Перелистывая страницы, я нашел тебя (Leafing Through The Pages, I Found You)

14 лет       Ругань Федора по-русски была прервана изменением видения, которое, по-видимому, показало им, где находился Дазай, когда началось землетрясение. (Теперь, когда они знали, что в деле замешан Достоевский, Шин Соукоку заподозрили, что землетрясение вызвал не кто иной, как Иван, пользователь способности, связанной с землей, с которым они недавно сражались в туннелях.) Видение началось за несколько мгновений до землетрясения, показывая, как Дазай со скукой наблюдал за новеньким, который струсил попросить его о помощи с каким-то школьным проектом.       Женщина через стол от того места, где он обычно сидел, захихикала, привлекая его внимание.       Кёка и Коё ахнули, когда увидели беременную Изуми Судзу, родную мать Кёки. Она была без кимоно, в которых Кёка привыкла ее видеть, вместо этого на ней было летнее платье до колен, волосы заплетены в косу на затылке. Ее ярко-голубые глаза, так похожие на глаза Кёки, смотрели на Дазая с нежным весельем, которое только счастливая будущая мать может показать случайному ребенку, которого она считает милым.       Отца Кёки, Изуми Сэйдзи, нигде не было видно. Вместо этого, судя по стопке, которую Дазай видел на ее столе, убийца, находящаяся в декретном отпуске, пришла в библиотеку, чтобы почитать книги по воспитанию детей.       Именно Ацуши особенно сильно сжал руку Кёки, чтобы успокоить ее. Даже Акутагава положил руку ей на голову, а Коё придвинулась ближе, чтобы ей было удобнее положить свою руку Кёке на плечо. Кёка просто старалась не плакать, увидев свою мать так внезапно.       — Тебе следует улыбнуться, парень; ты их отпугиваешь, — сказала она со смешком, на который Дазай выгнул бровь.       — Откуда ты знаешь, что это не то, чего я хочу?       Изуми Судзу закатила глаза в нежном раздражении.       — Я хожу в эту библиотеку последние два месяца. Я знаю, что ты зарабатываешь репетиторством и выполнением чужой домашней работы. Я также знаю, что последние три недели или около того ты был немного менее доступным. Ходят слухи, что это из-за смерти некоторых твоих друзей. Мои соболезнования.       Дазай изучал ее, пробегая глазами по всему ее телу, его разум работал со скоростью тысячи километров в секунду, пока он анализировал ее с головы до ног:       "Обученная, опытная убийца, не связана с подпольем; на шестом с половиной месяце беременности, одежда хорошего качества, здорова... Хорошая зарплата, возможно, хорошие условия трудоустройства... Правительство или другая очень крупная организация, которая может позволить себе ее отсутствие на работе из-за детских причуд... Только одно оружие, пристегнутое к спине? Тогда что-то вроде ножа или короткого лезвия. Возможно... Нет, скорее всего, пользователь способности..."       — Как, черт возьми, он мог понять все это, просто взглянув на нее?! — Потребовал ответа Тачихара.       — То, как она сидит, наводит на мысль о танто у нее за спиной, — предположила Гин, тоже заметив оружие, а также уверенность, с которой держалась женщина. Наемный убийца довольно легко распознает товарища по убийству.       — Вы можете видеть, что она ведет себя так же, как ане-сан, учитывая, что у них схожие способности, — продолжил Чуя, и действительно, легко сравнить двух женщин в их грации и в том, как они обращали внимание как на то, что могло войти в их личное пространство, так и на то, что могло быть вне их прямой видимости. — Вопрос одежды и тому подобное одновременно очевиден и нет.       Ранпо кивнул.       — Это одежда хорошего качества, но явно не дороже определенной цены, что указывает на желание не выделяться, чего обычно можно ожидать от профессиональной убийцы, особенно от той, кого нанимает правительство. Ее хорошее самочувствие и уверенность в том, что она может ходить во время беременности, также показывают, что у нее есть разрешение защищать себя со смертельным риском, если она столкнется с врагом, что у нее будет кто-то, кто поддержит ее, независимо от того, сколько тел упадет на пол. Сделать вывод, что она обладает способностью, немного сложнее, так как даже я не могу с первого взгляда определить, есть ли у кого-то способность или нет, но Дазай всегда знает. Тогда это было либо что-то, относящееся к Исповеди Неполноценного Человека, поскольку мы не можем знать, осознает ли Дазай, когда его способность случайно обнуляет способность другого, либо к Книге, поскольку она, похоже, стремится помочь ему в странными способами в странных ситуациях.       — Тем не менее, это так много информации...       Мори с усмешкой отмахнулся от Тачихары.       — Это всего лишь ребенок Дазай-кун. Ты бы видел его в действии после того, как я начал его тренировать. Кому нужен отчет судебно-медицинской экспертизы, когда половина этой информации уже доступна после одного короткого осмотра Дазай-куна, даже без необходимости перемещать тело?       — Это... Одновременно нездорово и завораживающе, — призналась Хигучи.       "Несмотря на то, что она, безусловно, способна убить или захватить меня в плен, она не представляет угрозы", сделал вывод Дазай, прежде чем пожать плечами. Он бы точно не назвал свою группу паркурщиков своими друзьями... Потому что, честно говоря, он даже не знал, можно ли их считать таковыми. У него никогда раньше не было друзей... Он готов поклясться, что старик Масаока — самый близкий к другу-человеку, которого он когда-либо имел, и он думает, что при обычных обстоятельствах это было бы печально или жалко. К счастью, ему все равно.       — Я не виноват, что они боятся маленького ребенка.       Судзу фыркнула на это.       — Я согласна, это глупо, но люди чувствуют себя более непринужденно, когда видят улыбку, а не смотрят на кого-то такого умного, как ты, со скучающим выражением лица.       — Так это мой интеллект нервирует их? — Спросил Дазай, склонив голову набок, как любопытный кот.       — Особенно когда это ребенок. Умные дети либо очаровывают, либо нервируют взрослых, — кивнула Судзу.       — К какой категории относишься ты?       Судзу ухмыльнулась.       — Очарована, — она сделала паузу, изучая маленького Дазая. — Знаешь, легкая улыбка действительно завела бы тебя далеко. Ты милый, у тебя есть потенциал однажды стать очень красивым. Твоя улыбка, вероятно, заставила бы множество леди и джентльменов есть с твоей ладони.       — О боже, так вот откуда он это взял? — Спросила шокированная Коё, и Кёка покраснела от смущения из-за действий своей матери.       Однако глаза четырнадцатилетнего Дазая загорелись интересом.       — Я могу заставить людей делать то, что я хочу, основываясь на выражении моего лица?       Судзу выглядела немного встревоженной тем выводом, к которому пришел мальчик, услышав такой безобидный совет, но она решила, что он просто хотел воспользоваться благосклонностью своих родителей, выглядя симпатичным.       — Тот факт, что Дазай мог бы это сделать, если бы его родители были живы, действительно чертовски угнетает, — заметила Йосано, и Куникида уже давно отказался от попыток обуздать любую нецензурную лексику.       Чуя с трудом подавил желание отвести взгляд, чувствуя стыд и вину.       "Если выражения лица могут влиять на других людей, особенно улыбки, которые заставят других относиться ко мне менее настороженно..."       Дазай закрыл глаза и углубился в свои воспоминания, к самой красивой улыбке, которую он когда-либо видел. Лицо его матери было расплывчатым, из-за чего, по его мнению, нормальные дети были бы расстроены, но он все еще мог вспомнить ее улыбки. Самая красивая из них, без сомнения, была, когда она проводила время со своей семьей... Он вспомнил один особенный весенний день, когда он наблюдал за цветением вишневых деревьев в Канаги, когда его отец собрал охапку опавших розовых лепестков и осыпал их с матерью, все время смеясь. Дазай помнил, как в уголках глаз его матери появились морщинки и как все ее лицо осветилось.       Подсознательно его собственное лицо сымитировало это выражение, и Судзу заворковала над ним.       И, конечно, еще один мирный момент в бурной жизни Дазая был прерван катастрофой, потому что именно в этот момент произошло землетрясение. Кёка чуть не сломала руку Ацуши, когда библиотеку начало сильно трясти, в результате чего упали украшения, люстры и книжные шкафы. Судзу едва успела увернуться от книжной полки, которая грозила упасть на нее, тяжелое дерево раздавило стол, который она занимала. Люди в библиотеке, пришедшие на дневное чтение, закричали, но вскоре эти крики и вопли прекратились. Целая колонна, сделанная из бетона, очень тяжелая и крепкая, раскололась и упала, заблокировав выходы и обрушив стены. Стекло в окнах разлетелось вдребезги, повсюду посыпались острые осколки, и Дазай перешел к активным действиям, схватив Судзу и затащив ее под стол библиотекаря, самый прочный и большой в комнате, они вдвоем сидели там, пока тряска, наконец, не прекратилась.       В библиотеке теперь было тихо, как в гробу. И Судзу, опытная убийца, и Дазай, необычайно наблюдательный ребенок, напрягли свои чувства, чтобы уловить звук дыхания в комнате, но все, что они могли слышать, это случайные падения книг с застрявшей полки или обломки и пыль, сыплющиеся дождем с верхних этажей.       — Нам нужно выбираться отсюда, — сказал Дазай, помогая Судзу вылезти из их укрытия и встать. — Не используй свою способность, это вредно для ребенка, верно?       — Как ты...       — Не имеет значения, — оборвал ее Дазай, закидывая рюкзак на плечо, чтобы освободить руки. — Просто не пользуйся ей, если только у тебя нет другого выбора, хорошо? — Судзу могла только кивнуть, ей было стыдно, что она позволила ребенку взять на себя ответственность, но она была не в том состоянии, чтобы руководить прямо сейчас. — Пошли.       Навыки паркура Дазая оказались неоценимыми в этой ситуации. В сочетании с его расчетливым, наблюдательным умом, Дазай смог найти наилучший маршрут выхода из читального зала, в котором они застряли. Потребовалось некоторое время, почти полчаса, чтобы вернуться в главный зал библиотеки, потому что они не могли позволить Судзу слишком перенапрягаться, что сделало ее недовольной. Однако Дазай использовал свои новые знания «выражения могут манипулировать людьми», чтобы обнаружить идеальные щенячьи глаза, которые заставят ее уступить и успокоиться. К счастью, они нашли сломанный торговый автомат, и Дазай запасся закусками и водой, после чего убедился, что Судзу поела и попила, прежде чем они продолжили.       Оказывается, они были не единственными, кто пережил трагическое обрушение здания.       — Это... Это Куникида?! — Воскликнуло Агентство, даже президент, когда маленький Дазай обнаружил светловолосого мальчика примерно его возраста в полубессознательном состоянии, одетого в школьную форму и с разбитыми очками возле головы, рухнувшего под стол, который едва выдерживал вес трех книжных полок, сложенных одна на другую, как домино. У него была серьезная рана на голове и окровавленная книга рядом с ним, указывающая на источник.       — Почему ты ничего не сказал?! — Спросил Ранпо, но Куникида был удивлен не меньше остальных. Он растерялся от всего этого внимания.       — Первое, что я помню, это поездка в машине скорой помощи с женщиной и девочкой, которою я сначала принял за ее дочь! Я даже не помню, что я делал в библиотеке в тот день, я знаю только, что я пошел попросить гениального ребенка... помочь... с математикой... домашним заданием... — Куникида замолчал, у него отвисла челюсть, и он рухнул на пол. — Я собирался попросить дерьмового, ленивого Дазая помочь с домашней работой!? — Акцент на слове «работа» никто не упустил из виду, и обе организации вздрогнули по разным причинам, но в связи с Дазаем.       Дазай вытащил маленького Куникиду из его ненадежного убежища, когда дерево стола застонало, Судзу приняла часть его веса на себя, чтобы они могли поспешно убраться подальше от угрозы со стороны полок. Они как раз шли по коридору к двери, когда услышали оглушительный треск и еще более громкий стук, когда стол поддался под их весом.       Сегодняшний Куникида сглотнул, никогда не подозревая, что в тот день был так близок к смерти.       Кто-то закричал, явно думая, что здание снова начнет рушиться.       На самом деле, это казалось вероятным, поскольку ударные волны от нового толчка определенно дестабилизировали то, что осталось от инфраструктуры здания.       Судзу покачала головой, глядя на Дазая, но мальчик только поджал губы и оставил Куникиду на ее попечение. Ей оставалось пройти всего несколько метров до выхода, и у нее было достаточно времени, чтобы отвести их на безопасное расстояние от здания, когда оно неизбежно рухнет.       — Не будь глупцом, — прошипела Судзу, пытаясь как следует удержать маленького Куникиду, чтобы он не упал и не раскроил себе голову еще сильнее, чем уже успел. — Ты не можешь спасти всех! Я уверена, что аварийные службы уже находятся на пути-       — Они слишком заняты разрушениями в остальной Йокогаме, — возразил Дазай. — Я буду быстр, не похоже, что нужно заходить далеко. Просто выйди и найди каких-нибудь медиков или что-нибудь в этом роде. Я выйду через минуту.       — Парень! — Позвала его Судзу, но Дазай уже бежал обратно по коридору, откуда донесся крик. Он был слишком хорошо осведомлен о появлении трещин в стенах, о пыли и мелком мусоре, падающих с потолка, который проседал, о стоне медленно рушащихся стен, о неустойчивости самого фундамента после этого странного землетрясения. У него не было времени, чтобы тратить его впустую, и он позвал кричащего ранее человека. Если ему повезет, человек окажется таким молодым, каким кажется по звуку, девочкой или очень маленьким мальчиком, кем-то, кого он потенциально мог бы быстро вынести, если бы ребенок не мог ходить самостоятельно или просто был медлительным.       — Он никогда не знает, когда оставиться, не так ли? — Недовольно размышляла Коё, ей не нравилась опасность, которой подвергал себя мальчик, хотя она знала, что это был Дазай.       — Он так легко мог умереть в тот день, — с беспокойством заметила Наоми.       Чуя помрачнел.       — В этом и был смысл.       — ...О.       Тем не менее, Дазаю потребовалось не больше минуты, чтобы, наконец, найти обладательницу голоса, миниатюрную черноволосую девушку примерно того же возраста, что и Дазай. Ее челка была прямой, словно подстриженной под линейку, остальные волосы заплетены в две милые косички, а на щеках, казалось, был постоянный румянец, даже несмотря на то, что они были запачканы пылью и слезами. Кажется, она вывихнула лодыжку и плакала под каким-то образом все еще стоящей лестницей на второй этаж, когда Дазай нашел ее.       Дазай ничего не сказал, просто схватил ее, посадил на свою сумку, чтобы нести на спине, не обращая внимания на ее визг, и побежал обратно к двери. Девочка испуганно закричала, когда здание буквально начало рушиться вокруг них, стены падали, куски потолка сыпались на них дождем, как будто они были в боевике с минами-ловушками. Дазай едва не ойкнул, когда кусок бетона чуть не снес ему голову, оставив кровавую рану рядом с правым глазом и над ним. Девочка уже откровенно рыдала, цепляясь за лямки рюкзака Дазая, как будто от этого зависела ее жизнь, что, вероятно, так и было, поскольку в этот момент оба ребенка были покрыты пылью с головы до ног. Бег обратно на улицу казался вечностью.       Дазай устал, он не привык бегать, неся на руках другого человека. Он проклинал свою способность в подобных ситуациях, когда она была совершенно бесполезна.       "Почему у меня нет возможности управлять гравитацией вместо этого?"       Услышав это, Чуя оживился, но никто не упомянул об иронии в этом заявлении, поскольку одной из вещей, которые Дазай в конечном итоге сведет на нет, действительно, будет гравитация.       Вместо этого Вооруженное Детективное Агентство и Портовая Мафия наблюдали, затаив дыхание и широко раскрыв глаза, как Дазаю наконец удалось, спотыкаясь, выбраться из библиотеки как раз в тот момент, когда рухнули последние стены, удерживающие ее, и все здание рассыпалось, как карточный домик. Ударная волна от столкновения с таким количеством обломков и других материалов, падающих на землю, заставила Дазая споткнуться, воздух, создаваемый падающим бетоном и металлом, сбил его с ног, в результате чего он и девочка ударились о землю и с болью протащились несколько футов вперед, прежде чем, наконец, потеряли инерцию и остановились.       Судзу немедленно занялась ими, суетясь с явным беспокойством за обоих детей. Юный Куникида, похоже, в какой-то момент пришел в сознание, но был настолько не в себе, что Судзу пришлось переключать свое внимание между тремя детьми, когда воздух на темных городских улицах наконец наполнился воем сирен.       Видение немного изменилось, показывая, что прошло какое-то время, но сейчас явно был тот же день. Сцена перед рухнувшей библиотекой была удручающей. Прибыли команды по оказанию помощи при стихийных бедствиях, которые пытались выяснить, выжил ли кто-нибудь еще при обрушении библиотеки и близлежащих зданий. Судзу, Дазаю, Куникиде и девочке выделили одну машину скорой помощи, раны детей обработали, и Судзу проверила здоровье своего будущего ребенка. Куникида все еще был не в себе, особенно после лекарств, которые ему дали, лодыжка девочки была вправлена и перевязана, а все царапины и другие травмы, полученные Дазаем, были обернуты свежими бинтами. Он отказался отвечать всем взрослым на вопросы о старых шрамах, которые остались у него от жестоких тренировок в мафии пару лет назад, или о тех, что остались от осколков стекла, когда он выпрыгнул из того окна.       Теперь на его правом глазу красовалась слишком знакомая повязка, которая заставила Мори вздрогнуть, вспомнив, что он единственный из присутствующих, кто действительно знал четырнадцатилетнего Дазая в таком виде.       На некотором расстоянии от них собрались несколько репортеров, чтобы взять интервью у какого-то местного политика, а также капитана, координирующего работу пожарных и специалистов по ликвидации последствий стихийных бедствий.       — Я не могу поверить, что они забирают все твои заслуги, — невнятно сказал маленький Куникида, лежащий на кушетке в машине скорой помощи, на что Дазай поднял брови. — Это ты спас нас... Почему они не отдают тебе должное?.. Ты рисковал своей жизнью ради нас...       Черноволосая, пока безымянная девушка промолчала, но кивнула. Похоже, она была закутана в свое собственное одеяло и в то, что должно было быть одеялом Дазая, самая потрясенная из их маленькой группы из четырех человек. Дазай настоял, чтобы Судзу оставила себе свое, на всякий случай, из-за ее хрупкого состояния, и было бы к лучшему, если бы Куникида также оставил свое, поскольку у него было сильное сотрясение мозга и несколько ушибленных ребер в результате падения после того, как в него попала эта книга. Но сам Дазай даже не пострадал настолько. Он не получил серьезных травм, если не считать нескольких царапин на руках и свежие повязки, закрывающие поврежденный глаз. Парамедики, которые осматривали его, были удивлены, что это была всего лишь поверхностная рана, и назвали удачей то, что он не потерял глаз.       — Обычно о ребенке-герое рассказывают отличные истории, — вздохнув, начала Судзу.       — Однако, учитывая некомпетентность взрослых в спасении выживших из этой библиотеки, — продолжил за нее Дазай, — и тот факт, что им удалось разрушить жилой дом в паре кварталов дальше по дороге во время поисково-спасательных работ, им нужно было что-то, что можно было бы показать общественности. Им нужно было показать, что они компетентны и знают, что делают. Что дополнительные аварии произошли не по их вине. Поэтому они приписали это себе. Не то чтобы меня это волновало.       — Но это так несправедливо, — пробормотала маленькая девочка. — Ты мог умереть, когда вернулся за мной... Это действительно несправедливо.       — Жизнь несправедлива, — ответил Дазай вежливо, хотя и не без злобы. Ему просто было все равно. Кроме того, он предпочел бы, чтобы его лицо не появлялось во всех новостях. Конечно, он слышал, что его вонючий дедушка заболел и был прикован к постели в эти дни, несмотря на то, что он сеял хаос по всей Йокогаме своими бездумными приказами и требованиями, но он также знает, что все еще действует приказ найти его и доставить в тюрьму, а также постоянное обещание награды тому, кто это сделает. Дазай предпочел бы не иметь с этим дела, если это в его силах. Он даже не уверен, сможет ли покинуть Йокогаму в данный момент. Все его связи размещены в городе и его окрестностях, поэтому уход приведет к тому, что он снова проголодается или заболеет.       Он бы предпочел не оказаться в каком-нибудь другом сумасшедшем приюте с каким-нибудь другим безумным артефактом в его распоряжении. Говорящей, всемогущей, искажающей реальность книги было достаточно, спасибо.       Кроме того, он не был героем, он не был спасителем. Его жизнь рано научила его, что он гораздо лучше разрушает, чем спасает.       Конечно, он предположительно спас того мальчика в ту роковую ночь одним прикосновением, но это даже не его рук дело, просто его способность действовала так, как обычно. Не говоря уже о том, что он не смог защитить своих родителей той ночью. Он все еще помнил дрожь в их голосах, даже если не мог точно вспомнить правильную высоту тона, когда они извинялись за то, что не смогли защитить себя и его, когда выяснилось, что это его вина.       Конечно, он помог тому мальчику-тигру в приюте, отключив его способность и дав ему немного еды. Но он все равно оставил его в явно жестокой обстановке. Хотя он не уверен, что смог бы позаботиться о них обоих. Масаока-оссан, вероятно, не взял бы их обоих к себе. Он забрал бы Дазая и просто оставил «малыша-тигра», поскольку его Книга была у Дазая. Ребенку пришлось бы самому разбираться с жестокостью уличной жизни.       И, конечно, ему удалось спасти этих троих из рушащейся библиотеки, но сколько еще людей застряло там, кого он даже не пытался искать? Не то чтобы было время, логично подсказывал его разум, но он даже не думал об этом. Светловолосый мальчик и черноволосая девочка были спасены только потому, что они были удобно там, в пределах досягаемости, и он помнил, как горел разрушенный дом его собственного детства. Это единственная причина, по которой он помогал кому-то, кроме женщины, которая была добра к нему.       Так мало людей были добры к нему за всю его жалкую, короткую жизнь.       Но, кроме этих пяти человек, Дазай больше никого не спас.       Его родители умерли прямо у него на глазах. Он не смог защитить своих слуг, когда на поместье напали, ему пришлось смотреть, как умирают Чиби и Мацуки-сан. Он не смог бы защитить свою тетю от навязчивости своего сумасшедшего дедушки. Он оставил кучу сирот на «милость» этих «опекунов». Он не смог защитить группу паркурщиков, которая так охотно приняла его в свои ряды, хотя бы потому, что видео с «милым ребенком», выполняющим трюки, привлекли к ним больше внимания и денег.       Хуже того, Дазай был гораздо более успешен в разрушении и смерти, чем в спасении и защите.       Он подстроил смерть своего дяди и двоюродного брата, заманил несколько десятков человек в горящий дом и оставил его рушиться на них, пока они задыхались и горели заживо. Он почти уверен, что убил дюжину человек во время своего побега из здания Портовой Мафии, особенно тех дураков, которые пытались поймать его, когда он взбирался на здание. Он сломал кости взрослому мужчине за то, что тот посмел прикоснуться к нему. Он жестоко отомстил тем, кто был ответственен за смерть его группы паркурщиков, убедившись, что ни у одного из них не было быстрого и мирного конца. И он уверен, что многие люди косвенно пострадали от того, что он сделал.       Он не был героем, он не был спасителем.       Он был слишком хорош в разрушении, чтобы оно могло добраться до него и положить конец этому жалкому продолжению, которым было его существование.       — Это неправда, — слабо и печально возразил Ацуши. — Дазай-сан спасает множество людей! Он спас меня! Он помог спасти Кёку-чан! Он постоянно помогает спасать и защищать Йокогаму и Вооруженное Детективное Агентство! Он...       — Прибереги это для Дазая, тигр-оборотень, — перебил Чуя. — Может быть, ты сможешь убедить его, что он не неисправим.       — Возможно, — сказала Судзу, наполовину соглашаясь с мальчиком, возвращая всеобщее внимание к видению. — Это, однако, не обесценивает того, что ты сделал сегодня. Возможно, никто больше не узнает о твоей храбрости сегодня, но мы знаем. Этого должно быть достаточно, не так ли? — Закончила она, улыбнувшись расстроенной девочке.       Прежде чем их разговор смог продолжиться, прозвучало имя Судзу, и все они обернулись, чтобы увидеть, как ее муж бежит к ней, ужасно встревоженный. Вскоре после этого врач привел блондинку, которая была очень похожа на Куникиду, и пару, которые, должно быть, были родителями маленькой девочки, к машине скорой помощи и все начали плакать над своими детьми. Дазай начал чувствовать себя неловко, поэтому он вроде как просто отодвинулся так, что никто не заметил.       Хотя ему и приходилось задаваться вопросом. Примчались бы его родители, чтобы найти его, если бы были живы? Мацуки, несомненно, примчался бы, так что и они бы тоже... Наблюдение за детьми и их родителями просто заставляло его чувствовать... онемение. То же оцепенение, которое он испытывал всякий раз, когда вспоминал оживленную усадьбу, в которой вырос, суету своих родителей, доброту слуг, громкость Чиби... Все это ушло, и теперь он был один. Было странно видеть, что у других есть то, что он потерял.       Хотя он задавался вопросом, будет ли старик беспокоиться о нем? Он определенно поднимал шум, когда Дазай недоедал или когда пытался целыми днями обходиться без сна, даже если просто его телу не хватало желания это делать. Дазай не сказал бы, что этот человек подходил ему в отцы или даже в дедушки, хотя он определенно подходил для этого лучше, чем биологический дедушка Дазая, но он мог быть дядей? Это были те, кого люди называли «обретенной семьей» или «семьей по выбору»?       Ему придется спросить его. По крайней мере, это наверняка смутит его.       — Он действительно был маленьким засранцем с детства, да? — Хихикнула Йосано.       Чуя вздохнул.       — Это не так уж далеко от того момента, когда мы встретились, поэтому я не удивлен, что он стал еще более озорным, чем был раньше. Кроме того, Масаока определенно оказывал на него плохое влияние.       — Верно, верно, — согласились большинство остальных.       — Ты думаешь, его смерть обеспокоит Дазая? — Задумалась Коё, и внезапно всем стало очень неловко от напоминания, что не так давно они были свидетелями кончины старика.       — Лучший вопрос в том, знает ли Дазай-кун, что за этим стоит Достоевский? — Сказал Мори, принося с собой еще больше дискомфорта и напоминая, что все они фактически вторглись в частную жизнь Дазая наихудшим из возможных способов. — Это, по крайней мере, объяснило бы его враждебность по отношению к нему. Он просто счел Сибусаву неприятным и жалким человеком, но у него определенно есть что-то личное к Достоевскому.       — Есть только один способ узнать, — печально сказал Хироцу, и все они просто смотрели, как Дазай возвращается в скромную хижину, которую он называл домом в течение нескольких месяцев. Порт был в лучшем состоянии, чем город, очень немногие транспортировочные контейнеры упали, очень немногие рассыпали товары. Дазай задержался ровно настолько, чтобы добыть немного консервов — особенно крабов, конечно — и запихнуть их в свою сумку, прежде чем, наконец, добрался до одинокого коттеджа на краю территории порта.       Он не был удивлен, обнаружив его целым, несмотря на то, что рушилось довольно много бетонных зданий. В конце концов, старик мог легко усилить дом своей способностью, искажая реальность в соответствии со своими потребностями, несмотря на то, что большая часть его силы была перенесена в Книгу. У него не было ни малейших сомнений в том, что со стариком все в порядке, и он, вероятно, даже не заметил, как вся Йокогама затряслась, как олененок на льду.       Просто нельзя представить, какое удивление он испытал, когда открыл дверь, собираясь грубо поприветствовать старика, что было просто частью их рутины на данный момент, только для того, чтобы застыть при виде крови и распростертого тела Масаоки.       — Эй, оссан, это не смешно, — сказал он с хмурым видом, даже когда его разум начал анализировать сцену, пытаясь найти что-то ненастоящее, что-то неуместное, что-то не совсем правильное, когда он приблизился к телу старика. Информация, которую доставлял ему разум, не была многообещающей, и он чувствовал, как холодное, знакомое оцепенение снова выходит на передний план, поглощая все на своем пути. — Если ты не перестанешь валять дурака, я съем все эти консервы с крабами сам, — нерешительно пригрозил он, рухнув на колени рядом с мертвым человеком, который приютил его и так долго по-своему заботился о нем. — Ты действительно хуже всех, оссан.       Агентство вздрогнуло от того, насколько пустым и унылым был его голос, и от полного отсутствия света в его карих глазах, которые теперь казались более черными, чем любой другой цвет. Мафиози, с другой стороны, просто сжимали челюсти и кулаки. Большинство из них встречались с этой стороной Дазая, и им было нелегко увидеть ее снова, даже если они знали, что она была там все время, просто скрыта под некоторыми очень убедительными масками.       Дазай подпрыгнул, когда Книга внезапно начала общаться с ним, более четко, чем когда-либо прежде, слова теперь были почти полностью слышны, произнося О-П-А-С-Н-О-С-Т-Ь сдавленным, далеким, почти непонятным шепотом, но все еще так отчетливо похоже на слова человеческой речи, чего она никогда раньше не могла делать.       "Я понял".       — О, пошел ты!       К счастью для Йосано, на этот раз Дазай не оставил свои мысли при себе.       "Масаока-оссан перенес остаток своей силы в Книгу, сделав ее более могущественной, чем когда-либо... И он сделал это после того, как кто-то нашел его из-за Книги, ради того, чтобы найти ее и использовать в своих собственных целях, вероятно, так же, как они использовали бы самого Масаоку-оссана, если бы он позволил им сохранить ему жизнь. Поэтому он вместо этого убрал себя из уравнения, но сделал Книгу более мощной, а значит, и более опасной... Я знаю, что мне теперь нужно делать."       — Мне не нравится, к чему все это клонится, — признался Танидзаки, и никто не смог ему возразить.       У всех них было чувство, что им не понравится, к чему это приведет.       Тем не менее, они были так же беспомощны, как и всегда, когда наблюдали, как Дазай изо всех сил пытается перенести Масаоку на его койку, укладывает его на спину, сложив руки на животе и почтительно прикрыв лицо тканью. Затем Дазай включил плиту — газовую, которая использовалась как для обогрева, так и для приготовления пищи осенью и зимой — и вышел, чтобы взять немного топлива из близлежащих транспортных средств в порту. К тому времени, как он вернулся, он буквально чувствовал запах взрывоопасности в воздухе коттеджа. Он бросил туда емкость с горючим, отскочил назад, бросил Книгу перед собой и наблюдал, как вспыхнула искра, и половина здания взорвалась, начав гореть в бушующем аду. Книга приняла на себя урон, когда Дазай приземлился вне досягаемости пламени и жара, все еще делая несколько кувырков назад, пока не убедилась, что он в безопасности; Книга буквально последовала за ним, зависнув в воздухе, прежде чем просто упасть на землю. Меньше чем через час от деревянного коттеджа ничего не осталось.       Дазай некоторое время наблюдал за пламенем, пока что-то красочное не привлекло его внимание краем глаза. Он почти сразу узнал ситцевую кошку, которая пыталась помочь ему перед его короткой выходкой в приюте. Она издала печальное мурлыканье, прежде чем резко оглянуться. Когда Дазай сосредоточил свой слух, он тоже смог едва различимо расслышать вой сирен вдалеке.       Кажется, пришло время уходить.       Когда он собирался положить Книгу в рюкзак, он остановился, увидев руководство для самоубийц в твердой красной обложке, которое дал ему Масаока. Зная, что Книга теперь еще более опасна, чем раньше, он не мог рисковать, что ее когда-либо заберут, поэтому он сорвал обложку с руководства по самоубийству и вместо этого использовал ее, чтобы спрятать Книгу. К его удивлению, Книга... соответствовала маскировке, немного уменьшившись в размерах и выглядя тоньше.       "Что ж, это неожиданно".       — Дурацкое руководство по самоубийству — это Книга!? — Взорвался Куникида, уже пытаясь вырвать свои волосы.       — Ха, — протянул Мори. — Мне было интересно, что он сделал с Книгой, поскольку я точно знаю, что не нашел ее у Дазай-куна, когда мы встретились.       — Я предполагаю, что это то, что будет дальше? — Спросил Фукудзава, но Мори отмахнулся от него.       К счастью, им недолго пришлось гадать, потому что довольно скоро сцена перед ними изменилась, и, похоже, с момента землетрясения прошло пару недель. Во многих частях города все еще шла интенсивная реконструкция, но, похоже, жизнь более или менее вернулась в нормальное русло, и люди больше даже не упоминали о землетрясении.       Дазай, однако, не мог перестать думать о землетрясении, смерти Масаоки, новой силе Книги и о том факте, что кто-то знал о ней и искал ее. И этот кто-то был достаточно смел и безжалостен, чтобы убить за нее.       Поскольку Книга стала опаснее, чем когда-либо, а у Дазая не было хорошего способа обезопасить ее, он знал, что у него нет другого выбора.       Ему показалось забавным, что Масаока с таким же успехом мог дать ему цель для его еретического существования, возможно, даже не осознавая этого.       — КАКОГО ХРЕНА!? — Агентство, Чуя, Хигучи, Тачихара и даже обычно довольно тихий Акутагава — все закричали, когда поняли, что Дазай стоит на вершине моста с рюкзаком, полным тяжелых камней, который он нес с удивительной грацией для такого долговязого подростка, больше сосредоточенного на скорости и ловкости, чем на реальной силе, и крепко сжимает в руках Книгу в красной обложке. Нет, даже не просто сжимая. Дазай знал, что его конечности потеряют силу, когда он умрет, поэтому он крепко прикрепил Книгу скотчем к себе.       Дазай был единственным, кто мог уничтожить Книгу, тем самым потенциально спасая мир от хаоса и бедствий, которые могут возникнуть, если она попадет не в те руки. Это не было благородным поступком с его стороны; он был не уверен, сможет ли вообще заставить себя наплевать на мир, который никогда не давал ему ничего хорошего с тех пор, как он родился. Нет, именно слова Мацуки-сан о гордости и чести его семьи побудили его захотеть умереть «благородной» смертью, смертью, достойной имени, которое дали ему родители, даже если он так долго не был Цусима Сюдзи.       Более того, если он собирался оставить этого мальчика, так и не найдя его и не убедившись, что с ним все в порядке, он собирался сделать это ради «высшего блага», каким бы оно ни было.       Чуя, как всегда, дернулся и выглядел недоверчивым из-за того факта, что он, по-видимому, жил без арендной платы в сознании Дазая с восьми лет, даже если к четырнадцати Дазай едва помнил, как он выглядел.       Кроме того, даже казалось, что это то, чего хотела бы Книга. В конце концов, именно она создала Дазая таким образом, что он, возможно, однажды сможет ее уничтожить. Только его прикосновение может разрушить всю ее непобедимость, сделав ее уязвимой для остального мира так, как никогда раньше. Таким образом, единственным способом уничтожить Книгу и избавить этот мир от потенциального хаоса было уничтожить Дазая Осаму — бывшего Цусиму Сюдзи — вместе с ней.       Он выбрал утопление, поскольку это был способ с наименьшей вероятностью причинить неприятности другим. У этой реки было сильное течение, и она впадала прямо в залив Йокогамы. Даже после того, как веревки сгниют или его тело станет слишком скользким, чтобы освободиться, его унесет в залив Йокогамы или в открытое море, прежде чем он успеет причинить кому-либо неприятности. К тому времени бумага, из которой сделана Книга, будет давно уничтожена, и ему больше не придется беспокоиться. Никому не придется. Ткань реальности, наконец, будет защищена от вмешательства некомпетентных человеческих рук.       И Дазай, наконец, освободился бы от этого мира и этой жизни, которые просто не стоили того, чтобы жить из-за того количества боли, которые причиняли, и оцепенения и пустоты, которые только все дальше и дальше распространялись внутри него.       — Где, черт возьми, Нацумэ-сэнсэй? — Рявкнул Фукудзава, запаниковав, когда увидел, что четырнадцатилетний Дазай начал наклоняться вперед, опираясь на перила моста, к воде. — Он был с ним в последнем видении!       — Должно быть, Дазай бросил его, — ответил Ранпо, нахмурившись. — Он знал, что любой нормальный человек остановил бы его. Даже отморозки жалеют детей, — сказал он, бросив взгляд на Мори, который пристально наблюдал за происходящим.       Как по команде, высокий голос завизжал.       — Смотри, Ринтаро! Этот глупый мальчишка пытается летать!       — Элиза-чан, что...       О-П-А-С-Н-О-С-Т-Ь       Четырнадцатилетний Дазай резко открыл глаза и отвел их в сторону, увидев, как маленькая девочка бросилась за ним. Крепче прижав Книгу к себе, он нырнул с головой, желая убедиться, что утонет в воде и не умрет слишком быстро, чтобы Исповедь неполноценного Человека не выпустила Книгу из ее всеохватывающей, сводящей на нет хватки. Однако он вздрогнул, когда маленькая блондинка со странным мужчиной в белом лабораторном халате схватили его за ногу, остановив его падение всего за секунду, прежде чем девочка исчезла во вспышке яркого, почти бело-голубого света.       — Элиза-чан! — Было последним, что он услышал, прежде чем стал быстро погружаться в глубины реки.       Видение не показало, как тонет Дазай, вместо этого оно сфокусировалось на контуженном Мори.       — Нейтрализатор? Нет, этого не может быть... Не так ли?.. Что ж, я определенно собираюсь это выяснить! — Без колебаний Мори-из-прошлого сбросил пальто и прыгнул, нырнув вслед за мальчиком.       — Никогда бы не подумала, что ты такой бесстрашный, старик, — проворчала Йосано, но Мори на этот раз не стал драматизировать, насколько его задело такое замечание. Вместо этого красновато-фиолетовые глаза были сосредоточены на его прошлом "я", когда он нашел маленького Дазая и понял, что он слишком тяжелый для такого худенького мальчика. Он быстро понял, что проблема была в рюкзаке, и в течение секунды скальпель перерезал кожаные ремни, заставив Дазая всплыть, почти позволив течению унести его, как мальчик в конечном итоге и планировал, но Мори поймал его, обхватил одной рукой и быстро потащил их обоих к поверхности. Мори хватал ртом воздух, когда он, наконец, стал доступен ему, огляделся, прежде чем направиться к ближайшему берегу. Течение отнесло их примерно на пятьдесят метров от моста, с которого они спрыгнули, но это было нормально. Как только он убедится, что состояние мальчика стабильное, он найдет способ вернуть Элизу и попросить ее забрать его вещи.       Когда они наконец оказались на твердой земле, Мори едва отдышался, прежде чем начать реанимацию, чтобы мальчик снова задышал.       — Извини, что испортил тебе день, но я не зря был лучшим в своем классе, — сказал Мори с безумно-радостной ухмылкой, когда не прошло и минуты, чтобы подросток откашлялся от воды из легких, прежде чем снова впасть в бессознательное состояние, дыша затрудненно и не совсем правильно, но все еще ровно. Мори рухнул на стул рядом со своим пациентом, пытаясь восстановить свое дыхание. Ему повезло, что для реанимации мальчика не потребовалось искусственное дыхание рот в рот; он не был уверен, что в его собственных легких достаточно воздуха для этого.       Теперь Чуя свирепо смотрел на бывшего доктора, который, казалось, по-прежнему этого не замечал. Мори наблюдал, как Элиза снова появилась перед ним, отправившись за его пальто. Вместо того, чтобы завернуться в это, он накрыл забинтованного мальчика, вздрогнув, когда Элиза снова исчезла. А затем он рассмеялся, по-настоящему леденящим душу звуком, когда понял, что только что обнаружил.       И так жизнь четырнадцатилетнего Дазая Осаму изменилась навсегда.