Гак и рыбка

– Вот, поглядите. Худощавый мальчишка, на вид которому было лет десять-двенадцать, одетый в форменную рубашечку серого цвета, швырнул другим ребятам (их было шестеро) свежий выпуск The Times. Осень за окном их общей спаленки бушевала, было уже далеко за полночь, однако мальчики, воспитанники приюта лорда Томаса Теодора, в который вот только недавно какой-то толстосум пожертвовал тонну современных гаджетов, неделю как сидели со своими новёхонькими смартфонами едва ли не до рассвета. Тот мальчишка, что притащил газету, пошуршал страницами, самодовольно взъерошил светлый чуб и настойчиво ткнул пальцем в какую-то статейку. – «Не становись убийцей. Выспись», - монотонно и вообще незаинтересованно прочитал название другой мальчик, у которого волосы были смешно подстрижены горшочком, и пожал плечами, – Пф-ф. Я не хочу спать. Я нормально за три часа высыпаюсь. – Дурак, - фыркнул на него светленький, пнул его бедром, чтобы тот подвинулся и уступил побольше места на табурете, театрально прокашлялся. Это, наверное, был какой-то условный сигнал, так как все ребята оторвались от телефонов и прислушались. Мальчик с залихватским чубом приосанился: – «Каждый десятый водитель в Великобритании признаётся, что хоть раз засыпал за рулём. Вдумайтесь, какая это пугающая статистика: около 20% всех ДТП…» …так, ага, всякая фигня… да где же это? А, вот: «…авария на Грейт Саут Вест ровно десять лет назад, 6-го сентября 2000-го года, в которой страшной смертью погибла на месте семья репортёров The Times: Макс и Джанет Пэнкоу и их двухгодовалый сын Питер. Мистер Джеймс Роджерс, известный предприниматель и молодой владелец страховой компании Rogers, тоже жертва того кошмарного ДТП, чудом выжил, но потерял руку и был вынужден пройти через несколько сложнейших операций, а так же долгий реабилитационный курс. Цел и невредим же остался лишь Кит Блэйк, уснувший за рулём виновник…» …ага, ну вот! И парнишка опять самодовольно взлохматил чуб с таким видом, будто бы всем всё сразу же должно было стать ясно. Ребята непонимающе молчали, ожидая объяснений. – И..? - весело спросил самый неприметный из всех и, видимо, самый лояльный парнишка по имени Нибс. – Дураки… - светленький закатил глаза, – Ну? Мозгами-то раскиньте? Я Питер Пэн. Тот малой был Питер Пэнкоу. Мне двенадцать. Ему было бы тоже двенадцать, я три раза посчитал. И вообще, я нашёл про этих Пэнкоу всякое, что они тут в Лондоне одни проживали, брат там чей-то был – помер, а больше – никого, маленькая семья… короче! Этот Роджерс, ну, который безрукий, он богатый тип. Я про него тоже нарыл, взломал кой-чего… он, короче, кроме того, что сам жертва, связан как-то ещё с этой темой всей, брата того зачем-то искал… короче! Короче, я придумал так: пусть он думает, что тот мелкий выжил, и что это я! А? А? Всё же сходится! Я в приюте, предки мои, алкаши поганые, пусть в аду горят… А Роджерс этот, мало ли, вдруг он сердобольный тип и усыновит меня, ха-ха! Или лучше просто денег даст, это ж модно. Папочка-то мне не нужен. Вон, у богачей принято всякие типа добрые дела делать. Вот пусть делает. А? Как вам идея? – Классная! - просиял Нибс: по водянистым глазкам его было видно, что он ничегошеньки не понял, но слово «деньги» ему понравилось. «Деньги», это было вообще нечто такое глобальное, похожее на большую общую мечту, вокруг которой и сдружились все семеро ребят, Питер был среди них старшим заводилой и считался лидером, а остальные по причине своего сиротства назывались командой «Потерянных Мальчишек», так как «потерянные» звучало намного круче, чем «брошенные». Все ребята были очень разные, но все одинаково мечтали заиметь однажды эти самые большие «деньги» и купить на них собственный остров. – Кроме той части, где «пусть Роджерс думает, что Пэнкоу выжил», - закатил глаза Тутлз, это был тот мальчик, который читал вслух название статьи, – Как это, интересно, ты планируешь такое сделать? Передашь ему нужные мысли по вай-фай? Все загоготали, кроме Питера и ещё двух ребят, рыженьких близнецов, похожих друг на друга так сильно, словно это один человек умудрился достать из зеркала своё отражение, и ходил с ним бок-о-бок повсюду. – Контекстная реклама, - почесал макушку один близнец. – Всплывающие окна, - додумал второй. – Подсунем ему статью про лорда Томаса. – Ага, с рекламой усыновления. – Попросим Марту, чтоб написала трогательный текст про детей, которые теряют родителей в авариях и попадают в приюты. – Например, в приют лорда Томаса Теодора. – Бинки, ну он же не идиот, есть же информация, что Пэнкоу все погибли. – Надо, значит, добавить другой информации. – Какой? – Как ошибается эта… как её… ну, она, которая вычисляет, где чьи трупы… – Анализ ДНК? – Нет! Анализ ДНК – это «он». А то – «она»… – Статистика? – Нет! – Экспертиза, - подсказал Тутлз. – Экспертиза! Да, Мармадьюк? Она? – Она! – И что? – Взрослые все идиоты, Кудряш, - ответил Бинки мальчику с милыми каштановыми завитушками, – Ведутся на любую дичь, если там есть слово «экспертиза». Я хочу пятьдесят процентов, Питер. – И Я ПЯТЬДЕСЯТ!!! - завопил Мармадьюк, второй близнец. – А Я СТО ПЯТЬДЕСЯТ!!! - вскочил Нибс. – Заткнитесь, дебилы, - шикнул на них Тутлз, – не то Марта проснётся и отберёт у нас телефоны на месяц. – Так, - это к обсуждению, наконец, присоединился последний мальчик, самый крупный и щекастый, который до этого молча наблюдал за происходящим. Его звали Слегка. Слегка считался добряком, тихоней и умничкой, поэтому, когда он начинал говорить, то и Потерянные Мальчишки, и Питер Пэн, всегда лояльно позволяли ему высказать мысль. К тому же, Слегка умел играть на кларнете, хорошо считал и всегда всё делал по справедливости, а ещё, с ним была связана милая история: когда Слегка был ещё совсем крошкой, он утверждал, что прекрасно помнит своё детство в семье, хорошо знает, кто его родители, и может даже назвать свои настоящие имя и фамилию. Тутлз тогда предложил ему представиться, и Слегка с неуклюжим поклоном заявил, что он – Слегка Загрязнённый. На комбинезончике у него висела бирка, которую забыли снять после химчистки, гласившая «слегка загрязнённый», и толстенький Слегка был во всей этой ситуации так трогателен и мил, что никто не осмеял его, все вежливо с ним познакомились, и это имя само собой за ним закрепилось. Слегка сказал: – Нас семь штук. Питер главный, и он всё придумал. Ему сорок процентов. Остаётся шестьдесят. Нам по десять. – Это Рождество я буду встречать богатым, вот увидите, – самонадеянно заключил Питер. И он не ошибся! Джеймс Роджерс, словно послушный дрессированный щеночек, сделал всё так, как предписывал ему план Питера Пэна и Потерянных Мальчишек, даже ещё лучше, нам это уже очень хорошо известно. Правда, единственным из команды потеряшек, кому тоже повезло, оказался Нибс, он нынче работал у мистера Пэна водителем и жил припеваючи. Остальные же никаких десяти процентов не видали, но не оттого, что Питер всех обманул, о нет! Он просто забыл. А ребята, то есть, молодые джентльмены, работники офиса мобильной связи (Бинки и Мармадьюк), начинающий врач-терапевт (Кудряш), педагог музыкальной школы (Слегка) и помощник мирового судьи (Тутлз) ничего с него и не спрашивали. * – Я всё ему расскажу!!! Всё расскажу!!! Всё!!! - пищала Тинкер Белл, захлёбываясь в слезах. Питер Пэн только что в миллионный раз заявил ей, что она больше не представляет для него никакого интереса и может валить, куда глаза глядят. Тинк обозвала его неполноценным и незрелым мальчиком, за что получила болючую пощёчину, затем они оба вспылили, подрались, девица сдуру выпалила, что мистер Роджерс – и тот был по отношению к ней нежен и вежлив в отличие от Питера, и Питер чуть не ополоумел от ярости, когда понял, что девчонка имеет ввиду секс. Всё это происходило на заднем сидении рабочей машины Питера. Нибс, привыкший ко всему, беззвучно подпевал любимой группе, что звучала у него в одном наушнике, покачивал головой в такт и вёл автомобиль спокойнее некуда. – АХ ТЫ ШЛЮХА!!! - неистовствовал Питер, пытаясь схватить девчонку за шею, – ГРЯЗНАЯ МРАЗЬ!!! Я УБЬЮ ТЕБЯ!!! – АЙ!!! АЙ!!! АЙ!!! - верещала Тинк: шею защитила, но Питер успел цапнуть её за волосы и дёрнул со всей силы, вырвал клок, – МНЕ БОЛЬНО!!! БОЛЬНО!!! – САМА ВИНОВАТА!!! - одна мысль, что проклятый Роджерс отымел его феечку, приводила парня в бешенство, – А ГОВОРИЛА, МЕНЯ ЛЮБИШЬ!!! – Я И ЛЮБЛЮ!!! - Тинк орала так громко, что весь Лондон, должно быть, слышал её дикие крики, – ЛЮБЛЮ!!! И ВСЕГДА ЛЮБИЛА!!! ЖИТЬ БЕЗ ТЕБЯ НЕ МОГУ! А ТЫ… ТЫ..!!! ТЫ МУЧАЕШЬ МЕНЯ!!! – Мучаю?! Я?!?! Да я только и знаю, что всё тебе оплачиваю!!! Решаю все твои проблемы!!! Это ты мучаешь меня! Шлюха! Вали к своему старому Роджерсу и соси его старый хер! Я вас обоих сгною!!! Обоих!!! Вы у меня попляшете!!! – Нет!!! АЙ, АЙ!!! - это Питер выдрал у Тинк ещё клок волос, она почувствовала кровь на лбу, влезла в рану руками, испугалась, поняла, что ей действительно больно, и навзрыд расплакалась, отползла от Питера в самый угол сиденья, – Я всё ему расскажу!!! Всё расскажу!!! Всё!!! Слёзы ручьём покатились у неё из глаз. – Расскажу, что ты не тот… за кого себя выдаёшь… Это была большая ошибка, угрожать – этим. Питер резко побледнел и ощетинился. Прищурился. Кроме Потерянных Мальчишек, Тинкер Белл стала единственной посвящённой в тайну Питера Пэна и Питера Пэнкоу. Ей было всего четырнадцать, когда она познакомилась с Питером в чате любителей видеоигр на просторах интернета, а Питеру – шестнадцать, и он, в общем, из-под личины инкогнито с удовольствием рассказывал всем подряд историю о том, что он – бог обмана и коварства, который провернул сумасшедшую подмену личности и сидит теперь на шее у миллионера. Никаких подробностей вроде имён и названий Питер, ясное дело, не выдавал, но так уж вышло, что он встретился с Тинкер Белл в реальной жизни, влюбился, и их общение не прервалось. А Тинкер Бэлл, будучи не полной дурой, в какой-то момент осознала, что та небывалая сказка, которую Питер наплёл ей при знакомстве – чистая правда. Она никогда с ним об этом не говорила, да и, если честно, не была уверена до конца… предполагала, что могла что-то недопонять… – Не расскажешь, - холодно сказал Питер. Почему-то Тинк стало очень страшно. Она громко всхлипнула, вжала голову в плечи, попробовала промокнуть пульсирующую рану на лбу рукавом. Питер достал из подлокотника бумажную салфетку. – Переборщил, да? - мгновенно изменившись в лице, участливо спросил он и подвинулся ближе, – Прости. Ты же знаешь, как я реагирую на твои выходки, если ты меня доводишь. Прости, ну, прости, феечка. Он протянул ей салфетку, но Тинк не взяла, сидела, обняв колени, и тряслась в рыдании. – Ты мне волосы вырвал, - булькнула она. – Ага. Никому ты теперь лысая не нужна, кроме меня. А я тебя и такой люблю, малыш, - Питер пригладил её коленки, ласково постучал по ним ногтями. – Я тебя ненавижу. – Врёшь! Ты меня любишь. Не можешь без меня жить. Хочешь, я тоже буду с тобой нежным, как старый Роджерс? Стану нежным. И вежливым. Дай, ранку промокну. Постепенно придвигаясь к расстроенной Тинк вплотную, Питер сложил салфетку вчетверо, коснулся раны, стёр кровь со лба, а вторую руку запустил своей феечке за талию. – Ну? Получше тебе? Видишь, я тебя жалею. Это достаточно нежно? – Питер… – Малыш. Скажи, а ты правда не можешь без меня жить? – Правда, - вздохнула Тинк, и потянулась к влюблённо улыбающемуся Питеру, чтобы поцеловать его. Питер склонился к ней нос к носу. Чмокнул. А потом вдруг лицо его опять сделалось ледяным. Рука, которая гладила Тинк у поясницы, нащупала дверную ручку. – Ну и не живи, - прошипел Питер Пэн, дёрнул дверь и с силой вытолкнул Тинкер Белл из автомобиля. Нибс ни на секунду не отвлёкся, не изменил скорости и ничего не прокомментировал. * – Молчи-молчи-молчи-молчи, - Майкл подлетел к Венди, не зажал ей рот только потому, что губы у неё были уже накрашены, так что просто сложил руки в умоляющем жесте, – У нас сложности, позвонил сакс, застрял с поломкой где-то на трассе и не успевает приехать к началу церемонии, я срочно ищу, кто есть поблизости, чтобы его заменить… ничего не говори мне, пожалуйста, я нервничаю, давай отработаем и потом пообщаемся… Повезло, что Венди оказалась в силах осмыслить то, что выпалил ей брат: она сама была в тревоге и в жутком смятении насчёт его ситуации, испытывала страх из-за того, что во всех неприятностях был замешан Пэн, который с лёгкостью мог бы усложнить им всем жизни по одному лишь щелчку пальцев; также, Венди, вообще-то, вчера вышла замуж, то есть, не вчера, нет-нет, они с Джеймсом расписались ещё в начале месяца, просто никому не сказали, но вчера был банкет, да такой масштабный, что весь остров Великобритания, должно быть, видел, как переливалось небо от света тонны софитов и четырёх экранных LED-инсталляций, и Венди чувствовала, что ей потребуется приличное количество времени, чтобы отойти от впечатлений… Тем не менее, она как-то умудрилась понять, о чём и по какой причине попросил её Майкл, так что быстро достала телефон и стала молча изучать собственный огромный список контактов, надеясь, что вспомнит каких-нибудь музыкантов, живущих неподалёку. Найти кого-то свободного в летнюю пятницу, да ещё и с условием сорваться с места и примчать загород прямо сейчас, было практически нереально, но произошло маленькое чудо: нужный человек приехал сам, это оказался один из гостей, по совместительству – скрипач, он заявился на праздник пораньше, чтобы настроить инструмент и уточнить у ведущей, когда можно вставить его музыкальный подарок в программу свадьбы. Майкл едва ли не обнял этого скромного молодого человека, посвящать его в подробности не стал, но сказал, что Филипу (так звали парня) будет оказана честь подзвучить церемонию выездной регистрации. Филип был такому повороту событий бесконечно рад, хоть и застенчиво отнекивался поначалу: – Всю церемонию?! - охнул он и вылупил на Майкла глаза, – ВСЮ?!?! Нет, нет, как же, я же… нет, ну… то есть… нет, я могу, могу хоть трёхчасовой концерт… но… как-то это… ну… – Филип, - Майклу пришлось срочно затолкать куда подальше все свои личные стрессы и изо всех сил воззвать к иллюзии уверенности в себе и чуть только восстанавливающемуся природному очарованию, – не отказывайтесь, пожалуйста. Просто поверьте, для такого трогательного момента, как выездная регистрация брака, нет ничего лучше скрипки! К тому же, это не три часа, а тридцать минут… У Вас и флэшка с минусами с собой, Вы сказали. Идёмте, я Вас к звукооператору провожу, чтобы Вы программу из них составили, выберите треков десять, нежных каких-нибудь, романтичных. Последовательность любая… – Точно? - похлопал глазками Филип, теребя собачку молнии на чехле от инструмента, – Ну… ну ладно, хорошо… …Уже глубоко после банкета, когда гости разошлись, молодые сказали слова благодарности организаторам, а все подрядчики погрузили оборудование в грузовики и минивэны, Венди, переодетая из любимого голубого платья Я Дарлинг в простенькую футболку и леггинсы, осторожно подошла к брату. – Поговорить хочешь? - ласково спросила она. – Ага, - Майкл сидел у высокой стопки из десяти круглых столов, сложенных друг на друга в углу полупрозрачного купола, который и принимал сегодняшний банкет. – КОНФЕТТИ!!! - вдруг умоляюще пискнула узкоглазая толстенькая уборщица, возившаяся неподалёку, Венди вздрогнула, схватилась за сердце от неожиданности, обернулась, хотела что-то переспросить, но уставшая женщина, разматывающая шнур строительного пылесоса, посмотрела на неё страдальчески и указала на пол, – Пожалуйста… молю… От вендиных кед почти через всю площадку тянулась дорожка ярко-розовых блёсток, уборщица только что еле-еле собрала их в сыпучую кучку, а Венди, нервная и невнимательная, случайно прошлась сквозь неё и по новой разворошила липучие блестяшки. – Чёрт, - вздохнула она, – Простите. Чёрт… давайте помогу. – Нет, нет, - засуетилась полная женщина, – нет, стойте, стойте, что Вы… не надо… просто постойте на месте пока… пожалуйста… Венди со вздохом взглянула на свои кеды, больше напоминающие теперь спортивные ботиночки Барби, потом на Майкла, изнеможённо потирающего веки, вздохнула в третий раз, да и вылезла из собственных кед. Взяла брата за руку и на пальчиках направилась вместе с ним к другому так называемому «углу» круглого купола, где пустовала барная стойка, а в высокие стопки была сложена сотня прозрачных пластиковых стульев. – На ручки хочешь, младшенький? - она ободрительно улыбнулась брату, сняла верхний стул из самой низкой башни, села, постучала по коленкам, как, бывало, делала в детстве, когда Майкл прибегал к ней жаловаться на зануду Джона. – Ха-ха, - Майкл невесело улыбнулся ей в ответ, сел прямо на пол и смело облокотился ухом на вендино колено, – Хочу. Я пригласил Филипа на свидание. Может, он меня на ручки возьмёт? Я дурак, Ви, да? – Ма-а-а-айкл, - укоризненно протянула Венди, – Боже. Да, ты дурак. Нет, ты не дурак. Просто попал в дурацкую ситуацию. Боже, но… свидание? Боже. Зачем? Хотя, не знаю, может тебе и надо развеяться. Только будь осторожным по отношению к себе… – Ага, - буркнул Майкл, – дурак. – Расскажи мне, что там у тебя… насчёт..? Сбиваясь на домыслы и глотая тревогу, чтобы голос поменьше дрожал, Майкл рассказал Венди, что решился, наконец, разобраться, чтó ему теперь делать, как и какие документы оформлять, узнать, можно ли вернуть машину, или надо продать её, какие вообще есть варианты действий в случае лизинга… и вот, сегодня ему перезвонили из банка и сообщили, что платёж, вообще-то, погашен. Никаких подробностей Майклу выяснить не удалось, так как всё было оформлено на него через JR, и выплаты, соответственно, тоже проводились через JR. – Может, это Джеймс решил тебе помочь? - предположила Венди, – Хотя, я не слышала, чтобы он был в курсе. Он ненавидит лезть в дела Пэна лично, контролирует только сделки фонда. – Сомневаюсь, что это он. Если только ты его не просила..? Не просила же? – Нет. Я же обещала тебе, что никому не скажу, и не говорила. Но я могу у него спросить, если хочешь. – Нет, не спрашивай! Он и так едва ли простил меня за… ну, ты поняла. То есть… я… ну… я хочу… хотел бы узнать… просто… может, это Питер? – МАЙКЛ! - Венди чуть не треснула брата по затылку, – Чёрт, я обещала также не осуждать тебя… я не буду… но, пожалуйста, пожалуйста, не надо питать иллюзии на его счёт… Чёрт! Знаешь, да, это вероятно он. Но, если так, он это сделал не из любви к тебе, а чтобы тебя помучить. У него внутри дыра, Майкл, ты сам это знаешь. Он всё делает из соображений холодных расчётов. Он бездушный и бесчувственный робот. Он… – Я знаю, знаю, - сглотнул Майкл, – Я имел ввиду, типа, это… такой пинг… понимаешь? Мне страшно, если честно. Виви. Когда это всё закончится? Майкл и Венди ещё поговорили, Венди настояла на том, чтобы подкинуть брата до дома, написала Джеймсу, тот ответил, что давно и с нетерпением ждёт миссис Джеймс в свою кровать. – Я поеду, дорогой, - мягко улыбнулась Венди брату, – Не знаю, что тебе посоветовать и нужно ли советовать что-то вообще. Окажись я в твоей ситуации… ох, ну, я бы, наверное, погрязла в делах и забыла всё, как ночной кошмар. Я только не поняла… получается… кредит закрыт и машина… твоя? Правильно же? – Ну да! Понимаешь?! Ездить я на ней в жизни не стану! То есть, она классная, и всё такое, но мне в ней плохо! Физически! Тошнит! Трусит! Голова кружится! Дышать тяжело, даже если просто на неё смотрю, а в салон и подавно сесть не в силах! И с бумажками всё равно надо разбираться дальше, я не соображаю, ну, моя она, но оформлена через JR, у меня документов на неё нет… Как продать не понимаю… и боюсь продавать… мало ли, кто и как с меня потом спросит эти деньги… и не хочу я этих денег! Да я б подарил её кому угодно просто так! Лишь бы избавиться! Всё запутано! Зачем я вообще ввязался во всё это… – А подари, - Венди вдруг щёлкнула пальцами и хитро взглянула на расстроенного Майкла. – Кому? - безнадёжно вздохнул он, – И как… – Отдай её в фонд THI. Позвони им, скажи, что вот такая и такая ситуация, что хочешь… хм… добровольное пожертвование совершить. Объясни, что все документы уже у них, но, так как это пожертвование, ты хотел бы остаться анонимом и общаться только с менеджером, который тебе на линии попадётся. Скажи, что… э-э… что знаком с руководством и желаешь, чтобы они были не в курсе, от кого прилетает такой подарок. Самой Венди идея явно казалась просто гениальной, однако бедняга Майкл ни на секунду не просиял. Наоборот, он скуксился и вжал голову в плечи. – Ви. Питер ведь знает, что это за тачка, он увидит, и… – Но менеджер-то не знает, - парировала Венди, не дослушав, – Ты озвучишь пожелание остаться инкогнито, тебе всё оформят, и к моменту, когда Питер увидит эту сделку по факту её свершения, машина уже вернётся к нему. Это хороший вариант. * «…феечка, феечка! Глупая, ты зачем так, зачем? С ДОРОГИ, УРОД!!! Феечка, что же ты, как же ты…» – Видел, видел? - влюблённо хлопая глазками, Тинкер Белл, чуть ли не с ног до головы замотанная в тугие бинты, мельтешила перед своим папой, а тот сидел в углу в её палате, держась за голову, то и дело горько вздыхая. Она, должно быть, уже в сотый раз показывала ему видео, заснятое каким-то прохожим и завирусившееся в сети: молодой миллионер и красавец с внешностью фотомодели мистер Питер Пэн сломя голову мчится сквозь поток свистящих тормозами машин, чтобы спасти от неминуемой гибели свою подругу. Видео хаотично показывало сначала прокуренный старенький салон какого-то автомобиля, потом всё тряслось, картинка сменялась то небом, то бегущими по асфальту ногами, затем телефон поднимали над головой, и в кадр попадала она, жертва происшествия, израненная и расцарапанная Тинкер Белл. Дальше владельца телефона толкали с криком «с дороги, урод», на видео появлялась спина Питера, он стремглав летел на помощь подруге, хватал её на руки и шагал с ней в безопасном направлении так, будто котёнка из огня выносил. – Тина, - молил её мистер Белл, – всё, хватит, ну… я видел, видел, да… пожалуйста, прекрати мне это показывать. – Ладно, ладно! - Тинк позолотилась снисходительными смешками, покряхтела, стараясь прогнать боль в спине, и плюхнулась обратно в койку. Вошла медсестра. – Ну что, «феечка», как сегодня твои дела? - с улыбкой спросила она. – Плюс ещё двадцать тысяч подписчиков! - прихлопнув в ладошки, воскликнула Тинк, и медсестре пришлось приложить усилия, чтобы задержать на лице улыбку и не цыкнуть. Мистер Питер Пэн лично доставил свою феечку в самую престижную больницу Лондона, оплатил ей команду лучших врачей и выкупил такую палату, какую, будь это не больница, а отель, можно было бы оценить как королевский люкс. Ещё по пути он вызвал Джукса, водителя Джеймса, в приказном тоне отправил его забрать мистера Бэлла, где бы тот ни был, и доставить к дочери, а Нибса послал по другим сопутствующим делам. Когда Белл приехал, Пэн бросился к обнимать его со всхлипами «здравствуйте, папочка» и выплакал ему душераздирающую историю о том, как папина дочурка, его любимая феечка, закатила истерику, сказала, что уходит от Питера навсегда, и вышла из автомобиля прямо на полном ходу. – …а я так люблю Вашу дочку, мистер Белл, так люблю… но Вы останьтесь с ней, лучше Вы… я поеду… вдруг она меня видеть не захочет… что я буду делать без неё, не знаю… перееду из Лондона, наверное… навсегда… Скорее всего, Питер задумывал для мистера Бэлла сценарий, в котором он, «папочка», отругает дочь за плохое поведение и скажет ей, что она дура, что надо быть покладистой по отношению к Питеру, он ведь такой завидный богатенький влюблённый жених, и ей никак нельзя допускать, чтобы он переезжал… но мистер Белл приходился Тинк отцом, а не матерью, поэтому, когда феечка пробудилась, ничего подобного он дочери не сообщил, да и был бы рад, честно говоря, если бы Питер навсегда переехал от Тины подальше. Однако, никаких манипулятивных установок Тинк внушать не пришлось, её мозг сделал всё самостоятельно, а видео от прохожего о героическом спасении, всплывшее в сетях, этому прекрасно поспособствовало. В первые три дня после пробуждения и первичной реабилитации Тинкер Белл мимо всех указаний и рекомендаций провела, порхая по палате в ожидании своего спасителя. Следующие три – проплакала в подушку потому, что он так и не явился. На седьмой день отец забрал Тину домой. – Он никогда больше не захочет меня видеть, да? Тинк размазывала сопли по лицу, а папа, стараясь не отвлекаться от дороги, горестно косился на уже покрывшуюся корочкой жуткую залысину у дочки на лбу, так обидно подпортившую кукольное личико, проехавшееся, как он думал, этим самым местом по асфальту. Круговорот мучительных «да» пытал изнеможённую Тинк чувством вины: – Я сильно вывела его из себя, да? – Он разлюбил меня, да? – Это я во всём виновата, да? – Я сказала ему лишнего, да? – Он теперь не напишет мне, да? – Всё из-за моей болтливости, да? И всё в таком духе. Потом её захватывал не менее болезненный марафон обнадёживающих и оправдывающих «но»: – Но он же спас меня… – Но он же обо мне позаботился… – Но он же оплатил мне лучшую палату… – Но он же говорил «феечка»… – Но он же меня не бросил… – Но он же привёз меня в больницу… Затем какая-нибудь очередная мысль заканчивалась фразой «наверное, он сделал это напоследок, да?» – и карусель закручивалась по новой. А Мистер Белл всё приговаривал «успокойся, родная» и возводил глаза к небесам с тяжёлыми вздохами. Молчаливый недалёкий Нибс приехал за Тинк спустя еще две недели (в которые Питер не объявлялся, и из социальных сетей он тоже пропал – Тинкер Белл следила внимательно), он ничего не сказал, никак ни о чём не предупредил, просто позвонил в калитку и сообщил, что ожидает, когда она выйдет. Тинк выпорхнула к нему, в чём была, с одним лишь телефоном в руке, пыталась расспрашивать водителя, но Нибс был нем (и глуп), как рыба. Стоило ему только остановить тот же самый автомобиль, из которого Тинк недавно вышвыривали, словно мусор, и в который Тинк безо всякого сомнения села, ослеплённая, как девица молниеносно выпрыгнула из него и пулей помчалась к Питеру Пэну, едва появившемуся в холле. Питер сходу треснул Тинкер Белл наотмашь по лицу, а потом сразу же обнял её до хруста костей, разрыдался и стал самым искренним образом бубнить: – Ты… до чего меня довела… шлюха… что, если бы ты там сдохла под колёсами… что бы я тогда делал… и как тебе не стыдно такое вытворять… А Тинк рыдала ему а плечо: – Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя… - и цеплялась за рубашку Питера изо всех сил, чтобы только больше не разлучаться со своим суженым. Странные вещи творят с человеческим мозгом созависимости и чужие психические расстройства. Жертвы считают абьюзерами сами себя, нарциссы совершенно искренне веруют в свою святость, мир переворачивается с ног на голову, и это причиняет всем кошмарную боль, от которой нет никаких лекарств. Слава богу, что об этом сейчас, хотя бы, говорят. Однако есть ещё кое-что, о чём молчат, в основном: что-то, что тоже попадает в мясорубку личности, вернее, пока мясорубка ломает и крошит человека заживо, это что-то мчится со страшной скоростью, стремглав летит вперёд, но создаёт ложное ощущение тотальной паузы и обманывает всех вокруг, делая вид, что замирает. Это время. Так вот можно попасться ненароком в чью-то ловушку, погрязнуть в ядовитом болоте нездоровых отношений и не заметить, как подлое время прогонит мимо вас годы вашей жизни. Конечно, находись вы на каком-нибудь волшебном острове, вам, может быть, и повезло бы не постареть… однако, чудеса – они бесплотно радуют нас лишь со страниц фантастических романов и детских сказочек, любовно начитываемых в аудио Первым голосом Соединённого Королевства, а в реальной жизни след от летящих мимо лет ложится людям морщинками в уголки глаз и сединой на пряди волос. Остаётся только надеяться, что взбалмошная феечка-ремесленница по имени Тина – не такая уж и плохая, вообще-то, молодая мадам – успеет вовремя опомниться и сбежать от своего возлюбленного пораньше, а не попозже. * В лондонском небе бушевала жуткая непогода. Привычный сентябрьский дождь превратился в кошмарный ливень, точно из ведра поливающий серые улицы, окрашивая их в чёрный глянец и смывая с них всех случайных прохожих, позабывших поинтересоваться прогнозом и захватить зонт, или, ещё лучше, купить авиабилет и слинять до мая куда-нибудь на Мальдивы. Тем не менее, в одном чёрном GLE, том самом, который мисс Дарлинг лихо подрезала на парковке под автосалоном вот уже три года назад, стёкла прямо сейчас запотели от самой настоящей жары. – М-М-МФ, ЧЁРТ! ЧЁРТ! ЧЁРТ!!! Явно сильно довольная собой, Венди откинулась на своё сидение, вытерла губки тыльной стороной ладони, сладострастно выдохнула. Не далее, чем пятнадцать минут назад, Джеймс дразнил её тем, что, стоя на светофоре, жал на газ, предварительно установив рычаг в позицию паркинга, и синхронно с каждым следующим рыком мотора демонстрировал, как подпрыгивает тот орган его тела, которому девица готова была уделять внимание круглыми сутками. У Венди до сих пор цветные бабочки перед глазами летали. – Хочешь ещё? - пьяным голосом спросила она и облизнулась, – Сейчас? – Ох-ха-х..! - устало фыркнул Джеймс, утирая испарину рукавом, – Хочу! Попозже. Дома. Пару раз. И утром. – Злодей… - хихикнула Венди, включила «голос» и с киношной интонацией проговорила, – Злодей! Ты завладел моим разумом! Я больше не принадлежу себе… я всецело в твоей власти… пощади меня… подчини меня… – Венди-и-и-и… - Джеймс зарычал на неё сквозь смех, – ох. Люблю тебя, моя Крюк. Мда. Ха-х! Единственный, наверное, полезный навык, которому папаша меня научил. – Какой? - Венди глотнула воды, закинула бутылочку обратно в карман двери и развернулась к мужу, показывая, что она – вся внимание. – «Контролируй свою эрекцию», - засмеялся Джеймс, и Венди вытаращила на него свои серые глаза в изумлении. – Какой-какой?!!.. – «Контролируй свою эрекцию», - повторил Джеймс, ухмыляясь, и соизволил застегнуть-таки брюки, – Ну, знаешь, этот нелепый разговор, я уверен, у тебя тоже был подобный, как у дочки с мамой, да? Разговор отца и сына про «взрослые дела». Пф-ф! Цирк. Тем не менее, это был хороший совет. «Контролируй свою эрекцию», так он мне и сказал. «Это важно», - тут Джеймс смешно спародировал манеру разговора мистера Роджерса, – «Не позорься перед девчонками, даже если тебе на стенку хочется лезть от необходимости спустить бачки. И будь во всеоружии, даже когда нервничаешь перед той самой». Знаешь, крошка, если ты подаришь мне сына, я тоже дам ему этот совет, ха! Это, как выяснилось, дельный совет для мужчины. Нравится тебе моя эрекция, м? Она ещё ни разу тебя не подводила! У Венди, пока она слушала, покраснели щёчки. Они с Джеймсом с самого начала вели более, чем откровенные беседы и делили множество интимных тем, но это до сих пор немного смущало. И сильно заводило. – Я схожу от тебя с ума, - ответила Венди и накрыла ладонью то место, о котором шла речь, любовно посжимала его, пригладила. – Крошка-а-а… - оскалился Джеймс, раздвигая ноги пошире. Заглушенный автомобиль пришлось снова завести: Джеймс и Венди, вообще-то, и так опаздывали на встречу, однако заехать на парковку и потерять ещё пятнадцать минут (вернее, не потерять, а приобрести, приобрести самые потрясающие и сладкие пятнадцать минут, ради которых Джеймс всегда бывал готов отложить всё на свете) стало вынужденной мерой, чтобы не отвлекаться от дороги и вдоволь насладиться процессом. Мотор опять заревел. – Я написала квартирмейстеру, что мы задерживаемся, - Венди улыбнулась, пристегнулась, – Он что-то ответил, пока мы… сейчас посмотрю… э-эм… о, ну вот, он тоже ещё в пути. Он вообще сказал тебе, какая такая срочность? – Нет, - пожал плечами Джеймс, – сказал только, что нужна личная встреча, так как разговор этот, по его словам, будет не телефонный, и попросил увидеться где-нибудь подальше от JR. Вот я и предложил съездить к Немцу, я не обедал. – О! Так мне не следовало, может, напрашиваться с тобой? Я бы запросто перекусила где-то в другом месте, если у вас личные дела… ну, или я поодаль сяду, да? – Нет, - Джеймс премило фыркнул и любовно пригладил новеньким, буквально неделю назад приобретённым протезом вендину коленку, – Альф сказал, хорошо, если мы будем вместе. – Интересно, что ж там за дело… - Венди накрыла металлические пальцы своими. Минут через двадцать GLE был как попало припаркован по диагонали на пару мест у Куксона под рестораном, ныне переименованным в загородный клуб, Джеймс, как водится, поухаживал за женой, открыл ей дверь, подставил зонт, подал руку, Венди поулыбалась сначала мужу, а потом красивым буквам, искусно высеченным из дерева и уютно устроившимся над главным входом: «Немец и Француз». – Сколько раз я ещё скажу, что не могу в это поверить? - посмеялась она, семеня рядом с Джеймсом и прижимаясь к нему покрепче, чтобы укрыться от дождя и пронизывающего холода. Джеймс только весело и немного снисходительно фыркнул в ответ. Встречать Роджерсов, то есть, Крюков, француз выбежал лично, всегда так делал, и всегда излишне заискивающе глядел на красавца Джеймса, а потом ангельски-виновато на Венди, и Венди хохотала, а Джеймс подкатывал глаза и старался не слишком слышно скрежетать зубами. – Мисте‘ и миссис Джеймс ‘Одже‘с! - затараторил Габриэль, преувеличенно торжественно объявляя Крюков так, словно те были парой, прибывшей на приём или бал, – Заходите, заходите же, пог’ейтесь! Апе‘итив? – Нет, Габи, благодарю, - сдержанно улыбнулся Джеймс. – Габриэль, привет! - Венди радушно пожала его толстую руку: Француз за это время ещё поправился, неумолимо приближаясь по весу к своему партнёру Немцу, – Как Вы поживаете? Мы недавно гостили у Тайгеров, они шлют Вам привет, мы, кажется, видим Вас чаще, чем родная сестра! – И я этому очень ‘ад, до‘огая Венди, очень ‘ад, - сиял Габи, поглядывая тайком, как Джеймс разминает шею и поправляет кудрявый хвост. Куксон, по словам Габриэля, являющегося теперь в Немце и Французе (это, между прочим, была его, Куксона, идея, дать ресторану новое имя, так как «мадам Непогода с пояфлением лучезагного Габи, утегяла фсё сфоё флияние и сделалась маленькой и незначительной») управляющим партнёром, сегодня «уехал по делам», так что Джеймс и Венди были избавлены от необходимости вести светские беседы с чуточку влюблённым в Венди немцем и чуточку влюблённым в Джеймса французом, к тому же, каждый раз, как они вчетвером оказывались за одним столом, Крюки тратили всю свою волю и все силы на то, чтобы не хохотать, столь умопомрачительно комично смотрелись рядом Немец и Француз. Оба разжиревшие и похожие на сочный кусок стейка, оба лысеющие и розовощёкие, оба ворочающие языками каждый со своим типичный акцентом, и при этом разные, как день и ночь: один тучный и хмурый, напоминающий старый ворчливый рояль, другой воздушный и звонкий, как до отказа надутый разноцветный резиновый мяч. Венди говорила, что если бы Габи с Куксоном вздумали вести совместный Инстаграм или зарегистрировались в Тик Токе, их бы ждал бешеный успех. – Прошу прощения… - это в зал вошёл мокрый до нитки мистер Мейсон, он оказался сегодня из тех, кто не посмотрел прогноз и авиабилетом на Мальдивы побрезговал, – Привет. Погода дерьмо. Прости, Венди. Кэп. Фух. Вы дадите мне минутку? Если я сейчас же не выпью горячего чаю, то завтра слягу с простудой. Это небольшое приветствие Альф проговорил в своей обычной манере: самым спокойным, размеренным и доброжелательным тоном, но лицо его было болезненно-бледным и из уверенного квадрата вытянулось в потерянный прямоугольник. Джеймс уточнил, всё ли у Альфа в порядке, сам заказал ему чай. – Всё в порядке, спасибо, - ответил Альф, но тут же вздохнул и решил сказать честно, – Нет, кэп. Всё в беспорядке. Резреши мне сейчас ничего не комментировать. Сначала чай, а потом нам, думаю, лучше будет сесть в отдельном зале. Здесь такой есть? – Есть, - ответила Альфу Венди, – есть маленькая банкетка вон за той дверью, и несколько закрытых беседок на террасе. После того, как горячий чай был выпит, а подвешенная за уши тишина, никак не поддающаяся скрашивающим её вендиными комментариями насчёт закусок и погоды, достигла предельного напряжения, квартирмейстер выбрал беседку, несмотря на то, что всем снова пришлось выйти под дождь. – Альф, - прямо обратился к нему Джеймс сразу же, как Габи с вежливым пожеланием хорошо провести вечер, закрыл за ними дверь, – что случилось? Альф тяжело вздохнул. Подождал, пока Венди расположится за столом, затем они с Джеймсом тоже сели. – Так, - начал он, расстёгивая толстую кожаную папку, которую принёс с собой, и извлекая из неё стопку каких-то бумаг и документов, – Сразу подчеркну. Это НЕ разглашение ничьей конфидециальной информации. Мне никто ничего не говорил. Я провёл самостоятельное расследование. Я и не подозревал… однако, одно зацепилось за другое… а дальше – я догадался… Вот. Вся информация в тексте, чтобы не оставлять с моих или ваших электронных носителей никаких следов. Он подвинул стопку Джеймсу, подышал ещё, и Венди обратила внимание, как он вдумчиво набирает воздух не в грудь, а в живот. – Джеймс, - проговорил он доброжелательно, – Я оставлю все бумаги тебе. Ты изучишь их подробнее позже. Но… это – точно. Здесь нет никаких ошибок. Ты знаешь мою дотошность. Я два года безвылазно копался в этом дерьме. Прости, Венди. Кэп… тебя, если я правильно сопоставил причины и следствия, обвели вокруг пальца... я только молю тебя не принимать никаких скоропалительных решений… …Каким чудом Джеймс не сравнял со злости несчастную беседку в Немце и Французе с землёй – неизвестно. Хотя, нет, известно, конечно же известно, недаром ведь Альф решил, что присутствие Венди смягчит шок. Откуда квартирмейстер узнал секрет Питера Пэна и Питера Пэнкоу – он не признался, размыто ответил, что, якобы, кое-какая случайно всплывшая в разговоре кое-с-кем фраза натолкнуло его на размышления о том, что Пэн, вроде как, украл чью-то личность, а дальше Альф просто начал делать то, что хорошо умеет – копать и разбираться. До Пэнкоу докопался потому, что изучал и капитанское досье в том числе. А дальше – сложил два и два. Джеймс сначала хохотал. Потом орал. Потом сдерживал себя, чтобы не начать крушить всё вокруг. Потом плакал и снова хохотал. А потом составил вместе восемь стульев, лёг на них, как на диван, и час молча лежал, прикрыв лицо протезом. Венди держалась за голову и злилась, наверное, не меньше, чем Джеймс, проклинала мерзавца, желала ему страшных мук, несколько раз хваталась за телефон, чтобы посмотреть, чем и как карается по закону кража личности, и квартирмейстер едва успевал напоминать ей, что со своих личных устройств лучше ничего такого не искать, так как неизвестно, насколько глубоко простираются интересы мистера Пэна, отслеживает ли он для всяческих махинаций гаджеты своих так называемых врагов, или нет (позволим себе заметить, что – нет, постоянно Питер ничего не отслеживал, был слишком беспечен, мог только разово удалённо взломать то или иное устройство для достижения одному ему известных целей). Когда буря немного улеглась, Альф осторожно произнёс следующую мысль: – Я зол не меньше вашего. Ты не делился со мной этой историей, кэп, и я прошу прощения, что влез в неё… я подозревал, что ты не случайно выбрал мистера Пэна своим, скажем так, протеже, чувствовал, что тебя с ним что-то связывает… Всё ещё лёжа на составленных стульях, Джеймс пробормотал что-то неопределённое, внятно ответить не смог. – Да… - продолжал Альф, – в общем… дело в том, что получается… что он… он ничего не украл. Он как был Пэном, так и остался. Он не претендовал на то, чтобы называться Пэнкоу. Не крал никаких данных. Он… как я понимаю, он просто каким-то образом сделал так, чтобы ты ПОДУМАЛ, будто тот мальчик выжил, и будто он и есть тот самый мальчик. И ты подумал. И… не стал проверять потому, что всё совпало. Да и как тут проверить, если он сирота? Никаких документов у него и не было. Или он их стёр, концов теперь не сыщешь. По закону он ничего не преступил. Ты помнишь, как ты вообще на него вышел? Джеймс молчал ещё пару минут, хмурился, нервно теребил протез, а в следующее мгновение глаза его вдруг распахнулись, и он вскочил, как ошпаренный. – ТВАРЬ… - прошипел он, – Мерзкая гнида… ублюдок… я помню! Помню, Альф! Это была реклама!!! РЕКЛАМА!!! Гадская реклама, бесконечно всплывающее окно про приют лорда Томаса Теодора!!! Я подумал тогда, что пацан, если выжил, мог попасть в какой-нибудь приют, а дальше – искал по имени и году рождения! Когда нашёл, решил, что «коу» потерялось из фамилии потому, что он выговорить нормально не мог! ПОДЛЫЙ СУЧАРА!!! – И что теперь делать… его как-то можно призвать к ответственности..? - беззвучно прошептала Венди, бледнея. – Нет. То есть… я имею ввиду, я не знаю, - ответил Альф и повернулся на Джеймса, попробовал его обнадёжить, – Нужно консультироваться с юристами… но… они перелопатят всё, кэп. Всё, понимаешь? И, словно бы специально подгадав нужный момент, в лондонском небе бахнул мощный раскат грома. – У меня всё чисто, милая, -  а это Джеймс обратился к Венди, когда они уже ехали домой. Венди была за рулём, Джеймс полулежал на пассажирском, тёр виски и страдальчески стонал, перебирая распечатки экспертиз и старые отчёты о смерти мальчика, которые отдал ему Альф. Как можно было быть таким слепцом и идиотом – он теперь сам не понимал. Всё было очевидно, прозрачно, всюду говорилось и подтверждалось, что в той страшной аварии погибла вся семья Пэнкоу, Джеймс и сам слышал эту информацию в новостях… злую шутку сыграло с ним его собственное сознание, оно тогда, когда он лежал, искалеченный, посреди дороги и видел, что окровавленный пацан уползает прочь, решило отключиться при виде месива вместо руки за пару секунд до того, как Джеймс лицезрел бы гибель мальчика. И Джеймс по роковому стечению обстоятельств пришёл к неверному выводу, а Питеру Пэну, хитрому и скользкому гадёнышу, просто повезло извлечь из всего этого максимальную выгоду. – У меня всё чисто, - повторил он, – Клянусь жизнью. Я давно привёл всё в порядок. И порядочно веду дела. В JR и в THI может нагрянуть хоть сотня юристов. Я лично вынесу им сотню лопат, чтобы они перекопали всё, что им заблагорассудится, сунули свои носы в любые сделки. У меня всё чисто! Но… я не буду ни к кому обращаться. Я этого не вынесу. – Джеймс..? - Венди аккуратно предложила ему ладошку, не уверенная в том, что Джеймс захочет вложить в неё свою руку. Джеймс вложил. – Моё имя и без того достаточно склонялось… тогда. Если эта история всплывёт в прессе, а она всплывёт однозначно, я никогда в жизни от неё не отмоюсь. – Что… почему… – Потому, что это история о том, какой я дурак. Альф верно сказал. Этот… этот… ублюдок… призывать его к ответственности… не за что. Обвинять не в чем. Я… я ничего не выиграю, если приму решение как-то влиять на ситуацию. Только выставлю себя дураком. – Но… нужно же как-то… – Никак, - отрезал Джеймс. До дома доехали в тишине, но за руку держаться не перестали. Уже в гараже Венди уверенно произнесла: – Знаешь, что, - начала она с интонацией заботливой, но очень похожей на нравоучительную, – Нельзя оставлять всё это на самотёк и позволять самозванцу и дальше пользоваться всеми благами, какими ты его обеспечил. Пэн достаточно насолил тебе. И мне. И боюсь даже представить скольким ещё людям. Пора от него избавиться. Ты же мистер Джеймс Роджерс. Капитан Джеймс Крюк. Могущественный и властный человек. Всесильный. Я уверена, ты придумаешь способ, как правильно это сделать. – Мне на ум приходит только как неправильно, - Джеймс скривился. – Ты мог бы возобновить тот план, что вы пытались провернуть с Джоном. – Поймать его за руку на махинациях? – Да. – Если честно, теперь я даже рад, что тогда у нас ничего не вышло. Пэн изворотливый гад. Он запросто вывернет всё наизнанку и подставит меня вместо себя. Не могу позволить себе подобной роскоши, у меня жена на сносях. Уже направляясь к бару, чтобы налить Джеймсу чего-нибудь покрепче, чистого и безо льда, Венди кивнула и нехотя признала, что, вообще-то, согласна с мужем. – Тогда перенести головной офис THI… хм. Куда? В Австралию! Чтобы Пэн хотя бы не мозолил тебе глаза… сомневаюсь, что с его «любовью» к долгим перелётам он станет часто навещать Лондон… назначь его губернатором острова, найми Белл ему в секретари и закинь их обоих куда подальше за океан. – Милая… то, что Пэ… ДА ТВОЮ Ж МАТЬ! - Джеймс случайно взял бокал в протез и, не привыкший к обновлённому устройству, сжал его слишком крепко. Стекло с хрустящим звоном треснуло, посыпалось на пол, а вместе с ним об красивый тёмно-серый матовый кафель разбились вдребезги и двести пятьдесят миллилитров славного кальвадоса. – Твою ж мать, - вздохнул Джеймс, – Ай, да и чёрт с ним. Не буду пить. Или… дай, я у тебя воды глотну. Не вытирай, я сам потом уберу. Иди, сядь, моя ласточка. Я не напугал тебя? Что я говорил? А. Что Пэн мозолит мои глаза. Да. Вернее, это ты говорила. Так вот, то, что Пэн мозолит мои глаза, мне совершенно безразлично. То есть, я ненавижу его, могу вспылить от одного его издевательского «привет, кэп», но это не имеет большого значения. Своими… грязными делишками… он может заниматься из любой точки мира. Австралия никого ни от чего не спасёт потому, что интернет дотянется из неё до Лондона за одну секунду. – Но… Джеймс… – Милая. Пожалуйста. Надо заметить, что в первую неделю после этих новостей от квартирмейстера Джеймс держался молодцом. Затем его так или иначе догнало очевидное осознание, что, коли Питер Пэн есть Питер Пэн, а не Питер Пэнкоу, значит Питер Пэнкоу, непоседливый крошка, погиб в той аварии – и Джеймс был вынужден заново отстрадать неподъёмную горечь вины и как-то убедить себя в её навязанности. Ещё позже Джеймс кипел от гнева насчёт Альфа, который влез туда, куда его не просили, и, хотя он и понимал нецелесообразность своей злости, ничего не мог с ней поделать. Пришлось пообещать самому себе быть хладнокровным, не впадать в деструктивные эмоции и несмотря ни на что в ближайшее время найти приемлемый выход из сложившейся ситуации. Но время, к сожалению, решило играть эту партию против Джеймса. Оно подвесило ситуацию на крюк и – побежало. Побежало. Побежало.