Перелистывая страницы, я нашел тебя (Leafing Through The Pages, I Found You)

19-20 лет       Видение в Ямагучи продолжилось, только теперь оно показывало как Дазай обыскивал остальную часть дома в поисках каких-либо скрытых подсказок о жизни Чуи там. Он нашел только одну фотографию, на которой, судя по всему, Чуя праздновал свой третий день рождения и, по сути, плюнул на праздничный торт, пытаясь задуть свечку. Дазай был безрассудно очарован этим и подумал, что это станет весомым аргументом против Чуи, когда они снова встретятся, как им и было предначертано судьбой.       Чуя покраснел и от мыслей своего партнера, и от всех этих воркований, которые вызвала у него фотография с маленьким пухлым малышом.       Атмосфера разрядилась, когда они увидели, что Нацумэ ждет Дазая у энгавы, пока полиция, пожарные, медики и социальные работники пытаются разобраться в ситуации и помочь детям. Все они, казалось, были в ужасе от того, что не замечали происходящего на этой территории, но способность Кашимуры Фуку создавала иллюзию, которая не позволяла воспринимающему усомниться в происходящем. Дазай был невосприимчив к ней только благодаря Исповеди Неполноценного Человека. Все остальные видели бы только печальные заблуждения, в которых жила Фуку и которые она демонстрировала миру.       — Ты снова убил, — так Нацумэ поприветствовал Дазая, глядя на его черную одежду и катану, которую он нес. — Дважды. Специальный Отдел по делам Одаренных, несомненно, отменит свое решение очистить твое дело, если узнает.       — Вот почему они не узнают, — уверенно сказал Дазай.       Однако Нацумэ лишь устало вздохнул.       — У тебя все было хорошо. Зачем ты это сделал? Всего через несколько месяцев ты вступишь в Вооруженное Детективное Агентство, и если ты думаешь, что Фукудзава-бозо и его отродье не учуют на тебе кровь, то ты сильно ошибаешься. Они не только не примут твою заявку, но и могут просто убить тебя на месте. Поступать так, как ты, определенно не стоит твоего светлого будущего.       — Светлое будущее? Не стоит того? — Дазай издал леденящий душу, совершенно невеселый смешок. — Кто вы такой, чтобы говорить мне что-либо о светлом будущем? Вы были вполне довольны, оставив меня гнить в Портовой Мафии, поскольку я сделал эту часть Трехсторонней системы, возможно, самой сильной и, возможно, самой важной, такой, какой она является сегодня. Я был тем, кто заставил вашу систему работать. И вы спокойно оставили меня в такой опасной, токсичной среде, где я никогда не увидел бы света. Вы не имеете права говорить о светлом будущем для меня. Не говоря уже о том, что стоит, а что не стоит такого расплывчатого понятия. Не для меня.       — И ты думаешь, я был рад оставить тебя там?! Твои родители были моими друзьями!       — Это не помешало вам позволить моему дедушке забрать меня и попытаться превратить в его маленькое оружие или раба. Это не помешало вам позволить мне выживать на улицах Йокогамы. Это не помешало вам позволить Мори-сану забрать меня и использовать по своему усмотрению. Это не помешало вам ни в одном из тех случаев, так почему сейчас?       — Из-за твоего обещания, — огрызнулся Нацумэ, и в этот момент любимая катана Тэйн коснулась его шеи своим острым, острым лезвием.       — Мое обещание, данное Одасаку, касается вас еще меньше, чем то, как я хочу жить или как я оцениваю свои поступки, — прошипел Дазай. — Чуя есть, всегда был и всегда будет исключением. Я с радостью убью снова, если это значит, что я защитил его или спас от страданий. Я разработал план, как победить бога ради него, и был готов пожертвовать Йокогамой и всеми ее жителями, возможно, даже половиной страны ради него. Почему вы думаете, что я не сделаю этого снова?       — Если ты не выйдешь замуж за этого мужчину, — угрожающе прошипела Йосано, обращаясь к Чуе, — я отрежу тебе член и яйца!       — Хотя я и не одобряю идею о повторном убийстве, — сказал Куникида, поправляя очки, — я полностью согласен с Йосано-сэнсэй. И я никогда не думал, что соглашусь с кем-либо в отношении Дазая.       Чуя выглядел задумчивым.       — Ну, я собирался попытаться его завоевать. Ну, знаешь, свидания, подарки и все такое. Обычные вещи. Но теперь я просто украду его, и мы поженимся, как только выберемся отсюда.       — Эй! — Ударила его Коё по голове. — Никакого побега! Думаю, я заслужила быть на твоей свадьбе, Накахара Чуя!       — Да, ане-сан.       — Хотел бы он этого? — Бросил вызов Нацумэ.       “Нет”.       — Мне все равно.       “Я позволил Одасаку умереть, но я могу выжить в мире без него. Боль напоминает мне, что я, возможно, достаточно человечен, чтобы чувствовать ее. Мир без Чуи невообразим”.       — Это твой лучший аргумент? — Продолжил Дазай. — Если так, то не лезь в мои дела и убери это дерьмо. Это единственное, в чем ты преуспел в важные моменты моей жизни.       — Сюдзи...       Струйка крови начала сочиться из того места, где меч чуть сильнее прижался к шее Нацумэ.       — Цусима Сюдзи мертв. Назови меня так еще раз, и ты присоединишься ко всем моим врагам в аду.       Нацумэ вздохнул.       — Хорошо. Я не буду пытаться указывать тебе или советовать, как жить. Это не мое дело, ведь, в отличие от Масаоки-сэнсэя, я никогда не принимал в этом непосредственного участия, не знаю, когда и как это действительно имело значение. Но я все равно не хочу, чтобы ты тонул во тьме, когда тебе бросили веревку, чтобы помочь выбраться. Я хочу помочь. Да, я помогу все уладить и скрыть это от Отдела, но это все равно что заклеивать пластырем пулевое ранение. Ты прекрасно это понимаешь. С этого момента тебе нужно быть осторожным, иначе та самая Трехсторонняя система, на которую ты полагаешься, чтобы обеспечить безопасность своего напарника, развалится под пристальным вниманием. Если это произойдет, ты больше не сможешь помочь ни ему, ни себе, и ты это знаешь.       — Ты правда думаешь, что я могу покинуть тьму? Как глупо с твоей стороны, сэнсэй. Я и есть тьма, — Дазай убрал меч, вытирая его от крови, прежде чем вложить в ножны драгоценный клинок своей матери. — Это не значит, что я не могу идти по свету. Он будет жечь меня на каждом шагу, но это не имеет значения. Важно то, что мы пришли к своего рода соглашению. Вы позволяете мне делать свое дело, и я не свергну правительство, если они решат снова напасть на Чую. Нет, это ложь, я обязательно это сделаю. Но я не сделаю этого, пока они не перейдут черту. В обмен на ваше сотрудничество вы получите мое сотрудничество, и мы сохраним стабильность Трехсторонней системы и безопасность Йокогамы. Однако, если вы когда-нибудь попытаетесь вмешаться... Что ж, я сын своего отца, но прежде всего я сын своей матери. И лично я не думаю, что вам это понравится.       — Не нужно мне угрожать, — поднял руки в знак капитуляции Нацумэ. — Я буду полностью сотрудничать с тобой, если это не геноцид или другие военные преступления.       — Если бы вас беспокоили военные преступления, вы бы не стали искать Мори-сана.       — ...Туше.       Они пожали друг другу руки, и на этом все закончилось.       — Как приятно видеть, что Сосэки-сана поставили на место, — промурлыкал Хироцу, и Дзенки Соукоку не могли с ним не согласиться. — Кроме того, похоже, что Дазай-сан действительно знает о связи между Масаокой-сэнсэем и Сосэки-саном. Интересно, знает ли он обо мне?       — Я бы в этом не сомневался, — заметил Мори. — Как вы знаете, Дазай-кун умеет заставлять людей говорить, — он вздрогнул, припоминая ночи, которые он не может вспомнить, когда он уверен, что выбалтывал какие-то личные секреты своему бывшему протеже. Никогда не стоит быть сонным или пьяным рядом с Дазаем Осаму.       Дазай еще не покинул Ямагучи. На самом деле он пробыл там почти целый месяц, помогая найти детям дома, если у них еще не было семей, которые ждали их возвращения, а также купил землю Кашимуры, чтобы перестроить ее в приют в честь Одасаку и Кашимуры Фуку, женщины, которая подарила жизнь Чуе. Он заказал две статуи: одну, изображающую Фуку, сидящую на крыльце с малышом на руках, а другую, изображающую Одасаку и пятерых сирот, бегающих вокруг него. Он поставил их во дворе рядом с одной из трех игровых площадок на огромном участке земли. Он нашел скульпторов, которые могли бы сделать их достойными, но сам лично нарисовал и спроектировал статуи, поэтому ему потребовалось так много времени, чтобы покинуть город. Ему нужно было некоторое время, чтобы научиться правильно рисовать, ведь раньше он никогда этого не делал, даже в детстве.       Дазай обеспечил новый приют всем необходимым: мебелью, продуктами, средствами гигиены и чистящими средствами, а также спонсорами, которые регулярно делали пожертвования, чтобы поддерживать его работу. Он даже лично беседовал с каждым, кого нанимал, и поставил условие, что никто не может быть нанят или стать волонтером, не получив его одобрения. Он до сих пор помнит тот приют. Он до сих пор помнит мальчика-тигра с дурацкой челкой. В честь него он купил достаточно плюшевых тигров, чтобы у каждого новоприбывшего ребенка был свой, с которым он мог бы делать все, что пожелает.       Его заслуги перед Ямагучи почти обеспечили ему звание почетного гражданина, но ему пришлось отказаться, так как он хотел сделать все анонимно. Тем более что он не хотел, чтобы кто-то из Йокогамы узнал о его таком масштабном проекте; детей могут использовать против него, даже если он никогда не общался ни с одним из них, хотя некоторые из тех, кто первыми вошли в двери приюта, увидели его и уставились на него с детским любопытством и невинностью, которые заставили Дазая задуматься, было ли у него когда-нибудь такое в детстве или он всегда был слишком... самим собой для этого. Он никогда не позволял себе зациклиться на этом, вместо этого сосредоточившись на другом своем любимом проекте.       Одними из его самых усердных помощников были Ибусэ Масудзи, женщина, которая была всего на год старше Дазая и была явно и очень неудачно влюблена в него, и Сато Харуо, мужчина, который, возможно, был еще более неудачно влюблен в нее. Ему было двадцать пять лет, и, несмотря на то, что он ревновал Ибусэ к Дазаю, он был уважительным и добрым. Они оба были пользователями способностей, хотя ни один из их навыков не был ориентирован на сражения. Они были преданными и добрыми, и именно поэтому Дазай выбрал их на роли родителей Чуи.       Если его расчеты верны, а они всегда верны, то Чуя станет исполнителем к концу года и, вероятно, не решится прийти сюда еще как минимум несколько месяцев. Он не подойдет к дому, а просто понаблюдает издалека, потому что Чуя уже выбрал, где ему место. Одна из многих причин, по которым Дазай не попросил его уйти с ним около года назад.       — Ты тоже моя семья, идиот! Ты всегда был ею!       Так что, чтобы Чуя мог успокоиться, ему нужно, чтобы «мистер и миссис Накахара» поиграли в семью. Он не сомневался, что эти двое смогут это сделать. В конце концов, они были более нежными друг с другом, чем Ибусэ казалось. Ему почти стало жаль бедного Сато, который иногда выглядел так, будто был на грани панической атаки, когда Ибусэ нависала над ним и вторгалась в его личное пространство. Тем не менее, это было очень забавно, и Дазай надеялся, что, когда Чуя увидит их такими, а также альтруистичными и милосердными, он будет доволен. Он заслуживал того, чтобы верить, что его родители были милыми и любящими.       Дазай позаботится о том, чтобы он никогда не узнал, что сделали Кашимуры.       — Что ж, для этого уже слишком поздно, — вздохнула Наоми, и все они посмотрели на Чую, гадая, что сделает Дазай, когда поймет, что его тщательно продуманные планы были нарушены тем, кто поместил их всех в эти видения. — И все же это довольно мило... Если не считать убийства.       — Нет-нет, — мстительно поправила Коё. — Считая убийство.       Остальные члены Портовой Мафии, Кёка и Танидзаки, кивнули, а члены Агентства просто вспотели, только тогда вспомнив, что находятся в компании настоящих преступников.       Какая ирония судьбы.       Дазай покинул Ямагучи, как только убедился, что обо всем позаботились, и наконец вернулся в Йокогаму после стольких недель отсутствия. Потребовалось много времени на дорогу и два дня с минимальным отдыхом, прежде чем Дазай снова оказался в городе. Было странно так долго отсутствовать. Мори не разрешал Дазаю покидать пределы города, за исключением нескольких избранных миссий, в том числе той, что была в Канаги двумя годами ранее, потому что он всегда был таким параноиком и потому что ему отчаянно хотелось контролировать каждый аспект жизни Дазая, если это было возможно. Дазаю было все равно, что он не мог покинуть Йокогаму. Тогда у него были партнер и друзья, так что он был доволен жизнью в Йокогаме.       Ну, а теперь ему осталось не так уж много, не так ли?       Эта мысль окончательно сформировалась, когда Дазай вернулся в свой старый контейнер для перевозки грузов и решил, что может забрать и остальные свои самые важные вещи, прежде чем вернуться в ту дыру, где его прятал Специальный Отдел по делам Одаренных.       Только чтобы обнаружить на месте своего грузового контейнера груду металлолома. И он даже не выглядел таким уж старым, может быть, прошел всего месяц с тех пор, как контейнер превратился в металлолом, распластавшийся по земле, не оставив абсолютно никакого доступа к секретному контейнеру, который Дазай выкопал под ним.       Он горько усмехнулся.       “Черт возьми, Чиби. Воистину, мы — Соукоку, темные близнецы. Боль за боль, родители за родителей”.       Месяц назад Дазай убил родителей Чуи.       Месяц назад Чуя лишил его доступа ко всем фотографиям и файлам.       Какая ирония судьбы.       Подходящее наказание.       “Черт побери”.       — ЧЕРТ ВОЗЬМИ! — Закричал Чуя в отчаянии и гневе на самого себя. Остальные ничего не сделали, чтобы остановить его. На самом деле, они были слишком ошеломлены, чтобы дышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться или говорить, когда Чуя сорвал с головы шляпу, швырнул ее на пол, а затем изо всех сил пнул ее, так что она пролетела внушительное расстояние, учитывая, что она была такой легкой. Коё пришлось вмешаться, когда он начал изо всех сил дергать себя за волосы, словно хотел в буквальном смысле вырвать их и получить ту лысину, из-за которой Дазай постоянно бы его дразнил.       — Парень, ты не знал, — сказала она, пытаясь успокоить его и подбодрить.       — Черт возьми, я должен был! Черт возьми, я должен был знать, что этот контейнер что-то для него значил, черт возьми! Всякий раз, когда он злился на меня, он шел туда, и там у него было больше личных вещей, чем в его пентхаусе, подаренном мафией! Я должен был догадаться! Я его партнер!       — Скорее всего, фотографии все еще там, — перебил Ранпо, заставив Чую замолчать. — Я почти на 100% уверен, что иногда вместо того, чтобы пойти на могилу Оды, Дазай отправляется туда, чтобы проверить остатки контейнера.       — Полагаю, это объясняет, почему иногда от него пахнет мусорным баком, — проворчал Куникида.       — Значит, мы можем просто поднять это, — Кэндзи указал на груду металлолома, которая раньше была грузовым контейнером. — И достать снимки снизу?       — Возможно, — пожал плечами Ранпо, и Кэндзи просиял.       — Хорошо! Я подниму это, как только мы выйдем отсюда, чтобы Дазай-сан смог вернуть свои семейные фотографии!       — Ты слишком драгоценен для этого мира, — проворковала Гин, и Кэндзи еще шире улыбнулся ей, почти сверкая глазами.       Чуя, по крайней мере, успокоился и делал глубокие вдохи, чтобы прийти в себя. Он ненавидел себя за то, что сделал, ненавидел саму мысль о том, что он мог разрушить единственные вещи, оставшиеся Дазаю от его родителей, которые он оставил чисто из сентиментальных соображений, а не для какой-то конкретной цели, как камень-боло или катану. У Дазая было так мало личных вещей, которые ему действительно были дороги, и Чуя ненавидел мысль о том, что фотографии его родителей и персонала дома, где он вырос, могут быть испорчены из-за жары и давления. Однажды ночью Чуя выплеснул всю свою ярость, отчаяние и боль в пьяном угаре, ничего не сдерживая. Огромное давление в воздухе действительно взорвало контейнер.       Чуя был впечатлен и напуган, когда на следующее утро увидел, что последнее, что принадлежало его партнеру и только ему, превратилось в металлолом, практически расплавленный металлолом. Он изо всех сил старался не думать об этом и убеждал себя, что напился в стельку, как только вернулся домой, не потому, что оплакивал потерю еще одной части своего партнера, а потому, что праздновал уничтожение этого дерьмового места.       Коё нужно было вмешаться в ситуацию, пока он не стал алкоголиком.       Чуя заставил себя никогда больше не думать о контейнере.       Он наконец добился успеха, когда Дазай вернулся в строй, более живой и здоровый, чем когда-либо.       Теперь он вспомнил о том, что сделал, и, глядя на это глазами Дазая, понял, что все было гораздо хуже.       Видение снова сменилось, показав Дазая в комнате, в которой, должно быть, его запер Отдел. Это была тесная квартира с одной спальней и кухней, хотя, к счастью, ванная была отдельной, иначе у некоторых зрителей возникли бы вопросы к Танэде и Анго. Но все это было не так важно по сравнению с тем, кто сидел и что делал посреди тускло освещенного пространства.       Дазай сидел за котацу, держа в руке механическую ручку, а перед ним лежала открытая Книга, в которой он... писал?!       — ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОН ДЕЛАЕТ?! — Почти половина наблюдавших за происходящим членов двух совершенно разных организаций закричали, когда слова легко слетали с кончика ручки Дазая на страницы аккуратным мелким почерком, занимая так мало места, что текст расширялся и удлинялся, а рука Дазая ни на секунду не останавливалась.       “Картина — это ключ... Если я уберу все, что окружает эту картину, из уравнения... Тогда Одасаку сможет жить счастливой, спокойной жизнью, даже если это будет означать, что он никогда не встретит меня”.       Это поразило их всех, даже Мори, который никогда не жалел о своих поступках четырехлетней давности. Волна боли выбила воздух из их легких при этом сокрушительном откровении.       “Я обещал Акутагаве-куну, что ему повезло бы гораздо больше, найди его Одасаку... Но Акутагава-кун не такой, как все. Ему нужна причина, цель в жизни... Никто этого не понимает... Поэтому я снова дам ему цель. Кроме того, Гин-чан всегда будет нуждаться в защите..."       — Дазай-сан, — раздался сдавленный шепот брата и сестры Акутагавы, когда их судьбы изменились, и Рюноскэ в ужасе наблюдал, как его заставляют ненавидеть человека, которого он с гордостью и облегчением провозгласил хозяином своей жизни и своего бытия. Единственным утешением для него было то, что Дазай из книжного мира относился к Гин с такой заботой и нежностью, словно компенсируя разлуку с их маленькой импровизированной семьей, состоявшей не только из брата и сестры, но и их уважаемого наставника.       “Тот мальчик-тигр из приюта... Наши пути неизбежно пересекутся, учитывая, что я думаю, что он — хранитель и искатель Книги... Так что лучше, если он будет на моей стороне. К тому же я могу контролировать его способность, если он выйдет из-под контроля... Не говоря уже о том, что ему нужно выбраться из этого ужасного приюта... Может, заменить Акутагаву-куна на него? Будет интересно тренировать тигра”.       — Значит, он все еще забирает Ацуши? — Спросила Йосано, но никто не ответил.       Они не могли.       “Ане-сан и Хироцу-сан — это, по сути, клей, который скрепляет Портовую Мафию и делает ее похожей на стражей ночи, а не просто на кучку преступников, граничащих с террористами... Но я могу дать им отдохнуть... Возможно, отправить их на досрочную пенсию или просто отстранить, чтобы они могли уйти, если захотят...”       — Этот мальчик, честное слово, — Коё и Хироцу с нежностью и немного грустью вздохнули.       “Анго может пойти к черту, мне все равно”.       Это вызвало смешки даже у всегда сдержанного, вечно раздраженного Дазаем Куникиды, и все согласились с оценкой Дазая относительно правительственного шпиона.       “Мори-сан хитер...”       Мори тут же напрягся.       “В мире, где живет Одасаку, Мори-сан не может оставаться боссом... Нужно убрать его с трона, чтобы я мог контролировать ночь и расширить свое влияние, чтобы защитить Одасаку и его детей... Но убивать Мори-сана из-за мелочности — пустая трата ресурсов... Кто-то должен остаться, кто знает, как руководить, когда все закончится... Нужно сменить род занятий... Может, долг? Да, это должно сработать... Заставить его заботиться о сиротах было бы ироничной и в то же время справедливой местью... Может, это даже пробудит в нем сочувствие, которое и сделало этого старого идиота врачом... Потребуется ли распутать его связи с Ангелом Смерти? Или это будет зависеть от Демона Вундеркинда?”       — Черт возьми, Дазай, — выдавила из себя Йосано, в то время как Мори уставился на нее с открытым ртом в благоговении и чем-то вроде ужаса, осознав, что, даже когда Дазай имел полное право ненавидеть его, он не убрал его с дороги, как своего предшественника. Вместо этого ему дали шанс стать лучше, в то время как Дазай занял его трон, надел свою демоническую корону и правил адом, которым является преступный мир Йокогамы.       — Думаю, мне стоит извиниться, — прохрипел он, заслужив взгляд Фукудзавы.       — Ты думаешь? — Мори собирался нахмуриться на него за то, что тот насмехался над ним, когда он единственный раз захотел извиниться за причиненный ущерб, несмотря на то, что не сожалел о своих действиях, а скорее об их последствиях, но остановился, когда большая рука запустила пальцы в его волосы и практически погладила его, как кошку. — Лучше бы ты позаботился об этом мальчике, когда мы вернемся, иначе я разрешу Дазаю наполнить твой кабинет содержимым всех кошачьих туалетов в Йокогаме.       И в то время, как Мори мог лишь изумленно смотреть на внезапную нежность, когда на него чуть ли не плевали за то, что он вообще существует — по праву, конечно, — за последние, сколько-то там видений, настала очередь Чуи почувствовать, как будто его сердце пронзили ножом.       “Пока я могу заставить своих родителей отказаться от меня, я не могу оставить Чую без присмотра... Даже если Чиби, без сомнения, возненавидит другого меня больше, чем даже этот Чуя... Исчезновение Мори-сана и мое назначение боссом и так будет достаточно подозрительным, мои попытки отдалить ане-сан и Хироцу-сана вызовут еще больше тревог... Меня заподозрят в убийстве, в узурпации власти... Чуя будет иметь решающее значение для моего выживания, особенно если система пяти руководителей будет упразднена... Но Чуя предан до безумия... Если он заподозрит и меня... Он убьет меня прежде, чем я смогу обезопасить этот мир...”       И тогда Дазай понял, что ему придется сделать то, что сделали Овцы, и внедрить это в Портовую Мафию для Чуи: изоляцию.       Флаги — это первое, с чем он разбирается: он убеждает Мори наложить вето на создание Молодой Крови, ссылаясь на то, что молодые члены должны находиться рядом с более опытными, чтобы обеспечить их лояльность, несмотря на то, что Пианист находился в Портовой Мафии дольше, чем Дазай. Дазай даже использует это против него, заставляя Мори думать, что этот человек может симпатизировать старому боссу. Пианист никогда не рассматривался в качестве кандидата на пост главы, несмотря на его многочисленные достижения.       Он, конечно, позволяет Флагам встретиться с Чуей, но они никогда не знакомятся с Чуей близко, никогда не доверяют Чуе.       Когда приходит Верлен, ему некого убивать.       Когда Верлен приходит за Дазаем, единственным из ровесников Чуи, с кем тот тусуется, Дазай устраивает засаду и заканчивает то, что начал в ту ночь, когда Гивр был в первый и единственный раз освобожден в Йокогаме.       Верлен и Чуя даже не встречаются. Дазай жалеет другого Верлена, но, по крайней мере, он с Рембо на другой стороне.       С ученым N и Кашимурой расправляются еще более жестоко, чем Дазай в реальном мире.       Он отправляет Ширасэ и остальных оставшихся Овец в Ямагучи. Это похоже на поэтическую иронию.       Он убеждается, что Адаму Франкенштейну изначально не разрешили въезд в страну, и делает так, чтобы правительство само решило проблему с агентом другого правительства, который все равно пытается проникнуть в страну.       Однако, чтобы Чуя обнаружил Порчу, Дазай позволяет произойти конфликту с Головой Дракона, но Чуя не так сильно беспокоится о своих подчиненных, как в оригинале. У Коё было гораздо больше времени, чтобы научить его не беспокоиться о каждой отдельной жизни в мафии, ведь это было бы рецептом катастрофы. Вместо этого Чуя уничтожает Шибусаву по приказу босса, чтобы вернуть Дазая, но теряет контроль, когда Дазай притворяется мертвым. Этот самый Чуя нянчится с ним, пока он не оправится от нескольких ран, которые у него все-таки есть, несмотря на то, что первое использование Порчи сказалось на его теле, и Дазай знает, что все наладится.       Это жестоко, это самое жестокое, что когда-либо делал Дазай, включая то, что он заставил своих родителей отказаться от него, несмотря на то, что знал, как сильно они его любили. Самое жестокое, что когда-либо делал Дазай, даже будучи Демоном Вундеркиндом, — это то, что он стал всем, что есть у Чуи в мире Книги, когда он знал, что умрет, как только Портовая Мафия станет достаточно стабильной, чтобы снова сменить руководство.       — ЧТО?! — Взвизгнул Чуя, наблюдая, как Дазай убеждает своего двойника в том, что тот ненавидит его. Желание убить его противоречит долгу защищать его, ненависть и старая привязанность борются друг с другом, и, казалось бы, в одночасье восемнадцатилетний Дазай превращается в совершенно другого человека, и они больше не напарники, а босс и его единственный подчиненный. Это одинокое существование для них обоих, наполненное старыми знакомыми, но достаточно токсичное, чтобы считаться всемирной угрозой для здоровья, которая наверняка закончится тем, что один из них или они оба сломаются.       И становится только хуже.       О, все становится намного хуже.       Потому что, хотя Книга может быть самодостаточным автором, если задано достаточно параметров, Дазаю пришлось выбрать концовку. История, мир внутри Книги будут продолжать существовать, но центральная часть, парадокс, сингулярность внутри нее должны быть устранены.       "Есть только одна вещь, которую я мог бы выбрать. В конце концов, я обещал Чуе, что он будет единственным, кто убьет меня... Так что может ли быть лучшая смерть для такого, как другой я, чем объятия неумолимой, неизбирательной гравитации?"       — Нет, — слабо попытался запротестовать бледный как полотно Чуя, но его голос сорвался. — Пожалуйста, нет...       Но на самом деле, самое захватывающее в Книге о Дазае... Ну, он полагал, что в Книге должен быть именно Дазай... Это то, что они действительно создают самую интересную парадоксальную сингулярность, которая когда-либо существовала. В конце концов, сила Книги создает все, что в ней написано, до тех пор, пока существует постоянное, непрерывное, познавательное повествование, но внутри него существует Дазай Осаму с Исповедью Неполноценного Человека. Эти силы сталкиваются друг с другом, и каким-то образом, даже в рамках последующей сингулярности, Исповедь Неполноценного Человека не выходит на первое место, что позволяет другому Дазаю — Дазаям — полностью осознать происходящее. Они осознают, что они не настоящие, подлинные Дазаи, они знают друг о друге, они осознают, что их мир существует только в пределах мультивселенной, которую Дазай случайно создал, пытаясь создать мир, в котором Одасаку и его сироты могли бы жить в мире.       Они осознают, что потеряли, что не могут потерять ни при каких обстоятельствах, на что они способны и на что не способны.       И, по сути, вся эта информация активно передается между ними, потому что каждая версия и итерация Дазая Осаму в Книге получила доступ к Книге.       И он, настоящий Дазай Осаму, знает обо всем этом, обо всех деталях, благодаря самому идеальному Дазаю в Книге. Дазай, который защищает мир, в котором Одасаку никогда не встречает его, никогда не присоединяется к Портовой Мафии и никогда не умирает; мир, в котором Дазай не берет к себе Акутагаву, мальчика, настолько похожего на него и в то же время настолько непохожего, что у него мурашки по коже, и вместо этого становится его самым ненавистным врагом; мир, в котором Мори способен сожалеть и стремиться к искуплению, где он не одержим маленькими девочками, как извращенец; мир, в котором Чуя ненавидит его более искренне, чем он, вероятно, смог бы в реальном мире.       Мир, описанный в романе, который Дазай Осаму написал от своего имени и назвал «ЗВЕРЬ», потому что его двойник должен стать зверем, чтобы поддерживать ад, в котором он живет, и чтобы свет на другой стороне продолжал сиять чуть ярче.       Дазай оставил концовку открытой после того, как его двойник упал с крыши здания Портовой Мафии, раскрыв секрет их мира и оставив его в руках ребенка-тигра и двойника Акутагавы из этого мира. Дазай сделал глубокий вдох, закрыл Книгу и, наконец, потерял с ней связь.       Зрители так же очаровывались световым шоу, которое почти сразу же началось, как и Дазай, который впервые увидел силу Книги так близко. Сама Книга светилась яростным, слишком ярким белым светом, почти серебристым, и из нее начали появляться буквы. Они очень похожи на почерк Дазая, который лучше всего узнавался членами Портовой Мафии, особенно Чуей и Мори. Они формировались в силуэты людей, события, например, Ода нашедший Акутагаву чуть постарше, они, по-видимому, работают с Агентством, Ацуши стоящий на коленях перед Дазаем с Чуей рядом, Кёка и Ацуши сражающиеся с Акутагавой в здании Портовой Мафии, Ацуши и Акутагава пьющие кофе со слишком большим количеством сахара в кафе Узумаки, босс Портовой Мафии Дазай встречающийся с Одой в «Люпине», когда в него чуть не стреляют, Чую впервые за много лет отосланного от Дазая, Гин уходящая от него. Дерущиеся Акутагава и Ацуши, впервые встречающиеся в приюте Мори и Ацуши и, наконец...       Дазай прошедший между альтернативными версиями Шин Соукоку и прыгающий с обрыва, разбиваяь насмерть.       Все персонажи возвратились в Книгу, и свет погас, оставляя Дазая в темноте, где он смотрел в пустоту. Теперь, когда история началась с его условий, он ничего не может с этим поделать. Его альтернативному «я» потребуется по меньшей мере два года, чтобы сделать этот мир таким, где Одасаку действительно будет в безопасности. Эти два года Дазай должен прожить, чтобы увидеть, будет ли его друг в безопасности, будет ли он счастлив.       Вот уже два года он продолжал существовать в этом отравляющем мире грез, который сейчас казался еще более удушающим, чем когда-либо.       Он был один, более одинокий, чем когда-либо, в прямом и переносном смысле. И ему больше нечего было делать в эту последнюю неделю его девятнадцатилетия. Он посмотрел на свои бинты и подумал о том, чтобы покончить со всем этим, даже не взяв с собой Книгу... Но было бы глупо делать это сейчас. После того, как ему исполнится двадцать, пройдет, наверное, месяц, прежде чем он сможет пойти в то Детективное Агентство на собеседование.       Была вероятность, что они не возьмут его на работу, учитывая его прошлое и то, что все его существо было создано для тьмы и насилия Портовой Мафии, учитывая даже то, кем были его родители, бабушки и дедушки...       Но учитывая, что его родителям удалось оставить все это позади, чтобы он...       Ему нужно было хотя бы попытаться. Ради них и ради Одасаку.       “Интересно, что делает этот Слизняк?”       Это была последняя мысль, которую они услышали перед тем, как видение снова изменилось, и каким-то образом этому единственному вопросу удалось поднять всем настроение, заставив их фыркнуть от неожиданного, но совершенно нормального хода мыслей Дазая.       Йосано открыла рот, чтобы снова подразнить Чую, но Чуя, уже смущенный и все еще расстроенный той ролью, которую ему пришлось играть в этом альтернативном мире, был не в настроении для этого, поэтому вместо этого он толкнул Коё в сторону Йосано и наблюдал, как обе женщины, заикаясь и краснея, пошатнулись и оказались слишком близко друг к другу.       — Хм. Я думал, что Коё-сан не так-то просто смутить, — удивленно заметил Хироцу, и все присутствующие члены Портовой Мафии, а также Кёка, были вынуждены согласиться.       Цветной вихрь, означающий смену видений, наконец рассеялся, и они увидели, как Дазай впервые вошел в офис Агентства. Если честно, это было неприятно. Даже те, кто присутствовал при этом, чувствовали себя неловко, наблюдая, как Дазай из прошлого, такой непохожий на Дазая из настоящего, входил в Агентство с такими мертвыми, пустыми глазами и такой грубой маской, которую Дазай планировал носить в их присутствии. Неудивительно, что тогда они относились к нему с подозрением.       Дазай тоже не удивился подозрениям, которые ему предъявили. В конце концов, насколько было известно этим людям, у него не было прошлого. У Дазая Осаму не было прошлого, не запятнанного кровью. Даже до того, как он стал членом Портовой Мафии, Дазай прибегал к насилию в крайнем случае. Жизнь на улицах редко позволяла такую роскошь. И жизнь Цусимы Сюдзи настолько отличалась от жизни Дазая Осаму, что он не удивился, когда даже самый ценный детектив Агентства не смог найти между ними связь.       В конце концов, Сюдзи был мертв, умер как невинный мальчик, которого ненавидели его жадные и завистливые родственники.       И даже Эдогава Ранпо не мог заглянуть за завесу смерти.       “Он довольно очаровательный человек, этот Ранпо-сан”.       Дазай редко встречал людей, способных соперничать с ним в интеллекте и остроумии. На самом деле, он встречал только двух человек, а Мори был третьим, кто был близок к этому. Однако Ранпо-сан не обладал злобой Шибусавы и Федора. В нем была глубоко укоренившаяся доброта, которая превращала его опасный ум в то, на что можно положиться, чтобы защитить других. Было совершенно ясно, почему все в Агентстве его так уважали.       Однако, несмотря на очень четкие и близкие отношения как с президентом, так и с доктором Агентства, он все равно казался довольно... одиноким. Дазай предположил, что ему знакомо это чувство. Быть на вершине, обладая разумом, который никто не может до конца понять, — это одиноко. Честно говоря, именно поэтому он был так благодарен Чуе и раздражал его при каждом удобном случае. Чиби, может, и не был таким умным, как та русская крыса, но Чуя понимал Дазая, и это было одновременно благословением и проклятием. Тем не менее, это лишь заставило его еще больше ценить Чую и, к сожалению, скучать по нему. Два года без Чуи были скучными.       У него было такое чувство, что даже в Агентстве ему будет скучно, даже если он получит возможность отточить свой ум в противостоянии с Ранпо-саном. С того момента, как он вошел, они, по сути, соревновались в дедукции, пытаясь понять друг друга с первой встречи. Он не сомневался, что детектив уже понял, что он раньше был в Портовой Мафии, возможно, он даже догадался, что он — Демон Вундеркинд. Но Дазай считал, что у него есть два нечестных преимущества перед ним.       Тем не менее, он понимал, что Ранпо-сан будет забавным и, вероятно, очень ценным союзником.       — О, вау, так мы действительно видим первое впечатление Дазая о нас, — радостно заметила Йосано. Они с Коё как-то оправились после той неразберихи, в которую их втянул Чуя, и держались очень близко друг к другу. Кажется, где-то между тем, как президент представил Дазая Куникиде, Ранпо и Йосано, они договорились сходить выпить вина?       Доктор Агентства немного нервировала Дазая, если честно. Он почти сразу узнал ее по слухам, досье и пьяным бредням Мори. Йосано Акико, предполагаемый Ангел Смерти, которая якобы контролировала ход сражений благодаря своей невероятной целительной способности, которая действовала только тогда, когда ее пациенты были почти мертвы. Как человек, который действительно контролировал ход событий на поле боя в качестве стратега и командира на передовой с четырнадцатилетнего возраста, Дазай мог с уверенностью сказать, что нет, у Йосано Акико не было такой силы. Она могла переломить ход битвы, но не в одиночку. Дазай нашел и прочитал записи Мори о «Бессмертном полке», и назвать их жестокими — значит ничего не сказать, и это говорил человек, носящий титул Демон Вундеркинд.       Он должен был признать, что Йосано поначалу вызывала у него беспокойство, даже несмотря на то, что она прониклась к нему симпатией быстрее, чем президент или Куникида Доппо, светловолосый мужчина, слишком глубоко укоренившийся в своих идеалах, чтобы Дазаю было с ним комфортно. Он должен был стать его напарником и присматривать за ним, пока он не докажет, что ему можно доверять. В ней было что-то такое, что-то очень печальное. Он ненавидел себя за то, что кто-то настолько явно добрый, пусть и довольно садистский в своих методах лечения, напоминал ему Мори.       Йосано сама вздрогнула от этого, а Мори неприятно усмехнулся.       Дело даже не в том, как они себя вели, на самом деле все совсем не так. Но, к сожалению, у них была похожая внешность, особенно глаза, и поэтому Дазаю пришлось приложить все усилия, чтобы убедиться, что она не внебрачный ребенок Мори или что-то в этом роде. Позже он будет чувствовать себя виноватым за то, что провел тайный тест ДНК без ее согласия, но его первоочередной задачей было убедиться, что Мори больше не имел над ней власти, и, к его облегчению, Мори действительно оказался достаточно бесхребетным, чтобы никого не обрюхатить.       На этот раз Йосано расхохоталась, а Мори издал возмущенный возглас и недоверчиво посмотрел на Дазая. Йосано решила быть особенно доброй во время следующего осмотра своего коллеги.       Конечно, такие мысли заставили Дазая вспомнить одну русскую крысу, и он нахмурился, осознав, что Федор тоже может быть связан с Мори, если судить только по внешности, к тому же их характеры были ужасающе похожи. От их жестоких глаз до сальных волос и ублюдочного поведения... Дазаю придется проверить. В конце концов, было бы очень плохо, если бы Достоевский имел какое-то отношение к Портовой Мафии. Об этом можно будет подумать позже... Скорее всего, через два года.       — Верно, — пробормотал Танидзаки. — Дазай-сан вроде как знал, что в этом году Достоевский устроит неприятности.       — Подпишем петицию, чтобы Дазай-сан взял отпуск? — Предложила Кёка, и почти сразу же все подняли руки. В конце концов, этот человек заслужил отдых.       Но помимо Федора, в Йосано было еще кое-что, что напоминало ему о Мори. Он заметил это, как только увидел ее лицо. Ему не составило труда немного пофантазировать, чтобы представить, как она выглядела в молодости.       Мори Огай, больной ублюдок, создал Элизу по образу и подобию десяти-одиннадцатилетней Йосано Акико.       Из-за этого Дазаю захотелось разрядить в него всю обойму, если бы он не пытался быть хорошим человеком.       Члены Портовой Мафии, которые знали Элизу, повернулись, чтобы посмотреть на Йосано, и позеленели, когда увидели сходство. Сама Йосано выглядела так, будто ее вот-вот стошнит прямо на «пол» этого помещения, где они смотрели видения. Коё крепко и успокаивающе обняла ее за плечи, прикрыв своим кимоно как можно большую часть ее тела, в то время как Фукудзава потянулся, чтобы схватить ее за плечо и успокоить, а Ранпо взял ее за руку и сжал ее.       — Раньше она была такой безжизненной и пустой... как кукла... — Пробормотала Йосано, и Коё вздрогнула, вспомнив, какой дерзкой и волевой могла быть Элиза, какой вредной она иногда бывала.       — Она напоминает мне Дазая-сана, — призналась испуганная, бледная Гин, и все головы повернулись в ее сторону. Она цеплялась за руку брата так, что могла причинить ему боль, но Акутагава не сделал ни малейшего движения, чтобы отстранить ее. Вместо этого он застывшим взглядом смотрел на нее, когда она сказала об этом. — У Йосано-сэнсэй прямые волосы, верно? У Элизы красивые кудряшки... И основываясь на этих видениях... Она ведет себя очень похоже на маленького Дазая-сана.       — Кажется, меня сейчас стошнит, — прошептал Тачихара, и действительно выглядел так, будто вот-вот это сделает.       Чуя сжал кулаки так, что его кожаные перчатки заскрипели.       Мори ничего не ответил.       Видение продолжалось, не обращая внимания на эмоциональную бурю, которую переживали его зрители.       Встреча с президентом, печально известным Серебряным Одиноким Волком, одним из лучших фехтовальщиков в стране, была... интересной. Возможно, кто-то даже сказал бы, напряженной. Дазай был просто заинтригован. В конце концов, это был человек, которого его бывший босс когда-то называл напарником и о котором он, как ни стыдно в этом признаваться, до сих пор вздыхал.       Почти все издали рвотные звуки при этом откровении, а Мори покраснел и не стал смотреть в глаза Фукудзаве, который смотрел на него со сложным выражением лица.       Фукудзава был справедливым человеком, который неукоснительно следовал правилам, основанных на его морали. Было интересно, насколько гибкими и приспосабливаемыми были эти правила. Фукудзава относился к нему с наибольшей подозрительностью, что было логично. Дазай знал, что он больше, чем кто-либо другой, похож на Мори; они были слишком похожи как внешне, так и по тому, как, к сожалению, их умы работали, основываясь на логике и эффективности, с той лишь разницей, что Дазай мог отбросить это ради тех, кого считал ценными, в то время как Мори видел в людях лишь расходный материал. Фукудзава был совсем не таким. После того, как Дазай стал официальным членом Агентства, президент ругал его, если он подвергал себя слишком большой — по его мнению — ненужной опасности ради дела. Дазай не считал, что беспокойство было необходимым, но он понимал, что стоит за этим, и уважал желания своего нового начальника. Фукудзава был очень уважаемым лидером, даже более уважаемым, чем Мори или даже сэнсэй. Дазай мог бы сказать, что он ему нравился, даже если его способность Все Люди Равны раздражала его, а Исповедь Неполноценного Человека пыталась привязаться к нему и его способности. На самом деле это удивительная способность, и она очень полезна для тех, кто обладал опасными способностями, которые они не могли полностью контролировать, но она раздражала, потому что не знала, как реагировать на отказ.       Дазай мог честно сказать, что думал так, потому что Фукудзава не мог общаться с ним так, как с другими членами своего Агентства — даже с Ранпо, у которого нет способности, о которой можно было бы говорить, несмотря на то, что все его баловали, — он ценил Дазая меньше, но, кажется, название его способности очень подходило самому Фукудзаве, потому что он заботился о Дазае так же, если не больше, чем о других, особенно в том, что касалось травм и драк. Конечно, было ясно, что эмоциональная привязанность — это не то же самое, и это совершенно нормально. Дазай был новичком, в то время как Ранпо и Йосано, очевидно, были с ним уже давно. Тем не менее, он действительно старался не проявлять никакого фаворитизма, кроме как по отношению к кошкам, и Дазай искренне восхищался им за это.       Он также размышлял о том, подействует ли Все Люди Равны на Чую. Он сильно в этом сомневался, учитывая, что способность Чуи исходит из сингулярности, которая находится глубоко внутри него и, более того, связана с настоящим богом, хотя, кроме Дазая, об этом не знал никто из ныне живущих, но это интересная мысль. К сожалению, эта мысль слишком тесно связана с суицидальными наклонностями Дазая, так что он не особо над ней размышлял.       В конце концов, если Чуя не будет нуждаться в нем, чтобы усмирить Порчу и сдерживать Арахабаки... Что ж...       — Идиот, — с грустью пробормотал Чуя. — Как будто это единственное, что мне от тебя нужно.       — Но как вы думаете, сможете ли вы это сделать? — Спросила Коё Фукудзаву, который лишь пожал плечами.       — На данный момент я думаю, что Дазай лучше всех сможет рассказать нам о любой способности, не говоря уже о том, как другие способности могут повлиять на способность Накахары-куна.       — Я думаю, что вы правы.       Куникида был... самым странным из них, как считал Дазай. Идеалист со слишком жесткими принципами, но с характером, который мог сравниться с характером Чуи. Он был хорошим человеком, несомненно, но мог быть довольно жестоким, особенно во время допросов, которые он проводил как государственный служащий, и это говорил Дазай. С другой стороны, Куникида казался довольно нетерпеливым человеком. Кажется, что от него слишком многого требовали в плане убеждения и манипулирования в переговорах. Они конфликтовали, он и Дазай, на первых заданиях. Дазай смог приспособиться к новому напарнику, и они достаточно хорошо работали вместе, чтобы их можно было считать хорошим партнерами... Но, что ж, это было несправедливо, но он не мог не сравнивать их с Соукоку и находить это рабочее партнерство крайне несовершенным. Конечно, со временем стало лучше, но они так и не достигли того высокого уровня, который был у Соукоку. Даже когда они с Чуей ссорились или спорили, как, например, во время конфликта с Головой Дракона, Соукоку был просто... идеален. Дазай считал, что несправедливо сравнивать того, с кем он начал работать совсем недавно, с тем, кто, возможно, является второй половиной его несуществующей души.       Тем не менее, Куникиду было весело дразнить, и Дазай поставил перед собой цель — раскрепостить этого человека, как в его жесткой манере держаться, так и в его жестких идеалах. Идеалы были прекрасны, не поймите его неправильно; Дазай отчаянно нуждался в ком-то, кто был бы его моральным компасом, если он собирался выжить в свете, который так сильно обжигал его кожу и глаза, привыкшие к темноте. Однако Куникида был в шаге от того, чтобы стать экстремистом, похожим на Лазурного Короля. Куникида был невероятно хрупким из-за своих идеалов. Дазай знал пятьсот способов, как только словами довести этого человека до состояния, из которого он уже не выберется, и дремлющий в нем Демон Вундеркинд зудел, желая проснуться и вонзить свои когти и клыки в Куникиду. Дазай, конечно, не позволил этому случиться и вместо этого медленно, но верно заставил Куникиду стать более гибким в своих взглядах на мир.       В противном случае Дазай мог бы просто засечь его, чтобы избавить себя от головной боли.       Куникида, однако, был хорошим напарником и другом. Он быстро приспособился к тому, что у Дазая не все в порядке с головой, и быстро стал для него заботливой наседкой, составив расписание, по которому он следил за тем, как Дазай ест и спит, и выделяя время в своем распорядке дня для проделок Дазая. Его было легко дразнить и еще легче обманывать, чем Одасаку, что было очень весело. До такой степени, что Дазай даже позволял ему немного себя лапать. Чуя стал хуже относиться к нему в их шутливых перепалках, потому что Чиби по своей природе грубиян и не осознает, насколько он силен на самом деле, так что с Куникидой было проще простого. И хотя Дазай быстро привык к Куникиде, Куникида тоже быстро привык к Дазаю на заданиях. Он слишком сильно переживал или иногда мог быть слишком жестким, но Дазай знал, как его успокоить. Он предоставил ему вести большую часть физических боев, в то время как сам делал все возможное, чтобы увести их подальше от любых крупных, настоящих драк. Куникида не был Чуей, и Дазай не хотел проверять, насколько это много для него. Так что, хотя Дазай и скрывал тот факт, что мог противостоять практически любому, даже если не выйдет из боя невредимым, он также не позволял Куникиде сражаться там, где, как он знал, тот не справится.       Дазай также старался не прикасаться к оружию в присутствии Куникиды. В основном потому, что способность этого человека заключалась в том, что он управлял собственным оружием, поэтому, если бы Дазай захотел взять оружие, ему пришлось бы носить его с собой, а это... было не лучшей идеей, особенно вскоре после того, как он присоединился к Агентству, когда его указательный палец все еще больше привык к спусковому крючку, чем к печатанию или держанию ручки. (Хотя это, вероятно, не лучшая аналогия. Если бы все в Портовой Мафии услышали об этом, они бы выронили челюсти на пол, учитывая реформы, которые Дазай провел в их бюрократическом аппарате и документообороте.)       Однако жизнь в общежитии была отстойной. И это говорил человек, который раньше жил в контейнере для перевозки грузов.       — Эй, это не так уж плохо, — послышались слабые протесты со стороны Агентства.       Дазай мог поклясться, что никогда не был привередлив в выборе места жительства. Конечно, он вырос в особняке, но он также жил на улице, провел некоторое время в жалком подобии сиротского приюта, жил в том, что по сути являлось сараем, делил темную клинику с Мори и Элизой, пока пациенты Мори стонали от боли прямо по коридору, прожил в транспортном контейнере почти два года, а затем переехал в пентхаус, соответствующий его должности главы Исполкома, только для того, чтобы жить в обувной коробке в квартире, но его также запихивали в клетки на недели кряду, и он думал, что не стал бы так же сильно жаловаться на то, что провел время со своим ужасным дедушкой, как на жалкое маленькое общежитие, которое ему досталось от Агентства.       Дазай был так близок к тому, чтобы сказать: «К черту все» — и обзавестись собственной квартирой, потратив свое немалое состояние. Ему даже не пришлось бы залезать в свои кровавые деньги. В конце концов, он унаследовал корпорацию Цусима и по сей день управлял ею. Именно это помогало ему сохранять рассудок, когда он был изолирован и скрывался. А еще есть фондовый рынок, на котором так легко ориентироваться... Короче говоря, Дазай мог бы жить как королевская особа, если бы захотел, но его никогда не интересовали подобные материальные вещи. Но это общежитие? Оно было так близко к тому, чтобы превратить его в материалиста.       “Интересно, заметит ли кто-нибудь, если я вернусь в свою старую квартиру?”       Члены Портовой Мафии ошарашено хватали воздух ртами.       — Неужели... Неужели он действительно это сделал? — Спросила Хигучи, и теперь даже Агентство задумалось об этом, мысленно называя Дазая идиотом.       — На самом деле это было бы идеальное место, чтобы спрятаться, — размышлял Хироцу. — Он съехал из той квартиры и, по сути, жил с Чуей-саном с тех пор, как им исполнилось по семнадцать.       — Мы съехали, когда брату было всего пятнадцать, — вспомнила Гин. — В конце концов, мы не были настолько богаты, чтобы оставаться там без Дазая-сана, даже если он не был тем, кто сообщил о нашем местонахождении.       — Это был один из людей Дазая-сана, — признался Акутагава, раскрыв секрет, который он много лет скрывал от своей сестры. — По-видимому, его людям надоело, что я постоянно бросаю вызов Дазаю-сану, и я, по-видимому, слишком часто грубил ему много лет назад, но с тех пор, как Дазай-сан наконец разозлился на меня, они позаботились о том, чтобы я пожалел о своих поступках, пройдя через наказание, которое Дазай-сан сам бы не применил.       — Ты идиот, — сказал Ацуши, и в итоге они подрались, а видения продолжались, показывая, что, хотя Дазаю и хотелось испытать судьбу, он остался в общежитии и все это время продолжал ворчать про себя.       "Это почти так же плохо, как небрендовая одежда, которую мне сейчас приходится носить. Материалы не так приятны для моей кожи, а моющее средство, которое Агентство использует для стирки, вызывает зуд. Я просто надеюсь, что никто никогда не попытается пополнить мои запасы бинтов, иначе я сойду с ума. Дешевые бинты — это просто ужас. По крайней мере, я могу запастись здесь консервированными крабами и сакэ, не покупая холодильник побольше. В этом месте ужасно холодно. Я почти скучаю по своему старому пальто; Мори не был скрягой, когда покупал его, оно было теплым. Не говоря уже о том, что так гораздо проще было прятаться и не выделяться”.       По крайней мере, Дазай был родом из более холодного региона Японии, так что холод его не беспокоил. По крайней мере, не сильно. Но ему стоит купить обогреватель. Он уже слышал, как Чуя и Куникида ворчат на него, и это все перемешивалось у него в голове.       Ему не нравилось, что голос Чуи звучал в его сознании дальше, чем голос Куникиды.       — Неужели он всерьез боялся, что забудет тебя? Вряд ли такое возможно, — фыркнула Наоми. — Дазаю-сану действительно стоит больше доверять своим чувствам. Его сердце было отдано тебе много лет назад, так почему он сомневается сейчас?       — Ну, даже с его феноменальной памятью этот придурок Дазай умудрился почти забыть своих родителей, — мягко заметил Чуя. — Кроме того, я точно заставлю Дазая переехать ко мне после того, как мы выберемся отсюда. К черту ваши общежития Агентства, это место выглядит хуже, чем самые дерьмовые и убогие мотели, в которых нам с Дазаем приходилось останавливаться во время миссий.       — У нас с этим нет проблем, — ответил Куникида, поправляя очки на носу. — Пока ты следишь за тем, чтобы он ел, спал и большую часть времени ходил на работу, мы будем счастливы оставить его в твоих более чем способных руках, Накахара-сан.       Два напарника Дазая оценивающе посмотрели друг на друга, прежде чем Чуя кивнул.       — Зови меня Чуя.       Куникида почувствовал, что его только что одобрили, причем впервые, и кто — человек, который знает Дазая лучше всех. По какой-то причине это казалось большим достижением.       И хуже всего, думал Дазай, это назойливость, потому что эти люди так беспокоятся о нем. Он не может скрыть от Ранпо, что не ел, а Йосано слишком хорошо умеет замечать тех, кто не спал всю ночь. Для Дазая это было обычным делом, к которому он привык, его режим сна и питания давно изменились, еще до того, как он присоединился к Портовой Мафии. Он даже не был уверен, что мог винить своего сумасшедшего дедушку, потому что Дазай помнил, что был худым, когда жил с родителями, а его паранойя по поводу ядов и убийц только усугубляла ситуацию. В конце концов, он не мог умереть из-за чего-то настолько глупого, это было бы позором для его семьи, и он не думал, что Чиби прожил бы долго без него. Он стал бы обузой для Мафии. Единственная причина, по которой он не стал ей до сих пор, заключалась в том, что Мори, вероятно, думал, что Чуя может вернуть Дазая.       Дазай надеялся, Мори не придет в голову отправить Чую на какое-нибудь самоубийственное задание, потому что Дазай убьет его и все, что ему дорого, если он хотя бы попытается.       Но дело не в этом. Дело в том, что Куникида взял на себя роль наседки и заставлял его заботиться о себе. Как оказалось, он привык так поступать из-за Таямы Катая, который недолго работал непосредственно в Агентстве, прежде чем его замкнутость вынудила его стать лишь помощником. Долгое время Дазай считал Катая своим любимым сотрудником Агентства, потому что тот никогда не ворчал на него и не раздражал, пытаясь навести порядок в его комнате. Дазаю не нравилось, когда Куникида так делал. Он бы скорее задохнулся от паров сакэ и запаха тухлых крабов в банках, чем позволил кому-то рыться в его вещах. Ему просто повезло, что Куникида не замечал все тайники, которые Дазай сделал в своей комнате, как и метафорические кинжалы, которыми Дазай смотрел на него, инстинктивно сжимая в руке настоящий кинжал, чтобы избавиться от потенциальной угрозы для своих многочисленных секретов.       Куникида вздрогнул от этого откровения и вспомнил, как инстинктивно перестал физически мстить Дазаю с тех пор, как узнал, что этот человек раньше был руководителем Портовой Мафии. Он вспомнил понимающий взгляд, которым одарил его Дазай, прежде чем начал раздражать его до чертиков, чтобы тот хотя бы накричал на него.       Куникида задумался, не стоит ли ему извиниться перед Дазаем за то, что он вдруг усомнился в нем. В конце концов, Дазай никогда раньше не причинял вреда никому из Агентства. Его страх, что он может начать, был совершенно необоснованным.       Да, ему определенно нужно будет извиниться перед ним, как только все закончится.       Однако Дазай счел ироничным то, что в то же время остальные полностью перестали обращать внимание на суицидальные наклонности Дазая. Раньше им было некомфортно, и они переживали из-за этого. У Куникиды чуть не случился сердечный приступ, когда Дазай впервые прыгнул с моста прямо перед ним, забыв о себе, он прыгнул следом, не обращая внимания ни на что другое. Дазаю почти стало жаль его, когда он вытащил его из воды и увидел, что тот похож на утонувшую крысу... Ну, почти. Раньше его забавляло, как Йосано не очень-то скрытно пыталась заставить его снять бинты, когда он приходил к ней на осмотр после особенно изнурительного задания, несмотря на то, что он выходил оттуда целым и невредимым. Он никогда не позволял ей этого не потому, что под бинтами были свежие шрамы от чего-то вроде членовредительства, а скорее потому, что бинты скрывали очень специфические раны, которые он получил в детстве, как во время «тренировок» с полковником, так и во время прыжка из здания Портовой Мафии. Он не хотел, чтобы Ранпо видел их.       Цусима Сюдзи должен был умереть и остаться мертвым. В конце концов, ради кого Сюдзи должен был жить? Сэнсэй не в счет, потому что он почти никогда не появлялся, когда Сюдзи был просто Сюдзи.       Президент даже пытался однажды поговорить с ним об этом, о его суицидальных шутках и наклонностях. Конечно, никто из них, даже Ранпо, не знал, в чем причина и почему он никогда не предпринимал серьезных попыток. Честно говоря, ему это нравилось.       Но он по-прежнему считал невероятно ироничным то, что они беспокоились о его пищевых привычках и режиме сна, но перестали беспокоиться о том, что он прыгал с мостов, дразнил опасных вооруженных людей, смотрел на крепкие ветки и балки на крышах или отпускал другие подобные «шутки». Конечно, Дазай пока не собирался умирать, но это не отменяло того факта, что Агентство стало относиться к теме самоубийства как к чему-то, о чем можно поболтать с друзьями в кафе или когда идешь выпить после работы.       Если бы они были в Портовой Мафии, их, вероятно, заклеймили бы как предателей, поскольку они не защищали «такой бесценный актив», как Демон Вундеркинд.       Дазай не был уверен, нравилось ему это или нет.       Мори, Хироцу, Коё, Чуя и братья Акутагава — все они повернулись и уставились на Вооруженное Детективное Агентство ледяным взглядом. Портовая Мафия действительно сделала все возможное, чтобы сохранить жизнь Дазаю, кто-то больше, кто-то меньше, но это действительно было политикой компании — защищать Дазая Осаму от него самого. Не было необходимости защищать его от других, несмотря на его хрупкую внешность по сравнению с другими мафиози с мощными боевыми способностями. Человек, который недооценил Дазая, заслужил все внимание Демона Вундеркинда.       Но Дазай не мог лгать: ему нравилось в Агентстве. Пребывание там казалось ему долгожданным отпуском. Он был в организации, где ему не нужно было быть самым компетентным человеком, чтобы поддерживать ее работу. Он мог быть таким ленивым и глупым, каким хотел, он мог не обращать внимания на бумажную работу — которую он тайно выполнял за спиной Куникиды еще до того, как тот заканчивал свою, просто чтобы развлечься; также, чтобы предотвратить внутреннюю потребность влезть в этот жалкий маленький офис и научить их, как выглядит настоящее управление, поскольку состояние текущей системы документооборота в Агентстве, честно говоря, вызывало у него отвращение после идеальной системы, которую он оставил в Портовой Мафии — он мог спать весь день, и единственным, кому было не все равно, был бы Куникида. Агентство не зависело от него, а Йокогама не зависела от Агентства.       Люди, которые ему действительно были небезразличны, не зависели от Агентства, а Портовая Мафия была достаточно сильна, чтобы пережить несколько бурь после его ухода и продолжать защищать тех, кого он хотел защитить.       Не то чтобы он не заботился об Агентстве, но смерть была там всего лишь инструментом, благодаря Йосано. Дазай тоже мог отойти в сторону, слиться с толпой, пока Ранпо был в центре внимания как самый умный в комнате, даже если Дазай мог сравниться с ним в остроумии там, где это действительно имело значение, и даже превзойти его в тех областях, где доброе сердце Ранпо просто не могло выжить. А Куникида был предполагаемым наследником агентства, так что Дазаю не нужно было поддерживать определенный имидж или быть излишне вежливым с клиентами или благодетелями.       Работа была намного проще, чем в Портовой Мафии, и у Дазая было столько свободного времени, что он создал целых три новые информационные сети, просто чтобы не заскучать. Он использовал их, чтобы следить за Портовой Мафией, Специальным Отделом по делам Одаренных и новым, набирающим силу подразделением военной полиции.       Сказать, что существование Охотничьих Псов его взбесило, — значит ничего не сказать. Дешевая подделка, упрощенная версия проекта «Арахабаки» с самым неэффективным методом принуждения к лояльности в виде ежемесячных операций по спасению жизни, проводимых одаренными врачами... Теперь Дазай понимал, почему Кашимура продолжал брать свои исследования домой.       Дазай внимательнее присматривал за Чуей, поскольку очевидно, что правительство еще не готово отказаться от своих экспериментов на людях.       Это оказалось полезным всего через пару дней после того, как ему исполнилось двадцать один год, и он почувствовал, как земля содрогалась, а воздух наполнялся неконтролируемой силой.       И Дазай услышал знакомый рев, который заставил его бежать в сторону порта.