Кто не прав

***

— Ох, умоляю тебя, не щелкай! — Чия раздраженно высунулась из ванны, у нее был накрашен только один глаз. Мика приобрел эту дурную привычку, работая грузчиком на складе. Как ее бесили эти щелчки! С утра и так: сборы, нервы, суета, еще и это слушать приходится, ну до чего мерзкий звук. Она поспешно докрасила второй глаз, взбила волосы (надо вытягивать, кудри — это непрофессионально, но она все еще не могла заставить себя просыпаться на полчаса раньше ради укладки). Мика стоял, облокотившись о кухонный шкаф, и жевал вареное яйцо. — Вареные… — протянула Чия уныло, усаживаясь за стол. — Захотелось вдруг, для разнообразия, — сказал он с набитым ртом. Кажется, эта прекрасная привычка тоже была им подхвачена у новых друзей грузчиков. Чия брезгливо ковырнула вилкой кусочек яйца. Она ненавидела вареные яйца. Особенно белок. Отломила хлеб, но, поднеся его ко рту, передумала и положила обратно на тарелку. Она уже набрала килограмм из-за кофе-брейков с печеньками на работе. — Не покупай больше хлеб, — сказала Чия строго. — Я на диете. Мика рассмеялся. Хорошо хоть прожевал. — Почему? — спросил он. И что тут смешного? — Потому. Значит, сегодня у нее только кофе на завтрак. Прекрасно. Все вообще просто чудесно. — Нам надо внести залог за ресторан. Ты помнишь об этом? — спросила Чия. Она пила кофе, сопротивляясь заманчивой идее добавить туда молока и сахара. Мика дернул головой. Не одно так другое. Словно пацанчик-голодранец с рабочих окраин, ужас. Он еще стал такой огромный, челюсти широкие, шея мощная, бычья, все это ему совсем не шло. Как бы его уговорить к свадьбе немного сдуться? На складе своем тяжести таскает, в мерзопакостную подвальную качалку ходит, где встречи эти подпольные, на бокс еще пошел недавно, — как с цепи сорвался, будто к какому бою готовился. Буйный и есть буйный, природу не обманешь. Чия содрогнулась. Как они оказались в этой точке? Она тоскливо посмотрела в свой черный несладкий кофе. — Да, помню. Сколько там? Сто двадцать? — спросил Мика. — Двести, — коротко ответила Чия. Он как-то жалко улыбнулся. Чие не понравилась эта улыбка. — Ты забыл? Там же из-за алкоголя… Мы ведь обсуждали это! — Да-да, я помню, мне должны деньги перевести за ту работу, за прогу, схожу сегодня к Дэну узнаю. Чия поставила чашку на стол. Кофе очень гадкий, в пустом желудке стоял колом. — За те базы данных для стройки? — уточнила она. — Ага. — Они должны были месяц назад тебе заплатить. — Чия встала из-за стола. Что толку рассиживаться с ним дома даже без завтрака, лучше раньше на работу поедет: может, в офисе будут фрукты. — Ну да, вот и узнаю. — Ты не узнавал? — в голосе Чии зазвучала угроза. — У нас бронь отменится! Где мы найдем за такие деньги в центре ресторан? Три месяца осталось! — Все будет нормально… Чия, до крайности раздраженная, покачала головой и произнесла тихо: — Да уж конечно. Она вышла в коридор, порывисто надела пальто и ботинки, схватила сумку. Как же все это надоело! Она и так платит за квартиру. Почти за все она платит! Она уже захлопывала дверь, когда услышала: — Пока, вишня. Да иди ты к черту. Младенческий плач был слышен еще на лестничной клетке. Когда Мика подошел к квартире Дэна, плач стал еще громче, а когда Дэн, слегка располневший за компанию с недавно родившей супругой, открыл дверь, плач и вовсе оглушил Мику. — Орет? — с улыбкой спросил Мика друга и протянул ему гостинцы: две пачки пластового творога, который любила Инга, Дэнова жена. Дэн со слегка обезумевшим видом кивнул, впуская Мику. — Колики у него. Это катастрофа. — И ночью тоже? — И ночью. И днем. Всегда. — Дэн со стоном опустился на табуретку. Но, спохватившись, что Мике сесть некуда, убрал с соседней табуретки какую-то присыпку, поспешно смахнув просыпавшиеся крупинки. На кухне, как и во всей квартире, царил хаос. — Чем помочь? Мусор вынести, в магаз сгонять? Дэн махнул рукой. — Не-е, это я сам. С мусором я хотя бы иногда выхожу из дома. Дэн с института мечтал об удаленной работе, и вот мечта сбылась, но с младенцем в одной квартире такая работа приобрела своеобразный оттенок. Малыш продолжал орать. Даже у Мики от этих криков уже начинала тяжелеть голова. — Дэн, ты прости, что я тебя дергаю… знаю, что не до того. Но, случаем, «Фактор-М» деньги не переводили? — младенец резко затих и вышло, что Мика сказал эту фразу слишком громко. Дэн покачал головой. И как-то замялся. Взял со стола пластиковую белую воронку, подержал в руках, положил. Мика молча наблюдал за ним, предчувствуя недоброе, он слишком хорошо знал друга. Дэн почесал нос, отвел глаза. — Мик, я это… ты прости, но я больше не буду за тебя деньги получать. Не могу. Мика кивнул. — Понимаю, конечно, ты здорово меня выручал. Спасибо тебе. — Да… — Дэн продолжал отводить глаза. — Видишь ли, у Инги отец теперь в Госдуме, мы всей семьей под лупой, проверяют. — О как! Ничего себе… — протянул Мика. На кухню пришла Инга, поплотнее запахнула халат, когда увидела, что Дэн не один. — Привет, Инга, — сказал Мика и тут же встал. —Не буду мешать, уже ухожу. Дэн указал жене на угощения: — Он твою гадость тебе принес. — Спасибо, — сдержанно выдавила Инга, но смотрела на Дэна. Между ними явно происходил молчаливый разговор. Дэн смотрел на нее как-то странно в ответ, приподняв брови. Мика направился к коридору. — Не провожайте, ребята, привет Кирюше-мальку, — он подошел к входной двери. — Я провожу, — раздался за его спиной высокий голос Инги, интонация была довольно настойчивая, но предназначалась будто бы не Мике, а Дэну. Мика обернулся. Дэн, нахмурившись, смотрел на жену вопросительно и даже гневно. Что-то у них происходило. Инга снова повторила, еще настойчивее: «Я провожу», — и вновь смотрела на Дэна. Он нервно дернулся, но потом будто сник, махнул рукой и скрылся в кухне. Мика и Инга вышли на лестничную клетку, к лифтам. Инга плотно обняла себя руками, жест показался Мике несколько угрожающим. — Он тебе сказал? — спросила она. — Да, конечно, у меня нет никаких претензий, — ответил Мика, полагая, что Инга просто хочет убедиться, что он все правильно понял. — Ясное дело, друг все-таки… — она слегка усмехнулась, будто ей было неловко такое произносить. — Но иногда, знаешь, пути расходятся. У нас семья. Я после декрета к отцу работать пойду. Может, и Дэна пристроим. Без обид? Инга выжидающе смотрела на него, но, увидев, что Мика растерян, снова усмехнулась, с досадой отвела взгляд. — Ну конечно, он не сказал, сдрейфил. — Что не сказал? — Мика уже догадался, но хотел, чтобы она сама это произнесла. И Инга не подвела, бодливо выставляя вперед голову, ответила яснее некуда: — Больше к нам не ходи, Дэну не звони, не пиши. Нам с таким, как ты, не по пути. Развернулась и закрыла за собой дверь. Мика остался один у лифтов. Снова послышался младенческий крик. Дождь колючей изморосью стучал по куртке. Тонкая и дешевая, она не выдерживала московский, хлеставший ливнями март. Мика чувствовал, что толстовка под курткой тоже неумолимо промокала. Спрятаться от дождя было некуда, он упорно и быстро шел по безлюдному строительному комбинату, мимо циклопического размера шлакоблоков, смотревших ему вслед дырками глаз. Они не были ничем укрыты, и дождь черными полосами оставлял на них слезы. На душе было гадко, пейзаж и погода, договорившись, вторили тугому угрю обиды, клубившемуся в солнечном сплетении. Дэн. С тринадцати лет неразлучные. Мика горько усмехнулся. Он обошел несколько истекающих грязью старых погрузчиков, саблезубо выставивших свои ржавые клыки ему навстречу. На секунду замялся, вспоминая дорогу. Кажется, налево, за кучей щебня должна сразу быть дверь. И точно, там она и оказалась. Мика постучал. Поправил капюшон, капли все равно брызгали в лицо. Постучал еще раз, громче. Нервно вытер мокрый лоб рукой. За дверью послышались шаги. Она скрипнула и отворилась. На него смотрел сутулый мосластый туркмен в шапке: тонкие усы, прищуренные глаза. — Я к Колымаго, — сказал Мика и, не слишком церемонясь, плечом подвинул его и зашел внутрь, туркмен его не останавливал, тихо прикрыл дверь и пошел следом, держась чуть поодаль. Вытертый линолеум в полутьме коридора казался покрытым коричневыми лужами, пол гнулся под ногами, противно пахло плесенью и пылью. Мика замешкался, выбирая дверь. Их тут было несколько, и все одинаковые, белые, сыпавшие перхотью штукатурки. Он взялся за ручку одной из дверей, но туркмен громко цыкнул и головой указал вперед. Мика открыл следующую. Внутри сильно пахло лежалым табаком, офисные столы сгрудились рядом, на них доживали свой век пожелтевшие от времени мониторы. Безучастная дебелая женщина что-то быстро печатала на громкой несовременной клавиатуре. Жалюзи на окнах были опущены, и в комнате царствовал холодный голубоватый свет люминесцентных ламп. Колымаго сидел за большим угловым столом, вмещавшим целую армию стаканов с ручками, подставок для бумаг, каких-то мелких коробок со скрепками и печатями. Монитор, стесненный, стоял сбоку, так что работать за ним Колымаго приходилось, неудобно разворачивая пузатый корпус. — Здрасьте, — Мика уже успел усвоить короткий простой язык, которым говорили все его коллеги и работодатели. Он, сутулясь, экономно кивнул печатающей женщине и сел на стул напротив начальника. Тот не торопился обращать на Мику внимания. Он крутил колесико мышки и всматривался во что-то на своем мониторе. На лысине-тонзуре налипло несколько хлебных крошек. Они же были на лацкане мятого пиджака. Мика терпеливо ждал. Наконец Колымаго закончил, бросил на Мику хмурый взгляд и сказал, обращаясь к женщине в углу: — Венера, иди погуляй. И постучись к ребятам, поняла? Мика нервно дернул головой. Венера последний раз что-то нажала на своей громкой клавиатуре и вышла, неловко ударив стул, который взвизгнул в ответ. — Чего пришел? — Колымаго облокотился на стол и тяжелым взглядом маленьких воспаленных глаз посмотрел на Мику. — Вы мне денег должны, Валерий Анатольевич. Колымаго шмыгнул носом и медленно покачал головой: — Да не, — протянул он лениво, — первый раз слышу. Мика подался вперед: — Я сделал работу, мы договорились. — Так за то мы заплатили уже. — Это аванс был. — Это кто сказал? Мика сел на край стула, положил один локоть на стол к Колымаго, нависая плечами. Тот сидел неподвижно. — Мы на сто договаривались, а вы мне сорок отдали, где остальное? — Мика спрашивал тихо, еле сдерживаясь. — А. Так то налог. — Валерий Анатольевич смотрел на Мику, прищурившись, и в его взгляде читалось много всего нехорошего, но в основном усмешка и презрение, а еще тупая, неумолимая угроза. Дверь скрипнула, и в помещение вошел крепкий детина, невысокий, коротко стриженый и румяный. Он просто встал у двери. Мика покосился на него. С детиной он справится. — Какой еще налог? — спросил он. — На дурость, — Валерий Анатольевич расхохотался, громко, с присвистом, сотрясаясь животом и вторым подбородком. Отсмеявшись, он резко посерьезнел и на одном выдохе, тихо произнес. — Иди отсюда, малец, целее будешь. Мика резким быстрым выпадом цапнул Колымаго за ворот рубашки, царапнув жирную шею, со стрекотом упали на пол скрепки. Детина, что стоял у двери, кинулся к Мике и, локтем целя в холку, навалился сзади, Мика увернулся, отпустил Колымаго и вскочил на ноги. Детина что было силы шарахнул в него стулом, Мика отпрянул в сторону. — Выпроводи его к черту, Колян, — сморщенно откашливаясь, сказал Колымаго и махнул рукой на дверь. Мика оказался заблокирован соседним столом, детина Колян уже занес кулак для прямого удара, но Мика, изогнувшись, перевернул стол прямо с монитором, который острым краем задел детине ногу. — Ах ты ж! — Колян отвлекся, потерял инициативу, Мика выскочил за дверь, но там его ждал туркмен и еще один, здоровый вонючий в кожаной куртке, лица его Мика увидеть не успел, потому что он, не церемонясь, сильно двинул Мику по печени. Мика согнулся от боли, но попытался проскочить мимо туркмена наружу, к выходу. Но туркмен ребром ладони, коротко и быстро ударил Мику пониже шеи, отчего у него в глазах потемнело. Превозмогая боль, он распрямился и двинул туркмену в ответ точным нижним слева. Но не дожал удар, потому что получил по хребту от стоящего сзади вонючего в куртке. Мика почувствовал, что ноги подкашиваются, вылетевший из комнаты детина лупанул его каблуком по берцовой кости. Мика упал. — На улицу идите! — раздался недовольный крик Колымаго из кабинета. Мику подхватили за шкирку и потащили под дождь, он дернул локтем, резко высвобождаясь, попал вонючему в бедро, снова встал на ноги. — Угомонись, парень, — почти ласково, с мягким южным выговором произнес вонючий. Мика тряхнул головой, выгоняя белых мошек, кружащих перед глазами, попытался ударить его, но вонючий был быстрее, его кулак врезался Мике прямо в скулу. Мика оступился, шагнул назад, голова затрещала. Туркмен подошел к нему, толкнул в грязь и отстраненно, глядя сквозь него, несколько раз ударил его, лежащего, по почкам. Детина подбежал и добавил еще. Мика уткнулся лицом в холодную лужу, щебень огненно царапнул лоб. — Да все, хорош, пошли… — донесся до Мики откуда-то издалека южный говорок. Мика ощутил соленую и теплую кровь во рту, песок и взвесь из лужи забила нос, темнота кругом обступила зрение, и он потерял сознание. Он очнулся резко. Сперва ему показалось, что его снова бьют, но это лишь тело болью отозвалось на движение. Его колотил озноб, он насквозь промок. Попытался подняться. Спину перепоясала стреляющая боль. Он отдышался, вытер рукавом лицо, грязь была повсюду, он сплюнул кровью. Тихо ругнулся. Плотно укрытое тучами мартовское небо не помогало понять, где солнце. Он не знал, сколько так пролежал в луже. Посмотрел по сторонам: никого не было вокруг. Сумел, качнувшись, подняться на ноги. Перед глазами все плыло. Мика легонько помотал головой, чуть снова не упал. Он медленно побрел прочь от злополучной двери. Нога, которую детина ударил по кости, отзывалась острой болью с каждым шагом. Далеко так ему не уйти. Мика облокотился о боковину погрузчика и нашарил в куртке телефон. К счастью, тот был цел. Вспомнил Дэна, болезненно сощурился. Отметил, что Чия так и не ответила на его сообщение, она в последнее время не торопилась отвечать. На часах была половина пятого. Значит, провалялся почти час без сознания… На работу он опоздал. Руки сильно дрожали, его трясло. Он нажал кнопку «вызов». — Привет, ангелочек, — Петя ответил на звонок очень быстро, с одного гудка. — Помоги, пожалуйста. Я попал в передрягу. Доктор Давид Арганович, невысокий, спокойный, с мягкой рыжеватой бородкой и в очках, закончив осматривать Мику, покачал головой и отошел от койки, встал рядом с Петей, издалека для верности оглядывая Мику еще раз. — Можете одеваться, — сказал он, — только осторожнее. Мика, щурясь от боли, кое-как натянул Петину толстовку. — Ну что, Дава, жить он будет? — спросил Петя, его тон был обычный, веселый, но цепкий взгляд темных глаз, неотрывно направленных на Мику, выдавал тревогу. Доктор кивнул: — Жить будет. Но, конечно, надо бы как следует провериться. Ушибы сильные, нужно посмотреть, все ли в порядке с внутренними органами. Хотя бы узи сделать. А лучше МРТ. — Не, это не вариант, меня заметут сразу на прививочку, — сипло ответил Мика, у него саднило горло. Видимо, простудился, валяясь под дождем. — … и рентген левой ноги, — продолжил доктор с нажимом. — На ощупь кость цела, но там может быть трещина. — Что сможем, сделаем, я договорюсь, — ответил Петя. Мика, хмурясь, покачал головой: не надо. — Обезболивающее выписывать не буду, оно может смазать симптомы, особенно, если есть внутренние повреждения. От лихорадки жаропонижающее: парацетамол, ибупрофен. Ушибы мы обработали. Что еще? Отдых, покой. И, повторяю, лучше провериться. Если начнется рвота, сильные боли в животе, любые неприятные симптомы — надо срочно ехать в больницу, — он пошел к двери. Петя встал, провожая его. — Вечный твой должник, Дава, — шепнул он доктору и похлопал его по спине. — Не болейте, — ответил тот и вышел из кабинета. Петя подошел к Мике, который сидел, сгорбившись, и держался за край кушетки. — Идти сможешь? Надо нам тихонечко из этого крыла сейчас перебраться ко мне, а то скоро смена заступает. Мика бойко вскочил на ноги, желая показать, что он в порядке, но качнулся, схватился за Петино плечо. — Ну-ну, не гони, спокойнее. Я же говорю, тихонечко. Они вышли из кабинета. Перед этим Петя проверил, что они все оставили как было, поднял с пола упавшую упаковку от марлевой повязки, которой врач залепил Мике кровоподтек на ноге. На лбу и руках у Мики красовались пластыри, а спина и живот были обработаны вонючей заживляющей мазью. — Я твою толстовку всю мазью заляпал, — сказал Мика, когда они зашли в небольшой Петин кабинетик. Петя провел Мику через пожарную лестницу и им повезло почти ни с кем не столкнуться по дороге. Лишь когда Мика уже был в дверях, сзади прошла какая-то девушка, но Мика успел спрятаться за дверным косяком и она, кажется, его не заметила. — Иди садись на мой стул, сейчас найду тебе жаропонижающее. — Петя предусмотрительно повернул замок, поставил чайник и стал выдвигать ящики в поисках таблеток. Мику действительно сильно лихорадило, но он не мог определить, виной тому температура или пережитая драка. Петя протянул ему таблетки, а сам сел на неудобный скрипучий стул возле стены. — Да уж… — сказал он с тяжелым вздохом, кажется, раз пятый за вечер. Мика сокрушенно опустил голову. Он уже попытался все объяснить Пете, но не убедил его в том, что драться было так уж обязательно. Мика уже и сам не понимал, чего вдруг так разъярился и полез первый, почему толком не оценил ситуацию. Может, все вокруг правы, он буйный, vehemens , и опасен для общества. А может, просто все вокруг и довело его до ручки… Чайник вскипел, Петя, привычно маневрируя в своем тесном, заставленном папками и коробками кабинете, ловко заварил чай им обоим. Мика с благодарностью взял у него из рук белую чашку с написанным на ней рекламным текстом: «Джентелфри. Мужская революция». — Симптоматично, — усмехнулся Мика, глядя на надпись. Руки у него тряслись, зуб на зуб не попадал. Он жадно и с облегчением глотнул чая. Петя, подув на свой чай, тоже отпил немного, помолчали, а потом Петя сказал: — Тебе не нужно колоть эту дрянь, Мика. — Я же хожу на собрания подпольщиков. Я знаю. Потому и не колю… — Но и так жить, — Петя посмотрел на него долгим взглядом: на скуле у Мики налился синяк, глаз опух, лоб был исполосован, — так жить ты не должен. — Есть вариант затеряться в Сибири или в тайге. Подпольщики говорят, что знают, к кому обратиться. В Средней Азии еще кое-где все спокойно, но непонятно, надолго ли… да и Чия… — он прервался, судорожно сглотнул, его бил озноб. — Она не поедет, а я без нее не поеду тоже. Петя поставил чашку на стол и еще какое-то время сидел молча и пристально, нахмурившись, смотрел на Мику. С окончания университета прошло совсем немного времени, а Петя, казалось, повзрослел сильнее и быстрее, чем они все. У него было лицо человека, который уже видел многое. Все остальные ринулись устраиваться в крупные компании, искали места попрестижней, а он колымил в клинике за копейки, в которой начал работать еще с пятого курса, и ночами продолжал подрабатывать в клубе, чтобы как-то сводить концы с концами. Остальные удивлялись, почему так, но Петя, кажется, был совершенно уверен в том, что делает все правильно. — Мика… я пока так, червяк, но я червяк внутри системы. И я знаю людей. И я понимаю, как все устроено. Мика, сквозь все больше туманящую его взор лихорадку, посмотрел на Петю: он редко говорил так серьезно. — Сейчас есть очень аккуратные штучки. Никакой дряни вроде «Джентелфри», от которой яйца в труху рассыпаются. А хорошие, очень-очень тонкие препараты. В следующем месяце я лечу в Швейцарию. И могу привезти тебе ампулку. Один укол, и ты телепортируешься в другую реальность, ангел мой. Никакого больше vehemens, все анализы будут в полном порядке. И, главное, ты будешь в полном порядке. В Москве, а не в тайге, на классной работе, а не в луже. — Петя говорил это низким, почти не своим, каким-то измененным голосом, и пристально смотрел Мике прямо в глаза. Худой, бледный, темноглазый, он показался Мике потусторонним, будто бы леденящим. Мика осознал, что бредит наяву, у него была очень высокая температура. — Петька, можешь меня, пожалуйста, домой отвезти. Что-то мне худо… — сказал Мика и начал снова проваливаться в забытье. В веселом маленьком баре возле офиса им уже оставляли «их» столик у окна, и Чие это ужасно нравилось — она была частью отличной тусовки молодых и необузданных крутанов, которых ждало большое будущее! У них была классная жизнь, современная, живая, веселая, настоящая! На работе много задач, пока что невысокой сложности, утомительно-рутинных, но лиха беда начало. Она ведь и работает первый год! И офис у них в центре Москвы, и рядом классный бар, в который все заходят, а мест нет, а для них, для своих, местечко всегда находится. Чия устроилась на скамейке между Оксаной и Рафаэлем, которые обменялись какой-то шуткой, Чия не расслышала, потому что поддалась собственным радостным мыслям, но все равно поддержала их, рассмеялась за компанию, потому что настроение было отличное. Данил, ее начальник, «полубосс», как она игриво называла его из-за того, что была, по сути, его единственной подчиненной, пошел брать на всех первый круг. Он был невысокий, но с хорошей фигурой, приятными русыми волосами, немного грустным взглядом спаниеля и крупным, хорошей лепки носом. А еще всегда классно одевался, сексуально закатывал рукава рубашек и любил выпендриться высказыванием на носках. Сегодня, например, там было написано «Иди на» — на левом и «юг» — на правом. Они читали его носки каждое утро за первым кофе, это уже стало их маленькой традицией. Чия вспомнила, что так и не ответила Мике. Взяла телефон. Да, его сообщение так и болталось неоткрытым: «Как ты? Работаю в вечернюю, буду к часу ночи. Надеюсь, что приеду с деньгами. Люблю тебя». Он написал ей еще днем, но настроения отвечать не было. «Вот приедь с деньгами, и поговорим», — мстительно подумала она. И, так ничего и не ответив, убрала телефон обратно в сумку. Данил принес их любимую «обойму», с учетом скидки счастливого часа получалась очень хорошая цена. Выпили. Рафаэль, полноватый черноволосый и картавый парень с глазами-маслинами, сразу объявил: — Итак, три-четыре…! — Сразу за второй! — подхватили они все вместе, смеясь. И Чия тут же скороговоркой произнесла, тыкая в себя, Рафа и Оксанку: — Эники-беники ели вареники, эники-беники… бамс! Окс! Оксана в притворном недовольстве закатила глаза, но улыбка не сходила с ее лица. Она послушно отправилась за вторым кругом. — Бери то же самое! — крикнул ей вслед Даня. Она подняла вверх большой палец. — Мальчики, хорошо как с вами! — Чия расплылась в улыбке и приобняла сидевшего рядом Рафаэля. Он послал ей в ответ воздушный поцелуй. — Надо нам всем вместе куда-нибудь съездить, — сказал Даня, облокотившись о стол. — Отличная идея! — подхватила Чия. — Я тоже об этом думала! — В эту, как ее, в Тулу! Там прикольно, — сказал Раф. — Или в Нижний! — предложила Чия. — А я про Казань думал, — с улыбкой сказал Даня. — О, Казань, — Чия тоже ему улыбнулась. — Я точно согласна! — Так что тянуть, давайте прямо сейчас и забронируем отельчик на следующие выходные? — Раф достал из кармана телефон. В этот момент к ним подошла Окс со второй порцией шотов. — Отельчик? Что я пропустила? — Едем в Казань, — ответила Чия. — Там все свои. — Татарские женщины самые красивые, — сказала Окс и обняла Чию. Чия в ответ чмокнула ее в висок. — Все женщины красивые, — улыбаясь, как кот, сказал Раф. — Поцелуйтесь еще! — Иди к черту! — Чия со смехом его слегка пихнула. — Вы слышали, что в Казани какое-то огромное подполье недавно заловили? — спросил Даня, любитель криминальной хроники. — Подполье?! Никак буйных? — ахнула Окс. Чие стало неловко. Она вспомнила, как Мика с горящими глазами ей рассказывал об этих жутких встречах в подвалах. Ее даже передернуло от воспоминаний. — Да, vehemens, у них, говорят, целая сеть по всей стране. Хорошо, что наконец ими плотно занялись. Это же просто небезопасно, — назидательным тоном произнес Даня. Раф прекратил попытки забронировать отель, видимо, понял, что с наскока найти хороший не выйдет, и уже делал Чие знаки бровями, быстро и смешно поднимая их вверх-вниз. Брови у него были густые и темные, и он становился похож на персонажа из мультика, когда так делал. Чия с облегчением согласилась пойти за третьим кругом. Она много могла рассказать про vehemens, потому что жила с таким, но, конечно, Чия бы никогда в этом не призналась коллегам. То, что она собиралась за него замуж, было равносильно социальному самоубийству. Никто из этих ребят не стал бы с ней даже здороваться, узнай они правду. Как быстро все изменилось. Когда Мика делал ей предложение, он был перспективным студентом одного из лучших вузов страны, видным парнем из хорошей семьи, со счастливым билетом в безмятежное будущее. А теперь? Ограниченный в правах, неблагонадежный, опасный для общества. Запреты вводили постепенно, но неумолимо, и послаблений не появлялось, с каждым днем становилось только хуже. Пока непривитым еще разрешали выполнять черновую и тяжелую работу, для них оставили стройки и опасные производства, но шутка в том, что медицинская помощь уже была не доступна без прививки. Буйным по новым правилам сперва делали укол и только после этого лечили. Тиски сжимались все сильнее: уже закрыли банковские карты, ограничили продажу билетов на поезда и самолеты, но Мика будто бы не хотел ничего замечать, и это так бесило Чию, ведь ее сжимало вместе с ним, а она на такую жизнь не соглашалась. Чия прогнала от себя эти мысли, для них сейчас было не место и не время. В конце концов, до свадьбы еще три месяца, и кто знает, что еще может случиться. Она назвала бармену заказ и обернулась посмотреть на свою крутую компанию. Оксана о чем-то спорила с Рафом, весело смеясь, а он смешно надувал щеки в ответ. Даня сквозь толпу людей, прямо глядя Чие в глаза, улыбался очень многообещающе.