Nothing but trouble

- Живой? – над ним висит чья-то голова. Но Чонин пока не различает лица. Башка раскалывается, а во рту сухо и мерзко. - После парацетамола точно оживу. Дай, - требует альфа. - Обнаглевший, - но, тем не менее, Хисын (это точно голос братца) вкладывает в его руку стакан воды и блистер с таблетками. – Налетай. Чонин осматривает свой номер. Не считая троюродного брата, он здесь один. Когда уже день сменит ночь и под его боком будет спать Джисон? Почему всё так долго? Кровать проседает под весом еще одного человека. - Готов к вечеру? – это звучит как риторический вопрос. Он готов уже давно. Визуализировал, мечтал, воплощал в жизнь. И вот оно, почти его. Только руку протяни. - М, - многословно отвечает Чонин. Он видит поллитровую бутылку с водой и тянется открыть ее, чтобы выпить. – Который час? - Полдень. Ты так крепко спал в обнимку с книжкой, что я почти умилился и растрогался, - кузен улыбается уголками губ. Семейное. – На твоё счастье, костюм для второй части торжества выглажен, все штуки-дрюки, типа обуви и аксессуаров, уже на месте. За доставку не возьму и воны. - В чём подвох? – усмехается жених. - Я принёс так себе вести. Бонусом, - Хисын выдерживает театральную паузу. А когда реакции не следует, он продолжает, - Скажем, наш столик объявлен детским и безалкогольным. Твой отец очень прозрачно намекнул, что лучше бы нам быть зайками и больше не куролесить. - Ну, что ж, ожидаемо. Начало в восемь? – он уточняет, боясь перепутать час «Х». - Надо же, память не повреждена. Значит, те два удара головой об косяк никак не повлияли на тебя. - Какие еще удары об косяк? – хмурится Чонин. Он прикладывает прохладную бутылку ко лбу, вздыхая. - Мы с Бомгю случайно не вошли в вираж, пока тащили твою тяжелую тушу до номера, - он начинает смеяться под конец предложения. – Хëнджин, кстати, подшутил над Джисоном и наплел бедняге, что ты там вусмерть упился и не можешь прийти в сознание. - Вот же задница! А я еще думал, чего это меня вдруг решили выслушать. - Ну у хорька свои методы. Но по-своему действенные, - пожимает плечами Хисын. - Примешивать к вранью новую порцию вранья – так себе идея, - кривится Чонин. – Ладно. Стоит привести себя в божеский вид. - Ага. Идея отличная. Поесть не забудь, - младший Ли встает в места, направляясь к выходу. – И удачи тебе. С чтением, ну, ты сам понимаешь, - он кивает на стартер-пак монаха. – Наши в семь уже засядут в дацане. - Помню, - Чонин кивает. Чего ему частенько не хватало, так это времени наедине с собой, на медитацию, на чтение мантр и песнопений. Как жаль, что это был не тот день, не то настроение, и идеи его вчерашние были ужасны тоже.

///

Вообще самой церемонии свадьбы в буддизме не предполагалось. Будда учил, что любое решение человека является добровольным. И брак не был исключением: это являлось лишь еще одним выбором в череде многих. Главным являлся путь к истине и просветлению. А двое вас будет, трое или дорогу ты осилишь в одиночестве – не важно. Так что монахи, что приглашались для проведения обрядов, обычно читали вместе с семьёй и брачующимися мантры на благополучие, счастье и гармонию. А дальше нареченные альфа и омега меняли одежды (чтобы ввести в заблуждение злых духов) и соединялись воедино по мирским обычаям. Всё это действо начинается в сумерках: по периметру храмового комплекса зажигаются первые огни; статуи дхармапалами как будто оживают, подсвеченные зулами и свечами, небольшой ручеек монахов тянется от основного здания к большой статуе Будды. Параллельно им ближайшие родственники со стороны альфы следуют к той же точке дислокации. Так они надеются получить знак и благословение от Просветленного. Через час, после молитв и воздаяний, под бой барабанов, едва касаясь пальцев друг друга, в дацан вступают будущие мужья. Джисон весь путь сохраняет молчание. Нервничает он или злится – не понятно. Но четверка родителей одобрительно им кивает, и женихи, ряженые в послушнические одежды, опускаются на колени, окруженные монахами и ближайшим своим кругом. Чтобы подхватить текущую мантру, вклиниваясь в поток истины и света. На левой руке Джисона поблескивает начищенное обручальное кольцо. Чонину это греет душу, и он опускает ладонь на край халата Хана. Тот делает вид, что ничего такого не замечает. Ли едва заметно улыбается: Хан вскорости станет его мужем. Они разделят эту жизнь на двоих. И никто больше не посмеет обижать этого омегу. Зажигаются благовония. Они окутывают своим приторным запахом всех находящихся в храме, чтобы всё злое покинуло священное место и тела женихов. Едва уловимо двигаются позади них родители и братья Чонина: они замыкают внешний круг, как бы отрезая альфу и омегу от прежнего мира и уклада. По плечам, рукам и голове начинают скользить белые гирлянды из цветов. Лилии оплетают их с Джисоном, связывают запястья, имитируя брачные узы. - Приблизьтесь для благословения, - провозглашает монах, ведущий свадьбу. Пара встает на ноги, чтобы подойти и получить помазанье. Что за иероглифы настоятель храма выписывает пахучим маслом – знает один Бог. Чонин бросает короткий взгляд на Джисона: тот стоически переживает весь церемониал, хотя для обывателя это может показаться скучным и тяжким. Затем альфе и омеге предстоит накормить монахов храма. Сами молодожены обязаны подавать угощения, следить, чтобы тарелки монахов не пустели и те остались сытыми. Чем больше съедят монахи, тем счастливей будет жизнь пары в браке. Хан старательно подливает напитки жующим служителям культа, кивает на похвалу и ловко накладывает новые порции риса, вовремя подхватывая длинные рукава непривычного для него одеяния. - Ты отлично справляешься, - шепчет ему украдкой Чонин. Хан лишь кивает в ответ, показывая Ли в сторону смиренно ждущего голодного монаха. По окончанию трапезы, пару обступают со всех сторон, заваливая белыми лилиями. Джисон восторженно улыбается, таращась на потоки цветов и, опомнившись, ловит какие-то за стебли, чтобы собрать букет. - Выдворяйтесь! Мы вас не знаем! - громогласно провозглашает настоятель. Чонин, получив знак, хватает мужа за руку и быстро сбегает по длинной лестнице, как того требует обычай: если они замешкаются, темные духи могут навредить им. Паре следует укрыться в непривычном месте, чтобы перевоплотиться в новой ипостаси, дабы окончательно ввести все потусторонние сущности в заблуждение. В пристройке храма, в одном из домиков послушников, они находят свои костюмы. - Помочь? – спросил Чонин, наполовину голый. Он уже надел на себя белую рубашку, снял с вешалки молочного оттенка шелковые брюки и застегивал молнию на них. Взгляд Хана примагнитился к его рукам. Чистое наваждение. Ни сморгнуть, ни вздохнуть. Только мычать. Состояние Джисона оставляло желать лучшего: было душно, жарко и масло, которое теперь капельками стекало по плотному мэйку омеги, не делало его жизнь проще. Ему предстояло втиснуться в свой комбинезон и вытерпеть энное количество часов обрядов и застолья на радость папе с отцом, как говорится. - Мне немного, - омега сглотнул, - мне бы попить. - Через полчаса нам дадут выпить из частей сосуда. Постарайся вытерпеть? – попросил его Чонин. У Джисона нет выхода. Он устало пожал плечами и попросил застегнуть на спине молнию. Чонин дождался, когда его муж обуется, чтобы помочь с застежкой массивного колье. - Спасибо, дальше я сам, - в уши омега вставил серьги от того же модного дома «Булгари», что и колье. Но уже из новой коллекции: зеленые треугольники отлично перекликались с акцентными камнями в колье. На фоне однотонной молочной канвы комбинезона золотой, сиреневый, красный и синий камни отлично сочетались с подтоном ткани, мерцая в огнях ночи. Чонин закончил застегивать на себе костюм и в конце подпоясался кушалакой. - Ох, так вот о чем ты говорил, когда речь шла о выборе костюма. Дай галстук поправлю, - Хан хохотнул, ослабил и выровнял узел, чтобы тот смотрелся презентабельнее. Он машинально прошелся ладонями по лацканам пиджака, задержавшись на них дольше положенного. Внутри омега ожил и забегал довольным щенком. Наш альфа, тут, рядом, наконец. Красивый такой, засранец, что с ума сойти можно! Эти его лисьи глаза в темноте комнаты мерцали как драгоценные камни, лишая всякой выдержки и стойкости. Но, как и сказал ранее сам Джисон, им надо будет всё обсудить позже. Чтобы череда непонимания и недомолвок не убила их брак на корню. Поэтому он небольно хлопнул Чонина по груди (твердая какая) и развернулся на сто восемьдесят градусов, постучав в дверь трижды. Ее отпирают через какую-то вечность, так это ощущает Хан. - Ты выглядишь восхитительно, - шепчет ему куда-то в шею Чонин. У Хана внутри всё скручивается и сосет под ложечкой. - Тихо! – шипит на молодоженов Феликс. Хан выглядывает из-за его спины, чтобы увидеть, как папы зажигают первые свечи вокруг тэресана. - Красиво, - шепчет Чанбин, оглядывая гостей. Все гости переодеты в роскошные современные одежды. Лишь родители пожелали остаться в традиционных ханбоках. По сравнению с первой частью свадьбы, людей раза в три больше. Двор гостиницы наполняется гулом приглушенных голосов, огнями телефонов, свечей и ламп, а ветер заметно усиливается. Ночь в самом разгаре и полном своём роскошестве: над их головами яркими огнями перемигиваются звезды, где-то вдалеке слышен рёв волн, разбивающихся о берег раз за разом. После душного дацана и вводящих в анабиоз мантр, прохладные потоки ветра освежают кожу омеги, будто бы даже придают сил. Джисон чувствует, как его отпускают жар и тошнота. Но жажда никуда уходить не собирается. Чонин, будто чувствуя состояние омеги, берет Хана за руку и подносит ее к своим губам, целуя. - Да начнется же чхинён-не! – объявляет распорядитель церемонии, выходя на середину зала. Он в традиционном халате, обмахивает себя веером и выглядит сохранно. Если не знать, что альфе больше восьмидесяти. Гости в зале, наконец, усаживаются на свои места. По залу проносится шуршание одежды, люди начинают хлопать в ознаменовании начала второй части свадьбы. – По стародавнему обычаю я призываю всех собравшихся стать свидетелями сего таинства! – возвещает ведущий. – Покажите нам старшего мужа! – альфа обводит глазами зал, делая вид, что ищет первого жениха. Чонин обходит своего брата и направляется к малому столу в центре зала, за которым сидят Минхо, Бомгю и Хисын. Бомгю радостно поднимает над головой деревянного гуся, поднимается на ноги сам и дожидается Чонина. Тот обнимает друга и кивает остальным, мол, пора. Минхо и Хисын поджигают фонари, что оставались единственными не запалёнными, и начинают свое медленное шествие: к столу омеги. Они пританцовывают, улыбаются и создают много шума, от чего зал всё больше оживает. Гости негромко смеются, топоча в ритм бесхитростному танцу. Делегации старшего мужа, как в давние времена, следует испросить согласия семьи омеги и поднести им подарки, чтобы задобрить тестей. - Семья младшего мужа, даете ли вы своего благословение на сей брак? – спрашивает ведущий. Родители Джисона утвердительно кивают. – А есть ли в зале те, кто был бы против? – гробовая тишина как ответ. Хан проходится глазами по рядам, чтобы найти своих друзей: эти обалдуи подмигивают ему и посылают воздушные поцелуи. Их глупые и радостные рожи отвлекают омегу от внутреннего недовольства: всё так затянуто, долго… и зачем надо было совмещать несколько обрядов? Неужели молитв монахов было мало? Зачем еще и чисто корейские традиции замешивать в эту бадью? - Сони, твой выход, - Чанбин возвращает его с небес на землю, подталкивая вперед. Хана уже ждут, его выход ознаменует начало их семейной жизни, теперь официально. Джисон, делая глубокий вдох и выдох, изображает что-то вроде счастья на лице и медленными выверенными шагами начинает свое движение к небольшому столику, за которым сидит Бан Чан, Сонхва и Сынмин. Двое последних, дождавшись, пока Хан доплывет до них, поднимаются на ноги и достают корзины с лепестками белых роз и рисом. Парни трижды выкрикивают радостное «связаны, связаны!», забрасывая подоспевших жениха и его друзей смесью крупы и цветов. Те смеются несдержанно, кланяются невпопад, и гости тоже подхватывают этот легкий настрой молодых людей. Чонин первым кланяется своему мужу, на что Хан так же отвечает вежливым поклоном. Ким и Пак, спохватываясь, тянутся придержать младшего мужа, чтобы хотя бы отчасти соблюсти церемониал (ведь омегу они буквально отдают из рук в руки). - Прогуливаешь репетиции, - тихо цыкает Сынмин. - Дорогой, завались, - зыркает на него Сонхва. – Сам не лучше. - Вроде всё идет неплохо, - Хисын вклинивается в чужой разговор. Альфа кажется полным энтузиазма. За те недолгие часы, что Джисон его видел, он показался оптимистичным малым. – Нас ещё не переебало взглядом чонинова отца, так что живём. Давайте, ребята, сейчас самое интересное начнется. Им быстро омывают руки помощники, а затем церемониймейстер громогласно восклицает: - А теперь, когда два мужа сошлись, время принести клятвы небу и земле! Внесите же чарки! В центр зала выдвигаются средние братья брачующихся: Феликс и Чанбин вносят небольшие ковшики, сделанные из половинок расколотой надвое тыквы-горлянки. Новоиспеченным мужьям трижды наливают по полному ковшу спиртного, и каждый раз они должны молча выпить содержимое, глядя друг на друга. Хан ощущает, как от алкоголя у него все внутренности обдает жаром. В желудке с обеда ничего путного не было: есть не хотелось совершенно. А теперь он сильно жалел о таком своем решении. Вместе с темным пронизывающим взглядом своего альфы, в животе начинало тянуть. Блять, не может такого быть, чтобы с ним сегодня случилась еще и течка! Только не это. Пожалуйста! Как отменить этот подарок к общей покупке?! Чонин, первым осушив последнюю порцию из ковша, делает шаг к Джисону, чтобы символично соединить две части одной тыквы, дабы показать собравшимся свидетелям, что альфа и омега, наконец, единое целое и клятвы верности принесены. - Наших молодых теперь можно одарить вашими добрыми словами! – провозглашает ведущий, и в эту же минуту зал взрывается аплодисментами, радостными криками, а в лицо Хана и Чонина летят новые порции риса и лепестков. - Поздравляем! – кричат слева Пак и Ким, а Бан Чан с Минхо улюлюкают. Даже Феликс, до этого строгий и сдержанный в движениях, подкидывает над головой младшего брата цветочные бутоны и желает мужьям счастья. Откуда-то раздаются хлопки, парочка взрывов, Хан вскидывает голову, чтобы увидеть на небе первые салюты, разрезающие черное небо. - Красота! – слышит он Хисына, что повис на брате. – Бомгю! Иди зацелуй Хана! Теперь можно! - Не можно! – в шутку ворчит Чонин. А в небе уже разноцветные салюты разрезают небосвод такими прекрасными всполохами разноцветных люстр, что всеобщий гомон отходит на второй план, идет фоном. Джисон обожает салюты. Наверное, в нем говорит внутренний ребенок, но он каждый раз с замиранием сердца наблюдает за салютами, сколько бы лет ему ни было, и сколько бы он ни пересмотрел их. А благодаря работе отца омега видел сотню или даже тысячу самых разных фейерверков и шоу. - Ты весь мокрый, - шепчет на ухо муж, осторожно приобнимая за талию. Хан вздрагивает. Что…уже? – Извини. Убрать руку? - Н-нет. Всё хорошо. Оставь, - Джисон сглатывает вязкую слюну: после выпитого алкоголя его немного ведет. И пить до сих пор хочется. Омега немного припадает спиной к груди альфы, пытаясь не думать, что прилагательное «мокрый» относилось не к его белью. Господи. А если он прямо сейчас, посреди банкета, начнет течь? - Пойдем за стол? – он проходится второй рукой по обнаженному плечу Хана, и у того мурашки по спине пробегают, вплоть до загривка. Было ли когда-то ему так же приятно от банального касания кожи? – Ты хотел воды, кажется. - У-у-у. Ты запомнил, - хмыкает Джисон. Всё ещё хочется злорадствовать и поддевать альфу. Но также его омеге нравится минимальная забота со стороны Чонина. - Сейчас попрошу бутылку из холодильника. И чтобы тебе принесли закусок сразу, - на пути им встречаются не успевшие поздороваться и поздравить новобрачных гости. Чонин и Хан раскланиваются с ними (почти набегу), агитируя всех собираться скорее на застолье. И хотя в Корее такое пышное празднество не принято, на этом настаивали обе семьи. Так что можно считать украшенную гирляндами тропических цветов и огней старинную оранжерею третьей частью свадьбы. Что-то европейское, наверно. Таким образом семьи Ли и Бан умудрились сделать из чего-то закостенелого и традиционного настоящий фьюжн. Хан приземляется на свое место, позволяет альфе положить ему за спину подушку и даже коснуться щеки в около-невинном поцелуе. - Ты пахнешь так хорошо. И выглядишь как принц, - воркует около него Ли. - Продолжай лизать мне задницу. И, возможно, я даже позволю тебе поспать на кровати, - хмыкает омега. Он закидывает себе в рот пару виноградин, запивая содовой. Нестерпимо хотелось сладкого. И мяса. - Я бы с удовольствием, - усмехается альфа плотоядно. – Жду не дождусь момента показать, как хорошо я владею языком. - М-м-м. Хочу стэйк, - специально обламывает его Джисон, откровенно потешаясь. – Если ты накормишь меня, я выслушаю твои жалкие оправдания. - О-оу, мой омега включил суку, - в голос хохочет Чонин. – Выглядишь еще горячее, чем когда остервенело трахал мой рот, - он играет бровями. – Кексик. - Заткнись и неси еду, - бурчит смущенно Хан. Не хочется на этого развратника смотреть. Но глаза будто бы живут своей жизнью: костюм так хорошо сидит на его муже: красивая линия плеч, а эта кушалака, обозначающая талию Ли… руки так и чесались потянуть за тонкую ткань, притянуть к себе и крепко поцеловать мужа. Нет, нет! Надо собраться, взять себя в руки! Нельзя просто так сдаваться, без боя. Они должны всё обсудить, им жизненно необходимо начать разговаривать и прояснять все непонятки. Иначе они будут только трахаться и дергаться по поводу и без. Ну, в основном Джисон. … В основном его внутренний зверь не против прямо сейчас и начать. Хан хлопает себя ладонями по щекам: нельзя! Держись! Ты же выпил двойную дозу подавителей. Так какого хрена? По столу лениво вибрирует телефон. Хан пару раз моргает, вообще не помня, как выложил его из кармана. И вообще зачем он его с собой взял? - Да? О, доктор Ким? – номер незнакомый, а вот по голосу он узнает своего омеголога. - Извини, Джисон-и, что беспокою в такой день. Только сейчас вспомнил, что собирался набрать. Пришлось у брата отобрать трубку. Кстати, поздравляю со свадьбой! Будь счастлив несмотря ни на что. - Благодарю вас, доктор. - Да не за что. В общем, чтобы долго не расшаркиваться: я изучил доступные свежие исследования, касательно твоего случая, и могу тебе дать, наконец, заключение, почему старые блокаторы не брали тебя. Анализы твоего мужа и твои позволяют говорить о хорошей совместимости. Не знаю уж, это судьба или удачное стечение обстоятельств, но ваши родители заключили лучший договорной брак, какой могли. Ваше потомство должно быть здоровым. И, если пожелаете, многочисленным. У вас химическая совместимость. Поэтому твоему внутреннему омеге так важно привлекать к себе его альфу. - И что мне теперь делать? – оседает Джисон. - Наладить контакт с партнером и предохраняться активнее, чем прежде. Если верить четырем верифицированным статьям, твой зверь должен успокоиться после получения метки и первых сцепок, - усмехается Уджин. - Сцепок?! – пищит в трубку омега. – Множественное число? - Да. Так что надеюсь, ты принял противозачаточное, - откашливается доктор. И отрубается после еще пары слов поздравлений. Пиздец. То есть, да, Чонин выглядит хорошо, он приятный, его запах нравится Джисону. И, ну, омега вполне легко может представить, как они сношаются на всех поверхностях в номере для молодоженов. Но у них так мало общего, они буквально незнакомцы. И это никак не унимает нервозность Хана. Оранжерея постепенно наполняется людьми: круглые столики, выстроенные дугой вокруг танцпола и небольшой сцены, теперь оживают. Гости знакомятся между собой, переговариваются с соседними столами, официанты начинают сновать туда-сюда, разнося аперитивы и закуски. Чонин, до этого отошедший к приятелям, опускается рядом с Ханом, осторожно касаясь его ладони. - Плохие вести? – Джисон отрицательно мотает головой. – Просто ты выглядишь расстроенным. - Да это так. Не особо важно. Просто внезапно пришли результаты анализов. - А, да. Я с ними затянул, извини, - муж откашливается. – Они в порядке? Без патологий? - Говорят, материал у тебя хороший, - дразнит его омега. – Хоть сейчас рожай здоровых крепких щенят. - Оу, - Чонин прикрывает рот рукой, стараясь не рассмеяться. – Если это намек, я должен услышать цифру, - он подпирает лицо рукой и хлопает ресницами, кажется, развлекаясь. - Ты серьезно думаешь сейчас о сексе? – понижает голос омега. Кажется, со сцены уже начали говорить первые поздравления. - Вижу тебя и это как-то само собой выходит, - дурачится альфа. - Мы не будем ничего делать, пока не поговорим, - настаивает на своём Хан. – Я серьезно. - Если ты не готов, мы вообще не будем ничего делать. Я уже говорил это ранее. И могу повторить. У меня нет желания насиловать мужа, - во взгляде Чонина читается серьезность и решимость. - Это всё хорошо. Но есть проблема, - вздыхает Джисон. Ситуация хоть плачь. - Проблема? – переспрашивает Чонин. - Ага. Проблема. Небольшая. - Небольшая? - Мааааленькая такая. - Ага. Так. - Угу. Короче. Из меня, кажись, вот-вот потечёт. - Ох! Это проблема. - А я о чем. - Это тянет на экстренное бегство с торжества под улюлюканье толпы, - Чонин едва различимо говорит, потому что начинает играть громкая музыка. - А я выпил убойную дозу подавителей. И противозачаточного. Ну, просто. Говорю для справки. - Ясно. Спасибо за информацию, хахах, - Чонин едва подавляет нервный смешок, - Что ж… Говоришь, крепкие и здоровые щенята? – альфа все же смеется, пока его бьет по руке Джисон. – Тогда ждем час и отчаливаем? – Хан кивает. – Тебе скоро должны принести мясо. Я договорился. Стейка не было. Но будет свинина. - В кисло-сладком соусе? – с надеждой спрашивает Хан. - Да, - рассеянно хлопает ресницами Ян. – Ты же всегда её заказываешь. - Надо же. Какая хорошая память, - хмыкает себе под нос омега. Его слишком активно работающий и паникующий мозг спотыкается об этот факт, и барахлит. То есть, его новоиспеченный супруг всё-таки делает у себя в голове пометки, что любит, а что не любит Джисон? Тогда как это вообще соотносится с тотальным игнором на месяц? Или это такая игра в «притяни-оттолкни», чтобы Джисон быстрее и сильнее в него влюбился? Но Чонин же не настолько имбецил? - Чего? – переспрашивает альфа. Музыка ужасно громкая. Не перекричишь. – В любом случае, у меня созрел план. Так что подыграй мне? – он склоняется к уху Хана, чтобы тот точно его расслышал. - Посвяти меня? - Если мы хотим слинять под предлогом твой предтечки, то надо начинать отыгрывать озабоченного прямо сейчас, - поясняет муж. Он кладет Джисону руку на лоб, хмурит брови, а затем легко целует того в этот самый лоб. – Мне кажется, у тебя температура? - М? – Хан собирается сказать что-то вроде, что в течку его никогда не мучила лихорадка, когда их глаза встречаются. И до него доходит: спектакль уже начался, занавес поднят, зрители по своим местам. – Ох, я даже не заметил. Думал, это в самой оранжерее душно, - омега осматривает стол бегло, видит большую тряпичную салфетку, хватает ее и начинает обмахивать свое лицо. – Сходишь за льдом? Хочу бросить в воду. Чтобы продержаться до конца застолья. - Думаешь, выдержишь? Тебе бы прилечь, - громче нужного произносит Чонин. В этот самый момент музыка удачно замолкает. И многие оборачиваются на них. – Извиняюсь, - альфа скрывается за дверями, что отгораживают кухню от банкета. Джисон краем глаза замечает, что Сынмин, пользуясь случаем, шмыгает тем же путем на кухню. Там они сталкиваясь с Ли лбами, очень болезненно. Оба шипят и потирают место ушиба. -Ты чего тут забыл? – рычит Чонин. Повара и официанты косятся на них, но предпочитают молчать и не вмешиваться. - Что с Джи? – игнорирует его вопрос Ким. - Тебя это не касается, - Чонин уверен, что чем меньше людей посвящены в аферу, тем выше процент успеха. - Я переживаю за него. И я его друг, - подбоченивается Сынмин. - Поздравляю тебя с этим. Медальку шоколадную на шею повесить? – ехидно цедит второй альфа. - Ему плохо? Ему нужны таблетки? – не унимается Сынмин. Чонин фыркает, закатывает глаза, хватает принесенное официантом ведро со льдом, кивает в знак благодарности и тащит Кима подальше от кучи людей и свободных ушей. - Таблетки он уже принял, - раздраженно шепчет он, напуская на себя вид сильно опаздывающего человека. – Но они его не берут. Смекаешь, о чем я? Все силы Хан потратил, чтобы отстоять первую и вторую часть Марлезонского балета. И теперь я пытаюсь придумать, как укоротить его отбытие с банкета без репутационных потерь. Но и его не подвергнуть опасности. Потому что меньше всего мне нужно, чтобы мой омега сидел умирал от боли, паниковал и боялся. Сынмин смотрит на него изумленно. - Что? - Так ты не пидор, а нормальный альфа, - хмыкает Ким. - Сказал кто, - возвращает колкость Чонин. – Ладно, хватит бестолку сотрясать воздух. – Он тянет друга своего омеги за рукав. – Принеси еще пару подушек? Или лучше плед. Сынмин быстро скрывается. И это хорошо. Он им не нужен, чтобы продолжать представление. - Ты долго. Что хотел Минни? – Хан подставляет стакан, дожидается, когда туда навалят приличное количество льда, а следом – воды. И припадает к стеклянной кромке, жадно выпивая. – Я позаимствовал твой пиджак. Надеюсь, ты не будешь против. - Говоришь так, будто у меня был выбор, - усмехается Чонин. А затем понижает голос, чтобы это мог слышать только омега. – Собираешься утащить его себе в гнездо? Джисон гуще краснеет в основном потому, что да, он думал об этом. И его, кажется, поймали на горячем, отводит взгляд и усиленно сёрбает воду. Затем им приносят горячее, а по окончанию трапезы, начинается череда поздравлений от родственников, друзей и, наконец, родителей. При каждом поздравлении от пары, конечно же, требуется подняться на ноги, поклониться и поблагодарить с широкой улыбкой. На что у Хана сил вообще едва хватает. Чонин поддерживает свою пару под обе руки, гладит и всячески беспокоится о нём. Наверное, ему даже на руку то, что Джисон ослаб и нуждается в Чонине. Наконец-то альфа может показать, какой он хороший и надежный. А затем ведущий объявляет танец молодых, и Джисон стонет. Чонина обдает сладким ароматом, и он цепенеет на добрые полминуты. - Ну же, шевелись! Давай покончим с этим. Хотя не учили никакого танца, - тихо говорит Джисон, кладя одну ладонь на его плечо. - Прости. Что-то кексов захотелось резко, - его тыкают под ребро. – Ладно, в любом случае, мы оба посещали танцы в школе. Так что настройся на двухминутный вальс. Без резких разворотов. - Только не отдави мне ноги, - шутливо бросает Хан, когда остальные слова тонут в начавшем играть классическом произведении. Они ждут вступления, зал весь затихает в предвкушении, вокруг вообще всё замирает, и Чонин делает первые шаги по классическому квадрату. Хан легко и естественно следует за ним, след в след. Они двигаются неспешно, следуя за мелодией, изредка бросая взгляды друг на друга. Альфа постепенно расширяет пространство для танца, немного ускоряясь, кружа своего омегу на месте, тот запрокидывает голову назад, красиво выгибается в спине, и первые вздохи и хлопки доносятся до их слуха. Пара кружит по всему отведенному для вальса пространству, Чонин видит только Джисона, его повеселевший взгляд, красные щеки и язык, что облизывает пересохшие губы. И ему хочется признаться в переполняющих грудь чувствах. Расписать, как терпел все эти нудные классы танцев ради этого момента, как представлял их синхронные выверенные движения, как мечтал ощутить руки Джисона на своих. Но, наверное, сейчас – не время и не место. Он хочет шептать это у самого омежьего ушка, интимно, чтобы только Джисон слышал и знал. И чтобы это не выглядело показухой. Музыка понемногу затихает, Чонин замедляет скользящие шаги по паркету, всё ещё ведет партнера, но обе руки спускает на талию Хана, в конце обнимая его крепко и целует в висок. - Ты великолепно танцуешь. Я поражен, - шепчет Хан, переводя дыхание. - И теперь все могут присоединиться к нашим молодоженам! – ревет в микрофон ведущий. На танцпол высыпает добрая половина гостей. - Эй, брачующиеся? – Ким вклинивается между ними, но Чонин оставляет одну ладонь лежать на пояснице мужа. – Если хотите улизнуть, сейчас самое время. Мы вас прикроем, - краем глаза Чонин замечает, как папу Хана ведут под белы рученьки Сонхва и Ёсан. Джисон тут же оседает всем весом на мужа и закатывает глаза. - Боже, мне так плохо, дорогой. Я, кажется, сейчас в обморок упаду! – стонет омега. А глаза на самом деле закатываются, волосы даже ко лбу прилипают, и весь он кажется таким изможденным, будто сейчас рассыпется. - Боже, Сынмин! Мне нужно отнести его в номер! Объясни нашим родителям! Извините, простите, пропустите!.. – Чонин берет Джисона на руки и, расталкивая зевак, скрывается за колонной. - Ну надо же, - какой-то дедушка со стороны старшего жениха присвистывает. – Какой стойкий омежка. В наше время омеги гора-а-аздо быстрее сдавались под натиском альфьих феромонов. Некоторые и священника не успевали дослушать.

\\~

- Можешь уже опустить, - говорит Хан, когда лифт тренькает и открывает двери на нужном этаже. - Еще чего. Вдруг кто-то встретится по пути. Тем более обычай требует, чтобы омега был перенесен через порог, - кряхтит Чонин: его руки скользили по взмокшей спине Джисона. Хан сдается. Пусть альфа потешит эго и соблюдёт все свои традиции и обряды. Кажется, у него пунктик на это. И когда его всё же заносят в номер (открыв кодовую дверь не без приключений), то ставят в центр внушительного номера, наполненного цветами, мягким белым светом от торшеров в форме тропических деревьев (вау, это ар-деко?); на журнальном столике стоят два больших подноса, накрытых стальными круглыми крышками, их вещи уже перенесены в номер для молодоженов и, конечно же, посреди основной комнаты нельзя не заметить огромную кровать, усыпанную лепестками роз. Махровые халаты и конверты с пожеланиями счастливой совместной жизни лежат сверху кипельно-белого большого одеяла. - Боже, я бы в душ сходил, - Хан видит банное полотенце, вспоминает, какой он грязный и потный. И просит Чонина расстегнуть молнию на спине. Тот помогает выбраться мужу из комбинезона, но замирает, глядя на голую спину Джисона. А затем Хан чувствует легкие поцелуи в районе лопаток; Ли следует губами вверх, по позвоночнику и оставляет парочку быстрых чмоков на шее, у основания. Джисону щекотно, он приглушенно хихикает, отходя в сторону. - Перестань. Подожди, - но отлипать от него не собираются. Ли перехватывает омегу поперек торса, горячо дыша у загривка, невесомо касаясь покрывшейся мурашками кожи. - Твой оттенок кожи такой красивый. Тебя как будто породило солнце на закате, - альфа ведет ладонями по его плечам, разминает их, и Хан довольно стонет. Потому что за вечер перенапрягся и напереживался знатно. - Я воняю, - напоминает он больше, кажется, сам себе. - Брось. Ты пахнешь просто невероятно, - носом Чонин ведет от шеи к его уху, едва ощутимо покусывая. А руки стряхивают комбинезон с живота Джисона на пол. Омега перешагивает через наряд, оставаясь в белье, украшениях и обуви. - А теперь еще и горячо выглядишь, - усмехается Ли, прижимаясь к его бедру своим тазом. - Как себя чувствуешь? Сможешь сам помыться? Или тебе понадобится помощь? Альфа будто смаргивает наваждение. Он делает знак, чтобы Хан выпрямился, и снимает с него мешающие побрякушки. - Или оставить их? - Это какой-то фетиш, секс в дорогом несуразном колье? - хмыкает Хан, тыкая Чонина в бок. Тот ожидаемо посмеивается. - А у нас будет секс? - уточняет он. - Только после разговора, - он фыркает. - Окей, хорошо, - Чонин снимает с его ушей серьги и целует в скулу. - Твой живот болит? Нужно ли принести болеутоляющих? - альфа откровенно обнюхивает Хана, пока тот плывет и сбавляет оборону. Омега внутри него уже давно сдался и даже не делает вид, будто он против присутствия Чонина. Он воет, царапается и просит. Пока что просит. Скоро начнет требовать. И Хану надо как можно скорее подготовиться. И как-то отсрочить надвигающийся кошмар. - Проверь достаточное количество воды в номере, еды, болеутоляющего... И достань из моего рюкзака начатую пачку с желтыми пилюлями. В такой... Зелено-оранжевой картонной упаковке, - распоряжается Хан. А сам отставляет в сторону туфли, подумав, снимает черный браслет, хватает халат и махровое полотенце. - Ах. И повесь на ручку двери табличку "не беспокоить". - К тебе присоединиться по окончанию? - облизывает губы альфа. В него летит носок. – Ну, что ж, дуэль так дуэль, - смеется Ли, пытаясь быстро снять с ноги свой носок и бросить в ответ. - Дурак, - дверь в ванную щелкает. А затем омега проворачивает замок дважды. - Понятно, - кивает сам себе Чонин, стоя в одном носке. Он начинает идти по списку, озвученному Ханом. Из ванной доносится звук включенной воды. И Ли раздумывает: успеет ли сам принять хотя бы быстрый душ. Или Джисона так надолго не хватит? Из еды на подносах оказываются закуски, напитки и еще теплое мясо. Видимо, его принесли час назад. Неплохо. На первое время им хватит. Наверняка Хан захочет есть после первого захода… или второго. Чонин усмехается, прикусывая губу в предвкушении. Уж очень долго он ждал, чтобы заполучить этого омегу. И теперь он, наконец, окажется в его руках. Хотя, чисто технически, в его руках он уже бывал. Но лишь наполовину? Все нужные препараты он находит либо в вещах Джисона, либо на столике, поверх мини-бара (который в этом отеле «мини» язык назвать не поворачивается. Еще она полка – и это полноценный холодильник, какой был у него в школьном пансионе). Заканчивая раскладывать «подношения» омеге, альфа вспоминает, что самому бы неплохо разоблачиться. Он недолго ищет свой чехол с вешалкой для костюма, убирает туда вещи, а затем принимается за одежду мужа: легкий аромат выпечки щекочет ноздри. - Я всё. Твоя очередь, - Хан выходит в халате, чистый, свежий и пахнет отельным гелем с какой-то ванильной отдушкой. Волосы мокрые после душа и вьются. Выглядит мило. - Кексы с ванилью? – хмыкает Чонин. – Я скоро. Ты пока принимай колеса и открывай список моих грехов. - Уж поверь мне. Там целый свиток, - хмыкает Джисон. Как только дверь в ванную хлопает, Хан бежит свериться с временем и предписаниями доктора по приему таблеток. Закинув в себя добротную горсть, он запивает ее целым стаканом воды. Омега садится на край кровати, выдыхает и прислушивается к внутренним ощущениям. Хочется обниматься и целоваться. Что ж, время есть. Джисон распластывается звездой по середине огромной кровати, матрас пружинит, и он куда мягче, чем у него дома. Он не большой фанат отелей: всё вокруг слишком не в его стиле, чужое, не обжитое. Да и в голове постоянно тру-крайм истории всплывают: о каком-нибудь несчастном зверски убитом омеге. - Итак, я готов! Можешь выкатывать обвинения! – рядом падает Чонин, выдыхая слишком довольно для подсудимого. - Хм, ты обвиняешься в том, что ведешь себя непонятно. В один день устраиваешь скандал и ревнуешь к другу-гею, а потом исчезаешь с радаров. Ваши комментарии? – Хан напускает на себя серьезность. Эта недосказанность и подвешенное состояние убивали его полтора месяца. И он заслужил хотя бы какой-то ответ. - Слушай, я знаю, что прозвучит не особо убедительно. Но я заработался. Клянусь! Вот, - он разблокирует телефон и протягивает открытый экран почты. – Ты можешь пролистать и зайти в любое письмо. Еще в «какао» зайди. Там все диалоги только с заказчиками, моим помощником или другими фотографами. А, ну и с нашим фотографом, на свадьбу. - Ты доверяешь мне свою переписку? – удивляется Джисон. Обычно его бывшие злились и пеняли на недоверие Хана. Мол, если любишь – доверяешь. - Там даже переписка с Хёнджином и братьями сильно внизу. Ну, исключая Хисына и Бомгю. И папиных проклятий по утрам, в качестве приветствия, - кивает альфа. Омега, конечно, использует эту возможность, чтобы придушить червячка сомнения. Действительно: везде лишь обсуждение сроков, архивы фото, ссылки на черновые работы, обсуждение макетов, переносы сроков и прочее исключительно скучное и рабочее. Он даже с помощником на «Вы». - Но почему ты мне просто не написал, что с тобой? Я переживал вообще-то, - в реальности он корил и грыз себя за то, что был, возможно, слишком резок с будущим мужем. Что стоило проявить клятую «омежью мудрость» и прогнуться под альфу. - Прости. Я понял, что крупно проебался только когда кончил последний горящий проект. Письмо тебе так и осталось неотправленным, - Чонин прячет глаза, кусая губу. Хан пролистывает диалоги в «какао» еще ниже и видит контакт «Джисон-и» и восклицательный знак напротив текста «Привет! Я по уши в своей текучке! Мы могли бы встретиться выпить кофе через неделю? Я был груб». Сообщение пытались отправить на следующий день после небольшой ссоры. Но то ли сбой интернета, то ли злой рок не доставили месседж до Джисона. - Обидно, - он отдает агрегат хозяину. – Я знаю хорошую кофейню недалеко от нашей с братьями студии. Ли осторожно тянется обнять омегу. И тот позволяет, не противится. - Давай сходим туда, когда вернемся из свадебного путешествия? - Погоди, хочешь сказать, что мы не переезжаем в Пусан? – Хан немного путается. - Мы можем приезжать туда на выходных, если тебе зайдет та обстановка, - пожимает плечами альфа. - А жить будем в Сеуле? – Джисон улыбается шире обычного. И Ли хихикает над ним, целуя в макушку. - Конечно. Разве мы оба не работаем там? Плюс ты же собирался стать айдолом? - Мне казалось, что там будет основная дислокация. - Я люблю Пусан всей душой, знаешь. Там половина жизни прошла, почти каждое лето я проводил там. И это потрясающий город, может, даже лучше Сеула, он приветливее и жизнерадостнее. Но он слишком расслабляет меня. Там хочется бесконечно бродить и фотографировать влюбленные парочки. - Я так и знал, что ты сталкер! – хохочет над ним Джисон. А у самого сердце трепещет. И внутри живота всё обдает теплой волной предвкушения. - А сейчас мой обещанный поцелуй, - и Чонин нагло ворует его, легко целуя чужие губы, и прижимая омегу к себе. - Я ничего не обещал! – деланно протестует Джисон, а сам прикрывает глаза и закидывает на альфу ногу.