Гак и рыбка

– О… ох! Батюшки! В жизни Вы ещё лучше, дорогая Венди! Здравствуйте! Венди непонимающе похлопала глазками: за дверью стоял такого же, как Джеймс, высокого роста приятный пожилой джентльмен, которого она совершенно точно видела впервые, он лучезарно ей улыбался и, надо понимать, тоже разглядывал её с любопытством. Одет он был в костюм, позволяющий описать его, как современного денди: элегантного, небрежного, но не вычурного, особенный штрих придавал образу старомодный приталенный шерстяной жилет. Было похоже, что ещё недавно этот джентльмен мог похвастать аккуратной стрижкой, но сейчас длина его волос была запущена, причём явно специально, чтобы подчеркнуть красиво вплетающуюся в чёрные пряди проседь. Лукавую улыбку обрамляли выбритые под линеечку триммером усы и борода, черты лица острые, красиво дополненные такими же старомодными, как жилет, длинными бакенбардами. – Э… добрый день… - неуверенно ответила ему Венди, ощущая, как что-то в первую же секунду зацепило её в этом неожиданном госте, но пока не улавливая, что именно, и жалея, что не посмотрела в камеру прежде, чем пускать его во двор, – прошу прощения, мы, кажется, не знакомы? – Мистер Роджерс… - начал было приятный джентльмен, и Венди сразу же на всякий случай тоже ему улыбнулась. – Его ещё нет дома, - кивнула она, – Но он вот-вот должен подъехать. Э… я… давайте я позвоню ему и уточню… Она осеклась, так как джентльмен самым милым образом над ней рассмеялся. Ветер дунул, седая прядь зацепилась за ресницу, он тряхнул волосами (тут Венди нахмурилась, сощурилась и очень-очень пристально всмотрелась в красивое мужское лицо с аристократичными морщинками), заправил её за ухо и протянул Венди руку: – Мистер Роджерс, - повторил он и, пока леди таращилась на него в замешательстве, галантно поклонился, хохотнул и закончил фразу, – к Вашим услугам! Венди не заметила, пожала она предложенную руку, или нет. Являя собой образец тактичности, мистер Роджерс благородно остался стоять на пороге, так как войти его пока не пригласили. С непередаваемой хитринкой и теплотой ещё немного посмеявшись над молодой леди, он в очень вежливой манере произнёс: – Глупо было предполагать, что Джез показывал Вам мои фотографии, или что Вы, Венди, просматриваете список тех, кто ставит лайки на Ваши посты в социальных сетях! Я подписан на Вас. И на Вас, - это он подмигнул Кэтрин, одним глазком выглядывающей из-за угла гостиной, и та медленно помахала мистеру Роджерсу ладошкой издалека, – Вы Кэти, так? Приятно познакомиться. Венди! Я, в общем, и приехал знакомиться с Вами. Джез-то уж точно меня никогда бы не пригласил… а тут… я в историях заметил на Вашем пальце кольцо и подумал – пора объявиться, а то пропущу всё самое интересное. – Мистер… Роджерс… Кое-как прийдя в чувство и ощущая себя абсолютной идиоткой, Венди жестом пригласила мистера Роджерса войти; Кэтрин, пока она пыталась извлечь из себя какие-то вежливые реплики, продиктованные ситуацией, быстро сориентировалась и организовала чай, а потом сразу же сказала, что ей пора. – Так скоро? - обезоруживающе взглянул на неё мистер Роджерс, – Да ладно, право, останьтесь! Я смутил вас, дамы, я понимаю. Давайте чаю выпьем, а там, глядите, мой сын подоспеет. Вы не пишите ему, Венди, что я приехал, пожалуйста! Пусть будет сюрприз. То-то он разозлится, ха-ха! Мистер Роджерс, который представился Бартом, но попросил называть его Брайаном, по второму имени (что, в общем, ни Венди, ни Кэтрин, себе, разумеется, не позволили), был сама любезность. Пожилой и явно опытный во всяких светских делах джентльмен, он обладал прекрасным умением разряжать любую обстановку: за каких-то двадцать минут он успел поведать с десяток занимательных историй из своей жизни, без умолку вёл милые беседы с обеими леди, рассказал про домик в Эссексе, который снимал в последние лет семь, проговорился (наверняка умышленно), что ходит на аргентинское танго, и в тот самый момент, когда Кэтрин открыла рот, чтобы ответить согласием на приглашение на пробный танец, в гостиную вошёл Джеймс. – Какого хера, - сходу зарычал он. Секунда понадобилась ему, чтобы оценить ситуацию. Затем он страдальчески вздохнул: – Венди, Кэтрин. Бартоломью Роджерс, - и, скрежеща зубами, процедил, – Впрочем, вы уже познакомились, я вижу. – Я пойду… - шепнула Кэтрин Венди на ухо, быстренько кивнула обоим Роджерсам и слиняла из-за стола, пока никто её не заметил. – Роджерс, - это Джеймс с большой неприязнью обратился к отцу и повторил свой вопрос в утвердительной форме, – Какого хера. – Я тоже рад тебя видеть, сынок! - не растерялся мистер Роджерс, – Сколько лет назад мы последний раз общались, м? Много уже, да? Но я приглядываю за тобой, да, смотрю во всех сетях! Приехал, вот, навестить тебя, мой мальчик, и познакомиться с будущей миссис Джеймс. Ты не серчай, я… – Роджерс, - ледяным тоном перебил его Джеймс, – проваливай из моего дома. Поздновато строить из себя заботливого папочку. Мы уже говорили об этом. Уходи. – А мой психолог говорит, что не поздновато, и что, пока я не отправился на тот свет, я волен совершать шаги навстречу семье, если желаю. Я желаю. – У тебя нет семьи, - отрезал Джеймс, – Ты сам давным-давно сделал выбор в пользу свободы от семейных обязательств. Вот и наслаждайся. Неужели необходимо проходить это каждый раз, когда ты являешься, чтобы всё исправить? Я не хочу тебя видеть. Катись к дьяволу. Чувствуя, что лучше бы ей срочно провалиться под землю, чем быть невольной свидетельницей сцены конфликта между отцом и сыном, Венди, всё же, не могла не разглядывать старшего и младшего Роджерсов с огромным любопытством. Наверное, Джеймс поэтому и не показывал Венди фотографии отца – не хотел лишний раз слышать этот самый очевидный комментарий: он был похож на папу как две капли воды. Просто одно лицо. Может быть, это и послужило однажды причиной тому, что Джеймс решил отрастить волосы – старался отличаться посильнее, чтобы не видеть в зеркале черты человека, которого терпеть не мог… может быть, Роджерс старший раньше предпочитал носить не только короткую стрижку, но и гладко выбривал подбородок… К слову, именно так всё и было. Джеймс никогда не рассказывал Венди, при каких конкретно обстоятельствах их с отцом пути разошлись, а Венди, уже даже будучи в статусе невесты – не спрашивала, знала, что Джеймс высоко ценит её умение не лезть под кожу и не задавать вопросов, и с удовольствием тактично молчала. Джеймс и сам не мог точно сказать, с чего всё началось, ему казалось, что с рождения: мистер Роджерс старший всегда был чересчур взыскателен по отношению к сыну, требовал много, дарил мало, а сам, при этом, даже близко, по-мнению Джеймса, не соответствовал той планке, которую задавал, имел проблемы с алкоголем (которые, слава богу, уж пару десятилетий как перестали быть актуальными), проблемы с дисциплиной, проблемы с общением. Маленький Джеймс не понимал, почему отцу можно увеяться с друзьями до ночи, куда глаза глядят, а ему нельзя; почему отец имеет право повышать голос, гневаться и использовать нецензурную лексику, а он – не имеет; почему отец может сменить шесть работ и месяцами находиться «в поиске себя», а он, Джеймс, непременно должен окончить колледж… почему, почему отец требует от него быть таким, каким сам не является… Альф как-то намекнул Кэпу, что ему было бы неплохо задать папе все эти вопросы лично и получить внятные (или невнятные) ответы, это, по мнению Альфа, во многом помогло бы… но Джеймс не дослушал предложение даже до половины, рявкнул тогда на квартирмейстера «иди в жопу, Альф» как раз в тот момент, когда Джун приоткрыла дверь, чтобы позвать Капитана на совещание, и на этом «проработка отца» у Джеймса прекратилась. Может, оно и к лучшему… ведь найди Джеймс ответы на свои внутренние вопросы, кто знает, вдруг он бы тогда принял решение тоже ходить с гладко выбритым подбородком и стильной стрижкой… и мисс Дарлинг бы подумала на него: «обычный мужик» и решила бы не отвечать ему в директ даже после тех первых гортензий… Вообще, следует сказать о том, что Джеймс Роджерс вёл себя по отношению к отцу хоть и крайне недружелюбно, но «по совести». Бартоломью Брайан Роджерс числился в JR на какой-то призрачной должности, имел счёт в банке с лимитированным ежемесячным списанием (Джеймс никогда за долгие годы этим не интересовался, завёл счёт на имя отца и засунул мысли о нём куда подальше, но мистер Роджерс старший ни цента со своего счёта не списал и накопил уже очень приличную сумму), а также ни в одной сети и ни по телефонному номеру не был заблокирован сыном. Поэтому сообщение, написанное мистером Роджерсом старшим на следующий день, долетело до Джеймса без преград и задержек: «Джез. Дай мне час? Пожалуйста. Это будет другой разговор, не такой, как обычно». И Джеймс, то ли не успев подумать, то ли по какой ещё причине, ответил отцу: «The Association, 16:30». – Привет, сынок, - мистер Роджерс старший тепло улыбнулся Джеймсу, когда тот вошёл в кофейню ровно в 16:29. – Боже. Избавь меня от этого, умоляю. Что у тебя? Выкладывай. Надеюсь, ты не явился сюда, чтобы попросить у меня почку потому, что умираешь? Я ничего тебе не дам. Такого от Джеймса даже отец не ожидал, он поперхнулся, вылупился на сына, а потом – расхохотался. Джеймс прикрыл лицо бионической рукой. – Дже-е-ези-и-и! Ха-ха-ха! Почку! Ты выдумщик! Думаешь, я мог бы..? Гм. А я мог бы, да, ха-ха-ха! Нет, Джез, я, к сожалению, всё никак не умираю. Живу. Ох, знаешь, я собирался спросить, как у тебя дела, но ты не станешь отвечать мне, да? Мне следует просто начать говорить? – Пожалуй, - безразлично прозвучало из-под протеза, а живой рукой Джеймс изобразил жест «валяй». – Прости меня, - просто и тепло сказал Роджерс старший. Джеймс недоверчиво сверкнул на него в щёлочку голубым глазом и изогнул бровь. – Странно, да? - улыбнулся ему отец, - я столько раз приезжал к тебе с разговором и ни разу не сказал тебе этих простых слов. И это даже не мой психолог меня надоумил! Прости. Знаешь, мне столько лет казалось, что это ты должен извиняться передо мной, и я вот только недавно сообразил, что ты, возможно, ждёшь от меня того же. Направляясь на эту встречу, Джеймс предполагал, что будет терпеливо сидеть молча, откажет насчёт почки и свалит ровно через три тысячи шестьсот секунд, но заслышав, что его пропащий папаша в принципе имел наглость считать, что это он, Джеймс, должен приносить извинения, чуть не взорвался на месте. Выждав несколько мгновений, чтобы не дать подступающей ярости смести всё и всех вокруг, Джеймс скрипнул своими великолепными белоснежными клыками: – Извиняться. Я. Интересно, за что. За то, что я родился? Мистер Роджерс вздохнул. – Ну, в общем, примерно так, да, – он ухмыльнулся, как если бы говорил о каких-нибудь совершенно обыденных вещах вроде вечерних шоу или чашек кофе, – Не конкретно за это, мы ведь хотели тебя, и планировали, но примерно так. Я об этом и хочу поговорить. Что отвечать на такое, Джеймс понятия не имел. Был бы не человеком слова – встал бы, развернулся и направился бы прочь из The Association. И, скорее всего, на этот раз предпочёл бы заблокировать Роджерса старшего в сетях и по телефону. Но Джеймс сказал, уделит час, и был намерен с хладнокровием и достоинством высидеть эту пытку. – Ты очень на меня похож, Джез. Ты это ненавидишь, я знаю, и тебя наверняка раздражает моя борода, хотя, чтоб ты знал, к тебе она отношения не имеет, просто девчонкам помоложе таким я больше нравлюсь, хе-х! Ты похож на меня – характером. Скверным. Сколько раз я попадал под твою горячую руку? Каждый раз? А ты в юности сколько попадал под мою? Мы оба с тобой гневливые и вспыльчивые гады. Но… у тебя теперь не просто девчонка помоложе, да? Я смотрел за ней. И за тобой. Ты изменился, конечно… гляди, сидишь, терпишь. Но ты, это всё ещё ты. Гневливый и вспыльчивый гад. И… ну… ох. В общем… ты… ты, я полагаю, не видишь этого… но твоя мисс Дарлинг так на неё похожа. Мне бы не хотелось, чтобы ты наломал с ней дров и испортил себе и ей жизнь. Как я когда-то. Ш-ш-ш! За баром громко сработала кофемашина. Какой-то прохожий, шагающий мимо окошка The Association, видимо, узнал Джеймса, остановился на секунду, чтобы кивнуть. Джеймс кивнул в ответ, однако даже не проследил, кто это был. – Я ничего не понял, - сказал он мистеру Роджерсу, хотя явственно испытал тревогу такую, как будто всё понял, но не осознал, чтобы сформулировать словами, – Будь любезен пояснить. На кого похожа, каких дров, и с чего это вдруг я должен всё испортить. – Джез, Джез. На твою мать. Я когда вас увидел вдвоём на фотографии, подумал на секунду, что смотрю на… не знаю. На альтернативную версию нас с Амелией в молодости. Я сразу понял, что для тебя это не просто какая-то очередная мадам с симпатичным личиком. Можешь счесть всё это старческим брюзжанием и фантазиями выжившего из ума человека… но я, в общем, порешил, что должен рассказать тебе, почему уехал. – Ты счёл меня, калеку, обузой и бросил, - пожал плечами Джеймс, умышленно игнорируя комментарий насчёт своей матери. – Так это выглядело, да. На деле же я винил тебя в смерти Амелии и был слишком труслив, чтобы заявить об этом. Джеймсу показалось, что его окунули с головой в ледяной сугроб. Он по сей день часто вспоминал маму, она никогда с ним особенно не нежничала, была скорее справедливой, чем ласковой, но оттого лишь гораздо ценнее воспринимались её добрые слова или редкие прикосновения. Венди была совершенно на неё не похожа. Тоже русоволосая, тоже сероглазая и с правильными тонкими чертами лица, тоже небольшого роста и стройная, да, но Венди вся буквально состояла из тепла и ласки по отношению к Джеймсу. Джеймс рассказывал Венди о том, как его мама заболела, однако ему и в голову не приходило в этом кого-то винить, тем более себя. Чушь какая-то. Он посмотрел на Роджерса старшего невидящим и непонимающим взглядом. – Себя я тоже винил. И виню, - тихо добавил он, – Я должен был поддерживать её во всём, должен был много и часто говорить ей о том, какая она чудесная. Я очень её любил, Джез. Но вместо того, чтобы осыпать её всеми благами мира, я срывался на ней. Старался контролировать себя, но ты меня знаешь, я неудачник, со мной вечно какие-то беды. Дом был единственным местом, где я имел возможность выпускать гнев. Я никогда, никогда не позволял себе оскорблять её или как-то вредить, боже упаси… но она была вынуждена вечно выслушивать яростные тирады относительно моих коллег, моих друзей и моей никчёмной жизни. Я бил посуду. Она убирала. Потом я извинялся, она говорила, что всё понимает, и что согласна со мной во всём. Венди делает так, м? Делает вид, что твой гнев не отравляет её, и проживает его с тобой? И твердит, что всё в порядке, да, Джез?.. Амелия любила мою ветреность. Была готова закрывать глаза на мою ругань. И я любил её. А потом появился ты. Такой маленький и сразу такой красавец! Ты..! Я чувствовал себя так, как будто ты отобрал у меня мою Амелию. Она была вся в тебе. Вся, понимаешь? Для меня времени и места не находилось. Мне оставались только моя ярость на всё вокруг и стакан рома. – Так бывает, когда рождаются дети, знаешь ли, - язвительно заметил Джеймс, снова умышленно игнорируя проскользнувший комментарий, на этот раз тот, что про Венди, – Ты, может, не в курсе, но человек, когда рождается, требует круглосуточного внимания потому что сам не умеет ни есть, ни пить, ни ползать, и сгинет, если кинуть его, рассчитывая, что он пойдёт самостоятельно добывать себе пропитание и обустраивать жизнь, начиная с однодневного возраста. – Это ты сейчас такой умный, - по-доброму фыркнул мистер Роджерс, – ты уже большой мальчик и всё понимаешь. А мне только-только стукнуло двадцать один, когда ты родился! Нет, я, конечно, был не полным идиотом… но я не осознавал… масштаб. Амелия была постарше, она всегда поступала мудро, со всем справлялась… а я… я, в общем, капризничал и распускал нюни, словно это я был её сыном. Всё как-то наладилось с годами, но я так и не сумел тебе уступить. Думал, что ты недостаточно хорош для её любви. Я глупец. Много лет срывал гнев на вас обоих. Мне жаль, Джез, клянусь тебе, мне жаль. Я до сих пор думаю, что Амелия из-за меня заболела. Она ведь заболела до того, как ты… как с тобой произошёл несчастный случай. Изо всех сил укрощая порыв треснуть папашу по носу за все эти рассуждения и стараясь держать лицо, чтобы на нём не отражалось то огромное презрение, которое он испытывал, Джеймс опять буквально ощутил, как сорвался с обрыва и шлёпнулся, но не в сугроб, а в ледяную воду. Мама слегла с онкологией уже после того, как он обзавёлся своей механической лапой – вот что он знал. Думал, что знал… – Ты был не в курсе, Джез. Я тоже. Но я догадывался. В конце концов, ты был ей сыном, а я – мужем. Я чувствовал, что с ней что-то происходит… нехорошее. Странное и страшное. Она молчала. Может, сама тогда не знала. Почему-то я долго её не спрашивал, списывал всё на её настроение, на наши личные ссоры, думал, что это, так, временное недомогание, пройдёт. В тот день, когда я решил поговорить с ней и отправить её на обследование… в тот день… с тобой… случилось это. Мистер Роджерс тронул на мгновение один металлический палец. – Мы с твоей мамой оба перепугались до смерти. Впрочем… к чему ворошить эту историю? Ты сам всё помнишь получше меня. Я… я отвлёкся на тебя. Если бы только я тогда поговорил с Амелией… мы бы узнали на полтора года раньше. Опухоль бы вырезали, и, кто знает… * – …а потом он сказал: «Может, мама всё ещё была бы с нами». Альф подвинул Кэпу коробочку с одноразовыми платками, и Джеймс, ни капли не стесняясь и не сдерживая себя, взял один и смачно в него высморкался. – Я размазня, Альф. Мне, как трусливому королю-беглецу, нужен из твоего кабинета секретный лаз, спрятанный где-нибудь в стене и ведущий прямиком на парковку. Посмотри на меня. Как я сейчас от тебя выйду? – Выходить прямо сейчас необязательно, - умиротворяюще ответил Альф и, заботливо налив Капитану свежей воды, поставил стакан на стол с его стороны, – Можешь лежать, сколько потребуется. Сам же знаешь. – Знаю, - Джеймс растянулся на мягкой замшевой кушетке поудобнее, закинул ногу на спинку, опухшие веки прикрыл рукой и, чертыхнувшись, выплюнул очень гадкое ругательство, – …мой папаша. Не сиделось ему в этом своём Эссексе. Явился учить меня жизни. Наставлять. Как будто это было мне нужно. Мне вообще ничего от него не нужно, Альф! Тем более навязанное чувство вины, которое я теперь испытываю! Скотина!!! Тьфу!!! Альф обыкновенно позволял своим собеседникам вообще всё, так что Джеймс, не задумываясь, по-настоящему сплюнул на пол. – И я же понимаю всё, Альф! Понимаю же! Осознаю, что я не причём, что, во-первых, маме самой следовало вовремя позаботиться о своём здоровье, во-вторых, что Роджерс мог вовремя принять меры… ничего им не мешало!.. Моя… ситуация… это просто отговорки… перекладывание ответственности на меня… Да, должен заметить, папаша мой сам сказал, что давно меня не винит. Дошёл, видишь ли, до этого. Но зато я сам теперь себя обвиняю! Прекрасно! Вот мало мне, выражаясь твоим языком, в жизни травм! Теперь ещё и это! Альф! Какого хера! Неужели нельзя нормально?! – А нормально, это как, по-твоему? - полюбопытствовал Альф. – Как с Венди. – С Венди, по-твоему, у тебя всё нормально? – С Венди, по-моему, у меня всё чудесно. Боже, надеюсь она тебе про меня так же говорит? Это не вопрос, я помню, ты кремень, да и я считаю низостью выпытывать у третьих лиц вещи, которые можно обговорить лично. …Вот видишь, Альф! Это, я считаю, нормально! Я уважаю Венди! Я забочусь о её чувствах! Она уважает меня и заботится о моих! Ты бы её видел… мы с Роджерсом пока бранились, она скромно молчала, затем, когда я его выпроводил, вежливо попрощалась, а потом, знаешь, что? – Что? Джеймс сел. Посмотрел Альфу прямо в лицо и театрально взмахнул руками. – Ничего! Она у меня НИЧЕГО не спросила! Понимаешь? Она никогда не пытает меня, как это делают недалёкие женщины, она позволяет мне молчать, если я хочу молчать! Говорит, что я могу делиться с ней тем, чем сам считаю нужным, и в том случае, если я этого сам хочу! Хм, нет, я вру, кое-что она у меня спросила. Она спросила, хочу ли я бренди. Нормально – это вот так. Заботиться о важных для тебя людях. Уважать их. А Роджерс ни хрена не уважает! Врывается в мою жизнь и без спроса суёт мне свою отраву! Злобно взмахнув кистью, Джеймс недовольно зарычал, дёрнулся, откинулся назад и ударил себя по лбу. – Хорошо, что ты злишься и хорошо, что осознаёшь навязанность вины. Ты прав в том, что ты не причём. Каждый сам несёт ответственность за свою жизнь. Иногда люди… выбирают… выбирать других и забывать о себе. В твоих силах разрешить им это делать. – Не понимаю. То есть… вроде понимаю, но, вроде, и не понимаю. Понимаю, что мама выбрала забыть о себе в мою пользу. И что принесло это всем по итогу только горе. Но… не понимаю насчёт «выбирать себя». Мы много с тобой об этом говорили в рамках… моей темы… но, вот, знаешь, с Венди буквально только что случилась неприятность, и, клянусь, я бы всё отложил, в том числе и себя, чтобы только помочь ей поправиться. Я… ну… я понимаю, почему мама так поступила. Я же тоже всё и отложил. Разве не надо было? – Разница заключается в том, можешь ли ты себе позволить выбрать другого человека, или нет. Есть ли у тебя на это ресурс. Не будет ли это тебе во вред. Какой ущерб ты причинил себе, выбирая всё отложить и дежурить у Венди? – Никакого. – А твоя мама какой ущерб причинила себе, выбирая заботиться о тебе и молчать о собственном самочувствии? – Я понял. Улыбаясь Джеймсу ободряюще и спокойно, Альф указал глазами на воду, но Капитан не взял стакан, вздохнул, почесал затылок. Задумчиво повторил: – Я понял… – Как ты себя сейчас чувствуешь, Кэп? Получше? - тепло поинтересовался у него Альф. – Ага. Но хочу воспользоваться твоим предложением лежать, сколько потребуется, - хмыкнув, Джеймс лёг обратно, взял подушку, взбил её протезом и воткнул себе под голову, – У меня есть ещё вопросы. – Темы для проработки? - Альф доброжелательно хохотнул, принимая свою стандартную открытую позу заинтересованного и симпатизирующего слушателя. – Темы для проработки. Господи боже. Ещё целых два часа Джеймс говорил с Альфом о своём отце, о том, о чём тот и приехал его предостерегать, о страхе неизвестности и утверждающимся с каждым днём желанием сердца в эту неизвестность шагнуть. Почему-то вспомнил Лилию, то есть Лили, поведал, как гордится тем, что помирился с ней благодаря Венди. К завершению сеанса пришёл к выводу, что всё хорошее, что случилось с ним за последнее время, было благодаря Венди, и Альф шепнул ему (как друг, а не как психолог), что из всех колоссальных заслуг и оглушительных побед Джеймса милая мисс Капитан – главная. Джеймс сказал, что согласен, что сам в шоке, и гордо вышел из каюты квартирмейстера через парадную (будто бы она была не единственной) дверь. По удивительному стечению обстоятельств в это же мгновение ему пришло сообщение от Лили: она жаловалась на жизнь, говорила о том, что не понимает женщин, и приглашала Джеймса и Венди (ОСОБЕННО ВЕНДИ) срочно прийти в гости к ней и к Клэр (ОСОБЕННО К КЛЭР). С большим знанием дела Джеймс ответил, что мужчинам (а Лили снова, видимо, добровольно завербовалась в мужской лагерь) не обязательно понимать женщин, можно просто исполнять всякие их желания, тогда жизнь у мужчин сразу же налаживается, как по волшебству, и, предварительно уточнив у Венди, желает ли она развлекать Клэр, написал, что, учитывая всю непомерную срочность и безотлагательность обстоятельств, они могут приехать сегодня вечером. Венди, когда Старки уже сворачивал к дому Лили и Клэр, шепнула Джеймсу, что очень им гордится, и что ей нравится «дружить с Тайгерами». – Доб’ый вече… - низкорослый розовощёкий человек, открывший дверь Джеймсу и Венди, неожиданно заикнулся на полуслове, споткнувшись глазками-ониксами о роскошные пиратские кудри, и протянул характерное французское «р-р-р» с такой интонацией, с какой можно было бы выдохнуть восхищённое «вот это мужчина». Он едва ли не присвистнул, однако вовремя опомнился, быстро взял себя в руки, проглотил неуместный восторг, а когда у Джеймса из-за спины выглянула его сказочно-прелестная спутница, предпочёл направить всю теплоту и радушие приёма на неё: – Зд’авствуйте! Вы Венди и Джеймс, ве’но? Клэ’ послала меня вас вст’етить! Она там возится с пудингом, а Лили и Дани заде’живаются в п’обке! Заходите, заходите! Я Габ’иэль, б’ат Клэ’! П’иятно познакомиться! Джеймс вежливо ему кивнул, протянул левую руку, которую Габриэль потряс с каким-то особенным пристрастием, Венди тоже выбрала подать новому знакомому кисть для рукопожатия, пропищала что-то учтивое в качестве приветствия, но по её лицу Джеймс заметил: она вот-вот лопнет и расхохочется. Мсье Габриэль выглядел невероятно комично: весь кругленький, с блестящей лысиной, напоминающей идеально очерченное циркулем озерцо посреди густых чёрных коротко подстриженных волос, с усами, похожими на глянцевые баранки, с розовеньким, прямо-таки детским подбородком-попкой. Полосатый жилет, новый, а значит специально купленный на размер меньше, утягивал толстый живот с помощью здоровенных пуговиц, несущих потенциальную опасность для всех, кто находился напротив Габриэля, и чудом не отскакивающих под давлением, исключение составляла лишь одна, самая нижняя: она была расстёгнута в соответствии с последним веянием моды и мирно покоилась на своём месте, освобождённая от прямой своей обязанности. Вообще, нельзя сказать, что Габриэль являлся таким уж кошмарным толстяком, о нет, он был просто пухлым, как большой младенец, и таким же, как будто, рыхленьким, мягоньким да нежным, просто ему следовало бы обратиться к стилисту за помощью в выборе одежды и покупать подходящий по реальным объёмам, а не по мысленным пожеланиям размер. – Что? - шёпотом спросил Джеймс у Венди, пока ухаживал за ней с пиджаком. – По-моему, ты ему понравился, - проговорила Венди одними губами, беззвучно похихикала и шаловливо поиграла бровями. – За что мне всё это, - также тихо простонал Джеймс, – Давай ты будешь дружить со своими Тайгерами одна, а? А я домой поеду. Передавай им от меня привет. Скажи, у меня срочный зум. – Они – твои Тайгеры, - сладко улыбнулась Венди. – Ве-е-е-е-енди-и-и!!! - это Клэр выглянула в прихожую с кухни, – Джеймс! Рада, рада вас видеть! К огромному удивлению Джеймса, вечер у «Тайгеров», не предвещающий для него ничего особенно приятного, превратился во вполне себе сносный бизнес-ужин, так как выяснилось, что Габи (так попросил Габриэль его называть, и попросил более, чем настойчиво), пару лет проработавший арт-директором гастро-паба в Мюнхене, находится в поиске работы, а Венди и Джеймс случайно близко знакомы с владельцем немецкого ресторана, бесконечно желающего усовершенствовать визуализацию интерьера и экстерьера своего заведения, искать уникальные эстетические решения и вкладываться в бренд-идентичность. Габи, услышав, как знаючи и лихо Венди управляется со всей этой профессиональной терминологией, перешёл в беседе с ней на изумлённый и восторженный писк, а когда Джеймс (вот это мужчина!) своим голосом большого начальника, в два счёта улаживающего любой вопрос, пообещал, что свяжет Габи и Немца, вообще чуть не лопнул от счастья. Тут в разговор вмешалась Лили, она вспомнила Куксона, стала расспрашивать, как нынче идут дела у рестораторов, поделилась кое-какими замечаниями об экономике и колебаниях потребительского рынка в целом, Габи встрял с комментариями на примере Германии, и Джеймс сам не заметил, как весь следующий час напару с Лили учил усатого толстячка жизни среди акул бизнеса. Габи так и светился от радости. Венди же пришлось отдуваться радийными и концертными темами, столь полюбившимися Клэр и Даниэлю, но она была не против, в конце концов, она искренне любила свою деятельность и всегда с большой охотой рассказывала всем желающим о работе в сфере медиа. – Джеймс… - расположившись на заднем сидении в излюбленной позиции: перекинув обе ножки через бедро Джеймса так, чтобы он теребил то одну коленку, то другую, ныряя металлическими пальцами в протёртые дырки на джинсах, Венди приластилась к любимому мужскому плечу, – Хочу спросить кое-что… личное. Но не буду, если… – Милая, - со вздохом перебил её Джеймс, – я удивлён и… и польщён, если честно, что ты так долго не спрашивала. Ох. Да, спроси. Ты хочешь что-то узнать… про нас с ним? – Не совсем, - Венди виновато опустила глаза, – Я… откровенно говоря, я даже не понимаю, что именно хочу спросить. То есть, понимаю, но я заранее знаю ответ и заранее поддерживаю тебя. Э… просто это… как будто… надо проговорить… Джеймс ничего ей не ответил, но кивнул с готовностью. – У нас же ужин назначен… с Дарлингами… и… я… правильно я понимаю, что мы… мы больше… никого… не приглашаем..? Ты не приглашаешь..? Моё мнение ты знаешь, мне все эти официальные ужины безразличны так же, как и тебе. И ты это затеял просто из уважения к тому, что моя семья – обычные люди, которым важно соблюдать… традиции… и… ну… – Думаешь, надо позвать его из вежливости, пока он не свалил из Лондона на очередное неизвестное количество лет? - Джеймс закрыл глаза и раздражённо потёр веки, – Я не считаю его частью своей семьи, и у меня нет желания знакомить его с твоими родителями и родственниками. – Я понимаю. И поддерживаю. Просто переживаю, что моя неугомонная тётушка применит к тебе всяческие пытки, наверняка ведь у нас зайдёт разговор… о нём. Тут и Джеймс и Венди совершенно одинаково вздохнули, только Венди больше сочувственно, а Джеймс – гневливо. – Гадский Роджерс! - зарычал он, вспыхивая, – Не сиделось же ему… не сиделось! Кусок дерьма!!! Не сумев вовремя себя проконтролировать, Джеймс с размаху стукнул тяжёлым искусственным кулаком дверь автомобиля, и дорогая обшивка из лакированного дерева треснула. Венди не вздрогнула: ожидала нечто подобное, наверное. – Нет, традиционный ужин с ним я точно не вынесу, - процедил он, – Взорвусь. И мистер Дарлинг тогда тебя мне не отдаст. Нет, я не буду его приглашать. Джеймс помолчал. Венди тоже не стала ничего говорить на всякий случай. – Правда, я думал… - продолжил Джеймс неохотно, – думал… думал позвать его на банкет. Банкет-то будет крупный… много гостей… и формат, как ты предлагала, без тостов и всей этой официальной дряни… тогда я его и не замечу, но всё выйдет «как надо», по всем правилам, с соблюдением устоев… Альф сказал, это хороший вариант, чтобы сохранить и мои нервы и достоинство моего имени, которое я собираюсь дать тебе. – Джеймс… - не зная, как лучше поддержать Джеймса в таком непростом для него решении, Венди просто обняла его покрепче и чмокнула куда-то в воротник. Нужные слова пришли моментально, те слова, которые, Венди казалось, следовало бы говорить чаще, однако, в то же время, очень хотелось беречь, чтобы они не теряли свой всеобъемлющий смысл. – Я люблю тебя. – Я люблю тебя, - эхом отозвался Джеймс, но сердце его почему-то сжалось от холода при воспоминании о том, как мама, по словам папаши, тоже безропотно сносила все ядовитые вспышки ярости, которыми тот, безответственный кретин, её кормил. Венди чмокнула Джеймса ещё раз. – Венди, - Джеймс повернулся к ней, взял в руки её лицо и посмотрел в него очень внимательно, – Венди. Скажи мне… я… я… я же вспыльчивый такой… несдержанный… тебя это… не обижает? Не пугает? Ты… ты из-за моего гнева не болеешь? Нормально себя чувствуешь? Скажешь, если…? – Что? Почему?.. - Венди удивлённо похлопала ресничками, – Э… нет… ну, то есть, ты же не на меня злишься? Со мной ты ласковый… а позлиться на других я вместе с тобой могу… Почему… почему ты спрашиваешь? – Потому, что гнев это отрава, - туманно ответил ей Джеймс. – Только в том случае, если ты копишь его в себе, - улыбнулась Венди, – Тогда да. А если ты выкидываешь его, и выкидываешь так, как ты умеешь, не в меня, а вот, в эту дверь, например, то никто не отравляется. Вулкан, помнишь? Вулкану надо извергаться. – Вулкан сжигает всё живое рядом с собой. – Это если рядом с ним цветочки. А рядом с тобой не цветочек, Джеймс. Рядом с тобой другой вулкан, - Венди засмеялась, издала премилый бурлящий звук, потом сказала, что очень старается маскироваться под невинный цветочек, и попросила никому не выдавать её тайну, а Джеймс, хмурый, прижал девицу к себе, назвал её чудом света, себя обозвал придурком и закопался носом в любимую русую макушку. Дату банкета назначили на последний июльский четверг, так как все пятницы и субботы аж до самого октября у мисс Дарлинг были уже заняты. Венди написала знакомым ребятам из The First Event огромное сообщение насчёт организации свадьбы и буквально за секунду до того, как нажала бы на самолётик «отправить», передумала. Текст сохранила в окошке, стирать не стала, но открыла другой диалог, кинула туда смайл с телефонной трубкой и вопросительным знаком. Майклу, как никому, было известно, что, если сестра решила созвониться, значит, мир остановился и начал вращаться в другую сторону. Он набрал её сам. – Ви..? - осторожно спросил он бессильным голосом. – Привет, Майкл. Как ты? - спросила Венди сквозь улыбку, чтобы брат чувствовал её тепло и участие. Но Майкл тревожно отчеканил: – Венди. Ты звонишь. Что случилось. – Ох, - Венди вздохнула, – Хорошо всё, не переживай. Напугала тебя? Прости… не подумала… просто решила, что лучше по телефону тебе предложить… И Венди очень-очень аккуратно обозначила Майклу 28-е июля, честно призналась, что не хочет участвовать ни в каких процессах, и что чуть было не поручила надзор за своим событием друзьям из «Первого», а потом подумала, что лучше, наверное, сначала попросить его, вдруг он захочет организовать… – ВИ!!! - воскликнул Майкл, и это был тот самый Майкл, которого мы впервые встретили на рождественских семейных посиделках в родительском доме Дарлингов, весёлый, полный энергии и задора оптимист-Майкл, – Ви!!! Боже!!! Конечно!!! Конечно, я хочу!!! Конечно, я всё сделаю!!! Если… ну… если Джеймс не против, что я буду заниматься организацией вашей свадьбы… – Джеймс ко всему этому глубоко равнодушен, - засмеялась Венди, – даже ещё больше, чем я. Он, максимум, поучаствует в выборе банкетного зала. А, ну и сметы, я думаю, тоже захочет изучить. – Мы делаем… просто свадьбу? Или… Свадьбу Года? Ви? Свадьбу Года же, да? Да? - было слышно, что Майкла так и распирает энтузиазм. – Чёрт, - хохотнула Венди, – Я… я не знаю. Я уточню у Джеймса. Возможны… оба варианта… мы оба медийные… будет пресса… чёрт. – Значит, Свадьбу Года, - кивнул сам себе Майкл, а потом сразу же строгим тоном добавил, - Мне платить не надо. – Не буду тебе ничего отвечать, - цыкнула Венди: она догадывалась, что Майкл вызовется работать бесплатно, – Пусть Джеймс это решает. И не вздумай отказываться от процентов с подрядчиков. – Ну, я же не совсем тупой, - грустно ухмыльнулся Майкл. Майкл Дарлинг повёл себя, как большой умничка, он внял просьбе Венди задействовать её и Джеймса по минимуму, уточнил только необходимые детали, одобрил зал и смету, а в остальном занимался всей организацией сам. Венди думала, что вопреки всему захочет контролировать процесс, но она не захотела, обозначила лишь цветовую гамму декора (небесные и морские оттенки), съездила с Кэтрин ради приличия померить пару платьев, хотя сразу знала, что будет шить, купила голубые туфли. Примерно за месяц до события Венди на личный номер написал Питер Пэн, предлагал снова взяться провести его наступающий день рождения, и Венди ответила ему так: «Здравствуйте, мистер Пэн. На связи менеджер Оливия. Мисс Дарлинг не в городе на Вашу дату. С удовольствием рекомендую Вам обратиться к нашим коллегам: … » Далее значился список самых дорогих в Лондоне ведущих и агентств по организации праздников. Никакого менеджера Оливии в реальности не существовало, но Венди порой пользовалась её призрачными услугами, если её личный номер случайно попадал не в те руки, и Оливия не отказалась выручить мисс Дарлинг и в этот раз. Питер написал и Майклу тоже, как ни в чём не бывало, но Майкл мудро следовал инструкциям по выздоровлению от Альфа и везде заблокировал Питера, так что сообщение до него не долетело, а Питер был слишком беспечным, чтобы названивать и написывать Майклу, забыл о нём через пять минут. Майкл так и не восстановился полностью вплоть до самой Свадьбы Года, жил в страхе и с подорванным доверием к миру, отвлекался, как мог, на работу, начал тренироваться в зале, чтобы как-то нормализовать посттравматичные выбросы кортизола и адреналина, а от ситуации с машиной, которая, кстати, стояла у него под окнами и триггерила сознание каждый день (и которую, вообще-то следовало бы продать поскорей), вообще спрятался в мысленный кокон и в ужасе молча ждал, когда же ему придёт счёт на огромную сумму денег. Счёт так ни разу и не пришёл. * Стоит ли рассказывать подробно о «Свадьбе Года», как нарёк это событие Майкл, если слова только испортят и преуменьшат её красоту и грандиозность? В каких вселенных ни встречались бы предназначенные друг другу и вечно друг в друга влюблённые Крюки, в каких временных периодах ни пересекались бы их жизненные пути, сколько бы браков, официальных или теоретических, ни было бы заключено, эта свадьба, вне всякого сомнения, являлась самой роскошной. У Венди было три платья: два она сшила, как и планировала, одно для начала банкета, одно для дискотеки, а третье она-таки купила, не устояла. Посмеялась вместе с Кэтрин над тем, что, да, оказывается и с ними, неустанными трудягами свадебной сферы, может приключиться типичный для «стандартной невесты» конфуз: «а потом я зашла в следующий бутик и увидела на манекене то самое платье своей мечты», даже если о нём никто не мечтал. Это платье, в итоге, было использовано для церемонии, на ней, как ни странно, настоял Джеймс, объяснив это тем, что желает, чтоб весь мир видел и слышал, как маленькая птичка мисс Дарлинг скажет ему «да». Венди плакала, пока папа вёл её к алтарю, чувствовала себя идиоткой и мысленно внесла себя в список «стандартных невест», Джеймс плакал, пока говорил и слушал клятвы и также пополнил перечень «стандартных женихов». Букетов было тоже три. Один запасной (никто никогда не знает о нём, но он всегда, или почти всегда есть, готовый заменить первый в случае непредвиденных обстоятельств), один главный, с которым Венди красовалась весь вечер, он был выполнен из незабудок, и именно это послужило причиной создания третьего букета: Венди заявила, что её букет будет только из незабудок, это первое, а второе, что она ни за что в жизни его никаким подружкам не выкинет. Третий букет был «стандартным букетом для подружек». Кэтрин, которая, кстати, сдуру и поймала этот букет, поставила Джеймсу и Венди самый лучший по её мнению танец «без постановки»: научила их, как красиво выйти – медленно, как красиво встать в пару – медленно, как покачаться на месте и больше ничего не делать – медленно. Джеймс и Венди оба любили, когда медленно, поэтому такую постановку оценили очень высоко. В остальном, чтобы максимально честно передать сногсшибательное великолепие этой свадьбы, можно использовать «взрослый описательный метод», о котором не без иронии упоминает в своей повести-сказке мсье Экзюпери. Иногда, всё-таки, этот метод и впрямь подходит для описания получше многочисленных красочных эпитетов и витиеватой математики предложений: Декор £292000 Звук, свет и LED-экраны £390000 Артисты и тех.подрядчики £420000 Спецэффекты £100000 Торт £36400 Кухня и кейтеринг £180000 Салют £57000 А в качестве примечательного события, необходимо присутствующего на любой свадьбе, можно засчитать явную заинтересованность тёти Милисенты в мистере Роджерсе старшем. Липучая тётушка так настойчиво порхала вокруг бедняги Брайана после того, как увидела, кáк он танцует танго с Кэтрин, и так откровенно не давала ему прохода, что Роджерс старший был вынужден всё время спасаться от неё бегством. Когда он, галантно извиняясь и кланяясь выпившей Милисенте, вышел на парковку, не дожидаясь торта и салюта, Кэтрин как раз уезжала выступать на другой банкет и прощалась с Венди. Мистер Роджерс подошёл к невесте, мимолётно приобнял её, сказал почти строго: – Если Джез будет тебя обижать, Венди, звони мне, я приеду и всыплю ему чертей. Тут в дверях появилась тётя Милисента с распевным: «Брайа-а-а-ан, о, а я Вас везде ищу-у-у», и Роджерс старший, взглянув на усаживающуюся за руль Кэтрин едва ли не так же коварно, как Джеймс порой поглядывал на Венди, причмокнул губами и подмигнул ей: – Эй, Кэти! Подкинете старого мерзавца? И Кэтрин, пребывающая в потрясающе позитивном и игривом расположении духа, взяла да и ответила Роджерсу старшему: – Пф-ф, конечно! Прыгайте, Брайан! Венди была вынуждена приложить нечеловеческие усилия, чтобы не схватиться за живот и не покатиться со смеху при виде вытянувшегося лица своей тётушки, но она сдержалась: макияж в тот момент был важнее. Как самые стандартные жених и невеста, Джеймс и Венди в свою первую брачную ночь улеглись спать, уставшие, едва успев подняться в номер и избавиться от своих свадебных нарядов. Упущенное навёрстывали утром, и занимались этим так медленно и лениво, как никогда. И были очень и очень счастливы. Кое-как собираясь с мыслями, выползли в холл, вызвали Старки. Дома снова уснули, проснулись от будильника, поставленного на 15:00 и отключённого с помощью привычного «привет, Сири, иди к чёрту», повалялись полчасика, да и разъехались по делам: Джеймс в офис JR, а Венди – на очередную чужую свадьбу. «Ты скоро?» - прочитала Венди сообщение от Майкла, пока ехала за город в банкет-холл, где уже ждал её брат, – «Давай быстрее. Кто-то закрыл мне кредит».