестественно, поэтому омега оставил странные способы поднять настроение и с громким треском отправил дверцу шкафчика в закрытое положение. Схватив сумку, он выбежал из раздевалки со странным ощущением чего-то неизведанного и странного. Ли не хотелось погружаться в пучину круговорота эмоций, которые всегда затягивал глубоко в себя, оставляя не физические, но моральные повреждения. Поэтому предчувствие омеге не нравилось, надо быстрее дойти до дома, чтобы спрятаться от всего нового и продолжить жить как было обычно — в спокойном кругу одиночества.       Ли вдохнул полные лёгкие воздуха, закрыв глаза до цветных кругов в темноте и окончательно отбрасывая мысли о директоре подальше, до следующего рабочего дня, который, очень больно говорить, уже завтра. Он сделал только один шаг и столкнулся с чей-то крепкой шеей, от которой пахло неуловимо приятно, веяло каким-то холодом, что приятно щипал ноздри. Минхо сразу же отскочил и хотел было пробормотать скомканные извинения, но, подняв голову столкнулся с, срань господня, Бан Чаном.       Судьба.       Всё недавно спустившееся в пятки поднялось оттуда и с удвоенной силой ударило по омеге. Брови сдвинулись к переносице, выдавая большое количество негативных эмоций. — Господин директор… — сквозь зубы пробормотал Минхо. — А Вы в курсе, что нужно уметь высказывать своё мнение мягче? — омега поднял взгляд, задрав подбородок, и без страха посмотрел в глаза, в которых ярко читалось недоумение. — Что? О чём Вы? — альфа склонил голову, осматривая стоящего перед ним омегу. О том, что неизвестный — омега, подсказывала интуиция. Мужчина был мало похож на среднестатистического представителя своего пола: с широкими плечами и довольно накаченными руками, но мягкость и элегантность пропорций, которые Бан сначала и не приметил, выдавала представителя противоположного от Чана пола и укрепляла доводы внутренних чувств. — О том, что не нужно говорить прекрасным танцорам, что они не достойны быть главой и центром танцевальный стороны группы! — воскликнул Ли и заметил, что на лице директора отразилось понимание. Он удивлённо поднял брови и с грубостью спросил: — А Вы кто такой, чтобы предъявлять мне претензии? — Главный хореограф! — Минхо твёрдым взглядом смотрел на Бан Чана, лицо которого не выражало точных эмоций: он то ли был растерян — глаза бегали по лицу Минхо, то ли злился. Он вздохнул, потёр переносицу, скорее всего, от усталости и покачал головой на что-то мысленное. — Давайте перейдём в более спокойную обстановку, — сказал директор и направился в сторону раздвижных дверей компании, по-джентельменски давая пройти первым омеге, который смущённо застопорился на месте, но в этот же момент взял себя в руки, неловко проскальзывая внутрь и проезжаясь ногой по мокрому полу. Минхо вскрикнул и попытался удержать равновесие, но пол уже был близко, а нос готовился пахать плитку. «Ну, всё, пока мой красивый и ровный нос», — пролетело в голове Минхо, прежде чем чьи-то сильные руки подхватили его, и он услышал голос за спиной: — Аккуратнее, — руки на талии ощущались приятной и расслабляющей тяжестью, но Ли быстро выпрямился, и альфа убрал ладони, безвольно опуская их вдоль тела.       Встретившись взглядом с директором, уши Минхо стали порядком краснее, и, чтобы скрыть и избавиться от смущения, он развернулся: — Кто придумал мыть пол именно сейчас? Сволочи, — услышал Чан грозное бормотание омеги, что бегущим шагом направлялся к лифту, и прыснул с этого милого ворчания.       В лифте до нужного этажа они доехали в молчании. Минхо смотрел на свои пальцы, а Чан кидал взгляды на профиль омеги, что потихоньку терял смущение: брови нахмурились, подбородок по-волевому поднялся, а глаза смотрели прямо со смесью упорства и решимости. Бан отвёл взгляд от неизвестного и постарался абстрагироваться от скулежа внутреннего зверя, что проснулся сразу после столкновения с омегой и не замолкал. Альфа вдохнул полной грудью, но чужой запах так и остался непонятным шлейфом чего-то вкусного.       В узком пространстве, наполненном тишиной, раздалось пиликанье и двери лифта раскрылись, пропуская пассажиров. — Можете зайти в мой кабинет, — кивнул Чан в сторону единственной на этаже двери и, как только омега скрылся в кабинете, подошёл к секретарю Яну: — Кто этот омега? Отправь его досье мне на почту. — Ли Минхо, — ответил Чонин. — Главный хореограф новой омежьей группы. — Он новенький? Просто я его не помню. — Да, — кивнул Ян, — работает у нас от силы месяца два.       Чан удивлённо цокнул, пока подумал о том, что: «Работает совсем ничего, а уже хочет спорить с генеральным директором».       Минхо тихо сидел на маленьком диванчике, что стоял в углу, и с каждой секундой всё больше и больше терял любую решимость. В голове набатом крутилось «вот дурак», он хватался за волосы, которые уже превратились в воронье гнездо: пряди торчали кто-куда, напоминая безумного учёного во время экспериментов. Потерять работу в большой компании было бы так глупо.       Дверь открылась и в неё зашёл директор Бан. Взглянув на самоуверенного Бан Чана снова, Минхо вспомнил, почему всё это начал, вспомнил слёзы Джули, которые бежали по щекам нескончаемым потоком.       Нужно закончить то, что начал. — Давайте, обсудим всё с Вашей профессиональной стороны, — начал чётко Чан, расслабленно откинувшись на кресле. — Вы хореограф и, если Вы поставили Джули центром, значит был резон, который я не знаю или не смог заметить. — Конечно, был! — воскликнул Минхо, вскинув руками. — Она занимается танцами всю сознательную жизнь. У неё есть свой неповторимый стиль и лидерские качества. Остальные омеги равняются на неё и доверяют ей. Мне казалось абсолютно прозрачным поставить Джули именно на эти позиции. — Господин Ли… — начал Чан, взглянув на воодушевлённого своей речью омегу, — я смотрю на картинку — мне не нужно смотреть глубоко. Я вижу, что что-то выбивается из картины моего идеала: я об этом говорю. Джули смущается, теряется и не чувствует себя уверенно во время танца, поэтому, на мой взгляд, она пока не дошла до уровня позиций главы и центра.       Минхо начинал раздражаться всё больше и больше, теряя контроль над гневом, что встал у пульта неудержимых эмоций. Он сжал руки в кулаки, чтобы успокоить себя, вжимая ногти в кожу до полос на ладонях и покалывания. — Как Вы можете так поверхностно рассуждать, директор Бан? — голос пропитался толикой разочарования, окончательной потерей всех надежд и уверенностью, что первое впечатление редко бывает ошибочным. — Все отзывались о Вас как о внимательном директоре… Но Вы так пренебрежительно относитесь к тому, что не все люди могут раскрыть себя на все сто процентов с первого раза. Кому-то могут пригодится годы, чтобы его правильно поняли и увидели харизму. Своими словами вы ломаете и так шаткую самооценку Джули. — Вы построили воздушные замки, господин Ли, — усмехнулся Бан без насмешки, больше с горечью. — Быть хорошим директор и быть хорошим человеком — разные понятия, которые редко соединяются вместе. Будь я и тем, и тем одновременно я бы оказался без воны в кармане. Я не могу давать поблажек и входить в положение каждого, тогда все сядут ко мне на шею, душа своими ногами и утягивая вниз. Вы должны прекрасно понимать, что индустрия развлечений Южной Кореи — одна из самых жёстких, поэтому я беру в группы самых сильных трейни и потом даю полную свободу, когда они уже знают о понятии «профессионализм» и «имидж».       О чём он говорит? Ли не понимал ни слова: пока омега хотел добиться человеческого отношения к Джули и понимания к её внутренним проблемам, а получил большое рассуждение о всей южнокорейской музыкальной индустрии в целом. — Я понимаю о чём Вы, — кивнул Минхо, — но не поминаю баснословной жестокости в словах. — Возможно, я и вправду не подобрал нужных выражений, но это не отменяет того, что я остаюсь при своём мнении, — твёрдо и беспрекословно ответил Чан, стремясь поставить точку в этом затянувшемся споре. — В следующем задании жду другого или другую омегу на позициях Джули.       Минхо в ответ мило улыбнулся и встал с дивана, направляясь к выходу из кабинета, напоследок поклонившись и вежливо попрощавшись.       Ли Минхо поставил цель.       Препятствие есть только одно и омега найдёт способы обойти или сломить его, не оставив за собой ни одного отпечатка и пылинки.       Чан выдохнул как только омега скрылся за дверью, закрывая глаза от усталости. Волк тоже ушёл куда-то вместе с хореографом, оставляя за собой только отголоски головной боли и пустоту.       Бан весь день был в работе и времени на поиск омеги совсем не осталось: в компании был только он и трудолюбивые айдолы и трейни в залах. Альфа точно уверен, что никто из них не его омега — он работает с ними каждый день, в их анкете прописан запах и нигде точно нет дыни.       «Я ждал тебя двадцать лет, и даже сейчас ты не хочешь раскрываться, мой омега», — от словосочетания у Чана бежали мурашки по всему телу и всё нутро наполнилась щиплющим желанием нежности. Он улыбнулся пустоте и схватился за очередную папку документов.       Надо отвлечься. А завтра с новыми силами искать запах дыни в огромной компании.       Он перебирал, подписывал и исправлял всё в полной тишине — это и не давало полностью расслабиться. Волк не хотел появляться, прячась где-то внутри: он не рычал, не возмущался и даже не скулил, как начал в последнее время.       С каких пор его волк стал таким драматичным? — Не хочешь существовать без истинного? — пробормотал Чан, обращаясь в пустоту.       Внутренний зверь ожидаемо не объявился, оставшись в своём коконе. И Бан разочарованно покачал головой и погрузился в очередной договор, чтобы у мыслей и тела не было времени сосредоточиться на неприятном ощущении чего-то недостающего.       Чан просидел за бумагами до глубокой ночи и решил не возвращаться домой. Укладываясь на специально подобранный мягкий диван, он ощупал тело — будто правда потерялся какой-то орган. — И что ты сейчас до нахождения омеги меня оставишь? — вновь вопрос в пустоту. Волк никак не отреагировал.       Бан укутался в плед и закрыл глаза, надеясь увидеть неизвестного омегу во сне вновь… или почувствовать сладкий и манящий запах.       От большой усталости и отсутствия части себя Чан быстро погрузился в сон, но на грани реальности и сознания в голову пришла резкая мысль: «На хореографа волк проснулся», — но развить её альфа не успел, окончательно падая в темноту и закрывая глаза под тяжестью век.       Чан был в темноте, на том же месте, что и в прошлый раз, но омеги рядом не было. Впереди всё также мелькал свет, он был так далеко, но горел очень ярко.              Счастье?       Альфа аккуратными шагами направился к огням, щуря и прикрывая глаза. Облокачиваясь и находя поддержку в неровных стенах, Бан медленно двигался вперёд. В полной тишине вдруг раздался плеск воды, а следом надрывный крик боли, наполненный страхом и ужасом. Всё тело задрожала от внутренний боли — его омега, его истинный, его спасение в опасности. Чан побежал к свету, не жалея сил. «Надо спасти, помочь, сделать хоть что-нибудь», — истерика в голове альфы не прекращалась.       В давящей тишине раздался еще один вопль, который пробирал Чана до костей: — Бан Чан, помоги, — крик молил о помощи. Внутренности превратились в кашу от страха, альфа рванул из последних сил вперёд, но земля под ногами стала мокрой и скользкой, и Чан упал, ударяясь о камень пещеры коленями и вскрикивая от неожиданной боли в плече: — Сука, — сквозь зубы пробормотал Чан, рукой зажимая рану, которая начала сильно кровить. По коже побежали мурашки от капель крови, что спускались к кистям. Инстинкты говорили быстрее бежать — и Чан побежал. Хотелось быстрее оказаться на свету, где альфу ждал омега, где истинный надеялся на помощь.       Пещера — не друг и помощник, а враг, который издевался над истинными.       Сердце быстро стучало, в лёгких не хватало воздуха, а свет, казалось, становился всё дальше и дальше. Чан остановился, чтобы отдышаться и, забывшись, положил руку на стену. Ладонь парализовало болью, сквозь неё прошёл шип. Альфа сжал челюсти, чтобы не заорать от сильной боли. Руку жгло адским пламенем, разрывая в мясо. Чан закусил зубами воротник рубашки и быстрым движением вырвал шип из руки. В пещере раздалось громкое мычание. Бан сжал окровавленную руку в кулак и побежал, не давая себе остановиться и передохнуть.       Нельзя. Нужно добежать и защитить.       Пространство становилось всё уже и уже, но Чан бежал. Шипы втыкались и царапали тело, но альфа не обращал внимание. И вот — свет близко, последний рывок и он поможет омеге, сожмёт его в объятиях и получит признание «своим альфой» и поцелуй.       Но пещера и темнота не дали Чану и единого шанса. Проход к свету исчез, а стены, покрытые шипами в крови, с четырёх сторон начали приближаться. Бан метался в узком помещении. — Пустите к нему, — заорал он, надрывая гланды. Альфа с бешеной злостью начал ломать шипы, не обращая внимания на боль в пальцах и ядовитую жидкость, которая покрывала его ладонь волдырями. — Сука, — Бан упал от безысходности на колени, на глазах проступили долго сдерживаемые слёзы. «Я не могу плакать. Мой омега в беде», — и Чан поднялся, но было слишком поздно что-то предпринимать. Стены были слишком близко к ослабшему от боли и яда телу, шипы начали протыкать каждой сантиметр тела Чана, не оставляя ни одного живого места, а только ранения, словно множество мечей.       Крик застыл на губах Бана невысказанной молитвой.       И он проснулся с ним в своём кабинете. Шипы будто так и остались в плоти, всё болело.       И что же сновидение могло значить?       На часах было шесть часов утра, и Чан подорвался с дивана не в силах оставаться здесь. В квартире будет поспокойнее. Из головы ни на секунду не выходили сцены из сна, пропитанные жестокостью. Он же так и не добрался до истинного. «Вдруг ему было хуже?» — как мантра крутилось в мыслях.       Казалось, это просто сон, но Бан уверен, что два сна подряд в одном и том же месте что-то да значат. Неужели то, что он называл своим спасением так сложно ему дастся?       В квартире было холодно и тихо, что давало почву для ещё более сложных рассуждений. Альфе было беспокойно. И единственное решение, что пришло ему на ум — это набрать Чанбину. Лучший друг умел поддерживать, сколько бы он не насмехался и шутил. — Ты офигел звонить мне в семь утра? — послышался возмущённый сонный голос на том конце. Чан усмехнулся и ответил: — Мне срочно нужно с тобой поговорить. — Что срочного может возникнуть у человека в семь утра? — сказал ворчливый голос, через трубку послышались какие-то шорохи. — Рассказывай давай, я сел поудобнее, чтобы не заснуть. — Я встретил истинного, — Чанбин удивлённо выдохнул и, подавившись, закашлял. — Когда? — спросил Со сиплым голосом, когда способность говорить вернулась к нему. — Шесть дней назад, — пробормотал Чан и зарылся рукой в волосы, откидывая голову на спинку кровати. — И ты так долго молчал? — крикнул Чанбин. — Не до этого было как-то. Плюсом я не видел его, а только почувствовал запах. От него так вкусно пахнет дыней, Чанбин, — поделился Бан и услышал смешок. — Да ты уже по уши, — рассмеялся младший. — Ищи внимательнее истинного, я не помню запаха дыни в компании, — воскликнул Со и ударил по чему-то, судя по звуку. — Найду, но не за этим я тебе звоню, — сказал Бан и начал пересказывать два сна, которые вызвали у него смешанные чувства.       Чанбин успевал только восклицать удивлённо: — В смысле не примет? Такого альфу? — возмущённо бормотал он.       Чан игнорировал большинство восклицаний. Он начал пересказывать второе сновидение, которое вызывало очень много вопрос. — Мне кажется, они что-то значат, — заканчивая рассказ, подытожил Чан. — Меня пугает, что они могут знаменовать какие-то препятствия. Я просто хочу испытать счастье возле своего истинного омеги. — Они и знаменуют, — пробормотал Чанбин. — Возможно, всё не так плохо, как чувствует волк? Что думаешь? — Может быть, — уклончиво. — Но в любом случае, я очень напрягаюсь из-за этого. — Не ссы, за любыми испытаниями в любом случае грядёт счастье, — альфа почувствовал поддерживающую улыбку лучшего друга через экран. — Спасибо за поддержку, Чанбин, — сказал Чан и попрощался с другом, собираясь снова наведаться к альфологу и обсудить ситуации и с ним.       Может он найдёт в этой ситуации что-то большее? — Ты ко мне уже, как к себе домой, — улыбнулся господин Пак. — Что случилось? — Волк меня игнорирует и не появляется, — сказал Чан, садясь возле врача. — Тут ничего сделать нельзя, к сожалению, — пожал плечами альфолог. — Внутренний зверь — сложная частичка тебя, поэтому пока он сам не захочет — не появится.       Чан в ответ кивнул. Было ожидаемо, что врач так скажет.       Внутренние зверь — самый неизученный «орган» человека. Сначала у людей не было возможности изучать их, а сейчас внутренние звери вымерли и изучать некого. Таких людей, как Чан, остались считанные единицы. И многие из них ни за что не согласятся на эксперименты с их зверем — слишком интимная и сильная связь. Вот и сейчас Бан теряется, не чувствуя эту тонкую красную нить между собой и волком. — Ещё сегодня мне приснился ужасный сон. Опять в тех же локациях, что и прошлый сон, но теперь в нём я умер, а мой истинный звал на помощь, а я так и не дошёл до него. — Твой волк явно очень переживает — единственное, что я могу сказать. О значениях я точно не скажу что-то дельного, — ответил господин Пак, заглядывая в глаза Чана. — Но, если верить волку — а ему верить стоит — то у вас с твоим омегой будут довольно сложные отношения. И на этой почве зверь переживает.       Альфолог задумался и начал вертеть ручку между пальцев. — Волк больше никак на связь не выходил, кроме сновидений? — Один раз вчера, — ответил Чан, пытаясь сохранить ровный голос. Он не выспался и чувствовал себя очень тревожно. — Он проснулся на одну омегу… — а потом альфа задумался и добавил: — Или бету, я не уверен. Я не почувствовал его запах. — Приглядись к нему повнимательнее. Всё-таки волк счёл нужным проснуться, когда он был рядом. — Но я не сижу ни никаких таблетках, чтобы не чувствовать его запах, — растерянно пробормотал Бан. Врач задумчиво застучал пальцами по подбородку: — Тоже верно, Чан. Но в любом случае он играет какую-то роль в этой истории.       Чан доверительно кивнул и отправился в компанию. Ему срочно надо кое-что проверить. Мысль была абсурдной, но в равной степени имела место быть. — Здравствуйте, секретарь Ян, — как только вышел из лифта, сказал Бан. — Скиньте мне на почту анкету и портфолио Джули из новой омежьей группы.       Ян от неожиданности даже не успел поздороваться — директор уже скрылся в кабинета. Через секунду специальный чёрный телефон на столе Чонина загорелся и оттуда послышался голос: — И принесите мне кофе, секретарь Ян.       Директор точно не в духе сегодня. Через голос чувствовалась какое-то раздражение и усталость. Чонин судорожно стал искать нужные документы в многочисленных папках компьютера, чтобы не попасть под горячую руку.       Чан сидел в мягком кресле и постукивал пальцами по столу. Общая картинка никак не хотела состыковываться в голове. И эта абсурдная мысль не давала ему покоя. Бан открыл досье Ли Минхо, в которое так и не заглянул вчера.       Ему двадцать четыре года, многократно работал в подтанцовке разных к-поп групп, закончил экстерном два хореографических университета — отличный танцор. В графе пол пометка стояла на квадратике с «омега». — Тогда почему я не чувствую твой запах, Ли Минхо? — воскликнул Чан со злостью. Глаза забегали по строчкам в поисках колонки, где написано «запах», но там стоял лишь прочерк, что заставило Бана напрячься: работники имеют право не выдавать свой запах в отличии от трейни, но это делается так редко. Откуда-то взявшиеся раздражение взбудоражило всё тело. В этот момент на почту пришло новое письмо с анкетой Джули. «… запах: клубника с молоком»       Глупая идея так и осталось ей: Минхо не её брат. Чан даже выдохнул от облегчения: не хотелось в истинные семнадцатилетнюю девочку.       Теперь альфа точно будет доверять только своему волку — нужен омега-мужчина.