Devil from the cover of vogue

Отвратительно

Шум большого города бил в уши, как волна, накрывающая с головой. Огромные здания тянулись к небу, пронзая его острыми углами, будто пытаясь соперничать друг с другом в высоте. Улицы кипели движением: машины неслись потоком, оглушительно сигналя, а толпы людей сновали мимо, словно муравьи в гигантском лабиринте. Гул голосов, рев моторов, ритмичный стук каблуков по асфальту — всё сливалось в хаотичную какофонию, от которой невозможно было спрятаться. Мужчина средних лет стоял на остановке, сжимая лямку рюкзака так сильно, что она вот-вот грозило порваться от такого нажиме. На лице его застыла мина раздражения, а карие глаза неотрывно следили на плотной толпой вокруг. Ему никогда не нравился этот город, не стоило вообще пускать Осаму сюда. Но что сделано, то сделано, и с последствиями уже приходилось справляться — потому он и приехал, несмотря на все нежелание оказываться в этом ужасном муравейнике глупых людей. Мужчине здесь не нравилось всё: холодный ветер, который нес с собой запах выхлопных газов и чего-то обжигающе жареного с уличного лотка, громкие разговоры, переполненные маршрутки, подъезжающие рывками. Казалось, весь город торопится, кричит, дышит слишком громко — никакой дисциплины. Он натянул воротник куртки, стараясь укрыться от этого бесконечного движения. Перед ним мелькнула фигура молодой девушки с синими волосами, а рядом с ней шла, видимо, ее подруга, с ног до головы облаченная в черное. «Дурдом? Рассадник глупости». К остановке каждые пару минут подъезжал новый автобус с очередным трехзначным номером, но нужный, словно издеваясь, никак не появлялся. Не в силах больше терпеть этого балагана, он все же развернулся и уже был готов пройтись пешком до ближайшей станции метро, но тут его взгляд зацепился за рекламный баннер. На фотографии красовалось ужасно знакомое лицо — лицо Осаму. Не веря своим глазам, мужчина подошел ближе и принялся всматриваться в изображение: какое-то странное томное выражение, странного цвета губы и рисунок какого-то парфюма рядом… — это никак не мог быть Осаму. Но глаза скользнули ниже к подписи в углу, абсолютно точно утверждавшей, что на изображении действительно был никто иной как Дазай. Только к полудню мужчине удалось добраться к нужной квартире — все же в этом городе ужасная система коммуникации. Благополучно войдя в небольшую квартиру, он бросил свой запасной ключ на стол и огляделся. В доме не было никого. — Лучше бы этот мерзавец был на учебе. — Пробормотал он себе под нос и принялся распаковывать вещи. Но и к вечеру Дазай не появился. Мужчина тогда устроился за кухонным столом с газетой, лишь изредка поглядывая на часы и недовольно цокая языком. Когда же стрелка доползла до отметки 02:00, он все же поднялся из-за стола и погасил свет. — Распустился, — недовольно промычал он и все же ушел спать.

***

Дазай Осаму вдруг обнаружил себя в совершенно необычной ситуации, в какой раньше ни разу не бывал. Все началось с того, что он решил посчитать, сколько раз за последние семь дней уже гостил вечером у Накахары, и вдруг понял, что за всю неделю ни разу не появился в собственном дому. Он промотал ленту воспоминаний еще на пару дней и, кажется, и тогда он ночевал у Чуи. Осознание пришло не сразу, но когда оно ударило в голову, растерянность ударила большой волной — настоящим цунами. Кажется, он случайно переехал в дом Чуи Накахары и сам того не заметил, и вполне допускал вариант, что рыжий начальник тоже. И теперь встал вопрос: что ему следует с этим делать? Собрать вещи и переехать окончательно? Но захочет ли такого развития событий Чуя… Или же стоило пустить на самотек? А может, перестать наглеть и начать хотя бы изредка ночевать с собственной квартире? Последний вариант казался самым нежелательным и печальным: слишком уж сильно Осаму привык к этому кухонному уюту, приятной рутине и раннему поспешному пробуждению в одной кровати. Да, еще одним неожиданным изменением — но не таким незаметным, как первое — стала смена спален. Пару дней назад, окончательно задолбавшись ворочаться в холодной кровати без сна, Осаму сам приполз в обитель сонного накахаровского тепла, в объятиях которого отключился моментально. С того вечера они спали вместе: Чуя позволял Осаму зарываться носом в свои волосы, слегка отдающие запахом сигарет и кофе после длинного рабочего дня, а Дазай взамен следил за тем, чтобы его «рыжий начальник» не отключался во время работы прямо на ковре. Мысли о переезде и необычных отношениях с Накахарой застали Дазая, когда он уже сидел на краю мягкого матраса и готовился провалиться в мягкую дрему, но неожиданные мысли никак бы не позволили ему теперь уснуть спокойно. Видимо, вовремя подметив напряженную спину Осаму, Чуя быстро переполз на его сторону кровати и мягко обнял его со спины. Руки мягким кольцом обвили талию и сомкнулись на животе, острый подбородок уперся в плечо. Вообще, он как-то особенно тяготел к таким объятиям: нередко ложился на плечо Осаму со спины, любил нюхать его свежие волосы, вдыхать аромат кожи. Тем не менее, он всегда подкрадывался сзади, словно и не давая Осаму шанса ответить ему подобным объятием. В какой-то момент Дазай просто начал замечать, что Накахара не только берет на себя ведущую роль в сексе, но и часто сдерживает Осаму. Сначала казалось, что это его странное предпочтение — зажимать руки партнера над головой или обездвиживают, но со временем становилось ясно, что он будто бы избегал излишних прикосновений. — Я хотел спросить. — Тихо начал Чуя. Голос его звучал так, будто предстояла какая-то серьезная тема. Дазай автоматически напряг живот, приходя в легкое волнение ожидания — рука Чуи тут же мягко огладила мышцы пресса, моментально заставляя расслабиться. — Может, мы уже начнем смотреть правде в глаза, и ты в конце концов перевезешь свои вещи ко мне? Дазай резко развернулся и повалил его на спину, нависая сверху. Чуя недовольно поморшился, но никаких возражений не высказал. — Ты что, установил мне датчик со считыванием мыслей, пока я спал? — Он театрально нахмурился. — О-о. Нет, ты что, хренов медиум? Экстрасенс? — У меня просто майки закончились, а еще люди потиху замечают, что мой гардероб перестал быть моим личным. Дазай лишь закатил глаза: — Не разрушай мои невероятные схемы. Может, мне нравится думать, что ты волшебник. Накахара вздрогнул — лицо его напряглось. Казалось, будто простое слово «волшебник», брошенное в шутку, возымело совершенно противоположный эффект. Но также быстро, как появилась, эта неожиданная реакция пропала с его лица, а на губах снова растянулась игривая улыбка. — Давай, я просто буду Чуей Накахарой.

***

Закатное солнце мягко подсвечивало крыши домов, а Осаму шел быстрым шагом, время от времени поправляя ремень сумки на плече. В душе теплилась ровная, спокойная радость, как уютный огонек в камине. Казалось, даже прохладный вечерний ветер не может стереть с его лица лёгкую улыбку. Его мысли были заняты переездом. Он представлял, как, придя домой, начнет собирать вещи, складывать их в аккуратные стопки, сортировать книги, впихнет неаккуратную стопку одежды в чемодан. Дорога домой казалась чуть короче, чем обычно, будто ноги сами знали, что его ждёт. Он шагал уверенно, без суеты, с тем ощущением, когда радость не бурлит, а тихо наполняет сердце, разливаясь по телу приятным теплом. Дом показался за углом, и он слегка ускорился, предвкушая, как откроет дверь, увидит знакомую обстановку — в последний раз — и начнет готовиться к тому, что станет его новым началом. Зайдя в подъезд уже бывшего дома, он легко поморщился. За время проведенное в доме Чуи, Осаму уже, кажется, успел отвыкнуть от ужасного запаха лестничной клетки, и теперь смесь вони дохлых крыс и старых рыбьих костей с новой силой бил в нос. Здешний воздух, казалось, разъедал глаза и дырявил легкие — он прищурился и продолжил путь к съемному жилью. У двери пришлось покопаться: он никак не мог найти ключ в рюкзаке. То ли он завалился в какой-то дальний карман, то ли остался где-то у Накахары — и лучше бы это был первый вариант, ведь еще дольше отвлекать его от работы не хотелось. Осаму уже был готов сдаться, стоя у злосчастной двери, выбить которую было проще, чем открыть ключом, как она отворилась сама. Петли издали характерный скрип, из щели между стеной и дверью просунулась крепкая мужская рука и схватила Осаму за воротник, утягивая за собой внутрь. От шока он не сразу смог открыть глаза: пару секунд так и стоял в прихожей с прикрытыми веками в ожидании нападения. В голове даже мелькнуло: «Ну все, конец, грабители». Но ничего не происходило, только нервное сопение человека перед ним громко разносилось по небольшой прихожей. — Папа? — Воскликнул удивленно Дазай, все же признавая мужчину перед собой. — А кто еще. Или к тебе и в квартиру часто кто-то приходит? — Что? — А ну заходи, поговорим с тобой. Голос его звучал гулко и очень низко — так было только в моменты, когда он был крайне зол, и Осаму, кажется, начал понемногу догадываться из-за чего именно. Он нервно сглотнут подступивший в горлу ком. Быстро раздевшись и помыв руки с улицы, быстро прошел на кухню и сел на на табурет напротив отца. Как-то уж слишком давними казались воспоминания о том, как ему в последний раз доводилось быть в этой кухне. Рыжий подтеки с потолка, шуршание соседей за стеной — все это перестало быть знакомым и обыденным. Еще менее знакомыми казались глаза отца напротив. Накахара помог забыть о существовании ран прошлого, но стоило Осаму приземлиться на табурет напротив Садао Дазая, как старые шрамы заболели с новой силой. Один вид крепких мозолистых рук и огромного рта, из которого многократно вырывались ругательства, тут же заставили его вспомнить все, о чем он успел забыть. — Ты не появляешься на парах… не отвечаешь на наши с матерью звонки, деньги тебе вдруг тоже перестали быть нужны. — Начал он. — Я могу все… — Конечно можешь мне все объяснить, но я еще не закончил. — По тону его голоса уже можно было сказать, что в этот раз Осаму легко не отделается. Кажется, в этот раз он перешел все допустимые лимиты, и теперь страшно было и думать, о предстоящем. — Представляешь, какая ситуация сложилась. Приезжаю я в этот твой отвратный мегаполис, и знаешь, что первое вижу? Лицо своего сына размалеванное на плакате у остановки. Твое лицо скорченное в непонятные гримасы по всему городу! Ты понимаешь, какой это позор?! — Но это… — Сердце ушло в пятки. — Не перебивай меня! — Табурет со скрипом отлетел, а его кулак громко приземлился на столешницу так, что послышался тихий треск. — Ты все нашу семью так подставляешь. Ты вообще думаешь о том, что о нас подумают люди?! Что твои отец и мать не справились с воспитанием и вырастили какого-то педика?! — Почему сразу в крайности?! Кто вообще будет об это париться. — Да вот каждый! Твое ж лицо теперь на остановках автобусных, да на огромных плакатах! Вот будут идти мимо, и что… а ты хоть знаешь, что там имя даже твое написано! Что же ты сразу не телефоны наши все туда написал?! — Да потому что это все бред! Это просто работа! Это ничем не отличается от того же преподавания! На этот раз мужчина наоборот осел. Выражение лица его одновременно выражало ужас и глубочайшее отвращение, словно Осаму ему сейчас раскрыл страшную тайну о конце света или чем-то подобном. — Как тебе вообще это пришло в голову? — даже чрезмерно безразлично спросил он. — Малявать рожу, как всякие там… и на весь город это выставлять. Даже сейчас… вот во что ты одет? Чья это одежда. А вот у Дазая сердце оборвалось и дыхание замерло. «Соображай, думай», — паника накрывала его все больше. «А если он знает? Он знает!». — Это друга… знакомого. — У этого знакомого ты, значит, оставался на ночь? Я приехал вчера вечером, даже ждал тебя, а ты даже домой не заявился. — Мы просто… просто смотрели футбол. — И кто выиграл? — Мы не закончили. Канал оборвался. Тут вообще иногда бывают перебои со связью из-за количества людей. Взгляд отца буравил дыру на лице Осаму, и больше всего он концентрировался на его губах, подбородке и шее. С каждой минутой взгляд его становился все тяжелее, а губы кривились в отвращении. В итоге он не выдержал и вмиг подлетел к Осаму, хватая его за ворот и отвешивая звонкую пощечину. — Еще врать мне вздумал! — прокричал он и для уверенности встряхнул сына. — Где. Ты. Был?! Дазай потерялся окончательно. Хорошая отговорка никак не могла прийти в голову: он и правда не умел врать, и с каждой лишней секундой отец все больше догадывался, что именно делал Осаму прошлой ночью. — Позор… — выплюнул он в результате. — По бабам шлялся? Еще и в бабьи шмотки потом разоделся! Это отвратительное поведение, Осаму! — Он отвесил еще пару ударов и явно изо всех сил сдерживался, как бы не избить его вовсе до смерти. — Отпустили на свою же голову. А он тут распустился. Тебе самому не отвратительно?! Плечо оказалось слишком сильно схвачено крупной ладонью, и сустав вот-вот готов был вылететь, но Осаму молчал. Его губы легко дрожали, словно уже готовились дать заученный на память с годами ответ, но он сам себе не позволял произнести злосчастную фразу. — А?! Осаму, так мы тебя растили?! — он толкнул его в плечо, и лопатка впечаталась в подоконник, оставляя на размокшем дереве приличную вмятину. — Н… нет, — в углу глаза начала формироваться маленькая слезинка. — Не так. — И что ты скажешь мне на свое поведение? — Это… — слеза все же скатилась по щеке, обнажая его слабость и делая еще более уязвимым, — это отвратительно. Последний удар снова пришел с по щеке — Дазай отлетел к стене. Он не поднимался, лишь схватился за живот, пытаясь сдержать эти ужасные сокращения мышц от сдерживаемых слез. Все, что ему осталось — лишь стоять до конца и скрывать свое позорное поражение, не давая соленой жидкости просочиться наружу. Дождавшись, пока тяжелые шаги отдаляются, а дверь спальной комнаты громко хлопнет, он вытащил телефон и дрожащими руками написал короткое сообщение Чуе. Он просил его не приезжать, и был уверен, что Накахара прислушается к нему — только он бы и прислушался, не задавая лишних вопросов. Сообщение отправилось с характерным свистом — обессиленная рука упала на пол.

***

На утро все лицо было ужасно опухшим. Отец поднял его ровно в шесть и строго наказал приводить себя в порядок к длинному дню. Теперь Осаму стоял у страгого, почерневшего по бокам зеркала и взирал на свое отражение с полным безразличием. Глаза после ночи опухли, нижнюю губу раздуло еще больше, а к щеке и вовсе было больно прикасаться. Дазай не любил холодный душ. Наверное, он никогда бы не понял тех энтузиастов, что готовы были жертвовать прекрасными минутами в тепле в пользу этого ледяного ада. Но стоит признать, что холодные струи действительно эффективно умели привести мысли в порядок. Аккуратно промывая область на плече, он вдруг вспомнил, что на день у него был запланирован еще один кастинг, на который уже никак не сможет попасть, а после предстояла еще небольшая съемка для какого-то фотохудожника. Однако в таком состоянии, едва ли он мог быть кому-то из них нужен. С широкими глазами он еще раз осмотрел свое тело: куча мелких синяков и пара больших бордово-фиолетовых пятен на плечах и руках. Судя по ощущениям, еще одна ссадина притаилась на спине, и начинала ныть, стоило повести плечом или облокотиться на спину. — Черт. — Только и вырвалось тихое слово. Он оперся головой о плитку и схватил себя за мокрые волосы у самых корней. Непонятно, что теперь делать и как поступать. В офис в таком виде не заявишься, да и отец не пустит, но и терять только обретенное и подставлять Чую тоже не хотелось. А ведь Накахара поручился за него, устроил в дочернее агентство и лично руководил всеми процессами, хотя время ему едва ли позволяло. А все, что требовалось от Осаму — следить за собой и не опаздывать. Но и с тем он не справился, и теперь оставалось наблюдать за тем, как его карьера рушится толком не начавшись. Но еще больше волновали его личные отношения с Чуей? Где-то глубоко внутри Дазай всегда был уверен, что этот миг настанет — момент, когда он подведет Накахару и станет для него разочарованием. С каждой секундой неминуемой все приближалось, а решение никак не приходило в голову. Неужели Дазай больше не сможет увидеть его, развалившегося на пушистом ковре, еще раз прикоснуться к его золотистым волосам и заглянуть в эти голубые глаза? Неужто больше никогда холодные льды его радужки не растворятся и не потемнеют, не послышится легкая хрипотца голоса? Выходит, что то мягкое утреннее объятие было последним; Дазай невольно при обнял себя за талию. Нет, нельзя было все так бросать. Все это точно стоило того, чтобы хоть раз в жизни взять себя в руки. Он сильнее сжал пальцы на коже, пока ногти не впились до боли — нужно собраться, начать действовать. Его жизнь впервые приобрела эту невероятную легкость и красоту, и он пока не был готов с ней расставаться. Тяжелая рука забарабанила в дверь ванной. — Выползай, долго ты там умываешься, — прозвучал грубый голос. — Иду. — Твердо ответил Осаму.

***

Университет он не видел по-настоящему давно. Отец лично проводил его до здания и даже проверил расписание, чтобы точно знать, во сколько начинаются и заканчиваются занятия — пусть Осаму только попробует не заявиться на одно. Стоило ему зайти в старое бетонное здание, как все голоса в холле вмиг затихли, а вокруг него образовался настоящий круг зевак. Десятки глаз молча уставились на него, словно ожидая увидеть какую-то невероятную сенсацию, а Осаму в свою очередь не знал, как двинуться. В воздухе витала странная враждебная атмосфера, она просто парализовала и даже мешала дышать спокойно. Простояв без движения минуту, он все же нашел силы сделать шаг вперед. Удивительно, что и толпа двинулась за ним, освобождая пространство для следующего шага. Так он все же дошел до аудитории, и поспешил поскорее скрыться за шаткой дверью, словно это был бетонный забор. И к его счастью, вся эта толпа действительно не осмелилась последовать за ним: еще бы, кто вообще осмелиться войти в кабинет зарубежной литературы, ведь это пространство принадлежало одному из тех преподавателей, что даже самым бесстрашным пофигистам внушали ужас. Не рискуя быть замеченным, Осаму поспешил к самому дальнему месту на последнем ряду, но и это ему не особо удалось. Зоркий взгляд преподавателя все же выцепил его фигуру, и старик тут же поспешил язвительно прокомментировать его посещаемость и предстоящие трудности на экзамене. Да, Дазай мог быть уверен, что дурацкую литературу он в конце семестра сможет закрыть только с божьей помощью. Только он подумал, что момент оскорбительного представления его перед всей группой закончен, как какой-то смельчак с первого ряда решил добавить собственный комментарий к язвительным словам преподавателя: — Так ему уже и университет не нужен, — выкрикнул парень ломающимся тонким голосом. — Он же теперь известная модель, считает себя выше посещения занятий. — Да-да, — старик у доски пугающе улыбнулся. — Это уже каждый слышал. Дазай, вы с нами не поделитесь, случайно, как это вы так решили сменить профиль? Мне казалось, что вы не обделены интеллектом, ваша последняя курсовая даже была на весьма удовлетворительном уровне. Неужели я ошибся в вас? Осаму застыл с нечитаемым выражением лица. Ни для кого не секрет, что у старика была отличная память, и он обожал опускать студентов в глазах всей аудитории, демонстрируя свою власть, но в этот раз он, можно сказать, превзошел сам себя. «Что вообще происходит? Кому это интересно?» —пормелькнули в голове вопросы. Язвительные комментарии продолжались еще пару минут, и все это время ему не оставалось ничего, кроме как безмолвно принимать все новые и новые «пощечины» от группы и преподавателя. Когда занятие все же началось, он смог наконец устроиться в темном углу в одиночестве, но как бы он не пытался сконцентрироваться на занятии, из головы не выходили все эти странные брошенные в него оскорбления. В каком-то смысле он жалел, что принял все это так безмолвно, но с другой стороны, начни он приператься, ничем хорошим это тоже не закончилось бы. Удивительно, словно бы на минное поле наступил и по всему залу прошла настоящая цепная реакция взрывов. Раньше его хотя бы не замечали, но теперь же почему-то начали открыто презирать, и это выбивало почву из-под ног. Он ведь ничего толком не сделал, лично никого не оскорблял, но при этом каждый вдруг считал его своим врагом — эта странная логика никак не помещалась в голове. В столовой ситуация продолжилась, и, можно сказать, от отсутствия контроля за учениками, даже начала усугубляться: теперь вражески настроенные незнакомцы не ограничивались противными шутками и любопытными взглядами, а иногда даже пытались толкнуть ножку его стула или как бы невзначай проливали компот в его сторону. «Мир сошел с ума», — заключил Дазай, когда в его сторону полетела очередная колкость от какого-то незнакомца. Но не успел он привыкнуть к этому удивлению, как наступила следующая волна: яркая вспышка фотоаппарата ослепила его на секунду. — Давно не виделись. Какими судьбами у нас? — К его столу подошла Линда, хоть одно знакомое лицо. — Боже, скажи мне, что можешь объяснить, что здесь происходит. — Взмолился он, только завидев подругу. Но она, на удивление, лишь криво улыбнулась и уселась прямо на стол рядом с ним. — Это ты мне расскажи, почему так неожиданно вдруг появился. Мне казалось, у тебя должна быть какая-то очередная съемка для Стеллы Маккартни… или «The Look», не так ли? Сзади раздались тихие смешки. И вот теперь Дазай окончательно растерялся. Осознание пришло не сразу: Линда, кажется, совсем не собиралась становиться на его сторону. — Что ж ты притих, дорогуша. Мы все так ждали твоего появления. Такая звезда учится с нами на потоке. Не поделишься секретом успеха? — Что ты несешь? — Он не выдержал и вскочил из-за стола. — Как это что? Я думаю, всем девушкам здесь интересно, как это ты получил такого покровителя, как Накахара. Знаешь, мои родители довольно известные, и мама, кажется, брала у него одно интервью. Дазай насторожился: все это шло в какую-то непонятную сторону. Интуиция подсказывала, что лучше было бы ему срочно убраться отсюда и не продолжать этот диалог. Но ноги крепко стояли на месте, а рука по-привычке потянулась к браслету на запястьи. Пальцы прошлись по холодному металлу, указательный палец нащупал острый кончик и слегка надавил на него подушечкой, вызывая легкую боль. — Так вот, о чем же я. — Линда оскалилась, словно готовящаяся к атаке пантера, — Он же гей. И как это удачно все складывается в пазл, не так ли? А мы все знает, как строятся успешные карьеры моделей. Особенно, если они не отличаются своей внешностью… Толпа тут же разразилась громким неодобрительным гулом. В столовой длинное «у-у-у» особенно громко отражалось от стен и разносилось эхом по всей комнате, достигая даже коридоров за пределами помещения. В глазах Линды сверкнул победный блеск — эту «теорию» она старательно берегла для будущей статьи и старалась выяснить побольше компрометирующих деталей, но утром Дазай умудрился прилично подпортить настроение ей и Кейт, а потому она просто не смогла сдержаться, только до нее долетел слух, что он заявился в университет. Теперь на ее душе даже как-то отлегло, а в голове заиграла победная музыка. Эту битву она действительно выиграла. А вот Дазай теперь сражался с собственным дыханием. Он изо всех сил старалась дышать глубже и контролировать выражение своего лица. Стоило тотчас же опровергнуть глупую сплетню, нужно как-то отшутиться, но сбитое дыхание просто не позволяло ему выдавить и звука. Сердце точно также стало биться все ощутимее, пульс громким стуком отражался в ушах и смешивался с криками толпы. Зрение понемногу теряло фокус, в уголках глаз формировалась темнота. Из последних сил он бросился к выходу из столовой. Удивительно, что его никто не останавливал, только позорные крики «трус», «педик», «слабак» доносились из-за спины. Он заперся в кабине самого дальнего туалета, и попытался восстановить контроль над собственным организмом. Серебристый браслет оказался снят с запястья, и теперь он быстро перебирал его между пальцев. Трясущиеся руки огладили шов между двумя деталями, прошлись по искусной шапочке гвоздя, украшенной мелкими камнями, подушечка большого пальца нажала на шов между двумя деталями, заставляя браслет слегка приоткрыться и схлопнуться в следующую секунду со щелчком. Он снова и снова исследовал форму украшения, хотя глаза его давно не видели ничего вокруг: их застелила непонятная черная плена, никак не дававшая сфокусировать зрение, сердце начинало ныть в груди, а в голове распространялся неприятный звон. «Дышать, нужно дышать», — тихо повторял про себя Осаму нажимая пальцем на острую часть браслета. «Все нормально», — всплыла в голове вдруг фраза, брошенная Чуей после их первого поцелуя. «Расслабься», — повторил голос. Приступ начал понемногу отступать, сердце больше не колотилось с бешеной скоростью, а черная пелена стала чуть более прозрачной, позволяя взгляду наконец сфокусироваться на браслете.