Devil from the cover of vogue

Утро было ленивым. Они проснулись в одной кровати только к десяти часам, нагло проигнорировав все будильники. Впервые Накахара не подрывался с постели, а просто остался валяться с полуприкрытыми глазами. И Дазаю это безумно нравилось, ведь ради этого момента Чуя изменил даже самым давним своим привычками. На самом деле под одеялом уже давно стало невыносимо жарко, даже горячо, кожа вспотела и неприятно терлась, но в этом тепле и уюте Дазай видел их собственный маленький мир. Эти тридцать минут валяния в мокрых простынях принадлежали только им, никому больше. Фигура Чуи рядом оказывала какое-то магическое действие: даже просто дыша в радиусе десяти метров, он уже закрывал Дазая от всех его страхов и переживаний. С ним наступало спокойствие и идеальный мир; Осаму готов был остаться здесь навечно. Ужасно не хотелось, чтобы это утро никогда не заканчивалось. Наверное, можно сказать, что он по-настоящему боялся конца, ведь казалось, что с уходом утреннего солнца, рассеется и вся та магия, что происходила последний сутки рассеется, оставляя за собой лишь расплывчатое воспоминание. Прошлый вечер стал для него чем-то особенным — тем самым счастливым воспоминанием, которым даже не хотелось ни с кем делиться, а жадно присвоить все это счастье себе. Накахара стал для него настоящей революцией, ярким солнцем во плоти. До сих пор вкус его солнечных губ не рассеялся во рту, а запах его тела еще витал где-то в воздухе. Не было человека ценнее и важнее. Всего за месяц Чуя Накахара стал его прозрением — его революцией.Он всегда был рядом, всегда знал, как помочь, поддержать и защитить. Он всегда с точностью подмечал переживания Осаму, спасал от любых проблем. В конце концов, изменил его жизнь и привел в мир счастья и свободы, где Дазай впервые смог стать собой, принять себя. Чуя Накахара показал ему вселенную, позволил взойти на нужную орбиту. Но что сделал сам Осаму? Мысль яркой паникой вспыхнула в груди. Что сделал Дазай Осаму, чтобы заслужить хотя бы луч этого солнца? Был ли он хоть толикой того, кем являлся для него Накахара? Острый взгляд голубых глаз всегда ярко подмечал изменения в настрое Дазая. В этот раз приближающаяся семимильными шагами паника снова не укрылась от Чуи. Свой первый раз все переживают по-разному, и Дазай был из тех людей, что всегда переосмысляли каждую крупицу, даже мельчайшее действие. Не было другого выхода, кроме как срочно остановить этот бурный поток сознания и опередить очередную безумную идею, которую с собой несла тревога Дазая. Чуя взял его за плечи и развернул к себе лицом. — На самом деле, я кое-что хотел бы обсудить. Он вдруг стал смотреть куда серьезнее, былая смешинка и озорство стерлись так быстро, словно их никогда и не было, а вся картина Осаму лишь привиделась. Брови слегка сведены, а рыжие ресницы обеспокоено дрожали. Несмотря на всю его внешнюю решительность, почему-то казалось, что ему трудно сейчас что-то говорить, а та мысль, что нужно было выразить, вовсе не была так проста в своей формулировке. — Я не хочу, что все произошедшее было лишь волей момента. — Холодные голубые глаза внимательно следили за реакцией человека напротив, не упуская ни малейшей детали. — Возможно, я кажусь тебе не самым искренним человеком… — Он нервно сглотнул. Тут и Дазай напряг спину в ожидании слов, что вот-вот должны были сорваться с губ Чуи, но все никак не могли освободиться. — Но ты мне правда дорог. И я стараюсь сделать так, чтобы ты это понял. Иногда мне кажется, что ты очень много думаешь и в итоге сам себя вводишь в панику. Ты можешь пообещать мне, что будешь делиться своими проблемами? Щелчок. В голове Осаму словно сломался рубильник. Только что услышанные слова не были похожи на ложь, они абсолютно точно были произнесены искренне и очень обеспокоенно. Но такое беспокойство не укладывалось в голове. Он вдруг задумался: а с чего вообще Накахара Чуя вдруг так заботится о нем? С чего вообще вдруг говорит о том, что Осаму чем-то ему дорог? Но чем он это заслужил? — Осаму. — Он аккуратно взял его лицо в ладони и посмотрел прямо в чайные глаза. Почему-то вид Чуи был уж совсем отчаявшийся, пальцы его слегка дрожали. — Поговори со мной. «А лети оно все к черту», — подумал вдруг Дазай. — Почему? Почему именно я? Вокруг тебя же собрано столько особенных людей. Почему ты выбрал именно меня, а не любого из них? Накахара молчал, словно раздумывая над ответом. Страх прокрался в легкие, необъяснимо ударил по груди. — Я… — Казалось, он был не менее ошеломлен вопросом, чем Дазай. Минута его раздумий обоим казалась бесконечной, ответ прозвучал неожиданно легко: — Ты напомнил мне одного человека. — Кого? — похолодевшими от страха губами пробормотал Дазай. Снова тишина. В глазах Накахары трескались ледники. — Его уже нет в живых. Ему тогда никто не помог, и он утонул. Ты мне его напомнил, и я очень захотел тебя спасти. — Но меня не нужно спасать. Меня никто не преследует и взаперти не держит. — А ты сам? Расплывчатые ответы имели все меньше смысла, потеряться в них становилось все легче. Было что-то в Чуе не от мира сего. Словно его мыслительный процесс был немного иным, отличался от других людей. Осаму приметил это давно, но только теперь окончательно утвердился в этом. Возможно ли на самом деле понять его ход мыслей? В этом ли особенном мышлении заключался его гений стиля или же это было проклятье, навеки отрезавшее его от мира людей? — Я постараюсь говорить с тобой. — Согласился Дазай. Почему-то было ощущение, словно он подписал контракт, а не дал обещание, но напряжение тут же спало. Лицо Накахары расслабилось, он снова улыбнулся и легко чмокнул его в губы. — Пойду что-нибудь приготовлю! — Он подскочил и направился к кухне. — А ты давай в душ. «Забавным человеком был Чуя Накахара». *** Перед первым своим кастингом Дазай переживал куда больше, чем ожидалось. Куча моделей выстроилось в порядке живой очереди, и вся толпа ожидала в коридоре, пока им не позволят зайти в зал побольше и встать в следующую очередь на просмотр. Сама проходка перед жюри не была такой уж длинно: обычно человеку, возглавляющему комиссию, хватало и пары секунд, чтобы оценить внешность и технику модели, а также вынести вердикт, в какую линию модели предстояло встать: по левой стороне рядом с теми, кто успешно прошел кастинг, или по правой, где собирали свои вещи остальные. Но как бы быстро организаторы не работали, в очереди все равно пришлось проторчать два часа. И нужно сказать, что атмосфера в этом месте не была особо располагающая: кому-то из участников было более-менее наплевать на конкурентов, а кто-то воспринимал конкурс уж слишком серьезно — они враждебно поглядывали на окружающих и, случайно встречаясь с кем-нибудь взглядом, раздраженно цокали языком и тотчас отворачивались. Промариновавшись в комнате ожидания, Дазая все же наконец оказался в основном зале, и тогда его очередь на проход вдруг стала уж очень стремительно приближаться. Он стал тут же вспоминать все советы Накахары. Когда наконец пришел его черед шагать под четкий счет, он вдруг словно вновь почувствовал на коже аккуратные касания холодных пальцев, невысокая тень зашагала с ним в ногу. — След-щий, — уставшие произнесла в микрофон дизайнер во главе стола и махнула рукой влево. Дазай облегченно вздохнул и прошел в очередь для прошедших. Только вот вскоре оказалось, что вердикт, поспешно выданный жюри вовсе не был окончательным. Когда воздух в зале окончательно закончился, а голова от недостатка кислорода начала кружиться, уже приевшийся уставший голос сообщил в микрофон, что всем, кто стоял по левой стороне придется еще раз пройтись показательно, чтобы отсеять ненужное количество. Весь процесс безумно напомнил Дазаю, как он в детстве перебирал с бабушкой фасоль. В ранних годах его жизни, когда здоровье еще позволяло женщине забрать внука на лето к себе в небольшой поселок на юге страны, он на целых три месяца оказывался в мире совершенно ином. Воспоминаний он сохранил не так уж и много, но четко помнил, как вечером старушка просила его помочь с перебором фасоли. Они сидели вдвоем на старых табуретках, бабушка рассказывала какие-то сумасшедшие истории из своей молодости, а Осаму посмеиваясь слушал рассказы и перебирал твердые фасолинки: отделял красивые и зрелые от сморщенных и противных. И теперь он вдруг почувствовал себя точно такой же фасолью, которую принесли в корыте на сортировку. Кастинг закончился только к обеду, хотя в назначенное место Дазай притащился к десяти утра. Едва дотащившись до ближайшего магазинчика с готовой едой, он открыл план на телефоне. Вторым пунктом на день стояла встреча с менеджером, который занимался планированием его графика и заключением договоров. Доедая купленный холодные бутерброд, он устало вздохнул и поплелся к остановке. Тут телефон завибрировал — звонок от неизвестного номера. — Алло? — Как прошло? — Из трубки послышался знакомый голос Накахары. Дазай тут же расслабленно выдохнул. — Как будто побывал в трагедии Данте. — Скоро привыкнешь. У тебя есть еще планы? — В пять встреча, после шести свободен. — Скинь мне адрес, я заеду. О, и сохрани номер. Это личный, так что лучше в случае чего звони сюда. Не успел Дазай ответить, как в трубке послышались гудки. Нет, в офисе «TheLook» совершенно не умеют дослушивать людей. *** Машина Накахары припарковалась на ближайшей стоянке. Чуя сидел на водительством сиденьи с телефоном в руке. На экране был открыт контакт Осаму, но он не спешил звонить, словно бы о чем-то глубоко задумавшись и забыв, что делал пару минут назад. Хотя в салоне уже давно не играла музыка, он продолжал настукивать какой-то ритм пальцами по рулю. В итоге он так и не позвонил: Дазай сам нашёл его быстрее. Он постучал в окно — Накахара вздрогнул от испуга. Первый вздох был рваным, потом взгляд его медленно прояснился и он наконец отреагировал на повторный стук в стекло. — Ты же не оглох, правда? — вместо приветствия поинтересовался Дазай, когда стекло опустилось. — Пф, давай залазь. Хотя Осаму ожидал, что они двинутся в уже известное ему направление дома, машина проехала нужный поворот и двинулась в совершенно другую сторону. Они миновали широкие проспекты, проехали центр и остановились только где-то на окраине города. Это был один из тех богатых районов, что располагаются подальше от суеты города, чтобы дать своим жителями немного спокойствия от суеты. Несмотря на то, что доезд до делового центра мог во время пробок занять и полтора часа, люди продолжали покупать здесь квартиры и дома, лелея возможность сбежать в этот район от городской суеты. Остановив машину, Накахара вышел на улицу и взобрался на капот. Устроиться на гладкой поверхности ему удалось далеко не сразу: он все время соскальзывал, и раз было чуть не упал прямо на асфальт. В конце концов он уперся резиновыми подошвами своих ботинок у лакированную поверхность и уперся подбородком в колени. Он чем-то напоминал маленького ребенка, который питается забраться на диван, но из-за нехватки роста ему никак не удается. Не особо понимая смысл происходящего, Осаму также вышел из машины и облокотился о транспорт, устраиваясь рядом. Только вот в отличие от Накахары, ему не приходилось придумывать сложных схем с нахождением точки опоры: его роста вполне хватило на то, чтобы опереться ногами об асфальт. — И что мы здесь делаем? Накахара безмолвно указал на дом напротив, куда-то в верхние окна. Это было невысокое здание, всего в три этажа, но почти вся передняя стена была выполнена из стекла. Окна не были затонированы, а потому все происходящее внутри легко просматривалось. Дазай всмотрелся получше. Весь этаж, по видимости, представлял из себя одну большую студию, внутри которой работала пара человек. Он ходили вокруг манекенов с одеждой и что-то внимательно подшивали. Работа их была очень мелкой, и толком ничего рассмотреть не выходило, но уже готовые модели, расставленные вдоль окна по-настоящему блестели в золотистом солнце заката. Невольно Осаму задержал взгляд на этом волшебном свете. Благодаря нему казалось, что внутри этого кукольного домика происходит настоящая магия. Портные словно волшебники медленно двигались среди сияющих тканей и нитей. Внимание особенно привлек человек, сидевший у самого окна, где солнце с улицы могло осветить небольшой кусок ткани, на котором он вышивал какой-то затейливый узор. Игла в его руке двигалась плавно, но не замирала ни на секунду — было ясно, что этот человек провел за этим занятием не меньше, чем полвека, настолько точными и размашистыми были его движения. Вдруг на секунду он замер, словно почувствовал, что кто-то наблюдает за его работой. Он поднял голову и посмотрел ровно в сторону припаркованного авто. Накахара кивнул человеку в ответ, словно приветствовал давнего знакомого — на лице портного засияла улыбка. — Помнишь я говорил, что ты мне кое-кого напоминаешь? — Накахара вытянул из кармана помятую пачку сигарет и быстро прикурил. — Тот человек часто приходил сюда. Помнится, в особенно одинокие дни он нередко задерживался напротив окна этого ателье и следил за работой мастеров. Взгляд Осаму словно приковало к окну. Он никак не мог оторваться от наблюдения за настоящей магией, которая медленно творилась за этим стеклом. А вот пара голубых глаз переметнулась на дом стоящий рядом. Сейчас это здание пустовало, хотя внешне понять этого никак не удалось бы. Аккуратно обходя взглядом каждый угол, каждое окно этого дома, Накахара непроизвольно все сильнее съеживался и прижимался к коленям. Окна этого дома были настолько темными, что казалось, будто за ними действительно прячется что-то живое. Может, оно точно также сейчас смотрит на Накахару и просто выжидает подходящий для нападения момент. Он слегка повел плечами, прогоняя неприятный холод, пробежавший вдоль позвоночника, и сильнее затянулся. Возможно, и зря сюда приехал: не стоит будоражить тихую воду прошлого. Однако как только в поле его зрения снова попало восхищенное лицо Осаму, все сомнения пропали сами собой: слишком уж искренне восхищенным было это лицо. Удивительно, как присутствие всего одного человека может полностью изменить ход мышления другого. Всего секунду назад мир казался мрачным и холодным местом, но стоило одного взгляда, чтобы темнота вокруг рассеялась и жизнь снова наполнилась теплом солнечного света. Дазай все же действительно очень сильно напоминал того самого молодого Накахару Чую, который только переехал в большой город, выбравшись из тихих глубин европейского городка. Взгляд его был также ярок и полон интереса, а любой новый опыт вызывал целую кучу эмоций. Мир тогда точно был красочнее. Невольно Чуя погрузился в воспоминания. Когда-то Чуя Накахара совсем не знал шума и суеты больших городов. Нет, конечно, ему доводилось бывать в больших столицах и даже жить там некоторое время, но ни разу он не чувствовал реального ритма этих городов-миллионников. Жизнь в его родном городке начиналась, когда солнце показывалось над черепичными крышами, окрашивало дома в нежные розовые и золотистые тона. Он точно помнил, как лучи, словно нежные пальцы, скользили по мощеным булыжником улочкам, пробуждая город от тихого сна. Воздух, еще прохладный от утренней росы, наполнялся ароматами свежеиспеченного хлеба из пекарни на площади и пряных трав из садов, окружавших город со всех сторон. Жизнь в крошечном поселении, затерянном среди холмов, текла размеренно, как медленная мелодия старинного органа. Не было здесь суеты мегаполисов, только тихий шелест листьев на старых липах, легкий плеск воды в речушке, что петляла через весь город, и неторопливые разговоры соседей, знакомых друг с фрау Шмидт из булочной до господина Майера, владельца книжного магазина. Дети, играющие в прятки среди узких переулков, смех которых эхом разносился между старинными зданиями, — это была мелодия их повседневной жизни. Взрослые, спешащие на рынок, обменивались приветствиями, делясь новостями и рецептами. Время здесь казалось растянутым, податливым, позволяющим насладиться каждой мелочью: чашечкой кофе на террасе кафе, прогулкой по цветущему лугу за городом или простым наблюдением за танцем бабочек над полевыми цветами. Вечерами, когда солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в яркие, фантастические цвета, город окутывала тишина, нарушаемая лишь звоном колоколов старинной церкви и шумом ручья. Из открытых окон доносились звуки музыки, разговоры, смех — теплая, домашняя атмосфера единения и спокойствия. Здесь каждый знал соседа, и чувство общности, теплота человеческих отношений были драгоценнее любого богатства. Это был город, где время останавливалось, чтобы люди могли насладиться простотой и красотой жизни. Но ценность этой простоты спокойства едва ли дано было понять молодом подростку, рвущемуся повидать свет в свои шестнадцать. Сердце Чуи Накахары быстро гоняло молодую кровь по венам, готовую вскипеть от любого малейшего воздействия. И катализатором этой бурной реакции стал человек наименее подходящий на такую роль. Артюр Рембо появился в их небольшом городке совсем неожиданно. Он представился старым знакомым отца и поселился в доме семьи Накахара. Удивительно, как человек двадцати семи лет мог называть себя «старым другом» и при это не вселять в людях ни капли сомнения в правдивости своих слов. В общем, нельзя было сказать, что он врал, разве что слово «друг» добавлял с лукавостью: куда вернее было бы выразиться «партнер по бизнесу». Но в самом начале истории молодого Накахары и Рембо важно было далеко не это — так считал сам Чуя. С появлением нового лица в своем окружении, в груди Накахары зародилась надежда. Все в нем так и кричало: «Вот он! Шанс! Скорее лови его». И нужно ли объяснять, какие вещи может выдумать воспаленный мозг подростка в разгаре пубертата, причем что он годами сох со скуки в родном городе. Конечно же, в ход была пущена каждая крупица его обаяния и вся мощь привлекательности молодого тела. Тем не менее первое время общение никак не вязалось. Артюр, казалось, был больше озабочен какими-то своими взрослыми делами с Накахарой старшим, а на младшего в доме едва ли обращал внимание. И это казалось странным: что именно может обсуждать молодой мужчина в новомодной дизайнерской одежде с пятидесятилетним фермером по вечерам за распитием дорогого коньяка. Они не давали никому вслушиваться в свои разговоры, и как бы Чуя не пытался тайком прильнуть ухом к двери, его всегда находили и тут же отправляли в постель со словами «недетское уже время — ночь на дворе». Всю информацию, что удалось собрать за месяц можно было уместить в паре вытянутых из контекста слов: «Йокогама, Порт и что-то о каких-то посылках». Одним словом — ничего не ясно. Когда время подошло к зиме, а снег за окном падал крупными хлопьями, знаменуя скорый приход Рождества, судьба Накахары все же поддалась его сильному натиску и действительно круто изменилась. Спустя столько месяцев переговоров, их постоялый гость все же пришел к единому соглашению с Накахарой старшим, и теперь проводил вечера в компании всей семьи. Дом наполнился предвкушением праздника. В воздухе царила долгожданная атмосфера волшебства, щедро разбросанная повсюду. Воздух густо пах хвоей, корицей и мандаринами — ароматы, незаметно проникающие в каждую комнату и заставляющие сердце биться чаще. Целую неделю потомки семейства Накахара провели за украшением дома и особое внимание уделили гостинной. В её центре, достигая почти потолка, стояла настоящая ель. Густые ветви, усыпанные игрушками — от хрупких стеклянных шаров до забавных плюшевых мишек — переливались в свете многочисленных гирлянд, словно волшебный зимний сад. Под елкой, словно застывшие в ожидании чуда, лежали аккуратно упакованные подарки, перевязанные разноцветными лентами. Камин, сложенный из теплого камня, пылал уютным огнем, отбрасывая мерцающие блики на стены, украшенные рождественскими венками и весёлыми картинками. Мягкий свет ламп, рассеянный по всей комнате, создавал ощущение тепла и уюта, приглашая к спокойствию и отдыху. Былая тишина из дома тоже пропала. С началом рождественских каникул, в дом ворвалась жизнерадостная суета. Детский смех, подобный звону колокольчиков, раздавался по всем комнатам. Маленькие ножки, быстрые и неутомимые, бегали по паркету, оставляя за собой шлейф весёлого беспорядка. Это были те самые моменты, ради которых и украшали дом, готовили подарки и создавали такую волшебную атмосферу — моменты живой радости и семейного счастья, превращающие обычный дом в настоящую сказку. Жаль только, что в те времена Чуя еще не осознавал, что это последнее его Рождество… Его увлечения тогда были иные. Пока вся семья занималась подготовкой к приближающемуся празднику, в его жизни произошло куда большее событие — так уж он считал. Спустя три месяца стараний: намеренного валяния в разных позах на диване, ведения за ужином заумных разговоров и некоторого хвастовства собственными талантами, Чуя все же был замечен Артюром Рембо. И отношения эти развились куда стремительнее, чем ожидалось. В один из вечеров, когда Чуя уже почти принял свое поражение в маленькой своей игре с постояльцем, а потому остался в комнате, изменяя обычным своим привычками проведения долгих вечеров в общей гостинной, в дверь его комнаты тихо постучали. Только он успел сползти в кровати, как в проходе показалась голова. — Можно к тебе? — мягко спросил Рембо. — Конечно. Что-то случилось? — Чуя сильно разволновался и подскочил к двери, услужливо впуская посетителя и закрывая за ним дверь. — Я просто заметил, что тебя нет как обычно в гостинной и решил проверить, в порядке ли ты. Холодная ладонь вдруг приподняла непослушную рыжую челку и губы Рембо прижались ко лбу. Накахара не мог и двинуться от удивления — просто застыл на месте вне состоянии даже моргнуть. — Температуры нет. — Констатировал он и вскоре отстранился. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — Да, просто настроения нет сегодня. — Вот как… Диалог на этом, можно сказать, закончился, и Чуя оже ожидал, что неожиданный его гость быстро покинет комнату, но вопреки всему, Рембо вдруг уселся на его мягкую кровать и принялся осматривать стены и бесконечные полки книг. Он пошелся взглядом по каждый полке, ненадолго задерживаясь на знакомых названиях, а когда заметил отдельный шкаф с томами на иностранных языках вдруг легко улыбнулся. — Ты знаешь французский? О, и итальянский… — Мгм, доводилось учить. Но это схожие языки, их легко учить вместе. Да и граница близко, тут иногда проезжают авто на французских номерах. — А к тому еще английский и японский, верно? — Да. Еще немного понимаю китайский, но только на бытовом уровне. — И любишь читать. Классику в основном, как я вижу. — Он поднялся и подошел к полке с томами увесистых мыслей греческих философов. А как у тебя с точными науками? Накахара слегка поморщился. Хотя ему нравилось хвастаться достижениями, все это начинало походить на допрос. — Математика дается мне легко, только химия чуть хуже мне заходит. — А история? — Как всем. Ничего сложного. — Сражение на Березине? — Мы идем по элементарщине? Ноябрь двенадцатого. — Последний король из династии Валуа? — Генрих третий. — У тебя отличная память. — Артюр подошел совсем близко, Чуе даже пришлось приподнять голову, чтобы смотреть ему в глаза. Легко улыбнувшись, он заправил выбившуюся рыжую прядь за ухо, откуда его палец медленно скользнул на щеку и прошелся по подбородку. — Прекрасно. На этом он вдруг покинул комнату, а Чуя остался в панике соображать, что именно произошло. Неужели, невероятная искра, о которой он читал у Бронте и Шекспира, все же вспыхнула между ними? Но к чему бы тогда понадобился этот допрос? Артюр оставлял за собой больше вопросов и загадок, чем давал ответов. И нельзя не сказать, что подобное не усиливало интригу и не добавляло лишь больше драйва в юношеский интерес молодого Накахары. С этого знаменательного вечера, постоялец все чаще стал навещать Чую, искать с ним уединения для длинных бесед с глазу на глаз. Теперь настал черед Накахары младшего забирать на себя внимание Артюра и вести беседы с глубокого вечера до середины ночи. Рембо оказался действительно хорошим собеседником: он умел вовремя выслушать, вставить шутку или же наоборот поддержать. Но и Накахара никогда слабым себя в коммуникации не ощущал, а для молодого парня семнадцати лет он и вовсе невероятно умело раскрывал сложные темы и мог поддержать почти любую беседу. Наверное, лучшей комбинации интеллектуалов, мирно разглогольствующих на, в общем-то, мало кому понятные темы, вряд ли удалось бы подобрать. Накахара наконец нашел кого-то действительно интересного в своей жизни, а Артюр… кто же знает, что творилось тогда в голове у этого мужчины? Наверное, Чуя тоже не оставил его сердце равнодушным, по крайней мере в той степени, в которой удалось бы тронуть охладевшее сердце убийцы. Первая ночь, проведенная с Артюром, стала для Чуи незабываемой. Хотя молодое тело томилось и изнывало от нехватки интимных прикосновений, и парень так и норовил сорваться, Рембо четко контролировал процесс. Он постепенно учил Накахару тонкостям: как получить удовольствие самому, как помочь своему партнеру. Он приоткрыл ему дверь в мир секса, и сделал это плавно и аккуратно, хотя совсем непросто было совладать с буйным темпераментом. Прикосновения Рембо были легкими и вымеренными, поцелуи же требовательными и властными. Он словно вел за собой маленького котенка, который пока еще не окреп и не понимает, как идти вперед самостоятельно. И стоит отдать должное его умелости и ловкости: даже неприятная растяжка не показалась Накахаре тогда чем-то ужасным, а когда он впервые почувствовал импульс, проходящий по телу от внутренней стимуляции, то и вовсе забыл, где находится, настолько ярким казалось тогда это чувство. И стоит ли объяснять, почему на заданный сразу после оргазму вопрос: «Поедешь со мной в Америку?» — он без раздумий ответил «да». Стыдно признаться, но в свои семнадцать Накахара Чуя все еще верил в волшебников. Нет, не в тех, что ходят с магическим посохом в остроконечной шляпе, а в тех, что появляются вдруг из ниоткуда и забирают в лучшую жизнь. Таким волшебников он воображал себе Артура Рембо, и это представление Чую одновременно спасло и погубило… — Хэ-эй! Ау! Возвращайся с соседней галактики на Землю, а то я сейчас откинусь от холода. — Настойчивый зов Дазай вырвал Наказару из глубоких раздумий. Пара янтарных глаз уставилась на него в ожидании. — И правда холодно. — Он ловко спрыгнул с капота и бросил последний взгляд на заброшенный дом, в который когда-то лично привел его Артюр Рембо. — В конце концов это всего лишь воспоминания. — О чем это ты? — Да так. Пытаюсь вернуться на Землю из соседней галактики. — Получается? — Время покажет. — Бросил он с улыбкой, а про себя добавил: «Ты покажешь».