JQ — технологии лжи

— Ай! Не иначе как само провидение помешало разоблачению случиться: сальный нож выскальзывает из вспотевшей ладони, Робби пытается поймать его, хватаясь за лезвие левой рукой — закономерно, не ловит. Нож с лязгом падает на каменный пол, разнося по пустому дому звонкое эхо. На ладони остаётся тонкая алая полоса. В секунды она заполняется крупными каплями, что метят блестящий пол красными кляксами. — Sangre! Sangre! Ayudarla! — Мигом оказавшись рядом, Хуанита берёт опешившую Робби под локоть и тащит к раковине. — Надо промыть! Может быть зараза! Нужен докто́р! Ей срочно нужен докто́р! — Ты что творишь, сука... — цедит Нико так тихо, что слышит его только Робби. Лицо наследничка отражается в начищенной поверхности смесителя — искажённое хромом, оно напоминает морду монстра из детских страшилок. — А ну, иди сюда! Попытка схватить Роберту за руку не венчается успехом: кухарка стеной стоит за Роберту, водрузив на её защиту весь свой могучий вес. — Ей нужен докто́р, — повторяет она уже без надрыва — спокойно и уверенно. — Вы хозяин, сеньор Николас, но я не участвовать в ваши дела. Я срочно звонить больница. — Никакой больницы! На что ещё способна эта притворщица, чтобы выгородить себя? Если даже порезаться не гнушается — только представь, что она скрывает! — Я не понимаю, о чём вы! Ай, как больно! — Отойдя от первичного потрясения, Робби седлает коника, которого подогнала ей сама судьба. — Хуанита, мне нужен врач! Срочно звони! — Я сейчас тебя... Николас не договаривает: он вынужден прерваться на сигнал мобильника — не удосужившись поставить телефон на беззвучный, теперь наслаждается гремящим какой-то безвкусной попсой рингтоном. Что это — Оливия Родриго? Селена Гомез? На амплуа Николаса Вайса как пижона с безупречным вкусом можно ставить крест. — Какого хера! — рявкает он в трубку. Однако, не сбросил — а ведь мог бы. Должен был, учитывая ситуацию! Нико замолкает ненадолго — видимо, на том конце тараторят так, что и слово нельзя вставить. Воспользовавшись паузой в неразберихе, Хуанита промокает промытую рану на ладони Роберты чистой салфеткой, затем заливает её перекисью из аптечки, что лежала в одном из дальних кухонных ящиков, и перевязывает плотным бинтом. Руки у кухарки точно откуда надо растут: за судьбу демигласа переживать не приходится. — Нужно знать, как эта рана глубоко или нет. Докто́р прописать мазь и лекарство. Так оставлять нельзя, — произносит Хуанита, не обращаясь ни к кому конкретно: Нико слишком занят своим телефоном, а Робби — наблюдением за Нико. — Этого не должно было случиться! Я устал от утечек! За что корпорация платит этим криворуким? Нет, я не могу сейчас приехать! У меня здесь... — Он поднимает тяжёлый взгляд на Роберту и пилит её, не моргая. — Кое-какие дела. Вы с ума сошли! Только не в Берлин! Снова пауза. Тишину ночного дома разряжает лишь дыхание Николаса — тот пыхтит надрывно, как разъярённый бык. Хуаниту и Роберту же совсем не слыхать — обе затаились в ожидании развязки. — Хорошо. Буду, как только смогу. Без меня ничего не предпринимать! — Схлопнув звонок, он на секунду замирает, хмурит брови, нервно двигает нижней челюстью и всё ещё глаз не спускает с Роберты. — Ты поедешь со мной. — Нет. Я... Договорить не дают — Нико бесцеремонно хватает её за правое предплечье и тянет к двери. — Иди нормально, не брыкайся. Не заставляй Хуаниту нервничать! — цедит он сквозь зубы. — Сеньор, куда вы поехать с Роберта? — не унимается кухарка, едва поспевая за ними. — Не переживай, Хуанита, — отвечает Нико, не оборачиваясь. — Всего лишь к докто́ру. Двери лифта хлопают за их спинами, отрезая Роберту от привычной обстановки, от Хуаниты, от надежды. Лифт едет вниз. Робби редко спускалась в цоколь — персональной ассистентке там делать нечего. Не давая хватке ослабнуть, Николас тащит её за собой мимо отгороженного зеркальной стеной пространства спортзала и приоткрытой двери в бассейн, откуда доносится запах хлора и приглушённый свет бактерицидных ламп. Преодолев рекреационную зону, через подъёмные ворота они попадают в гараж. Нико останавливается у своей любимой Феррари, открывает дверь с пассажирской стороны и заталкивает Роберту внутрь. — Без фокусов! Пока она порезанной ладонью растирает передавленное чужими пальцами предплечье, Нико успевает сесть за руль и включить зажигание. — Пристегнись и не дёргайся. Только попробуй что-нибудь вытворить — я выкину тебя из машины на полном ходу! — Мне... неудобно! — Как Робби ни старается, натянуть ремень безопасности у неё не выходит. — Руки болят! — Тогда поедешь без ремня. — Нико выводит машину из гаража, сканированием сетчатки отпирает автоматическую дверь, и машина оказывается снаружи. — Не думаешь ли ты, что я полезу тебя пристёгивать? Остаются позади резные ворота, разметка пригородного шоссе исчезает под спортивной резиной, мимо проносятся луга, висит над ними ночное небо, унизанное жёлтыми звёздами и тугими комками облаков. Минуя несколько поворотов, Нико съезжает с трассы и берёт незнакомое для Робби направление. Куда он её везёт? Что у него на уме? И что она будет делать? Как защитит себя? Пока что судьба к ней благосклонна, но долго ли продлится эта милость? Повезёт ли ей ещё хоть раз или лимит удачи исчерпан, и впереди разоблачение, приговор... Казнь? Кто-то назвал бы это устранением, но Робби точно знает: Вайсы не сыпят яд в чай предателям, не натирают "Новичком" дверные ручки. Они просто казнят — таковы их правила. Машина тормозит километров через двадцать. На подъездах к этому месту Робби не заметила ни деревни, ни фермы, ни других автомобилей. Бежать некуда, спрятаться негде — идеальное место для расправы. Машина съезжает на обочину, глохнет мотор. — Телефон. — Устало откинувшись на спинку кресла, Нико не глядя протягивает ладонь. — Давай сюда свой телефон. — У меня нет, — шепчет Робби еле слышно. — Чего у тебя нет? — Нико подскакивает на своём сидении — если бы ни ремень, он головой пробил бы потолок. — Телефона. — Ах ты дрянь! Щёлкает застёжка ремня, и Нико наваливается на Робби всем телом. Перекинувшись через ручник, он ощупывает её с головы до пят, залезает в карманы домашних штанов и под растянутую футболку, пока она просто ждёт. Робби заставляет себя не дышать, чтоб не вдохнуть ненароком его запаха. Что будет дальше? Сейчас от неё ничего не зависит. — Куда ты его дела? Отвечай! — Не знаю. Потеряла, наверное. — Робби дивится ровности своего тона. Пусть Николас — хозяин положения, но эту битву он проиграл. Наблюдать за его лицом сейчас — акт мелочной мести. Если Полли видит их с небес, она должна гордиться! Пока Хуанита колдовала над её ранением, Робби улучила момент. Всего на несколько секунд Хуанита скрыла её от пронизывающего взора Николаса, но этого времени хватило, чтоб достать из кармана мобильник и бросить под раковину, в пакет с мусором. Из пакета несло прелой ботвой и прокисшими картофельными очистками — мусор вынесут ещё до рассвета и отправят на свалку. Телефон не достанется Вайсам. — Да, я серьёзно недооценил тебя. Но и ты меня недооцениваешь, раз позволяешь себе такие игры. Выметайся. — Что? — Вон из машины, говорю. Отцу скажу, что ты сбежала по пути в больницу. С Зондером разберусь сам. Больше мы с тобою не встретимся. — Даже не убьёшь меня? — Это сделают либо дикие псы — в этом районе они бродят стаями, либо изголодавшийся по женской ласке дальнобойщик. Мне руки пачкать незачем. — Да ты просто не способен на поступок! Был бы способен — убил бы её сам. Но вместо этого ты принёс её в жертву! Позволил другим сделать то, на что у самого духу не хватило. — О чём это ты? — шипит Нико, округлив глаза. — Сам знаешь! Робби толкает рычажок и вываливается из открывшейся двери прямо в мокрую траву. А ну как пижон передумает её отпускать? Ну уж нет — свой шанс она не упустит. За жизнь она ещё поборется — теперь, когда ей есть что терять, она не сдастся. Робби бежит до ближайших кустов и прячется там, выжидая, как поступит Нико. Слышит вновь тот дурацкий рингтон и сменившее его раздражённое рявканье. Машина ещё недолго стоит на обочине, наконец заводится мотор, и спортивные шины выезжают на трассу. Габаритные огни мелькают во тьме красными светляками, постепенно удаляясь, и исчезают вместе с рёвом мотора. Теперь она один на один с этой ночью. Ей нужно в город. Ей срочно нужно в город!

***

В городе Лурдес. Там Робби сможет попросить помощи, и (она почти уверена) ей не откажут. Но в какую сторону бежать, она не знает. Они приехали из одного пригорода в другой, минуя центральные магистрали, и очутились в совсем незнакомых местах. Выждав для верности ещё немного, Робби выползает из своего ненадёжного укрытия и возвращается к дороге: если идти по обочине, рано или поздно куда-нибудь да выйдешь. А дальше — по обстоятельствам. Первые же несколько сот метров показывают, насколько она переоценила своё положение. Стоит волне адреналина схлынуть, и боль в руках напоминает о себе — порез под взмокшим бинтом начинает надрывно саднить, а правое предплечье, ощутившее на себе хватку разъярённого Николаса, — гудеть до дрожи в костях. К тому же домашние тапочки — не самая подходящая обувь для долгих загородных прогулок, пусть они даже не тапочки, а мягкие мокасины: асфальт очень скоро сотрёт их в пыль, если Робби не найдёт вариантов получше. Она не знает, как долго шла и сколько успела пройти, но когда в поле зрения появляется первый за всё время дорожный указатель, она уже почти не чувствует ног. Собрав в кулак последние силы, она переходит на быстрый шаг. Нужно поскорее добраться до указателя, прочитать то, что на нём написано, и обрести хоть какую-то определённость! Шарканье протёртых подошв по шершавой дороге отдаётся в ушах приглушённым скрежетом, с которым почти можно мириться, но вдруг к нему присоединяется звук более мерный и упорядоченный — словно кто-то скребёт по асфальту, высекая искры. Когти. Лапы. Много лап. Обернувшись, Робби чуть не глотает язык от ужаса: особей шесть лёгкой трусцой следуют за ней, и ничто в их облике не указывает на благородство их намерений. Звери взяли след и уже не отпустят. В детстве у Робби были собаки — ирландские волкодавы, которых мать держала сперва для охоты, потом просто по привычке. Робби знает собак, знает их норов и то, на что они способны, если голодны. Их много, их силы свежи, а она — одна и истощена. — А-а! — издав хриплый возглас, Робби несётся к указателю, словно тот предлагает ей спасение. Почуяв её отчаянье, псы пускаются следом, предвкушая лёгкую добычу. Дыхание очень скоро начинает сбоить, боль в стопах отдаётся во всём теле ноющими спазмами. Силы покидают её, и в мыслях она уже видит себя разорванной на куски безжалостными челюстями. Волна шума и света переносит её в другое измерение, накрыв с головой, подобно шатру. Невесть откуда взявшийся грузовик на всех парах нагоняет её и, взвыв высокими колёсами, тормозит совсем рядом. Дверца кабины открывается, из двери высовывается мужик в рваной майке и кричит ей что-то на незнакомом языке. Робби не понимает, чего от неё хотят, да и не думает об этом — просто запрыгивает на подножку, ловя у щиколотки клацанье мощных челюстей. Мужик хватает её за правое предплечье (опять!) и рывком затаскивает в кабину. Хлопает дверь, грузовик набирает скорость, оставляя позади раздосадованных неудачей псов. Те ещё бегут следом с сотню метров, пока, потерявшие интерес, не прекращают бесплодную погоню. Переведя дух, Робби жмётся горячим лбом к пыльному стеклу боковой дверцы. Мимо пролетает дорожный знак — тот самый ориентир: А1, Зальцбург, 280 км. Отлипнув от стекла, Робби осматривает кабину. Её взору предстаёт стереотипная будка дальнобойщика — обитое кожей пространство с пригвождёнными ко всем поверхностям характерными артефактами: фото голых женщин, флаг футбольного клуба, гирлянда из коллекционных пивных пробок... Путевой лист, что выдают экспедиторам при отправке грузов, бережно зажат между лобовым стеклом и приборной панелью. BY — Беларусь. Из текста, который можно разглядеть на документе, Робби распознаёт только эти две буквы — код страны-отправителя. — Решил срезать и заблудился, — с тяжёлым акцентом опережает водитель её вопрос. — А ты как здесь оказалась? — Хм... — Да я просто так спросил, можешь не отвечать. Я таких, как ты, много повидал, но чтоб собаки... — Таких, как я? — Не хотел тебя обидеть. Робби верно улавливает ход его мыслей. Проститутки, наркоманки, обычные сумасшедшие... Кто ещё способен разгуливать в домашнем по ночным магистралям? Бинт на руке и стёртые тапки не добавляют надёжности её образу. — Ничего. — Тебя подвести? Чёрт, он серьёзно? Николас был прав насчёт собак в этом районе, и то, что они не разорвали её на части — не его, Николаса, заслуга. Есть ли надежда, что насчёт голодных до женской ласки дальнобоев он ошибся? — Ты серьёзно? — Если есть адрес — диктуй. Найду по навигатору. Только чур не очень далеко — я и так уже из графика выбился. Робби не помнит точного адреса, но мусоросжигающий комплекс — достаточно надёжный ориентир, как и редакция City-Press — официального, хоть и опального издания. Если Лурдес не окажется на месте, она останется ждать под дверью. Местная шпана, несомненно, скоро её обнаружит и выйдет с Лурдес на связь... Шофёр быстро находит указанную локацию, но по кислой гримасе на его лице сразу становится ясно — Робби просит слишком многого. — Что — далековато? — Да это ж вообще в другой стороне. Мне в Зальцбург надо! Извини, но возвращаться на объездную мне совсем не удобно, да и в город меня в большегрузом не пустят... Робби выпаливает другой адрес, не давая себе шанса опомнится. Если они сейчас отдаляются от города в сторону Зальцбурга, значит, так тому и быть. Растирая гудящее предплечье, она наблюдает, как шофёр забивает в свой девайс адрес доктора Земанна и меняет недовольную мину на лёгкую улыбку — теперь им по пути.

***

Она много раз представляла, как окажется здесь — в уединённом пригороде, поросшем вековыми деревьями и забытыми легендами. Шофёр ссадил её на обочине, уточнив — точно ли это то место, куда она хотела попасть? Нет, не точно — но Робби кивнула в ответ, поблагодарила и спрыгнула с подножки в тёмную ночную траву. Дом оказался выше, больше и старше, чем на всех фото, которые она видела, чем во всех фантазиях, которые она сочиняла. Серый, во тьме — грязно-белый, он возвышается над местностью облезлой громадиной с раскрошившейся лепниной по фасадам и стёртыми порожками у крыльца. Рядом Робби замечает знакомую машину с ведомственными номерами. Из множества высоких, почти в человеческий рост, окон, горит лишь одно — на втором этаже с правой стороны, откуда крыльцо не видно. Взобравшись по ступенькам, Робби осматривает козырёк, стены, дверь — старую, дубовую, скреплённую стальными скобами с проржавевшими на швах саморезами. Камер не заметно. Неужели Харди настолько беспечен? Сглотнув нахлынувшее волнение, она жмёт на кнопку звонка. Не работает — её палец проваливается в пустоту, оставляя тишину после себя. Нащупав ниже по дверному косяку старинное кольцо с креплением в виде пасти рычащего льва, она несколько раз стучит в дверь. Кольцо отходит туго, оставляет на коже ржавую пыль — сколько же им не пользовались? Стук гулкий и неуверенный, и Робби повторяет действие, вкладывая в удар все остатки решимости. Придётся ждать — она не станет кричать под окнами или карабкаться по карнизам, даже если от этого будет зависеть её жизнь. Она не унизится до такого. Если она войдёт в дом Харди, то сделает это через порог. Тихо вокруг, как в могиле. Ночь погожа, но молчат сверчки и ночные птицы. Сама природа слилась с ней в симфонии ожидания. Через минуту ей кажется, будто белую занавеску на ближайшем ко входу окне кто-то тронул. Отвёл в сторону и вернул на место. Вскоре раздаются шаги и долгожданный звук отпираемого замка — одного, второго, третьего... — Боже, Робс! Как ты... Что случилось? — Массивные петли скрипят натужно, в нос ударяет застарелый табачный дух. — Ты не отвечала на сообщения, что с твоим телефоном... Да как ты вообще здесь оказалась? Гостей он точно не ждал. Растерянность, с которой он оглядывает Робби, приносит ей очередную на сегодня порцию извращённого удовольствия. — Я могу зайти? — Конечно. Да, конечно, проходи. Ей показалось, или его слова идут вразрез с его намерениями? Потеснился он с явной неохотой, да и пропустил её вперёд с тяжёлым вздохом. А ведь он ещё не догадывается, зачем она здесь. Не догадывается, что она всё знает! Просторный, почти пустой холл. Мало мебели, но ещё меньше жизни — будто всё живое покинуло эти чертоги давным-давно, уступив их привидениям. Отбросив желание осмотреться получше, Робби доковыливает до единственного дивана — ярко-синего и узкого, такого непохожего на всё вокруг. Разместившись в центре пустоты, он, как одинокая льдинка, лавирует в тусклом пространстве старинного холла. Компанию дивану составляет низенький журнальный столик, припорошенный пылью. — Тебе принести чаю? Давай я заварю чай и ты мне всё расскажешь, хорошо? Боже, что с твоей рукой? — суетится Харди вокруг дивана, не находя, с какой стороны подступиться к нежданной гостье. — Сперва условимся, Герхард Земанн, — выдыхает Робби. — Вопросы буду задавать я, а ты — отвечать. По рукам? Несмотря на усталость, на пережитый стресс, на шаткость своего положения и неопределённость будущего, Робби наслаждается тем, как прямые брови Харди съезжаются на его переносице, а губы нервно сжимаются. Неужели начинает догадываться? Она только сейчас замечает — он тоже в домашнем: в мягких серых брюках и вязаном свитере с растянутой горловиной. Она никогда не видела его таким... Беззащитным. Что ж, хоть в этом они равны! — Не понимаю... Ты... — Я всё знаю, Харди. И про твою лабораторию, и про мадам Урсулу. И про Анну-Луизу тоже. И про Грету, мать её, Ниссен — твою подружку-мозгоправшу, с которой вы знатно потоптались на моей голове. Пока я ловила крыс в доме Вайсов, самая главная крыса была совсем рядом. Что скажешь на это, Герхард Земанн? Он молчит. Возвышаясь над растёкшейся по дивану Робертой, он чувствуется маленьким — даже меньше, чем она сама. Она ожидала разной реакции — вплоть до агрессии... Вплоть до полного перевоплощения того самого Харди в кого-то, кого она никогда не знала. Но он просто молчит, потерянный. Видеть его таким слишком приятно. — Я принесу чай и аптечку. Обработаем твою руку. И я тебе всё расскажу, — прерывает он наконец своё молчание. — Неужели? Всё-всё? — Понимаю твой скепсис, но, Робс... — Правда? Понимаешь? — Нет, если честно. То есть, не полностью. Я боялся, что этот момент настанет, но готовился к нему. Есть вещи, которые невозможно объяснить... — В каком смысле готовился? Что ты, чёрт возьми, имеешь в виду? — Я много глупостей натворил. Но оставил себе возможность всё исправить. Хотя бы попытаться. — Хочешь избавиться от меня? — В смысле? — Ведь я знаю все твои секреты и могу выдать тебя кому захочу! — Ты не всё знаешь. — Откуда такая уверенность? — Уверенности нет. Отдохни пока, ты плохо выглядишь. Я скоро вернусь. — Не указывай мне! — И не думал. Он исчезает в неведомом направлении, оставив Роберту одну посреди пустоты. А что если он просто сбежит? Или вернётся с оружием? Хотя расправиться с ней он сможет и голыми руками. Ещё пару дней назад подобный исход не приснился бы ей и в самом страшном сне, теперь же она готова ко всему. Жизнь её подготовила! Или, что ещё проще, Харди подмешает отраву ей в чай? Робби нехотя поднимается с дивана — обняв уставшее тело, тот не хочет её отпускать. Проходится по холлу в поисках чего-то, чем она могла бы себя защитить. Кочерга у потухшего камина (в старинных домах и такое водится), стеклянная столешница, которую, в случае чего, можно разбить, на подоконнике — тяжёлый канделябр, облепленный застарелыми восковыми подтёками: в таких особняках проводка обычно ни к чёрту, и иметь под рукой свечи — насущная необходимость. Да здесь полно всего — с голыми руками против оборотня она не останется. Немного успокоившись, Робби прихватывает кочергу и подходит к входной двери. Дёргает за ручку — открыто. — Не советую тебе уходить в таком состоянии. — Харди появляется в холле с подносом в руках. Среди всего прочего на нём уместилась компактная домашняя аптечка. — В конце концов, ты не за тем преодолела путь до моей скромной обители, чтобы уйти без ответов. — В каждом твоём слове я вижу попытку заговорить мне зубы. Не знаешь, с чего бы мне так казалось? — Присядь, пожалуйста. — Опустившись на диван, он ставит поднос на столик, а аптечку — себе на колени. Немного поколебавшись, она усаживается рядом. Кочергу опускает на пол возле ноги, следя за реакцией Харди — тот странного жеста будто не замечает. — Кто тебя поранил? — Я сама. — Робс... — Не называй меня так! Бесит! — Давно ли? — Он берёт её ладонь в свою, не встречая сопротивления, развязывает нетугой узел и удаляет взмокшую насквозь повязку. — С тех самых пор, как я узнала про Oncologists Independent. Да, ты пытался подтереть информацию, но вышло не очень хорошо. Значит, к Чеме за помощью ты не обращался. Почему? Он не в курсе твоего прошлого? А кто в курсе? Алекс, Тоффи... Говори! — Они здесь ни при чём, — выдыхает он, опуская пинцет с ватным тампоном в пузырёк с антисептиком. — Сейчас немного пощипет. Робби стойко переносит нахлынувшую волну жгучей боли. Пока спирт заливает её рану до самых глубин, она продолжает наседать: — Выгораживаешь их? — Зачем мне это? Я в ответе за всё, в чём повинен, но не более того. У каждого поступка есть мотив. У каждого решения есть последствия. Я слишком долго забывал об этом. Ты хочешь знать, с чёго всё началось? — Будь любезен — поведай. И знай: я выяснила много всего и очередную ложь спалю без проблем. — Рано или поздно это должно было случиться. Вот, выпей — это ройбуш с земляникой. Без сахара. И без яда. — Не дав ей возможности обвинить себя в глумлении, Харди наливает из чайника в две чашки. Пространство вокруг наполняется горьковатым аптечным ароматом. — Выбирай любую. Я выпью оставшуюся, если не доверяешь. Робби с трудом подавляет волну нахлынувшей ярости. Как он смеет высмеивать её подозрительность и недоверие? Что может быть естественнее подозрительности и недоверия в ситуации, в которой она оказалась благодаря ему же? — Мне нечего терять, Герхард, поэтому, прежде чем ты начнёшь свою историю, я хочу сказать тебе то, о чём ты, наверное, и сам догадываешься. Я полностью доверяла тебе. Я верила в тебя, как ни в кого другого. Я в западне, из которой нет выхода — тоже из-за тебя. Всё это время ты твердил мне, что это мой выбор, моя миссия, моё предназначение. Ты играл моей жизнью, словно это безделушка, которую можно продать, потерять, сломать... Играл моими планами и мечтами. Ты внушал мне ложную надежду на то, что у нас может быть совместное будущее. Что будущее у нас вообще есть! Ложь! Сейчас, скинув вуаль, я его не вижу. Я даже не уверена, что доживу до утра. Я потеряла свою личность, свою реальность. Ты отнял у меня всё. Единственное, что ты можешь сделать — это рассказать правду. Иначе я убью тебя. Или ты меня убьёшь. Но без раскрытия правды нам вместе не ходить по этой земле! — Я понял, — кротко отвечает он, убедившись, что она закончила и добавить ей больше нечего. — Бери сэндвичи. Сварганил их из того, что нашлось в холодильнике. Я не ждал посетителей. — Указав на поднос, он отворачивается к окну, завешенному тяжёлой белой гардиной. В полумраке, подсвеченном тусклой люстрой, его лицо сливается с обстановкой — такое же серое и безжизненное. Очки — самое яркое, что есть в нём. Он снимает их, откладывает в сторону, аккуратно сложив дужки. Трёт глаза костяшками пальцев. Робби взгляда оторвать не может от этих глаз — воспалённые от усталости, с красными прожилками белки и потухшие, от природы ярко-голубые, но сейчас будто выгоревшие радужки. Харди откидывается на спинку дивана, не поворачиваясь к осторожно жующей бутерброд гостье, чей голод берёт своё, одолевая даже волнение. — Мы с Анной-Луизой познакомились на первом курсе университета. Знаешь, как это бывает: молодая кровь, лекции, студенческие вечеринки — мы почти всё время проводили вместе. Уже на Рождество я сделал ей предложение, но она отказала... Тогда я узнал о её диагнозе — хроническом лимфолейкозе. Он был в ремиссии, но врачи в один голос заверяли, что следующий рецидив может стать последним. Это и обусловило её выбор профессии. В отличие от моего — я всегда хотел работать с экспертизой, но без базового медицинского туда не попасть. Помнишь, когда ты впервые поделилась своей любовью к мрачной эстетике? Я сразу понял тебя, потому что с детства питал ту же тягу... — Не смей! — Прости. После нашего первого совместного Рождества с Анной-Луизой мой выбор специализации обрёл истинный смысл. Мы всё-таки поженились перед летними экзаменами — на них Анна-Луиза уже явилась с новой фамилией. За полгода мы прошли весь путь принятия и обрели надежду. Я изучил все варианты и решил, что если традиционная медицина не может предложить ей лечения, то мы найдём его сами. Родители оставили мне неплохое состояние — всё оно было вложено в лабораторию. Мы жили и работали прямо здесь. Думаю, раз ты узнала о лаборатории, то и об этом знаешь тоже. — В какой момент в вашей жизни появилась Урсула Вайс? — спрашивает Робби, глотая слова. То, как Харди рассказывает о жене, выбивает почву из-под ног — если бы она не сидела, то наверное упала бы. Мерзко, что после вскрытия обмана она продолжает ревновать этого человека. Да и к кому — к мертвецу! — Накопления быстро таяли. На продолжительные исследования нужны крупные средства. И не единоразовые вливания, которые могут дать благотворительные сборы, а постоянная финансовая подпитка, которую в силах обеспечить только серьёзный спонсор. Мы находились в бесконечном поиске, рассылая письма, записываясь на приёмы и выслушивая отказы — сфера наших исследований была слишком узкой и малопривлекательной как для фармацевтических компаний, так и для частных инвесторов. С Урсулой мы познакомились на одном из балов фонда Weiss Healthcare. Думаю, нам бы ничего не светило, обратись мы к ней с официальным прошением. Но ей так понравилась моя жена и её история, что она сама предложила подписать нас на программу спонсорской поддержки. То, что мы получили, было больше всего, о чём мы когда-либо мечтали. У нас появилось лучшее оборудование, самые свежие реагенты, дорогие специалисты, доступ к государственной базе медицинских добровольцев... Мы тестировали гипотезу за гипотезой, пока Анне-Луизе становилось всё хуже. — Он переводит дыхание и надевает очки, возвращая своему лицу частичку привычной строгости. — Рецидив случился на пике очередного исследования. Мы как раз находились в поиске подходящих кандидатов для тестов, но жена решила пройти испытания самостоятельно. Сказала, если и на этот раз не поможет, значит так тому и быть. Харди прерывается вновь, отхлёбывает остывшего чаю. Столько лет прошло, а он всё ещё называет её женой, говорит о ней с придыханием! Не удивительно, что он так легко готов был скормить Роберту Вайсам — кто она ему? Кто они друг для друга? Сейчас, слушая его исповедь, давя бушующую на дне души ярость, Робби точно знает: этот профессор создал свою Элизу Дулитл не для того, чтобы в неё влюбляться. — Исследование не помогло? — спрашивает Робби, дабы вернуть его в беседу. — Ну почему же — помогло. Результаты были ошеломительные. Анне-Луизе наконец стало лучше. Отказ от химии ради тестов не заставил сожалеть. Мы составили план работы на ближайший год. От стадии к стадии мы планировали совершенствовать нащупанный метод. — Тяжело вздохнув, Харди продолжает: — В день, когда мы отмечали свой успех, нам позвонили. Звонила Урсула, чтобы сообщить: её муж провёл аудит подведомственных компаний и счёл деятельность WHF неоправданным расточительством. Никакие уговоры не могли заставить его изменить решение. Урсула хоть и числилась официальным попечителем фонда, но на JQ лежало бремя основного финансирования. Последнее слово всегда было за Эдвардом. К тому же, как раз тогда он увлёкся идеей создания собственной экосистемы на основе искусственного интеллекта. Мысли об "умных" технологиях вскружили ему голову, ни о чём другом он и говорить не хотел. Мы остались ни с чем. Заметив, что Робби закончила с едой, он собирает посуду обратно на поднос, словно и не думая продолжать разговор. Словно, поговорив о себе, о ней, о них, слов больше не осталось. — И? Что было дальше, Харди? Я хочу понять, когда в твоей истории появляюсь я! Почему я там появляюсь! — Мы делали что могли, чтобы высвободить средства на дальнейшие исследования. — Он возвращается к беседе будто нехотя. Виной ли тому горечь воспоминаний или нежелание говорить о Робби? — Распродавали оборудование, отказывались от услуг специалистов — но этого было мало. Без финансирования исследования пришлось остановить. Анне-Луизе становилось хуже. В отчаянии мы вновь обратились к химиотерапевтам, но на этот раз нам отказали... Химия была уже бесполезна. Анна-Луиза угасала. Я терял её и ничего не мог с этим поделать. — Я, Харди, я! Говори обо мне, твою мать! Это я пришла сюда за правдой! За своей правдой! Я — не она! Никто другой! — Если ты ищешь правду, то поймёшь меня... — Пойму? Нет, я никогда... — В день, когда жены не стало, я несколько часов провёл в лаборатории, держа на руках её бездыханное тело. Мне нужны были ответы. Мне нужны были... — Виноватые, — выдыхает Робби. Доктор оказался прав: она очень хорошо понимает, о чём он говорит. — Виноватые. И они были. Вайс и его корпорация отняли у меня мою жену. Я поклялся отомстить. — Как давно это было, Харди? Пятнадцать, семнадцать лет назад? Я слышала про холодное блюдо по имени месть, но в твоём случае оно уже не просто холодное — оно замороженное напрочь. — Я ждал случая. Ты же знаешь — я не из тех, кто возьмёт в руки топор и пойдёт рубить головы. Я ждал случая, чтобы уничтожить Вайса, его семью и его корпорацию. Всё, что у него есть. Достаточно крупная цель, чтобы не торопиться с её осуществлением. — Постой. О каком случае речь? Уж не хочешь ли ты сказать... — Однажды, завершив очередное расследование, мы выпивали с коллегами из Комиссариата, и они обмолвились о странном деле. Пропала девушка, её сестра написала заявление, предварительное следствие указывало на насильственный характер исчезновения, но их начальник велел закрыть дело за недостаточностью улик. Они ещё долго обсуждали, что сумасбродные указы Зондера превращают всё ведомство в рассадник коррупции, а я не мог перестать думать о той девушке, ведь её звали Полли... Придя домой, я проверил информацию — к сожалению, речь шла о той самой Паулине Шустер, которую я знал. Знал поверхностно — во время учёбы она стажировалась в пресслужбе нашего Института, и позже время от времени мы пересекались. Она пропала в ходе своего журналистского расследования, к тому же, по некоторым сведениям, была связана с Николасом Вайсом, а ты написала заявление, и дело попало на стол к моим коллегам. Череда событий привела меня к осознанию: моё время пришло. В ту ночь родился план. Мне оставалось лишь убедить всех его участников работать на его исполнение, преследуя их собственные интересы. — Чудовище. Ты так спокойно об этом говоришь? Ты манипулировал и мной, и Алексом... — Не преувеличивай. Я лишь закинул наживку в виде возможности изобличить их начальника, используя закрытое дело — Алекс заглотил её сразу же и потащил за собой всю команду. С тобой было сложнее — ведь мы были даже не знакомы. — Я помню, как ты пригласил меня играть на дне памяти свой жены. А потом ты возник на пороге моей квартиры. — Ты была пьяна и не расчёсана. И о Полли даже не заикнулась. Не такого я ожидал от скорбящей девушки, потерявшей родную сестру. Тебе было плевать на всё вокруг, ты называла это творческой свободой. И я понял, что с тобой я ничего не добьюсь: ты не станешь настаивать на повторном открытии дела, Алекс не увидит в твоём лице союзника, мой план накроется. — И тогда ты решил поменять меня... — Кто бы поверил, что такое вообще возможно? Если б не давнее знакомство с Гретой, я бы и сам не поверил. Но она пару лет работала с нами в лаборатории — гипнозом добивалась у людей исчезновения болевого синдрома и даже наступления ремиссий. Потом она устранилась, попав в опалу. Но все эти годы я знал, как её найти. — И подсунул ей меня... Как подопытную свинку! — Только не говори, что работа с ней не пошла тебе на пользу. — Постой, ты хочешь сказать, что потеря веса и обретение новой биографии — это то, за что я должна быть благодарна? — Я понимаю твои чувства, но давай будем объективными: Грета заставила тебя обратиться внутрь себя. Возможно, впервые ты осознала собственную ценность. Ты же не станешь отрицать, что прожигала жизнь, катясь в пропасть, до встречи с ней... — Наверное, ты хочешь сказать, до встречи с тобой? — Так или иначе, мы там, где находимся. Не в силах больше сдерживать себя, Робби вскакивает с дивана, подхватывая кочергу. Она ходит по холлу, чеканя шаги, размахивает своим орудием и гулко, натужно дышит. Он не признаёт свою вину. Не потому что хочет выгородить себя — сейчас это бессмысленно. Он искренне её не понимает. В его мире по-прежнему всё логично: люди находятся на своих местах, работая на его цель. Ей стыдно до боли в сердце, что она позволила обойтись так с собой. Сама ведь позволила, поверив и доверившись. Стыдно, что так долго шла дорогой, указанной ей извне. И даже сейчас, взмахни она кочергой, вложив всю опаляющую изнутри ярость — что изменится? Николас и его планы на расправу никуда не денутся. Эдвард Вайс и его дом никуда не денутся тоже — даже если Николас промолчит, Эдвард будет её искать. Бегство — не выход. Сбежав, она не поможет Сьюзен найти извращенца, пичкающего девичьи тела червями. Не поможет Лурдес изобличить вседозволенность корпораций. Не найдёт Паулину — ни её тело, ни тех, кто украл у неё жизнь. Пойдя на поводу у ненависти, она разрушит всё, к чему шла последние месяцы. Обратит вновь обретённую личность в очередного призрака. Обречёт себя на вечное бегство. Она станет никем — вернётся к исходной. Она не может так поступить. Это будет не честно по отношению к тем, кто в неё поверил. Она предаст их. Предаст себя снова. Она не хочет этого. Личность Роберты Нордик ей слишком дорого обошлась, чтобы просто бежать! — Теперь скажи, как нам отсюда выбраться... Если конечно ты к этому готов, — наконец проговаривает она, бросая кочергу в камин. Та падает звонко, разнося по полу пригоршни золы. — Разве есть выбор? Выводим тебя из операции, обличаем меня перед Алексом... — Стоп-стоп-стоп. Я не говорила, что собираюсь выходить из операции. Напротив — я возможно впервые по-настоящему готова довести дело до конца. И это моё собственное желание. После того как Нико поймал меня с поличным... — Постой — что? — Не важно. Я презираю тебя, Герхард, и ты поможешь мне. Ты просто должен — понял? Мы закроем дело: Алекс избавится от Зондера, ты попляшешь на костях JQ, а я узнаю судьбу сестры и... — Она не станет говорить, что поиск убийцы невест тоже входит в сферу её интересов — Герхарда это не касается. Уже нет. — Я сделаю так, что смогу гордиться собой. И потом забуду твоё имя. — Ты уже можешь гордиться. — Знаю. — Робс... — Говорила же — не называй меня так! Всё, чем ты пичкал меня, теперь вызывает лишь тошноту! Меня тошнит от лжи! — Не всё было ложью. То, что началось со лжи, привело меня туда, где я не ожидал очутиться. — Ой, только не начинай... — Хорошо. Я знаю, что сейчас не время. Скажи, что я должен делать? Я готов. — Что ж... Для начала мне нужен душ, чистая одежда и эксклюзивное такси до дома Вайсов. Остальное я решу сама. — Уверена? — Сомневаешься? — Уже нет, Робс. Уже нет, — отвечает Харди, поднимаясь с дивана. Он следует к подоконнику, где, за несвежей занавеской, рядом с переполненной пепельницей лежат его сигары. — Ванная прямо и налево, я принесу чистые полотенца и какую-нибудь одежду.

***

Возвращаться в дом Вайсов с первыми лучами так странно... Всё вокруг кричит о неудобности происходящего, а Робби, почему-то, чувствует себя так, будто ничего не случилось. Как и положено настоящей шпионке. Чем ближе к границам владений, тем сильнее одолевают сомнения — а что если план (на этот раз) не сработает? Вдруг Нико всё же доложил отцу о ней, или же Хуанита взболтнула лишнего? Ровное и уверенное поведение кухарки вчерашней ночью испугало Роберту: обычно не в меру эмоциональная, та сходу влилась в чужую игру, подобно опытной интриганке. Или же инстинкт самосохранения подсказал ей не вмешиваться в дела, которые её не касаются? Одно ясно: наконец Хуанита вспомнила лицо той, чей образ отпечатался в чертах Роберты. С этим придётся что-то делать, но сперва нужно попасть в дом. Машина останавливается у резных ворот, ловя на себе движение видеокамер. Их тут несколько — ни номера машины, ни лица шофёра и пассажиров не скрыть от объективов. Робот с функцией охранника тут же напоминает о себе через динамик: — Опустите стекло. Назовите себя. Робби приступает к переговорам с бездушным механизмом: — Роберта Нордик, личный ассистент Эдварда Вайса. — Это частная территория. Прошу покинуть её немедленно, — отвечает робот. Ишь ты — даже красный крест во всю бочину больничного минивена и спецномера министерства здравоохранения не производят на него впечатления. Хотя его можно понять: разве не принято всяким террористам да провокаторам камуфлировать свои передвижения через подобный антураж? В алгоритмах программы этот вариант, безусловно, прописан. — Прошу, соедините с оператором. — Высунувшись из окна, Робби чётко оповещает механизированный разум о своём требовании. У неё богатый опыт общения с искусственным интеллектом — да и у кого его нет? Банки, магазины, социальные службы уже давно поставили говорящие машины на службу своему делу. И пару раз она видела, как с Диком общался Аббас, хотя обычно ворота пропускали служебный Ауди без разговоров. Диком безликий голос из динамика прозвал, конечно же, тоже Аббас. — Мне нужно поговорить с оператором. — Это частная территория. Прошу покинуть её немедленно. — Похоже, Дик сегодня встал не с той ноги. — Соедините с оператором. — Назовите себя. — Роберта Нордик, персональный ассистент господина Эдварда Вайса, — повторяет Робби. — Предъявите персональный чип для сканирования. Тем временем водитель скорой помощи изрядно разнервничался. Он смотрит на Роберту так недоумённо, будто собирается выбросить её прямо здесь и уехать, не дождавшись развязки. Его можно понять: вряд ли он планировал с утра пораньше, по персональному запросу какого-то видного доктора из Института судебной экспертизы, отправиться к легендарному дому одной из самых влиятельных семей страны, взяв на борт странную пассажирку без документов! — Соедините с оператором, — не унимается Робби. — Предъявите персональный чип, — не унимается Дик. — Я хочу поговорить с оператором. На время динамик утихает. Секунды сменяют друг друга, и начинает казаться, что он вообще не вернётся к беседе. Наконец в спрятанной за одной из камер колонке раздаётся новый голос. — Кто вы? — спрашивает некто на том конце и смачно чихает. Наконец-то! Есть ещё возможность отличить человека от робота — ну вот хотя бы по чиху. — Здравствуйте. Я — Роберта Нордик, персональный ассистент... — Где ваш пропуск? Чтобы продолжить разговор, сперва я должен считать ваш чип — таковы инструкции. — Все мои документы в доме. Так вышло, что... — Тогда позвоните в дом! — раздражённо осаждает её оператор. А вот Дик вообще злиться не умеет. — Пусть вынесут ваш чёртов пропуск. Система распознания лиц вас сразу считала, но без чипа на территорию никто не попадёт — на это есть чёткие указания. — Я понимаю и готова всё объяснить. Этой ночью я поранила руку. Господин Николас Вайс доставил меня в больницу, после чего был вынужден уехать по делам. Так как собирались мы в спешке, я не успела взять ни телефон, ни документы. Снова тишина. Оператор, засевший в башне Кингдом, точно не был готов к такому повороту. — Одну секунду, я уточню у господина Николаса. Если всё, что вы говорите, правда, он... — Нет! — срывается Робби чуть ли не на крик. Если Нико суждено в ближайшее время узнать о её возвращении, пусть это случится, когда она уже будет в доме. — Господин Николас сейчас чрезвычайно занят, беспокоить его не стоит. Вы можете связаться напрямую с Эдвардом Вайсом. — Э... Но мы не уполномочены беспокоить господина Президента ни по каким вопросам... — Тогда свяжитесь с Хуанитой. Работница кухни сейчас находится в доме. — Не может ли она вынести ваши личные вещи, чтобы вы пересекли периметр по своему пропуску? Да нет у Робби никакого личного пропуска — она всегда заезжала в дом только с Аббасом. Виктория в первый же день службы предупредила её — свобода передвижения не входит ни в права ассистентки, ни в обязанности. Её место — рядом с боссом, если только босс сам не решит иначе. Но оператору знать этого незачем — лишние вопросы усложнят ситуацию. — Она не знает, где они лежат, — сочиняет Робби на ходу и переходит в контрнаступление: — Послушайте, у меня в девять часов начинается рабочий день. Господин Вайс будет ждать моих отчётов. Вы хотите, чтобы я явилась к нему неподготовленная? Или чтобы вообще не явилась? Если так случится — я потяну вас за собой. Знаете ли, я дорожу своей работой и не собираюсь терять её, в одиночку так уж точно! — Я понял, — живо реагирует оператор. — Просто ситуация странная, у нас такого никогда не случалось... Ждите. Динамик снова отключился. — Эй, смотри! — Шофёр скорой беспардонно пихает Робби под бок и кивает на боковое зеркало: прямо за неотложкой пристроился бежевый фургон с выключенной мигалкой и номерами муниципальной службы. — Что за... Робби всю шею вывернула, выискивая на светлых бортах фургона опознавательные знаки. Да это же мусорщики приехали! На дверце кузова она различает знакомый логотип мусоросжигательного комплекса. — Я связался с работницей кухни, она всё подтвердила, — возвращается оператор с хорошими новостями. — Сказала, что вывоз мусора задерживать нельзя, так что прошу вас выйти из автомобиля, пересесть в другую машину и проследовать к дому вместе с сотрудниками службы вывоза мусора. Автомобиль, на котором вы приехали, должен немедленно удалиться. — Так может я сама дойду, зачем мне куда-то пересаживаться? — вопрошает Робби, спешиваясь. — Не положено. Въезд на территорию только на аккредитованном транспортном средстве! Махнув на прощанье водителю скорой, Робби нехотя залезает в кабину мусорщиков. Те недоумённо переглядываются, но вопросов не задают. Минута-другая, и она дома. — Роберта! — Хуанита с порога бросается к ней навстречу. — Как твой рука? — Бережно взяв её за порезанную ладонь, она скрупулёзно осматривает свежую повязку. — Докто́р, который так завязать тебя, очень хороший. Хороший, я точно знать! — Кивает она довольно. — Ты подождать немного — я дать мусор эти рабочий. — Она кивает в сторону окна, за которым остановился грузовик мусорщиков. Значит, самих рабочих в дом не пускают... — Я помогу тебе! — Ужаленная своевременной мыслью, Робби подрывается с места и несётся на кухню. Мусорный пакет, что под раковиной, ещё на месте — видимо, заботы о демигласе, пузырящемся и пыхтящем на плите, отвлекли повариху от привычных обязанностей. — Роберта, quе haces? Тебе нельзя — твой рука... — Да я аккуратно, — парирует Робби, бедром стороня подоспевшую мексиканку и с трудом сдерживая накатившую тошноту. Ковыряться в куче вялых очисток — то ещё удовольствие! Телефон удаётся нащупать далеко не сразу — за ночь он почти добрался до самого дна мусорной кучи, и, чтобы достать, приходится погрузиться по локоть в помои. Кое-как извернувшись, Робби засовывает его — влажный, с налипшей на корпус зловонной ботвой, в карман своих новых брюк, свободных не по размеру и, теперь уже без суеты, завязывает мусорный пакет, чудом не задев повязку. — Вот! — Ай-яй-яй, больше не делать так! — Строго смотрит на неё Хуанита, принимая пакет. Кажется, она ничего не заметила. Или сделала вид — в простоту этой женщины верится всё меньше. — А босс уже приехал? — сползает Робби на нужную тему. — Будет вот-вот! Линда звонить — они с сеньорита Виктория завтракать тут. Сеньор Эдуардо сказать он не кушать сегодня! — Ты... Ты рассказала им, что случилось ночью? — Про твой оспита́ль? No. — Ну и хорошо! Просто я хотела бы знать заранее, насколько сильно босс удивится, узнав про это, — она машет в воздухе порезанной рукой. — Пойду подготовлюсь к работе, пока он не приехал! — Но завтрак... — Я не голодна! — отвечает Робби на бегу. Уже у лифта её догоняют голоса — Виктория и Линда приехали. В дом вернулась жизнь.

***

Значит, так чувствуют себя преступники, возвращаясь на место преступления... Робби, без лишних допущений, одна из них. Застигнутая врасплох и без пяти минут рассекреченная, теперь она вынуждена вновь переступить порог этого кабинета и делать вид, что ничего не произошло. Набрав код, она выжидает, пока закроется дверь, и блокирует её изнутри. Николас преподнёс ей хороший урок. — Ты рано, Роберта. Впрочем, оно к лучшему. Босс уже здесь. Конечно, прежде чем вернуться в кабинет, она зашла в свою келью. Переоделась, перевела дух, проверила телефон — у того села зарядка, но в целом он жив. Взяла рабочий планшет... На это всё ушло время, но она не думала, что господин Вайс опередит её по дороге к рабочему месту. Обернувшись на голос, она смотрит на него, как на незнакомца: за пару дней, что они не виделись, он сильно изменился — осунулся, похмурнел и будто бы даже исхудал. — Господин президент? Не знала, что вы здесь. — А где же мне ещё быть, если не в своём доме, в своём кабинете? — Конечно. Вы правы. Я имела в виду... — Садись. У нас полно работы. — Разумеется. Пресс-релизы. Я не... Да, ей придётся это произнести: она не всё успела сделать. Была слишком занята: пьянкой, выяснением отношений, спасением своей задницы. — Забудь про пресс-релизы. У меня есть для тебя задание посерьёзнее, и я хочу, чтобы ты сосредоточилась на нём. Ничто в облике, в голосе, в жестах старика не указывает на то, чтобы он о чём-то догадывался. Значит, он не в курсе попыток проникнуть в свою систему, не в курсе обвинений, выдвинутых в её адрес его сыном... Рано или поздно всё это всплывёт, но до возвращения Николаса у неё есть время выкрутить ситуацию в свою пользу. — Слушаю вас, господин президент. — Помнишь, ты готовила для меня досье на сотрудников Хисан и фрилансеров, которые крутятся рядом? — Конечно. — Пора вернуться к этому вопросу. Я вычистил штат от всякой швали, но не нашёл среди них крыс — только бездельников, стаи бездельников, привыкших получать хорошие оклады и ни хрена не делать. Проблему это не решило — значит, корень её не в них. Ты следишь за акциями? — Акциями? Вы имеете в виду биржу? — Не разочаровывай, Роберта. — Что конкретно вас интересует, господин Президент? — Несколько месяцев назад компания моей дочери вышла на биржу. Некоторое время акции даже неплохо росли. Но потом случилось падение. И с тех пор позиции так и не удалось восстановить. Что бы Вики ни делала — выпуск новой коллекции, промо-компании, сотрудничество с прессой, — ничто не останавливает падения. Я хочу знать, почему так происходит. Тебе ясно задание? — Нет, — отвечает Роберта после короткой паузы. Лучше на берегу признаться, что не умеешь плавать. — Ну как же — твои три образования... — При всём уважении, господин Вайс, среди них нет брокерского. — Я и не прошу тебя быть брокером. — Тогда? — Если бы дело было только в падении, я бы не волновался. Но дело касается моей дочери — неудачи в бизнесе рушат её жизнь. После аварии она лечилась не только физически, но и душевно. Мне много усилий стоило вернуть её к полноценной жизни. Хисан стал для неё тем самым светом в конце туннеля — дело по душе, которое вернёт ей мир и вернёт миру её саму... Положение катастрофично. Акции активно скупают, при этом их стоимость продолжает падать. Теперь понимаешь, в чём дело? — Но разве не так обычно и поступают — скупают акции подешевле, чтобы дождаться роста и продать их подороже? — Так поступают, если анализ рынка позволяет рассчитывать на скорый рост. Но его не предвидится — ни один аналитик не поручится сейчас за светлое будущее Хисан. А акции продолжают скупать. Мы поставили блок на пакетные предложения, однако их продолжили покупать поштучно. — И... Что я могу с этим поделать? — Найди покупателей. — Но разве участники торгов анонимны? Разве вы сами не знаете, кто эти покупатели? — Ты начинаешь меня бесить, Роберта. Я не охочусь за пешками. Найди того, кто за ними стоит. Принеси мне на блюде его имя. А я уж позабочусь, чтобы на этом блюде оказалась его голова. Теперь ясно? Что ж... Неожиданная ситуация, однако если Робби справится с заданием, это значительно повысит её собственные акции в глазах босса. И тогда, даже если ей не удастся предупредить нападки Николаса, у неё будет сильный козырь в пользу своей лояльности и, как следствие, невиновности. — Яснее некуда. Срок? — Неделя, — отрезает босс и тянется за наушниками. Разговор окончен, рабочая неделя началась.

***

Об акциях Робби Нордик знает не больше Роберты Шустер — вышло так, что готовясь к (миссии) к новой жизни, этот аспект в программу подготовки не вошёл. Продираясь сквозь различия в регламентах Насдак и Евронекст, Робби проводит часы, и к обеду, отлепив уставший взор от монитора, она наконец вспоминает, как сильно голодна. Ненавистные звуки, издаваемые её пустым желудком, доносятся даже до заткнутого наушником уха босса, которому, кажется, часы беспрерывной работы только в радость. — Иди обедай, Нордик, — бурчит он, пытаясь пропихнуть микроскопический динамик поглубже в ухо. — Не беси меня. — Спасибо, господин президент. Долго упрашивать её не надо — покинув кабинет, Робби еле сдерживается, чтобы не перейти на бег: даже если чёртов соус ещё не готов, и даже если лакомство это готовится не по её прислужью душеньку, наверняка на кухне найдётся чем заткнуть требовательный желудок. События последних суток смешались в голове. Нервы, гудящие на пределе, заставляют каждый шаг ощущать болезненно остро. Она в жопе — ровно как и прошлой ночью. Как за ночь до этого. Как много-много ночей до этого. Становится только хуже: Николас её почти рассекретил, Харди признался в том, во что она так отчаянно не хотела верить. Каждый шаг в этом доме может стать для неё последним, оттого и щекотно изнутри, будто оболочка телесная вместо плоти и крови заполнена перьями. Ей остаётся лишь плыть по течению, огибая скалы и воронки. Повернуть реку вспять или выбраться на берег — не в её силах. По дороге на кухню ей предстоит пересечь лобби, оккупированный наследницей и её верной служкой. Душащий уд вернулся в дом вместе с ними. Вернулись и зелёные фреши, и вездесущая болтовня. — Линда, бейб, я всё ещё не могу поверить, что это происходит! Отец сказал, что уладит ситуацию, но ты же знаешь — я хочу сделать это сама. Я должна! Мне важно доказать, что имя Виктории Вайс — не пустой звук. Я создавала Хисан, руководствуясь принципами делового лидерства — и где я сейчас? Открытие московского филиала не увеличило процент выкупа от контрагентов. Даже паршивая Виктория Шу обошла нас в продажах на востоке! Когда я вижу название этого бренда... Они будто украли не только моё имя, но и мою победу! Ты же знаешь, дорогая: Виктория и победа — синонимы! — Прошу, Ви, успокойся. Разве не помнишь, что сказал врач? Тебе противопоказано нервничать. Вот — вдохни. Застыв в конце коридора на подходах к лобби, Робби внимает чужой беседе. Редкий случай, когда ей не страшно быть пойманной: речь о Хисан, а всё, что касается Хисан, сейчас входит в её рабочие обязанности. Робби высовывает нос — ей страсть как хочется узнать, что это такое интересное они там вдыхают? Но вместо белых дорожек на стеклянном столике она замечает какую-то сферическую штуку в руках Линды. Декорированная стеклянной мозаикой, она переливается на сочащемся из-под купола солнце, словно инопланетный девайс из будущего. — Дзен-комплекс отлично помогает. — Как здорово, что мы его купили, правда, Лин? Пачули, амбра, пало санто... В этом букете есть всё, что я люблю! — Настоящая квинтэссенция душевной гармонии, — поддакивает хозяйке Линда. — Я думаю, что твой путь к вершине лежит вовсе не в деловой плоскости. — Что ты имеешь в виду? — Встрепенулась Виктория, а вслед за ней и Роберта в своём укрытии. — Твой отец настаивает на аудите, и ты знаешь — я горжусь, что ты не дала ему на это своего согласия. Это твоя компания, Ви... Но ты сама — больше чем эта компания! — К чему ты клонишь, дорогая? Если тебя посетила одна из твоих замечательных идей, делись ею немедленно! — Как насчёт твоего публичного образа? — У нас договорённости со всеми ключевыми изданиями. В конце недели я снимаюсь для Харперс Базар... — Я не совсем об этом. Люди хотят знать тебя настоящую — не такую, какой тебя рисуют фотографы и редакторы. Им интересна твоя личность, твоя глубина... То, чем ты ещё никогда не делилась. Дай им это, и они дадут тебе то, что ты хочешь — доверие! Восторг! Продажди! Решив, что если задержится за углом ещё хоть на минуту, вой из недр желудка выдаст её с потрохами, Робби тихонечно выходит на свет и юрко, не глядя в сторону болтушек, семенит к кухне. Завидев её, те на секунду умолкают, но решив, что присутствие ассистентки господина Президента — не повод надолго прерывать столь важный разговор, продолжают: — Как насчёт реалити? — Не поняла... Ты про что-то типа Keeping Up with the Kardashians? Хочешь сделать из меня звезду ТВ? — Вики тщетно пытается скрыть раззадоренное тщеславие за невинными интонациями. — Не знаю, что скажет отец... — Во-первых, — напутствует её Линда, — речь о тебе, а не о твоём отце. Разве не к этому ты всегда стремилась? Во-вторых, милая, ТВ — это прошлый век. Разве не знаешь, что у Кортни Кардашьян вышло шоу на Hulu? Даже Джастин и Хейли выпускались на Netflix. Стриминги — вот свет будущего. Свет, который ты затмишь своим ярким присутствием! Сама подумай, ведь у тебя есть всё — внешность, стать, характер... Королевское происхождение, в конце концов! Среди новой аристократии ты — редкий цветок. Ты можешь стать новой Ким... Дверь кухни отсекает Роберту от радужных перспектив скорой славы принцессы Виктории. Очутившись в светлом пространстве, пахнущем едой и спокойствием, она усаживается за стол: — Хуанита, я голодная как волк. Уже через минуту на столе появляются сырный суп с сухариками, жаркое из гуся и сладкого перца и яблочная запеканка с корицей. Но прежде чем наброситься, не стесняясь, на желанную снедь, Робби вновь обращается к кухарке — на этот раз с вопросом, который нельзя не задать: — Хуанита, скажи, кого же я тебе напоминаю? Прошлой ночью ты так и не договорила, — выпалив, Робби берётся-таки за еду, запихивая в себя всё, словно боится не доесть прежде, чем услышит ответ. — Это глупость. Ерунда. Многие девушки похожие... — отвечает мексиканка, помешивая соус. — Была одна девушка, подруга молодого сеньора. Я видеть её здесь. Они очень влюблённый... — Да? И где же она сейчас? — произносит Робби, прервав такую вожделенную трапезу — к горлу подкатывает ком. — Давно не видеть её. С тот раз, когда она уехать с теми сеньорами... — С какими? — забыв уже и о еде, и об угрозе разоблачения, Робби цепляется за внезапно появившуюся ниточку. Неужели Хуанита что-то видела? Неужели сможет указать на тех, кто лишил её сестры? — Я их не знать, всё это дела сеньора Эдуардо. Это не мой дело и не твой. Знаешь, — припевает она задумчиво. — Та девушка, у неё другой rostro, но есть такие вещи... Их не видеть глаза. Только чувство — как будто люди готовы из одно тесто, entiende? Вы не похожи с ней. Но вы как одно тесто, и я вижу это. Я знать толк в тесто — это моя работа!

***

Не ожидала Робби, что после обеда вместо возвращения к биржевому вопросу босс потащит её прочь из дома. Куда направляются, она узнаёт уже в машине — боссу предстоит встретиться с начальником столичной полиции. Она снова увидит Зондера! От одной этой мысли внутренности туго сжимаются, заставляя плотный обед проситься наружу. Сегодня Аббаса заменяет другой шофёр, и при нём босс не разговорчив — почти весь путь они едут в тишине. Встречу назначили в ресторане, который для такого события закрыли от остальных посетителей, а у всех входов выставили вооружённую охрану. Внутри, кроме Вайса и Зондера, есть ещё люди, среди которых Робби узнаёт пару бизнес-магнатов и даже министра экономического развития. Все они — верхушка Консервативной партии. Все они — главные люди этой страны. На входе досматривают, изымают телефоны. Робби знакома с этой процедурой ещё по собеседованию в башне Кингдом и потому готова к ней, чего не скажешь о её боссе. — Неужто вы думаете, что я, Эдвард Вайс, отдам свой мобильник в чужие руки? — Но таковы указания, господин Президент, — равнодушно жмёт плечами косолапый громила в чёрном костюме. — Кого? Вашего начальника? Хочу видеть его. — Я уже здесь, Эд. Если б твои желания совпадали с твоими возможностями, ты бы уже давно меня увидел. — Зондер совсем рядом, вальяжно пялится на слепца, громко чавкая жвачкой. Прежде Робби не видела его так близко. Худощавый, среднего роста, лысеющий мужик чуть за сорок — встреть такого в толпе и внимания не обратишь. На сдутом лице чётко прослеживаются следы зависимостей — говорят, прежде Зондер крепко сидел на химии. Голос хрипловатый, но без глубины — скорее болезненный, чем сексуальный. Сложно представить, что этот человек держит в кулаке целое ведомство. Сложно представить, что он был одним из последних, кого Паулине не посчастливилось повстречать в своей жизни. — Пойдём, все ждут. Телефон можешь оставить — для особых гостей у меня особые правила. Но вот ассистентка пусть останется здесь. — Ассистентка — мои глаза. Она тоже пойдёт, — отрезает Вайс, стороня Зондера лёгким касанием трости. — Роберта, веди меня туда, где не чавкают. Так, среди дюжины помощников, прибывших на сборище вместе со своим начальством, Робби единственная удостаивается чести пройти в переговорный зал с накрытым общим столом. Ей выделяют место на одиноком стуле справа от входа, так близко к одному из двух охранников, сторожащих двери, что тот почти трётся о неё своим бедром. При себе ни телефона, ни планшета, но есть глаза и уши — а значит, без полезной информации она отсюда не уйдёт. — Мы собрались, чтобы обсудить предварительную стратегию подготовки к предстоящим выборам. Чтобы ещё раз уточнить, кто намерен выдвигать свою кандидатуру для включения в партийный список, и подготовить заявление для прессы, — начинает Зондер на правах хозяина мероприятия. — Я намерен, — заявляет Вайс, не давая тому продолжить. — Не знал, что мы этого ещё не обсуждали. Стратегия известна давно, и я не понимаю, зачем я тут. Вся эта болтовня крадёт моё время. — Остынь, Эд, — осаживает его Зондер. — Здесь все свои. Так что можешь не храбриться — для нас очевидно, что политическая борьба для тебя — непосильная ноша. Годы... — В свои годы я держу корпорацию в кулаке и даже без глаз вижу больше, чем многие из вас, имея глаза. Глупцы, — он обводит невидящим взором собравшихся: странно, но многие отворачиваются от обращённых к ним тёмных стекол. — Разве не видите, что кое-кто очень желает прибрать к рукам дела партии, чтобы в дальнейшем оставить вас всех за бортом? Ради этого мы основывали наше движение? Мы хотели застолбить за собой и своими семьями место у руля страны. Хотели влиять на будущее, объединив стремления и капиталы. Мы — элита, заслужившая место на вершине. Силовики, сколотившие состояние не на бизнесе, а на взятках — хорошее подспорье в мелких делах, но им не место в правлении. — Ты оскорбляешь меня, Эд. Не забывай, сколько на моём счету мелких дел, выполненных по твоей просьбе. Благодаря мне, несносный старик, ты ещё на плаву! — Господа, давайте оставим распри. Мы все здесь — люди одной системы. Личностные передряги не приведут партию к победе, — пытается сгладить перепалку кто-то из гостей, но его не слышат. — Партия трещит по швам. Когда мы пошли на поводу у силовиков, мы впустили лис в курятник! — Знаешь, Эд, я завидую твоей энергии. И откуда только она берётся? Но надолго ли её хватит, если кроме управления компанией ты ввяжешься в политику? Государственные дела — это не шутки! На кого оставишь JQ? Мы все здесь знаем, что наследников у тебя нет! По крайней мере таких, кто способен продолжить твоё дело... — У тебя нет никаких, Зондер. Ни семьи, ни детей — нет того, ради чего мы, промышленники и финансисты, основали свои компании. Без семейственности игра вдолгую невозможна. А о твоих проблемах многие наслышаны: неспроста ты пригреваешь под своим крылом извращенцев всех мастей! — Это переходит всякие границы... — Господа! — с интонацией школьника, нашедшего сотенную купюру, восклицает со своего места министр экономического развития. — Как вы знаете, следующий съезд Комиссии по экономической безопасности при Совете Европы назначен на пятницу. Я прибыл сюда, пожертвовав рядом важных обязанностей, и не намерен больше терять своё время. Вынужден оставить вас, чтобы привести дела в порядок до отъезда. — А это отличная идея. Почему бы нам всем не выбраться на съезд и не обсудить наши дела уже там? В рамках широкого представительства и в кругу партнёров из других стран, — задумчиво высказывается какой-то тощий мужик, отдалённо похожий на доктора Менгеле. Робби узнаёт в нём СЕО Астра-Зенеки, но имени его не помнит. — Зачем переться в Брюссель, если можно решить всё здесь? — нервно цедит Зондер, запихивая в рот очередную жвачку. — Я поддерживаю идею о совместном выезде. Объявим о съезде партии и приурочим его к заседанию Комиссии — убьём двух зайцев! — говорит Вайс. — Пусть секретари обзвонят партнёров. Твоя власть, Зондер, безгранична в этом городе и слегка ограничена в этой стране. Но на что ты способен за её пределами? — Я способен на многое, Эд. Ты даже не догадываешься... — Вот и покажешь нам это. Встретимся в Брюсселе. Роберта? Они покидают кабинет и ресторан молча. Босс не отведал ни единого блюда, даже не сделал глотка воды, хотя кто-то из сидящих рядом коллег ему предлагал. Воды он попросил уже в машине и только осушив полбутылки вновь заговорил: — Подготовь всё для поездки, Роберта. — Мне забронировать отель, господин Президент? В командировки Робби босса ещё не собирала и потому смутно представляет процесс подготовки. — Дура, что ли? Я за этим тебя нанимал? — Что тогда... — Твоя работа — бронировать тех, кто бронирует отели, поняла? Я полечу своим бортом — сообщи экипажу, чтоб готовили его к вылету. Приступай. И про моё основное задание не забудь — информацию по Хисан я буду ждать в обозначенный срок. Ты достаточно бездельничала, пришла пора и попотеть. — Принято, господин Президент. — Кстати, не знаешь, где мой сын? Я слышал, он возил тебя в больницу? Идиот — будто некого больше было послать! — Если я правильно помню, он отправился в Берлин, — отвечает Роберта, потирая порезанную ладонь. Значит, со вчерашней ночи Николас не выходил на связь, и она всё ещё в безопасности. — Сумасшедший. Едет не пойми куда в тот самый момент, когда он нужен мне здесь. Да ещё и трубку не берёт! Откинувшись на спинку сиденья, босс снимает очки, трёт виски, прикрывает глаза. Он устал и он зол.

***

К вечеру Роберта вымотана так, что способна лишь упасть и спать без задних ног. Даже если ночью вернётся Николас и придёт с ножом в её комнату — ей всё равно. Даже если сам Зондер явится к ней под ручку с Ларссоном — ей всё равно. Организм отказывается существовать в режиме постоянной боевой готовности — ему срочно нужен отдых. Едва мокрые волосы касаются тощей подушки, едва опускаются веки, отрезая Роберту от мира, телефон под подушкой издаёт безжалостную трель. Устало потянувшись за ним, Робби вспоминает всех святых не самым добрым словом. Кто может тревожить её, когда босс уже давно удалился в свою комнату, а Харди точно знает, что его сообщений она (больше) не ждёт? Кто? Конечно Сьюзен — мастер внезапных появлений, переворачивающих жизни. — Ну что, бездельница, снова не спишь? — вместо приветствия выдаёт она, стоит Робби принять звонок. — Сплю... — хрипит та сквозь зубы. — А чего отвечаешь тогда? Когда спят, на звонки не отвечают. Ладно, слушай, я ведь не просто так звоню! — Неужели... — Угадай, с кем я сегодня встречалась? Ну? Ну? Даю подсказку: для этой встречи я прикупила себе костюм женщины-кошки... — С воспитателем детского сада? — Глупышка, я тебя умоляю... В моём арсенале только взрослые игры! — Слушай, если ты звонишь, чтобы похвастаться своими сексуальными похождениями с очередным... — В том-то и дело, что не с очередным, а с тем самым. "С тем самым" звучит слишком многообещающе — Робби почти забывает, что собиралась спать. — С кем? — С итальянцем, конечно! Я отследила передвижения его босса по официальному сайту Еврокомиссии. Сегодня он был здесь, в Лондоне, и мне удалось подстеречь горячего телохранителя возле гостиницы. Мы встретились после смены — его радость при виде меня была такой твёрдой... — Сьюзен, твою мать... — Он заказал новое платье. — Да кто хоть? О чём ты говоришь? Постой — платье? — Да — итальянчик проговорился, что босс заказал очередной подарок на свадьбу очередной племяннице... Заказ будет готов послезавтра. Мой мачо должен будет забрать его Брюсселе, куда они с боссом летят на слёт Еврокомиссии. — Постой — что? В Брюсселе? — Ага — это такая деревня, где выращивают капусту. Ты ведь понимаешь, что Ларссону не просто так понадобилось платье? — Сьюзен, что мы будем делать? Он готовит очередное убийство! — Вот именно. — Нужно предупредить жертву! Ты знаешь, кто она? Как её найти? — С ума сошла? Хочешь спугнуть нашего извращугу? — Но Сьюзен! Ещё одна девушка может погибнуть! — И что с того? Мне не интересны жертвы. Мне интересны убийцы. Мне интересно их ловить. Особенно когда они пытаются заставить меня отступить от своих планов. В пятницу я буду там, Робби. В пятницу я получу доказательства. — Постой... Ты что — собираешься следить за ним? Одна? — Уж не думаешь ли ты меня отговорить? Рассмешила... — Я с тобой. — Вот теперь точно рассмешила. А в обморок не хлопнешься? — Будем вместе. Если у нас есть возможность остановить его, мы сделаем это. Больше никаких невест. Мы остановим ублюдка! — Задыхаясь от волнения, Робби нашёптывает в трубку, в уме прокручивая сценарий будущих подвигов. — А мне нравится твой запал, — ласково мурлычет Сьюзен. — Главное, чтоб ты не растеряла его, столкнувшись с убийцей нос к носу. Но я готова взять на себя роль твоего боевого крестителя. Мужайся, бездельница. Место встречи — Брюссель!