Royal flush

      

«Беспредельщик — это тот, кто не соблюдает правила, не уважает нормы и законы, а действует исключительно в своих интересах.»

Утро началось для Чонгука с тяжёлого состояния, словно его разум был окутан туманом. Он проснулся с сильной головной болью и ощущением, будто его выкрали из зоны комфорта. На его груди лежала тяжесть, как будто совесть пыталась напомнить ему о последствиях вчерашнего веселья. Когда он открыл глаза, его голову пронзила острая боль, и он не смог сдержать жалобного стона. Проморгавшись, понял, что эта тяжесть совести приняла форму Тэхена, который лежал на нём, раскинув руки и ноги. Чонгук почувствовал смесь стыда и комичности ситуации. В его памяти всплыла та ночь, о которой он так не хотел думать. Вокруг царила тишина, нарушаемая только еле слышным сопением Тэхена. С трудом сдерживая улыбку, Чонгук осознал, что ему придётся взять на себя ответственность за последствия их безудержного веселья. — Доброе утро, — сонным, ещё не проснувшимся голосом произнёс Тэхен. — Доброе, — ответил Чон, уже предвкушая неистовые крики и возню. — Если ты думаешь, что я сплю со всеми своими гостями, то ты глубоко заблуждаешься. Это все из-за спора… ну и я, может быть, немного увлёкся, — спокойно произнёс Тэхен, поднимаясь с постели и направляясь в душ. — Я так и не думал. Но если можно, давай пропустим душещипательные пытки прощания, и я поеду домой, — без капли насмешки предложил Чонгук. На что Тэхен одобрительно кивнул и исчез за дверью ванной. Тишина наполнила комнату, но сейчас она казалась менее тревожной — ночь, полная веселья и мгновения осознанности, вновь приближало его к факту, что каждый имеет право на собственные желания и ошибки. Тэхен задумался о вечных загадках, что остаются за пределами понимания; он наблюдал, как поток воды смывает весь хлам, оставляя только чистоту и новые эмоции. А что если Чонук не так глуп, как все те, кто встречался на его жизненном пути? Стоит ли сделать его очередным объектом эксперимента, или это может обернуться очередной ошибкой? Мысли стремительно носились в голове, словно птицы в небе, но ему нужно было собраться и сосредоточиться.

***

      — Хосок, ты где пропал? Как насчет того, чтобы сегодня сходить в зал? Давай позволим нашим телам отдохнуть от алкоголя, — весело предложил Чонгук, держа в руках телефон. — Не хочу, — с легким пренебрежением ответил Хосок и сбросил трубку. Чонгук задумался, с недоумением откинул телефон на кофейный столик. Весь день он просидел в офисе, готовясь к вечеру и встрече с партнерами по проекту. За окном уже стемнело, а часы неумолимо показывали восемь. Он закончил все запланированные дела и, собрав вещи, направился к выходу. Холодный вечерний воздух освежал его мысли, заставляя приоткрыть глаза на окружающую действительность. Сев в машину, он набрал адрес ресторана, где должна была состояться встреча. Несмотря на легкое чувство тревоги, в глубине души Чонгук надеялся на успех. Волнение смешивалось с ожиданием — он был готов к предстоящим переговорам, чтобы оставить позади все сомнения и наконец двинуться вперед. Это было именно то сотрудничество, которое при одном лишь упоминании вызывало упадок сил. Тяжёлые люди, простой заказ. Он подъехал к месту, оставил машину и вошёл внутрь. Это был обычный ресторан, ничем не примечательный: свечи, официанты в костюмах и перчатках. Всё это уже надоело. Чонгука проводили к столику, он сел и заказал стакан воды, поскольку его партнёры ещё не пришли. Он не был из тех людей, которые возмущаются, если кто-то опаздывает: «Он меня не уважает, я не люблю кого-то ждать». Ему было всё равно, он не придавал этому значения. В любом случае, он всегда находил, чем себя занять, и как только ожидание начинало надоедать, он уходил, а сделка отменялась без возможности восстановления. Не прошло и 10 минут, как к столику подошли двое мужчин. Один из них, Ким Намджун, был высоким молодым человеком. Его стройное мускулистое телосложение придавало ему спортивный шарм, подчёркивая его уверенность и силу. Лицо его обладало классической красотой: овальные контуры, высокие скулы и выразительные черты. Широкий лоб и слегка заострённый подбородок создавали гармоничный и привлекательный облик. Средние миндалевидные глаза были тёмно-карие, проницательные, и казалось, могли видеть насквозь. Второй мужчина, Ким Сокджин, был источником всей тяжести сделки. Его аристократическая внешность словно вышла из страниц древнекорейской легенды. Высокий и изящный, с подтянутой и стройной фигурой, он выглядел элегантно и благородно. Губы Сокджина всегда украшала улыбка, полная неподдельной доброты и тепла. Его стиль был изысканным и безупречным, словно каждая деталь его образа была тщательно продумана. Он предпочитал классическую элегантность в одежде, сочетая тёмные оттенки с нежными тканями и дорогими аксессуарами. Это подчёркивало его благородное происхождение и утончённый вкус. Однако, несмотря на свою внешность, характер Сокджина был полон печали для окружающих, его семь пятниц на неделе, выводили всех. Он решил открыть очередной ресторан, хотя у него уже была сеть заведений, включая одно, получившее звание мишлен. На этот раз он хотел создать лофт-пространство для званых ужинов и различных мероприятий с фуршетом. Для этого они собрались вместе. У Намджуна был металлургический завод, который поставлял еще и материалы. Чонгук предоставил подрядчиков и сам проект. Сокджин начал: — Добрый вечер, спасибо, что пришли. Я бы хотел сегодня поставить точку в нашем деле и подписать контракт. — Для этого я предлагаю ещё раз обсудить все детали и сверить их с проектом, — сказал Намджун. — Да, я не против, но давайте закажем что-нибудь, — предложил Чонгук. Во время ужина они обсуждали детали проекта, внесли несколько правок. В конце подписали все бумаги. Чонгуку пришлось уехать из-за срочного звонка друга.

***

Хосок позвонил Чонгуку и попросил заехать к нему, чтобы поговорить. Чонгук не знал, где находится это место, поэтому попросил скинуть локацию. Они не виделись с того дня, как Хосок ушёл от них в казино. Их разговор днем был странным, и Чонгука начали посещать тревожные мысли. Зайдя в бар, он сначала думал что ошибся. Пройдя вглубь помещения он стал наблюдать ужасные вещи. Высший свет, к которому все так стремились, оказался лишь шумным сборищем пьяных тел и распущенных душ. Танцы в огненном свете неоновых огней сменялись смехом, но в этом смехе не было ни радости, ни искренности — только разлагающийся дух лицемерия. Мятые банкноты, словно листва осеннего леса, разлетались в воздухе, добавляя ко всему прочему налет безумия. Девушки, оставшиеся в одних трусиках, терлись о тех, кто исчерпал свои силы, и как амебы сидели на диванах. В воздухе царил непрекращающийся хаос, который огрел Чонгука холодом отвращения. Дым сигарет резал ему глаза, а запах алкоголя и приторных духов накатывал волнами тошноты. Он, словно заблудшая душа в этом царстве распущенности, ждал, когда наступит утро, чтобы, наконец, вырваться из этого зловонного лабиринта и вернуться к свету — к миру, где ещё оставались надежда и чистота. Звуки из колонок отдавались в голове набатом. Из-за шторки, отделявшей основной зал от приватных комнат, послышались голоса. Войдя туда, он в ужасе увидел Хосока, который сидел, широко расставив ноги, покуривая косяк, и в это время какой-то юноша делал ему минет. Это зрелище было странным, как сон. Чонгук застыл на месте, сердце забилось быстрее. Внутри его поднимался шторм эмоций: гнев, смятение и горечь. Он никогда не думал, что Хосок окажется среди этих людей, разменявших свою душу. Пораженный, он развернулся и вышел назад в основной зал, стремясь утопить свои мысли в шуме и хаосе вокруг. Каждый вздох был пропитан вечным запахом разложения, и он понимал, что такое место ему не по душе. Собравшись с духом, он подошёл к барной стойке и попросил чистый джин. Возможно, это было единственным способом забыться — хотя бы на короткое время погрузиться в это спокойствие.

Для: **Хоби**

Подойди к бару.

Написал в телефоне Чонгук и спрятал его во внутренний карман пиджака. Он не понимал, что происходит, что случилось с его другом. Он всегда презирал такие места, называл их «свалкой для неудачников». Ещё более странным показалось ему увидеть друга с парнем. Понятное дело, Хосок всегда был без каких-либо предрассудков, но увидеть его с парнем было как-то неправильно. От этих мыслей его отвлекла рука, которая тяжело опустилась ему на плечо. — Ну что, дорогой мой, пора нам обсудить кое-что, — сказал Хосок, находясь в какой-то прострации, и пошёл в направлении диванов. -Что с тобой? — встревоженно спросил Чонгук, брезгливо садясь на кожный диван. Хосок сидел напротив, его взгляд блуждал, словно он был не здесь. Чонгук почувствовал, как холод витает между ними, обволакивая тишиной, разрывающейся от громкого бита музыки. — Ты не понимаешь, — начал Хосок, словно подбирая слова в голове, — это не то, что ты думаешь. Мне нужно было уйти, узнать, как это — быть свободным. — Свободным? — перебил Чонгук, не скрывая недовольства. — В этом мусоре нет никакой свободы! Это же тупик! Хосок фыркнул, его лицо исказилось от недоумения. Он покачал головой, словно отгоняя навязчивые мысли. — Ты не знаешь, что такое настоящая свобода, — прошептал он, и в словах его затаилась боль. Чонгук ощущал, как его сердце сжимается от тоски и гнева. Что произошло с его веселым Хосоком? На мгновение ему показалось, что они сидят не в баре, а на краю обрыва, где каждый шаг только приближает к срыву. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но вместо слов вырвался лишь тихий вздох. — Я не знаю, что случилось, но мы уходим отсюда, и быстро, — решительно сказал Чонгук, поправляя пиджак.  — Да ни за что я с тобой никуда не пойду, — с искренним презрением произнес Хосок, и его голос на мгновение дрогнул, словно под напором едкой обиды. — Ты у нас такой весь из себя уверенный, словно на главной сцене, с ослепительными огнями и поддержкой громогласного аплодисмента. Бизнесы-хуизнесы, открытая ориентация, я ничего не боюсь, я такой Чон Чонгук, весь пиздатый, — он закатил глаза и попытался скопировать манеру друга, но за маской насмешки скрывался стон душевной боли. — Куда бы ты ни пришёл, все взгляды всегда на тебе, как будто ты царственный павлин, распускающий хвост, а я кто? — гневно вскрикнул он, в голосе его проскользнули нотки отчаяния. — Я Чон Хосок, нелюбимый сын семьи, которому с восемнадцати пришлось надевать проклятую, ебучую маску и делать вид, что всё, нахуй, хорошо. «Да, мама и папа, я поступлю туда», «Да, мама и папа, моё хобби ничего не значит, это всё ради коммерции».  Недовольство росло, как волна, что захлестывает берег, и Хосок встал с дивана, его движения были резкими, наполненными подавленной яростью. Он остановился и после паузы, полной давящего молчания, произнес почти шёпотом, его слова питались глубиной чувств: — А вы все велись, как стадо. Никто не замечал, как я страдал в глубине души, как постепенно гас свет внутри меня, как иссушала меня эта маска, которую я носил, словно душераздирающим тяготением. Почему тебя так удивляет моё присутствие в этом месте? Что ж, мне здесь хорошо, не стоит притворяться кем-то другим: всем похуй на меня. Вот он я, Чон Хосок, без притворства, как тебе?  Он напряжённо взглянул на окно, где вечерние огни плавно размывались в темноте, и из-за этого отражения на стекле его собственные мысли казались ещё более размытыми. Он ощущал, как его слова кружатся в воздухе, словно еле заметный запах усталости, пронзающий даже самые плотные стены его души. — Ты знаешь, что это значит? — произнёс он, всё ещё не отрывая взгляда от улицы, где суета жизни текла мимо, как река, наполненная чужими судьбами. — Это значит, что я научился скрывать свои эмоции так, как будто это искусство, прятать за улыбкой ту тёмную бездну, которая безмолвно кричит о помощи. Но глубоко внутри всё ещё бьётся сердце, которое хочет быть понятым, услышанным, не осуждённым.  Он резко повернулся к Чонгуку, блеск в его глазах не был наигранным. — А ещё это значит, что вы все, «мои родные», были так сильно увлечены собой, что даже ничего не замечали, поглощали всё, чем я вас кормил, — произнёс он, и в его голосе сквозила тихая надежда, — но иногда хочется, чтобы кто-то увидел настоящего меня, а не лишь картинкой из Instagram, смазанной фильтрами и лоском.  Чонгук замер, озадаченный эмоциями Хосока. Его слова, полные горечи и обиды, пронзали воздух, как острые стрелы, и теперь его собственная уверенность начала трещать по швам.  — Хосок, — тихо произнес он, осознавая, что не знает, как найти нужные слова. — Я думал, что ты всегда силен. Я не подозревал… — его голос запнулся, и он на мгновение потерял нить. — Я не знал, что тебе так тяжело.  — И никто не знал, — перебил его Хосок, его глаза горели искренним огнем. — Я научился скрывать это так, чтобы никто не заметил. Но ведь даже сильные могут упасть, верно? — с легкой, нервной усмешкой Хосок достал очередной косяк и закурил.  Чонгук кивнул, его сердце сжималось от боли. В эту секунду между ними выросла невидимая стена, словно они на разных планетах. Чон, ощущая неловкость в воздухе, шагнул ближе к Хосоку. В его глазах отразилась искренность, которой не хватало в их общении. — Знаешь, — начал он, — я всегда недооценивал, как сложно сохранить лицо, когда внутри бушуют ураганы. Мне кажется, порой мы все слишком сосредоточены на своих амбициях и не видим людей рядом.  Хосок, по-прежнему не отрываясь от окна, пробормотал: — Да, именно так. Мы потеряли друг друга в этом бесконечном беге за личный успех. Но мне не нужны льстящие слова, я хочу понимания.  Чонгук, чувствуя, как последние кирпичики в стене докладываются, еще больше отдаляя его от друга, тихо спросил: — Что тебе действительно нужно, Хосок? — Это словно отголосок его собственных страхов, желание узнать, как помочь другу.  Хосок наконец обернулся, в его взгляде сквозила уязвимость. — Понять, что я не один, что есть кто-то, кто видит меня настоящим. Не желая слышать ответ, Хосок направился к бару, оставив Чонгука наедине со своими мыслями.