Друг Сэнри (черновой вариант)

Муниципалитет Адзабу, квартал Роппонги, местный полицейский участок, 10:38 Я приблизился к закутку дежурного, разминая одеревенелые плечи. По одному моему взыскательному виду молодой полицейский, несущий пост за смастерённой из низкосортного металла сеткой Рабица с ячейками-ромбами, смекнул, что мне срочно нужно сделать звонок. Юнец впихнул аппарат в прямоугольный проём между нижней дощечкой рамы переплетённых проволок и стойкой, снял трубку и, улыбаясь, протянул мне её обеими руками. Кивком я поблагодарил сподручного, взял продолговатый компонент устройства Белла, после чего телефонировал «сибуйцам». Диспетчер на другой стороне сообщил — опереточную кодлу Мацуоки-сана и впрямь приняли восемнадцатого, оформили как надо, выписали постановление явиться в префектурную управу для взимания штрафа и спустя двадцать четыре часа выпустили на волю. Удостоверившись в подлинности алиби, я вернул телефон, затем, щипком сместив пиджачный рукав, посмотрел на циферблат — 10:50. Проговорили мы двенадцать минут, до открытия кабаре ещё два с небольшим часа. Дабы не растрачивать времени понапрасну, схожу на Гайэн-Хигаси, расспрошу местных предпринимателей. Мало ли они расскажут куда их вывозили… Муниципалитет Адзабу, квартал Роппонги, улица Гайэн-Хигаси, 10:53 Я ангажировал нескольких офицеров и отправился обследовать живущую свободно-рыночными предписаниями улицу. Она ответвляется наискосок к юго-востоку от центрального перекрёстка Адзабу и, как в былые дни, представляет собой сосредоточение всякой весёлости — ресторанов, ночных баров, бильярдных, «боулинг-клубов». На свежоотстроенных деревянных домиках, выстланных сверху черепичными полувальмовыми шляпками с отогнутыми скатами, пригвождены обклеенные докучливой рекламой товаров и услуг таблички. С пройденными метрами изображения становились всё более причудливыми и пёстрыми, обступали нас колодцем. От такого калейдоскопа темя налилось свинцом, в глазах заиграла рябь. За годы военного положения гедонизм всячески порицали. Правительство упорно старалось вытравить его из жизни общества, видя в нём бессмысленную трату ресурсов и, попросту говоря, неуважение к солдатам, проливающим кровь на фронте. По прошествии стольких лет, постепенное возвращение к миру кажется чем-то диковинным, потусторонним. Вдоль обочин стояли стройные вереницы опор ЛЭП и фонарных столбов. В пути нам повстречалось не так много прохожих — пару моряков-австралийцев да один американский сержант. Японцев же, кроме редких патрульных, рестораторов и решивших подкормиться деликатесами бродяг здесь толком нет. Оно и понятно: не для нас приводили всё в божеский вид. Мы — проигравшие, наказанные. Никто не позволит нам роскошествовать на уровне союзных войск. Оказавшись на середине улицы, вернее очень претенциозного проулка, я разделил сопутствующих офицеров на три команды по двое и отдал распоряжение добираться до противолежащих окраин мостовой, обходя каждое встречное заведение. После чего вернуться на «точку сбора», доложить о наблюдениях и полученных показаниях персонала. Третьей команде вручил листок с чернильными оттисками фаланг и ордер на снятие «пальцев» со штендера, пускай заберут эту досчатую штуковину и отнесут в лабораторию проверить кто где наследил. Заодно сопоставят папиллярные линии на бумаге и дереве. Даст Бог, отпечатки не истаяли во влажном зное последних дней. Не буду и я бить баклуши, а лучше перечитаю рукописные характеристики на сотрудников кабаре. Так как «Канраку» входит в число редких бизнесов, работающих по выданным оккупационной администрацией лицензиям, учёт кадров у них должен быть строгим и исключать любые подлоги. Для удобства я мог бы напечатать дубликатов личных дел на факсимильно-копировальных станках в прокуратуре; загвоздка в том, что чистые листы, а я уж не говорю про краски, являются предметом дефицита. Печатный материал завозят из-за рубежа и распределяют по квотам в государственные учреждения, типографии и частные фирмы. Размножение сотен страниц формалистских описаний опустошило бы нашу долю, парализовав всё делопроизводство. Если судить по статьям в газетах, некий правительственный комитет, в который входят лучшие экономисты страны и иностранные советники, с февраля месяца запустил кампанию по оживлению легпрома (мелкие обувные, швейные и производящие различный ширпотреб фабрики). Часть уже успели вернуть в эксплуатацию, выпускаемые товары продаются в полуразвалившихся универмагах со сниженными госценами. Вместе с тем, мало кто в состоянии приобрести даже такие незатейливые вещи — наоборот — большинство вынуждено менять свой скарб на номинально добытое незаконным путём продовольствие. Не знаю уж, что там наверху решили делать с целлюлозно-бумажной промышленностью и включили ли её вообще в планы по реконструкции, но, надеюсь, в скором времени удастся вылечить охватившую Японию дефицитную болезнь. Я удобно присел на бордюрный камень в тенёчке, вытащил из нагрудного кармашка записную книжечку и раскрыл её. Тело окутал приятный холодок, разогревшийся асфальт перестал жечь пятки. Я почувствовал приятное облегчение, словно ангел укрыл меня своими крыльями. В блокноте я коротко набросал пару строчек о каждом сотруднике: фамилию, имя, псевдоним, должность, адрес, немного биографии, краткий послужной список, оценку от работодателя, дату приёма на работу и дату (если таковая имеется) увольнения, а также время прихода, ухода и неких «отлучек» со смены тех, кто работал с восемнадцатого по девятнадцатое. Неторопясь, я вдумчиво прочитывал страницу за страницей. Про Аоки-сан ничего путного не нашёл: сказано, что ей восемнадцать лет, прошлого опыта на трудовом поприще у неё не было, образование получила в англиканской старшей школе для девушек (не указано в какой именно, когда и где). Работу в кабаре выполняла удовлетворительно, не опаздывала, штрафов с неё не взимали. Уволилась семнадцатого мая. Я продолжил внимательно перечитывать личные дела, пока не долистал до конца записей. Дальше шли девственные странички. Что же, за время моего исследования мне на глаза попались кое-какие странности. В архиве я не придал им должного значения — сказывалась общая предвечерняя усталость и заинтересованность другими немаловажным вопросами. Первая странная находка: «Канраку» открылось в феврале, и до мая единственной причиной освобождения от должности винтиков коллектива было некое «расторжение контракта в связи с непредвиденными обстоятельствами». Сплошь да рядом уходили артистки и официантки, женский пол. Семнадцатого мая же расторгла контракт Аоки-сан, став первой покинувшей заведение уборщицей за четыре месяца. Причиной увольнения написала «поиск новой работы». Почему так? И что это за «непредвиденные обстоятельства» такие? Вторая находка куда более загадочна: путём начерчивания нехитрых таблиц с названиями месяцев в заглавных графах и выписывания имён с числами вниз по столбцам, я установил, что в феврале уволилось ноль человек, в марте — четверо, в апреле — семеро, в мае — четырнадцать. И все из «майских» (впрочем как и «апрельских» с «мартовскими»), кроме девушки-альбиноски, или доставляли пищу до посетителей, или развлекали их. Была даже одна метрдотель (так понимаю, правая рука нашей управляющей). При чём двенадцать сразу же после кражи, двадцатого мая. Причины изложили вразнобой — кто меняет местожительство, кто нашёл новую работу, кто стремиться возобновить прерванную учёбу. Это… скажем прямо, озадачивает. 13:20 Прошло два часа двадцать семь минут. Я вышел на проезжую часть, чтобы встретить возвращающихся с поручений полицейских. Солнце перекатилось за зенит, воздух разогрелся и сгустился так, что было трудновато дышать. Пришлось освободить скрепляющую воротник пуговицу и расслабить горошчатый галстук. Шестеро молодцев сгрудились вокруг меня, подготовили исписанные карандашами блокноты. Вот что удалось разведать: в восемь утра тринадцатого мая жильцов, а по совместительству владельцев заведений и их семьи, разбудил стук в дверь. За порогом стояли люди в серых спецовках, поверх надеты белые врачебные халаты. Плечи окаймляли желтоватые повязки с вышитыми кандзи — «Команда дезинфекции». Лица были спрятаны за марлевыми масками, на головах — сотканные из того же материала, что и спецовки кепи. Видать, шли в едином комплекте. Гости сказали, что прибыли по поручению Минздрава и Генштаба главнокомандующего союзными оккупационными войсками с целью санитарной обработки попавшей в диапазон заражения дизентерией местности и эвакуации населения. Народ собрался скоро, без проволочек: в коллективной памяти засели ужасающие эпидемии брюшного тифа в марте и оспы в апреле, повлёкшие беспрецедентный мор. Преимущественно в выгоревших пролетарских районах, но некоторые очаги вспыхивали и в Адзабу — муниципалитете имперских гвардейцев и иностранных дипломатов. К сожалению, помпезные европейские резиденции генералитета и посольства отныне груды присыпанного золой камня. Собравшиеся расположились в кузовах двух армейских грузовиков, судя по описанию, модели GMC CCKW. Номеров никто из очевидцев не запомнил. Не наблюдалось поблизости и сопровождающих нарядов полиции. Машины отправились на обломки некогда величественного вокзала Токио, район Маруноути; провожатые объяснили это тем, что все койки в инфекционных отделениях горбольниц заняты, а превентивное вмешательство невозможно из-за недостатка вакцин и прочих медикаментов, предложив взамен переждать недельку в провинции у родственников или в рёканах. Многим такая аргументация показалась странной, но напуганные семейства смиренно её приняли. Двадцатого числа граждане благополучно возвратились в свои жилплощади. Да уж, а я рассчитывал выйти на логово бандитов. Мерзавцы постарались на славу; что называется, спрятали концы в воду. Помощники же, отнёсшие штендер на дактилоскопию, передали мне отчёт о результатах работы криминалистов: на конструкции с передней и тыльной сторон чудом обнаружены четыре уникальных узора ладоней и сорок шесть узоров подушечек пальцев (иллюстрации прилагаются), сорок из которых принадлежат двум загадочным переносчикам. Предположительно мужчинам. По пять на каждую руку. Отрезок тротуара, на который переместили предупреждающую табличку, чтобы освободить проезд, затенён карнизом, и видимо, за счёт этого архитектурного элемента удалось предотвратить испарение значимых вещдоков. Дальнейшая проверка не установила схожесть образцов с писчей бумаги и дерева. На данный момент сотрудники регистрационного бюро сверяют снятые отпечатки с отпечатками в личных делах арестовывавшихся и осуждённых уголовников. — Благодарю за старания, — я глубоко поклонился. — У меня для вас есть последняя просьба, — следом протянул визитку ателье «Авангард» в Гиндзе. — Отправляйтесь на этот адрес, поспрашивайте о девушке под именем Аоки Тодзи-сан. Если встретите её там, пригласите в участок, снимите «пальцы» и попытаетесь вытянуть из неё как можно больше: где живёт, трудоустроена, зачем работала в кабаре «Канраку» и почему уволилась, семейное положение, в общем, любые крупицы. Обязательно потребуйте от ателье передать вам документы на сотрудницу. Они работают на американцев, делопроизводство должно быть полным и достоверным. Не забудьте вдогонку нанести визит в префектурную управу, посмотрите в каких организациях зарегистрирована девушка. К завтрашнему дню подготовьте, пожалуйста, рапорт и вышлите мне на почту… — Так точно, — лаконично простившись, шестёрка ринулась выполнять поручение. Я остался наедине с самим собой. Ну-с, а я, пожалуй, походатайствую перед прокурорским бюро связи об отправке радиограммы в Нагою. Нужно узнать, не сгорел ли косэки — семейный реестр — Аоки-сан в огненном хаосе прошлогодних бомбёжек. Зажигательные бомбы повредили больше половины телефонно-телеграфных сетей в самых многолюдных городах Японии, обрёкши миллионы человек на изоляцию. За восемь месяцев возвели столбы и натянули кабели только в политико-деловых ядрах и неподалёку от американских объектов административного, военного, жилого или любого иного назначения (например отеля Санно в Нагататё или казарм Харди в Роппонги), на реконструкцию же хитромудрых межрегиональных коммуникационных станций не хватило выделенного американцами бюджета. Фактически единственными «мостиками», сочленяющими Токио с миром, являются циклопического размера кирпичный прямоугольник страховой компании Дай-Ити в Юракутё — ныне нетронутую громадину отвели под личную ставку генерала Макартура и его свиты; превосходная автономная аппаратура и штат служат круглосуточно, без выходных. Дешифруют тысячи посланий от военных чиновников из разных уголков страны. — и отделы связи государственных учреждений с радиотелеграфами подрянее да поизношеннее, в основном для координационных и гражданских нужд. Последнее особенно ценно, поскольку война и последующая за ней сумятица раскрошили вековые монолиты семейных уз: учащихся младшей школы, не имеющих родственников или знакомых в периферии, принудительно эвакуировали туда вместе с однокашниками. Они жили по солдатскому распорядку, в школах или синтоистских кумирнях; самопально изготовляли оружейные патроны, гранаты, артиллерийские снаряды. Отцов могли мобилизовать и отправить сражаться за тридевять земель, а у матерей в общем-то было два возможных фатума: либо оказаться перераспределённой на общественно полезные работы в другую префектуру или колониальные владения, либо, лишившись крова, скитаться где попало. Волны радио предоставляют пусть призрачный, но шанс связаться с потерянными близкими — успокоить, спросить, всё ли в порядке, не голодают ли, есть ли убежище, пригласить назад домой… или то что от дома уцелело. К сожалению, в условных девяти случаях из десяти такие усилия не приводят к успеху. Но с этим разберусь попозже. Для начала — в кабаре. Кабаре «Канраку», 13:24 Завернув на поднимающуюся из пепла Адзабу-дори, я увидал гурт припаркованных друг за дружкой армейских вседорожников болотного цвета. Без дверей. С натянутыми тентами и обнажёнными верхами. Белые звёзды на капотах. Змеиный хвост простирался от стройки на окраине улицы до фасада двухэтажного кабаре из кедра. И откуда их здесь столько собралось? Я пожал плечами и зашёл внутрь. Обеденный зал кипел жизнью. Победители сидели за столами, накрытыми белоснежными скатертями, курили; поглощали треугольные сандвичи, запивая чашками чёрного кофе. Иные лениво почитывали новый выпуск «Старз энд страйпс». Кажется, в прошлом году на третьем этаже головной конторы «Ниппон Таймс» открылось ни много ни мало тихоокеанское бюро этой американской многотиражки. Потолочный вентилятор разносил табачный дым по всему помещению. Образовавшаяся завеса окутывала солдат и офицеров в летнем одеянии оттенка хаки, что вкупе с полумраком, местами нарушаемым тусклыми огоньками из-под червлёных бархатных абажуров настольных ламп, придавала ауру тайного общества. Официантки в униформах как у Дейзи-сан (единственное различие — цвета сверкающих жилеток. В глаза въедались и зелёные, и розовые, и фиолетовые, и оранжевые) шустро разносили искусную снедь. На подсвеченной рампами авансцене симпатичная фортепьянистка в чёрном платье-футляре с прозрачными рукавами из шёлка филигранно исполняла романтично-мечтательную «Арабеску № 1» Клода Дебюсси. Всякая нотка выпархивала бабочкой. Я внимательно окинул трапезную взглядом: среди разносчиц Дейзи-сан не было. Значит «пчёлка» наша суетится или на кухне, или на заднем дворике, или где-то на втором этаже. Я не смог устоять от соблазна хорошенько полюбоваться кушаньем оккупационной армии. Между толстыми ломтями ржаного хлеба зажат монблан щедро политых горчицей шматков ветчины, листьев салата, луковых колец, сыра и помидоров. С каждым жадным укусом аппетитная масса всё явственнее выталкивалась наружу силой давления, оставляла свои глянцевитые следы на пухлых пальцах и губах. У меня болезненно засосало под ложечкой, слюна разливалась полноводной рекой, так что не успеваешь сглатывать. В давно минувшую пору стремительно растущий средний класс городов вполне мог позволить себе такие продукты, сейчас же они считаются изысками, о которых не осмелишься и помечтать. Сто раз я пожалел, что закатил шумное пиршество на пятерых две недели назад — съестного едва осталось до июня. Приготавливая завтрак и ужин, приходится отсчитывать мельчайшее зёрнышко, крошку, листик, расписывать целые математические уравнения. В первых числах глава соседской ассоциации — тонаригуми, с коим Ватару-сан поддерживает тёплые отношения, завозит нам калифорнийского риса и керосина на месяц, что, как ни крути, не покрывает расхода калорий от напряжённого умственного, а иногда и физического труда. Чтобы хоть слегка разнообразить рацион наследников влиятельного рода (Ватару-сан в питании неприхотлив), я, прихватив с позволения денег из семейной копилки, докупаю белки и углеводы у «чёрных» коммерсантов. Однако и этого оказывается недостаточно — раздутая инфляция торпедирует все мои планы порадовать младших Корэнори сытным довольствием. Тогда, обстоятельно посовещавшись на домовинском собрании, мы, помимо оплаты наличными, расценили жизненно необходимым обменивать наше имущество бартером. Сейчас оно нам как собаке пятая нога, а чахнуть от недоедания или авитаминоза из-за молниеносно теряющих ценность банковских билетов — удовольствие сомнительное. Как итог, мы наменяли почти всё. Исключения — достаточно скромная коллекция письменных принадлежностей Ватару-сана, патефон с парой древних пластинок, радио, две лампы (незаменимы для ночной работы), четыре гранитолевых портфеля, четыре кошелька и визитницы, подарочный фотоаппарат фирмы Kodak (оборудование и химикаты для проявки плёнки продали давно), несколько научных и художественных книг, четыре зимних пальто, зонтики, минимум мебели, посуды и кухонных принадлежностей, инвентарь для игры в Го, средства личной гигиены (зубные щётки, тюбик пасты «Сисэйдо» и кусочки мыла), а теперь — я опустил взгляд на запястье руки — и эти наручные часы вместе с фляжкой. Расточительные, но близкие сердцу подарки. Выменянные на ненормированную пищу горы барахла обеспечили нам передышку на три месяца, позволив посвятить всего себя труду на благо народа, но к началу мая, даже при условии аскетичного потребления, запасы заметно оскудели. Масла в огонь подлило моё необдуманное желание щегольнуть блюдами в праздник повышения по службе: триста тридцать грамм риса из завозимых мешков; покупные пять куриных яиц, сто грамм пасты мисо, пара завалявшихся морских окуней по полкилограмма, три сотни грамм водорослей нори — сущие пустяки для одного пожилого и четырёх молодых вечно голодных едоков, но после застолья и так оскудевшие «закрома» крупы почти иссякли, а наши съеденные инфляцией сбережения понесли серьёзный ущерб. Хорошо, что меня не стали чихвостить за самоуправство… очень добрые люди, даже слишком. И всё-таки удобная жизнь у этих американцев… ни забот, ни хлопот — сидишь себе за чашкой какого-нибудь «маленького двойного» и бутербродом, газетёнки почитываешь. Ладно, хватит придаваться отвлечённой рефлексии. Я ещё раз осмотрелся — Дейзи-сан до сих пор нигде не мельтешит. Крайне грубо переть напролом к Сигуяме-сану, не попросив при этом управляющую заранее предупредить о моём приходе, но ждать или выпытывать у официанток её местонахождение, когда с каждой минутой риск разрушения потожировых следов возрастает с поистине экспоненциальным размахом, — затея иррациональная. По-хорошему, надо было взять ключи ещё вчера вечером… я опасался лишь того, что Арисима-сан, как предположение, окажется заодно с негодяями, покусившимися на собственность, и, в случае чего, пошлёт за мной соглядатаев, дабы те проследили не строю ли я козни их злодейским планам. К утру я убедился — вероятность слежки несущественная, и можно не играться в «кошки-мышки», добираясь до кабаре окольными путями. Ужасаюсь представить сколько кругов бы я наматывал, прежде чем сбросить «пастухов». Скрывшись в сигаретной вуали, я юркнул на выстеленный золотистым ковролином лестничный марш справа от входа. Было темно и накурено, сверху слабо очерчивалась погашенная люстра и дверные проёмы. Я пошёл наверх, беря за ориентир золото шерсти под полуботинками. По покрытию приятно ходить, а ступени совершенно не скрипят… что-что, а владелец знает толк в комфортной прогулке до кабинетов. Внезапно из ниоткуда выскочил светлый курчавый шар и врезался мне в переносицу. Носоупор окуляров расшатался и скатился к подбородку вместе с круглыми линзами в серебряной оправе и дужками, я чуть было не потерял равновесие. Затуманенное зрение «запотело» и размылось ещё сильнее. — Ай-яй-яй-яй-яй-яй… — послышался расстроенный девичий голосок. Я быстро поправил очки и проморгался. На пару ступеней выше меня, прямо перед лестничной площадкой, стояла, подогнув колени, девушка: малиновая жилетка с блёстками, тёмно-синяя плиссированная юбка, натянутые по икры гольфы, кожаные лоферы с пряжками, волнистые ярко-медовые волосы до плеч. Дейзи-сан собственной персоной. Зажмурившись, она натирала место, где должен был сидеть крохотный котелок — маковку. Видать, менеджер и оказалась тем самым «шаром», впечатавшимся мне в лицо пару секунд назад. В распалившемся от удара носу всё ещё держался нежно-цветочный аромат кудрей. — Ох, Дейзи-сан, вы не сильно ушиблись?! Извините, совсем вас не заметил! — Ничего… страшного… — управляющая пригладила причёску, поместила котелок обратно на вершину и, выпрямив ноги, распахнула влажные, отливающие алмазами глаза. — Никак господин прокурор пожаловал? — она прищурилась. — Давайте-ка выйдем на свет, а то вас от призрака не отличишь. Мы спустились в обеденный зал, там посветлее. Вежливо друг другу поклонились. — Добрый день, господин прокурор! — улыбнулась Дейзи-сан во весь свой безупречный рот. — Вам так понравилось у нас вчера, что захотели заглянуть ещё разок? Учтите, обслуживаем мы только военных стран-союзниц, но… за отдельную плату можем сделать и исключение. — Ха-ха-ха! Нет-нет, я к вам не за этим… — хотя я бы не отказался прихватить парочку сандвичей для Харуэ и Масафуми. Представляю, как они удивятся столь аппетитному подарку. — Почему на лестничном пролёте такая темень? Мы чуть не убились… — Эх, — «Маргаритка» досадливо повертела головой из стороны в сторону, — на втором этаже в люстре лампочка приказала долго жить. Всё никак не дождёмся электромонтёра с американской военной базы, чтобы он её заменил. Иногда, в особо жаркие дни, оконный свет из раскрытой двери кабинета Сугиямы-сама освещает небольшую часть стены и пола, но с наступлением сумерек и это, что очевидно, не помогает. Я бы и свою канцелярию вместе с архивной открыла — там окна на задний дворик выходят — боюсь, правда, за сохранность важной документации. А переводить дорогущее электричество, включая свет во всех помещениях без окон, чтобы хоть как-то рассеять мрак, мне никто не позволит. — Электромонтёр принесёт вам новую лампочку? — Да нет, в подсобке этих штук навалом. Как раз на случай непредвиденных препон. — Что же Сугияма-сан или кто-нибудь из мужского персонала вам её не заменит? Делов-то минут на пять. — Хозяин слишком занят, а тормошить наймитов… как-то неудобно. В условиях контракта нигде не указано, что они должны выполнять работу, не входящую в их круг обязанностей. — Хм, — не хотелось бы терять драгоценного времени, но пропустить мимо ушей бедственное положение дамы совершенно хамский поступок. Может быть даже удастся получить в награду пару бутербродов. — Вы не против, если я вам помогу? В глазах Дейзи-сан промелькнула искорка надежды: — Нет, конечно за! — радостная, она принялась раскачиваться с пятки на мысок и обратно. — А вам не трудно? У вас и так вроде бы работы непочатый край. — Пустяки. Возиться с лампочками недолго. Осторожной поступью мы проследовали на второй этаж. Дверь подсобки находится по правую стену, едва ли не в самом конце коридора напротив архива. Наш путь пролегал туда. Дальше только гримёрная и канцелярия управляющей. Миновав по дороге железную громадину владельца, у меня вдруг возник естественный вопрос: — Сегодня жарковато… Почему же Сугияма-сан не распахнёт железяку? — Двадцать шесть градусов, — спутница пожала элегантными плечиками. — Обычно Сугияма-сама предпочитает держать дверь закрытой, если температура ниже тридцати. Наверное, тревожится, что за ним будут шпионить, — она состроила лукавую, несколько эротическую ухмылку, словно бы намекая на непристойности. — П-понятно… — к голове моей прихлынуло целое кровяное цунами, я ощутил как жар разнёсся по лицу волнами. Вот те раз… вроде давно не школьник, а жмусь от такой банальщины. Надеюсь, это останется незамеченным. — Я… тут узнал, что у хозяина в кабинете стоял напольный вентилятор. Некоторое время назад, до совершения нападения, устройство тоже пришло в негодность. Неужто оно так износилось? — Старость — не в радость, — светленькая не спускала похабной ухмылочки. — Особенно когда обдуваешь часов пятнадцать без передышки, на третьей скорости. Более современные модели реквизировали ещё во время войны, сейчас их не найти даже на чёрных рынках. — А зачем вам потребовалось заказывать новые из Америки? Разве не проще стрясти парочку с ведомства, ответственного за снабжение оккупационного воинства? Разъёмы розеток и стандарты напряжения что у них, что у нас — схожие. Никаких переходников не нужно. — Схожие-то схожие… но и американских штук мало, — провожатая вздохнула, скрестив руки на груди. — Почти все свободные корабли задействованы на транспортировку продовольственных товаров, медикаментов и стройматериалов. Для Сугияма-сама клиент — синоним высшего божества, поэтому, с точки зрения начальника, выпрашивание вентиляторов на себя любимого плюёт на комфортное пребывание заграничных гостей. Да и те дурные квоты на электроэнергию не позволяют зело барствовать. — Квоты? — Да-да, суточная норма электричества, распределяемая между различными учреждениями гражданской и хозяйственной направленности. Прямой приказ Кабинета министров по рекомендации Штаба союзных держав. Токийские электростанции разбомбили в ходе операции по обескровливанию нашей промышленности. Восстановленных пока что кот наплакал, и генерируют те столько, что не хватает на всё сразу. Правительство старается перенаправить остатки былого на приоритетные сектора: административные здания, больницы, заводы, поддержание и модернизация комплекса водоочистительных сооружений, что как никогда важно в условиях распространения кишечных инфекций. Кабаре и прочие места отдыха не в первых числах, да и не в десятых. Экономика, понимаете, та ещё стервочка. Мы едва уложились в квоту, закупая все эти бытовые приборы. А неоновые вывески вообще запретили за расточительство. Как правило, в стране можно найти только современные американские вентиляторы, что и мощнее, и прожирают больше. Через пару часов работы даже самый маленький настольный перегрузил бы сеть, спровоцировав её коллапс. Сугияма-сама понимает проблему, и потихоньку её улаживает: уже ведёт переговоры с американцами об установке генераторов для дополнительного питания. Благо, денег хоть отбавляй. — Вы, как я понимаю, включаете датчики сигнализации ранним утром перед уходом со смены. Они не создают нагрузку на сеть? — Наша охранная сигнализация живёт на автономных аккумуляторах в датчиках. В дежурном режиме они потребляют не более ватта в час и рассчитаны на полтора года пользования. Ключ, который шеф вставляет в панель, подаёт сигнал на активацию этого самого режима и никак не участвует в питании. Очень сподручно, современно и безопасно. Американцы создавали на совесть. — Ага… то есть, вот оно как выходит. Вы кому-нибудь рассказывали об этих особенностях? Вообще, кто-нибудь из персонала или клиентов знает про сигнализацию в кабинете? — Про сигнализацию знают все. Сугияма-сама не прочь побахвалиться этим куриозом, как среди подчинённых, так и гостей. Но вот про аккумуляторы — разве что американцы съевшие в этой стезе собаку и пара-тройка особо преданных начальнику лиц, в том числе и ваша покорная слуга! — Дейзи-сан широко улыбнулась и приподняла бархатный котелочек, сцепив его пальцами будто палочками для еды. — Ага... а где у вас электрощиток, если не секрет? —Там же, где и панель включения датчиков — у меня в канцелярии. Перед тем как уйти, я отключаю весь свет в здании. Для быстроты и экономии. Мало ли что забуду при обыденном обходе. — Хм… понятно. На лампочку-то хоть хватит? — Если использовать с умом, то да. На тридцать-сорок минут посуточно. Мы зашли в незапертый складик. Дейзи-сан щёлкнула клавишей выключателя, и в тусклом свечении раскачивающейся сверху сорокасвечовки показались высокие, заваленные барахлом полочные стеллажи. Один спереди, двое по бокам. Пространство одной из полок занимала разверстая картонная коробка с армадой хаотично сложенных в кучу стеклянных груш. Красной краской на картоне отсвечивало число двести и последующая за ней аббревиатура Cd — это мощность хранящихся ламп, двести международных свечей. — Меня вот что интересует… — я неспеша приблизился к коробке. — Вчера мы со следователем пришли сюда в одинаковом часу, через двадцать пять минут после открытия, но зал был абсолютно пустым, не считая вас и уборщиц. Сегодня же всё бурлит и кипит… у вас какой-то праздник, что ли? — Ну так, уик-энд не за горами, милый государь! — известили меня из-за спины. — Зал начинает заполнятся по крупному с четверга, достигая пика посещаемости в субботу и воскресенье. Впрочем первые три дня недели тоже приходится попотеть, в основном после завершения официального рабочего дня военнослужащих. Я положил портфель на стеллаж, взял первую попавшуюся лампочку, затем двинул к окрашенной в сигнальный оранжевый алюминиевой стремянке. — И даже так вас заставляют батрачить аж до четырёх утра? — Таковы требования, — развела дама руками. — К новому году оккупационное правительство обещает запретить питейно-развлекательным заведениям любого характера работать после полуночи. Не знаю, правду молвят или нет. Держа лампу накаливания в левой, а стремянку в правой руке, я вышел из подсобки и, добравшись до перегоревшего подвесного светильника в матовом плафоне-яйце, расставил под ним переносную лесенку на ножки. Дейзи-сан плелась позади меня. Я глянул через плечо: — Мне одна птичка нашептала, дескать, лично вы кормите группу неимущих, обосновавшихся на заднем дворике кабаре. Вам, как, не страшно чем-нибудь заразиться? Сейчас ведь везде тиф с холерой разгуливают, недавно, вон, соседнюю улицу эвакуировали. — Да что вы, что вы! — она сложила руки на груди крестом. — Я вовсе не самоубийца какая! Прежде чем дать пищи, я беру со склада чистое свежее полотенце, затем иду в туалет, набираю ведро воды и немного жидкого мыла из диспенсера… э-э-э то есть дозатора. На улице оставляю несчастным чашечку мыла, полотенце и ведро вместе с запиской, где наказываю добросовестно очищать руки от вредных микробов. Бочку, в которую я складываю продукты, заранее отдраиваю этим самым мылом. И так каждый раз. Всё у нас безопасно, не сомневайтесь! — У вас очень доброе сердце, Дейзи-сан, — я зажал лампочку между пальцев и принялся взбираться вверх по поперечинам. — Скажите, вам известно, что как минимум Танака-сан, подозреваемый, из группы имеет перечень подтверждённых судимостей? Да и остальные не скрывают своей принадлежности к преступному миру… Каждая пройденная перекладина всё отдаляет меня от ожидающей внизу Дейзи-сан. Тем не менее, глаза уже привыкли к темноте, поэтому уловить приметно приунывшее выражение лица девушки не составило труда. — Они частенько рассказывали о своих злоключениях, не жалея красных словечек, — менеджер отвела взгляд вбок, легонько прикусив слизистую нижней губы. — Я не виню их. В этом жестоком мире люди порой вынуждены красть, лишь бы дотянуть до завтра. Бедность, бич поколений, особенно прочно пустила корни после войны. Я полагала, что сделавшись своеобразной «спасительницей» для обездоленных, раз и навсегда отобью у них тягу к воровству. Но… кое-кто оступился… — Как Сугияма-сан смотрит на ваши великодушные поступки? Сняв котелок и заложив руки за спину, Дейзи-сан задрала свою косматую головушку кверху. Краешки её розоватых напомаженных уст искривились в таинственно-печальной улыбке. Какое-то время менеджер молча наблюдала за тем, как я выкручивал отжившую своё двухстасвечовку. Мне уж подумалось, что нет у дамы желания отвечать на мой вопрос и я заикнулся было о переводе разговора в иное русло, но внезапно она снизошла благосклонной реакцией: — Изначально, — промолвила она полушёпотом, будто боялась кого-то обеспокоить. Я вполне догадывался кого, — никак. Делай, говорит, что хочешь, только клиентов не отпугивай. А потом всё завертелось… он перед вами весь из себя герой, но знали бы вы, как он чуть не расплакался, когда его любимого убранства и след простыл. Это ведь всё подарки от друзей, японских и заграничных. Затаил владелец горькую обиду на бедняков, «чтоб духу ихнего здесь не было» — так и велел мне. — А вы что? — подыграл я ей и спросил также вполголоса. — А я что? Не отворачиваться же от всей группы из-за отдельного подонка. Мы… начали конспирироваться. По мере возможностей, конечно: днём и перед поездкой домой я убираю все свидетельства их проживания и застолий, а сами господа стараются не буянить. — Ага, вон оно как приключилось… — это объясняет почему я даже и не подозревал о том, что на заднем дворике кто-то обитает, впервые наведавшись туда. Пускай бедолаги и не обустроили спальное место, всё-таки самодельный штаб со всеми его атрибутами наверняка бы разительно выделялся сам по себе. Дейзи-сан здорово постаралась, стоит преклониться перед ней в знак почтения. — Я рассказала вам потому что поверила в вашу порядочность. Вы… обещаете сохранить наш разговор в тайне? — Обещаю, — я переложил неисправную лампочку в левую ладонь, поднял правый кулак на высоту груди и оттопырил мизинец. — Можем закрепить детской клятвой, с вашего позволения. Даю вам официальное согласие отсечь мне пятый палец, коль нарушу уговор. Девица благозвучно хихикнула, после чего вытянула руку с отставленным мизинчиком в направление меня. Мы зацепились за воздух и единовременно раз-другой встряхнули запястьями. — Ну вот и договорились! — я отвернулся и вставил лампу в плафонный патрон, начал методично прокручивать её по часовой. — Что-то замаял я вас своими вынюхиваниями. Вы не устали часом? — Нисколько. С интеллигентными людьми всегда приятно общаться. — Тогда осмелюсь задать пару завершающих вопросов, уж жутко они меня заинтриговали. Я изучил записи личных дел персонала и насчитал, что, начиная с марта, ровно двадцать пять человек расторгли с вами трудовые договоры. При чём двадцать четыре бывших сотрудника — официантки или артистки. Отчего же такой перевес? И почему причиной расторжения большинство написало некие «непредвиденные обстоятельства»? — Ну, хах, я ведь вам говорила, что много кто у нас сдаётся, ломаясь под тяжестью графика. На должности уборщиц, поваров и музыкантов есть гигантский спрос, так как сами профессии широко распространены в крупных городах. Соответственно, всё нанятое полчище удобнее тасовать по сменам. Обычно они работают «два через два», от восьми до двенадцати часов. А вот наши феечки, — произнесла она выспренне, — енто, как выражаются американцы, совершенно другая лига: им надлежит знать английский, хотя бы несколько десятков слов и три видовременные формы Simple — Present, Past, Future; обладать удовлетворительными вокальными и хореографическими навыками; уметь «читать воздух», подбирать интересные темы для разговора; и, конечно, знать, как пить — это, сударь мой, маст-хэв! Золотой стандарт! Только настоящие виртуозы подходят по всем критериям, образуя ограниченный и обособленный… круг избранных, — на последних двух словах голос Дейзи-сан, бывший до этого исступлённее некуда, сбавил обороты и даже малость омрачился. Она вновь опустила голову, спрятав свои карие глазки, и вздохнула. — Шеф старается задействовать девочек насколько позволяет этика. Их обыденное расписание — двенадцать-пятнадцать часов, возможны два отгула в неделю, но не сверх. Дозволительно отпроситься и на какое-то конкретное время в течение дня, но следует подойти к шефу и записать время «отлучки» в журнал. В конце смены «прогульщице» вычтут из жалования пропущенные часы. Разумеется, это не значит, что остальные филонят — крест наших кулинаров, технических работников и корифеев Эвтерпы не менее тяжёл. Многие уже рассматривают уход. А что касается «непредвиденных обстоятельств»… то… — менеджер перемнулась с ноги на ногу и громко взглотнула. Похоже, у неё пересохло горло. — Не писать же труженицам, что они умотались от переработок. — Двенадцать тружениц — половина — уволились двадцатого мая, через сутки после совершённой кражи. Вам и начальнику не показалось это странным? — Слушайте… у шефа с подчинёнными развились достаточно напряжённые отношения, опять же из-за «несправедливого», по мнению последних, расписания. К концу мая распри обострились ещё сильнее, и кабаре наше стало похожим на пороховой склад, готовый взлететь на воздух от малейшей искорки. Искорка эта и вспыхнула девятнадцатого. Я думаю, что часть коллектива ушла, потому что перестала чувствовать себя в безопасности. — Вы не догадываетесь почему вся эта гурьба вдруг решила поделиться причинами ухода? — Честно говоря, понятия не имею… спросите у них самих. — Хорошо. А американцы располагают сведениями о налёте? Дейзи-сан кивнула, продолжая смотреть в пол: — Но что им поделать? С позиции закона кабаре не входит в зону ответственности милитари полис. Пока я слушал о незавидной доле официанток и артисток, уже успел управиться с лампочкой. — Ну-ка, щёлкните выключателем. Управляющая подошла к накладной панели слева от меня. Щёлк. Двести свечей озарили деревянное тёмно-каштановое чрево, в жёлтых лучах купались безупречные половицы, стены, двери с шаровидными кнобами из латуни. Металл шефской брони серебрился старческой сединой. Я глянул вниз: Дейзи-сан стояла спиной ко мне. Ещё вчера я осознал, что цвет волос у барышни не от матушки-природы, уж больно выступали эти отросшие неокрашенные корни на вершине головы. Сейчас они куда явственнее отливали своей естественной чернотой. Первобытная космическая красота… Дейзи-сан обернулась и завороженно уставилась на меня: — Мама родная! — воскликнула она, прикрыв щёки ладонями. — Какая прелесть! — Это вы… о ком? — Угадайте с трёх раз! — красавица звонко рассмеялась. — У вас прекрасные золотисто-песочные волосы, буквально сверкающие на свету, что идеально сочетается с вашими добрыми аметистовыми глазами. Право, в генетической лотерее вы сорвали jackpot. — П-премного благодарен вам… — достались мне эти богатства от матери. Она и в правду была привлекательной женщиной. Несколько лет назад мне на руки попалась монография одного отечественного историка (не припомню, как его звать — то ли Токимура, то ли Токисака), исследующая хронологию контактов европейцев и японцев со времён причаливаний португальских мореходов на рубеже первой и второй половины шестнадцатого века и по Революцию Мэйдзи включительно, когда правительство активными действиями привлекало к реставрации западных учёных, врачей, промышленников, экономистов, инженеров, архитекторов, политических и военных светил. Португальцы в своих очерках были поражены тем, что, в отличие от туземцев юго-восточной Азии, раса Ямато обладала антропологическими чертами, присущими европеоидам: белая кожа, строение лица, цветовое разнообразие волос и радужек глаз (пусть и с преобладанием чёрных оттенков, но в этом японская нация не была уникальна). «Намбандзины» божились — надень островитянин европейское платье да сбрей нелепую причёску, и его можно принять за своего. Через триста лет компатриоты действительно приоделись, обновили стрижки, обзавелись известными материальными благами Запада (кто в большей, кто в меньшей степени. Социальная расслоённость никуда не исчезла), некоторые приняли учение Христа, обучали себя и отпрысков иностранным языкам, этикету, философии и морали. Только всё напрасно — могущественные державы отказывались признать Японию равной себе. В 1922 году Верховный Суд США в ответ на подъём колониальных притязаний Империи определил японцев в ранг «жёлтых», второсортных наций, запретив мигрантам из нашей страны проходить процедуру натурализации (это не касалось тех, кто был рождён на американской земле и соответственно с пелёнок рос в «чистом», «не монголо-варварском» окружении), а в 1924 году Конгресс и вовсе упразднил иммиграцию из Японии. Тем самым Америка в одностороннем порядке нарушила Джентельменское соглашение 1907 года. Враждебные шаги навсегда перечеркнули возможность мирного добрососедского сосуществования, страны встали на путь конфронтации. Печально видеть, как простая истина — все мы братья, произошедшие от Адама и Евы, а значит, равны — была принесена в жертву международно-политическому эгоизму. Возвращаясь к внешности, скажу, что среди наших подданных предостаточно белокурых. Правда в сравнении с западной, центральной, северной и восточной Европой, где статистические показатели варьируются от 20% до 70% светловолосого населения, мы, что называется, глотаем пыль. Массы появившихся из ниоткуда иностранных советников, торговцев и миссионеров в начале правления Императора Мэйдзи сформировали в умах обывателей ложную ассоциацию светлой копны с чем-то всецело мистически-чужеродным, хотя, наверное, видели хотя бы раз в жизни похожего сородича. По результатам последней переписи из 75 300 000 японцев всего 1,12%, то есть 843 360 человек, назвались блондинами, при чём две трети подчеркнули, что не имеют ни капли инородной крови. Моя мама сама… никогда не распространялась о своём происхождении, и, сказать по правде, я даже не знаю кто мои бабушка с дедушкой по материнской линии… да и по отцовской тоже, не говоря уже о других родственниках. Близилась война и проживающих в Японии иностранцев из недружественных стран начали притеснять на государственном и бытовом уровнях. Конечно, не по наружности — она что у них, что у нас мало чем отличается. Смотрели на имена, язык, повадки, веру, культуру, традиции, манеру общаться, жестикуляцию. Детей-полукровок, по той или иной причине не поменявших имена на японские, не выучивших японский язык до автоматизма или говорящих на нём с акцентом, целенаправленно унижали учителя и однокашники. Многие жертвы шовинистической вакханалии не выдерживали и… трагически расставались с жизнью… либо навсегда приобретали моральные увечья. Во время учёбы на юриста меня тоже недолюбливали. Распространённый в Европе цвет волос здесь ни при чём. Императорские университеты, в число которых входит и токийский, являются самыми престижными на островах. В стенах их взращивают политико-экономическо-культурный флагман, коему уготована учесть повести за собой будущие поколения японцев. Разумеется, все места предназначены для детей из благородных и богатых семей, поэтому немудрено, что заносчивые профессора и мои факультетские «товарищи» пришли в ярость, узнав, что Корэнори протащили своего холопа. За четыре года я так и не завёл новых друзей среди ровесников — никто не признавал моего существования (единственным исключением является случай с Ниномией-сэнсэем, но познакомили нас скорее в прагматичных целях, да и виделись мы несколько раз в жизни… и ровесником его, мягко скажем, не назвать), преподаватели нагружали и спрашивали с меня больше всего, а за ошибки наказывали сторицей. Если бы не рука помощи Масафуми и способная превратить глыбу льда в горячий источник улыбка Харуэ, я бы подвинулся умом. Я слез со стремянки и подал Дейзи-сан утратившую функциональность колбу с вольфрамовым цоколем и спиралью внутри. Зрачки управляющей расширены. Наверное, она недавно приняла стимулянт. — Ой, спасибо вам! — она отвесила поклон. — Что бы я без вас делала! — Ах, ничего страшного… Дейзи-сан… — не успел я высказать мысль, как меня перебили. — Можно просто Дейзи, — дама отмахнулась. — Мы не на официальном собрании. — Хорошо. Дейзи, я тут заметил вы сандвичи подаёте… Вам не трудно дать мне парочку в качестве награды? Это не для меня, а для очень близких друзей, коим я безмерно обязан. Держу пари, они будут вне себя от радости. — Ну раз вы настаиваете… — менеджер пожала плечами. — Я попрошу поваров. — Благодарю вас сердечно! — я поклонился. — Кстати, я к вам по делу пришёл. Нужно поговорить с владельцем. Вы не предупредите его? — И о чём же вы хотите поговорить? — Да так, сущая мелочь. В обвинительном заключении не значится стоимость украденных вещей и повреждённого булыжником окна, а это важно для определения наказания. Думаю, Сугияма-сан должен хотя бы приблизительно знать, что ценно, а что нет, — это правда лишь отчасти. В действительности моя основная цель — поскорее взять ключи и проверить потожировые следы. — И ещё кое-что… Я сказал полиции разослать повестки вашим сотрудникам на повторный допрос двадцать девятого мая. Беседы, вероятно, растянутся на несколько дней, и вам придётся временно закрыть кабаре. Возьмите с собой Сугияму-сана и приходите, скажем, второго июня. Мы быстренько оформим ваши показания и сличим с другими. На днях к вам придёт следователь с офицерами, внятно обо всём растолкует. — Хорошо… я предупрежу, а вы покамест отнесите стремянку в кладовую, пожалуйста. Дейзи-сан придвинулась к бронированной двери, нажала на звонок. Через несколько секунд разразился инфернальный скрежет из глубин ада, девушка шагнула вперёд и канула за захлопнувшейся махиной. Я поднял стремянку, сложил её, направился в подсобное помещение, поставил лесенку на место и забрал портфель. Когда вернулся, Маргаритка уже караулила снаружи: — Владелец готов вас принять. Откланявшись, она ушла на первый этаж. Я надавил на кнопку звонка. Прозвучал электрический колокол, потом опять мерзкое скрежетание. Мне открыл высокий статный мужчина, одетый во фрак. Такие же жиденькие тёмные волосы в коротенькой стрижке, ухоженные клиновидные усики и чернющие океаны заместо глаз. Владелец придерживал дверь и широко улыбался. — День добрый, господин… помощник прокурора! Гляжу, вы поменяли эту треклятую лампочку. Что же, похвально-похвально! Заходите, присаживайтесь. — Я ненадолго, Сугияма-сан. Скажите, вам известна стоимость похищенного? — Хм… — он потёр подбородок. — Я точно не скажу, но ежели учесть банкноты, то получится никак не меньше двухсот тысяч иен. — Разбитое стекло? — Полагаю… иен пять. — Команда расследования спрашивала у вас о стоимости? Совсем не могу найти её в обвинительном заключении… — Да, куда ж без этого! Правда… тогда назвать её я не сумел, так как позабыл напрочь. Ну и следаки отнесли опись в какой-то институт изящных искусств на экспертизу. Когда я потихоньку отошёл от потрясения, вспомнил, что за две недели до налёта, один близкий приятель, весьма неплохо смыслящий в мировом искусстве и мебели, оценил мой интерьер в сто восемьдесят тысяч. — Вы передали эти свидетельства следственной бригаде? — Ах, тысяча извинений! — Кабаретист виновато запустил руку в волосы на затылке. — Работа перетянула на себя всё моё внимание… — Вас понял. Это не на шутку дорогие подарочки. Не лучше ли было перепродать какому-нибудь иностранному коллекционеру, чем держать богатства тут? — Ха-ха! Бестактно с моей стороны, не находите? Мне отдали эти вещи для облагораживания интерьера и удобного отдыха, а я так возьму и продам… Считай, на помойку выбросил. К тому же доходы от кабаре втрое превышают убытки, которые я понёс от злодейских выходок. Богатый генералитет не стесняется сорить деньгами направо и налево. За три месяца я, скажу не без хвастовства, сколотил миллионное состояние. Сто восемьдесят тысяч погоды бы не сделали, да и до недавнего времени я понятия не имел, что скрашивало мою кабинетную скуку. — Интересно. А кто вам подарил всё это убранство? — У меня много прекрасных друзей. Их рисом не корми, дай кого-нибудь побаловать роскошным презентом. — Почему они не сообщили вам о стоимости? — Большинство из них, как и я, бесконечно далеки от глубокого понимания творческого мира. Достались им реликвии совершенно случайно. Разорённые люди торговали всеми излишками на улице… за еду. Купили скорее из жалости, чтобы накормить голодные желудки. — То есть… дарили вам всё союзнические войска? — Почти всё — да, но были и японцы… как например, ваш земляк-композитор. — После кражи друзья обновили вам мебель, картины, вставили стекло? — Нет-нет-нет, — Сугияма-сан торопливо пригладил усики указательным пальцем. — Стулья, диванчик, чайный столик и картины взял из дому, а с починкой окна помогли строители с Адзабу-дори. — А что же они вам свет в коридоре не наладили? — Исключено, — отрезал визави, в прямом смысле слова разрубая воздух ребром ладони. — Вы их в лицо видели? Грязные, выражаются по матери, плюются. Мне их страшно запускать, они весь праздник пустят псу под хвост. Пускай лучше мастерят снаружи, так душе спокойней. — Понятно. Вы протирали ключи последние пять дней? — Нет… зачем вам это? — На данном этапе мы отрабатываем разные варианты того, как преступники получили доступ внутрь кабаре. Есть вероятность, что крестьяне, работающие на вашем приусадебном участке, могли прокрасться в дом и отпечатать слепки ключей. — Крестьяне? Ха-ха-ха-ха! Эти простофили только в поле горбатиться горазд… да и Дейзик почти каждый день настороже, у неё глаз-алмаз. Она ведь без слоновой дозы снотворного не засыпает, а я не всегда способен удовлетворить её потребности. Лекарства сейчас на вес золота… — И тем не менее… в интересах следствия… лучше бы нам проверить всё, даже самое невообразимое. Мы проявим потожировые следы на ключах и сравним с крестьянскими. — И как долго вы планируете распоряжаться моими ключами, милый государь? — Ну… на Сакурадамоне полно свободных лабораторий. Криминалисты снимают отпечатки минуты две-три, потом изучают под лупой, фотографируют, оформляют отчёт о наблюдениях. Здесь больше бумажной работы. Займёт, может быть, час-другой. Сугияма-сан чертыхнулся и выудил два ключа из карманов. Я тоже достал розовый носовой платочек, подаренный мне когда-то Харуэ на день рождения, развернул его. На ситцевой ткани золотыми нитками вышит вензель HK. Размеров платка должно хватить, чтобы укрыть приспособления. Хозяин осторожно, словно убаюкивая ребёночка, кладёт их на ситец. Я укутываю и сую розовое полотно вовнутрь пиджака. — Помнится, вы рассказали, что дверь вашу не возьмёт никакая отмычка. А как дела обстоят с щитком сигнализации? Положим, селяне изготовили копию ключа из воска или глины, удастся ли им отпереть щиток и отключить датчики? — К вашему сведению, американцы предусмотрели всё. Против отмычек действует схожий с дверным механизм, а относительно изготовлений… то, пусть даже и выполнены они великолепно, штифты не сдвинут. Замки эти, помимо других ухищрений, срабатывают при определённой силе давления на ключ. Копии из более хрупких материалов попросту не выдерживают и ломаются. А из более прочных — застревают в скважине. Так что, если желаешь по-тихому, изволь раздобыть подходящий по составу сплав латуни. Защита — высший пилотаж! Ну и намудрили же эти американцы. Действительно, подбор правильного сплава кратно усложняет успешный налёт. Их ведь тьма тьмущая, попробуй-ка угадай. Куда уж сподручнее орудовать оригиналами. — Вам известен состав подлинников? — Это, meu amigo, производственный секрет. Так мне и сказали. Как вам, впечатляют меры предосторожности? — Не то слово, Сугияма-сан! Ни в какое сравнение с гражданскими жилищами, где сгодится и простая скрепка. — Я и говорю, высший пилотаж. Такие только гаубицей вышибать. — Благодарю за пояснения. Ах да, никому не говорите о том, что я попросил у вас ключи, особенно Дейзи-сан. Если она спросит о чём мы с вами беседовали, скажите, обсуждали стоимость похищенного. — Хм? Почему же? — Да вот видите… менеджер ведь так старалась следить за вашим покоем, и тут кто-то вдруг возьмёт и сморозит, дескать, обхитрили её недалёкие умом крестьяне. Обидеть не хочется. — Ха-ха, да, правда ваша. Ей любая критика как ножом по сердцу. Лучший человек лучший во всём. Но… то что вы делаете и вправду похвально. Так уж и быть… смолчу. — Замечательно. Вернусь через пару часов. Понимающе кивнув, фрачник захлопнул грузную броню. Лязг металла заставил половицы вздрогнуть. Эх, вот бы не попасться Дейзи-сан при повторном визите… ладно, думаю, и во второй раз я как-нибудь сумею выкрутиться. Главное — вести себя увереннее. Я настороженно осмотрелся по сторонам, точно страшась удара исподтишка. Моё внимание завлекла приоткрытая дверь гримёрной справа, прямо за подсобкой и напротив канцелярии. Просвет отчаянно манил своей кромешной загадочностью. А что если… Без лишнего шуму я подошёл поближе и отворил комнату, включил освещение. Из тьмы проглянули дамские туалетные столики, расположившиеся вдоль передней стены. Со встроенными молочными лампочками по всем квадратным рамам зеркал. Свет в лампах был погашен. Сбоку стоял рейл на колёсиках, с перекладины свисали цветастые наряды. Около рейла — небольшой дубовый шифоньер. То, что нужно! Я принялся копошиться в напольной вешалке, сдвигая плечики бусинками абакуса, и… обомлел. В радужном паноптикуме нашлось место тому, чего ну никак нельзя было ожидать: толщи разнообразных сценических костюмов упрятывали полевые и парадные мундиры, гимнастёрки японских пехотинцев и кожаные куртки пилотов ВВС, полицейские кители армейского образца, накрахмаленные униформы медсестёр, комбинезоны пожарных… Чёрт подери, что за шутки?! Откуда это?! Хорошо… хорошо… с этим разберёмся позже. Сейчас в приоритете поиск важной улики. Ага, вот и она! Шёлковая рубашка бирюзового цвета, летняя. Теперь — к шкафу! Я выдвинул нижние ящички и опустил руки в одежду, стал обшаривать, швыряя на пол ненужное. Интересно, что бы подумала Дейзи-сан, застукай она меня за столь предосудительным занятием? Наверное в её глазах я навсегда бы превратился в помешанного на дамских платьях развратника… Раскидывание вещей принесло свои плоды, нашлась та самая юбчонка. Красно-оранжевая, запрессованная складками. По закатному небу летят выстроившись клином журавли. Я медленно поднял её к свету, чтобы убедиться окончательно. Да, сомнений нет! Затем распахнул настежь верхние дверцы шкафа. На полках размещались головы манекенов с нацепленными париками. Иной был каштановым и очень кудрявым, как от воздействия химической завивки. Всё потихоньку проясняется… если прибавить рост Дейзи-сан, неимоверно близкий к пяти с половиной сяку, то она превосходно ложится под описание загадочной пан-пан, которая заманила ничего не догадывающихся босяков в ловушку. Однако… какая ей от этого выгода? Будь она завербована бандитами, то придерживалась бы их плана. Они прекрасно понимали, что один в поле, особенно если ему не посчастливилось владеть пропорциями Геракла, не воин. Оттого и подготовили четыре бутылки, вознамериваясь усыпить всю компашку. Как назвать выбивающийся из логики поступок девушки? Внутренней диверсией? Или в плане существует двойное дно? Стоять. А с чего ли это я вообще взял, что девушка в бирюзовой рубашке якобы Дейзи-сан? Да, рост у неё подходящий… но на этом схожести подходят к концу. Что, здесь мало красивых высоких девушек? Не сказал бы. Возможно в этой авантюре замешана какая-то третья сторона, чьи цели мне неизвестны. Эх, ладно… нечего пока забивать голову всякой галиматьёй. Сейчас надлежит проверить ключи. Безотлагательно. Прибрав срам, я спустился к кофейничавшим американцам и благодарно принял обёрнутые в фуросики сандвичи. Почему-то вынесла их мне не сама Дейзи-сан, а случайная официантка в жёлтой жилетке. Мне объяснили, что менеджер срочно потребовалась в зале для особо важных гостей, и она отправила на кухню подчинённую вместо себя. Зараза… Возможно, мой план раскусили, и подозреваемая, стало быть, захотела пресечь попытку сличить ПЖС на ключах, бутылке, ткани и продуктах питания, опасаясь своего раскрытия? Точно не знаю, может быть это всего лишь неприятное совпадение. В любом случае научный прогресс пока что обделил человечество возможностью выявлять чёткие узоры на нетвёрдой материи (за исключением бумаги), а хлеб и вовсе действует как губка, моментально впитывая в себя любые выделения. Так что я и не планировал ломать мозг специалистам этим гордиевым узлом. Отчего бы тогда не взять что-нибудь подходящее из гримёрной? Например, косметичку? Дело тоже гиблое… Помещение общее, вещи ежедневно «тискают» десятки артисток. К тому же Дейзи-сан может заметить исчезновение и, если вдруг она действительно замешана в преступлении, попросить протекцию у не лыком шитых бандитов, прекрасно осознавая, что её свобода под угрозой. Так станет труднее вывести организаторов на чистую воду. Взять дактилоскопический набор в лаборатории и тайком проверить папиллярные узоры на дверной ручке кабинета управляющей? Легче сказать, чем сделать. Из-за жесточайшего дефицита химикатов криминалисты не выдадут набор без разрешения и от прокуратуры, и от полиции. Бюрократические искусы займут недели две минимум. Пригласить криминалистов в кабаре или усадьбу владельца? Шумно, много непроверенных свидетелей. Вызовут ненужные подозрения. Покудова мы занимаемся бюрократией в Централе, некто может и растрезвонить о прокуроре с подозрительными помощниками. Как-никак я без понятия, что за контингент обитает и здесь, и там. Попросить ключи от кремового «Пежо»? Вряд ли управляющая самолично садилась за руль. Проверить подаренную ей поллитровку? Иного выбора нет. Но, насколько я помню, Дейзи-сан держала газированную воду в вафельном полотенце, объяснив это тем, что та весьма долго пролежала в морозилке. Если бы на стекле и были хоть какие-то следы изначально, то их могли грамотно подтереть. Ладно… Попытка не пытка, нечего жалеть порошка и лент. Заменённая мною лампочка пришлась бы кстати, но Маргаритка куда-то её унесла. Я не мог позволить себе расхаживать как дома, особенно когда на тебя смотрят из всех щелей, и бросил идею отыскивания. В общем, необходим более хирургический подход. Залог победы — продолжать играть дурочка. Хорошо, хватит терять время. Я торопливо вылетел из кабаре. Чтобы добраться до Сакурадамона, что в Касумигасэки, нужно трамваем проехать два с половиной километра на северо-восток. В общей сложности путь занимает пятнадцать минут, пешком — чуть больше получаса. Всё-таки, несмотря на высокий пассажиропоток, а оттого и не менее высокий шанс нарваться на карманника, лично мне предпочтительна скорая поездка на трамвае. Тут они ходят часто. Муниципалитет Кодзимати, район Касумигасэки, улица Сакурадамон, Главное управление столичной полиции, 13:45 Вагон провёз меня через плотные ряды правительственных зданий из камня. Раньше на тротуарах росли душистые деревья, но в последнюю военную зиму их срубили и пустили на растопку. Так что остались одни пенёчки, напоминания о былой размеренной жизни. Я сошёл на остановке между полицейским управлением и руинами Министерства Юстиции. Крепость наших братьев в форме имеет высоту в пять этажей. Фасад в виде равнобедренной трапеции с округлённым передом выполнен из прочного пожаростойкого гранита, а по центру возвышается надстройка цилиндрической башни. Поистине впечатляющее зрелище. Я направился внутрь и, отстояв очередь, предъявил дежурному удостоверение с ордером. Мне выписали пропуск, указали на незанятую лабораторию в отделе криминалистов. Я посетил лабораторию, отдал ключи, бутылку, отчёт об анализе снятых со штендера потожировых следов и попросил сопоставить их с образцами на отданных уликах. После чего уселся ждать на лавочку в коридоре. От нечего делать меня снова навестила мысль проверить блокнотные записи, вдруг что-то значимое ускользнуло у меня из-под носа? Ознакомлюсь-ка с характеристикой на Дейзи-сан: родилась дама шестнадцатого мая тринадцатого года Тайсё (1924 год); место рождения и образование не установлены; адрес прописки разделяет с Сугиямой-саном; известно, что прежде работала в увеселительных заведениях Асакусы, до того как этот чудный район выжгли дотла год назад. И, в общем-то… всё. Следующая страница. На ней выписана табличка учёта рабочего времени за смену с восемнадцатого по девятнадцатое мая. Хм! Когда я просматривал отработанные часы менеджера, то заметил кое-что необычное: пришла она без опозданий — ровно в 13:00, закончила работать позже всех — формально в 4:30 утра, но фактически задержалась ещё минут на двадцать. Правда, восемнадцатого мая Дейзи-сан куда-то отлучалась на несколько часов, а если быть точнее, то с 14:32 до 20:04. По словам Мацуоки-сана, его братия встретила пан-пан приблизительно в три часа дня, то есть в 15:00. Другие коллеги никуда не уходили и отпахали на полный оклад, по крайней мере так гласит бумага. Получается, что Дейзи-сан, надев парик, юбку и рубашку из гримёрной, поехала в Сибую и целенаправленно похерила продуманный план своих предполагаемых союзников? Что за… абсурдный ход. Cui prodest? Кому выгодно? Да никому! 14:40 Прошёл час. Я совсем не обедал. Да и не хотелось. Весь день как на иголках — какая там еда. Любой на моём месте уже давно бы слопал дармовые бутерброды, а я всё терплю… о друзьях думаю. Надеюсь, им и вправду будет приятно. Толкнув пендельтюр, ко мне вышел лаборант в белом медицинском халате, вручил документацию и ключи. Я благодарно кивнул и взялся за ознакомление с результатами проверок. Так-с… На каждом ключе были обнаружены шесть самобытных оттисков большого и указательного пальцев. Они полностью совпадают, что на сувальдном дверном, что на цилиндровом от щитка. Две пары принадлежат мужчинам среднего возраста, одна — молодой женщине (чуть меньше двадцати пяти). Таким образом, достоверно подтверждено, что ключами пользовались посторонние люди. И самое захватывающее — одна мужская пара оказалась идентичной тем потожировым следам внутренней части кисти руки, которые нашли на информационном штендере. Теперь стекло: три мужских «пальца», ноль женских. Не удивлён. Первый и второй оставили мужчины не старше тридцати, третий — за сорок. С найденными ранее мужскими отпечатками те не имеют ничего общего. Скорее всего, какой-то из первых двух непосредственно мой, а последний — Танаки-сана. Я проверил по отчёту о дактилоскопии разбившего окно булыжника и убедился: да, так оно и есть. Вот такая вот наука. Осталось дождаться второго июня и наконец расставить все точки над i. Верна ли моя теория или нет… Кабаре «Канраку», 15:00 Стараясь не выделяться, я быстро поднялся к владельцу. Позвонил в громадную дверь. Мне открыл Сугияма-сан, радушно улыбнулся своими лошадиными зубищами. Я поклонился и принёс извинения за неудобства, протянул ключи. Он тоже ответил поклоном и засунул их в карманы штанов. Вослед я поинтересовался, почему Дейзи-сан «прогуляла» почти шесть часов восемнадцатого. — Как вы знаете, у нас есть свой приусадебный участочек. Крестьяне выращивают нам вкусные овощи в обмен на часть импортных семян и урожая. Частенько Дейзи ездит, так сказать, проинспектировать обстановку: не крадут ли наши землепашцы и не отлынивают ли. — Да, припоминаю-припоминаю. Восемнадцатого мая её отвёз водитель? Щёголь покачал головой: — Барыня пожелала развеяться променажем по городу. Она прокатилась на электричке. — Совсем забыл спросить, а где вы припарковали свой «Пежо»? Его что-то нигде не видать… — Ах, в наши дни люди воруют всё что ни попадя, вот я и побеспокоился о мерах предосторожности: мои самые доверенные сотрудники отгоняют машинку в казармы Харди. Где-то за час до выезда домой я её забираю. Считай, обеспечил себе бесплатную сверхзащищённую автостоянку на целый день! — Франт легонько засмеялся своим отрывистым смешком. — П-постойте… это ведь военная база американцев, верно? Японцам туда точно нельзя. — Как я всегда говорил, строгость закона компенсируется необязательностью его исполнения. — Где вы оставляете машину на ночь… Вернее уже на утро и день? — У меня не участке есть гараж со стальными дверьми и кодовым замком. Конечно защита не такая надёжная и хитромудрая, как в моëм кабинете, но вломиться внутрь та ещë задачка. — Вы кому-нибудь рассказывали код? — Нет, ни единой душе. — А что вы делаете с ключами от машины после того как отогнали еë в казармы или гараж? — Оставляю в замке зажигания, для быстроты. Не люблю возиться с этими штуками. — У Дейзи-сан есть водительское удостоверение? — Хм… Наверное, нет. Я, честно говоря, не интересовался! Вообще… Не привык доверять женщинам управление транспортом. Ненависть здесь не при чём… просто водитель-мужчина смотрится солиднее. — Вас понял, — не сказал бы, что разделяю его мнение. — Спасибо за уделённое время. Мы ещё раз поклонились друг другу, и я выбежал наружу. Солнце беспощадно напекало голову, ручейки пота скатывались по щекам к подбородку. Надо бы сходить в те приоткрывшиеся розничные магазины и прикупить панамок на остатки денег. Хочется верить, что это не влетит нам в копеечку… Значит, у Дейзи-сан и вправду нет внятного алиби. Вероятно, отказалась она от водителя из-за страха быть «срисованной» по новому наряду? Предположение не лишено логики. Но воздержусь пока что от навешивания ярлыков и поспешных действий. Для начала опрошу персонал, а уж потом перейду на главную подозреваемую. Если она виновна, то в прокуратуре ей будет некуда бежать. Везде дежурит полиция. Я собственноручно загоню её в капкан…